Текст книги "Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)"

Автор книги: Жанна Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

Глава 21. Настоящее. Суббота. Подруги.

"Кажется,

наступил психологический момент

для ужина", – подумал Остап.

Илья Ильф и Евгений Петров

"Золотой теленок"

Барышни любят время от времени

разбивать себе сердце -

почти так же, как выходить замуж.

Это дает пищу для размышлений и

чем-то выделяет их среди подруг.

Джейн Остин "Гордость и предубеждение"

Ранним субботним утром я встаю и иду в душ. Варю кофе в турке и достаю из холодильника сыр. Жую его, запивая горячим напитком. Взгляд, блуждающий по стенам, останавливается на винтажном серебряном настольном календаре фирмы Стерлинг Бирмингем. Его когда-то подарили бабе Лизе на юбилей. Календарь настраивается вручную, и дату на нем давно никто не менял.

Сползаю со стула и иду корректировать время. Ставить его на место. Пора начать ориентироваться.

Итак, сегодня суббота. Со "знаменательной" пятницы прошла неделя. Началась новая. Вторая неделя без Максима.

Для нашей семьи август – урожайный месяц. Мой день рождения, день смерти бабы Лизы и день нашей с Максимом свадьбы. День рождения "отпразднован". Бабушку вспомним в семейном кругу с дядей Георгошей и Михаилом Ароновичем. А дня свадьбы у меня больше нет.

Вчера, выпив бутылку шампанского, мы с Вовкой говорили только о ней – бабе Лизе. Вовка вспоминал, как она любила приглашать его на воскресный завтрак, как мы ходили к Михаилу Ароновичу рассматривать фарфоровые фигурки и в дверную щелочку разглядывать его волшебно прекрасный и таинственно недоступный кабинет. Одновременно вспомнили даже удивительные "кошачьи" шахматы. Одно "помнишь" опережало другое.

– Помнишь, отец наказал тебя и сдал под домашний арест бабушке? За побег на дачу с Мышильдой? А баба Лиза пускала меня к тебе тайком, называя это свиданием по амнистии?

– Помнишь, ты притащил мне черепашонка Федю, и он смешно ел листья салата, быстро так, словно он и не черепаха вовсе, а кролик, бабушка потом отдала его соседям?

– Помнишь, как мы разбили с тобой фигурку и решили ее склеить?

Я почувствовала, как и тогда, прилив нежной благодарности, снова, через столько лет услышав это "мы". Фигурку уронила я.

О! Это было происшествие! Старинная антикварная статуэтка девятнадцатого века называлась "Игра на флейте".

– Фарфор с глазурью. Германия, – торжественно объявил Михаил Аронович.

Очаровательная сценка: юноша обучает молодую девушку игре на флейте, рядом, у босых ног прелестницы, примостилась симпатичная овечка. Меня совершенно поразила юбка девушки: она была из фарфорового кружева, взбитого пышной пеной. Пока не возьмешь в руки, не потрогаешь – не поверишь, что это не ткань, а фарфор. Вот мы и взяли, и потрогали...

Упавшая на паркет фигурка. Удар. Фарфоровый осколок, отлетевший на несколько метров. Кусочек откололся именно от чудесной юбки. Мы с Вовкой застыли, замерли, почти умерли от ужаса. Впервые в жизни старый врач оставил нас в своей квартире одних – спустился во двор встретить бабушку из театра.

– Клей есть? – с сомнением в голосе спросил Вовка. – Сейчас такие клеи, что хочешь намертво склеят!

Я, конечно, выразила сомнение: такие дорогие антикварные вещи надо, наверное, склеивать чем-то специальным, особенным.

– Попробуем, – обнадеживающе сказал друг.

Баба Лиза и Михаил Аронович застали нас на месте преступления в тот момент, когда я, густо намазав осколочек канцелярским клеем, приготовилась к воссоединению фарфорового лоскутка с пострадавшей юбкой.

– Простите, – покаянно сказал Вовка, включая режим "милый парень" и теребя свои светлые кудри. – Я такой неловкий. Но кусочек маленький, приклеить – и не видно будет.

От взрослых мы узнали: да, действительно, таким клеем фарфор не клеят. Никто не ругал нас. Баба Лиза только огорченно вздохнула и мягко положила руку на локоть нашего соседа. Михаил Аронович печально покачал головой. Но мне было стыдно и так, без нотаций и наказания. Лучше бы покричали, повоспитывали. Вот папа обязательно обновил бы информацию о том, откуда растут у меня руки, деликатно не называя самого места, напомнил бы, что меня нельзя пускать в приличные дома и что когда-нибудь это (неважно что!) должно было бы случиться обязательно. Он это чувствовал!

Когда расстроенная бабушка пошла на кухню за чайником, старый врач поманил нас к шкафу с коллекцией.

– Видите эту статуэтку? – шепотом спросил он у нас, прильнувших к стеклу. Старый врач показал нам на балерину в платье-пачке с рассыпанными по подолу юбочки бутончиками роз, в розовых пуантах на золотых лентах и с золотыми бантами.

– Видим, – так же шепотом прошептали мы в унисон.

– А сколы на кружевах видите?

– Видим, – повторили мы.

– Эту фигурку уронил я, много лет назад, так много, что тогда не было ни вас, ни ваших родителей, – доверительно сообщил Михаил Аронович.

– Эту балерину уронила девочка Лиза, – насмешливо сказала вернувшаяся в гостиную баба Лиза. – Но попало мальчику Мише, который зачем-то благородно взял вину на себя.

Мы расстались с Вовкой поздно, около двух часов ночи. Насмеявшиеся и навспоминавшиеся. И в тот момент, когда я провожала его до двери, вернулась спрятавшаяся до поры до времени неловкость. Она скромно встала между нами, потупив кроткий взор. Словно дуэнья между молодыми людьми, которым нельзя находиться наедине, так как это неприлично.

Вовка обезоруживающе улыбнулся, напоминая мне, что все в порядке, что мы договорились. Но, несмотря на все мои старания, его руки и улыбающиеся губы напомнили о поцелуе. Том, которого не должно было быть. Том, который все испортил. Том, который украл у меня друга.

Список вещей, которые мне нужно срочно забыть, пополнился еще на один пункт. И пусть меня отправят в сумасшедший дом, я не дам случиться самому страшному. Пока не знаю, как именно. Но знаю, что не дам.

Заставляя себя заснуть, я вдруг отчетливо вспоминаю: мне лет восемь, поздний зимний вечер, баба Лиза разговаривает с Михаилом Ароновичем на кухне, куда я выползла из своей комнаты в пижаме попить водички.

– Миша! – негромкий голос бабушки пропитан огорчением. – Ты сам все понимаешь. Ложь убивает дружбу, правда убивает любовь.

Господи! Как точно сказано. Правда – враг любви. Ложь – враг дружбы. Получается, если любишь – обманывай, если дружишь – говори правду.

Звоню сначала Лерке, потом Сашке. Приглашаю на ужин. Прошу быть обязательно. Хочу поговорить.

– Случилось еще что-то? – беспокоится Лерка.

– Быстрова, тьфу, Дымова, что ты натворила? – сразу пугается Сашка.

– "Тьфу-Дымова" нуждается в дружеском плече и совете, – отвечаю я искренне.

– Хоть намекни! – стонет Сашка. – Я до вечера с ума сойду!

Но я быстро прощаюсь и иду к Георгоше за помощью. Девочек встречает странно спокойная подруга Варвара и чудесный ужин на четверых, приготовленный Георгошей: цыпленок табака, салат с грейпфрутом, зеленью и кедровым орехом, на десерт – шарлотка.

– Не томи! – командует Сашка. – С тобой с ума сойти можно!

– Встречалась с Максимом? – гадает Лерка. – Вовка приходил?

– С ума уже схожу. Быстро, качественно, полноценно. С Максимом встречалась. Вовка приходил, – отвечаю на все вопросы по порядку.

– И? – побуждает меня к продолжению Сашка, удивившись количеству новостей и перестав жевать лист салата.

– Целовались, – скупо продолжаю я.

Сашкин рот открывается так широко, словно я врач-отоларинголог и попросила ее показать мне миндалины. Лерка вскидывает брови и медленно сглатывает.

– С кем? – аккуратно спрашивает Сашка, быстро переглянувшись с Леркой.

Выражения их лиц такие потешные, что невольно начинаю улыбаться:

– С Максимом, – говорю я.

Подруги облегченно вздыхают, словно с их плеч упал тяжкий груз. Они даже салютуют друг другу бокалами сухого белого вина.

– Наконец-то! – радостно стонет Сашка. – Есть бог на свете! А то я уже неделю плохо сплю.

– И с Вовкой, – тихо добавляю я.

Наступает неловкая тишина, в которой раздается только два звука: звон неловко поставленных бокалов и стук моего сердца.

– Я тебе говорила, – обвиняюще констатирует Сашка, обращаясь к Лерке.

– Говорила, – соглашается задумавшаяся о чем-то Лерка.

– Говорила что? – спрашиваю я недоуменно.

– Рассказывай! – опять командует Сашка.

– Я-то расскажу, – парирует Лерка. – А ты?

Сашка смотрит на меня с опаской и кивает Лерке:

– И я расскажу.

– Девочки! – пугаюсь я. – Что расскажете?

– Вовка два дня назад вернулся в город. Откуда-то знал про вас с Максимом. Правда, не знаю откуда. Созвонился со мной. Я сказала, что ты на бабушкиной даче, – неохотно говорит Сашка и тут же пускается в объяснения:

– Баскетболист твой подозрительный – раз! Максима ты любишь – два! Помирить вас хотела – три!

– Какая связь? – обалдеваю я, не находя логику в ее словах. – Я люблю Максима, поэтому ты приглашаешь Вовку на дачу? Нет, за Вовку, конечно, спасибо.

Поворачиваюсь к Лерке. Она поджимает идеальные губы и морщит идеальный лоб:

– У меня как раз все логично: я позвонила Максиму.

– Девочки! Город уснул – просыпается мафия! Я ничего не поняла, – сдаюсь я.

– Максим приходил мириться, и ты его поцеловала? – отвлекает меня вопросом Сашка.

– Я приходила к его отцу в офис, и он меня поцеловал, – сознаюсь я.

– Отец Максима тебя поцеловал?! – прокричали они так синхронно, словно накануне репетировали.

– Максим-меня-поцеловал, – медленно растолковываю я подругам. – Хотел поговорить, но я не стала слушать.

– А Вовка? – осторожно напоминает Лерка.

– Тут вообще неожиданность, – краснею я под их внимательными и обеспокоенными взглядами. – Сначала приехал Ермак. Он принес меня на руках. Просил чаю. Потом пришел Вовка, а Ермак ушел. Потом Вовка меня поцеловал.

Девчонки смотрят на меня так потрясенно, словно я сообщила им, что прошла отбор в отряд космонавтов.

– Зачем Ермак носил тебя на руках? – недоверчиво спрашивает меня Сашка. – У тебя с ним что-то было?

– С ним еще не было, – мотаю я головой. – Я ногу слегка подвернула, когда со стола от Максима прыгала, а он до квартиры донес.

– Еще? – выхватывает одно слово из потока моей речи Сашка. – Есть в планах?

– Не путайте меня! – возмущаюсь я. – Оставьте Ермака в покое!

– Да кому он нужен, твой Ермак! – фыркает Сашка, а Лерка подтверждающе кивает – никому.

– Мышильде! – торжественно сообщаю я и мечтательно добавляю. – Мне бы их свести.

– Тебе бы себя с мужем свести! – причитает Сашка. – Сводница доморощенная!

– От сводницы слышу! – обижаюсь я.

– Я мужу сообщила, где его жена, – гордо сказала Сашка. – Если есть хоть один шанс вам помириться, я хочу его использовать.

– Лучше про Вовку, – перебила ее Лерка. – Он тебя, правда, поцеловал?

– Правда, – снова расстроилась я. – Я не ожидала. Я его в квартиру затащила, когда он Ермака отшил.

Сашка с Леркой переглядываются.

– Затащила? – подсказывает Сашка. – Он что? Сопротивлялся?

– Нет. Сопротивлялась я. То есть хотела сопротивляться, но пока думала, что с ним случилось...

– Случилось? – уточняет Сашка. – А что случилось с Вовкой, кроме того, что он приехал?

– Он с любимой девушкой расстался. Гражданским браком жили, – поделилась я Вовкиным секретом. – Мы же столько лет не виделись, а у него, может, ситуация, как у меня... А теперь похоже... Ему нравлюсь я. Ну, или ему так кажется.

– Кажется? – эхом повторяет за мной Лерка.

– А ты? – пристально смотрит на меня Сашка. – Что ты сделала?

– Я? – теряюсь от ее напора и честно отвечаю. – Испугалась. Расстроилась. Запаниковала. Это ж как с братом целоваться... Неправильно...

Я не знала, как еще объяснить подругам, что я испытала. Поцелуи Максима чуть не заставили меня сдаться, сбили с толку, растревожили, растравили душу. Они снились мне всю ночь, заставляя ворочаться, чтобы придавить противные наглые мурашки, бегающие по всему телу. А Вовкин... этот душу придавил так, что дышать трудно.

Пока я искала более точные сравнения, Сашка вскочила со стула и начала ходить по гостиной взад и вперед.

– Варь, – начала она, но ее тут же перебила Лерка словами. – Этого и так много для нее, может, потом?

– Потом нагородят такую кучу проблем, что мы Варьку не откопаем, – отрезала Сашка.

– Не надо меня закапывать, – вяло отшучиваюсь я. – Откапывать не придется.

– Скажи, подруга, – серьезно спрашивает меня Сашка, – ты Максима любишь?

– Без комментариев, – снова пытаюсь шутить. – Смысла нет об этом говорить.

– Смысл есть всегда! – уверяет Сашка.

Нет! У них точно секта! Один в один друг за другом: сначала Михаил Аронович, потом Максим, теперь Сашка. Слово в слово!

– Потому что если ты серьезно уходишь от мужа, то есть человек, который всегда тебя поддержит, – мягко говорит Сашка и гладит меня по руке.

– Девочки, я знаю, что вы моя надежда и опора, – улыбаюсь я обеим, чувствуя, как по телу проходит волна горячей благодарности. За любовь, за семнадцать лет дружбы.

– Я не про нас. Я про Вовку, – говорит Сашка устало. – Я не знаю, как ты будешь из всего этого вылезать...

– Этого? – спрашиваю я, с сожалением глядя на остывшего цыпленка. Разогреть что ли?

– Я могу поклясться на библии, на уголовном кодексе, да на чем угодно, что Максим тебя любит и никогда не отпустит, – сердится на меня Сашка.

– И Вовка... По-настоящему, сильно и... всегда, – сочувственно смотрит на меня Лерка.

У меня горят уши, щеки, шея. Лерка сказала то, что я уже знаю. Знаю недавно, и вовсе не с этого проклятого поцелуя в прихожей. Но изо всех сил сопротивляюсь и не даю себе принять эту мысль.

Принятие разрушит мой мир, меня и мою надежду на то, что я смогу сохранить саму себя, даже если потеряла Максима. И поэтому я отказываюсь об этом думать и говорить.

Глава 22. Настоящее. Суббота. Ближний круг.

Сначала человек перестаёт

отгонять страшные мысли.

Потом начинает ими наслаждаться.

Слава Сэ "Когда утонет черепаха"

Замёрзнув ночью, я встал и

накрыл её вторым одеялом.

Ромен Гари

Ужин накрыт на четверых, хотя нас трое, и это никого не удивляет. Все думают, что "работает" моя формула "плюс один". На самом деле, в доме бабушки всегда на стол для гостей ставится один лишний комплект посуды.

– Чтобы неожиданно пришедший в гости не чувствовал себя неловко, – поясняла баба Лиза. – А так, увидит тарелку с вилкой и ножом, и ему покажется, что его ждали.

После всех сегодняшних событий этот дополнительный комплект начинает меня волновать, как ружье, висящее на стене на сцене в театре. В Чеховском оригинале фраза звучит не так, как все ее помнят: Нельзя ставить на сцене заряженное ружье, если никто не имеет в виду выстрелить из него.

Невольно начинаю косить глаза на пустую тарелку, когда мы с девчонками пьем чай.

– Ты кого-то ждешь? – подозревает меня Сашка, заметив мою игру в "гляделки" с тарелкой.

– Нет! – говорю я и торжественно клянусь. – Я, кроме вас, никого не приглашала.

– Слушай, Варька, – оживляется Лерка. – А откуда вообще этот Ермак на тебя вышел? Почему прицепился как банный лист?

– У Сашки спроси, – фыркаю я, внутренне напрягаясь от мысли, что Ермак придет опять, и злобно смотрю на тарелку-виновницу.

– Я?! – возмущается Сашка, но тут же скисает. – А вообще-то да, это из-за нас с Ванькой. Если бы я тебя из дома не выдернула в твой день рождения...

– Брось! – теперь возмущаюсь я. – Если бы я сама к нему не прицепилась, ничего бы не было. Нет! Надо было мне для Мышильды расстараться! Да она его забыла почти, а я и визитку взяла, и на продолжение знакомства намекала.

Да... – расстроенно тянет Лерка. – На Мышильду он совсем не реагирует.

– То, что Ермак не реагирует на Машку, это как раз не странно, уж извини, подруга! – говорит Сашка. – А вот почему он на Лерку не повелся, вот настоящий вопрос?

Лерка равнодушно пожимает плечами и вдруг, показав нам ослепительную улыбку голливудской звезды, тут же совсем не гламурно показывает язык.

Попив чай, мы втроем залезаем на диван с ногами и закрываемся огромным белым пледом крупной вязки.

– Останетесь? – жалобно спрашиваю я, натянув плед до подбородка.

– Я могу, – тут же отвечает Лерка. – Я на пять отгулов вышла.

– Я вообще в отпуске, ты знаешь, Ванька у родителей, – зевает Сашка. – Так что...

Раздается дверной звонок. Я в тревоге замираю. Макс? Вряд ли. Вовка? Не должен. Ермак? С него станется.

Это Ольга Викторовна.

– Варенька! – пыхтит она, шагнув в квартиру и поставив на пол огромную корзину с розами, снежно-белыми, цыплячье-желтыми и винно-красными. – Курьер принес для тебя.

– Курьер? – пораженно спрашиваю я. – От кого?

– Не знаю от кого, но для тебя! – торжественно говорит консьержка. – Думаю, Максим Константинович.

– А где курьер? – подозрительно спрашиваю я. – Почему вы сами корзину принесли, она же тяжелая такая.

– Да уж! – восхищенно восклицает Ольга Викторовна. – Тяжелая. Сто двадцать девять штук! Я два раза пересчитала, когда курьер ушел.

– Ничего не понимаю, – ничего не понимала я. – Вы его зачем отпустили, не узнав от кого и не заставив нести до квартиры?

– Занята была, пропустить не пропустила, а расспросить не успела. Может, там карточка есть?

– А вы, когда считали, не заметили? – позволила себе съехидничать.

– Нет, не заметила, – просто и так искренне ответила Ольга Викторовна, что мне привычно стало неловко за свое недоверие. Баба Лиза укоризненно покачала бы головой. Ба, прости!

Тащу корзину в гостиную, не поднимая с пола, двигаясь спиной, подняв кверху попу. Девчонки сидят на диване и с удивлением смотрят на меня, когда я останавливаюсь в центре комнаты.

– Максим?! – снова синхронно спрашивают они, отбрасывая в сторону плед и вскакивая. Нет, точно заранее репетируют!

– Я давно новости не слушала и не смотрела, – ворчу я. – Его что, канонизировали?

– Не в курсе, – ответила Сашка, присев на корточки возле корзинищи. – Это ж сколько их тут?

– Сто двадцать девять, – докладываю я.

– Ты и посчитать успела? – поражается Лерка. – А цвета какие насыщенные!

– Консьержка посчитала. Будете пересчитывать? – смеюсь я. – От кого – не знаю. Курьер не сказал, карточки нет.

Это если курьер вообще был. Эх, Варвара Дымова, как быстро ты перестала доверять людям... Ба, прости еще раз!

– На самом деле, вариантов немного, – задумчиво говорит Сашка. – Макс – раз, Вовка – два, Ермак – три.

– Осталось только выбрать, – смеется Лерка. – Но красота красотинская!

– Чувствую себя народной артисткой, празднующей столетний юбилей! – растерянно говорю я. – И вернуть некому.

– Зачем возвращать? – недоумевает Сашка. – Цветы-то тебе что сделали?

– А если они от Максима? – нервно спрашиваю я.

– И что? – интересуется Лерка, садясь на пол возле Сашки. Я плюхаюсь рядом. Мы сидим вокруг корзины, как пионеры вокруг костра.

– А помните, как мы в поход ходили летом, после десятого класса? – спрашивает Сашка. – Я после того похода вообще в лес не хожу. Такого страху натерпелась!

– Бррр! – говорит Лерка, обнимая себя за плечи. – Можно подумать, мы с Варькой ходим.

Тринадцать лет назад

– Меня отпустили! – кричу я ребятам и бегу по аллее им навстречу. Максим отделяется от компании и распахивает руки. С разбегу вешаюсь ему на шею, и он начинает меня крутить.

Бабушка, Рита и я взяли папу измором. Как крепость Измаил. Сначала мы, как и генерал-аншеф Суворов, тщательно подготовились: и план похода, и список участников, и уверения в безопасности предприятия, и Вовкино сумасшедшее обаяние, на которое покупались все взрослые, даже Наталья Сергеевна, женщина-скала. Но мой отец, как турецкий паша, высокомерно заявивший Суворову, что скорее небо упадет на землю, чем... и так далее, в успех предприятия верил, но моего участия не допускал. Суворов два дня из шестисот орудий бомбил крепость. Мы втроем три недели ожесточенно рушили папин запрет ежедневно, методично. Папа, как тысяча янычаров, самоотверженно защищался.

Но наш массовый героизм и индивидуальное мастерство Риты принесли долгожданную победу. Сегодня за завтраком отец объявил нам, что отпускает меня, но у него есть штук сто условий. Оставив сторонников обговаривать эти самые условия, я понеслась к ребятам, ждавшим меня в парке.

Пятидневный пеший поход на молебный камень Горюн организовали в альпинистской секции Игоря. Нас брали с собой по его протекции. Вообще нас было больше двадцати человек, из которых двенадцать взрослые мужчины и женщины. Кто-то шел семьями с детьми-подростками. Отчетливо помню, как хотелось приключений и свободы. От папы, городского шума и суеты.

Если бы я не уговорила девчонок идти к камню ночью. Если бы они с дуру не пошли со мной...

Все началось с легенды, которую в первую ночь у костра рассказал нам мужчина-лесник, который был у нас проводником. По этой легенде летней ночью в полнолуние у Горюн-камня можно было увидеть своего суженого так же ясно, как и сам лунный диск. А если увидишь – все! На всю жизнь выбор этот. Ну, и счастье, разумеется, на всю жизнь. Одно пустяковое условие: поблизости не должно быть ни одного другого мужчины, иначе Горюн-камень суженого не покажет.

Два дня до камня. День возле него. Два дня обратно. Итого пять дней.

Повеселили нас приятели Игоря, когда толпой из пяти-шести человек стали бороться за Леркино внимание. Предлагали по очереди тащить ее рюкзак. Но Лерка сказала, что так в поход не ходят, что рюкзак она понесет сама и что если ей что-нибудь понадобится, то она, конечно же, тут же обратится... Особенно настойчивым был тот самый студент Степан, с которым мы прошлой весной были на заброшенной фабрике.

Каково же было мое разочарование, когда на стоянке выяснилось, что к камню мы пойдем днем, что ночью нельзя по технике безопасности. Нет уж! Не для того я шла в поход, чтобы так просто сдаться. Словом, уговорить девчонок было делом техники. Им тоже было любопытно увидеть своих женихов. Не одна я любви настоящей хочу, такой, чтобы на всю жизнь.

Конспирацию мы соблюдали тщательно. Дождались, когда в лагере все улеглись спать, пробрались мимо дежурных, куривших и болтавших возле костра, и отправились в лес. Камень был совсем недалеко от нашего лагеря, и добрались мы до него довольно быстро. Никаких приключений. Небольшая лесная поляна, истоптанная страждущими. Обошли Горюн, как положено по легенде, три раза по часовой стрелке и трижды против. И стали ждать, встав рядом и взявшись за руки. Пять минут, десять, пятнадцать – ничего.

– Идиотки! – вдруг сказала Сашка. – Какой суженый? Один на троих? У каждого по логике свой.

– Желательно, – неуверенно сказала Лерка. – Что-то делиться не хочется. Даже с вами.

Мы с ней согласились и решили стоять возле камня лицом к луне по одному. Вернее, по одной.

Первой встала Лерка. Мы с Сашкой отошли шагов на десять к лесу.

– Без толку! – громким шепотом шипит Лерка. – Или я не вижу, или суженый дрыхнет, или замуж не выйду никогда.

– Ага! – ехидничает Сашка. – Тебя замуж не возьмут – нам куда деваться?

– Минут пять еще жду – и все, меняемся! – сердится Лерка.

В это мгновение на вершине камня появляется мужская фигура. Высокий, черный, безликий мужчина. Он стоит и не двигается. Мы замираем. Я точно от страха.

– Лера! – паникует Сашка. – Беги к нам!

Лерка начинает спиной двигаться в нашу сторону. Медленно, осторожно. Через какое-то время, когда Лерка почти добирается до нас, черная фигура, взмахнув руками, прыгает с камня вниз.

Визжа и крича, мы несемся в противоположную от него сторону, прочь от нашего лагеря. Я не поняла, как мы потеряли друг друга и куда делась луна. Когда я остановилась, перестав различать под ногами что-либо и не слыша подруг, вокруг была только темнота. Телефона в кармане куртки не оказалось. Идти куда-либо я боялась. Я ничего не видела даже в шаге от себя.

Звуки ночного леса стали обволакивать меня густой, тревожной пеленой. Даже не успела узнать, кто мой суженый. Я, конечно, знала, что это Максим, но хотелось бы и какого-то подтверждения от высших сил. Приняв решение стоять и не двигаться, чтобы меня было легче найти, я подняла голову к небу. Странно, как быстро его заволокло тучами. Полный лунный диск хитро подглядывал в щелочку.

Нашли меня очень быстро. Я успела только для поддержания боевого духа один раз проговорить про себя любимую считалочку Мышильды:

Зачем, под вечер, солнышко

Торопится сбежать?

Наверное, у солнышка

Желанье полежать?

Наверное, у солнышка

Есть мягкая кровать?

Наверное, там солнышку

Ужасно мягко спать!

Быть может, просто солнышко

Нам устает светить

И очень нужно солнышку

Себя подзарядить?

Спокойной ночи, солнышко!

Мы можем подождать,

А завтра с первым лучиком

Ты к нам придешь опять!

Вариант до первого лучика меня не устраивал. Я загадала, что девчонки, в отличие от меня, добежали до лагеря, и сейчас меня начнут искать. Так в общем-то и оказалось. Сначала я услышала свое имя, произнесенное издалека, потом все ближе и ближе. Успела дважды ответить «Ау!». Потом густую темноту прорезали яркие ножи фонарей, и в лицо мне ударил свет с трех сторон. Двое взрослых, Максим и Вовка. Первый злой, второй испуганный.

– Только сейчас понял, что твой отец имел в виду, когда говорил, что мы не знаем, кого с собой берем, – сказал Максим моей макушке, крепко прижав меня к себе.

Вовка грустно погрозил мне пальцем и подмигнул, мол, сама виновата. Еще оказалось, что Лерка подвернула ногу, когда они с Сашкой бежали в лагерь. Но самой потрясающей новостью стало известие о том, что Игорь врезал Степану, с которым дружил и ходил в походы много лет.

– Зачем? – спросила я Максима, сидя рядом с ним у костра.

– Это Степан вас напугал у камня, пошутить хотел, – ответил Максим, прижимая меня к себе. – Он за Леркой следит что ли, зомби. Не пугай меня так больше, я девчонок чуть не придушил от страха, пока понять пытался, как и где они тебя потеряли.

– Ну, это я их потеряла, если честно, – счастливо промямлила я, тая, как пластилин на солнышке, от его слов.

"Зомби" Степан с фингалом под правым глазом нес Лерку на руках первым. В носильщиках недостатка не было, даже носилки делать не стали. Группа разделилась на две части: одна пошла по утвержденному маршруту, вторая, где были мы и Степан с друзьями, в сопровождении лесника пошла к железной дороге.

– Слушай, Лерка, – говорит Игорь, помогая ей в электричке сесть удобно. – По легенде теперь Степан твой жених.

– Что? – захлебывается вопросом Лерка.

– Ночь. Камень. Луна. Мужик, – издевается Игорь. – Все, как заказывали.

И тут же получает по шее от хохочущей Сашки.

Настоящее. Суббота, вечер.

– А пойдемте в кино или в клуб? – вдруг предлагает Сашка. – Чего киснем? В "Лисьем хвосте" сегодня шоу-программа интересная. Вот рекламка на телефон пришла.

При советской власти Сашка была бы комиссаром с ее способностями пламенного агитатора и профессионального вербовщика. Ей понадобилось всего каких-то полчаса – и вот мы уже ждем такси у подъезда.

В "Лисьем хвосте" шумно и весело. Клуб полон гостей. Суббота все-таки. Возле нашего столика постоянно кто-то крутится, пытаясь пригласить танцевать.

– Ибо Лерка, зараза, не надела паранджу, – поясняет Сашка, потягивая ядовито-зеленый коктейль.

Мы с тараканами расслабились, и после третьего бокала мартини потеряли бдительность. Поэтому двухметровая неприятность нас неприятно удивила.

– Какая приятная встреча! – поддержал игру в антонимы Ермак. – Разрешите?

– Еще чего! – завопили тараканы, мгновенно возненавидевшие баскетбол.

– Не стоит! – процедила сквозь зубы Сашка. – У нас девичник.

– Тогда потанцуем? – протянул Кирилл мне свою огромную ладонь.

– Ага! Разбежались! – тараканы сложили фигушки, каждый по шесть штук.

– Девушка танцует со мной, – раздалось откуда-то сбоку. – Все эти девушки обещали мне по танцу.

– Игореха! – завопила Сашка, кидаясь на шею нашему Игорю.

Как всегда загорелый, белозубый, улыбающийся, перед нашим столиком стоит Игорь и обнимает Сашку.

– Приехал? – удивляется Лерка. Мы с ней одновременно протягивает ему свои руки, которые он нежно пожимает. – Ты ж до сентября должен быть в Европе.

– Дела появились, – отвечает он, целуя нас в щеки по очереди.

Недовольный Ермак, прищурившись, смотрит, как Игорь уводит меня в центр танцпола. Тараканы, по достоинству оценившие три порции сухого мартини, не разжимают фигушки и смеются над Ермаком. Мы медленно двигаемся в танце. Я улыбаюсь Игорю и жду, когда он спросит меня о Максиме, и не хочу, чтобы он спросил меня о Максиме. Но он спрашивает совершенно о другом:

– Понравился букет, Варя?