Текст книги "Эдмон Белл и инспектор Тригсс (Повести)"

Автор книги: Жан Рэй

Мелтон сдержал слово. Его хитрость была успешной. До конца недели четыре жителя Бансбери робко явились к мистеру Эвересту, чтобы сообщить об обязательствах перед покойным мистером Балкингом и попросить отсрочки, на что молодой аптекарь согласился. Но булочник Смит не пришел. Эдмонд Белл заметил вскоре, что Смит бросает на него подозрительные взгляды, а на его приветствия отвечает с явной неохотой. Смит был грубым и злобным типом с головой буйвола и руками гориллы. Все в нем выдавало хищную натуру. Белл с легкостью следил за Смитом с помощью небольшого телескопа, который умело спрятал между вазами в витрине. Он видел, как тот печет громадные караваи хлеба, а потом режет на куски в два или три фунта. Он обратил внимание на удивительную скорость, с какой булочник манипулировал громадным сверкающим ножом… И невольно думал о перерезанной глотке фармацевта.

Однажды утром Бансбери оказался во власти сильнейшего волнения. Никто не решался выходить из дома по вечерам. Каждому казалось, что он замечает худого мужчину с бледным лицом, кроме, как водится, Марша и его подчиненных. Страх обернулся ужасом, когда как-то утром жители увидели сделанную мелом надпись на двери аптеки нового фармацевта: «Твой черед настал, проклятый изготовитель пилюль!»

Марш сделал несколько фотографий надписи и отослал их в Скотленд-Ярд. Фотографии оказали воздействие, и через два дня в газетах можно было прочитать, что графологи полицейского ведомства подтвердили, что надпись сделана рукой ужасного Пруффла А-3171. Эта новость взбаламутила весь Бансбери. Кабатчик Миввинс обернул новость в свою пользу. Его заведение не пустело. Даже мрачный мистер Смит и серьезный мистер Хорн не отказывались, против своих привычек, заходить в таверну, чтобы выпить двойную порцию пива и ознакомиться со слухами. Возбуждение достигло такой степени, что больше никто не слушал Бена Мелтона, который открыто заявлял, что новый аптекарь вскоре подаст в суд на всех тех, кто был должен его предшественнику.

Близился вечер великого и опасного испытания. Как и в день убийства, собиралась гроза. Весь день жара стояла невыносимая, а небо быстро затянули черные тучи, предвестники бури.

Мисс Клифф пригласила миссис Харриет Мил и миссис Джорджину Ковс на чашечку кофе, подав к нему песочное печенье и бисквиты, купленные у булочника Смита. Ночь уже вступала в свои права, когда три дамы покинули аптеку под первыми дождевыми каплями. Спрятавшись под необъятным семейным зонтиком мисс Клифф, взяв друг друга под ручку, они пересекли торговую площадь, направляясь на Седар-стрит. Первые вспышки молний распороли небо, затем покатились раскаты грома.

А что в это время делал новый фармацевт? Конечно, готовил пунш, с прилежанием смешивая ром, сироп, пряности. В гостиной было уже темновато, и еще стоял запах крепкого кофе. Но мистер Эверест свет не зажигал.

Дверь аптеки тихо открылась, так тихо, что даже звонок едва тренькнул. Но и его трудно было расслышать, ибо в этот самый момент раздался оглушительный раскат грома. Но изготовитель пунша невозмутимо продолжал работу, напевая модную песенку. Неужели он не слышал того, кто по-кошачьи крался из помещения аптеки в кухню? А как он мог что-нибудь услышать, ведь на улице буря разыгралась не на шутку! Дикий ветер гнал струи ливня, буре не было видно конца. Ах, если бы кто мог предупредить мистера Эвереста, что дверь кто-то открыл без малейшего шума, а к нему скользила чья-то тень. Раздвоенная молния осветила небо, залив фосфорным светом комнату. Не стой спиной к темному посетителю, фармацевт бы увидел в свете молнии, как в нескольких шагах от него что-то блеснуло. Но мистер Эверест ничего не опасался. Он продолжал напевать и даже произнес вполголоса: «Пора, наконец, зажечь свет».

Металлический предмет ударился о плиты пола, и послышался приглушенный вскрик. Мистер Эверест спокойно спросил:

– Вы взяли его, Морисс?

– Конечно, Белл, – подтвердил полицейский. – Мерзавец уже не шевелится. Думаю, он от страха потерял сознание.

– Свет, пожалуйста!

Эдмонд Белл свистнул от невероятного удивления, увидев, кто лежал у ног Морисса.

– Дьявол! – проворчал он. – Я ждал здесь убийцу Балкинга. Это он, но не тот, о ком я думал!

Действительно, на полулежал Хорн, а не Смит!

* * *

– Вообще, дело было очень простым, хотя деликатным, – сказал Эдмонд Белл Мориссу и Маршу, когда они втроем пили пиво у Миввинса перед отъездом двух сыщиков в Лондон. – Преступник непременно был должником мистера Балкинга. И должен был жить рядом с аптекой. Он должен был иметь возможность наблюдать за аптекой постоянно, как и за торговой площадью. Он увидел, как три дамы направились на Седар-стрит, а из-за угла на площадь вышел Пруффл. Он был и свидетелем проступка Пруффла, который угнал коляску Батти. Указанным условиям подходили только два дома: булочная Смита и школа Хорна. Убийца также должен был знать, что Пруффл скрывается у сестер Каннинг. Я, конечно, думал о Смите, который продавал хлеб этим дамам и который, как и Бетти Халибут, заметил, что она покупала больше провизии, чем обычно. Я также позже выяснил, что он был в неплохих отношениях с мисс Эмилией Каннинг. Должен признать, что даже не думал об учителе Хорне, директоре трикотажной школы, а значит, и доверенном лице дам-попечительниц. Когда наш убийца увидел, что Пруффл уехал на коляске Батти, он понял, что беглый каторжник собирается покинуть город, а это означало, что в преступлении будут подозревать его. Такое стечение обстоятельств заставило его мозг работать. Он немедленно перешел к действиям. Совершив убийство, он скрылся, унеся все долговые расписки, которые имелись в распоряжении Балкинга.

– Но, – поинтересовался Марш, – как вам в голову пришла эта идея, опасная и храбрая, воспроизвести условия преступления?

– Это – узел дела, шеф. Проблема психологии и ничего больше. Не зная мерзавца, я уже знал, что это человек немедленных решений, который не тратит времени на размышления. Наши друзья-газетчики создали нужную атмосферу. Каждый думал о возвращении Пруффла в Бансбери и… его болезненной ненависти к аптекарю. Со своей стороны, я считаю, что убийцу тревожила боязнь, что совершит преступление Пруффл, поскольку он, как и все, знал, что дамы Каннинг нашли кредитора в лице аптекаря.

Разразилась гроза… Вечер во всем походил на вечер убийства. Преступник увидел, как дамы пересекают торговую площадь и… – Белл рассмеялся, – …из Седар-стрит появился худой длинный мужчина с бледным лицом. То, что произошло в мозгу убийцы, секрет криминальной психологии. Он вернулся в прошлое, что не ново для психиатров. Под воздействием таинственной силы он вспомнил факты из прошлого и автоматически повторил действия зловещего вечера. Он явился убить аптекаря, который стал для него опасным персонажем, который рано или поздно потребует вернуть долг.

Мистер Марш глубоко вздохнул.

– Удивительно, – пробормотал он. – Но вы сказали о высоком и худом мужчине.

– Все просто, Морисс давно схватил Пруффла и сказал, что выскажется в его пользу перед судебными властями, если он согласится нам помочь. Бедняга сразу согласился.

– Однако вы ошиблись, – с горечью сказал Марш, – поскольку ждали Смита, а не Хорна.

– Верно. Признаю это. Откровенно говоря, имя не имеет никакого значения. Я ждал убийцу Балкинга. Он пришел!

Так завершилось дело, которое молодой сыщик скромно именовал «Дельце Бансбери».

ИНСПЕКТОР ТРИГГС

ДЬЯВОЛ ТЮРЬМЫ ХИЛЛСТОН
L'ÉLÈVE INVISIBLE

Глава 1
«Тюрьма, из которой не убегают»

Тюрьма с раздельными камерами занесена в тюремный каталог Великобритании как заведение четвертого класса. Построенная едва ли тридцать лет назад, она считается самой современной. На самом деле она построена как любые пенитенциарные заведения, которых стыдится человечество. Появись у вас возможность пролететь над подобной тюрьмой, у вас возникло бы зловещее ощущение, что вы видите чудовищного паука из черных камней, распластавшегося по земле. Тюрьма Хиллстон расположена вне черты города в одном из печальных и жалких предместий, где часто обретаются бродяги. Она окружена высокими каменными стенами с железными пиками и стеклянными осколками по верху ограды. Единственный вход позволяет войти в мрачный публичный сад, где никто никогда не прогуливается. Миновав вход, вы оказываетесь перед двумя железными решетками, закрывающими вход в крохотный внутренний дворик. Крыльцо с семью ступенями ведет к двери самой тюрьмы. За этой дверью установлена еще одна решетка, а за ней начинается вестибюль с кабинетами администрации. В конце коридора, еще за одной решеткой и дверью с крохотными оконцами, тянутся камеры. Как вы понимаете, солидное количество дверей и решеток должно заставить задуматься любого заключенного, строящего проекты бегства из тюрьмы.

Нижеследующее описание относится ко всем тюрьмам: круглый холл, в центре которого стоит пост наблюдения с окнами, через которые тюремщик может наблюдать за всеми галереями. Три широких коридора и чуть более узкий четвертый коридор отходят от холла, как щупальца спрута. Каждый коридор имеет два этажа, где располагаются камеры с узкими дверьми. В каждом крыле одна дверь открывает вход во дворик, где заключенные могут ходить по кругу в течение одного часа, который предоставляет администрация тюрьмы, чтобы позволить узникам вдохнуть глоток свежего воздуха и увидеть клочок неба. Ночью все бронированные двери запираются. Ограда состоит из двойной стены. Перебравшись через первую внутреннюю стену, попадаешь на сторожевую дорожку с несколькими вышками для охранников. Вторая стена такая высокая и гладкая, что больше напоминает скальный откос. Это довольно подробное описание объясняет, почему заведение в Хилл стоне считается «тюрьмой, откуда не убегают». Действительно, с момента ее строительства самый умелый в этой области преступник не сумел из нее сбежать. Эта репутация столь незыблема, что центральная администрация направляет в эту тюрьму самых опасных преступников Англии.

Директор, мистер Шарплесс, не согласен с утверждением Бернарда Шоу, что «самый неспокойный человек в тюрьме ее директор». Напротив, мистер Шарплесс выглядит человеком спокойным и счастливым, абсолютно уверенным в надежности стен, дверей и решеток своего заведения. Он ведет спокойную жизнь и даже позволяет быть благожелательным и предупредительным к своим постояльцам.

Одним прекрасным утром мистер Шарплесс, холостяк, еще сидел за столом и завтракал, когда в комнату ворвался главный надзиратель, едва не оттолкнув домоправительницу начальника.

– Что нового, Стиллер? Не желаете чашку чая?

– Охотно, мистер директор, если добавите в него несколько капель вашего старого рома, поскольку доктор запретил мне пить чай, не добавив в него чего-нибудь успокоительного.

Мистер Шарплесс рассмеялся и исполнил просьбу надзирателя.

– Что желает от нас центральная администрация? – осведомился он, указывая на документ, который подчиненный держал в руке.

– Объявлено о новом конвое заключенных, мистер директор. Те еще ребята, если так можно сказать. Хотите услышать их имена?

Мистер Шарплесс кивнул, и Стиллер начал зачитывать список.

– № 1, Эмабль Чедвик, двадцать лет обычного заключения за изготовление фальшивок, мошенническое банкротство, злоупотребление доверием и покушение на убийство своего компаньона. Общая сумма украденных средств составляет более одного миллиона фунтов стерлингов.

№ 2. Мэттью Левери. Восемь лет заключения за кражу драгоценностей стоимостью сорок тысяч фунтов. Не найдены.

№ 3. Сигизмунд Борсон, или известный под этим именем международный шпион на службе разных держав, которые нельзя считать друзьями Англии. 15 лет обычного заключения.

№ 4. Уоткинс Белдон. Знаменитый миллионер-убийца, приговоренный к смерти, но помилованный его величеством. Казнь была заменена на пожизненное заключение.

№ 5. Незначительный персонаж, Барнаби Джонс, художник, осужден на полгода тюрьмы за кражу малоценной картины.

Мистер Шарплесс потер руки.

– Кроме этого мазилы, нам послали самые сливки, Стиллер. Я очень рад. Это доказывает, что центральная администрация полностью нам доверяет.

– Это правда, мистер директор, – кивнул Стиллер, наливая себе еще один стаканчик рома, на этот раз не смешивая его с чаем.

– Какие меры собираетесь принять, Стиллер?

– Вот номера камер, которые я оставил для них. Сэр Чедвик: крыло А, № 92; Левери: крыло А, № 16; Борсон: крыло В, № 108; Белдон: крыло В, № 131. Что касается мазилы Джонса, он удовольствуется маленькой камерой в крыле D, № 155.

– Превосходно, – заявил мистер Шарплесс. – Кроме этой последней камеры, все остальные, предназначенные для новых постояльцев, хорошо проветриваются и довольно комфортабельные. Я вами доволен, Стиллер.

– Тюремный автомобиль въехал во двор, сэр, – сказал главный надзиратель, услышав шум мотора.

– Хорошо, ведите этих людей к судебному приставу. Я вскоре присоединюсь к вам.

Стиллер ушел, а мистер Шарплесс поспешил доесть яйца с грудинкой и прекрасный кусок чеширского сыра, облачился в форму и отправился принимать новых заключенных.

Четыре хорошо одетых джентльмена встали при его появлении и поздоровались с ним.

Стиллер представил их, словно они находились в гостиной. Внезапно главный надзиратель в ярости повернулся к пятому заключенному, который продолжал сидеть в своем углу. Это был длинный и худой мужчина с обеспокоенным лицом. Его тонкие руки конвульсивно дрожали.

– Джонс, где вас учили вежливости? – рявкнул он. – Встаньте и извинитесь перед мистером директором.

Джонс подчинился, дрожа как осиновый лист.

– Я невиновен, – простонал он. – Я ничего не украл, а теперь оказался в тюрьме, да, в тюрьме!

– И к тому же на шесть месяцев, – строго заявил директор. – Надеюсь, это будет для вас уроком. Рассчитывайте на меня, мой дорогой, чтобы обучить вас основным принципам абсолютной честности!

– Но я честный человек, – продолжал настаивать Джонс. – Честнее меня нет ни одного человека в мире!

– К несчастью для вас судьи придерживаются иного мнения! – возразил Стиллер и расхохотался.

Четыре остальных джентльмена присоединились к веселью, что сразу вызвало симпатию к ним со стороны главного надзирателя.

– Джентльмены, я подыщу для каждого из вас занятие, соответствующее вашим особым способностям, но еще должен подумать. А пока можете брать в богатой тюремной библиотеке книги и писать мемуары, если пожелаете. Кроме того, я разрешаю вам курить.

– Мне нужны краски, кисти и полотна, – сказал Джонс.

– Согласен, – усмехнулся Стиллер, – я немедленно доставлю несколько дюжин сабо, которые можете раскрасить.

– Но я художник! – запротестовал несчастный Джонс.

– В таком случае раскрасите сабо артистично, – заключил Стиллер, – а пока успокойтесь. Иначе я вам покажу дорогу в карцер, где спят на твердой доске и где особо здоровая пища, состоящая из черного хлеба и воды.

– Нет справедливости для бедных людей! – воскликнул Барнаби Джонс, когда его отвели в камеру D 155.

Услышав его слова, мистер Стиллер влепил ему пощечину.

 
Плывет, плывет кораблик,
Кораблик золотой,
Везет, везет подарки,
Подарки нам с тобой.

На палубе матросы
Свистят, снуют, спешат,
На палубе матросы —
Четырнадцать мышат.

Ведет корабль утка,
Испытанный моряк.
– Земля! – сказала утка. —
Причаливайте! Кряк![1]1
  Перевод С. Я. Маршака. М.: Детская литература, 1971 г.


[Закрыть]
 

Это был последний куплет старой английской морской песенки, но когда певец затянул его вновь, он позволил себе слегка изменить текст и спел: «Утка, испытанный директор и сказала утка… Кряк!»

Мистер Шарплесс вертелся во сне. Он знал этот припев, который часто пел сам, будучи школьником. Значит, он видел сон, и сон возвращал его в прошлое. Однако изменение, которое внес певец, казалось ему непочтительным по отношению к его нынешней должности.

– Директор утка! Директор утка!

Но певец пел в настоящем времени!

– Что означает этот фарс? Я заставлю тебя заткнуться, поганый гад!

– Нет, – ответил голос, – я не замолчу, а что касается поганого гада, то ты сам такой! Ха-ха! Директор – утка!

Припев зазвучал с новой силой, и мистер Шарплесс принялся как сумасшедший носиться по комнате.

Наконец голос затих.

– Я выпил два стакана скотч-эля перед сном, – пробормотал директор. – Это слишком крепкое пиво сбило меня с катушек.

– № А 16 смоется в один из этих дней! – внезапно сообщил голос.

– А 16! – завопил директор, потеряв сдержанность.

– Да, Левери! Вы еще не совсем проснулись, жалкая птичка!

Это было слишком. Куда подевалось хладнокровие директора?

– Если поймаю тебя, расстреляю из револьвера! – завопил он.

– Слишком быстро придется бежать! – послышался ответ. – Но сейчас помолчу, я устал от беседы. Запомните: Левери сбежит! А теперь хватит, пора спать!

– Завтра посоветуюсь с врачом, – вздохнул Шарплесс.

Таинственный певец оказался прав: директор так и не смог заснуть.

* * *

Той же ночью мистер Стиллер, главный надзиратель тюрьмы Хиллстон, пережил самое сильное унижение в жизни. Он всегда мучился бессонницей, а потому имел привычку обходить все постоялые дворы Хилл стона почти до зари. Даже самые близкие таверны располагались довольно далеко, и надзиратель часто возвращался домой на заре. В тот вечер он задержался дольше обычного и, чтобы сократить путь, пошел по тропинке вдоль речушки Хилл. Выйдя на берег, он увидел мужчину, сидящего на столбиках для причаливания плоскодонок.

– Доброй ночи, – поздоровался Стиллер, человек по натуре довольно общительный.

– Добрый вечер, – сказал человек, – довольно темно, но воздух чист и прохладен. Его приятно вдыхать.

Мистеру Стиллеру казалось, что он узнал голос, но не мог идентифицировать говорящего человека.

– Вы правы, – ответил он, чтобы сказать что-то. – У ночи есть свое очарование…

– При условии, что гуляешь под открытым небом, а не сидишь в ужасном доме, как этот.

– Послушайте, – возбужденно откликнулся Стиллер, – не надо говорить дурно о тюрьме Хиллстон. Это – образцовое заведение!

– Где очень плохо относятся к бедным людям! – запротестовал голос.

Стиллеру показалось, что ему влепили пощечину, поскольку теперь он знал, кому принадлежит голос. Он чиркнул спичкой и поднес ее к лицу человека.

– Боже праведный, – едва сумел произнести он.

– Вам не надоело рассматривать меня таким образом? – обиделся человек. – Мне кажется, у вас было достаточно времени утром.

– Джонс! – завопил Стиллер. – Что вы здесь делаете?

– Я дышу воздухом, как видите, – флегматично ответил Барнаби Джонс, – и это не должно удивлять со стороны человека, которого вы засунули в самую маленькую камеру тюрьмы Хиллстон. Завтра я надеюсь подать жалобу джентльменам из комиссии.

– Вы немедленно вернетесь в камеру в моем сопровождении, – приказал Стиллер.

– Как бы не так! Я достаточно взрослый, чтобы найти дорогу сам и вернуться, когда мне захочется.

Надзиратель был, конечно, не согласен и, как тигр, бросился на беглеца. Но художник был готов к атаке. Мистер Стиллер получил несколько затрещин, а потом последовал удар кулаком, пославший надзирателя в грязь.

– Это за утреннюю пощечину, – воскликнул Джонс, удаляясь. – И постарайтесь впредь оставить меня в покое!

Стиллер с трудом поднялся. С помощью охапки травы он стер, как мог, грязь с формы и, хромая, поплелся в сторону тюрьмы.

– Побег, – простонал он. – Первый с момента существования нашего заведения! Какая напасть! Увы, это – конец нашей спокойной жизни! – По мере приближения к тюрьме его мозг светлел, и он упрекнул себя в ночных возлияниях. – Наверное, я видел призрака, – бормотал он. – Сейчас пойду проверю камеру D 155!

Привратник, зевая, отворил ему дверь.

– Ничего нового? – спросил Стиллер.

– Нового? Ничего, шеф… Мне только что снилось, что я получил повышение, – со смехом добавил охранник.

Стиллер обнаружил, что все двери и решетки заперты.

– Призраки, – проворчал он, – надо меньше пить в будущем…

Однако сердце его бешено билось, когда он открывал дверь камеры 155, куда поместили художника. Тот спокойно спал, закутавшись в одеяло.

– Как я и думал, – буркнул себе под нос Стиллер и глубоко вздохнул. Он собрался уходить, когда его взгляд остановился на обуви заключенного. Она была заляпана свежей грязью, хотя у Джонса не было разрешения ходить по дворику. Стиллер не смог сдержать себя. Крепкой рукой он поднял заключенного на ноги. Тот проснулся, открыл глаза, узнал надзирателя и проворчал:

– Когда вы оставите меня в покое? Иначе в одну из ночей я окуну вас в воду!

Это было доказательством. Значит, Джонс действительно покидал тюрьму, чтобы совершить ночную прогулку.

Надзиратель угрожающе поднял кулак, но Джонс рассмеялся.

– Сохраняйте спокойствие, – усмехнулся он, – и в будущем относитесь ко мне с бóльшим уважением. Сегодня вечером я посетил несколько постоялых дворов и узнал кое-какие вещи на ваш счет, старая лиса! Как насчет кожаного и матерчатого дивана, принадлежащего администрации?

Стиллер отступил. Он был потрясен и не знал, что ответить. Поэтому мистер директор так ничего не узнал о странном бегстве Барнаби Джонса, художника, заключенного в камеру 155 тюрьмы Хиллстон.