Текст книги "Мурманский сундук.Том 2"

Автор книги: Юрий Любопытнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)

Глава пятая
Побег

Время тянулось медленно. За окнами быстро потемнело, иногда посверкивало – надвигалась гроза. Ужина не приносили, и это вызывало беспокойство у пленников, не из-за того, что они были голодны, а из-за того, что не появлялся Петруха, который мог сообщить им дальнейшую информацию.

Часов около десяти дверь открылась и показался Петруха. Провозя тележку мимо Афанасия, тихо пробормотал:

– После двенадцати…

– Ты чего там бормочешь!? – прикрикнул охранник, услышавший тихо произнесённые слова, но не поняв их значения.

– Путается тут под ногами, – ответил Петруха и ногой пнул лежавший у прохода мяч.

– А ты рули, выкручивай колёса, – рассмеялся охранник, наблюдая за происходящим.

– Рули, рули, – огрызнулся Петруха. – Вам бы всё ржать, быки откормленные…

Он поставил тележку, как и в прошлый раз на середину просторного зала, и молча удалился. Забрав минут через двадцать тележку, он побарабанил пальцами по своим часам на руке, видимо, подчёркивая, чтоб не спали и ждали, и медленно покатил столик к двери.

Пленники прилегли на маты. За стеной было тихо. За окнами озярялось небо, но грома не было слышно, то ли гроза была слишком далеко, то ли толстые стены спортивного зала поглощали раскаты. За дверью раздались приглушённые голоса, видно, менялись караульные. Пленники уже знали своих стражей в лицо и даже имели представление о характере каждого. Их охраняли четверо, сменяясь каждые шесть часов. Из всех четверых самым паскуднейшим был Волдырь, проверявший заключённых через час, а то и чаще. В зале на ночь свет не гасили. Когда пленники спали, он отпирал дверь и просовывал голову, ошаривая глазами помещение, иногда входил, втягивал шумно носом воздух, как собака ищейка, и нарочито пересчитывал всех троих, тыкая в каждого пальцем, и ехидная гримаса перекашивала бескровное лицо:

– Все хорьки на месте, ефиоп вашу мать?! Нагуливайте жирку, патагонцы занюханные. Скоро мы вам будем делать чик-чик. – И он проводил пальцем у горла.

Афанасий всегда после подобных слов подбирался, как дикий зверь, глаза его поблёскивали и он готов был кинуться на Волдыря, но всякий раз Николай удерживал его:

– Чего ты этим добьёшься, – шептал он на ухо. – Он же шизик и хрон законченный, не видишь, что перед тобой больной человек. Ему место в дурдоме.

– В могиле ему место, – сдавался Афанасий, расслаблялся и отворачивался в сторону, чтобы не видеть ощеренной морды Волдыря, его грязной косички на затылке.

А Николай в это время вспоминал приключение на озере, когда двое хулиганов, какими он тогда их посчитал, чуть не утопили его. «Хулиганы», оказалось, состояли на службе у хозяина этого поместья, в котором их держали, и охраняли пленных. И Волдыря, и Обуха Николай узнал сразу, на болоте, когда дуровцы пытались отбиться от наседавших бандитов.

Волдырь, от души поиздевавшись, запирал дверь, и снова наступала тишина.

Время тянулось нудно медленно. Смутное беспокойство то овладевало пленниками, и сомнения закрадывались в душу, то сменялось радостным чувством, что по воле или прихоти какого-то благожелателя они скоро могут вырваться на свободу из этого душного и гулкого спортзала. Сидели они молча, прислушиваясь к каждому шуму, доносившемуся извне.

Когда время приблизилось к полуночи, в гробовой тишине, при вспышках молний за окнами, они вдруг услышали за матами, в углу, за стеной царапанье – кто-то осторожно вставлял ключ в замочную скважину. Пленники встрепенулись и вскочили на ноги. Афанасий подбежал к матам, приложил ухо к стене. Ключ скрежетнул снова, потом тихо щёлкнул, один раз, второй. Очень тихо приоткрылась дверь, слышно было скольжение металла о металл. Дверь открылась шире, и Афанасию показалось, что кто-то протискивался в неё. Он откинул мат, которым был закрыт лаз с их стороны. Показалось красное и потное лицо Петрухи, перемазанное маслом и приставшей пылью. В руках он держал круглую жестяную маслёнку. Он только что-то хотел сказать, как у входной двери лязгнули ключом. Афанасий затолкал Петруху в отверстие, задвинул мат и в два прыжка очутился на прежнем месте. Его примеру последовали и Николай с Сергеем.

На пороге стоял Волдырь. Глаза маслянисто блестели, как у кота, поджидавшего лакомый кусок, длинное, узкое лицо было покрыто багровыми пятнами, видать, он слегка приложился к бутылке.

– Все на месте, олухи царя небесного, – посверкивая глазами, произнёс он, не отходя от двери. – Изволите спать, дерьмо стоптанное. Я из-за вас не сплю, а вы спать, пентюхи царя Ирода.

Пленники молчали, боясь проронить слово. Надо же тому случиться, чтобы на самый их звёздный час дежурным оказался Волдырь. В эту минуту никто не хотел ему перечить, думали лишь об одном, как бы скорее этот кровожадный цербер покинул помещение. А Волдырь под влиянием винных паров всё больше расходился, поливая пленников отборными ругательствами, вызывая их тем самым на спор, но те молчали, словно в рот воды набрали. Когда ему надоело ругать их, или у него иссяк запас слов, или ему захотелось промочить горло, а может, не слыша ответных слов, которые могли больше накалить его, он пробормотал: «Я вас буду навещать, мухоморы поганые», – и закрыл дверь.

– Ну и подонок, – сказал Сергей, когда охранник скрылся. – И как таких мать земля держит.

– Подвернулась нам его смена, – вздохнул Николай. – Это точно, что он через полчаса заглянет.

– Если не раньше, – проговорил Афанасий, направляясь к матам.

– Сюда, сюда! – шёпотом звал их Петруха, чья голова показалась из отверстия. – Быстрее!

– Куда ты нас ведёшь? – спросил Афанасий, самый хладнокровный из пленников.

– На волю, – ответил Петруха. – Хватит болтать, ползите за мной.

Он скрылся. За ним, распластавшись на полу, пополз Николай. Добравшись до двери, он проскользнул в неё и очутился в полутёмном помещении. Свет проникал через стеклянную перегородку, за которой по всей видимости, был коридор. Вдоль двух стен стояли тренажёры. Пока Николай осматривался, появились и Афанасий с Сергеем.

– Куда теперь? – спросил Николай.

Петруха приложил палец к губам:

– Тсс, – сказал он тихо. – Там Волдырь, может, услыхать…

Он закрыл дверь в спортзал, вытер следы масла на ключевине и поманил пленников за собой. Они, прижимаясь к стене, прошли несколько шагов и увидели за прозрачной стеной коридора Волдыря. Тот сидел к ним спиной на вращающемся стуле и громко орал в трубку местной связи. Судя по разговору, общался с товарищами:

– Конечно, у меня порядок. Я шмон наведу быстро. Куда они денутся! Только сейчас был – клопа давят, что делают. Я им спокойной жизни не дам, фрайерам этим. Через полчаса зайду, чтоб карась не дремал. Жалко шконки нету здесь, а так всё в ажуре. Ладно, отбой. Спокуха.

Петруха дёрнул за рукав Афанасия:

– Пошли. Слыхали, что сказал этот обормот?

Волдырь бросил трубку, потянулся рукой вниз, достал начатую бутылку вина и отхлебнул несколько глотков. Затем развалился на стуле, достал прислоненную к столу гитару и ударил по струнам. Через стеклянную перегородку его голос звучал отчетливо:

Там в джунглях жарких,

Где протекает Амазонка,

Где сладкий финик

И раскидистый банан…

Где злые мавры

Целуют мавританок

Под сенью пальмы

И под хохот обезьян.

Слова песни были сочинены без претензии на достоверность, автору нужно было лишь передать бурный накал тропической любви и страсти, ревности в экзотической стране.

Однажды мавр,

Охотясь за пантерой,

Он пробирался

Сквозь заросли ветвей.

И вдруг под пальмой

Он увидел мавританку

И патагонца

Он увидел рядом с ней.

Играл Волдырь неумело, к тому же раненой рукой, перевязанной у запястья, но песня доставляла ему удовольствие. Это было видно даже по затылку. Длинные волосы были скручены и забраны в резиновое кольцо, и этот хвост метался по плечам, когда он неистово произносил слова с буквой «р», словно львиный рык сотрясал стеклянную стенку.

А патагонец

Был красивым сам собою.

С безумной страстью

Целовал её в уста.

И вдруг на ветке

Испугалась обезьянка.

И в мавританку

Вонзилася стрела.

Пока он пел, всецело занятый и песней, и гитарой, пленники под руководством Петрухи, где пригнувшись, где прячась за тренажёрами, пробирались к двери, ведущей в холл. Они выбрались из тренажёрной, не замеченные охранником, проскользнули по очереди через коридор, в конце которого был виден Волдырь. Повернись он, и их побег мог быть раскрыт. Но он не оборачивался и не видел, как тени беглецов метнулись по стене.

Холл был пуст, горело несколько бра на стене, струивших рассеянный свет на матово блестевший мраморный пол, на котором вдоль стен стояли на подставках бюсты и большие напольные вазы с сухими цветами. Петруха сначала сам проверил помещение, а вернувшись сказал:

– Никого нет. Я думал, что Джабраил как всегда маячит здесь.

– А кто такой Джабраил, – спросил Николай, удивившись не русскому имени.

Когда они на цыпочках пересекли холл, Петруха ещё раз огляделся и только тогда ответил:

– Да литерка хозяина. Его холуй из черкесов.

Из холла Петруха провёл их на кухню и через низкую узкую дверь, в которую завозили продукты и выносили мусор, вывел на улицу с тыльной стороны особняка.

Шёл мелкий дождь, вдали погромыхивал гром, что было на руку беглецам, стояла кромешняя темнота, лишь дальние вспышки молний да фонари-лампионы скудно освещали пространство. От дождя светлый круг вокруг лампионов казалось был заполнен множеством мельтешащихся насекомых. На мгновение беглецы увидели лицо Петрухи. Оно было мокрым. И нельзя было разобрать то ли дождь его залил, то ли парень вспотел от волнений.

– Сюда, – увлёк он их в мокрые кусты.

Шелестнула под ногами галька на дорожке.

– Тише, – приложил руку к губам Петруха.

Беглецы не спрашивали, куда ведёт их проводник или спаситель, всецело положась на него.

Петруха раздвинул кусты. Они внезапно увидели перед собой человека в тёмном плаще с капюшоном, слегка поблескивающем в неярком свете, падающим от фонарей. Беглецы даже не успели испугаться, настолько неожиданным было его появление. Человек повернулся к ним. Они увидели изящный подбородок и тёмные локоны волос, выбившиеся из-под капюшона. Это была женщина.

– Спасибо, Петя, – сказала она газонокосильщику и с волнением в голосе продолжала: – Вам надо спешить, охрана может хватиться.

Николай пристально вглядывался в женщину. Ему показалось, что он раньше слышал этот голос.

– Вот ключи от катера, – женщина всунула ему в руки ключи на брелке. – Быстрее уходите, пока тихо. Петруша, покажи им дорогу!

Пленники мешкали.

– Да идите же вы, ради Бога, – сцепила руки женщина, в голосе прозвучала тревога.

– Кого нам надо благодарить? – вырвалось у Николая.

– Благодарите Бога, – ответила женщина и добавила: – Положитесь на Петра, он вам скажет, что надо делать.

Она хотела ещё что-то сказать, но не произнесла ни слова. Петруха потянул за рукав Афанасия. Женщина стояла минуты две, глядя как беглецы скрылись в темноте, прислушиваясь, но кроме шума дождя, колотящего по листве, ничего не было слышно. Она потуже запахнула на груди накидку, обогнула дом и вошла в боковой вход.

Глава шестая
Ольга

Когда беглецы обогнули особняк, дождь усилился. Косые струи вбивались в землю с неистощимой силой, барабанили по листве и ветвям деревьев. Все четверо промокли до нитки. В особняке свет был только в центре первого этажа, в холле, и в торце здания на втором этаже. Остальная громада дома была в полнейшем темноте, но только изнутри. Снаружи по периметру горели лампионы. Мощный луч прожектора, стоявшего на ажурной мачте сбоку дома освещал въездные ворота и ограду, выходившую на пристань. Дальше за деревьями высвечивался край пристани и две или три посудины, белевшие при всполохе молний.

– Долго нам ещё топать? – спросил Афанасий Петруху, когда они остановились под раскидистой корявой сосной на значительном расстоянии от особняка. Ему, как и остальным участникам побега, хотелось скорее вырваться за пределы этой зловещей территории.

– Мы пришли, – ответил Петруха. – Здесь самое удобное место. Я сам несколько раз перелезал здесь через забор, когда надо было удрать, чтобы охрана не знала.

– В самоволку ходил? – улыбнулся Афанасий. Этот малый несмотря на пришибленный вид ему нравился.

– Да, здесь взаперти приходится сидеть. Раньше народу мало было, только охрана. Это сейчас понаехало. Захочется в лесу побродить, я сюда, через забор – и был таков. Охрана и не знает про это место. Переберётесь через ограду и налево. Увидите большой белый катер с красной полосой по борту, с надстройкой на палубе, он рядом с моторками, отвяжете его, а ключом откроете каюту и моторный отсек.

– Ты давно в этом заведении работаешь? – не удержался от вопроса Сергей.

– Почти год. Когда были рабочие, здесь была другая стряпуха – готовила им еду, а я помогал ей. Света не было, варили на дровах. Потом хозяин дизель поставил, а сейчас электричество провёл…

Петруха подвёл их вплотную к стене. Прямо над ними сверкнула молния. В её зелёном свете лицо газонокосильщика показалось беглецам сначала сине-лиловым, потом мертвенно-бледным.

– Ждите, я в момент, – сказал он, пригнулся от сильного раската грома, потрясшего окрестность до основания, и исчез в темноте.

Через полминуты вернулся с деревянной лестницей и приставил её к стене, скомандовав:

– Полезайте!

На секунду Афанасию показалось, что это сказал не Петруха, а взводный в его училище – так повелительно прозвучал голос парня.

– Ты с нами? – обернулся Николай, ставя ногу на перекладину лестницы.

– Я останусь.

– Не боишься, что завтра будет жарко? – спросил Сергей.

– А чего с дурака взять, – ответил мрачно Петруха. – Притворюсь, что ничего не знаю. Нас же никто не видел.

– Спасибо тебе, – сказал Николай.

– За что?

– За то, что помог нам отсюда выбраться.

– Да я что. Я выполнял приказание.

– А что за человек, который нам написал записку? Это та женщина, которая нам дала ключи от катера? – спросил Николай.

– Мне не велено вам ничего говорить.

– Что ж тут за тайна?

– Не знаю. Не велено и всё.

– Кто писал записку – мужчина или женщина? – допытывался Николай.

Петруха усмехнулся:

– Да не всё ли равно – мужчина или женщина?

– Это очень многое бы прояснило, – ответил Николай. У него возникли кое-какие предположения, когда он увидел человека в накидке, нижнюю часть лица и волосы, выбившиеся из-под капюшона. Хоть и был скуден свет лампиона, вид фигуры навёл его на размышления. А когда лицо на миг осветила вспышка молнии, он вздрогнул – ему показалось, что он узнал Ольгу, та самую женщину, которая подсунула им жучок, из-за которого они и попали в лапы хозяина особняка. Поэтому он и допытывал Петруху, как самый настоящий следователь. – Так скажи, – продолжал он, – кто это был человек в капюшоне?

– Женщина, – ответил Петруха. – Что теперь скрывать.

– Это она нам написала записку, которую ты передал?

– Она.

– А кто она?

– Как сказать. Хозяйка этого дома.

– Хозяйка! – оторопел Николай. – Вот это да!

– А кто же нас держал в заточении здесь?

– Не знаю. Здесь много командиров.

– Хозяйку Ольгой зовут?

– А вы откуда знаете? Ольгой.

Предположения Николая оправдывались. Вчера, когда он из окна увидел территорию особняка, невдалеке от здания он приметил женщину, очень похожую на Ольгу. Сначала он подумал, что ошибся, но внимательнее приглядевшись, понял, что глаза не обманули его. Женщина была несколько секунд в его поле зрения, но он успел разглядеть её. Он не мог ошибиться. Сердце тревожно забилось, и не от того, что он узнал в ней виновницу их пленения, а от какого-то давно забытого радостного чувства, которое охватило его существо. Он старался как можно пытливее всмотреться в её фигуру, но она скрылась за стеной особняка. «Неужели это наваждение? – подумал он. – Да не может быть. Это была она». Товарищам он не сказал, что видел Ольгу. И не из-за того, что думал об обмане зрения, а потому, что не хотел, чтобы они отнеслись к её появлению здесь предосудительно.

– Не та ли это Ольга, которая нам жучок подсунула? – спросил Николая Афанасий.

– Возможно, что та, – уклончиво ответил Николай.

– А откуда ты узнал, что это она. Ведь ни черта в такой темноте не видать?

– При свете молнии. Да и голос показался слишком знакомым. – Николай пока не стал говорить, что узнал её два дня назад, когда смотрел в зарешеченное окошко.

– Ну и зрение у тебя… Значит, эта та самая Ольга. Решила исправить свой промах. А фамилия хозяина этого дома значит Заг, если я не ошибаюсь? – спросил Афанасий у Петрухи.

– Пол Заг.

– Он ведь не русский?

– Откуда я знаю. Говорят, что не наш. Разговорились! Вам пора сматываться, время идёт, – поторопил беглецов Петруха. – Он дрожал, то ли от холода, то ли от страха.

– Одну секунду. – Афанасий хотел узнать о хозяине как можно больше. – Ты знаешь, кто он, кроме того, что он не русский,

– Богатый человек. У него заводы и фабрики, говорят. И здесь всё прибрал. Лес заготавливает. Леспромхоз с потрохами купил, да говорят, не один. Сюда редко приезжает. Командует здесь в его отсутствие Стысь.

– Стысь? Это который в кепке?

Петруха кисло улыбнулся:

– Стыся вы, видно, не видали. Он правая рука хозяина. Такой толстый, всегда потный. От него одеколоном за версту разит.

– А кто же в кепке, сухопарый блатняк?

– В кепке Зашитый, главный подручный Стыся.

– По повадкам он уголовник. Это правда? – спросил Афанасий.

– Его подельники говорят, что мотал срок. И не один… Да вы идите. Времени мало. Вдруг спохватятся. Волдырь он такой… Да и мне вернуться надо.

Стоя под дождем и беглецы, и Петруха, являли собой жалкое зрелище: с волос по лицу за воротник струился дождь, одежда промокла, в ботинках хлюпала вода. Дождь был холодный, они продрогли и инстинктивно съёживались.

Николай на прощанье похлопал Петруху по плечу. «А не такой он и полоумный, как окрестили его охранники, – подумал он с благодарностью. – Парень как парень. Хорошо, что на свете не перевелись порядочные люди». Думал он о Петрухе, а перед глазами стоял образ Ольги.

Они друг за другом благополучно перебрались через ограду и слышали, как Петруха убирал лестницу, волоча её по мокрой земле. Этот дальний угол усадьбы в порослях молодых низкорослых сосен, таких же, какие Николай видел на уступе гряды, освещался молниями, и в их свете можно было увидеть беглецов. Прижимаясь к стене, они крадучись стали пробираться к пристани, которая была метрах в трехстах отсюда, делая короткие остановки, когда местность озарялась молнией.

У Николая из головы не выходила Ольга. Он ею восхищался, только к этому чувству примешивался горький осадок, что она, жена этого негодяя Зага, хозяина дворца. Он порывался поговорить о ней с друзьями, но не решался, да и времени не было. Такие или подобные чувства переполняли и Сергея. Он не выдержал первым. Когда они остановились передохнуть, он сказал:

– А бесстрашная эта Ольга. Я думал, что она одного с ними поля ягода. А оказалось наоборот.

– Я тоже так думал, – сказал Николай.

– Чего вы её оправдываете, – строго посмотрев на собеседников, произнёс Афанасий. – Она искупает свою вину. Вы что забыли, что она нам подсуропила.

– Но другая на её месте могла бы и не исправлять содеянного, – вступился за Ольгу Николай.

– Могла бы, конечно, – ответил Афанасий.

– Но она сделала, – поддержал друга Сергей.

– Такую женщину я бы расцеловал, – произнёс Николай.

– Ну и что тебе мешало? – рассмеялся Сергей, к которому вернулось его былое веселье.

– Муж этой дамочки помешал, – ответил Афанасий, – Пол Заг, по вине которого мы сидели в подвале. Эта женщина завела нас в капкан, а теперь расцеловать её?…

– Ты слишком строг, – вскинул на него глаза Николай. – Может, её обманули, ввели в заблуждение… А потом ты уже спасибо ей сказал, там у особняка.

– Я не ей говорил, а…

Утих очередной раскат грома, и разговор прервался. Беглецы крадучись, теснее прижимаясь к стене, двинулись к пирсу. Перед последним рывком остановились, чтобы перевести дыхание.

– Вон тот, кажется, катер, – сказал Афанасий, указывая рукой на довольно большую посудину, широкую и остойчивую с красной полосой по левому борту и палубной надстройкой. По сравнению с двумя маленькими катерками, пришвартованными рядом, она казалась гигантом. – Действия наши будут такими, – продолжал Афанасий, взяв на себя роль главнокомандующего…

Он не успел договорить. Противно и жутко взвыла электрическая сирена, наполнив чёрное пространство протяжным воем. Видимо, Волдырь обнаружил побег и сыграл тревогу.

Через несколько секунд вспыхнули два мощных прожектора, установленные на вышках по углам фасадной части ограды. Их лучи, словно лезвия двух ножей, полосовали прибрежную полосу.