355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Жуков » Из боя в бой » Текст книги (страница 10)
Из боя в бой
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 12:08

Текст книги "Из боя в бой"


Автор книги: Юрий Жуков


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 45 страниц)

Произведения этого жанра различны по стилю и тем более по содержанию. На первый взгляд они, вместе взятые, создают пестроватую картину: и это тесно сближающееся с романом повествование Трумэна Капоте; и нарочито сухой по форме, но глубоко волнующий, разящий наповал проповедников буржуазной демократии репортаж другого «сердитого американца», Нормана Мейлера, автора пяти политических романов, в том числе знаменитого антивоенного произведения «Голые и мертвые»; и весьма своеобразная работа шведской писательницы Сары Лидман «Рудник», записавшей на ленту магнитофона и пропустившей через свое «чувствилище», как говорил А. М. Горький, рассказы горняков далекого северного рудника о своей жизни и думах; и искрящиеся галльским юмором острые публицистические заметки о нищете и подлости буржуазной прессы, написанные ветераном французской прогрессивной литературы Андрэ Вюрмсером; и эмоциональные раздумья американского писателя-негра Джеймса Болдуина о горьких судьбах чернокожих американцев «В следующий раз – пожар»; и размышления столь популярного у наших читателей английского литератора Джеймса Олдриджа о творчестве современных писателей Запада; и страстный, непримиримый к американским агрессорам и их марионеткам репортаж из Сайгона итальянского писателя Гоффредо Паризе; и весьма своеобразная «Греческая мозаика» западноберлинского писателя Иахима Зейпеля, который пронес через всю свою жизнь неукротимую ненависть к фашизму во всех его проявлениях – от гитлеровского нацизма до афинского режима «черных полковников»; и поистине блестящие образцы политического репортажа его молодого коллеги Гюнтера Вальрафа, который поставил своей задачей показать, как живучи корни фашизма, как опасны силы современной реакции в нынешней Федеративной Республике Германии и в том же Западном Берлине…

Но все эти столь различные и по стилю, и по политической направленности, и по содержанию, и по жанру работы видных писателей современного Запада объединяет сама их суть; все они, пользуясь великолепным горьковским определением, выступают как судьи мира, обреченного на гибель. Все они, произнося слово «литература», подразумевают слово «бой».

Особняком стоит в этом общем строю лишь документальное повествование Трумэна Капоте «Хладнокровное убийство». Но и эта работа несет на себе – быть может, даже помимо воли ее автора – большую политическую нагрузку, поскольку в ней весьма убедительно, что называется, дотошно раскрывается страшная суть «американского образа жизни», который правильнее было бы назвать американским образом смерти.

Так еще раз подтверждается острота и злободневность горьковских размышлений о важности точки зрения, с которой писатель подходит к окружающей его обстановке. Помните? «Есть кочка зрения и точка зрения, – писал в 1933 году А. М. Горький. – Это надобно различать. Известно, что кочки – особенность болота и что они остаются на месте осушаемых болот. С высоты кочки немного увидишь. Точка зрения – нечто иное: она образуется в результате наблюдения, сравнения, изучения литератором разнообразных явлений жизни. Чем шире социальный опыт литературы, тем выше его точка зрения, чем более широк его интеллектуальный кругозор, тем виднее ему, что с чем соприкасается на земле и каковы взаимодействия этих сближений, соприкосновений» [43]43
  М. Горький. Собр. соч., т. 27, стр. 49.


[Закрыть]
.

И Горький горячо убеждал писателя встать на ту точку зрения, с высоты которой «ясно видимы все грязные преступления капитализма, вся подлость его кровавых намерений и видно все величие героической работы пролетариата» [44]44
  Там же, стр. 49–52.


[Закрыть]
.

Я не беру на себя смелость утверждать, что все авторы произведений, включенных в сборник, опубликованный издательством «Прогресс», уже поднялись на эту точку зрения. Но сама жизнь оказала на них такое мощное воздействие, что в их произведениях уже нашли свое отражение грязные преступления капитализма и подлость его кровавых намерений.

Это случается, между прочим, не впервые. Вспомните хотя бы пример Бальзака, который симпатизировал классу, обреченному на умирание, но тем не менее, будучи писателем – реалистом, создал потрясающие по своей силе и убедительности картины разложения и гибели отжившего общества. Об этом очень хорошо сказал Ф. Энгельс: «В том, что Бальзак таким образом вынужден был идти против своих собственных классовых симпатий и политических предрассудков, – писал он в письме к М. Гаркнес, – в том, что он видел неизбежность падения своих излюбленных аристократов и описывал их как людей, не заслуживающих лучшей участи, и в том, что он видел настоящих людей будущего там, где их в то время единственно и можно было найти, – в этом я вижу одну из величайших побед реализма и одну из величайших черт старого Бальзака» [45]45
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 37.


[Закрыть]
.

Реалистический подход к окружающей действительности, честность художника, который не хочет кривить душой, ведут к тому, что даже те писатели, которые еще не сделали своего выбора в пользу нового мира, способны подняться до пафоса обличения отжившего старого мира. И если тот же Трумэн Капоте, в свое время написавший тенденциозную книгу о поездке в нашу страну, которую он не понял, смог создать такое сильное и беспощадное произведение, как «Хладнокровное убийство», изобличающее упадок американского общества, – это обстоятельство лишний раз подтверждает правильность такого суждения.

Прочитав эту книгу, вы как бы под увеличительным стеклом отчетливо увидите бурные явления, волновавшие мир в неспокойные 50–е и 60–е годы XX века. Перед вами вновь раскроются памятные вам по газетным заголовкам и торопливо заснятым операторами телевидения кинокадрам события. Но это отнюдь не простое напоминание о пережитом, нет – это творческое осмысление и художественный, пристрастный в лучшем смысле этого слова анализ действительности. В этом и кроется сила – я чуть не сказал: магия! – настоящего искусства.

Вот работа Мейлера. Он побывал в самой гуще демонстрации на ступенях Пентагона не только для того, чтобы зафиксировать увиденное подобно фоторепортеру. Им двигало двоякое стремление: во – первых, он вместе с другими сам выражал свои гражданские чувства, протестуя против позорящей Америку агрессии Пентагона в Индокитае, а во – вторых, ему хотелось проникнуть в душу бунтующей американской молодежи, которая не хочет и не может жить по – старому, с тугой повязкой на глазах и с кляпом во рту. И уже рождаются его записки, написанные острым, нервным пером чуткого художника: каждая строка – выстрел. Эти записки словно эпиграф ко всему сборнику, запев, зачин, они сразу вводят нас в суть наиболее острой проблемы капиталистического мира 60–х годов – проблемы распада связи поколений, все более явственно выражаемого отказа молодежи признавать те духовные ценности, которые их отцам казались непогрешимыми, настойчивых и подчас мучительных поисков нового пути.

А дальше многие другие проблемы, которые породили эту главную проблему изживающего себя, одряхлевшего, но все еще цепко хватающегося за жизнь своими омертвелыми, ледяными пальцами капитализма: невероятно упрямое– на грани с дикой одержимостью! – стремление во что бы то ни стало сохранить все как было, не дать новому пустить свои молодые, сильные иобеги, задушить,

убить, растерзать, растоптать, сжечь напалмом непови нующихся. Это – во Вьетнаме, над которым надсадно ревут чудовища Б-52, засыпающие страну бомбами. Это – в Греции, где свирепствуют «черные полковники». Это, наконец, и в Швеции – там все, казалось бы, тихо, там господствует видимость материального благополучия и сытости, и все же социальный климат в этой стране так удушлив, что хочется выть от тоски. Риффо и Паризе, Зейпель и Лидман изумительно ярко и убедительно рассказали обо всем этом!

Еще и еще – острейшие проблемы 60–х годов, словно ржавый нож вонзающиеся в душу молодежи капиталистических стран и вынуждающие ее бунтовать против самих основ той системы, в условиях которой они живут, и среди них – драматические проблемы, порожденные крушением всех тех фальшивых духовных ценностей, в которые десятилетиями и веками там приучали верить людей.

Свобода слова, свобода творчества, свобода мышления, свобода действий, свобода выбора, свобода, свобода, свобода… Что осталось в том мире от всех этих свобод в 60–е годы? Пожалуй, там существует сегодня только одна свобода – свобода насилия, да и она лишь тогда остается безнаказанной, ежели насилие осуществляется в интересах правящего класса, либо входит в сферу деятельности уго ловного мира, пока он промышляет на низшем и среднем уровне, не замахиваясь на главные установления. Болдуин и Капоте, Олдридж и Вюрмсер, да и другие авторы публицистических произведений с большой убедительностью раскрывают суть этих проблем.

Так замыкается кольцо – мы снова возвращаемся мысленно на ступени Пентагона, где Мейлер своим острым писательским оком разглядывает бунтующую американскую молодежь 60–х годов. Пусть она еще не очень ясно представляет себе механику того общества, от которого она отрекается и которому объявляет войну. Пусть она еще не осознает всей важности теоретического осмысления действительности и организационного сплочения на основе четко, по – маркспстски, по – ленински, сформулированных политических лозунгов. Но она уже чувствует, что дальше так жпть нельзя, что надо драться, надо бороться, чтобы сохранить за собой право именоваться человеком…

Меня, как профессионального журналиста – международника, естественно, больше всего привлекают политические репортажи писателей, которые воскрешают и продолжают поистиие великую литературную традицию революционной публицистики. У ее истоков мы видим такие гигантские фигуры, как Джон Рид и Лариса Рейснер, Михаил Кольцов и неистовый репортер 30–х годов Эгон Эрвин Киш, именем которого справедливо гордится чехословацкая литература.

Наиболее близки к произведениям этих основоположников политического репортажа по своей манере, стилю и содержанию включенные в сборник работы «неистового репортера» нынешпего поколения Гюнтера Вальрафа, тридцатилетнего западногерманского писателя, члена прогрессивной группы «61» – писателя, произведения которого встречают широкие отклики в ФРГ, ГДР и Австрии. В Советском Союзе его работы, насколько мне известно, еще не публиковались, и поэтому я позволю себе несколько подробнее рассказать об этом писателе и о той литературной традиции, которую он представляет.

В газете «Правда» от 25 июня 1935 года я нашел короткую, но яркую речь Эгона Эрвина Киша на Парижском конгрессе в защиту культуры. Тогда он был уже в зените своей литературной славы. Его книги «Неистовый репортер» (1924 г.), «Цари, попы и большевики» (1927 г.), «Эгон Эрвин Киш имеет честь представить вам американский рай» (1929 г.), «Разоблаченный Китай» (1932 г.) и многие другие были изданы на десятках языков. Он объехал весь земной шар, и повсюду за ним вспыхивали, словно мощные электрические разряды, щедро разбрасываемые им его блистательные очерки, памфлеты, книги, изобличающие заживо гниющий капиталистический строй и высоко превозносящие победу революционных сил.

И вот тогда, в Париже, с трибуны конгресса Эгон Эрвин Киш сказал:

«В сущности говоря, репортеры и очеркисты рассматривались как самый низший вид газетных работников, пока работа таких людей, как Джон Рид и Лариса Рейснер (к ним присоединились также советские писатели Третьяков и Кольцов, немецкий писатель Голичер, американский – Спивак, французский – Лондр и многие другие), – пока работа всех этих людей не показала, что очерк, основанный на фактическом материале, тоже может быть не только самостоятельным, но и художественным произведением. А кто не понял этого, читая произведения названных товарищей, тот должен бы понять это из яростных, отчаянных нападок хранителей критических алтарей. Эти яростные нападки весталок буржуазной критики вызываются не столько новизной, сколько опасностью нашего жанра…» [46]46
  «Правда», 25 июня 1935 г.


[Закрыть]

Да, это опасный жанр. Опасный для тех, кто оплачивает «весталок буржуазной критики», о которых с таким сарказмом говорил Эгон Эрвин Киш, выступая от имени тех литераторов, для которых, как он подчеркивал, «точность и истина суть благороднейшие материалы искусства». Но как ни злобствуют враги революционной публицистики, они бессильны помешать ее развитию и расцвету.

Работающий в капиталистических странах писатель, у которого «оружия любимейшего род» – публицистика, должен быть готов к трудным испытаниям: хозяева мира, где человек человеку волк, не только боятся его, но и ненавидят. Собирая материалы для своих книг, которые с неизбежностью звучат как обвинительные акты против господствующей там социальной системы, писатель очень часто идет на серьезный риск – его запросто могут оклеветать, лишить средств к существованию, бросить в тюрьму и даже убить.

В силу скромности своей Эгон Эрвин Киш, выступая с речью в Париже, умолчал о том, что ему только что довелось пережить: осенью 1934 года он отправился в Австралию, чтобы принять там участие в конгрессе против войны и фашизма. 6 ноября пароход «Стратхэрд» подошел к австралийским берегам. У Киша была въездная виза, но пограничники не позволили ему сойти на берег – власти Австралии боялись «неистового репортера». Как же быть? Возвращаться в Европу, не встретившись с австралийскими рабочими, не повидав эту страну, не собрав материалов о ней? Ни за что! И вот когда «Стратхэрд» отчаливал от берега, Киш спрыгнул с палубы с высоты восемнадцати футов на землю. Он сломал ногу, но выполнил свою миссию – проник в Австралию и выступил там перед десятитысячной аудиторией.

Киша арестовали. Суд приговорил его к шести месяцам принудительных работ. Но тут раздались мощные протесты общественности. Киш был освобожден, и только после сотни выступлений на массовых собраниях покинул него-

стеириимную Австралию, чтобы поспешить в Париж, где заседал Международный конгресс в защиту культуры.

Итогом этой удивительной поездки явилась новая книга Киша, скромно названная «Высадка в Австралии», – она была издана у нас Михаилом Кольцовым в руководимом им издательстве Жургаз в 1937 году. С тех пор прошло тридцать четыре года, но книга живет, – она и сейчас служит отличным подспорьем для каждого, кто интересуется Австралией.

Лариса Рейснер, которую Киш справедливо считал одним из основоположников жанра художественно – документальной литературы, очень метко называла буржуазных эстетов, шипящих и негодующих по поводу укрепления престижа «чернорабочих литературы», как пытались именовать нашего брата – нублициста, «маляриками духа». «Их солнце давно закатилось, – писала она об этих эстетах в 1924 году Лидии Сейфуллиной. – Только узкая полоска полярного света в их небе» [47]47
  Л. Рейснер. Избранные произведения. М., 1958, стр. 3.


[Закрыть]
. Теперь и эта узкая полоска догорает. А престиж художественно – документальной литературы все возрастает, и читательский интерес к ней иынче особенно велик.

Почему? На этот вопрос хорошо ответил в своем письмо к тому же Эгону Эрвину Кишу в апреле 1935 года Лион Фейхтвангер: «Вы превратили изложение фактов в искусство и таким образом обогатили журналистику и литературу. Благодаря вам, для многих, в том числе и для меня, отдаленное стало близким. Вы открыли для нас, в великом и малом то, что до вас никто не сумел увидеть». А еще определеннее сказал об этом Анри Барбюс, который так охарактеризовал творчество Эгона Эрвина Киша: «Он превратил репортаж в искусство непосредственного наблюдения, в картины и фрески, выхваченные из великой панорамы своей жизни, в полноценный литературный жанр. И свой талант, так же как свое мужество и упорство бойца, он принес на службу великому делу освобождения человечества, делу социалистической справедливости» [48]48
  Эгон Эрвин Киш. Годы и люди. М., 1930. Предисловие М. Живова. «Мастер художественного репортажа», стр. 5–6.


[Закрыть]
.

Все это невольно приходит на ум, когда читаешь и перечитываешь произведения современных «неистовых репортеров» Запада. И особенно волнуют меня, как публициста, знакомого со сложной механикой этого рода литературы, работы немецкого литератора Гюнтера Вальрафа, который, на мой взгляд, выступает как преемник и верный последователь блистательной традиции Эгона Эрвина Кита.

Как я уже отмечал, Гюнтер Вальраф еще молод – он родился в 1942 году, – и каждая его строка дышит задором, присущим молодости вызовом, иногда даже озорством. Так же как это делали Эгон Эрвин Киш и Михаил Кольцов, он часто прибегает к рискованнейшему методу маскировки, чтобы проникнуть в логово своих идейных противников, распознать подлинные настроения и планы тех, кто тщательно скрывает их.

Мне особенно запомнились очерки Вальрафа «Студент в Западном Берлине» и «Напалм? Да, и аминь». Они интересны не только тем, что автору удалось собрать необычайно важные факты, свидетельствующие о том, как в каменных джунглях Западного Берлина растут ядовитые сорняки неофашизма и как западногерманские князья церкви благословляют производство напалма, который может быть использован во Вьетнаме. Они захватывающе интересны еще и тем, как автор собрал эти факты.

Вот он, взволнованный и встревоженный кровавой расправой со студентами в Западном Берлине, решает изучить тот социальный климат, в котором стала возможна эта расправа. Как это сделать? Вальраф придумал – надо провести три глубоких аналитических разреза действительности: проверить, как далеко зашла атрофия буржуазной демократии в государственном аппарате, узнать, сколь широко распространились неофашистские настроения в правящем классе, и, наконец, прощупать настроения западноберлинской толпы.

И вот мы видим Вальрафа за его трудной и опасной работой.

Вначале он, вооружившись фотографией, на которой снят полицейский, избивающий в кровь студентов, и выдавая себя за адвоката, которому этот студент якобы поручил судебное дело против насильника, начинает поиск. Его встречают в штыки… «Мало вас били!» – зло говорит Вальрафу полицейский чин. Писателю угрожают. Ему советуют бросить, пока не поздно, это рискованное дело. И он все продолжает и продолжает свои поиск. Как и следовало ожидать, власти отказываются найти полицейского – насильника.

Далее Вальраф надевает личину… неонациста, чтобы установить прямой контакт, так сказать, с «родственными душами» того, за кого он себя выдает. Он печатает текст обращения к бургомистру с требованием «чистки студенчества от экстремистских скандалистов и буянов», создания военно – полевых судов для расправы с ними, заключения их в лагеря и т. д. Затем Вальраф начинает терпеливый обход «видных деятелей», предлагая им поставить подпись под этим обращением.

Документ нарочно составлен так, что во многом воспроизводит те драконовские правила, которые были установлены гитлеровцами в гетто, – в нем даже сказано, что студенты, замеченные в участии в беспорядках, должны «носить нарукавные повязки или знак, пришитый на платье». Но это нисколько не смущает именитых собеседников Вальрафа; они приветствуют его «патриотическую инициативу», и только некоторые – те, что похитрее, – советуют ему немного изменить текст обращения, чтобы не вызвать политического скандала…

И наконец, третий аспект анализа: изучение настроений толпы. Вальраф пишет плакат: «Студент, исключенный за участие в демонстрациях, ищет комнату и любую работу» – и подходит с ним к выходу из станции метро близ центральной улицы Западного Берлина Курфюрстендамм. Быстро собирается толпа. Начинается острый спор. Вспыхивает скандал.

Лишь немногие проявляют сочувствие к человеку, который стоит с плакатом. Обыватели, находящиеся под влиянием реакционной прессы Шпрингера, настроены злобно, враждебно. «Такие вот и сбивают с толку студентов!» – кричат они. «Убирайтесь в зону» [49]49
  Этим пренебрежительным словечком реваншисты именуют ГДР.


[Закрыть]
, «Убирайтесь!.. Всех их туда!.. В зону!», «Вас надо тысячами уничтожать!»

Вальрафа толкают, кто‑то плюет в него. Полицейские, которые стоят рядом, не вмешиваются. Они ухмыляются: надо проучить этого красного! А мужественный писатель продолжает стоять с плакатом, глядя своим зорким ясным взором в помутившиеся от злости глаза взбесившихся обывателей…

Согласитесь, немалое гражданское мужество требуется, чтобы вот таким способом собирать материал для политического репортажа. Но зато какой сильный и убедительный очерк написал Вальраф в результате всех этих хождений! Поистине такие «неистовые репортеры» заслуживают самого глубокого и искреннего уважения со стороны читателя.

А его хождения по исповедальням церквей ФРГ? Не правда ли, интереснейший замысел: прикинуться промышленником, которому американцы обещали выгодный заказ на производство одного из химических компонентов напалма для использования во Вьетнаме, и пойти к попам, чтобы испросить у них совета, как быть? Вальраф играет роль верующего католика, который колеблется: не грешно ли зарабатывать деньги на производстве страшного оружия, которое используется для истребления мирного населения?

Он идет не только к рядовым попам – советуется с виднейшими деятелями церкви, с профессорами теологии. И что же он слышит? «Ну что же, молитесь святому духу, чтобы он просветил вас», «Вам не следует мучиться угрызениями совести, ведь не вы же бросаете бомбу», «Ведь не вы же пускаете в дело эти штуки. Вы остаетесь на заднем плане, это решение правительства», «Это такая же торговля, как всякая другая».

Одним словом, как сказано в заголовке очерка – «Напалм? Да, и аминь»…

Я рассказал столь подробно о технике работы Гюнтера Вальрафа не только потому, что меня искренне радует это возрождение традиции, идущей от Джона Рида, Михаила Кольцова и Эгона Эрвина Киша, когда литератор является не просто наблюдателем, но и активным участником событий, человеком, смело вторгающимся в жизнь, подчас идущим на серьезный риск, ценой которого он добывает важнейший разоблачительный материал.

Этот пример я выбрал главным образом потому, что он показывает, какие огромные, пока еще используемые далеко не достаточно возможности таит в себе жанр художественно – документальной литературы – важнейшего оружия идеологической борьбы революционных сил современности.

«Чернорабочим литературы» – политическим репортерам, публицистам, работающим на переднем крае идеоло гической борьбы, да еще в удушающей атмосфере капиталистического мира, как видите, приходится очень несладко. Но они сознательно выбирают линию наибольшего сопротивления, пренебрегая трудностями и идя на опасный риск.

Конечно, любой из них, обладая талантом и литературным мастерством, мог бы без труда получить свой «кусочек хлеба с маслом» и жить беззаботно, сочиняя то, что угодно властителям буржуазной прессы и издательского дела, ну хотя бы тому же всемогущему Шпрингеру. Они могли бы стать знаменитостями и уйдя в джунгли внешне аполитичного модернизма – «доходней оно и прелестней», как иронически заметил однажды В. В. Маяковский.

Но не такие это люди, чтобы искать тихой и сладкой жизни. Они сделали свой суровый выбор, следуя той же логике борьбы, которая побудила А. М. Горького в 1928 году написать вот эти раздумчивые строки:

«Разумеется, мне известно, что путь к свободе очень труден и не пришло еще время всю жизнь спокойно пить чай в приятной компании с красивыми девушками или сидеть сложа руки перед зеркалом и «любоваться своей красотой», к чему склонны очень многие молодые люди. Действительность все более настойчиво внушает, что при современных условиях спокойненькой жизни не устроишь, счастлив не будешь ни вдвоем, ни в одиночку, что мещанско – кулацкое благополучие не может быть прочным, – основы этого благополучия всюду в мире сгнили. Об этом убедительно говорят озлобление, уныние и тревога мещан всего мира, панихидные стоны европейской литературы, отчаянное веселье, которым богатый мещанин пытается заглушить свой страх перед завтрашним днем, болезненная жажда дешевых радостей, развитие половых извращений, рост преступности и самоубийств. «Старый мир» поистиие смертельно болен, и необходимо очень торопиться «отрясти его прах с наших ног», чтобы гнилостное разложение его не заражало нас».

Такая благородная решимость отряхнуть прах старого мира со своих ног и побуждает лучших, честных и Сознательных мастеров культуры выступать с острыми и принципиальными публицистическими произведениями.

В этом видится ободряющий и многообещающий признак важных перемен в позиции лучшей части творческой интеллигенции капиталистического Запада. Если в про шлом интеллигенция, как писал тот же А. М. Горький в своем волнующем послании «С кем вы, мастера культуры?», «в большинстве своем занималась тем, что усердно штопала белыми нитками давно изношенное, грязноватое, обильно испачканное кровью трудового народа философское и церковное облачение буржуазии», то сейчас все больше ее представителей предпочитает переходить в лагерь борцов против класса угнетателей и мастерить духовное оружие для соратников по борьбе.

И все возрастающий удельный вес з этом арсенале борьбы занимает, как мы видим, художественно – документальная проза: очерк, политический репортаж, публицистика.

Не случайно в наше время именно этот жанр приобретает все большую популярность у самого широкого читателя. Я далек от того, чтобы преуменьшить значение романа, повести, рассказа, – было бы глупым мальчишеством призывать к тому, чтобы сдать их в архив. Споры на сей счет отшумели еще в 20–е годы, когда некоторые не в меру ретивые поборники «литературы факта» утверждали, будто художественный вымысел отжил свой век. Но столь же нелепо было бы преуменьшать значение документальной прозы – очерка, политического репортажа, публицистики в лучшем, высоком понимании этого слова.

Зайдите в книжный магазин, потолкайтесь у книжных прилавков, прислушайтесь к тому, какими книгами инте ресуется покупатель. Он спрашивает, есть ли в продаже Пушкин, Гоголь, Тургенев. Интересуется новинками советской и иностранной прозы. Перелистывает томики стихов. Но с не меньшей настойчивостью допытывается, какие новые мемуары поступили на прилавок, что нового написали наши публицисты.

Произведения художественно – документальной прозы не залеживаются в книжных магазинах, не оседают мертвым грузом на полках библиотек. Они всегда нарасхват. И это понятно: в них – живое биение пульса современности, на их страницах литература вершит суд над миром, обречен ным на гибель, о чем с таким волнением и гордостью говорил Алексей Максимович Горький, открывая Первый съезд советских писателей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю