Текст книги "Мурманский сундук.Том 2"

Автор книги: Юрий Любопытнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)

Часть первая
Облава

Глава первая
Особняк на озере

Николай Воронин выехал на своём старом «Запорожце», когда только начинало светать. По привычке, особенно летом, он вставал рано и за день успевал многое сделать. Живя после смерти жены круглый год в старом, доставшемся от родителей в заброшенной деревушке из пяти пустых дворов, доме совершенно один, он всё делал сам, потому что, кроме как на себя, рассчитывать было не на кого. А дел было невпроворот. За лето надо было и дров заготовить, и за садом следить, и за огородом ухаживать.

В деревне ему нравилось. Он не тяготился отшельнической жизнью. После окончания Московского высшего художественно-промышленного училища (бывшего Строгановского), он поселился с женой в Сергиевом Посаде, тогда Загорске, откуда Наташа была родом, была у него мастерская, а когда Наташи не стало, упал духом, впал в депрессию, всё забросил и в конце концов уехал в отчие края, надеясь там развеять навалившуюся тоску. Писал пейзажи, натюрморты, благо красотами тамошняя земля не обедняла, друзья помогали продавать картины в Москве, на полученные деньги он и существовал, совершенно забыв, что есть на свете другая жизнь. Вдали от суеты, в затворничестве, было много времени для раздумий, для осмысления своего бытия.

Сегодня он собрался на озеро Глухое. В прошлом году, на исходе лета, он сделал несколько полотен этого удивительного по красоте места. Картины приобрёл богатый японец, любитель русской живописи, и заказал ещё. Поэтому, пользуясь установившейся ясной погодой, Николай решил провести день за этюдами. Лето только начиналось, впереди была уйма времени, но не хотелось упускать погожие дни – японец платил хорошие деньги в твёрдой валюте, на них можно было жить, если не в достатке, то, во всяком случае, безбедно.

Хорошей дороги из Дурова – так называлась деревня – на озеро не было, и «Запорожец» петлял по просёлку. Сухая погода высушила землю – даже в канавах не было воды, – и машина, весело урча, катила по заросшей давно не езженной просеке, объезжая глубокие рытвины и кусты. По бокам тянулся то редкий осинник, то ольшанник, то вековые ели грузными лапами хлестали по капоту, закрывая просвет. Иногда лес отступал, являя взгляду ровные луговины с отдельно росшими берёзами и кустарником, с густыми травами, от которых исходил медвяный запах.

Когда-то в этих краях кипела жизнь. Но после войны с немцами молодежь стала уходить из деревень в города в поисках лучшей доли. Отцы и матери юношей и девушек заработали пенсию в совхозе и остались в своих домах доживать век. А когда нашли приют на тихом сельском кладбище, дома остались сиротами и ветшали, никому не нужные. Сейчас можно было брать землю в аренду, сколько позволяет аппетит и средства, но охочих до риска людей в этих краях не находилось.

Дорога, покружив по лесу, вывела Николая на широкий луг. Приминая ещё не выгоревшую под солнцем густую траву, машина пересекла его и выехала на берег Язовки. Справа серебрилась в низких берегах река, слева поднималась густая чаща молодого ельника.

Проехав ещё километра четыре по бездорожью, Николай увидел перед собою в низине расстилавшееся озеро, окутанное утренней плотной дымкой. Отсюда оно выглядело совсем обыкновенным – подобных ему было много в здешних местах, похожих одно на другое. Но это казалось только издали. Чем ближе он подъезжал к нему, тем всё больше и больше оно являло свою неповторимость. Луговина внезапно обрывалась, словно срезанная бульдозером, и спускалась каменистыми уступами к воде. Вдали, поверх тумана, маячили чёрные пирамиды и шпили, прямоугольники скал, словно вырастающие из-под земли, создавая ощущение горного края. «Запорожец» запрыгал по неровной, похожей на большую стиральную доску, почве.

Озеро издавна слыло странным и таинственным. Располагалось оно в стороне от проезжих дорог, затерянное среди лесов и болот, как, впрочем, и остальные озерки, которых здесь было множество, будто плеши разряжавшие вековые леса. Когда-то, гласило давнее предание, было на этом месте городище. Даже название его не выветрилось окончательно из людской памяти – Родиковичи. Якобы в седую старину, ещё в дохристианские времена, когда Русь широким полукольцом растекалась от Киева и Новагорода на необжитые земли, тесня угро-финские племена на север или смешиваясь с ними, жил здесь воевода Родик или Родрик в укреплённом городище, собирая дань с местных князьков пушным зверем для Новагорода, ибо местность была вотчиной республики, а городище являлось форпостом для движения дальше на полуночь к Студёному морю и на восток к Каменному поясу. Но как явилось городище из небытия, из мрака веков, так и ушло опять, не оставив после себя никакого знака, только название, да досужие разговоры, что в одну ночь провалилось оно в преисподнюю вместе с воеводою и челядью его и прочими людьми, оставив на месте своём круглое озеро с диковинным берегом, похожим на горы. Поговаривали, что затопленное городище иногда всплывает на гладь озёрную и даже видывали людей из него, забредающих в окрестные леса.

Может быть, память о гиблом месте сильно засела в душах людей, может, были другие причины, но несколько веков, вплоть до царствования Иоанна Грозного, никаких упоминаний в летописях и монастырских записях об этом крае нет. Если и оставалось в окрестностях жильё, то оно обветшало, разрушилось, народ рассеялся, потянувшись от чёрного озера в другие грады и веси ближе к цивилизованному миру, а это место оставили для волков, лисиц и медведей, и скоро ничего не напоминало в заросшем дремучем лесу, в озёрах и болотах, что звенели здесь топоры, детские голоса, что пахали и сеяли, строили и жили.

При Грозном царе вблизи этих мест возникло несколько деревенек, а после раскола в топкие болота и непроходимые леса потянулись еретики российские, сподвижники протопопа Аввакума, гонимые за веру, пытавшиеся лесах, в выстроенных скитах сохранять богослужение предков своих…

Заглушив мотор недалеко от воды, Николай вышел из машины. Озёрная гладь была завешана туманом. Он вис над озером серо-синим одеялом, и лучи солнца тонули в нём. На берегу седая дымка понемногу рассеивалась, и Николай, не дожидаясь, когда она вовсе схлынет, сразу приступил к делу, ради которого и приехал. Он выбрал место и установил свой походный мольберт.

Впервые Николай попал сюда на второй год по приезде в деревню. В поисках интересных мест для этюдов вспомнил про заклятое озеро и пешком направился к нему. Оно с первого взгляда привлекло его своей таинственностью из-за своеобразного инопланетного ландшафта. Цветы и травы были в основном такие же, как и росшие в окрестностях, но были крупнее и ярче, и была в них не томность, не акварельность луговых и лесных, а казалось, кипучая яростная сила так и брызжет с каждого соцветия. Они бросали своей пронзительной яркой агрессивностью вызов каждому, кто видел их. Здесь же, рядом со скалами он обнаружил незнакомых для себя представителей флоры, которых не нашёл ни в одном ботаническом справочнике. Растения были похожи на лилии, только были крупнее, а белые лепестки переходили к основанию в жгуче пурпурно-красный цвет. Тычинки были чёрными и оканчивались множеством маленьких ленточек, на которых собиралась кроваво-красная пыльца. На ночь они скрывались под водой, а с появлением солнца всплывали и медленно раскрывались, являя взору изумительной чистоты краски, вверху ледяно-снежные, а снизу горевшие неистребимым огнём. На них он заработал приличную сумму денег и уже тогда решил исследовать озеро в поисках ещё чего-нибудь интересного.

Солнце поднялось высоко, когда он закончил писать. Взглянув на часы и решив, что времени у него вполне достаточно, Николай захотел сделать ещё один этюд, но уже не цветов, а скалистой гряды, врезавшейся клином в тусклую гладь водоема. Его всегда привлекала эта каменная круча, рассекавшая холодные и глубокие воды, возвышаясь к своему окончанию. Чтоб добраться до неё, надо было на лодке обогнуть небольшой мыс и высадиться на прибрежные камни под скалами.

Николай стянул с багажника на крыше салона и спустил на воду старую польскую надувную лодку, с которой не расставался много лет, положил в неё принадлежности для рисования, бинокль, свёрток с едой и взялся за вёсла. Он обогнул мыс и приблизился к плоским камням, сплошь и рядом разбросанным по мелководью перед берегом, состоявшим из отдельных утёсов. Вытащив лодку на камни, огляделся. Место было достойно кисти художника. Камни были плоскими, как блины и такими же круглыми, отшлифованными водой до зеркального блеска. Они лежали на воде, как ступеньки и манили к отвесным скалам. Повинуясь неуёмной жажде увидеть не увиденное, Николай, решив, что у него ещё будет время написать прибрежные утёсы, взяв бинокль, двинулся по камням-блинам к берегу из нагромождённых камней, величиной с деревенский дом.

Когда-то, рассказывали старики, то ли в тридцатые годы, то ли сразу после Великой Отечественной войны, скалы взялись подорвать, чтобы использовать гранит для строительства московского метрополитена, но порода оказалась такой крепкой и прочной да и при взрывах погибло много людей, притом при весьма странных обстоятельствах, что от этой затеи отказались. К тому же из Москвы пришло предупреждение после посещения озера комиссией, что место это уникальное, реликтовое и взято под охрану как природный заповедник. Правда, это не помешало через некоторое время окружить озеро колючей проволокой и запретить там кому-либо появляться. Заповедную зону превратили в испытательный секретный военный полигон. Поставили предупреждающие знаки. В небе стали курсировать вертолёты. Иногда грибники, забредшие в поисках боровиков, натыкались на солдат, приказывающих незадачливым путникам вернуться обратно. Но несколько лет назад колючую проволоку где сняли, где она сама изржавела, обветшала, и прежде недоступные места стали открыты взору любого, кто забредал сюда. Однако здешние жители озеро продолжали обходить, то ли из-за того, что оно пользовалось дурной славой, то ли житейские заботы не давали места праздности – попусту посещать водоем.

Перепрыгивая с «блина» на «блин», Николай выбрался на берег. Здесь скалы отвесно уходили под воду, оставляя около её каймы небольшую ступеньку, на которой можно было стоять. Он обвёл берег глазами и в стороне увидел небольшую подковообразную отмель, которая переходила уступами в узкую седловину, с которой можно было подняться наверх. Камни были в трещинах и громоздились друг на друга. Цепляясь за них, он стал карабкаться к вершине гряды. Скоро поднялся метров на пятнадцать и очутился на небольшой ровной почти плоской террасе. Изумлению его не было предела: скрытые с берега крутой возвышенностью на площадке росли сосны с тёмно-зелёными плоскими вершинами, но не высокие и прямые, а небольшие, метра полтора-два, корявые, изогнутые, будто их свила в спираль неимоверная стихия. Они были так красивы и органично вписывались в ландшафт, что Николай пожалел, что не взял с собой этюдник, полагая, что с ним тяжело будет забираться наверх.

Это место было красиво своей свирепостью. Это был пейзаж какой-то чужой далёкой планеты. Хаотическое нагромождение камней, похожих на оплавленное стекло, и сосны, борющиеся за свою жизнь на сухой бесплодной каменистой почве, иссушаемые пронзительными ветрами, поразили его.

Он решил подняться выше в надежде увидеть ещё что-нибудь интересное. Туман рассеивался. Вернее, это был не туман, а дымка, словно флёром подёрнувшая очертания низкого отдалённого окоёма, скрывая противоположный берег. Поднимаясь, он отметил, что кроме сосен, на холодных плитах не росло ни травинки, ни лишайника. Если внизу было буйство цветов, то здесь – голый камень.

Взбирался он с трудом, как скалолаз, около получаса, пренебрегая опасностью, которой подвергался, рискуя сорваться вниз. Очутившись на небольшом пятачке перед отвесной скалой, подумал, что дальше пути нет, но присмотревшись, обнаружил, что монолитная с первого взгляда стена состояла из двух утёсов, неплотно придвинутых друг к другу, между которыми пролегала неприметная щель. Он протиснулся в эту расселину и очутился в узком туннеле, в который сверху падал свет. Николай пошёл дальше и оказался в кромешной темноте – вершины утёсов сомкнулись. Он хотел пройти вглубь скал, но, не найдя в карманах спичек, повернул обратно.

Выйдя на пятачок, он благополучно спустился вниз до реликтовой рощицы. Время подходило к полудню, светило солнце, и дымка исчезла окончательно. Воздух был прозрачен, и поверхность озера серебристо блестела. Николай взглянул на противоположный берег и на смутной кромке, поросшей редким сосновым бором, отсюда кажущимся тёмно-зелёной полосой, заметил белое пятно и блики, золотом играющие в воздухе. Они резали глаза, как огнедыщащая лава. Он поднёс к глазам бинокль. Белое пятно оказалось трёхэтажным строением, вознёсшим свои стены в сосновом бору, а блики исходили от крыши, покрытой медным листом. Откуда появилось это фешенебельное здание, Николай не мог предположить. Раньше там была, насколько он знал, солдатская казарма, в которой жили военнослужащие, охранявшие секретный объект. Ещё год назад полуразрушенное здание, построенное из бетонных панелей, стояло немым укором прошлому, с выбитыми стёклами и покорёженными дверьми…

Решив проверить, не мираж ли это, Николай, переполненный жаждой новых открытий, спустился вниз, сел в лодку и налёг на вёсла, держа курс на белоснежное чудо. Чем ближе он приближался к берегу, тем явственнее становился облик здания. Николай не ошибся – это действительно был красивый трёхэтажный особняк с колоннами перед центральным входом и под «золотой» крышей. Его фасад – смесь классицизма с поздним ампиром – выходил к озеру. Николай заметил и деревянную пристань, к которой были пришвартованы два или три мелких судёнышка.

Он отнял бинокль от глаз и снова взялся за вёсла, решив подплыть поближе и с короткого расстояния полюбоваться на изящное строение. Всё это было интересно. Кто мог в такой глуши возвести особняк? И почему на берегу мёртвого озера, в котором не водилось рыбы. Такое здание не один миллион стоит. Крыша листовой медью крыта. Круто! Здание построено буквально недавно – медь не успела потускнеть, окислиться, потому и блестела на солнце.

Он грёб, сидя спиной к особняку и не видел, что происходило на берегу. Только когда услышал шум, обернулся. Прямо на него, ревя мотором, неслась узконосая лодка. Николай перестал грести. Моторка неслась на бешеной скорости, была близко и не думала сворачивать – шла на него в лоб с неистощимым напором. Николай оторопел. Что делать – оставаться в лодке или прыгать в воду? Он даже сначала не мог сообразить, откуда взялась моторка. Лодка, не дойдя до него метров пяти-шести, резко сбросила скорость и круто ушла в сторону. Николая обдало брызгами, и большая волна отшвырнула его посудину, как мячик, чуть не перевернув.

«Хулиганьё, – подумал Николай, машинально стирая рукавом брызги с лица. – Накупили моторок и носятся как угорелые».

– Эй, на шхуне! – крикнул он рассерженно, приподнимаясь в своей утлой, с заплатами, лодчонке. – Нельзя ли полегче?

– Ты, обормот! – ответили ему с моторки. – Сваливай отсюда! Куда прёшь?

Николай, придя в себя от такого потрясения, вызванного наглыми словами двух молодых людей в моторке, и не будучи робкого десятка, крикнул:

– Сам ты обормот. Что не видишь, куда правишь? Или места мало? Сначала научись управлять лодкой, а потом садись за руль.

– Ты, горлопан! Тебе ясно сказали – сваливай!

– Это что – территориальные воды?

– Ты, опёнок трухлявый! Не рассуждай, а делай то, что тебе говорят: греби обратно!

– Ребята, – миролюбиво воскликнул Николай, не собираясь ссориться с ними, – приберегите для себя крепкие выражения.

– Он ещё требует, – возмутился крепкий малый за рулём. – А ну, Волдырь, обложи его по всем правилам!..

– Вот… буду тратить на него словарный запас, – ответил напарник.

«Военные что ли вернулись?» – сконфуженно подумал Николай. В начале перестройки они исчезли тихо, как и появились. Неужели всё начинается сначала?

Однако двое в моторке не были похожи на военных, да и были не в форме. Если коренастого глыбообразного детину в чёрной майке, мускулистого и загорелого, со стриженным затылком, сидевшего за рулем, с большой натяжкой можно было принять за военного, то его напарник в джинсовом жилете со множеством карманов и карманчиков, молний и висюлек, надетым на голое сухощавое тело, с длинными волосами, собранными на затылке в резинку, больше походил на вдового музыканта сельского клуба. Он растянул большой рот в ухмылке и заорал на всё озеро:

Я встретил розу,

Она цвела….

И ароматом

Была полна…

– По какому такому праву вы хулиганите? – снова спросил Николай, начавший негодовать.

– По такому. Тебя не спросили. Это частное владение, – ответил громоздкий малый за рулём.

– Что ты ему докладываешь, Обух, – возмутился парень с длинными волосами. – Не на партконференции.

– Что-то не слышал о таком, – проворчал Николай, ещё не догадываясь, что эти люди могут представлять для него опасность. А про себя подумал: «Частное владение. Поэтому и особняк здесь вырос. Значит, берег и озеро арендовал новый русский?». – Вы хоть бы буйки поставили на границе территориальных вод, – с издёвкой произнёс Николай. – Или написали, что это частное владение и принадлежит такому-то проходимцу.

Последние слова переполнили чашу терпения парней в моторке.

– Слушай, козёл! Тебя что – утопить? – спросил парень в жилете, взмахивая своей косичкой. – Тебе же сказано русским языком, эскимос плюгавый. – Он достал из кармана предмет, напоминающий пистолет. – Греби обратно, хорёк паршивый, а не то я твой вельбот продырявлю. – И он направил дуло пистолета в сторону Николая.

Дело принимало скверный оборот. Николай совсем не рассчитывал на такое воинственное поведение людей в моторке и счёл за благо взять в руки вёсла и разворачиваться, в душе ругая озлобленных служителей хозяина особняка.

Лодка чужаков взревела мотором и стремительно стала делать полукруг, оставляя Николая в центре. Он уж было подумал, что пронесло, как она круто развернулась и пролетела так близко от его посудины, что её резко накренило волной, чуть ли не поставив на борт, и Николай оказался в воде. Вынырнув, первое, что он увидел, это колыхавшуюся моторку невдалеке и парней с растянутыми от смеха ртами. До него донеслись слова парня с косичкой:

– Эх, роза, роза, я закричал:

«Зачем тебя я да не сорвал…»

Хулиганы громко захохотали, мотор взревел, и лодка унеслась к пристани.

Николай кое-как взобрался в свою лодку, вдоволь нахлебавшись воды, поймал выскользнувшее из уключины весло и погрёб к берегу, где стояла машина, радуясь, что его посудина не перевернулась вверх днищем и тогда его дела были бы более плачевными.

Добравшись до берега, он развёл костер, просушил одежду и стал собираться в обратный путь, поглядывая на особняк, который и без бинокля был хорошо виден в ясном воздухе.

Езда его успокоила, он радовался, что в машине лежит этюд, и строил привычные планы на следующий день. Он и предположить не мог, что этот белый дом с колоннами, вернее, его обитатели, повлияют на его дальнейшую судьбу.

Глава вторая
Новый сосед

Обратная дорога показалась Николаю не такой длинной, как утром. Наверное, оттого, что путь домой всегда приятен, волнения дня остаются позади, а домашний очаг манит теплом и уютом. Он старался не вспоминать о приключении на озере, когда его чуть не утопили двое сумасшедших парней, посчитав это обычным хулиганским действием мелкой шантрапы. Он размышлял о том, как напишет несколько картин на тему озера, как продаст их, и на заработанные деньги поправит ветшающий дом, а взамен «Запорожца» приобретёт новую автомашину. С этими радужными мыслями он подъезжал к Дурову. Солнце клонилось к западу, но до вечера ещё было далеко.

Однако поистине этот день был полон сюрпризов. Они его ждали и в Дурове. Миновав на краю деревни зарастающий болотной травой и мелеющий пруд, впереди себя он увидел трёхосный «Урал», доверху нагруженный домашним скарбом, ехавший по пыльной улице.

«Дачник что ли какой дом снял? – подумалось Николаю. – Надо иметь смелость поселиться хотя бы на лето у чёрта на куличках. А может, какой наследник отыскался?»

Он сбавил ход, гадая к какому дому подъедет грузовик.

Проехав «дачу» Воронина «Урал» остановился у соседнего, ещё крепкого, с добротной крышей и прочным фундаментом дома, почти до карниза заросшего сорной растительностью. Из кабины выпрыгнул моложавый старик, плотный, костистый, в клетчатой фланелевой рубашке с закатанными по локоть рукавами, с круглым розовым лицом. Снял капроновую серую шляпу, обнажив большую лысую голову, вытер лицо платком. Достал из кабины чёрную кожаную сумку на ремне, поставил у ног. Двое коренастых крепышей в кроссовках и спортивных костюмах, один из которых был шофёр, открыли задний борт, готовясь к разгрузке.

Николай остановил «Запорожец» невдалеке от грузовика и, выйдя из салона, направился к «Уралу». Разгружавшие не обратили на него никакого внимания, а старик обернулся в его сторону и, сделав два шага навстречу, замер, поджидая Николая. Из кабины выпрыгнул сытый рыжий кот и стал крутиться возле ног хозяина.

– Никак новый сосед? – спросил Николай, оглядывая плотную фигуру приехавшего и задерживая взгляд на внушительного размера крепких ботинках со шнуровкой.

– Если вы живёте в этой деревне, то несомненно, – ответил старик, тоже с интересом глядя на Воронина. Он производил впечатление уверенного в себе человека.

– Не только живу, но даже рядом с вами, – Николай показал на свой дом, поднявший шиферную крышу за прогоном.

– Очень приятно, – сказал старик и протянул квадратную пятерню. – Нил Петрович. – Николай заметил, что на указательном пальце отсутствовали две фаланги.

Николай назвал своё имя и спросил:

– А вы, как я вижу, переезжаете в дом Милёхиных?

– В бывший дом Милёхиных, – подчеркнул Нил Петрович и его губы растянулись в нечто наподобие улыбки, обнажив крупные литые зубы. – Я купил его.

– А я сначала подумал, что отыскался наследник. Старики, правда, бездетные были… Дом хороший, – после непродолжительной паузы продолжал Николай. – Стоит лет пятьдесят и износу ему нет. И столько же ещё простоит. Старый Милёхин лесником был. Лес для строительства отбирал отменный, выдержанный. А у кого вы купили? Старики умерли давно.

– Дом выморочный. Сельсовет мне продал. Он у них на балансе стоял. Сбережения у меня кое-какие были вот и купил по случаю и, знаете, не дорого.

– Вы один или с семьёй? – спросил Николай, глядя как парни потащили к крыльцу новый дорогой холодильник.

– Вдовец я. – Николаю показалось, что у нового соседа дрогнул голос, но лицо по-прежнему оставалось непроницаемым. – Так что один век коротаю…

– Хозяин, – послышался голос одного из грузчиков, – подойди на минутку, дверь придержи!

– Иду, иду, – ответил Нил Петрович, подобрал кота и сумку, и чуть ли не вприпрыжку побежал к крыльцу, на ходу крикнув: – Очень рад знакомству.

Николай поставил «Запорожец» в гараж и стал заниматься домашними делами.

Из окошка ему было видно, как парни втащили в дом вместительный шкаф, телевизор в картонной коробке, диван, стол, какие-то тюки, видимо, с постельными принадлежностями, стулья. Все вещи были добротными. Николай отметил, что приезжий жил зажиточно. Разгрузили машину быстро, новый сосед отсчитал парням деньги, и те сели в кабину. Обдав крапиву у повалившегося забора смрадом из выхлопной трубы, «Урал» развернулся и, ромыхая бортами, направился в сторону города.

Хлопоча на кухне, Николай размышлял о приезде нового соседа и в душе был рад, что он появился – вдвоём в опустелой деревеньке будет не так скучно. В свободное время будет с кем поговорить, посудачить, да и сознание того, что рядом живая душа, наполняла сердце спокойствием. И в то же время, ещё не отринув вконец свою отшельническую жизнь, было грустно сознавать, что нарушено его вечное уединение, к которому он привык.

Сосед не подавал признаков жизни после того, как машина уехала. Дом казался таким же необитаемым, каким был и раньше: также темно глядели незанавешенные запылённые окна, качались от ветра верхушки крапивы, облепившие кирпичный фундамент и достававшие до наличников. Лишь открытая форточка с сидевшем в ней сытым котом, говорила о том, что в доме кто-то живёт. «Наверное, сосед отдыхает, – подумал Николай, ещё раз взглянув на дом, – или вещи разбирает. Управлюсь, схожу, проведаю».

Но к вечеру, когда начали сгущаться сумерки, новый сосед сам заглянул к нему. Услышав стук открываемой калитки, Николай подошёл к окну и увидел Нила Петровича, неспешно шагающего к террасе. Шёл тот размеренно, плотно ставя крепкие ноги в запылённых башмаках на землю, словно припечатывая её, и внимательно поглядывал по сторонам, запоминая всё, что встречалось на пути. Дверь в дом была открыта, но он постучался.

– Заходите, – прокричал Николай и сам удивился своему голосу – сколько времени к нему никто не заходил и окликать было некого. Если он и разговаривал, то сам с собой – у него даже попугая или кошки не было, как у Робинзона Крузо. – Милости прошу, – добавил он, указав на стул, когда сосед вошёл в прихожую.

Сосед, поблагодарив за приглашение, грузно опустился на стул, отчего тот натужно крякнул, но выдержал вес Нила Петровича.

– Чаю не хотите? – предложил Николай, отметив про себя, что обрадован приходом нового обитателя деревни.

– Такая оказия, – проронил Нил Петрович, усевшись основательно на скрипучее сиденье, не сказав ни «да» ни «нет» на предложение Воронина. – Я как раз по поводу чайка и зашёл. Дом-то купил в вымершей деревне и не подумал, что здесь колодца может не быть. Где воды брать? Хотел чайку поставить, ан воды-то нет. Вот и пришёл поближе познакомится да спросить: где вы воду берёте, не без воды же сидите?

– Конечно, не без воды. Здесь родничок за деревней, под бугорком… Вода хорошая, вам понравится… Колодец был, да сгнил, осыпался…

Николай стал объяснять, как туда пройти. Нил Петрович при каждом слове согласно кивал головой, подтверждая, что он всё понял.

– Премного вам благодарен. – Нил Петрович был обрадован, что решил донимавший его вопрос. Он обмяк и черты лица расправились, стали добрее. Лицо не стало выражать озабоченности. – Непременно счас и пойду за водичкой. Только ведёрко возьму.

Однако уходить не спешил. Внимательно оглядел помещение. Николай не заботился об обстановке дома, да и лишних денег не было приобретать что-то новое. Поэтому в доме всё было старым, доставшемся от родителей. Да в память о них он не стремился заменить мебель и предметы быта. Прихожая с одним окном была такая же, как и в обычном крестьянском доме. Сам дом был пятистенный, просторный и за капитальной стеной стояла белёная русская печка, видневшаяся в дверной проём, ведший на кухню. Передняя была отгорожена лёгкой тесовой перегородкой, не доходившей до потолка.

– Как же вы, купив дом, – простосердечно спросил Николай, – не позаботились узнать, какие удобства имеются в деревне?

Сосед слегка смутился, но, не задумавшись, ответил:

– Племянник мой дела оформлял. Не я. Сказал: свет, вода есть, а я ни о чём не спросил.

– Пока суд да дело, – проговорил Николай, меняя тему разговора, – попейте моего чайку. Я чайник поставлю… – И он сделал шаг на кухню.

Сосед ухватил Воронина за рукав:

– Не буду вас канителить. Вы тоже с дороги… устали поди…

– Ну какая канитель. Согреем водицы…

– Не беспокойтесь. В следующий раз. У нас будет время пообщаться… А вы в город ездили? – осведомился он, пытливо всматриваясь в лицо Николая.

– Да нет. Уезжал на этюды. Я художник.

– Худо-ожник! – протянул уважительно Нил Петрович. – Не знал, что с такими людьми соседствовать буду. И знаменитый, я полагаю?

– Ну какой знаменитый. Обыкновенный.

– Ну не прибедняйтесь. Художники хорошо живут. Бабки у них есть.

– Бабки! – удивился Николай жаргонному слову. – Какие бабки! Не все же могут хорошо заработать. Надо часто выставляться. А я… Я отшельник.

Нил Петрович пропустил его слова мимо ушей, целиком занятый своими мыслями.

– У вас машина, одеты вы так… прилично, я бы сказал. – Он оглядел клетчатую рубаху Николая, потёртые джинсы. – Телевизор у вас. Приёмник, мебелишка… не бедствуете. – И пристальным взглядом окинул помещение.

– Не бедствую особенно. Но денег лишних нет. Да и много ли мне надо. Что напишу – продам, тем и живу.

Сосед, видимо, удовлетворился ответом и замолчал. Производил он впечатление человека волевого, решительного, привыкшего любое дело доводить до конца. Говорил вкрадчиво и мягко, что никак не соответствовало выражению его глаз – острых и сверлящих. Николаю показалось, что мужик он с хитрецой, про каких говорят: «себе на уме». Он не казался размазней. Да так оно и было, вероятно. Решиться одному жить в неблагоустроенной деревне, за десятки километров от цивилизации, какой бы бедной она не была, мог только крепкий человек. А может, его подвигло на это нечто неординарное, как например, Николая?

– Вы извините за стариковскую назойливость, – прервав молчание, продолжал сосед, – может быть, навязчивость, но не удержусь от другого вопроса: разрешите дом посмотреть?

– Смотрите, – улыбнулся Николай. Он даже был польщён, что человек проявляет интерес к его жилью.

Сосед ступил в переднюю, осмотрелся.

– Хороший у вас дом, не запущенный, как у меня, – вздохнул он. Долго разглядывал иконы, висевшие в красном углу. – А вы чтите память предков? – спросил, указывая на образа.

– Они у меня не как предмет культа, – ответил Николай, – а как старинные произведения искусства.

– Старинные иконы?

– Старинные.

– Я в них не разбираюсь, – вздохнул гость. – А вы один живёте? – неожиданно поинтересовался он.

– Один. Была собака, но не выдержала такой жизни – убежала, – посмеялся Николай.

– Ну вы сразу про собаку, – заметил Нил Петрович. – Я не про это спросил.

– Я понял. Вдовец я, как и вы…

– Тогда мы с вами товарищи по несчастью, – вздохнул Нил Петрович. – Я понимаю вас. Сам такое перенёс. Извините. И давно здесь… в деревне?

– Два года.

– Два года один?

– На той стороне улицы, – Николай показал рукой в окно, – жили два старика, муж c женой… Друг за дружкой осенью прошлого года умерли…

– Печально, – покачал головой Нил Петрович.

– Что поделаешь!

– А вы местный?

– Детство и юность провёл здесь, потом уехал в Москву учиться. Теперь снова здесь. А вас чем привлекла деревня, притом вымершая, на отшибе? Сюда и дороги-то приличной нет.

– Да я не от хорошей жизни. Врачи прописали свежий воздух. Здоровье у меня… того, шалит. – Проговорив это, сосед посмотрел на Николая, узнавая, какое впечатление произвели его слова.