Текст книги "Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)"

Автор книги: Жанна Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

– Глупости, – отвечаю я. – Он точно знает, что я ему не изменила.

– Он не может этого знать, но, думаю, ты права, он раздавлен не этим, – говорит Сашка. – У него другая фобия – не страх, что ты выбрала Вовку, а ужас, что ты любишь Вовку.

– В любом случае, завтра, возможно, я пойму, что происходит, – надеюсь я. – Одним секретом станет меньше.

А может, и двумя секретами... Если я решусь позвонить маме. Хотя вряд ли я смогу что-то узнать при помощи одного телефонного звонка. О таком по телефону не разговаривают.

– Вот вы встретились, – начинает моделировать Сашка. – Начали разговаривать. Вариант первый: он как-то умудряется объясниться, и ты тоже. Хэппи энд.

– Ключевое слово "как-то", – нервно икаю я.

– Вариант второй: ты его убедила, а он тебе признался, что да, была ничего не значащая интрижка. Хэппи энд или апокалипсис?

Первые звезды, появившиеся на низком, пока еще не темнеющем небе, мерцающе дразнят и намекают на апокалипсис.

– Для разнообразия третий вариант, – продолжает фантазировать Сашка. – Ты не смогла оправдаться. Тогда что?

– Я не знаю, – обреченно пищу я.

– Вопрос, – переключается Сашка. – Ночуем здесь или возвращаемся? Лерке надо звонить и Риту предупреждать.

– У меня много дел в городе. Возвращаемся, – говорю я твердо.

– Пошли есть мороженое! – зовет Мышильда. – Надоели с вашими секретами. Мне же тоже любопытно!

– Идите, я еще чуть-чуть посижу, не хочу мороженое, – прошу я.

– Да? – подозрительность Сашки не дает ей покоя. Она хватает Коко и сует его мне в руки:

– Посиди с малышом, Варька! Мы мороженое поедим и поедем.

Девчонки убегают в дом, а мы с котенком остаемся в беседке. Я сажаю его на стол. Он не пытается спрыгнуть, а садится на белую попку и опирается на черные передние лапки.

– Ну что? – спрашиваю я котенка. – Можно я буду называть тебя Коко? Ты не обидишься?

Котенок наклоняет голову, как будто он щенок и все понимает.

– Я боюсь звонить маме, – шепотом сообщаю я Коко.

Тараканы ревниво смотрят на нас, всем своим видом показывая, что они обижены моим выбором собеседника. Отправляю их курить кальян, чтобы не мешали. Коко начинает умываться, вылизывая передние лапки.

– А еще я не знаю, что делать, если Максим признается мне в измене или в том, что увлекся другой женщиной.

Коко вытягивает заднюю лапу, откидывается назад и принимается вылизывать ноги. Или у кошек все лапы ноги? Тараканы хихикают надо мной, посасывая мундштук кальяна: "Кто из нас курит?"

– Но я очень жду завтрашний день. Очень, – доказываю я Коко, который осоловелыми глазками смотрит на меня и решает, домываться сейчас или оставить на потом.

Я чувствую, что уже переволновалась по поводу еще не наступившего завтрашнего дня. Обкурившиеся тараканы остроумно замечают, что, мол, я сама виновата, не того собеседника выбрала.

– Что мне делать? – спрашиваю я Коко.

– Попросить помощи у меня, – басом отвечает Коко.

Я подпрыгиваю от неожиданности. Возле беседки стоит довольный Ермак с висящей на его плече не менее довольной Мышильдой и запыхавшаяся недовольная Сашка.

Я не успеваю придумать, что ответить Ермаку, чтобы обязательно обидеть, но так, чтобы Машка не догадалась, к кому именно он приехал. Сашка сует мне под нос свой телефон с сообщением от Лерки: "Сергей-Филипп. Без вас не справлюсь".

– Маньяк! – с удовлетворением говорит Сашка.

– Я? – с удивлением спрашивает Ермак.

– Кто?! – возмущенно восклицает Мышильда.

– Да! – торжественно подтверждаю я.

Скорее в город. Скорее бы наступил завтрашний день.

Мы с Сашкой уезжаем, оставив счастливую Мышильду и раздосадованного Ермака на даче с родителями. Хотел знакомиться – давай!

Сашка аккуратно ведет машину и проводит реанимацию моего оптимизма:

– Варька! Он тоже боится. Слово лишнее боится сказать. Я вообще не представляю, как он из этого всего выберется. Но если любишь – прости. Что бы ни было, прости. А если не собираешься прощать или не сможешь – то и не начинай.

– Чего не начинать? – не понимаю я.

– Разборок, разговоров, выяснения отношений, – терпеливо перечисляет Сашка.

– Я не обманывала, – ворчу я.

– Может, и он не обманывал, – философски замечает Сашка. – Просто вовремя не рассказал. Или скрыл, потому что это не его тайна.

– Тайнами адвоката не удивить, – тут же спорим мы с тараканами. – С каждой тайной целоваться – здоровья не хватит.

– Чтобы хранить тайну, надо решиться принять ее на хранение, – мудро замечает Сашка и хвастается. – Только что сама придумала. Дарю. Максим не ты. Это тебя от тайн драконит и пузырит. А он надежный как немецкий автопром.

– Саш, хватит, – прошу я. – Все в твоих рассуждениях логично, кроме поцелуя, обнимашек, слезок и моего телефона. Она сбросила мой телефон! Не он, потому что занят. А она, потому что он позволил.

– Да, – соглашается Сашка. – Погрешность в моей теории есть. Но я работаю над этим.

Двенадцать лет назад

Мы поссорились с Максимом. Наверное, поссорились. Первый раз в жизни.

Это был совершенно чудесный день. Утром с Вовкой мы доехали до школы. В троллейбусе играли в слова. Он загадал слово "правда", а я слово "мечта". На букву "Ч" я придумала маленькую мускусную крысу "чучундру", Вовка никак не мог отгадать и привлек к отгадыванию полтроллейбуса. Когда мы вышли на конечной остановке, вместе с нами вышла и кондуктор. Максим встречал нас. Женщина-кондуктор сказала нам с Вовкой:

– Хорошая вы пара, красивая! Любите друг друга?

Я напряглась. Максим замер. Вовка пошутил:

– Что вы! Я ее терпеть не могу, чучундру.

Кондуктор засмеялась и сказала на прощание:

– Жаль. Смотри, уведут.

Мы шли до школы и продолжали болтать с Вовкой. Максим держал меня за руку, но разговор почти не поддерживал. В школе был хмур и раздражителен. Мы перестали его тормошить и оставили в покое.

На уроке литературы Наталья Сергеевна, отвечая на вопрос о ревности Анны Карениной, сказала:

– Вам не нравятся ревнивые герои? Ревность – такой же двигатель сюжета, как и любовь. Литературные ревнивцы могут быть мелочны, неприятны, некрасивы. Карандышев у Островского. Наташа Ростова-Безухова у Толстого. Леди Мекбет у Лескова. Но у ревности не меньше оправданий, чем у любви.

– Зачем давать повод для ревности? – спросил Максим. Как-то зло спросил.

Наталья Сергеевна внимательно посмотрела на него, слегка нахмурилась, но сдержалась, как всегда:

– Зачем? Чтобы убедиться, что тебя любят. Да. Люди верят и в это. Но страшнее и тяжелее ревность, вызванная собственной неполноценностью. Есть ревность-игра, ревность-мука, ревность-болезнь, ревность-сомнение. Разновидностей много. Проблема не у того, кого ревнуют, а у того, кто ревнует.

– Зачем давать повод для ревности? – настаивает Максим, повторяя вопрос.

– А представляете, два ревнивца на одну пару? – смеется Игорь, подмигивая мне.

– Ты зачем Наталью Николаевну дергаешь? – на перемене удивленно спрашивает Максима Сашка. – Как будто личные счеты сводишь.

Я растеряна и разозлена. Уроки литературы – мои любимые. И Наталью Сергеевну я просто обожаю. Женщина – идеал. Красивая, умная, холодная в жизни и волшебно прекрасная на уроках литературы.

– Как ты можешь? – спрашиваю я. – Ты же не про литературу спрашиваешь?

– Про литературу, – спокойно отвечает Максим, настроение которого с утра так и не улучшилось. Что кажется мне удивительным чрезвычайно. Мы знакомы пять лет, и я свидетельствую: его редко что может вывести из себя.

– На вопрос она так и не ответила, – добавляет Максим. – Зачем давать повод для ревности?

– Ну, смотря кто и кому дает повод, – примирительно говорит Вовка, протянув мне яблоко. – И повод ли это.

– Поводы мы придумываем сами, – умничает Сашка. – Вон Лерку Сергей-Филипп ревнует, аж пар из ушей идет!

– Не сочиняй, – рассеянно говорит Лерка, читая учебник по физике. – Пара не видно.

– Всем видно, а ей не видно, – смеется Сашка. – И правда, Макс, ты Наталью за что-то невзлюбил, что ли? А мне она нравится.

– А мне нет, – вдруг резко отвечает ей Максим.

И я не выдерживаю, сбрасываю груз ответственности:

– Как ты можешь! Это же твоя мама!

Лерка поднимает удивленные глаза от учебника. Сашка почти роняет челюсть на пол. Игорь пораженно присвистывает. Вовка морщится от досады. Я виновато распахиваю глаза и смотрю на Максима:

– Прости, – шепчу я, краснея от стыда и разочарования в себе.

Максим смотрит на меня, но говорит всем:

– Да. Наталья Сергеевна – моя мама. Хотел рассказать на выпускном.

– Но зачем? – спрашивает Сашка. – Зачем вы скрываете? Ты? Она?

– По-моему, понятно, чтобы не считали директорским сынком. Так ведь? – подсказывает Вовка.

– Не так, – отвечает Максим. – Это никого не касается.

До конца уроков я чувствую несчастной и предателем. Максим никак не показывает мне своей обиды. Несколько раз ловлю на себе сочувственные взгляды друзей. Они все считают меня предательницей, наверное. Хотя знал и Вовка, тайну выдала я. Какая разница, почему они решили скрывать? Это не мое дело. Довожу себя до нервной дрожи.

Когда после уроков Игорь предлагает посидеть в "Пельменной", Максим отказывается и, быстро попрощавшись со всеми, уходит. Он не будет меня провожать?

Сижу в троллейбусе у окна, мокрыми глазами смотрю на мокрый от дождя город. Вовка сидит рядом и пытается меня развеселить. Бесполезно. Нет мне прощения.

У бабушкиного подъезда стоит... Максим. Он простил меня! Сердце бьется, как маленькая птичка в руках человека. Дергаюсь навстречу Максиму. Вовка не пускает.

– Пусти, ты чего? – удивляюсь я.

– Подожди, – просит он и обращается к Максиму. – Остыл?

– Не нагревался, – отвечает Максим. – Или говори, или уходи.

Вовка напрягается. Я чувствую это отчетливо, потому что он по-прежнему держит меня за руку.

– Что говори? – спрашиваю я, недоумевая. Сценарий этого эпизода писали без моего участия. Даже слова не раздали.

– Я приглашен на чай, – говорит Вовка.

– Я давал тебе возможность, – неадекватно Вовкиной реплике отвечает Максим.

– Мне не нужно твое разрешение, – отвечает Вовка так же нелогично.

– Максим, прости меня, – тянусь я к нему.

– Я не обиделся, просто удивился, – говорит мне Максим.

– Пойдемте к нам пить чай! – обрадовавшись, говорю я.

– Пойдем! – тут же соглашается Вовка и тянет меня в подъезд, обходя Максима.

Вовкино поведение так меня удивляет, что я начинаю тормозить всеми конечностями:

– Подожди, Вовка! Максим, пойдем к нам. Бабушка и Михаил Аронович будут рады тебя видеть.

– А ты? – спрашивает Максим. – Ты будешь рада?

– Я всегда рада гостям, – растерянно говорю я, не понимая, чего он от меня добивается. Из подъезда выходит Ольга Викторовна, наша консьержка. Мы здороваемся, а она спрашивает:

– Qui est ton fiancé?

Я смущаюсь и молчу.

– Что она спросила? – шепчет Вовка.

– Она спросила, кто из вас мой жених, – чуть не плачу я от досады.

– Tu as deux prétendants? (У тебя два претендента?) – продолжает посмеиваться Ольга Викторовна, искренне не понимая, что стала причиной моей трагедии.

– Она говорит... – сгорая от стыда, честно хочу перевести я.

– Не надо, я понял, – перебивает меня Максим, вежливо прощается с Ольгой Викторовной и уходит.

– Бабушка! – возмущаюсь я. – Почему он ушел? Ведь он сказал, что не обиделся.

– Он ревнует, – говорит баба Лиза, гладя меня по голове.

– Меня?! – визжу я от радости. – Ревнует?!

– Тяжело ему с тобой будет, – вздыхает бабушка.

– Со мной? – возмущаюсь я. – Со мной ему будет легко! Я не дам повода для ревности. Мне, кроме него, никто не нужен.

Глава 34. Настоящее. Ночь со среды на четверг. Мужчина и Женщина.

Завтра никогда не бывает сегодня!

Разве можно проснуться поутру и сказать:

"Ну вот, сейчас наконец завтра?"

Льюис Кэрролл "Алиса в Зазеркалье"

Слабый пол сильнее сильного

в силу слабости сильного пола к слабому.

Нинон де Ланкло – французская куртизанка,

писательница и хозяйка литературного салона

Проснувшись сегодня рано утром, позавтракав с Михаилом Ароновичем волшебными вафлями, съездив к отцу и Рите на дачу, получив от папы номер телефона мамы, позвонив Максиму и договорившись о встрече, сбежав от Ермака, я не представляла себе, как закончится этот насыщенный событиями день. Последние пару часов я вообще подгоняла время и ждала наступления "завтра". Как говорится, хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах.

И вот мы втроем, я, Сашка и Лерка, сидим в гостиной Михаила Ароновича и прячемся от Сергея-Филиппа. На минуточку, час ночи.

– Мне кажется, дорогой сосед, – смеюсь я, подавляя зевок, – что такой насыщенной жизни за последние сорок лет у вас определенно не было.

– Чтобы в моей квартире ночью находилось одновременно столько красивых и молодых женщин? – улыбается Михаил Аронович. – Вы правы, Варенька, такого удивительного стечения обстоятельств у меня еще не было.

– Простите, ради бога, еще раз, – снова начинает извиняться Лерка.

– Оставьте, дорогая, – машет рукой старый врач. – Я счастлив, что, несмотря на приличный возраст, полезен таким прелестным дивам. Настаиваю на слове "приличный". Первый раз в жизни участвую в таком интересном мероприятии.

– Мероприятие! – фыркает Сашка, с восторгом разглядывая многочисленные фарфоровые фигурки в шкафу. – Это грандиозный шухер, вот что я вам скажу! Варька, все хотела тебя спросить, что такое шухер?

Меня веселит Сашкино любопытство:

– По-моему, это на идише "черный". Михаил Аронович лучше объяснит.

Михаил Аронович тут же подхватывает тему:

– Представители моей нации, красавицы, не всегда имели возможность легально заниматься своим бизнесом.

– Контрабандой? – уточняет Сашка, зачарованно глядя на фигурку джентльмена Викторианской эпохи: элегантный молодой человек с тростью в одной руке и шляпой в другой. – На вас похож. Английская?

– Великобритания, – уточняет врач. – Так вот, за участие в нелегальном бизнесе они подвергались преследованиям полиции. В Российской Империи, мои дорогие, полицейские носили черную форму. Крик "Шухер!" означал приближение полицейского, а после вообще стал синонимом опасности.

– Саш, – иронизирую я, – может, тебе еще про ксиву и шмон рассказать?

– Заметут, расскажешь, – смеется Сашка. – Он еще на Макса похож.

– Кто? – удивляюсь я.

– Да вот этот красавчик! – Сашка продолжает любоваться фигуркой.

– Все так серьезно? – беспокоится Михаил Аронович. – Я про "заметут".

– Надеюсь, что нет, – успокаиваю я его и грожу пальчиком подруге. – Сашка шутит так.

– Ага! – соглашается она. – Люблю пошутить в чужом доме в час ночи, заняться больше нечем!

– Чтоб он провалился! – ругается Лерка, бледная и расстроенная.

– Так он и провалился, – констатирует Сашка, садясь за стол. – А можно кофе сварить, а то я засыпаю?

Пять часов назад.

– А где Лерка? – спрашиваю я Сашку, когда мы добираемся до города. – На работе или дома?

– На работе, выйти с нее не может, орангутанг во дворе бродит, – смеется Сашка. – Мы с ней когда по телефону разговаривали, она в окно кабинета смотрела, Сергея-Филиппа увидела. Решила, что через другой выход после работы выберется, а он под кабинетом уже сидит.

– И что? – не понимаю я. – Вышла да пошла.

– Ага! А он за ней?! А что у него на уме? Вдруг он решил, что она ему первому достаться должна? Говорю ж, маньяк!

– Может, полицию вызвать? – с надеждой говорю я.

– У тебя знакомые в полиции есть? – с сомнением спрашивает Сашка.

– У меня нет. Только у Максима, – качаю я головой.

– Ну вот! А кто ж поедет на вызов? Нормальный для всех остальных мужчина пришел поговорить со знакомой женщиной. И доказательств никаких. Молодой, трезвый, офицер в отставке, наконец. У него и должность какая-то сейчас немаленькая.

– Да! – соглашаюсь я. – Ситуация! Нет, точно не поедут. Можно, конечно, приврать, что пристает...

– Не стоит привирать, сомневаюсь, что прокатит, – усмехается Сашка. – Сейчас разберемся.

Частная поликлиника, в которой работает по нечетным дням Лерка, была новым двухэтажным кирпичным зданием. Я осталась в машине, а Сашка, как более уклюжая, пошла на разведку. Вернулась быстро.

– Сидит, животное! – доложила она, плюхаясь на водительское сиденье. – Прямо под дверью кабинета, брошюрки, гад, читает про детский понос.

– Почему про понос? – хихикаю я. – Откуда ты знаешь?

– Хочу, чтоб про понос! – говорит Сашка. – Принесла нелегкая.

– Может, мы рядом постоим, а он с ней просто поговорит? – предлагаю я. – Не будет же он при свидетелях в поликлинике на нее нападать?

– Да я ей по телефону три десятки вариантов предлагала. Этот первый был. Не хочет, боится. Говорит, что с пятнадцати лет только и делает, что с ним разговаривает. Каждый разговор все тяжелее и тяжелее. Ну придумал он себе, что любовь его взаимной должна быть...

– Любовь всегда взаимной должна быть, – тихо вздыхаю я, думая о Максиме.

– С чего? – спрашивает Сашка. – Про Макса думаешь? А Вовка? Тоже взаимная? А Ермак?

– Беру свои слова обратно! – быстро ориентируюсь я. – Ты в этом смысле?

– Я во всех смыслах за нее боюсь, – серьезно говорит Сашка. – Эх! Когда же Лерка встретит своего мужчину? Ты вон как в сору роешься!

– Поделиться? – огрызаюсь я.

– Нет уж! – отрезает Сашка. – Вовка теперь на всю жизнь обреченный. А Ермака мне не надо. Не мой типаж.

– А какой твой? Он есть? Описать можешь? – любопытствую я. – Тебе какие мужчины нравятся? Если детство и юность вспомнить, то разные какие-то. Тот вратарь футбольный совсем не походил на гитариста из политехнического.

Улыбаюсь, вспомнив добряка Леху, влюбившегося в Сашку летом перед одиннадцатым классом и бегавшим за ней в прямом смысле этого слова: Сашка – ветер, на месте на стоит. Сашка тоже расплывается в доброй улыбке: вспомнила.

– Хороший парень был, – подтверждает она. – Добрый такой. Он у нас дома перечинил все, что только можно было. Отец его какое-то время на порог пускать не хотел. Только, говорит, новый телевизор задумаю купить, так Леха старый починит. После Лехиного ремонта бабушкина стиральная машина, которая на дровах, по-моему, работала, стирала как новая.

– Не полюбила? – мягко спрашиваю я, погладив ее локоть. – Или?

– Нет. Не полюбила. Совсем. Никак не могла себя заставить даже поцеловаться с ним, – посетовала Сашка. – Ни уму, ни сердцу. Даже не подружились толком, как вы с Вовкой. О! Он меня кстати замуж дважды звал, когда я в город уже с Ванькой вернулась.

– Да?! – поражаюсь я. – А чего ты нам с Леркой не рассказывала?

– Не поверишь, – Сашка неловко улыбается мне. – Я забыла об этом рассказать! Вот он пришел – мы поговорили, он замуж позвал – я отказала, он ушел – и все! Я тут же забыла! Меня в это время начальник отдела сбыта доставал, даже уволиться хотела.

– Ну, и кто у нас тут в сору роется? – возмущаюсь я. – У тебя, если посчитать, тоже кучка наберется.

– Варь! У меня ожог на полсердца. Не зажил еще. Мне не до мужчин пока, – вдруг серьезно говорит Сашка.

– Прости! – пугаюсь я, что обидела подругу.

– Проехали! – грустно смеется она. – Пошли принцессу спасать! Вариант тридцать первый. Она на него согласилась.

Первый вариант из четвертого десятка оказался банальным окном. Кабинет Лерки на первом этаже.

– Она полезет?! – с ужасом спросила я, когда мы подошли к окну, обойдя канаву, вырытую вдоль корпуса. Прокладывают что-то.

– Обещала, – отвечает Сашка.

– Странно, но военный человек должен учитывать и окно тоже, – сомневаюсь я.

– Не может же он караулить и у двери, и у окна, – справедливо замечает Сашка. – И потом, Лерке по графику еще час работать. Мне кажется, он окно как раз и не учитывает, раз у двери сидит.

Лерка вылезла из окна красиво, как в шпионском фильме это делала бы девушка Джеймса Бонда. Сначала окно открылось, потом показались ее босые длинные, совершенные в этой длинноте ноги, потом, опираясь на нас, она спрыгнула на землю, держа босоножки в зубах.

– Анекдот! – простонала Лерка, отряхивая подошву и надевая босоножки. – Столько лет его не было! Вернулся!

– В машину! – командует Сашка и тянет нас обеих от окна. – Пока не спалились!

Но мы спалились. И Сергей-Филипп окно все-таки учитывал. Он вдруг появился с этой стороны здания, быстро пошел в нашу сторону, с каждой секундой ускоряя шаг. Единственным нашим преимуществом было расстояние: одержимый Леркой Сергей-Филипп только начал обходить здание с торца, как мы его увидели, и дорогу ему пересекает канава.

– Бежим! – паникует Сашка, и мы бежим.

Перед тем, как сесть в Сашкину тойоту, оборачиваюсь: сильный и крепкий преследователь почти рядом, ему остается только перепрыгнуть свежевырытую  канаву. Он слегка разбегается и... падает в нее с размаху.

– Он упал! – ужасаюсь я.

– Надо вернуться! – Лерка застывает на месте. – Вдруг он себе что-нибудь сломал?

– Ага! Сейчас! Там глубина не больше метра! Как же он в горячих точках служил, если такой неловкий? – торопит нас Сашка.

Мы прыгаем в машину и уезжаем.

– Надо вернуться! – снова повторяет Лерка. – Он почему-то не вылез. Вы же видели, что не вылез! Какой я врач после этого!

– Прекрасный детский врач! – резко отвечает Сашка, сбрасывая скорость. – Все с ним в порядке.

– Бывают травмы и даже смерти при падении с высоты собственного роста. Есть даже такой диагноз. Я в сериалах видела, – вмешиваюсь я, испугавшись, что мы оставили человека в беде.

– Идиотки сердобольные! – психует Сашка. – Еще раз спрашиваю, вы глубину канавы видели? А ширину его плеч? А толщину шеи? Гипотетически, если орангутанг все-таки разобьется... (увидела мои огромные испуганные глаза) Я сказала "если"! Буду лечить его за свой счет и каждый день кормить из ложечки в реанимации.

Взяв с Ольги Викторовны слово, что она никого ко мне не пропустит, мы полетели в укрытие. В квартире мы успеваем только скинуть обувь и плюхнуться на пол, на ковер, как раздается звонок внутридомовой связи.

– Варенька! – шепчет консьержка. – Тут тебя спрашивали. Мужчина. Приехал на огромном внедорожнике. Такой же огромный. Я ему говорю, что тебя дома нет, а он отвечает, что ничего страшного, он подождет возле дома в машине.

Обсудив все варианты реакции от звонка в полицию (скажем, что ломится в дверь!) до вызова Максима, Игоря и Вовки (Лерка категорически против!), мы пошли советоваться к Михаилу Ароновичу.

И вот сидим у него.

– Почему так бывает, Михаил Аронович? – тоскливо спрашивает Сашка. – С тем, кто нужен – не складывается, кто не нужен – проходу не дает?

– Вам какого рода совет нужен? Мужской? Врачебный? Или сакральный? Если мужской, то, увы, мои представления об этих отношениях густо посыпаны нафталином. Если врачебный, то старик Фрейд говаривал: " Мы выбираем друг друга не случайно – мы встречаем лишь тех, кто уже существует в нашем подсознании".

– То есть я притянула Сергея-Филиппа, а Варька Ермака? – удивляется Лерка.

– Не совсем вы – ваше подсознание, – смеется Михаил Аронович.

– А сакральный? – спрашиваю я, заинтересовавшись.

– Я не специалист, но один из тезисов сторонников сакрального выглядит так: Чтобы мужчине победить женщину, ему нужно выиграть битву в ее глазах. Чтобы женщине победить мужчину, ей нужно проиграть ему.

– Вот-вот! – поддакиваю я. – Сашка с Леркой у нас мобильный отряд по отлову скачущих коней и тушению горящих изб.

– Кто, если не мы? – ерничает Сашка. – Просто нам не встретился мужчина, которому хотелось бы проиграть.

– И тут еще одно сакральное: Мужчина мечтает превратить свою женщину в Королеву, а женщина мечтает о готовом Короле.

– Интересно! – Сашка с любопытством смотрит на старого врача. – Это точно сакральное, а не здравый смысл?

– Здравый смысл – это трезвый выбор обоих, – смеется врач. – А отношения мужчины и женщины – это его отсутствие.

– Трезвости или выбора? – спрашиваю я, хихикая.

– Любви, – просто отвечает Михаил Аронович. – Как только за любовь начинает решать ум, она уступает ему свое место.

– Значит, любовь бездумна и бестолкова? – сопротивляется Сашка.

– Нет. Она безусловна и бескорыстна, – настаивает Михаил Аронович. – Иначе это все что угодно, одержимость, увлечение, собственно влечение, зависимость, но не любовь.

– Слушайте, а может, нам отворот какой-нибудь заказать? Моя соседка на гулящего мужа приворот делала. Значит, и отворот должен быть.

– Вот! – Сашка быстро набирает в телефоне в поисковике "отворот на мужчину".

– Даже любопытно, – ужасаясь, бормочет врач.

Сашка выразительно читает:

– Самостоятельно выполнить отворот может только профессионал. Потому что от сильных женщин мужчины не уходят, а силы слабой женщины не хватит на то, чтобы качественно выполнить отворот. А то, на что ее хватит, может только навредить, в первую очередь – ей самой. Так! Нам отворот от себя... Сейчас...

Тараканы достают блокнотики и готовятся записывать.

– Для проведения обряда нужно взять горсть земли с кладбища (лучше ночью), дома пересыпать ее в глубокую миску (желательно из глины). После этого в миску ставится бокал с красным сладким вином (подороже) и в землю вставляют пять свечей в форме пятиконечной звезды. Зажигаем свечи и, помешивая вино ножом (надо очень острым), читаем слова заговора...

– Хватит! – веселюсь я. – Я на кладбище не пойду.

– И вино лучше выпьем! – подхватывает Лерка.

– Скучно с вами! – хохочет Сашка. – А то поехали на кладбище, пару ведер земли наберем. Нам и на Ермака, и на Сергея-Филиппа.

– Спать хочется, – говорит Лерка. – Пошли? Пусть в машине сидит. Утро вечера мудренее.

Тараканы сплевывают от досады, захлопывая блокнотики.