Текст книги "Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)"
Автор книги: Жанна Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)
Любви? Он так любил маму, что отпустил ее к другому? Он это хочет сказать?
– А мы? – недоумеваю я, моргая мокрыми глазами. Теперь мне кажется, что сова моргнула. – Мы с Машей? Почему ты не оставил нас с ней?
Я и до "почему" сорвалась...
– С кем? С ней? – отец резко встает и делает шаг мне навстречу.
– С матерью двух дочерей, – отвечаю я, невольно отшатываясь и глядя не на него, а на сову, угрожающе нахмурившуюся.
– Которых она оставила, – говорит он, сцепив руки.
– Ты не отдавал нас, – возражаю я.
– Я не отдавал только тебя. Машу предложила забрать она. Боялась, что та будет ежедневно напоминать ее новому мужу об измене самим своим существованием.
– А меня почему не взяла? – хриплю я.
– Взяла. Но... Сначала я был... зол. Очень хотел ее вернуть... заставить... Они торопились. Документы оформлять долго. Требовалось мое разрешение на выезд ребенка. И я его не дал.
– А потом?
– Потом они вернулись. Мы стали встречаться втроем, водили тебя в кафе, в зоопарк, в цирк, в театр. Мне казалось это правильным и естественным. В общем, вели себя как обычная, нормальная семья.
– Но мы ею не были...
– Не были, – соглашается отец. – Но мне стало казаться, что все еще можно вернуть, особенно когда...
Папа закашлялся и покраснел, то ли от кашля, то ли от смущения. Мы никогда не разговаривали на такие темы. Кстати, я не помню, чтобы мы с ним разговаривали в том простом смысле, которое каждый из нас в вкладывает в слово "разговаривать".
– Когда мы снова стали близки, – мужественно закончил предложение мой отец. – Но тут выяснилось, что она еще ничего не решила про нас... что они уезжают. Встал вопрос об окончательном оформлении документов. И тут мама... твоя бабушка попросила Валю не торопиться, не забирать тебя, пожить отдельно от нас, подумать.
– И моя мама согласилась? – спрашиваю я сову, не в силах смотреть на отца.
– Она говорила, что совсем запуталась, что тебе, действительно, будет проще в знакомой обстановке.
– Проще? Без мамы?
Папа сел обратно за стол, снова отгородившись им от меня.
– Первое время мне казалось, что мы совершили ошибку. Я злился на мать, злился на Валентину и на тебя.
– На меня? За что?
– За то, что даже ты не удержала ее. Но это было мимолетное наваждение. Когда она через некоторое время вернулась в Россию рожать Машу, я был в командировке. Валя пришла к бабе Лизе и Рите и сказала... Мама подумала, что она все-таки пришла забирать тебя. Но Валентина сказала... что готова оставить Машу, что мама была права и что мы совершили ошибку.
– Машка не ошибка! – вскинулась я, готовая вступить в схватку и с отцом, и со злобной совой.
– Я не говорил, что это Маша. Я сказал, что мы с Валентиной совершили ошибку. Я никак не мог смириться с тем, что она полюбила другого, а она... просто не справилась с чувствами, запуталась...
– Я вполне понимаю, как отец может не отдавать ребенка матери, – говорю я, наконец встретившись с папой взглядом. – Но скрывать от одного ребенка, где его мать, а от другого, кто она...
– У Маши есть мать! – почти кричит отец. Ему никогда не хватало терпения довести диалоги со мной до спокойного финала. Все наши стычки начинались и заканчивались одинаково: я чего-то требовала (вымогала, по версии отца), а он сначала сопротивлялся, потом либо отказывал, либо орал, но все равно отказывал.
– У Маши есть мать, – тут же соглашаюсь я и вовсе не потому, что он кричит.
– Валя не возражала, что Маша будет считать Риту своей матерью, – выдавил из себя отец. Именно выдавил, иначе не скажешь.
– Как такое может быть? – сопротивляюсь я обстоятельствам в частности и жизни в целом.
– Я не знаю, – папа встал и подошел совсем близко. – Я, правда, не знаю, Варя. Я несколько лет приходил в себя. Если бы не моя мать... Я бы с тобой не справился. А Рита растворилась в Машке. Время от времени появлялись письма или открытки от Вали... Ей было трудно, она просила хотя бы редких встреч , просила дать возможность сказать тебе. Но я понимал: только откроем ящик Пандоры, и одна тайна потянет за собой другую...
Папа прижал меня к себе и стал гладить по голове. Он никогда не гладил меня по голове. Но я ему позволила. Стало тепло и горько. Тепло от осознания того, что его решение позволило мне стать смыслом жизни для бабы Лизы. Горько от того, что в этой жизни не было и не будет родной матери. И я в течение нескольких часов убедилась, что это было ее собственное решение. И ни папины злость и ревность, ни бабушкино благоразумие не утешали меня.
"Я переживу это!" – послала я сигнал сове, не сводящей с меня строгого взгляда. Главное – Маша.
– Мы должны сохранить эту тайну, – сказала я отцу, отстраняясь, но он не отпустил меня, продолжая удерживать в кольце теплых отцовских рук.
– Я-то смогу. Как-то получалось столько лет, – невесело усмехнулся он.
– И я смогу! – поклялась я. – Ей не надо этого знать. Рита не переживет, я понимаю.
– Рита не переживет что? – раздается вопрос. В кабинете появляется моя мачеха и с потрясением смотрит на нас, обнимающихся.
– Варя! – Рита с испугом смотрит на меня. – У тебя что-то случилось? Что-то с Максимом? С тобой? С вами?
И хотя "что-то" и с Максимом, и со мной , и с нами, я отрицательно мотаю головой.
– Временные трудности, – смеюсь я, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Прекрасно! – улыбается Рита и просит меня. – Варя, вытащи сестру из ее комнаты. Пусть перестанет ломать комедию.
– Сейчас! – кидаюсь я к двери.
– Стой! – папа удерживает меня за руку и пожимает ее, словно поддерживая меня и себя. – От Риты мы скрывать не будем. Меня раздавит еще одна тайна. Тем более, когда Валентина вернулась сюда надолго.
Рита меняется в лице.
– Валентина? – спрашивает она папу. – Она вернулась, а ты мне не сказал? А если она захочет...
– Не захочет! – жестко говорит отец. – Не посмеет!
– А про Варю посмела? – Рита шевелит внезапно посиневшими губами.
– Я сама! – кидаюсь я к Рите. – Это я сама. Я заставила отца. Я хотела узнать, кто она и где она.
– Мы теперь не скроем, – бормочет Рита, спиной двигаясь к двери.
– Рита! – папа делает шаг ей вдогонку.
– Не надо! – машет она руками, словно отгоняет пчел. – Не сейчас!
Рита почти бегом выходит из кабинета. Папа устало садится на кресло, словно все силы у него закончились.
– Ты рада? – сухо спрашивает он.
– Чему? – поражаюсь я. – Ритиному страху и горю? Нет! Не рада.
Я выбегаю за Ритой, но нигде ее не вижу. Обходя участок, заглядывая в летнюю кухню, в беседку у пруда, выглядывая за ворота, я вспоминаю самое важное.
Мне восемь лет. Мы с Ритой купаем Мышильду. Она тогда еще не была Мышильдой. А была годовалой сестренкой Машей. Рита целует ее крохотные пальчики, а я щекочу животик. Машка хохочет-заливается. А Рита говорит: "Маша, скажи Ва-ря! Скажи! Назови свою сестренку по имени! Ва-ря!" Машка хохочет и ничего не говорит, только пыхтит, шлепая ладошкой по воде и визжа от радости, когда мы охаем.
Мне четырнадцать. Папа не отпускает меня на школьную дискотеку. Вовка мерзнет у подъезда уже почти час. Рита подмигивает мне и идет к нему в комнату. Через полчаса папа, прочитав мне лекцию о дурном влиянии низкопробной музыки на подростковые умы и незрелую психику, отпускает меня танцевать.
Мне семнадцать. И мне нельзя приходить домой позже одиннадцати. Я почти всегда укладываюсь во временные рамки, но... Сегодня так трудно расстаться с Максимом. Мы целуемся в подъезде, прощаясь десятки раз и так и не уходя друг от друга.
– Полдвенадцатого! – ужасаюсь я, приложив ладошку к распухшим от поцелуев губам.
Часы в гостиной показывают без пяти одиннадцать. Папа читает в кресле. Рита вышивает в соседнем. Увидев меня, отец откладывает книгу и с удивлением смотрит на часы.
– Мне казалось, что уже больше, – хмурится он и, уходя в спальню, строго говорит мне. – Ложись спать! Завтра рано вставать. Опять будешь капризничать.
Глядя на мое потрясенное лицо, Рита прикладывает палец к губам и, забравшись на стул, двигает стрелки часов вперед.
– Варя! Пожалуйста, следи за временем. Дважды это не провернуть.
И я понимаю, что она умудрилась перевести часы назад, когда поняла, что я опаздываю.
Мне двадцать, и я вышла замуж. Прощаясь с нами, новобрачными, уезжающими с банкета, в фойе выходят наши родители. Отцы жмут руку Максиму, целуют меня. Наталья Сергеевна, обняв меня, шепчет: "Будьте счастливы! Это не просто!". Максиму она протягивает обе руки, тот целует их по очереди, потом прижимает мать к себе, и я слышу его "Спасибо". Рита порывисто обнимает Максима, гладя его по спине, и теперь я слышу ее слова: "Люби мою дочь и не обижай ее. Она лучшее, что будет у тебя в жизни, но ты это и без меня знаешь".
Риту я нахожу в теплице с розами, гиацинтами, ирисами. Она сидит на маленькой скамеечке и перебирает сорванный бутон розы, отрывая от него белые лепестки, которые ложатся на дорожку, выложенную искусственным камнем, словно капли белой краски.
– Я в порядке, Варя! – говорит она, не оборачиваясь. – Не волнуйся. Я справлюсь.
– Я ничего не расскажу Маше, – начинаю я горячо убеждать Риту. – Правда! Верь мне! Ты ее мать. Настоящая. Навсегда.
– Она может узнать как-то по-другому, и все изменится, – устало опустив плечи, говорит Рита. – Она нас не простит. Меня не простит.
– Глупости! – твердо говорю я. – Мышильда умная девочка. Ей двадцать два года. Если и узнает... Она всех простит – и все будет хорошо.
– Хорошо уже никогда не будет, – печально отвечает Рита и начинает теребить красную розу. – Была дочь, и нет дочери. Это мне наказание за ложь.
– Будет! – обещаю я. – И это не наказание, а награда. Такая замечательная дочь. Она никогда тебя не предаст, не оставит.
– Ты хорошая девочка, Варя, – тяжело вздыхает Рита. – Я хочу побыть одна, не ходи за мной.
Растерянно молчу, когда Рита выходит из теплицы и идет к пруду. Потом понимаю, что не сказала самого важного и бросаюсь следом.
– Варя! Я просила, – тихо говорит мне Рита, стоя на берегу пруда. На крыльцо выходит отец, смотрит на нас издалека, но не решается подойти.
– Я хочу побыть одна, – повторяет Рита.
Я оглядываюсь на отца, поднимаю голову к небу. Прошел, наверное, час, как мы с Сашкой приехали. Солнце готовится к теплому приятному вечеру. У меня есть еще пара часов, чтобы попытаться не сойти с ума.
– Ты не можешь быть одна. У тебя две дочери, мама, – говорю я.
Глава 38. Двенадцать лет назад. Объяснение.
Я решил проблему,
теперь пойду исправлять решение.
Мудрость из интернета.
Вы судите по костюму?
Никогда не делайте этого.
Вы можете ошибиться,
и притом, весьма крупно.
Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»
– Чего спрятались? – спрашивает Вовка, найдя нас с девчонками в пустом кабинете Зои Львовны.
– Придумываем образы, – отвечает Сашка и интересуется. – Может, что посоветуешь?
Через неделю костюмированный новогодний бал для старшеклассников. Условием участия в нем является продуманный образ и соответствующий этому образу костюм. И, как всегда, на балу встретятся десятки пиратов и пираток, вампиров и вампирш, белоснежек с гномами, русалочек с принцами. На их фоне нам, конечно, хотелось выглядеть как-то особенно. Баба Лиза обещала помочь с костюмами, у нее подруга театральная швея и по совместительству кастелянша театра.
Мальчишки свои образы придумали быстро и без колебаний: Вовка будет гусаром, Игорь карточным джокером, Максим выбрал себе образ древнеримского гладиатора.
– Вот была бы пижамная вечеринка, тогда бы я блеснула, – мечтательно стонет Сашка. – Мне мама такую пижамку классную подарила на день рождения – отпад! Только не разрешат в школе в пижамах ходить. Обещайте, девчонки, что мы с вами после школы во взрослой жизни такую пижамную вечеринку закатим...
– Закатим! – клянемся мы с Леркой, положив руку на учебник химии.
– Лерке что! – продолжает капризничать Сашка. – Мешок одела и пошла. Все! Королева бала!
– В принципе, можно и мешок, – улыбается Лерка. – Есть ведь такая сказочная героиня? Да, Варька?
– Есть, – подтверждаю я. – Не совсем мешок, шкура. Из французской сказки "Ослиная шкура" Шарля Перро.
– Можно и шкуру, – соглашается Лерка.
– Не разрешат! – серьезно констатирует Сашка. – Назовут эротикой и не разрешат!
– Тогда думаем дальше, – говорит Лерка и ложится на парту. – Давайте быстрее соображать, придумаем, Зое отчитаемся и домой! Уроков делать вагон.
– Могу помочь! – смеется Вовка. – Я называю, вы выбираете. Приступим. Принцесс, золушек, русалок не предлагать?
– Нет! – отвечаем мы хором.
– Заметано! Женщина-кошка, сексуальная ведьмочка, Красная Шапочка...
– Ты тупой, Зорин, или озабоченный? – злится Сашка. – Не разрешат.
– Жаль, – куксится Вовка с хитрым прищуром в глазах. – А я бы на вас в этих костюмах посмотрел...
– Ага! – хохочет Сашка. – Еще костюм медсестры, стюардессы, полицейского назови.
– Вот что за невезение! – причитает Лерка. – Нам бы подошли эти роли. А если все-таки ими будем, но юбки сделаем не короткие, а ниже колена? Придраться будет нельзя.
– Оставим, как крайний вариант, – командует Сашка. – Всем думать!
– Белочка, Снежинка, Елочка? – продолжает Вовка.
– Зорин! Говорят, гусары, как и современные десантники, бутылки шампанского об головы били. Я раньше не верила.
– Это мозговой штурм! – обижается Вовка. – Я говорю – вы думаете.
– Говори, – смеюсь я, пригладив его кудри.
Вовка стонет от удовольствия:
– О! Массаж! Девушка, не останавливайтесь!
Я хихикаю и начинаю делать Вовке массаж головы, нежно перебирая светлые кудри.
– Невеста, Кармен, Цыганка, Ангел, Наташа Ростова, Снегурочка.
– Ага! Три Снегурочки! Гениально! А главное, оригинально! – фыркает Сашка.
– Стоп! – кричу я, перестав перебирать Вовкины кудри. – А давайте в эту сторону. Я имею в виду про трех героинь сразу. Давайте в одном каком-то стиле?
– Три девицы под окном? – смеется Вовка и добавляет сердито. – Девушка, вы чего остановились, клиент недоволен. Продолжайте массаж, продолжайте.
– Идея неплохая, – задумывается Лерка. – Сразу втроем. Давайте в эту сторону думать.
– Три времени года? – спрашивает Лерка.
– Лера, их четыре, – возражает Сашка.
– Ну, а мы три изобразим. Варька – Весна, ты, Сашка, – Лето, я...
– Ты – Зима, – подхватывает Сашка идею Лерки. – Или Осень. Слушай, а неплохо. Оставляем на всякий пожарный...
– Три Музы, – мурлычет Вовка от удовольствия.
– Точно! Еще одна классная идея, – радуется Сашка. – Сколько их там было? Надо выбрать.
– Девять. Их было девять, – раздается от дверей голос Максима.
Я распахиваю на него свои счастливые глаза. Максим смотрит на меня с Вовкой, которому я продолжаю делать массаж.
– Макс! – радуется его появлению Сашка. – Давай, оглашай, выбирать будем.
– Спасибо! – шепчет Вовка, отсаживаясь от меня.
– Вам по алфавиту или по способностям? – усмехается Максим, глядя на меня.
– По алфавиту, – решает за всех Сашка.
– Каллиопа, Клио, Мельпомена, Талия, Полигимния, Терпсихора, Эвтерпа, Эрато, Урания, – спокойно и медленно перечисляет Максим.
– Эрато – это то, о чем я подумала? – подозревает Сашка.
– Почти, – Максим не смотрит на Сашку, она смотрит на меня. И меня охватывает восторг и желание обнять его. Но я стесняюсь проявления этих чувств. Мы, конечно, пара. Все это знают, но...
– Это муза любовной и свадебной поэзии, – объясняет Максим.
– Понятно. Обойдемся без Эрато. Цензура, – Сашка начинает вспоминать сама. – Клио – история. Мельпомена – трагедия. Талия – комедия. Урания – наука. Эвтерпа – поэзия. Варька, это точно ты! Кто там остался?
– Каллиопа – эпическая поэзия. Полигимния – священные гимны. Терпсихора – танец, – закончил Максим, пересев ко мне и взяв меня за руку. – Если именно трое, то можно не муз взять, а богинь – богинь судьбы. Те еще стервочки: Клото, Лахесис, Атропос. Одна нить судьбы плетет, вторая ее натягивает, третья – перерезает.
– Допустим, за стервочек спасибо, – задумчиво бормочет Сашка. – Но это же почти одинаковые наряды. Греческий стиль. Хорошо бы три одинаковых платья, но чтоб цвета разные были.
– Может, тогда на других богинь переключимся? – спрашивает Лерка. – Мне кажется, они поинтереснее.
– Их там пруд пруди... Богиня памяти Мнемозина, правосудия Фемида, охоты Артемида, – предлагает Максим. – Еще есть сирены, вакханки, мойры, нереиды...
– Эринии, породившие фурий, – подхватывает Сашка.
– Эринии? – интересуется Лерка. – Это кто?
– Дочери Тьмы, богини мести и ненависти, – рассказывает Максим, поглаживая мою ладонь.
– Нет уж! – отметает идею Сашка. – Праздник веселый. Не Хэллоуин.
– Почему? Хэллоуин тоже веселый, – не соглашаюсь я с ней. – Его как раз и празднуют, чтобы посмеяться над страшным, развлечься.
– Вернемся к Новому году, – говорит Сашка. – Ну что? Богини, литературные барышни или Времена Года?
– Для меня вы все – богини! – паясничает Вовка, падая перед нами на одно колено.
– Дело еще и в костюмах, – разумно отмечает Лерка. – У некоторых героинь такой образ, что костюм подписывать придется. Как ты Наташу Ростову отличишь от любой барышни девятнадцатого века? Надо, если богинь брать, таких, чтобы у них атрибуты какие-то яркие были.
– Артемида с луком и стрелами, Фемида с весами... – начала рассуждать Сашка.
– И глазами завязанными! – напомнил Максим и рассмеялся. – Это моя богиня.
– Потому что глаза завязаны? – спросил Вовка, встречаясь с Максимом взглядом.
– Потому что правосудия, – ответил ему Максим. – Остальных оглашать?
Мы еще полчаса перебираем богинь, пока не появляется Игорь.
– Как дела? – весело спрашивает он, довольный, что пересдал зачет по химии. – Выбрали?
– Роемся, – мрачно говорит Сашка и перечисляет с десяток жительниц горы Олимп.
– Все просто! – объявляет Игорь. – Ты, Сашка, – Артемида. Я тебя не только с луком, я тебя и с базукой и калашом легко представляю. Лерка – Афродита, и так понятно, почему. А Варька – Ирида, богиня радуги. И костюмы придумать легче легкого!
– Умничка! – Сашка кинулась Игорю на шею.
– Обращайтесь! – Игорь самодовольно улыбнулся и подмигнул мне.
Потом, в день нашей с Максимом свадьбы, глядя на тройную радугу, я вспомню этот декабрьский день в одиннадцатом классе.
Костюмированный бал проводится в субботу вечером. В фойе школы уже три недели висит афиша с датой и временем бала и анонсом тайного общего голосования за выбор Короля и Королевы бала. Приз – короны, билеты в кино и пять килограммов шоколадных конфет.
– Надеюсь, у тебя диатез будет, – удовлетворенно говорит Сашка, помогая Лерке одеть платье.
– Я еще не выиграла! – возмутилась Лерка, поправляя серебряные бретели белого платья.
Баба Лиза принесла из театра три великолепных наряда: белое шифоновое платье с серебряными вставками для Лерки, кремовое атласное с золотыми для Сашки и красное шелковое для меня. Вернее, она просто принесла три платья. И сначала красное мы выбрали для Сашки-Артемиды.
– Цвет крови. Ты же охотница! – сказала Лерка.
Но блондинке Сашке почему-то не пошло это красное платье. Вроде и село неплохо, но что-то было не так. Шутки ради я померила красное.
– Варька! – восхищенно сказала Сашка. – Это что-то! Вот твое! Лучше не придумаешь!
Смотрю на себя в зеркало: асимметричная модель с завышенной талией и удлиненной задней частью, кружевной лиф с бретелей на одно плечо. Я ничего не делала, только надела его, но и глаза стали больше, и брови выразительнее, и кудри отчетливее свернулись в колечки.
– Это потому, что ты смуглая, – пояснила Сашка мою растерянность, когда мы помогали ей справиться с кремовым чудом.
Вовка, отобрав у младших братьев-погодков, притащил из дома игрушечный лук со стрелами для Сашки, и мальчишки выкрасили его золотой краской из баллончика. Лерке в распущенные волосы вплели розовые ленты, символизирующие зарю. Папа сам сделал для меня греческую тиару, к которой приклеил разноцветные камушки всех семи цветов радуги.
Мы выстроились перед зеркалом в фойе и смотрели на себя, затаив дыхание.
– Супер! – присвистнул гусар Вовка, подходя к нам. – Есть две новости, плохая и хорошая!
– Хорошая? – осторожно спросила Артемида.
– Вы прекрасны! Как минимум два с половиной кило шоколада наши!
– Плохая? – расстроенно уточнила Афродита.
– Плохая она для вас. Для нас тоже прекрасная! Пригласили суворовцев! Чувствую гусарскую удачу! Сегодня мы с Джокером и Гладиатором в честном бою победим наследников генералиссимуса.
– Я вам победю! – иронизирует Сашка. – Орангутанга не трогать! Он мой!
– Не лезь в мужские разборки, женщина! – выпендривается Гусар.
– А мне любопытно, – говорю я, – в каком костюме они будут, суворовцы.
Сергей-Филипп был в костюме... Сергея-Филиппа. Суворовцы пришли на наш бал с ответным визитом в своей парадной форме.
Танцы. Музыка. Конкурсы. Смех. За победы в конкурсах каждому дают мандаринку, и вскоре вся школа наполняется божественным цитрусовым запахом, напоминающим, что скоро Новый год. То тут, то там споры: кто победит в главном конкурсе. Каждый участник бала может один раз проголосовать за одну даму и одного кавалера. Наступает момент подсчета и оглашения результатов.
На сцене Наталья Сергеевна и молодой учитель химии Захар Ильич, которого ученики за глаза зовут Захарка. Определяются лидирующие тройки. У девочек это Лерка-Афродита, наша хорошенькая одноклассница Сонечка в костюме Красной Шапочки с коротюсенькой юбочкой (зря Сашка блюла приличия!) и... я-Ирида, богиня радуги в красном платье, превратившем меня (честное слово) в красавицу. Стою на сцене и чувствую, как горят под цвет платья от смущения и радости мои щеки.
У юношей это Максим-Гладиатор (никто и не сомневался, кумир половины старшеклассниц и сотни фанаток из младших классов), Вовка-гусар, балагуривший весь вечер и выигравший почти все конкурсы, в которых участвовал (если у нас не будет диатеза от шоколада, потому что никто из нас не победит, то он будет от того количества мандаринов, которые Вовка заработал и нам скормил) и... Сергей-Филипп без костюма. За суворовцев тоже, оказывается, можно было голосовать. Вот не сомневаюсь, что его активные друзья или шантажом, или подкупом присутствующих это сделали.
Наталья Сергеевна в потрясающем черном платье с золотой брошью в виде звезды, похожей на орден царских времен, объявляет:
– Третье место в нашем конкурсе занимают... Красная Шапочка и Гладиатор! Софья Игнатова и Максим Быстров.
Разочарование волной накрывает меня. Конечно, мечтать не только выйти в финал, но и встать в пару было самонадеянно, тем более Сонечка бегает за Максимом с первого класса (агент Сашка доложила еще в седьмом), и у нее тоже есть друзья и подруги. Тем более, если все знают, что Максим теоретически уже достался мне.
Сашка, стоящая у самой сцены, чтобы сфотографировать нас, от ужаса открывает рот и успокаивающе машет мне рукой.
– Второе место достается... Богине красоты Афродите и нашему гостю-суворовцу! Валерия Князева и Сергей Перевалов!
Суворовцы кричат "Гип-гип-ура!", зал рукоплещет. Какой кошмар! Мало того, что Максим с Соней в паре. Теперь Лерку отдали Орангутангу.
– Победители нашего конкурса! Богиня Радуги Ирида и бравый Гусар! Варвара Дымова и Владимир Зорин!
Крики радости. Свист протеста суворовцев, который тут же стихает по знаку Сергея. Я по очереди встречаюсь с бешеными взглядами: торжествующе бешеным Вовки и гневно бешеным Максима. Охохонюшки! Слава богу, Максим и Вовка – лучшие друзья!
Артемида смотрит на меня с сочувствием. Афродита на всех с ужасом. Красная Шапочка висит на Гладиаторе. Гусар ободряюще держит меня за руку, слегка сжимая мои пальцы.
Объявляется танец победителей, и три пары выходят в центр зала. Дружеские объятия Вовки меня успокаивают, и дрожь, сотрясающая тело, потихоньку уходит.
– Круто, Варька! – горячо шепчет мне на ухо Вовка, поглаживая по спине. Танцующая рядом с нами Красная Шапочка млеет от того, что Максим аккуратно держит ее за талию. Лерка перед самым танцем проглотила лом и теперь танцует как парализованная. Ей практически не надо двигаться. Сергей носит ее по паркету, слегка приподняв от пола. Взгляд Максима приклеивается к руке Вовки на моей спине. Он ни за что не встречается со мной взглядом. Уверена, сейчас мы с Леркой молимся, чтобы танец скорее закончился, а Сонечка возносит молитвы, чтобы он не прекращался никогда. Но всему приходит конец – и танцу тоже.
С коронами Короля и Королевы бала, с пакетом конфет в пять килограммов и двумя билетами в кино мы с Вовкой фотографируемся с учителями, с гостями бала, со всеми желающими. Это занимает почти час. Когда, наконец, мы встречаемся нашей компанией за пределами зала, я сажусь на диванчик в коридоре и вытягиваю уставшие ноги. К нам один раз пытается подойти Сонечка, но, встретив злой взгляд Сашки, пискнув, убегает обратно в зал. Игорь с Вовкой, до крайности возбужденные, обсуждают последствия своих возможных, но так необходимых разборок с Сергеем.
– Если каждому влюбленному в Лерку морду бить – ни здоровья, ни жизни не хватит, – разумно отговаривает их от драки Сашка. – Макс, скажи!
Максим непонятным взглядом смотрит на Сашку, потом неожиданно говорит:
– Почему? Идея хорошая.
– Злость девать некуда? – огрызается Сашка.
– Почему злость? – спрашиваю я ее на ухо.
– Потому что проиграл! – специально громко шепчет Сашка.
– Я не проиграл, – говорит Максим Сашке, глядя на Вовку.
– Разве? – усмехаясь, спрашивает Вовка, поправляя корону.
– Кому мою корону отдать? – спрашиваю я, стараясь разрядить обстановку, напряженность которой остро чувствую, но не понимаю.
– Нет! – хором говорят Сашка с Леркой.
– Точно он тебе не нужен? – обращается к Лерке Максим.
– Сергей? – спрашивает она и с надеждой отвечает. – Совсем.
– Прекрасно! – восклицает Вовка, странно напряженный и веселый одновременно. – Разрешение дано – вперед!
– Попробуйте только! – шипит Сашка. – Дураки дурацкие! С рук не сойдет! Вы его втроем бить собираетесь? Он вас и троих раскидает! Вы его руки видели? А плечи?
– Вот сейчас обидно было! – возмущается Вовка. – А может, не раскидает?
– А пусть раскидает! – вдруг успокаивается Сашка. – Чего я лезу, правда, Лерка?
Лерка волнуется. Это видно и по ее слегка дрожащим рукам, и по бледному красивому лицу.
– Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня... – начала она.
– Не из-за тебя, – успокаивающе сказал Вовка. – Ради справедливости. Нельзя себя навязывать женщине. Настоящие мужчины так не поступают.
– Да что ты? – деланно удивился Максим. – Уверен?
– Ситуации разные бывают, – отвечает ему Вовка.
– Принципы от ситуаций меняться не должны, – замечает Максим.
Вовка ничего ему не отвечает, а просто подает мне руку. Такой же жест делает Максим. Находчиво кладу обе ладони к ним в руки и встаю с дивана, довольная собой. Никого не обидела. Максим перетягивает меня к себе. Прижимаюсь к нему всем телом, радуясь, что он открыто демонстрирует свое ко мне отношение.
– Пойдемте потанцуем! – зовет всех Сашка. – Меньше часа осталось. Еще конкурс какой-то. Захарка завтра ругаться будет. Никому не разрешили по школе разбредаться.
– Мандаринов захотелось? – смеется над ней Лерка. – Почему не разрешили?
– Чтобы мы не выпили припрятанный алкоголь! – поучительно говорит Сашка. – Поэтому сразу закусываем.
– А мы его припрятали? – с надеждой спрашивает Вовка.
– Вряд ли, – сомневается Игорь. – Хотя бутылку виски я мог пронести. У моего второго отца их штук тридцать в коллекции.
– Мы сейчас! – говорит Максим всем и тянет меня в первый попавшийся открытый кабинет.
Прижав меня к себе и стене в темноте кабинета, Максим склоняется голову к моим губам и тихо говорит:
– Ты моя королева. Только моя.
Поцеловать он меня не успевает – открывается нараспашку дверь. На пороге Зоя Львовна.
– Кто разрешил по кабинетам расходиться? – строго спрашивает она. – Марш в зал!
В зале разгар нового конкурса, который проводит Захар Ильич.
– Корзину мандаринов получит тот, кто произнесет лучший комплимент даме! У желающих участвовать в конкурсе есть пять минут на подготовку. Прошу дам, занявших три первых места, выйти на сцену.
Господи! Еще и это! Сердце гулко стучит, ладони потеют от волнения. Вдруг Максим решится публично сказать мне комплимент? Так и до объяснения недалеко!
Желающих участвовать в конкурсе оказалось много, человек пятнадцать. И среди них Сергей-Филипп, Вовка, Игорь и... Максим. Сердце стучать перестало совсем, затаилось с надеждой.
Большинство говорили дежурные слова о красоте, прелести, очаровании, глазах, носике, щечках, ушках и других частях лица. Ниже детализировать не решались, поскольку Наталья Сергеевна, Захар Ильич и еще несколько классных руководителей старших классов слушали внимательно и были членами жюри вместе с самовыдвиженцами из детей.
Уже четвертый конкурсант рассказывал нам о достоинствах Лерки. Потом двое сделали неловкие немногословные комплименты Сонечке-Красной Шапочке. Сергей-Филипп первым из участников встал на колено и громко серьезным тоном сказал, съедая глазами Лерку:
– Не существует на свете девушки прекраснее тебя! Я увидел тебя когда-то первый раз и теперь не могу забыть. Я помню о тебе днем и ночью. Я вижу во сне твои глаза. Я чувствую, когда ты грустишь или радуешься. Ты самое красивое, что я встречал в своей жизни!
По залу, приготовившемуся к обычному веселому конкурсу, пронесся синхронный женско-девичий вздох. Даже глаза Зои Львовны затянулись романтической дымкой. Лерка злится, сжимая зубы и кулаки.
У сцены стоят Максим и Вовка. Ведущий приглашает следующего. Максим делает шаг назад и показывает Вовке, что уступает ему очередь. На Вовкином лице отражаются сомнения, словно он принимает какое-то решение. Он шутовски кланяется Максиму и, в свою очередь, в полупоклоне приглашает того на сцену раньше себя. Максим еще раз отрицательно качает головой и кивает другу в сторону сцены. Вовка, наконец, демонстративно вздыхает и идет к нам.
– Сейчас завалит тебя комплиментами! – шепчет мне Лерка.
– Может, тебя! – так же шепотом отвечаю я.
– Может, и меня. Но это было бы странно. Вы же король и королева бала.
Вовка удивил и насмешил: он, снова отвесив шутовской поклон, плюхнулся на колено возле Сонечки и сказал:
– Ваша красота покорила меня с первого взгляда. Ваши глаза как два солнца. Ваши щеки как два яблочка. Ваши ушки...
В зале послышались смешки. Вовка грозно-насмешливо посмотрел на всех:
– Ваши ушки предназначены только для комплиментов!
Сорвав аплодисменты, мой друг ушел со сцены, бросив в мою сторону виноватый взгляд. Я ласково ему улыбнулась. Все-таки Вовка – душа компании и король бала. Правильно его выбрали!
Вовка спустился со сцены и протянул Максиму руку, которую тот, немного помедлив, пожал.
Я помню все слова, которые сказал мне Максим. Я помню потрясенные лица Лерки и Сашки. Расстроенное личико Сонечки. Мягкую улыбку Натальи Сергеевны. Дурашливо-грустное выражение на лице Вовки и усмешку Игоря.
