Текст книги "Монохромный человек (СИ)"

Автор книги: Юлия Поспешная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 45 страниц)

Вообще с развитием технологий, ёлки-палки, такое впечатление, что люди всё больше теряют интерес к окружающей их действительности, и к жизни в целом!

И вот, пожалуйста, получите продукты современно мира! Две мамочки лет по двадцать с лишним, которые чхать хотели на своих детей!

Инстаграм важнее!

Я сердилась на такое поведение! Это же дети! Фиг ли ты сидишь в телефоне, когда должна жить ради своего карапуза. Хотя бы первые лет десять, чёрт возьми.

А если не способна, зачем тогда вообще было… Ай, ладно.

Нет, у меня права никого судить! Но… Безответственность этих двух новых мам, меня шокировала.

Короче, вместо одной Лады, мне пришлось смотреть ещё за целой оравой детей.

Но, всё было более-менее хорошо, пока я не услышала звук, который с не давних пор боялась услышать среди шума города и разговоров людей.

Это был вкрадчивый, неторопливый стук копыт.

Услышав его, я на пару мгновение затаила дыхание. Ритм моего сердца изменился. Казалось в спину просочилась струйка обжигающе ледяной воды, и шустро сползла вниз, прямо по позвонкам.

Мир вокруг меня замер, изменился.

Я почувствовала движение слева. Я осторожно перевела взгляд.

Невидимый для других людей, прямо возле детской площадки, стоял огромный конь мышастой масти.

Его тело было покрыто темно-серой шерстью. А хвост и нижняя часть ног были темно серыми, почти черными. Такой же темно-серой была его грива и падающая на глаза своеобразная чёлка.

Вестник. Я называю их Вестниками. Их всего четверо.

Они приходят в виде коней. Чубарый, Альбинос, Вороной и вот этот… Темно-Мышастый.

С недавних пор появление Вестника предзнаменовало для меня столкновение с новыми навязчивыми воспоминаниями.

И Если Чубарый и Альбинос предвещали видения относительно не страшные, возможно даже обыденные, то Мышастый и Вороной всегда приходили с плохими вестями.

Вестники. Они начали посещать меня относительно не давно.

Но, с каждым разом всё чаще.

Я взглянула на морду коня, который существовал в неизвестной мне реальности, за пределами видения всех остальных людей, вокруг меня.

Таинственное животное, всхрапнуло, шаркнуло ногой.

Ветер шевельнул его темную гриву. Конь снова всхрапнул, встряхнул головой.

Мир вокруг меня стал стремительно изменяться. Менялись краски, тона, оттенки.

Они… таяли, меркли, бледнели.

Пока всё вокруг, небо, деревья дома, улицы, дети, их матери, все остальные люди, всё и вся не окрасилось в чёрно-белые цвета.

С трудом вдыхая ставший горьким, сухой воздух, я оглянулась.

Мир вокруг меня полностью предстал в серо-бело-чёрной гризайли*(вид живописи, выполняемой тоновыми градациями одного цвета, чаще всего сепии или серого).

Изменились и запахи окружающего мира. Они стали какими-то пресными, лишенными вкуса.

И ветер, ветер больше не был ни прохладным, ни теплым.

Он превратился в стылые, слабые, пустые и невыразительные дуновения. Ветер стал не настоящим. Весь мир стал каким-то ненастоящим. Как будто картонным.

Реальность заменилась какой-то уродливой формой искусственной действительности.

И тем больше страха внушало это изменение, чем больше оно в своих черно-белых тонах, стремилось показаться настоящим миром.

Я посмотрела на бегающих по площадке детей.

Они все так же носились с весёлыми криками, хихикая и визжа от счастья.

Но теперь они все были, как ожившие старые фотографии.

Черно-белые, не настоящие, не живые, псевдореальные.

Все, с серо-белыми лицами и серо-чёрными волосами.

И среди них я увидела одного, который был не такой, как все.

Маленький мальчик, лет пяти-шести. В белой рубашечке и темно-серых брючках.

Он крутил в руках какую-то белую коробку и смотрел прямо мне в глаза.

Он смотрел пристально, с каким-то грустным равнодушием. Ветер слабо шевелил его угольно-чёрный волосы.

Я не могла и шевельнутся, глядя на него. Я не отрываясь смотрела в его наполненные клубящейся чернотой глаза.

Меня внезапно поразил парализующий, просачивающийся в самую суть, порабощающий ужас.

Его не было. Это малыша уже не было среди живых. Он… Его нет.

И он… Точнее его воспоминание. Его воспоминание, в котором остались его чувства, эмоции, его сущность.

Единственное, что остаётся, после того, как они уходят… Это воспоминания. Витающие, парящие над миром, подобно неприкаянным ветрам.

Беспокойные, никому не принадлежащие, хранящие никому не интересные тайны, чужие воспоминания, чужих людей.

Они приходят ко мне, потому, что больше им не к кому идти.

Я вздохнула и направилась к этому мальчику. Он не двигался. Я ступала осторожно, не спеша, не торопливо.

Он не стоял, не двигаясь. Только крутил в руках свою коробочку.

Внезапно начало темнеть небо. Я подняла взор.

Бледно-серое небо стремительно чернело на глазах. Как будто кто-то взял и пролил на него банку чернил.

Я огляделась. Странный, чёрный туман стремительно заволакивал всё вокруг. Он чуть мерцал, подрагивал. Словно был живой.

Застыв на месте, ощущая, как ускоряется стук сердца, я увидела, как чёрный туман с жадностью поглощает все светлые оттенки окружающего мира. Он затмевает собою улицы, дома, деревья. Он поглощает собою все, что хоть немного светлее него.

Возможно мне кажется, но я все время замечаю в его непроницаемой, матовой глубине высокий, не естественно вытянутый вверх человеческий силуэт.

Чёрный туман превратил разгар дня в глухую ночь. Без звуков, без запахов, без ветра.

Серая кожа окружающих меня детей и взрослых внезапно стало очень яркой.

Они все единовременно вспыхнули, засияли и тут же померкли, исчезнув.

Судорожно глотая прелый воздух, я стояла на пустой площадке напротив мальчика в чёрном комбинезоне.

Он по-прежнему смотрел на меня.

Внезапно он шагнул ко мне. Он передвигался странными рывками. Как будто переносился из одного места в другое.

За пару долей секунд он возник прямо передо мной.

Протяни руку и коснёшься.

Он стоял возле меня, смотрел на меня снизу-вверх, своими чернильно-чёрными глазами. На его личике было всё то же печальное и равнодушное, не много снисходительное выражение.

Я стояла с шальным пульсом, чувствуя паталогическую слабость и неприятное чувство, словно моя температура все время резко меняется. Я смотрела на него, не смея сказать и слова.

А вокруг нас стремительно собирался, сгущался чёрный, как прогоревшая сажа, беспросветный туман.

Я в панике огляделась. Он был повсюду! Он заполнил собою всё!

И меня вдруг посетила ужасающая уверенность, что если он поглотит и меня, я исчезну! Я перестану существовать! Потому, что… Потому, что внутри этого тумана нет существования! Нет света, нет звуков, запахов и цветов! Там нет ничего! Только бездна! Только чёрная пустота…

Ребенок возле меня вдруг протянул ко мне свою маленькую, худую ручку.

Я, абсолютно инстинктивно, протянул руку в ответ. За мгновение, до того, как наши кончики пальцев должны были соприкоснутся между ними вспыхнул дрожащий, мерцающий огонёк ясно-белого, тёплого света.

Из черного тумана, что лавинами накатывал со всех сторон, раздался утробный, низкий и гневный вой.

По поему телу сошел влажный холод, но меня согрели серебристо-белые лучи стремительно разгорающегося белого огонька.

Он быстро, интенсивно мерцал между нашими пальцами. Затем вдруг вспыхнул и поглотил меня вместе с мальчиком в чёрном комбинезоне.

…Я как будто просто моргнула. И всё вокруг стало, как прежде.

Я растерянно огляделась. Светит солнце. Вокруг счастливо, по-прежнему играют дети. Их матери шумно о чём-то судачат на скамейках. Некоторые из женщин всё ещё сидят в своих смартфонах.

Я оглянулась, нашла Ладу.

Она поучительным тоном рассказывала трём девочкам, сидящем на бортике песочнице, как нужно готовить пирожные.

Я расслабленно вздохнула.

Сердце в груди всё ещё пинало грудь требовательными толчками.

Плечи и спину охватывала мелкая дрожь. Я чувствовала, что вспотела. Неприятный жар распространялся по телу.

Дуновения прохладного ветерка с привкусом дождя неприятно гладили разгоряченную кожу.

Я нервно, тяжело сглотнула.

Что это было?! Что я только, что видела?! Почему всё вдруг стало чёрно-белым? Почему… Что это был за мальчик? Что это был за чёрный туман?! Это было не просто явление, это было чье-то олицетворение! Кого-то очень злого, опасного и жестокого.

Меня наполняло беспомощное беспокойство, перерастающее в смятение и панику.

Кто был этот ребенок? Почему его воспоминание явилось ко мне?!

Что вообще происходит?… Что произошло?!

Господи… Как кружится голова.

Стоило мне закрыть глаза, как я снова увидела отрывки только, что случившего пугающего, сюрреалистичного видения!

– Ника! Ника!

Я вскинула голову.

Ко мне подбежала Лада.

– Дай пожалуйста динозавриков, которых мы взяли! А то мальчики мне не верят, что у меня есть…

Она смотрела на меня своими красивыми, светло-зелёными глазками и протягивала тонкие ручки.

Я мгновение глуповато взирала на неё, а затем спохватившись достала из сумку пакетик с пластиковыми игрушками.

– Держи, зайка. – я отдала ей игрушки.

Она взяла пакет, и радостная помчалась к свои приятельницам и приятелям.

Отстраненно наблюдая за ней, я думала о своём видении.

Я вспоминала лицо того мальчика. Он смотрел на меня так… Как будто просил помощи.

А этот черный дым… или туман, или что это было… Такое впечатление, что оно и вправду было живое.

И оно явно явилось за этим мальчишкой.

Я сосредоточенно размышляла о видении.

Поскольку просто так такие видения ко мне не приходят, как и сами Вестники, стоит поискать что-то в сети, в новостях.

Возможно стоит расспросить Стаса и рассказать ему об увиденном.

Хотя, если честно, очень не хочется его грузить лишними проблемами.

С другой стороны, если этот мальчик стал жертвой чей-то агрессивной, ненасытной и злобной воли, дело о его убийстве вполне могло оказаться на столе у начальника особой оперативно-следственной группы УГРО.

После случившегося видения, явное ощущение, чьего-то присутствия рядом со мной, не покидало меня.

С каждой минутой крепла пугающая уверенность, что… Что-то рядом со мной. Смотрит на меня, следит за мной, ждёт чего-то.

Это гадкое чувство было сродни притаившейся в зарослях кустов змеи.

Ты её не видишь, не замечаешь, и её как будто нет. Но то и дело до тебя доносится её тихое, угрожающее шипение.

Пугающие мысли, подобно яду, извивающимся, скользким дымком просачивались под кожу и пленили разум, навевали нервозную тревогу.

Что случилось. Что отвратительное, мерзкое и ужасное. Что-то… что не должно происходить с обычными, ни в чем не виновными людьми.

Витающая в мыслях бесформенная неизвестность насылала мрачные раздумья.

– Стой не ешь!

Предупреждающий крик Лады вырвал меня из напряженных, тягостных раздумий.

Я перевела взгляд на детишек в песочнице. И не сдержала улыбки.

– Ты же сказала, что готово… – пробубнил один из мальчишек, сидевших возле песочницы.

– Ты что дебил?! – воскликнула Лада. – Я же не сказала, что можно кушать!

– Лада. – позвала я.

Сестрёнка Лерки обернулась.

– Можешь подойти ко мне на секундочку? – попросила я.

Лада переступила через бортик песочницы, и подбежала ко мне. Остановилась передо мной, заинтересованно глядя в глаза.

Я наклонилась к ней.

– Лада, – тихо сказала я. – Как ты назвала того мальчика?

– Дебилом.

– Тише. – попросила я. – А ты знаешь, что это значит?

– Ну-у… – протянула Лада. – Это глупый человек.

– Лада, это на самом деле, это очень плохая, тяжелая болезнь.

Глаза девочки расширились.

– И она неизлечима. – сказала я.

– А Лера так учителя по географии называет. – неуверенно проговорила она. – И иногда папу…

Я вздохнула. Уровень воспитания моей подруги балансировал где-то между матёрым уголовником и современным stend-up комиком.

То есть она могла в лицо сказать любому всё, что она про него думает во всех красках и оборотах.

– Лера… она… – я поискала нужное выражение. – Она иногда… заблуждается.

– Как это? – не поняла Лада и чуть нахмурила бровки.

– Ну-у…

Передо мной была дилемма. Сказать, что Лера не права, и тем самым пошатнуть её авторитет в глазах младшей сестры, или же оправдать, и тем самым сформировать у Лады не правильное представление об использовании этого слова.

– Короче, до пятнадцати лет, нельзя говорить такие слова. Потому, что…

Теперь нужно было быстро придумать почему собственно нельзя. Потому, что ребёнок, обязательно должен знать почему. Иначе он всё равно будет делать.

– Потому, что у тех, кто говорит это до пятнадцати лет… Начинают болеть зубки, и их… водят к стоматологу. К зубному доктору.

У Лады стали большие глаза.

Мне было совестно её пугать, но это было первое, что пришло мне в голову.

И пусть современные стоматологи уже не так страшны, как те, о которых иногда говорят взрослые, для детей возраста Лады эти доктора ещё долго будут образцами ужаса и кошмара.

– Больше не говори никому таких плохих слов. – попросила я, и аккуратно убрала прядь волос с личика девочки. – Хорошо?

– Хорошо. – грустно ответила Лада, и тут же повеселев, спросила. – А в пятнадцать будет можно?

Я закрыла глаза, вздохнула.

– Да. – пришлось ответить мне. – До тех пор, терпи.

– Ладно.

Она снова убежала в песочницу.

Я снова осталась наедине со своими нервирующими раздумьями.

Незаметно для меня пропало солнце. Мир вокруг померк, посерел.

На мгновение меня пронзила парализующая, кошмарная мысль, что я опять погрузилась в видение.

Но это оказались всего лишь надвигающиеся с запада, похожие на скопления дыма от пожара, темные тучи.

Он известили о своём приближении несколькими гулкими, как выстрелы ударами.

Это было сродни ударам в дверь.

На Москву надвигалась очередная буря.

Я немедленно позвала Ладу, она попрощалась с приятелями и подружками. Мы поспешили домой.

Вокруг стало ещё темнее. Словно вечер наступил намного раньше обычного.

Поднялся и окреп ветер. Похолодел воздух. С асфальта поднялись вихри пыли.

Мамы на площадках заторопились забрать своих детей.

Мы с Ладой подбежали к подъезду.

Я ненароком бросила опасливый взгляд в небо и ощутила, как моё лицо словно обдали горячим паром.

А от позвонков шеи до самых пяток по костям сошла морозная дрожь. В моей груди что затрепетало с липким, влажным холодком.

В недрах переваливающихся туч, в свете вспышек молний я увидела вытянутый, длинный человеческий силуэт. И он словно раздвигал в стороны не пропорционально длинные руки с такими же не естественно длинными пальцами.

– Ника ты чего? – окликнула меня Лада.

Обернулась.

– Всё в порядке. – бросила я, чуть растерянная.

Мы забежали в подъезд.

Когда мы поднялись на лифте, и зашли в квартиру, на улице уже бушевала буря с грозой, ливнем и мелким градом!

– Вау! – восторженно и испуганно воскликнула Лада, запрыгнув на подоконник на кухне. – Ника! Смотри что там!

Я разулась, подошла к кухне.

– Лада, давай помоем ручки с начала. Хорошо?

Но Лада меня не послушала.

– Вау! – снова воскликнула она, чуть вжала голову в плечи.

Я вздохнула. Вымыла руки сама, прошла на кухню, приблизилась к окну.

Да, на улице творилось нечто.

Под темным, дымчато-серым небом извивались столбы гигантских, свирепых вихрей. Ветер тянул деревья в сторону, в низ, рвал их ветки и сдирал листву.

Вместе с буйным, рассвирепевшим ветром на городские улицы обрушился шквал ливня.

По окнам ударили кусочки белесого льда.

Внизу, сквозь вой ветра и шум дождя заорали автомобильные сигнализации.

Это был просто Армагедон! За пеленой дождя, таяли очертания города вдали, расплывались силуэты столичных высоток.

Я присмотрелась к угрожающе сверкающим тучам.

Больше я не видела в их глубине человеческого силуэта.

Надеюсь, что мне это привиделось.

– Всё. – сказала я. – Лада, пойдём помоем ручки и будем кушать.

Когда Лада пообедала (это было не легко, так, как она все время отвлекалась на грозу за окном).

Потом я положила её спать. Перед этим я прочла ей главу из детской книжки про зверей-следопытов.

В главных ролях были волк Шерлокович, и его маленькая помощница белая кошка Ват-Сонька.

М-да. Кого-то эта парочка мне напоминает.

Лада, к счастью довольно скоро уснула, не дослушав пару строк до конца главы.

Я отложила книжку, поправила на малышке одеяльце, пристроила рядом с ней её любимую игрушку. Жирафа Максима.

Буря за окном чуть ослабла, но небо над городом всё так же оставалось угнетающе мрачным, тяжелым, давящим.

Шумный ливень превратился в монотонный дождь с крупными каплями.

Изредка поблескивала молния и раздавался топот грома.

Я достала из своего мини-рюкзака блокнот в кожаной обложке, с оттиснёнными на ней листьями клена.

Сев, в Леркиной комнате, я включила настольную лампу и вынув ручку из блокнота открыла его.

Я тихо ахнула, когда с раскрывшихся страниц блокнота внезапно сорвались несколько чёрных мотыльков и вспорхнули к потолку.

Откуда они тут взялись?!

Я сидела, замерев на стуле и глядя на мотыльков. Они несколько секунд беспокойно кружили по комнате.

Затем начали виться вокруг света настольной лампы.

Я отмахиваясь от них, приоткрыла окно. Насекомые тут же выпорхнули на улицу.

На моих глазах они растворились серости дождливых сумерек.

Я, ошарашенная, смотрела им вслед.

Я ничего не понимала. В сознание стремительно зрело тревожное смятение.

Происходящее сбивало с толку, и отказывалось укладываться в рамки хоть какого-то логического объяснения.

Впрочем, к этому мне похоже стоит привыкнуть.

Я вновь взяла блокнот, перевернула последнюю страницу. Я хотела зарисовать мальчика из моего видения.

Но когда я закончила рисовать его, линии рисунка вдруг начали медленно, словно плавились, растекаться на бумаге.

– Что за чёрт! – прошептала я и мгновенно отложила блокнот на стол.

Рисунок продолжал обильно разливаться. Он стремительно обращался в бесформенное, черное пятно.

Чувствуя в груди тяжелый галоп пульса, я во все глаза, затаив дыхание таращилась на страницы своего дневника.

Но страница внезапно с шелестом перевернулась. Затем следующая, затем ещё одна, ещё, ещё.

С возрастающей скоростью страницы моего блокнота перелистывались одна за другой.

А по листам блокнота так же стремительно и неумолимо растекались чёрные кляксы.

Я завороженно смотрела на происходящее. Оно действовало на меня с каким-то гипнотическим эффектом. Я буквально не могла отвести взор.

Внезапно что-то коснулось моего плеча.

Я обернулась и едва не заорала от ужаса.

Мальчик стоял передо мной, возле меня и держал меня за плечо.

Его бледное лицо было совсем близко от моего. Его тонкая белая рука с чёрными ногтями лежала на моем плече.

– Верни ему цвета… Верни… – шепнул он дрогнувшим голосом и обошел меня, пройдя мимо.

Я оглянулась ему вслед и застыла, замерла сидя на высоком стуле.

Я сидела за накрытым столом. В неизвестной мне квартире, на просторной кухне.

И вместе со мной сидели ещё четверо человек.

Мужчина с темно-русыми волосами, светловолосая женщина и двое их детей. Девочка лет пятнадцати-шестнадцати и мальчик. Тот самый мальчик.

– Полина передай мне, пожалуйста сахар. – степенно произнёс русоволосый мужчина.

Девушка кивнула, с готовностью передал отцу сахарницу.

Из приемника на кухне лилась мирная музыка. Слегка позвякивали вилки и ножи в руках членов семьи.

Они поедали овощное рагу и бифштекс. Маленький мальчик то и дело отвлекался на планшет.

– Так! Игорь! – строго сказала мать. – За столом у нас только кушают и общаются. Никаких планшетов и телефонов!

Мальчик, вздохнул, послушно отложил свою игрушку, и взялся за чашку с чаем.

– Игорь, ты не доел. – заметил мать, разрезая мясо в своей тарелке.

– Ну ма-ам… – протянул мальчишка. – Я больше не хочу.

– Да ладно, не заставляй его. – проговорил отец. – Есть через силу вредно для организма.

– Быть худым, тоже не показатель здоровья. – возразила женщина.

Но настаивать она не стала. Вместо этого она переключила внимание на дочку.

Девушка, воспользовавшись тем, что родители сосредоточили внимание на её брате, быстро писала сообщение в телефоне.

– Полина! – сердито сказала мать. – Ты обещала!.. Никаких общений в телефоне за столом!

– Извини, мам. – быстро ответила девушка и отложила телефон.

Но, она то и дело бросала не терпеливые взгляды на трубку.

Она была похожа на мать. Такие же черты лица, цвет глаз и волос.

Телефон завибрировал и тихо тоненько звякнул.

Полина тут же впилась в него взглядом. Её глаза горели чаянием прочитать ответ в мессенджере.

– Даже не думай! – чуть повысила тон мать.

Свет на кухне мигнул, несколько раз моргнул.

Все за столом подняли взгляд к люстре.

– Что это такое? – спросила женщина.

– Не знаю. – мужчина пару мгновений смотрел на люстру, но потом снова опустил взгляд в тарелку. – Может быть какие-то перебои… Ничего не страшного.

Но свет моргнул ещё несколько раз.

Я почувствовала мощный толчок беспокойства. У меня ошалело заколотилось сердце.

Какое-то странное наитие заставило меня обернутся и посмотреть в окно кухни.

При взгляде туда у меня в венах остыла кровь, застыло сердце и замерло дыхание.

За окном всё было серо-бело-черное. И дело было не в тучах.

Мир за окном потерял цвета, окрасившись в уже знакомую мне, унылую и гнетущую гризайль.

Вспыхивали сполохи электрического свет молний. Костлявые черные силуэты деревьев темнели на фоне угрюмо-серого неба.

А между ними я увидела силуэт. Уже знакомый мне пугающий, высокий, чёрный силуэт.

Он спокойно шел, шел сюда. Я знала это. Я откуда-то знала это. Я не могла объяснить это, но я была уверена.

Через несколько мгновений этот странный, чёрный человек будет здесь. Совсем скоро. И тогда… Тогда случится, случится то, что уже произошло с этими людьми, с этой семьёй.

То, что мне сейчас придётся увидеть.

Я отвернулась от окна. Взглянула на них.

Они спокойно ужинали, беспечно переговариваясь, смеясь и мило беседуя о своём.

Они ещё не знали, не подозревали, что их ждёт. Они ещё жили и любили жизнь…

Я всхлипнула от бессилия перед накатывающей мощной волной ужаса.

Меня подчиняла паника и смятение. У меня задрожали губы, и на глаза бросились слёзы.

Меня затрясло. В комнате снова моргнул свет.

И вместо отца семейства остался только пустой стул.

Мой взгляд был прикован к этому стулу. Снова моргнул свет. И смолкла мать, потому, что и её за столом уже не было.

Только её пустеющий стул.

Я в панике, смотрела то на девочку, то на мальчишку.

– Бегите… – шепнула я. – Пожалуйста… Бегите….

Почему они ничего не делают? Что происходит? Неужели они…

Свет мигнул в третий раз. Третий раз кухня на несколько коротких мгновений погрузилась в мутную, болотистую тьму.

Когда свет снова зажегся, девушки уже не было на своем месте.

Остались только я и мальчишка.

Он внезапно оторвал взгляд от тарелки. Посмотрела на меня.

– Верни ему цвета. – прошептал он громко.

И его голос, похожий на шорох листвы, прозвучал в моей голове.

– Верни ему его цвета. – повторил он молящим шепотом.

Его глаза наполнились темнотой. Злой, чёрной, поглощающей его душу темнотой.

Она выступила за пределы глаза, на веки.

Застыв на своем месте, боясь дышать и думать. Я смотрела на мальчишку и тихо рыдала от ужаса.

Мрак вытекал из его глаз, густыми чернилами. Стекал по лицу, на щеки, на шею.

Мрак извивающимися струями вытекал через краешки губ его рта.

Вязкий, чёрный, блестящий, похожий на нефть, он вытекал из его рта и капал на одежду, на стол.

– Верни ему его цвета… – снова прошипел голос в моей голове.

Я истошно, истерично, надрываясь изо всех сил заорала.

Я хотела сорваться с места и бросится отсюда бежать.

Свет мигал не прекращая. Я сидела на кухне, и бессильно наблюдала, как все вокруг стремительно, неумолимо и быстро окрашивается в серо-черно-белые тона.

Все вокруг сереет, меркнет и бледнеет. И наполняется тьмой.

Живой, чёрной, пульсирующей тьмой.

Распахнулись окна. В кухню ворвался ураганный ветер.

Он взметнул скатерть на столе, разбросал салфетки и полотенца.

Безжизненный, безвкусный порывистый ветер подкинул и разбросал мои волосы.

Наконец свет померк.

Я всхлипывая и дрожа сидела в полной темноте. Я не смела шевелиться.

Я беспомощно оглядывалась по сторонам, с мольбой в мыслях, ждала, когда зажжется свет.

Резко вспыхнул свет. Я судорожно вдохнула воздух, и он застрял в моем горле.

Он сидел напротив меня.

Сидел за столом, мирно сложив руки. Он был облачен в старомодный, чёрный сюртук со странным узором. На руках у него темнели перчатки, без двух пальцев. И я увидела, что ногти у него чёрные.

Такие же черные, чернее ночи были и его напомаженные, пышные волосы, глаза и губы, которые складывались в злорадную, лукавую улыбку.

Он смотрел мне в глаза. Затем чуть наклонил голову набок.

И внезапно, резко протянул к моему лицу руку с длинными пальцами.

Я отшатнулась, дико крича…

Я упала на пол, больно ударившись головой о бортик кровати Лерки.

Сотрясаясь от панического ужаса, я ошарашенно глядела по сторонам, безумно тараща глаза.

Пульс гремел в ушах, мне казалось у меня кипит кровь в венах. Нервный жар поглощал моё тело изнутри.

Мне тяжело было дышать.

Я медленно осторожно встала. Увидела свой раскрытый блокнот.

Он спокойно лежал на столе, и не был залит ни какими чернилами.

Но на одной из его страниц остался рисунок четырёх чёрных мотыльков.

Я тяжело, нервно сглотнула.

Тут у меня зазвонил телефон. Я тихо вскрикнула, выругалась по-польски. И достала мобильник.

Звонила мама Леры и Лады.

– Добрый день, Беатриса Константиновна. – стараясь, чтобы мой голос звучал приветливо, произнесла я в трубку.

– Ника, привет. Как там Лада?

Я вздохнула.

– Спит.

– Ой, какая ты молодец… А она хорошо покушала?

– Да, очень даже. – слабо усмехнулась я.

– Всё хорошо у вас там?

– Просто прекрасно, Беатриса Константиновна. Не переживайте.

– Ну, хорошо. А то я беспокоюсь…

– Не стоит. – мягко ответила я. – Уверяю вас, всё в полном порядке.

– Ладно. – усмехнулась в трубку Беатриса Константиновна. – Давай, держись там. Я возможно буду сегодня пораньше.

– Хорошо.

– Ну, пока.

– До свидания.

Я отложила телефон. Села на кровать Леры. Спрятала лицо в ладонях.

Кровь толчками била по вискам. Пережитый только, что кошмар оставил меня без сил и мыслей. Хотелось просто упасть, заснуть, и проснуться солнечным, цветущим утром.

Эпизод второй «8: черно-белый этаж»

А продолжение следует…)