Текст книги "Мурманский сундук.Том 2"

Автор книги: Юрий Любопытнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

Глава восьмая
Дело Загодина

Сергей с Николаем собрались идти спать на сеновал, как услышали стук открываемой калитки.

– Кто-то идёт, – встрепенулся Николай, поднялся со стула, на котором сидел, и прислушался.

– Тебе показалось, – проронил Сергей, не услышавший никакого постороннего шума.

– Да нет, не показалось, – проговорил Николай, весь обратившись в слух.

Тихо постучали в окно. Николай приоткрыл форточку и спросил:

– Кто там?

– Это я, Афанасий, – раздался голос.

– Что я тебе говорил, – обратился Николай к Сергею. – Слух не обманул меня. Иди, открой дверь! – По лицу Воронина было видно, что он обрадован появлением Афанасия.

Через полминуты в доме появился Афанасий, в запылённых ботинках, в мятых штанах, к которым пристали репейники, уставший, но с виду весёлый.

– А мы тебя сегодня не ждали, – сказал Сергей, подавая «афганцу» стул. – Думали, что ты завтра придёшь… Быстро ты управился…

– Торопился, – ответил Афанасий и спросил: – Мне бы умыться с дороги.

– На дворе есть душ, – сказал Николай. – Сергей тебя проводит. За день вода согрелась. Я тебе дам полотенце и одежонку найду переодеться. Мыло и мочалку там найдёшь.

Он сходил в смежную комнату, скрипнул дверцей шкафа и вернулся с бельём в руках.

– Ты иди, – обратился он к Афанасию, подавая полотенце, майку, трусы, чистую рубашку и спортивные брюки, – а я перекусить тебе приготовлю.

Через полчаса посвежевший с мокрыми блестящими волосами Афанасий с удовольствием уплетал жареную картошку с грибами и рассказывал, что он узнал в Верхних Ужах.

– Мой приятель Никита Тимофеевич, у которого я остановился, – говорил он, – представил меня ребятам тамошнего ФСБ, они нашли бумаги на Антипа Загодина, вашего бывшего хуторянина, и я узнал, что он действительно, как ты и говорил, – Афанасий повернулся к Николаю, – был репрессирован вместе с сыном. Были они отправлены по этапу в Сибирь. Есть документы, подтверждающие смерть и того и другого в лагере на Алдане от истощения.

– В народе ходил слух, что их раскулачили, – сказал Николай, – хотя, я вспомнил, дед сказывал, да и Геронт в беседе со мной подтвердил, что отца и сына сослали за пособничество врагам Советской власти.

– И дед твой, и Геронт правильно говорили. Не знаю, знаете ли вы, но был в вашей округе бандит Бредун…

– Был, – подтвердил Николай. – Я о нём и от Геронта слышал. Якобы был он неуловим, в одном месте активиста убьёт, в другом сельский клуб или свинарник подожжёт и исчезает. То там появится, то здесь. Долго за ним охотились, но изловили потом. Мой дед Семён его брал в лесу… он не любил об этом вспоминать, но иногда уже в старости, когда бывало соберутся старики, рассказывал. Я, правда, тогда особенно не прислушивался к таким разговорам – мал был.

– Так вот этот Бредун и был неуловим из-за того, что у него везде были пособники. В их числе и Антип Загодин. Он бандита и на ночлег иногда пускал, и продовольствием снабжал, и оружие хранил…

При этих словах Сергей с Николаем переглянулись. Афанасий то ли не заметил этого, то ли сделал вид, что не видел, и продолжал рассказывать:

– Бредун храбрый был, когда жёг дворы или убивал сельчан, а на допросах кололся, как орех. Он и Загодина заложил и всё о нём рассказал. Судя по протоколу, даже обвинил в том, чего Загодин не совершал… Но всё это между прочим, как бы сказать. Для нас главное не в этом. Я из документов почерпнул вот что… – Афанасий сделал многозначительную паузу, обведя всех глазами.

Сергей, сидевший напротив Николая, незаметно подмигнул ему: дескать, что я тебе говорил – полезный человек Афанасий.

А Афанасий продолжал:

– На одном из допросов следователь спросил Загодина, зачем тот хотел уйти в бывший скит. А следователю об этом сказал Бредун, что де Загодин собирался в скит за добром своим. Ну, а так как Бредун представил Антипа, как самого главного зачинщика всех поджогов и вдохновителя банды, они ему и приписали, что в скиту он хотел нечто вроде базы сделать.

– Вот, подлец, Бредун, – вырвалось у Николая.

– Но там об этом между прочим сказано. А я смекнул, что Загодин, видимо, в чём-то проговорился Бредуну, но сказал ему не всё, и намеревался он в скит уйти не из-за того, что там базу хотел сделать, а свой клад хотел искать. Так что если моя версия имеет право на жизнь, мы теперь знаем, в каком скиту зарыт сундук. Ведь пергамент принадлежал Антипу Загодину? – Афанасий победно посмотрел на обоих друзей.

– Загодину, – подтвердил Воронин.

– И он знал про скит.

– Ну и какой это скит? – вырвалось у Николая.

– Ты знаешь что-нибудь о Верхне-Сутоломском ските?

– Слыхал. Это тот, что за Скитскими болотами. Была легенда, что его сожгли в прошлом веке из-за золота, которого очень много имели скитники.

– Не знаю из-за чего его сожгли, но в протоколе речь шла о бывшем Верхне-Сутоломском ските. Однако об этом, я повторяю, в протоколе между прочим сказано, на этом следователь акцент не делал, а, может, не обратил внимания, главным для него было – вырвать у Загодина признание, что тот помогал банде и тем самым поставить ему клеймо врага советской власти.

– В нашей округе только один скит и был, – сказал Николай, – Верхне-Сутоломский, как ты называешь. У нас его просто обозначали, как бывший скит за болотами. Какие-то отрывочные отголоски рассказов о нём дошли до наших дней.

– А дорогу туда знаете? – спросил Афанасий.

– А какая туда может быть дорога, – ответил Николай. – Топь, болота кругом, озёра да протоки…

– Как же мы туда доберёмся? – вырвалось у Сергея, которому не хотелось идти, чёрт знает куда, через топи и трясины за иллюзорным золотом. Он не с таким трепетным восторгом, как Николай, воспринимал эту затею.

– Это мы сообразим, как лучше туда добраться, – ответил Николай.

– Я порылся у своего приятеля в военных картах, – сказал Афанасий, – правда, немного устаревших, и набросал схему расположения скита. Вот смотрите, – он подошел к стулу, на спинке которого висела его куртка, и достал из кармана сложенный вчетверо листок плотной бумаги. Развернул его, положил на стол, разгладив ребром ладони. На бумаге шариковой ручкой были начертаны линии. – Здесь всё упрощённо, но суть ясна, – объяснил он, тыкая пальцем в рисунок. – Вот эта жирная линия обозначает реку Язовку. Знаете такую?

– Как не знать. В двух километрах отсюда протекает, – ответил Николай, внимательно вглядываясь в схему Афанасия.

– Вот она впадает в озеро Глухое, – продолжал Афанасий, – а почти рядом в то же озеро впадает речка Сутоломь.

– Все правильно, – подтвердил слова Афанасия Воронин.

– Почему скит назывался Верхне-Сутоломский? – продолжал Афанасий. – Он расположен в начале или недалеко от истока реки, а река эта берет начало в болоте. С другой стороны замыкает круг вереница озер, они небольшие, соединены между собой протоками…

– Как нитка ожерелья, – пояснил Николай. – Я на них бывал. Они не особенно глубокие, местами заболоченные. Рыбы в них – пропасть. И разной водоплавающей птицы. Отличное место для охоты.

– Всё верно, – отозвался Афанасий. – Эти две реки и озёра образуют как бы круг, в центре которого и должен быть скит или то, что от него осталось. На карте, как раз в центре показан клочок суши, кругом болота, а там суша. Вот она, – он опять ткнул пальцем в схему. В том месте красным карандашом у него был нарисован кружок. – Здесь и надо искать скит. Не на воде же он стоял…

– Постой, постой! – хлопнул себя по голове Николай. – Теперь я сообразил.

– Что сообразил? – вырвалось разом у Сергея и Афанасия.

– Сообразил, что обозначает рисунок на обереге.

– Каком обереге? – спросил ничего не понимающий Сергей, как, впрочем, и Афанасий, который оторвался от бумаги и стоял, с недоуменным видом глядя на Воронина.

– Сейчас принесу, – отозвался Николай и почти бегом бросился в другую комнату.

Через минуту он вернулся и положил на стол отполированный кусок кости треугольной формы со сквозным отверстием в широкой части.

– Это амулет, или оберег, сделанный из обломка моржового клыка, – пояснил он, – из так называемого «рыбьего зуба». Я его нашёл вместе с пергаментом в иконе.

– И молчал, – проговорил с укоризной Сергей.

– Молчал? Я не придал этой вещичке никакого значения. Амулет и амулет, или оберег. Только после слов Афанасия я понял значение этого предмета.

– И что же это? – Сергей заинтересованно воззрился на друга.

– А вот что. – Николай взял «зуб» из рук Афанасия, который внимательно его рассматривал. – Видите, по окружности идёт чёрная глубокая линия, вырезанная резцом.

– Очень яркая и заметная, – проговорил Афанасий

– Тут какие-то значки нанесены, – сказал Сергей, взяв оберег у Николая.

– А здесь линия перечеркнута.

– А вот ещё двойная линия…

– Минуточку! – воскликнул Афанасий. – Дай-ка «зуб», ещё взгляну. – Он повертел его в руках. – Слушайте, а это находка. Это дополнение к пергаменту, Николай, если я не ошибаюсь.

– Ты совершенно прав, – подтвердил его слова Николай с волнением в голосе. – Я об этом только что хотел сказать.

Афанасий взял ручку, перевернул лист бумаги.

– Давайте развернём изображённое на амулете, как географы изображают землю, – сказал он. – Земля круглая, а на карте она плоская. Так мы и с амулетом сделаем. – Он перенёс линии на бумагу. – Что у нас получается? Смотрите, линии неровные. А теперь сличите мою карту и линии на амулете.

– Они почти совпадают! – вскричал Сергей.

– Вот именно, – восторженно проговорил Афанасий. – Это карта. Карта этой местности. Ты об этом хотел нам сказать, Николай?

– Мне пришла в голову такая мысль, глядя на твою схему.

– И ты побежал за амулетом?

– Совершенно верно.

– Значит, мы одновременно пришли к одной мысли. О чём это говорит?

– О том, что мысль правильная.

– Верно.

– Я хочу добавить, – продолжал Николай. – Оберег – не просто своеобразное изображение местности. Это дорога. Путь к скиту. Они не зря его нанесли. Это наиболее безопасный путь. Смотрите, как он идет. По Язовке, далее по Сутоломи, потом по озеркам, протокам, влево и опять прямо и вправо.

– А что означает крест на вершине «зуба» и череп? – спросил Сергей, пораженный тем, как быстро его приятели чисто умозрительно нашли дорогу к скиту.

Афанасий и Николай поглядели друг на друга.

– Крест, наверное, кладбище, – неуверенно произнёс Николай.

– Нет, – возразил Афанасий. – На современных картах крест – это церковь…

– Тогда череп это кладбище, – предположил Николай. – Стой! – вдруг закричал он. – Мы нашли сундук.

Сергей молча смотрел на Николая, а потом и его осенило:

– —У церкви, на кладбище, – тихо проронил он.

– Точно! – Николай бросил оберег на стол. – Точно. Надо теперь добраться до скита, найти кладбище и церковь.

– Всё очень логично, – проговорил Афанасий. – Ну, очень логично, что даже не верится.

Николай присел на стул и вытер повлажневший лоб рукой.

– Вот ведь, – проронил он, – что значит ум хорошо, а три лучше. Разгадали мы загадку скита. Чего вы не радуетесь?

– Мы радуемся, – ответил Сергей. – Кстати, ты что не скажешь Афанасию, что мы на старой мельнице нашли.

– Опять находка! – заинтересованно воскликнул Афанасий. – Не слишком ли нам везёт на них? Говорите, я весь внимание, – он поочерёдно взглянул на приятелей.

– Ты нам недавно сказал, – начал Николай, – что Загодина не раскулачили – он всё имущество в колхоз отдал, – а сослали за содействие врагам советской власти. А содействие это выражалось в помощи бандиту Бредуну. Так я понял?

– Так, так, – поддакнул Афанасий, горя желанием услышать историю до конца.

– Бредун хранил у Загодина на дворе оружие. Часть из него, а именно, два карабина или винтовки, я не разбираюсь в этом, и три револьвера они с Геронтом закопали на старой мельнице. Мне об этом рассказал сам Геронт. Вот мы это оружие и взяли. Так что это скорее не находка, а везение.

– А ну-ка покажи, покажи! – обрадовался такому повороту событий Афанасий.

Сергей принёс из дальней комнаты карабин и револьвер.

Афанасий внимательно осмотрел оружие.

– И карабин, и наган в хорошем состоянии, – пробормотал он, любовно поглаживая приклад карабина и клацая затвором.

– В обрывке масляной шинели лежали, – сказал Николай.

– Сколько же они пролежали?

– Много. Больше шестидесяти лет.

– Это карабин, сделанный на базе винтовки Мосина образца 1891 года, – пояснил Афанасий. – Я уже и не помню точно, когда винтовку переделали под карабин, кажется в 1907 году. Видите, ствол укороченный, приклад малость отличается. А револьвер системы наган, тоже старого образца, но годится к стрельбе.

– Так что теперь мы вооружены, – сказал Николай.

– Вооружены-то вооружены. А где патронов взять?

– И патроны у нас есть, – ликующе отозвался Николай, высыпая на стол горсть патронов. – И к револьверам, и к карабинам.

– Надо попробовать их в работе. Может, порох отсырел?

– Это уж твоё дело, Афанасий. Бери карабин, считай, что он твой.

– Спасибо за доверие. – Афанасий подкинул оружие вверх и поймал его. – Хорошая штука, хотя мне по нраву больше маленький, как выражаются жулики и менты, ствол, типа пистолета Макарова.

– Пистолета нету, а наган бери. Их у нас по штуке на брата.

– Вот это подарок! – воскликнул Афанасий, принимая из рук Сергея револьвер. – Теперь и чёрт не страшен… Оружие надо спрятать, но так, чтобы оно всегда было под рукой.

– Это мы сделаем, – ответил Николай. – В доме есть тайничок, о котором, кроме меня никто не знает.

Глава девятая
Стысь нервничает

Зашитый вырулил на дорожку, поглядывая на окаймляющие её зелёные кустарники, подстриженные на английский манер в виде шаров и усечённых пирамид, и поехал к дому. По бокам дорожек раскинулись ровные газоны с только что подстриженной травой. Тарахтела бензиновая газонокосилка. Газонокосильщик парень Петруха, которого считали со странностями, старательно водил свой агрегат по земле, любовно поглядывая, как ложится сбоку мелко иссечённая трава.

«Правду говорят о хозяине, – подумал Зашитый, притормаживая возле Петрухи, – что он большой поклонник всего английского и особенно американского». Как говорил ему Волдырь, с начала строительства виллы Зага приставленный для досмотра за рабочими, чуть больше полугода назад здесь была свалка из обрезков арматурных прутьев, кусков бетона, корневищ деревьев, догнивающих под открытым небом да полуразрушенная казарма с сгнившей курилкой около входа под сенью то ли пихты, то ли сосны, с металлической бочкой, вкопанной посередине курилки, полной зловонной воды. А теперь этого места не узнать. Зашитый приезжал сюда в начале мая, когда они начали заниматься поисками Ахметки, и восхищался размахом, с которым хозяин осваивал арендованный или купленный участок земли. Сколько же у него деньжищ, раз за такой короткий срок сумел полностью отстроить трехэтажный дом, привести в порядок участок, освоить береговую полосу с пристанью, приобрести катер, или яхту, как называли шведское судно, моторные лодки. Зашитый знал, что на строительстве дома работали русские мастера, а отделкой занимались то ли турки, то ли югославы. Некоторые породы дерева и мрамор возили из-за границы. Одна дорога чего стоит, проложенная от «Камней» до автострады.

В тот момент, когда Зашитый в мыслях восторгался деятельностью хозяина особняка, Петруха выводил свою косилку на дорогу, чтобы перейти на другой газон. Зашитый замешкался и чуть было его не сшиб. Машина, визжа тормозами, резко остановилась возле Петрухи, опрокинув газонокосилку.

Парень прирос от испуга к земле, оторопело глядя на Зашитого, выскочившего из машины.

– Ты чего это? Чего?.. – повторял он трясущимися губами одну и ту же фразу.

– Ты ополоумел, сермяга болотная! – вне себя от ярости закричал Зашитый, налетая на Петруху. – Места больше не нашёл, где дорогу пересекать, гандон штопанный?

– Ты… ты…, – повторял Петруха, вытирая лоб перепачканной в масле рукой.

Зашитый надвинул ему кепку вплоть до рта:

– Рогуль деревенский!..

– Сам такой, – ответил Петруха, приходя в себя и поправляя кепку.

– Поговори у меня, кабел сиканый, – надменно сказал Зашитый, выплёвывая потухшую сигарету под ноги газонокосильщику. – Я живо кларнеты обломаю.

– А ты смотри на дорогу-то, – ответил Петруха. Голос у него был писклявый и никак не шёл к долговязой фигуре, мускулистому телу с гладкой кожей, на которой не росло ни единой волосинки.

– Заглохни! – прорычал Зашитый, доставая новую сигарету, – упырь вислоухий.

Петруха хотел ответить, но, взглянув на кожаную кепку, покрывавшую голову Зашитого несмотря на жаркую погоду, и неожиданно, прищурив глаза, прыснул от смеха и сказал:

– Сопреют волосы под твоей пое… – Он очень нехорошо назвал головной убор Зашитого и громко захохотал.

Зашитый другому сразу бы вмазал в челюсть, но что с этого недоноска взять. Придурок он и есть придурок. Только нагоняй схлопочешь от Стыся. Петруха вроде шута у императора, которому разрешается говорить всё, не боясь, что его настигнет гнев хозяина. Поэтому Зашитый сжал зубы, усмехнулся и ответил только:

– У меня волосы ещё есть, а у тебя уже не вырастут. – Он намекал на безволосую грудь газонокосильщика.

Петруха понял, на что намекал Зашитый и провёл грязной рукой по груди.

– А зачем мне они. Брить не надо.

– Ладно брехать. Стриги свою траву, мажордом, пыльным мешком трахнутый, – выругался Зашитый.

Он протянул руку и схватил Петруху за нос. Тот завизжал от боли и стукнул Зашитого по плечу.

– Ты чего это, чего?! – чуть ли не плача воскликнул он, потирая нос. На глаза навернулись слёзы.

– А ничего, – ответил Зашитый. – Наперёд будешь знать, куда нос совать. Будет мне, ломом подпоясанный, разными матерными словами мою камилавку обзывать. Заруби себе это на носу, пока я его не оторвал, эмбрион недоношенный.

Он сел в кабину и нажал на педаль газа. Машина, выбрасывая из-под скатов кусочки мраморной крошки, которой была засыпана подъездная дорога, рванулась к дому.

– Я тебе это запомню, Зашитый, – бормотал Петруха, потирая болевший нос. – Не посмотрю, что ты здесь в больших ходишь, на машине гоняешь. Шило тебе в задницу вставлю. Придёт черёд.

Он высморкался из ноздри, зажав пальцем другую, и, подняв свой агрегат, стал заводить его.

А Зашитый ехал и думал: «Паскуда длинная. Дурак бесплатный… Кайф сорвал». Сегодня у него было хорошее настроение – Стысь выдал причитающийся гонорар за сведения, добытые Фотографом, – а этот с угла перебитый его испортил.

Он заглушил мотор у парадного подъезда. Земля перед ступенями, как и дорожка, была посыпана мелкой серой крошкой, ровной, как зёрна. Он вбежал в низкие ступеньки и толкнул массивную стеклянную дверь. Оказавшись в вестибюле перед лестницей, уводящей наверх, было подумал, что в доме изменили традициям, но тут от стены отделилась незамеченная им вначале фигура и направилась к нему. Это был Джек, так переделали на английский манер имя Джабраил, которое носил охранник Пола, находившейся на услужении у хозяина и привезённый им из Швейцарии. Этот швейцарец кавказского происхождения довольно сносно говорил по-русски и пользовался исключительным доверием Пола Зага. Как только Пол отстроил этот дом, он первым делом перевёл сюда Джека, своего сторожевого пса, в качестве, как понял Зашитый, управляющего – соглядатая за всем, что здесь происходит. Джек всегда появлялся бесшумно, высокий, с тонкой талией, в обтягивающей тело спортивной одежде.

Скрестив руки на груди, Джабраил предстал перед Зашитым.

Был он одинакового роста с подручным Стыся, но несколько моложе. Серые с грустинкой глаза внимательно ошарили вошедшего. Опытным глазом уголовника со стажем Зашитый заприметил у него за поясом ловко замаскированный кинжал с узким и тонким, как шило, лезвием.

– Я к шефу, – сказал Зашитый, снимая свою кожаную «камилавку».

– Знаю, – ответил Джек и вытянул длинную руку ладонью кверху.

Зашитый вытащил из нагрудного кармана куртки пистолет и протянул рукоятью вперёд.

– Ещё что есть? – спросил Джек.

– Ничего. – Зашитый поднял руки, предлагая себя к обыску. Джек хитёр, думает, что его стилет не заметен. Но и Зашитый не дурак. Он тоже не расстается с ножом – оружием вора, но он у него лучше замаскирован, не сразу отыщешь.

Но Джек не стал его обыскивать. Сказал:

– Ступай за мной! – И свернул в боковой коридор.

Они прошли анфиладу комнат, расположенных в левом крыле здания, завернули и вышли на застеклённую веранду с большими высокими окнами, закрытыми жалюзями.

– Жди тут, – сказал Джек и удалился.

Зашитый осмотрелся: здесь он был впервые. Веранда была большая, длинная, пол был устлан красивым пластиком, матово поблескивающим под лучами солнца, пробивающимися сквозь щели жалюзей. Стену, примыкающую к дому, занимал с выгнутой спинкой диван с подушками, посередине стоял овальный стол в окружении стульев, видно очень мягкими, потому что сиденья и спинки выпукло выпирали, словно выдавливались из деревянного лакированного обрамления. В углах на полу стояли с античным рисунком вазы с сухими цветами, пальмовыми ветками, облагораживающими это помещение. В углу был небольшой бар, заставленный множеством разных конфигураций бутылок, бокалов и подносов, невдалеке возвышался высокий холодильник, облицованный красным деревом. Был ещё маленький диванчик, журнальный столик и два кресла. На журнальном столике стояла массивная хрустальная пепельница в виде морской звезды, лежала начатая пачка сигарет «Мальборо», настольная зажигалка, два или три порнографических журнала.

Зашитый начал размышлять, куда бы ему пристроиться, как открылась дверь, в которую вышел Джек, и на веранду неповоротливо вкатился, другого слова нельзя было подобрать, круглый Стысь. Лицо его было розовым, был он в длинном чёрном со звёздами, как у мага, халате и тапочках, по всему видно, что только из душа. Не здороваясь, указал Зашитому на одно из кресел возле столика, в другое сел сам. Полы халата распахнулись, являя взору Зашитого волосатые жирные ноги. Заметив, что гость уставился на его конечности, так неожиданно вылезшие из халата, Стысь запахнул его и удобнее устроился в кресле.

– Кури, – сказал он вместо приветствия и протянул Зашитому пачку «Мальборо».

Васька не отказался, взял из пачки сигарету, достал из кармана зажигалку и прикурил. Затянулся и Стысь, внимательно оглядывая своего подручного, расположившегося в кресле напротив.

– Рассказывай, какие новости, – отрывисто бросил Стысь, постукивая пальцем по сигарете, стряхивая пепел. На толстом, волосатом безымянном пальце блестел массивный золотой перстень.

Зашитый выдохнул дым, тоже потянулся к пепельнице, уронил пепел на ковер, и неторопливо начал:

– Следим за художником. Зовут его Николай Воронин, он одинок, жена умерла лет пять назад, с тех пор постоянно живёт в Дурове. Всё свободное от огорода время проводит на природе – пишет натюрморты и продает их в Москве. На эти деньги и существует. С Ахметкой встречался, знал его давно, но дружбы не поддерживал. – Зашитый сказал это монотонно, словно заученный урок. И под конец добавил: – Вместе с Фотографом обыскали весь дом, но иконы не нашли.

– Хорошо искали? – спросил Стысь, исподлобья глядя на Зашитого.

– Обижаешь, шеф, – с ухмылкой ответил Васька. – Всё осмотрели, всё перерыли. Нет у него иконы. Могу побожиться. Может, она у него и была, но сейчас в наличии нет.

– А с Ахметкиной дочерью разобрались?

– Разобрались. Обух неделю пас её, всё выверил. Нет деревяшки у неё. Не отдавал ей Ахметка икону.

– Что ж она сквозь землю провалилась?

– Ищем.

– И у этой тётки с хутора тоже проверили?

– У неё тоже нету. Я об этом ещё раньше говорил.

– Мне думается она у художника, – покусал губы Стысь. – Не могла она исчезнуть.

Зашитому он только недавно сказал, что патрону не столько икона нужна, сколько то, что находится в ней. Чтобы не разжигать аппетит уголовника, Алик сообщил, что в тайнике находится ценный пергамент, очень важный для научного мира. Зашитый тогда усмехнулся, скривив губы, но ничего не сказал.

– Я просил проверить, – продолжал Стысь, – зачем художник вызвал своего приятеля из Москвы. Узнали что-нибудь?

– За этим приятелем мы с самого начала следили. Как сели ему на хвост, так и не отпускали.

– А зачем стреляли? Вам же сказано было – делайте всё тихо.

– Так он стал уходить, а уже темно. Ну, я в баллон и саданул… – Зашитый сделал виноватое лицо.

– Это вечером. А днём на дороге?

«И про это разболтали, сучары, – подумал Зашитый. – Уши оборву доносчику».

– Так вышло, – скрыл недобрый взгляд Зашитый, опустив глаза.

– Так вышло, – передразнил Стысь. – Твоя самодеятельность до добра не доведёт. Ты брось свои уголовные замашки. Ты на службе, понял? И выполняй всё в точности, что тебе приказывают. Без самодеятельности. Второй раз уже прокалываешься. Ахметку придушил, теперь с этим приятелем художника. А результатов нет, хотя гонорар исправно получаешь… Своими непродуманными действиями могли спугнуть художника. – Стысь передохнул от длинной речи. – Сюда скоро на неделю-две патрон приедет. Дня через два Ольга прикатит, дед приехал – следит за каждым моим шагом. А что я Полу скажу? Он же с меня три шкуры сдерёт, пинкертоны несчастные!

Зашитый ничего не ответил, с силой вдавливая докуренную сигарету в хрусталь пепельницы.

– А что ваш Фотограф! На кой шут мы его к Воронину приставили? Ни одной зацепки… Хотя премию ты получил за него…

– Это твоя самодеятельность и патрона, шеф, – раскинул руки Зашитый. – Я тебе предлагал способ быстро всё узнать, но ты отказался. А согласно вашему протоколу вы будете искать эту икону лет двести. – Зашитый аж зарделся, произнося эту тираду.

– Я тебя спрашивал, зачем приятель к Воронину пожаловал. Ты мне не ответил.

– Нет прямого ответа на твой вопрос, шеф. Но, думается, неспроста. Он же приехал по телеграмме Воронина, а это о чём-то говорит. Телеграмму зря давать не будут.

– А что в телеграмме говорилось, знаешь?

– Знаю. «Сергей, срочно приезжай. Срочно!»

– Из текста ничего не понятно, зачем он его вызвал.

– Зато понятно, что дело срочное.

– Это дураку ясно, что срочное.

– Но это не всё, шеф, – продолжал Зашитый.

– А что ещё? – Стысь с жадностью затянулся, выпустил дым из ноздрей и потушил окурок.

– Приятель художника привёз с собой ещё одного человека.

– Вот как! И кто же он?

– Пока не выяснили. Богодул какой-то…

Стысь уставился на Зашитого. Тот понял и объяснил:

– Нищий, по-вашему, бомжара.

– От самой Москвы ехал?

– Да нет. Где-то по дороге подсел. Но где – проморгали.

– Будем следить за всеми, авось эти художники проколятся. Ведь должны они предпринять какие-то действия?

Стысь машинально взял ещё сигарету, но положил обратно на стол. «Вот ведь, – подумал он, – всю весну и лето они только и занимаются этой иконой, а не продвинулись вперёд ни на шаг. Как-то всё по-дурацки получалось. И Стефан тоже палки в колёса Полу ставит своим отрицательным отношением к их операции с поисками сундука. Хорошо, что совсем не мешает. Если бы сказал раньше про Ахметку, взяли бы они его тёпленького, язык бы развязали. А он: не причиняйте ему вреда, я с ним вместе рос, я сам к нему приду. А Пол рассудил иначе. Чего ждать, когда надо брать быка за рога. Правда, теперь дед в обиде, что Ахметки нет, и икона запропастилась незнамо куда. Ищи ветра в поле! Да и он, Стысь, что он – сыскарь какой! Он телевизионщик, а ему приходится руководить всей этой шантрапой, мошенниками и уголовниками. А у них один разговор, как выражается Зашитый, перо в бок, и вся недолга».

Он посмотрел на Зашитого, который сидел нахохлившись, вертя кепку в руках и о чём-то сосредоточенно думал, как и Стысь.

– Выпить хочешь? – неожиданно спросил Алекс.

– Я от халявы никогда не отказывался, – ответил Васька, и его небольшие глаза, как показалось Алику, плотоядно сверкнули.

Стысь встал, сделал знак рукою, приглашая собеседника к бару. Зашитый поднялся и пошёл за ним.

– Джин будешь? – спросил Стысь, беря пупырчатую бутылку с голубой этикеткой.

– По мне всё равно, – пожал плечами Зашитый.

Стысь открыл холодильник, достал пластмассовую бутылку, которая сразу запотела.

– Это тоник, – сказал он. – Разведём джин.

– Мне не надо. Я так, – быстро проговорил Зашитый, боясь, что шеф успеет развести спиртное.

– Как хочешь. Я всегда разбавляю. По моей комплекции я могу и ведро выпить, но здоровье прежде всего. Не злоупотребляю. – Он расхохотался.

Зашитый промолчал, следя за манипуляциями шефа.

Стысь налил ему граммов сто в бокал. Себе налил столько же и добавил тоника.

«Жмот», – отметил Зашитый, но возражать не стал.

Алик отпивал спиртное маленькими медленными глотками, Зашитый сразу опрокинул содержимое в рот.

– Запей, – предложил ему Стысь, зная повадки русских.

– Обойдусь, – махнул рукою Зашитый.

– Я зачем тебя позвал, – продолжал Стысь, отхлёбывая спиртное. – Завтра, может, даже сегодня, мне привезут японскую электронную аппаратуру, очень надёжную и очень чувствительную. Завтра придёшь ко мне, я расскажу, как ею пользоваться, и ты отвезёшь ее Фотографу. Посмотрим, может, он что узнает из разговора этих парней. Я что-то сомневаюсь, что второй приехал собирать грибы.

– Я, шеф, опять предлагаю воспользоваться моим вариантом, – серьёзно заявил Зашитый. – Какой бы твой реактор не был надёжным, много им не наследишь, а время упустим. Надо брать этого художника тёпленьким, в постели, подержать его на воде, какую примочку сделать и – быстро всё расскажет.

– Никаких примочек, – отрезал Стысь. – Пока дед здесь, всё будет тихо. Если бы не он, ты думаешь мы бы таким образом действовали? Как бы не так! Дед не хочет ни крови, ни прочего. Вообще он ничего не хочет. Я думаю, что у него есть одно желание – расслабиться здесь. А ты уже погорел с Ахметкой. Хватит твоих вариантов. Меня благодари, что тебе это сошло с рук.

Он плеснул джину в бокал Зашитого, а себе наливать не стал.

– О, кей! Иди! Завтра встретимся в это же время.

Зашитый накинул кепку на голову и вразвалку вышел. Джек бесшумно появился в вестибюле и молча протянул пистолет. Зашитому показалось, что усмехнулся при этом. Но он не стал придавать этому значения – мало ли что могло показаться.

Стысь, оставшись один, закурил, сел на диван, закинув нога за ногу, уже никого не стесняясь, являя голые ляжки, и углубился в размышления.