Текст книги "Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)"

Автор книги: Жанна Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

Глава 25. Настоящее. Воскресенье. Свободная жизнь.

Скажем, женщина...

А шут её разберёт, какая она есть?

Чулочки там, ботинки, шляпки -

а может, она веселящаяся?

А если она веселящаяся,

то и квартира её подозрительная,

о которой по декрету донести нужно.

Михаил Зощенко "Веселая масленица"

Вновь закат разметался пожаром:

это ангел на Божьем дворе

жжёт охапку дневных наших жалоб,

а ночные он жег на заре.

Игорь Губерман

Решила выспаться и встать не раньше полудня – не спала почти всю ночь и поднялась ни свет ни заря, в шесть часов утра.

Вчера, приехав домой, пронеслась мимо Ольги Викторовны (странно, не должна она ночью работать) и залетела в квартиру. Никто за мной не гнался: ни Ермак, даже не дернувшийся из-за руля, чтобы наконец "поговорить, Варя", ни подруги, так и не пришедшие ко мне ночевать, ни Максим, так неожиданно появившийся в клубе, ни вернувшийся в город Вовка, который не участвовал во вчерашнем шабаше и по логике вообще не мог вчера за мной гнаться.

Заснула быстро, как будто потеряла сознание от перенапряжения. Сразу провалилась в параллельную реальность, в которой все было так, как и должно было бы быть, если бы я не повела Ваню пить сок. Но меня из нее выбросило туда, где я быть не хотела.

Бар "живых" соков. За отдельными прямоугольными столиками сидят мои близкие. Вот папа с Ритой и Мышильдой. Вот Сашка, Лерка и Игорь с Вовкой. Вот Константин Витальевич с Натальей Сергеевной. Вот Ермак, сидит один за маленьким, почти детским столиком, вытянув длинные ноги в проход. А вот и я с Максимом за центральным круглым столом. Между столиков неуклюже хромает на своих костылях Ольга Викторовна, которая принимает от всех заказы.

Неожиданно Ермак встает со своего места и, взяв с собой карикатурно маленький стульчик, без приглашения подсаживается за наш столик. Недоумение на лицах гостей бара сменяется на шоковое выражение, когда со своим стулом возле нас оказывается и Вовка. Игорь тоже приподнимается со своего места, но Сашка и Лерка удерживают его, схватив за руки и что-то настойчиво говоря ему. Игорь растерянно, беспомощно смотрит на меня и остается на своем месте.

Максим хмуро, неприветливо смотрит в глаза Ермаку и Вовке, сначала одному, потом другому. Поворачивается ко мне, взгляд теплеет, наливается нежностью и тихой радостью:

– Варежка, это ты их пригласила?

Мне хочется крикнуть ему, что, конечно, это не я. Это они сами. Но мольба в глазах Кирилла и смешинка во взгляде Вовки останавливают меня. И я почему-то согласно киваю головой. Максим тут же резко встает, опрокидывая стул. Грохот падения пугает всех вокруг. Мои подруги испуганно вскрикивают. Константин Витальевич хмурится, Наталья Сергеевна спокойно пьет сок, кроваво-красный и густой. Папа грозит мне кулаком, Рита тут же хватает его за этот кулак и сжимает в своих ладонях, извиняюще мне улыбаясь. Мышильда балуется с соломинкой для коктейлей, пуская пузыри в бокал с яблочным соком, словно ей не двадцать два, а два года.

Я испуганно смотрю на Максима и только хочу сказать, что я пошутила, что он все не так понял, как к нашему столику подходит ОНА. Молодая, нежная, с мокрыми от слез глазами. Оглядывается, ища свободный стул, и, не найдя, бросается к Максиму, повиснув у него на шее. Максим смотрит на меня поверх ее головы, пытается ее отстранить. Чем сильнее он отрывает ее от себя, тем крепче та прижимается. Поняв, что бороться бесполезно, Максим говорит мне убежденно, страстно:

– Нам надо поговорить, Варя!

Я встаю и осторожно пытаюсь выйти из кафе, сбежать, как всегда, когда боюсь что-то видеть и слышать. За мной бросаются Вовка и Кирилл. Что-то кричат девчонки, строго и громко отдает команды папа, всхлипывает Рита.

Выбежав из кафе, я оказываюсь во внутреннем дворике бабушкиной дачи. А вот и она сама. Сидит на маленькой лавочке возле розовых кустов и читает вслух. Увидев меня, она машет мне рукой, мол, не мешай, дай дочитаю. Чуть поодаль Михаил Аронович, который держит в руках ее широкий белый шарф и внимательно, даже благоговейно, слушает. Делаю шаг назад и упираюсь в широкую Вовкину грудь.

– Варька! – шепчет он мне на ухо. – Не надо туда возвращаться. Давай сбежим!

– Нет, – твердо говорю я ему. – Хватит бегать.

– Нет! – кричу я, открывая глаза. Надо идти к толкователю снов, пока не понадобилась помощь врача. Как-то очень давно, лет пять назад, мы с Максимом смотрели телевизионную программу о том, что более сорока миллионов американцев ежегодно обращаются к помощи психологов и психоаналитиков, так как страдают расстройствами, испытывая депрессию и неуверенность в себе. Тогда мы даже поспорили: Максим сказал, что это болезнь развитой нации, решившей свои базовые проблемы и ищущей приключений на свою..., я же настаивала на том, что не у всех есть бабушка Лиза и Михаил Аронович, с которыми можно посоветоваться в любое время, и возможность обратиться за квалифицированной помощью должна быть у всех. Мы "подрались" диванными подушками и, "разыгравшись", на час раньше ушли спать, так как нашлось "важное дело" в спальне.

Смотрю на часы. Четыре часа утра. Спала меньше двух часов. Больше уснуть не удалось, но я героически лежала с закрытыми глазами и запрещала себе вставать. Я не знала, чем заполню этот новый день. Звякнуло сообщение на телефоне: "Варенька, посмотрите, пожалуйста, почту. Я начала новую книгу. Спасибо". Анна. Ну вот, появился смысл.

Пока я читала, а потом правила первые пять глав новой книги, пришло еще несколько сообщений.

"Остыла, подруга? Перышки чистим, как договаривались?" – Сашка.

"Можно позвонить? Владимир." – с незнакомого номера.

"Варенька, навестите, пожалуйста, Михаила Ароновича. Спасибо." – дядя Георгоша.

Ответила в том же порядке:

"Да. Но не в "Лоск". – Сашке.

"Позже. Занята, извини". – Вовке.

"Здравствуйте! Обязательно. Спасибо". – Георгоше.

Теперь дел накопилось больше, чем надо. Вовку, вернее его звонок, "отодвигаю" на неопределенное время. Перышки, так перышки.

В двенадцать часов за мной заезжают Сашка с Леркой, и мы отправляемся в салон .

– Не Игоря? – строго спрашиваю я Сашку.

– Обижаешь, – дуется она. – Одна наша сотрудница посоветовала. Если хочешь, можем запросить уставные документы и лицензию.

За четыре часа мы мало что успели: расслабляющий массаж, обертывание и пара процедур для тонуса кожи.

– Девочки! – мечтательно протянула Сашка. – Как давно я не занималась собой! Бегаю по кругу, как цирковая лошадь с шорами на глазах. Дом, Ванька, детский сад, работа, детский сад, Ванька, дом. И так по кругу.

– Аналогично! – простонала Лерка, потягиваясь. – Только без детского сада и Ваньки.

– Не могу внести свой вклад, – встряла я. – Все-таки фрилансер – это почти свобода. Хотя ключевое слово "почти". Это тоже работа. Иногда сутками, часто по ночам. Помните, у Скотта в "Айвенго" наемный средневековый воин так и называется – "фрилансер"?

– Конечно, "помним", – иронизирует Сашка и искренне добавляет. – Везучая ты. Мне бы так тоже хотелось. Вставать не по будильнику. Ложиться, когда захочешь, а не потому, что надо успеть выспаться.

– Вообще-то, – справедливости ради заметила я, – с бабой Лизой мы вставали по будильнику. И завтраком меня кормили только за стихи, новые, выученные. А сладким за кусок прозы, тоже, между прочим, выученной дословно.

– Жесть! – возмутилась, смеясь, Сашка. – Это же жестокое обращение с детьми!

– Давай, Варька, исполни что-нибудь, – попросила Лерка.

– Хорошо, – согласилась я, мысленно выбирая что-нибудь, подходящее моменту:

Человеку надо мало:

чтоб искал

и находил.

Чтоб имелись для начала

Друг – один

и враг – один...

Человеку надо мало:

чтоб тропинка вдаль вела.

Чтоб жила на свете

мама.

Сколько нужно ей – жила...

Вспоминаю и о маме, и о бабе Лизе. Глаза наполняются слезами. Голос срывается.

– Рождественский? – тут же бодро спрашивает Лерка. – Это я тоже знаю.

Человеку надо мало:

после грома – тишину.

Голубой клочок тумана.

Жизнь – одну.

И смерть – одну.

Лерка читает звонко, по-детски, радуясь, что до сих пор помнит это стихотворение. И последние строчки снова портят мне настроение:

Это, в сущности,– немного.

Это, в общем-то,– пустяк.

Невеликая награда.

Невысокий пьедестал.

Человеку мало надо.

Лишь бы дома кто-то

ждал.

Меня дома всегда ждала баба Лиза. Потом я ждала Максима с работы. И Вовку. Хоть откуда.

Мы долго молчим, лежа на кушетках с темно-зелеными водорослевыми масками на лицах и отражаясь тремя ведьмами в зеркальном потолке.

– Долго будешь бегать? – вдруг спрашивает Сашка.

– Я? – переспрашиваю, чтобы потянуть время для выбора ответа.

– А кто? – Сашка серьезна, как никогда. – Я тебя вообще не узнаю. Выслушай человека – потом принимай решение. И не надо говорить, что это не наше дело, потому что оно и наше тоже!

Сашка пыхтит, как чайник на плите, который оглохшая хозяйка не снимает с огня. В зеркальном потолке отражается ее внимательный взгляд, которым она встречается с моим, растерянным. Лерка, лежащая посередине, беспокойно вращает глазными яблоками. Поворачиваться нельзя – испортим маски. Даже спокойная, расслабляющая музыка не может успокоить Сашку:

– Варька, ты сошла с ума. Ты поступаешь так, как поступить бы мог кто угодно, но не ты!

– Он просил вас со мной поговорить? – раздраженно спрашиваю я, чувствуя, как подкрадывается головная боль.

Обида тут же отражается в глазах Сашки. Лерка отвечает за нее:

– Нет. Кроме того, чтобы мы...

– Лера! – шипит на нее Сашка. – Не надо. Не так поймет!

– Что я пойму не так? – настойчиво требую я ответа. – Значит, о чем-то все-таки просил?

–Да, – тихо говорит Лерка, встречаясь со мной взглядом на потолке. – Он спросил, все ли у тебя в порядке, и попросил нас быть рядом.

– Какое благородство! – резко сажусь на кушетке. – Присмотрите за моей женой, как бы чего не вышло!

– А что ты будешь делать, если выяснится, что он ни в чем перед тобой не виноват? – спокойно спрашивает Лерка.

– Он вам что-то рассказал? – удивляюсь я, чувствуя, как зеленая жижа стекает по лицу вниз, на простынь.

– Он нам? Ничего, – Сашка пожала плечами. – Я бы и слушать не стала. Это только ваше. Что тебе мешает выслушать, а сбегать потом? Я вообще раньше никогда не замечала за тобой склонности к беговым упражнениям.

Лерка смеется:

– Помнишь, как ты к нам в класс пришла?

Ложусь на кушетку обратно. Об этом я могу и поговорить.

После салона хочется спать, и мы расстаемся до вечера. Сегодня с Михаилом Ароновичем я иду в театр и беру девчонок с собой. Будет капустник, на который подарила контрамарки бабушкина подруга Алевтина Даниловна.

Не торопясь собираясь в театр, выбирая платье и туфли, решая, какие тени для глаз буду накладывать, я все время помнила: мне надо разрешить Вовке себе позвонить. Помнила, но не разрешила. Опять отложила на "потом".

– Варя! – звонит Георгоша. – Я готов вас отвезти. Папа ждет.

Порывисто обнимаю и целую Михаила Ароновича. Строгого. Торжественного. В черном костюме, белой рубашке и галстуке-бабочке.

– Варвара Михайловна! – галантно целует он мою руку и оглядывает теплым отеческим взглядом с головы до ног. – Вы великолепны! И вы явно переоцениваете мои возможности телохранителя. Если вас украдут, я не догоню грабителей.

– Льстец! – довольно смеюсь я. Мне приятен его комплимент. – Меня никто не заметит, придет Лерка.

– Помню-помню, – отвечает старый врач. – Теперь моя задача усложняется. Но ничего, я разгоню всех своей палкой.

О! Трость Михаила Ароновича, которую он называл "палкой" – предмет зависти Вовки и Максима в детстве. Сама трость – аксессуар девятнадцатого века, а вот ее набалдашник в виде головы английского бульдога из слоновой кости еще старше – век восемнадцатый. Соединил обе части еще отец старого врача, Арон Паперный.

– Я погорячился насчет трости, – иронизирует Михаил Аронович, когда мы все вчетвером останавливаемся напротив зеркальной стены у широкой парадной лестницы. – Мне нужно огнестрельное оружие или хотя бы шпага.

Рядом с элегантным стариком три дивы. Элегантная блондинка с короткой модной стрижкой в длинном черном платье – это Сашка, похудевшая и повзрослевшая за неделю кудрявая шатенка с глазами-блюдцами болотного разлива (папа как-то сказал мне, что глаза мои цвета бутылочного стекла) в жемчужно-сером платье – это я, и сероглазая брюнетка с идеальным лицом и умопомрачительной фигурой, с тяжелыми, густыми волосами, убранными в высокий пучок, который удерживает целая армия шпилек (мы пригрозили убить подругу, если она подстрижется) – это Лерка.

На втором этаже театра фотогалерея актеров, режиссеров, других работников театра. Мы долго стоим возле бабушкиного портрета. Елизавета Михайловна Дымова в вечернем платье цвета каберне и жемчужном колье.

Здесь нас находит полная веселая старушка – Алевтина Даниловна, театральный портной драматического театра в пятом поколении, одетая в нелепое кружевное платье голубого цвета. Помню, как еще в детстве меня удивляло это обстоятельство: безвкусно одетый портной. Помню, что должность ее называлась официально "художник-модельер", а актеры называли ее не то "пошивка", не то "швейка". Бабушка говорила, что у нее золотые руки, а костюмы она шьет по эскизам настоящих модельеров. Шьет здорово. Костюм для актера – половина его образа, вторая кожа. Почему для себя сшить не может?

Повидавшись с бабушкой, мы все вместе проходим в зал. Алевтина Даниловна кокетничает с Михаилом Ароновичем, он сыплет комплиментами, утверждая, что четвертую "красавицу" ему сам создатель подбросил для искушения. Старушка мило хихикает и то и дело касается его руки своей рукой. Они умиляют меня до слез, и я боюсь, что потечет тушь. Когда я начинаю искать в клатче носовой платок, Лерка внезапно хватает меня за локоть.

– Варя! – в голосе ужас и паника. – Это он!

– Кто он? – меня парализует страх в ее голосе. Чтобы Лерка испугалась, надо очень постараться. Боюсь обернуться туда, куда легким кивком головы показывает Лерка. Нарисовала себе и Максима, и Вовку, и Ермака. Но пугаться их моя невозмутимая в любой ситуации подруга не стала бы.

– Кто он? – снова спрашиваю ее.

– Филипп, – шепчет она.

– Какой Филипп? – не понимаю я.

– Тот, который Сергей, – объясняет Лерка, запутывая еще больше.

– Да суворовец чокнутый! – громким шепотом говорит мне Сашка. – Неужели не помнишь?!

Я помнила. Правда, забыла лет на десять. Но вспомнила. Леркин преданный поклонник, суворовец-курсант Сергей с грустными глазами орангутанга Филиппа.

Через пару минут, состряпав любопытно-равнодушное выражение лица, характерное для скучающих и ждущих начала спектакля зрителей, поворачиваю голову, рассматривая зал. Вот он. Рядов через пять с партере сидит крупный мужчина лет тридцати. Я бы сказала, квадратно-крупный. То, что он сидит, не мешает понять, что он высок, широкоплеч, вернее, могуч. Крепкая шея, коротко стриженные волосы. Гражданская одежда не скрывает военной выправки. Без Леркиной "наводки" я бы его ни за что не узнала. Мужчина держит под прицелом всех нас, изредка задерживая взгляд на Лерке.

– Мамочки! – шепчет Лерка. – Неужели опять?

Двенадцать лет назад

Максима прооперировали. Игорь сказал, что с ним все хорошо. Так просил всем передать Максим через своего отца, которому и позвонил Игорь. Я успокоилась, но разволновалась, почему он ничего не передал мне лично.

И вот после одного из уроков литературы Наталья Сергеевна попросила меня остаться и подойти к ней.

– Хотела передать кое-что от Максима, – сказала учительница, доброжелательно мне улыбаясь. Вот теперь, зная, что она мать Максима, я находила в ней все больше и больше внешнего сходства с ним: голубые глаза, правильная благородная форма лица, легкая усмешка, делающая взгляд теплым. И еще аккуратность. Все и всегда в ней было уместно, красиво, элегантно. И прическа, вроде бы небрежные локоны, поднятые вверх и заколотые на затылке, но все продумано, даже эта небрежность. И костюмы, строгие, но не чопорные. И туфли – предмет черной, белой и зеленой зависти всех старшеклассниц – дорогие, модельные, из самых последних коллекций (Лерка разбиралась).

– Да? – робея, вежливо спросила я.

– Он просил передать тебе записку, – сказала Наталья Сергеевна. – Вот, возьми, пожалуйста.

Я взяла из ее рук сложенный вчетверо лист в клеточку, поблагодарила и выбежала в коридор. Сосчитала до десяти. Пусть это будет признание в любви. Ну, пожалуйста...

"Варя! Привет! Как ты? У меня все хорошо. Попроси Сашку объяснить тебе новую тему по физике. Максим".

Смотрю на записку и разочарование накрывает меня огромной волной. Сашку? Физику? Сажусь на скамью в коридоре. Здесь и находит меня Вовка.

– Варюха, ты чего потерялась? Все на кросс переодеваются, – говорит он, плюхаясь рядом.

Молча протягиваю ему записку Максима.

– Наталья Сергеевна записку от Максима передала, – Вовке сказать можно. Он про них знает.

Вовка теряется, по моему жесту поняв, что я хочу, чтобы он ее прочитал. Но я киваю, и он читает. Не сразу. Сначала медлит, словно не хочет разворачивать лист. Прочитав, расслабляет плечи, широко улыбается и говорит, обнимая меня за плечи:

– Ну почему Сашка? Я тоже могу объяснить.

– Не надо мне ничего объяснять, – огрызаюсь я. – Нашли дурочку. Я сама разберусь.

Мое настроение падает до нулевой отметки. Вовка же, наоборот, оживлен, весел, балагурит и развлекает одноклассников, раздражая меня еще сильнее.

После уроков мы сидим в "Пельменной", когда за соседним столиком шумно рассаживаются четверо курсантов Суворовского училища. Гипнотизируют взглядами всю нашу компанию. Сергей-Филипп просто ест Лерку глазами так же жадно, как мы только что ели одну порцию пельменей на всех. Через полчаса таких "гляделок" Игорь с Вовкой начинают нервничать.

– Сейчас начнется "пойдем – выйдем", вот увидите, – шепчет нам Сашка.

Я сразу пугаюсь, поскольку за шестнадцать лет вблизи видела только три драки: мальчишек в садике из-за машинки, двух пьяных мужиков на набережной в День города и толпы первоклассников на перемене в школе.

– Пойдем – выйдем! – задираются Игорь с Вовкой, подходя к столику курсантов.

– Пойдем! – курсанты встают возле своего вожака.

– Я вам сейчас "выйду"! – психует Сашка. – Лерка! Чего сидишь?!

Невозмутимая Лерка морщится и недовольно вздыхает. Но поднимается со стула и молча, не оглядываясь, идет к выходу.

Все тянутся за ней. И мы с Сашкой тоже.

– Не лезьте! – командует Игорь.

– Щас! – парирует Сашка. – Только руки помоем!

Мы стоим на аллее двумя шеренгами напротив друг друга. Четыре курсанта и мы. Нас пятеро.

– Они, правда, будут драться? – спрашиваю я, жалея, что с нами нет хладнокровного Максима, который этого бы не допустил.

– Да пусть дерутся! – показно равнодушно и нарочито громко говорит мне Сашка. – Из училища вылетят за пару минут.

Слова ее оказывают влияние на напряженную обстановку. Трое курсантов с беспокойством смотрят на Сергея-Филиппа.

– Чего надо? – спрашивает Игорь, кажется, расстроенный ощущением, что драка может и не состояться.

– Поговорить, – отвечает Сергей-Филипп.

– Говори, – разрешает Игорь.

– Не с тобой, – отвечает курсант.

– А с кем? – удивленно-дурашливо спрашивает Вовка. – Уж не со мной ли?

– С ней, – кивает в сторону Лерки Сергей-Филипп.

– Обойдешься! – констатирует Игорь.

– А если не обойдусь? – грубо спрашивает суворовец.

– Даже не знаю, как тебе помочь, – ерошит светлые кудри Вовка. – Может, врезать?

– Давай! – тут же соглашается Сергей-Филипп, растянув губы в улыбке.

– Пусть поговорят! – кидаюсь я к Вовке. – Что плохого в разговоре?

Все участники "противостояния" смотрят на меня, и все восемь пар глаз осуждающе.

– Варь, не лезь, попросил же, – с досадой говорит Вовка, запихивая меня за свою спину.

– Ну уж нет! – возмущается Сашка. – Пусть разговаривают.

Она толкает Лерку по направлению к Сергею-Филиппу. Лерка с достоинством оборачивается к ней, показывает язык и проходит к скамье, стоящей метров в десяти от нас. Курсант идет за ней, знаком показав друзьям оставаться на месте.

Минут десять Лерка и влюбленный суворовец мирно разговаривают вдалеке. И я радуюсь тому, как хорошо все закончилось. Игорь и Вовка продолжают стоять напротив курсантов и сверлить тех подозрительными взглядами. Я лезу на передний план композиции, опасаясь, что передерутся второстепенные персонажи этой странной комедии.

Обнаруживаются две любопытные детали: во-первых, двое из трех курсантов – близнецы, хорошенькие, белоголовые, курносые, во-вторых, один из них постоянно смотрит на меня и время от времени расплывается в довольной улыбке. И все бы закончилось хорошо, если бы я не улыбнулась ему в ответ. Я отзеркалила улыбку, такую же добрую и искреннюю. И он тут же спросил:

– А тебя как зовут, кудряшка?

"Левого" близнеца и Вовку сначала разнимали Игорь, "правый" от меня близнец и четвертый суворовец. Получалось не очень. Вернее, не получалось совсем. Вцепившись намертво, они пытались повалить друг друга. Подбежавший Сергей-Филипп расшвырял в разные стороны обоих.

– Капец! – хохотала Сашка. – Кино и немцы!

Провожатый у меня сегодня был очень живописен: распухшая нижняя губа и порванный воротник легкой куртки.

Настоящее. Воскресенье. Свободная жизнь.

Капустник был великолепен. Так много и так сильно я не смеялась никогда. Все были довольны, кроме Лерки. Она сидела неестественно прямо и смотрела на происходящее на сцене рассеянно, не вслушиваясь и не вдумываясь в происходящее.

– Что с тобой? – прошептала я ей. – Зачем так реагировать? Он тебя, может, и не помнит вовсе.

Сказала и сама не поверила в то, что сказала. Конечно, не забыл. Вон как смотрел! Как на изменившую жену смотрит вернувшийся из командировки муж.

– Прикроете? – спросила нас Лерка, когда начался антракт. – Я тихонько уйду.

– А разве бегать от проблем – выход? – не смогла отказать себе в удовольствии я. – Вы же взрослые люди. А поговорить?

Хрустально-серые Леркины глаза увеличились в два раза, делая ее похожей на заморскую принцессу, узнавшую, что ее просватали к двенадцатиголовому дракону. И без вариантов.

Оставив Михаила Ароновича на Алевтину Даниловну, мы слились с потоком выходящих из зала зрителей. Заторопились в фойе, к выходу из театра. Выводили Лерку, как спецназ заложника.

– А если он нас пытать будет? – хихикая, спросила Сашка Лерку. – Я физической боли боюсь. Я твой адрес и твой телефон сразу выдам.

– Вам смешно?! – возмутилась Лерка. – Это орангутанг настоящий. Ревнивый. Бешеный. Вы забыли, как я от него два года пряталась?

– Ладно-ладно! – примирительно ответила Сашка. – Потерплю пытки. Не выдам.

Нам осталось пересечь фойе, и в это время нас окликнули:

– Варя!

– Лера!

Мы медленно обернулись.

– А меня никто не звал, – прошептала Сашка. – Может, я пойду?

Рядом с крохотной билетершей стоят двое. Кирилл Ермак и Сергей-Филипп. Вытягиваю руки и смотрю на них, потом разглядываю собственные ноги.

Сашка удивленно приподнимает брови:

– Что ты делаешь?

– Ищу браслеты слежения, – пытаюсь я пошутить. – Как он меня все время находит? Как?