Текст книги "Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)"

Автор книги: Жанна Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

– Варя! – радуется Максим и пытается встать. Но это у него не получается.

– Подонки! – огорченно говорит Игорь. – А я? Друзья называется!

– Догоняй! – любезно приглашает Вовка, плюхаясь на второе кресло у столика.

– Проблематично! – Игорь чешет затылок. – Я от вас часа на три отстаю.

– Два с половиной, – серьезно уточняет Максим и с большим трудом добавляет. – У меня все под контролем.

– Ну, Варька, – смеется Сашка. – Обоих заберешь или кого-то одного?

Злость, почти бешенство, радость, что все в порядке, обида на обоих – всё смешалось в один крепкий коктейль.

– Пошли к черту! – гордо говорю я глупо улыбающимся «соперникам». – Оба!

Мой царственный выход из квартиры портит пустая бутылка, об которую я запинаюсь у самого порога.

– Ну что? – Игорь разводит руками. – Сами виноваты. Принцесса достается мне! Всем пока!

– Ты что тигров дразнишь?! – нападает на Игоря Сашка, когда мы уже уезжаем от Вовкиного дома, бросив там совершенно пьяных Быстрова и Зорина.

– Месть! – хищно улыбается Игорь и по-детски рисуется перед нами. – Щепотка соли на рану ревности.

– Злишься на них? – мягко спрашиваю я, не удержавшись от смеха.

– Завидую, – вздыхает Игорь, выруливая на перекресток.

Глава 49. Настоящее. Воскресенье (день, вечер, ночь). Дружба.

У богача есть сотрапезники и прихлебатели,

у человека могущественного – придворные,

у человека действия – товарищи,

они же – и его друзья.

    Андре Моруа

    Друзей очерчивайте круг.

Не раскрывайте всем объятья:

Порой размах широкий рук

Весьма удобен для распятья.

    Георгий Фрумкер

– Куда везти? – спрашивает Игорь, глядя на меня в зеркало заднего вида. – К бабушке или к вам с Максом?

Первым моим порывом было вернуться домой к бабе Лизе и запереться там, вынашивая планы мести мужу. Но что-то во взгляде Игоря меня остановило. Было в нем что-то подсказывающее, обнадеживающее, дающее уверенность в том, что всё будет хорошо.

– Варька! – Сашка оборачивается ко мне с переднего сидения. – Не вздумай обижаться на этих дураков! Это было так мило!

– Мило?! – возмущаюсь я, не ожидая такой неадекватной реакции от подруги. – Чудесно! Бросил меня, напился с Вовкой. А между тем, хотел отправить меня на дачу к родителям, чтобы заняться делами, из-за которых вся эта котовасия и началась!

– Варька! Вовка – лучший друг, влюбленный в жену друга. Это само по себе испытание для любого мужчины. Будь ты подогадливее, этот любовный треугольник разомкнулся бы много лет назад.

– Подогадливее?! – меня драконит от досады и на себя, и на моих «заботливых» друзей. – А кто мне «помогал» не догадаться столько лет?!

– Уф! – удивленная моим отпором говорит Сашка, но тут же снова отважно идет в наступление. – Мы тоже дурака сваляли. Все. Если бы ты между ними хотя бы выбирала... Но вы с Максом так погрузились во взаимную влюбленность, ревность и сомнения, что у Вовки совершенно не было никакого шанса. Это понимали все, кроме Максима. Да вашей ревностью мини-электростанцию питать можно было и тогда, и сейчас!

– Мне всегда казалось, что я люблю в одного, – смутилась я, встречаясь в зеркале с внимательными глазами Игоря. А Вовку я... правда, не почувствовала, не увидела.

– А Макс все чувствовал и видел, – Сашка почти подпрыгивает от напряжения. – И боялся. Боялся перейти вам дорогу.

– Почему? – спросила я у Сашки и глаз Игоря.

– Сомнения ревнивого мужчины, – просто говорит Игорь и по-дружески весело подмигивает мне, хотя следующие его слова веселья не предполагают. – Ты хоть представляешь себе, что такое настоящая мужская дружба? Тут всего два выхода: либо остаться без друга, либо без любви.

– И он решил остаться без друга? – формулирую я понимание ситуации словами Игоря.

– Не он. Так решил Вовка, – Сашка виновато пожимает плечами. – И не признался, и уехал, и вернулся. Всё сам. Без чьей-либо помощи.

– Поэтому и разруливать пытается сам, – усмехается Игорь. – Уж как получается...

– А тут еще Настя, наша ссора... – бормочу я. – Как всё запуталось!

– Да ничего не запуталось! – не соглашается Сашка. – Наоборот! Всё как раз распутывается! Вовка приехал, признался. Один груз с души у всех свалился. Вот скажи, подруга, представим (тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо!), что Макса ты не прощаешь и расстаешься с ним. Ты с Вовкой будешь? Сможешь?

Закрываю глаза. Вовка. Широкие плечи, светлые кудри, веселые глаза, ободряющая улыбка. Вот его сильные руки обнимают меня, прижимая к входной двери. Вот он целует меня. Крепко, глубоко, по-настоящему страстно. И что? И ничего. Ничего, кроме досады и щемящего чувства потери друга.

– Нет. Не смогу, – киваю я Сашке и глазам Игоря.

– Что и требовалось доказать! – тихо, почти шепотом, торжествует Сашка. – Значит, всё идет правильно.

– Странно, – всё равно возражаю я. – Максим не мог провести со мной воскресенье, так много дел было. А тут... Напился с Вовкой.

– Да, – смеется Сашка. – А я рада, что так выруливается. За бутылочкой, по-дружески. Авось, и не убьют друг друга.

– Теперь не убьют. Смысла нет. Варька Макса любит. Это понятно всем, даже Зорину, – убедительно говорит Игорь, останавливаясь у моего подъезда, и неожиданно восхищенно восклицает. – Нет! Я ему завидовать начинаю. Это ж сколько энергии и глупости в одном человеке?!

У подъезда возле белого кадиллака стоит Ермак. Я забыла, какой он высокий и внушительный. Легкий летний костюм сливочного цвета. Букет каких-то милых сиреневых цветов.

– Да, Варька! – тянет не менее удивленная Сашка. – Лерка нервно курит в сторонке. Это что ж за напасть-то такая? Слушай, может, ты практикой вуду занялась?

– Почему вуду? – огрызаюсь я, искренне и всем сердцем почти ненавидя упорного Кирилла.

– Так все на тебе рехнулись просто! – иронизирует Сашка, выходя из машины. – Пока Макс с Вовкой дружбу пропивают, тут еще один влюбленный приворожен.

– Я никого не привораживала, – фыркаю я, злясь и на Сашкину иронию, и на неуместную настойчивость Ермака. Меня неожиданно осеняет мысль, а что если...

Я выскакиваю из машины и бегу навстречу баскетболисту так быстро, словно мы с ним ведем борьбу за мяч.

– Варя! – радостно улыбается Ермак, демонстрируя чудесные ямочки на щеках. – Я вас жду уже почти час.

– Ты тоже дворецкий?! – грозно наступаю я на молодого человека, растерянно опустившего руки. – Признавайся!

– Признаваться в чем? – не понимает меня Ермак. – Что значит дворецкий?

Продолжая пыхтеть от негодования, я снова наступаю, задрав голову:

– С кем ты сговорился? С Максом? С Константином Витальевичем? С Настей? С Юлией?

– Сговорился? – Кирилл меня совершенно искренне не понимает или обладает потрясающим актерским талантом, достойным какой-нибудь театральной премии.

– Какие милые цветочки! – щебечет Сашка, забирая букет у онемевшего от моего напора Кирилла. – Спасибо! Варвара вам очень благодарна за внимание и за... цветы! Хорошего дня!

– Я... – начинает говорить Ермак, с опаской поглядывая на вышедшего из машины и медленно идущего к нам Игоря. – Просто хотел спросить, не нужна ли какая-нибудь помощь? Вот. Еду к Маше и вашим родителям на дачу.

– Замечательно! – радуюсь я, придумав план мести мужу. – Подожди меня немного, я соберусь и поедем вместе.

– Варя, – шипит Сашка предупреждающе.

– Варя, – букет из Сашкиных рук Игорь вытаскивает быстрым рывком и возвращает Кириллу.

– Мой букет! – возмущаюсь я, отталкивая Игоря и забирая цветы обратно. – Я еду к родителям на дачу. Меня сестра просила. Я обещала.

– Охота пуще неволи, – усмехается Игорь. – Разреши хоть чашечку кофе испить с дороги, Варвара Михайловна.

– Конечно! – радушно приглашаю я всех.

Встретившись взглядом с Игорем, Ермак, уже было сделавший шаг в сторону подъездной двери, отступает и нехотя говорит:

– Я в машине подожду, Варя, – и, словно дразня Игоря и Сашку, добавляет. – Сколько нужно, столько и подожду.

– Тебе мало приключений на твою... задницу?! – грубит и беснуется Сашка. – Ничтожно жалкая месть! Тебя когда Макс прибивать приедет, я тебя держать буду. Еще и ремень ему подам!

– Нормальные отношения жениха и сестры невесты, – огрызаюсь я снова.

– Это ненормальные отношения, – возражает Сашка, выхватывая из моих рук турку, и начинает сама варить кофе.

– Нашел же он время напиться, – продолжаю капризничать я, действительно чувствуя детскую обиду на мужа. – Я нашла время на общение с Мышильдиным женихом.

– Варь, без обид, – Игорь садится на барный стул и облокачивается на барную стойку. – Не от тебя ли я слышал что-то там про использование людей в своих целях? Тебя нравится Ермак? Серьезно?

– Я волновалась! – бешусь я. – Я всего себе надумала. А он... Водку пьет! Это разве выход?

– Не выход, – смеясь, соглашается Игорь, кивком благодаря Сашку за поданную чашку кофе. – Это скорее... вход.

– А знаешь, подруга, – акцентируя мое внимание на слове «подруга», подключается к разговору неугомонная Сашка, – Я понимаю Макса. Если он так торопился заняться делами, но всё забросил ради Вовки, значит, чего-то стоит эта наша дружба и ваша любовь?

– Не думаю, – продолжаю вредничать я, получая свою чашку свежесваренного напитка.

– А вот зря! – саркастически замечает Сашка. – Думать, Быстрова, занятие полезное даже для тебя! И так всё вокруг тебя вертится! Я бы Максу премию какую-нибудь от ассоциации мужской солидарности дала. Даже у меня на тебя терпения не хватает! Да он святой!

– Сектанты! – грустно шучу я, почти сдавшись и совершенно не обидевшись на Сашку. – У вас всё, что делает Максим, – правильно и нужно.

– Не всё, – мягко возражает Игорь. – Многое он делает совершенно неправильно. Я бы сделал по-другому. Но у меня нет такой ответственности перед тобой, Натальей Сергеевной. Любовь всегда всё портит. По себе знаю.

Сашкины глаза вдруг наполняются глубокой, вполне осязаемой грустью, и она, положив руку на руку Игоря, говорит ему внезапно дрогнувшим чужим голосом:

– Ты прав. Любовь всё портит.

– Но как от нее отказаться? – подмигнув, снова шутит Игорь и подносит Сашкину руку к свои губам.

– Я опять чего-то не знаю? – подозрительно смотрю на своих друзей. – Чья любовь всё портит? И что всё?

– Настоящая любовь способна испортить всё, даже жизнь, – философствует Сашка. – Но, наверное, только ради нее и стоит жить.

– Ладно, девчонки, – Игорь встает и ставит чашку. – Мне надо этих дураков в чувство приводить. Макса вывезти оттуда. С машиной его что-то решить. Может, всё-таки не поедешь с Ермаком, Варя? Я бы на месте Макса расстроился. Всё шито белыми нитками. Мышильду твою Ермак этим тоже обижает. Хотя она и не догадывается пока. Про сестру подумай.

 – Мне все равно к родителям надо, – вздыхаю я. – Ты занят, Сашке к Ваньке ехать. А у меня разговор к Рите. Я Машке обещала.

– Есть такси, – не сдается Сашка.

Игорь целует нас и идет к дверям:

– Трубки берите все, чтобы новых волнений не было.

Когда Игорь уходит, Сашка просительно говорит:

– Варька! Не дури! Не надо этому... Кириллу потакать. Самой же потом расхлебывать. Это и по отношению к нему нечестно, если уж на то пошло.

Я кидаюсь к двери и быстро выбегаю в подъезд. Почему-то мне вдруг становится особенно важно, чтобы Игорь знал, что он прав и что я не буду подыгрывать Ермаку в его фантазиях. Выскочив на пустую площадку, понимаю, что Игорь уже уехал на лифте. Я почти возвращаюсь в квартиру, когда слышу негромкий голос Игоря, стоящего на лестничной клетке этажом ниже.

– Да, Макс. Всё в порядке. Твой мерс отгонят через полчаса мои ребята. Во дворе уже стоит синий рено. И документы, и ключи в бардачке. Раньше, чем отгонят, не выходи. Встречаемся через час у меня. Да в порядке все с Варей. Она сейчас с Сашкой. Сам понимаю, что ей лучше быть дома. Еще бы она понимала... Да не спорю я с тобой!

Сказать, что я в шоке – ничего не сказать. Несколько минут я хватаю ртом воздух, словно мне нечем дышать, как рыбе, вытащенной на берег. Как?! И это часть какой-то сложной и не понятной мне комбинации? Стою, застыв и боясь, что громкий стук моего вышедшего из-под контроля сердца услышит Игорь. Звук стускающегося по ступенькам. Звук хлопнувшей двери. Тишина.

И именно в этот момент, вместе с наступившей тишиной, на меня мощным потоком обрушивается осознание: я люблю его, люблю так сильно, что бесконечно верю, – всё, что он делает, он делает для меня, для нас. Значит, по-другому было нельзя. Значит, именно так правильно, даже если это и не кажется таковым. А самое главное, даже если таковым не является. И я либо верю и жду, либо мы должны расстаться навсегда. А я никогда с ним не расстанусь.

Максиму нужно, чтобы кто-то был уверен в том, что он на время вышел из строя. Этот кто-то должен быть обманут. Так надо. Значит, я продолжаю себя вести так, как вела бы, смертельно обидевшись на мужа.

Прости, Ермак! Прости, Мышильда! Где же мое стойкое и благородное убеждение, что использование ситуации в своих целях – часть манипулирования людьми? Я впервые за двадцать девять лет сталкиваюсь с обстоятельствами, которые не могу не то что преодолеть, но и объяснить. И если мои любовь и дружба не выдержат этого испытания, то грош им цена!

Огорченная и тоже, получается, обманутая мною Сашка помогает мне собраться на дачу.

– Я тебя защищать перед Максом не буду! – клянется Сашка, положив руку на мою спортивную сумку.

– И не надо! – уверяю ее я. – Всё будет хорошо. Разберемся.

– Да? – с сомнением спрашивает Сашка, удивляясь моему спокойствию. – Ты меня пугаешь. Ты давай там, не выдумывай себе ничего лишнего! Подумаешь, муж напился!

Я вспоминаю слова Максима об искренних эмоциях, которые трудно сыграть, и начинаю понимать, что он имел в виду.

– Ты с ночевкой или сегодня вернешься? – спрашивает Сашка, провожая меня к машине Ермака и доставая из сумочки ключи от своей.

– Не знаю, – често пожимаю я плечами. – Но оставаться на ночь мне бы не хотелось. Я в город хочу вернуться.

К Максиму. Хочется мне добавить, но я не добавляю.

– Без проблем, – широко и довольно улыбается Ермак. – Моя машина к твоим услугам.

Сашка закатывает глаза и осуждающе смотрит на меня, прежде чем чмокнуть в щеку.

– Созвонимся! – обещаю я подруге.

Не добившись от меня ответа ни на один из вопросов, Ермак угрюмо смотрит вперед и теперь молча ведет машину. Только въехав в дачный поселок, настойчивый мужчина задает еще один вопрос:

– Варя! Я действительно тебе неинтересен? Совсем?

– Только если ты дворецкий, – отвечаю я ничего не понимающему Ермаку.

Мышильда встречает нас у самых ворот, не дожидаясь, когда мы въедем во двор. Подскочив к двери водителя, она на ходу открывает ее и кидается на шею Ермаку.

– Ура! Вы приехали!

Сердце сжимается от любви к младшей сестренке. Проблема под названием «Ермак» становится не только навязчивой, но и болезненной.

– Как дела? – осторожно спрашивает папа, ждущий нас на крыльце.

– Прекрасно! – быстро целуя его в сухую щеку, отвечаю я. – Как Рита?

– Недомогает, – ворчит отец, пожимая руку Ермаку. – Она в своей комнате.

– Рита? – тихонько скребусь в ее дверь. – Можно?

Постояв пару минут и не дождавшись ответа, я открываю дверь. Рита сидит в кресле у большого окна и смотрит на свое детище – огромный цветник, яркий, пышный, радующий глаз. Но глаза у нее нерадостные.

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно начинаю я разговор. – Что-то болит? Может, врача?

– Врача? – спокойно переспрашивает Рита, глядя на меня сухими глазами. Странно, глаза сухие, но заплаканные. – Зачем? Я не больна. Я устала.

Я глажу Риту по плечу, не зная, что ответить, и она вдруг хватает мою руку, прижимает к себе и шепчет горячо, надсадно:

– Я так устала бояться. Устала ждать, что всё вскроется. Устала ждать, что Валентина приедет и заберет Машу. Чего боишься, то и случается...

– Нет! – не соглашаюсь я, садясь на корточки возле кресла. – Еще ничего не случилось. Да. Мам... Валентина приехала. Но она не заберет Машу. Как можно забрать взрослую женщину? Маше двадцать два. Ты ее вырастила. Она твоя. Она наша.

– Она нас не простит. Меня не простит, – не отпуская мою руку из своих цепких рук, бормочет Рита. – А как я без нее жить буду?

– Что за глупости! – глажу я Риту по голове второй свободной рукой. – Что за фантастический сценарий? Машка узнала про Валентину и побежала к той жить? Сама-то веришь в это?

Рита выпускает мою левую руку и обхватывает обеими руками свою голову, начиная слегка раскачиваться из стороны в сторону.

– Я клянусь тебе! – я встаю возле окна и бездумно, не различая красок, смотрю на Ритины цветочные шедевры. – Я клянусь, что от меня и отца Маша ничего не узнает! И если ты не хочешь, мы можем всю жизнь это скрывать. Мы справимся!

– Я не хочу, – тоненько, как-то жалко говорит Рита. – Я не хочу всю жизнь носить этот груз. Но и сказать я не могу. Не могу. Боюсь.

– Что делать нам? – развернувшись от окна и хватая Риту за плечи, спрашиваю я. – Чем тебе помочь? Не может же так продолжаться вечно? Машка напугана. Думает, что ты так против ее жениха протестуешь.

– Я не знаю... – Рита бессильно опускает руки. – Конечно, надо собраться. Надо. Я соберусь. И что-то решу. Спасибо, Варя.

Я иду в папин кабинет, раздавленная виной. Рита сказала «спасибо» мне. Мне, сломавшей ей жизнь своим упрямым любопытством... Папа был прав. Я узнала – и кому теперь легче? А Наталья Сергеевна, которую так отчаянно защищает Максим? Я остро начинаю ощущать его беспокойство за мать и впервые в жизни соглашаюсь со сторонниками теории «незнания». И пусть этих самых сторонников называют склонными к самообману, блаженной умственной немочи, правы и Михаил Аронович, и баба Лиза, и Максим: знание – это ответственность.

Через верандное окно вижу во дворе Мышильду, бегающую вокруг Ермака и что-то ему говорящую, похоже даже поющую. Кирилл слушает ее рассеянно, внимательно всматриваясь в окна дачи. Вот ведь!

Бегающая, счастливо ничего не знающая Мышильда напоминает мне милое стихотворение современного поэта, найденное на просторах Интернета. Оно длинное, ироничное и очень точное. Я хорошо помню его начало:

Меньше знаешь, крепче спишь

И, закрывши глазки,

Лишь в две дырочки сопишь ,

Видишь сны, как сказки .

На здоровье крепкий сон

Правильно влияет.

И собою нервы он,

Точно укрепляет.

Потому, не нужно знать,

То, что знать не нужно,

Чтобы ночью крепко спать

Счастливо и дружно.

И не стоит нос совать…

Никуда не стоит!

И не нужно нарушать

Личного покоя.

Помни, главное покой.

Он всего превыше.

Вдруг случиться что с тобой

И поедет крыша?

Или сердце защемит?

Всякое бывает.

Помни, очень крепко спит,

Тот, кто меньше знает.  

Отец ждет меня в кабинете. Вместо ожидаемого мною «Ну, добилась своего? Рада?», он спрашивает:

– Как у тебя дела, Варя? Как Максим? Когда нас вдвоем навестите? Мы скучаем.

– Скоро! – обещаю я. – Обязательно. Сейчас у Максима дел много. Разгребет – и сразу приедем. Праздник закатим!

– Дел много, – устало говорит отец. – Я тоже так всегда думал. Дела прежде всего. И что? Жизнь прошла, а дела все я всё равно не переделал... У этих дел ужасная особенность – они накапливаются и не кончаются. А жизнь... кончается.

– Пап, – сиплю я, старательно пытаясь не расплакаться. – Ну что ты говоришь? Тебе всего пятьдесят пять лет! Если не столько же, так лет тридцать-сорок еще пожить обязан. Внуки там... и всё такое...

– Дождешься от вас внуков, – отец открывает ящик своего могучего стола. – Всё делами своими заняты... Может, Машка хоть с этим великаном чего придумают...

– Может, – соглашаюсь я, запланировав убийство Ермака. Вопрос: где спрятать такое большое и точно тяжелое тело?

– Варя, – отец протягивает мне старую ученическую тетрадь. – Я думаю, тебе это надо прочесть. Мама была бы против, но надо ее не послушаться.

Я сажусь за папин стол, а он выходит из кабинета, обрадованный, услышав бодрый голос Риты, зовущий Машку и Ермака пить чай.

На пожелтевших от времени страницах большое письмо. Быстро пробежав глазами первые строчки, я понимаю, что это письмо бабы Лизы моему отцу, своему сыну.

Маленькие аккуратные буковки складываются в слова, за которые мне теперь тоже придется нести ответственность.

Сынок! Я считала себя вправе скрывать от тебя часть своей жизни. Я была неправа. Прости меня, Миша! Многие вещи понимаешь только спустя время. Ты меня уже несколько раз спрашивал о своем отце. И ты никогда не получал ответа на свой вопрос.

Я прошу у тебя прощения, дорогой мой! Ты вступаешь в возраст, который вернет тебя к этому вопросу. И я хочу дать тебе этот ответ. Тебе не станет легче. Станет гораздо тяжелее. Но, надеюсь, убережет тебя от ненужных поисков и ошибочных решений.

Причиной нашего расставания стала болезненная, сумасшедшая ревность твоего отца. Алексей с трудом справлялся с ней в юности и не справился в молодости, когда уже родилась и наша семья, и ты, наш единственный сын. Это практически невозможно – жить в атмосфере постоянных подозрений и чудовищных обвинений. Но я научилась. Правда, научилась. Только ревнивцу не нужен повод: факт измены или мысли о ней. И Алексею это тоже было не нужно. Он жил в мире своих собственных представлений обо мне и моих желаниях. Ради тебя я готова была тоже жить в этом больном, искаженном мире. Мне так казалось. Прости, но я не смогла.

Я отдаю себе отчет в том, что напишу сейчас. Мне очень хочется скрыть это от тебя, и я, скорее всего, так и не отдам тебе это письмо. Но сейчас мне легче: я готова признаться.

Алексей смог продержаться около двух лет. Два года от первого случая до второго. И даже твоя жизнь без отца с матерью-одиночкой не стоит моего для него прощения.

Первый раз он ударил меня в день нашей свадьбы. Свадьба была скромной, на ней было мало гостей. Так мы решили вместе. Вечером к нам пришли мои подружки и мой друг и сосед, твой добрый дядя Миша, Михаил Паперный. Не знаю, что надумал себе Алексей, но, когда мы остались одни, он ударил меня. Сильно, с размахом, по лицу. И ушел. На сутки. Все это время я лежала на кровати и смотрела в потолок, вспоминая самое лучшее в истории нашей любви. Запрещая себе думать об Алексее плохо.

Я знаю, всегда знала, что Миша любит меня. К сожалению, я недостойна такой великой и вечной любви... Господи, пусть и Миша меня простит! Конечно, Алексей все понимал. А Мишино горе нельзя было не увидеть, не почувствовать... Я так боялась потерять друга, что потеряла мужа.

Алексей пришел через сутки. Еще почти сутки он простоял у моей кровати на коленях. И я простила. Прости меня, сынок, что я его простила...

Твой отец продержался больше года. Девять месяцев моей беременности и годик твоей маленькой жизни. Второй раз он ударил меня, когда на моих руках был ты. Причиной стал подарок от Михаила Паперного, всего лишь детская книжка для тебя, мой малыш.

Я понимаю, что не книжка и не Миша виноваты. Но я приняла решение и я никогда его не изменю. Прости, но в моей жизни не было и не будет твоего отца. Никогда. Не будет и других мужчин, потому что я так и не смогла его разлюбить. Наверное, это тоже болезнь.

Сынок, тебе восемнадцать лет и ты вправе знать.

Ради бога, никогда не рассказывай об этом своим детям, которые у тебя обязательно будут. Я живу ради твоего счастья и счастья своих внуков, до которых надеюсь дожить.

Я не знаю, отдам ли тебе это письмо. Но мне стало легче, когда я его написала.

И еще. Михаил Аронович. Прошу тебя, даже если весь мир узнает – он узнать не должен.

Мама. 25 апреля 1982 года.

– Когда? – спросила я появившегося в кабинете отца. – Когда ты прочел? В восемьдесят втором?

– Нет, – отец подошел ко мне и прижал мою голову к себе. – Год назад. Эту тетрадь нашел Максим, когда перебирал мамины бумаги, документы. Помнишь, ты его попросила сама? Говорила, что у тебя нет сил это сделать?

– Я помню, – шепчу я, целуя папину руку. – Мне так жаль...

– Знаешь что, Варёнка? – говорит папа, в ответ целуя обе моих руки и вспомнив мое детское прозвище, которое сам и дал мне за маниакальную любовь к вареной сгущёнке, которую когда-то варил для меня, в магазинах ее еще на продавали.

– Что? – спрашиваю я, шмыгая воспаленным носом.

– Раз она не порвала, не сожгла, не выбросила, значит хотела, чтобы я когда-нибудь прочел. И вот я прочел, – папа поднимает меня со стула и прижимает к себе.

– Что чувствуешь? – задаю глупый, но нужный вопрос.

– Сначала боль и бешенство. Желание убить этого человека. А потом... разочарование. И в нем, и в себе.

– Ты совсем на него не похож! – горячо убеждаю я. – Ты строгий, но не жестокий.

– Я два раза обещал тебя выпороть, – шепчет отец моей макушке.

– Три, – шепчу я и улыбаюсь его шее. – Но не выпорол же.

Мы долго стоим обнявшись, словно отец хочет восполнить то время, когда этого не делал.

– Зачем мне дал прочесть? – мне это очень-очень важно.

– С недавнего времени я просто боюсь от тебя что-либо скрывать, – ворчит папа и треплет мои кудри, чего не делал лет пятнадцать.

Мы долго пьем чай впятером. Рита привычно суетится, чем радует всех нас несказанно, и смущает Ермака. Оживленная Рита устраивает дегустацию всевозможных вариантов любимого Мышильдой абрикосового варенья: с косточками, без косточек, с апельсином, с грецким орехом, с бренди (о! папа счастлив!), с киви, с миндалем. Подросший Коко трется о наши ноги и выпрашивает лакомство.

Я наблюдаю за всеми и тихо радуюсь своему счастью. Даже противный Ермак мне не мешает наслаждаться вечером в кругу моей семьи. Жалею только, что со мной нет Максима. Для вездесущего баскетболиста, свалившегося мне на голову, как самый нежеланный подарок на день рождения, я даже речь придумала. Надо выкроить момент и прошипеть ему на ухо (если дотянусь!): «Или оставь мою семью и меня в покое, или ...» Со второй частью после второго «или» у меня пока проблема. Любая страшилка на его голову кажется мне недостаточно страшной.

– Переночуешь? – с надеждой спрашивает меня Рита и огорченно вздыхает, когда я отрицательно мотаю головой.

– А ты? – огорченная мордашка сестры обращается к Ермаку.

– А меня кто отвезет? – спрашиваю я Мышильду. – Мне в город надо. Могу, конечно, такси вызвать...

– Не надо такси! – Ермак тут же встает в стойку. – Я отвезу. Я обещал.

Попрощавшись с родителями и расстроенной Машкой, уныло ковыряющей ложечкой в розеточке с вареньем, я почти бегом отправляюсь к машине.

Обратный путь тоже проходит в молчании. Вторая часть угрожающей реплики так и не придумана. Ермак несколько раз пытаеся что-то сказать, но, наткнувшись на мой злобный взгляд, не говорит.

Залетев в квартиру, я звоню сначала Сашке и зову их с Леркой в клуб Игоря, потом отправляюсь в душ. Долго стою то под прохладными, то под горячими струями воды и плачу по бабе Лизе. Я узнала твою тайну, бабушка. И твоя тайна сделала меня, твою любимую внучку, сильнее. И как бесконечно прав Михаил Аронович! Исправить можно всё, кроме смерти. Значит, будем исправлять!

Такси подвозит меня к клубу «Лисий хвост» около десяти вечера. Девчонки уже тут. По моей задумке мы не предупреждали Игоря о своем приходе. Мой план обязательно предусматривал этот пункт.

Заказанный мною столик находится в дальнем углу большого зала со сценой. Высмотрела я его на плане на сайте клуба, когда разрабатывала операцию. Зал просматривается как на ладони, а сам столик укромный, скрытый от большинства глаз. Главное, прекрасно видны входы в отдельные кабинеты. Лерка, по моей просьбе, при полном параде: прозрачные лодочки, потрясающей красоты платье с запахом из переливающейся в свете ламп серо-голубой тафты и вечерний макияж, превращающий Лерку в инопланетную принцессу. Сашка в коротком черном платье, на сумасшедших шпильках и с новой укладкой, делающей ее красивое живое лицо скульптурно правильным.

– Варька! – восхищенно восклицают подруги, четырьмя вытаращенными глазами разглядывая меня с ног до головы. – Красота какая!

– Какая-какая! – довольно ворчу я, с удовольствием разглаживая на коленях своё зеленое платье под горло с абсолютно голой спиной. – Нарядная! Вы приглашены на мой повторный день рождения! Раз первый не получился. Пьянка на даче не считается. Гуляем сегодня!

– Какие у тебя глаза! – причитает Сашка, пораженная моим черно-зеленым смоки.

– Ведьминские! – подтверждает впечатление Лерка, ласково мне улыбаясь. – Не заколдуешь нас?

– Как пойдет! – довольно трясу я головой, не боясь растрепать красиво уложенные кудри. Первый раз меня укладывала не Ирина.

– В чем суть плана? – интересуется Сашка, отправляя в рот оливку из бокала с мартини.

– Суть позже, – клятвенно обещаю я и заговорщески шепчу. – Сейчас вас в слепую использовать буду.

– Круто! – так же таинственно шепчет Сашка. – Всегда мечтала. Какие инструкции?

– Первое. Выяснить, есть ли в клубе Игорь. Придет ли сегодня, – от этого зависят остальные пункты.

– Три минуты! Засекайте! – Сашка, встав и пригладив платье, отправляется в бар.

Через две минуты и пятнадцать секунд она возвращается за столик в сопровождении самого бармена, высокого брюнета с симпатичной благородной бородкой и интеллигентными усами. Бармен подобострастно смотрит на Лерку и несет поднос с коктейлями.

– Игоря сегодня нет и не будет, – докладывает агент Сашка. – Я уложилась?

– Ты молодец и превзошла мои ожидания! – смеясь, хвалю я Сашку. – Я так и думала. Задача слегка усложняется. Надо очаровать вот эти два столика, нет, лучше все четыре.

Я показываю подругам на стоящие справа и слева столы, заполненные в этот воскресный вечер шумными компаниями.

– Семнадцать мужчин, – сообщает Сашка, пригубив бокал. – Не перебор, Варюха? Тебе шоу до омона? Или так обойдемся?

– До омона перебор, – соглашаюсь я, постреливая томным заинтересованным взглядом по сторонам и уже собирая ответные.

– Без драки не получится, – сомневается Лерка, хлопая потрясающими ресницами, оттеняющими ее серо-хрустальные глаза. – Сама полный парад заказала. Я даже ресницы накрасила.

– Стоп! – догадывается Сашка. – Тебе надо, чтобы вызвали Игоря?

Улыбаюсь и киваю.

– А позвонить и позвать? – наклоняет голову Лерка.

– Не вариант, – улыбаюсь я высокому блондину в черной рубашке и белых джинсах, приклеившему ко мне внимательный взгляд. – Должен прилететь сюда в волнении и...

– И не один! – заключает Сашка, откидываясь назад и с удивлением говоря. – Ну ты стратег, Варвара! Сегодня утром с Вовкой и Максом было что-то не так?

– С Вовкой всё так, а вот с Максом... – отвечаю я, глупо улыбаясь и вертя головой.

– Потрясающе! А я купилась! – сокрушается Сашка.

– Я тоже купилась, – успокаиваю я Сашку. – Ничего. Отыграемся!

– Узнаю нашу авантюристку, – ласково говорит Лерка, чуть поморщившись от повышенного внимания находящихся в зале мужчин. – Полдетства от твоих авантюр плохо спала. Думала, брак с Быстровым тебя успокоил потихонечку. Ан нет...

– Успокоил, – соглашаюсь я. – Это будет временное помутнение. Ненадолго. И без Зорина.