Текст книги "Прорицатель (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА XX

«– Кони уж взнузданы, колесница запряжена, – ответил возница, – взойди на неё и да не ляжет позор на твое оружие!»

(«Бой Кухулина с Фер Диадом», пер. С.В. Шкунаева)

Кнешу всегда возмущало, когда мучили животных. Будучи ребёнком, а потом подростком, нежным и впечатлительным, он не мог спокойно смотреть, как другие мальчишки поджигают жуков, отрывают крылья мухам или даже таскают за хвосты кошек. А уж зрелище мясницкой лавки или бойни и вовсе было для него непереносимым.

Но, осознав эту свою слабость, он стал заставлять себя. Он наблюдал за этим снова и снова, скрывая позорные слёзы, пряча отвращение, подавляя рвотные позывы. Его трясло, но он смотрел – и привыкал.

Привык окончательно, только когда впервые пролил человеческую кровь. В ту ночь он распрощался с этим страхом, а после, постепенно – и со всеми прочими. Ему было интересно, сколько он выдержит, до каких пор способен себя закалить. Получалось, что границ не существует. Кнеша находил наслаждение не столько в боли живых существ и своей власти над ними, сколько в том, что его эта боль не трогает, что он выше этой власти. И выше их, выше каждого. Выше всего.

Кнеша вылепил себя – и гордился этим. Он так долго загонял на задворки сознания это жалкое, одинокое, истерзанное, бьющееся в слезах существо, что в конце концов не оставил от него ни кусочка.

– Ты задумчив сегодня, повелитель, – сказала Верия, красивая женщина, омывавшая его ноги в кадке с розовой водой. Весь смак для Кнеши заключался в том, что Верия, во-первых, была отнюдь не рабыней, а законной женой знатного мона и матерью двоих детей, а во-вторых – приходила к нему совершенно по доброй воле и без всякого приглашения. Он ни разу не унизился до того, чтобы добиваться женщины; его ненавидели, боялись и вожделели, а он смеялся.

– Немного, – согласился он и лениво пропустил сквозь пальцы несколько прядей её роскошных огненно-рыжих волос. Верия улыбнулась.

– Тебя волнуют непорядки в стране? Не обращай внимания, повелитель. Это просто горстка черни.

Кнеша вздохнул. Верия – одна из умнейших женщин при рагнарском дворе, но на поверку и она соображает не лучше милой обезьянки.

– Нет, дорогая. Боюсь, что это восстание, и серьёзное. Моя власть обречена, – весело сказал он. Верия озабоченно нахмурилась и поправила полупрозрачное покрывало, сползавшее с покатого плеча.

– Это невозможно. В твоих руках рагнаратское войско, а это всего лишь грязные эги.

– Под знаменем наследника и предводительством Бенедикта, – напомнил Кнеша и шутливо щёлкнул Верию по носу. – Но не грусти, жемчужина моя. Мы что-нибудь придумаем. Недавно я получил новости, которые очень меня обрадовали.

– Нашлась Ниэре? – в голосе Верии смешались вежливый интерес и скрываемая ревность. Чрезвычайно забавно.

– О нет. Последний раз мою юную невесту видели рядом с Заповедным лесом. Очень может быть, что там она и сгинет. Как я могу думать о ком-то ещё, если со мной моя лучезарная звезда, – она с благодарностью прильнула к его руке, разве только не мурлыча от удовольствия. – Нашёлся кое-кто другой.

Какое счастье даже думать об этом. Если бы она знала. А впрочем, она бы не поняла – вообще никто бы не понял.

– Кто, повелитель?

– Тот, кого я давно ищу, – ответил Кнеша, помедлив. Посмотрел за окно в раме из переплетавшихся в жутком объятии змей. Отсюда были видны виноградники; рабы расходятся, значит – скоро час обеда и Совет.

Только бы это не было ошибкой. Только бы. Если они ошиблись или солгали, это станет величайшим разочарованием в его жизни.

А Нери... Ну что поделать. Маантраш с Владетельницей, ушедшей в Заповедный лес, – то же, что без Владетельницы вообще.

– Наверное, это кто-то важный для всего Рагнарата, повелитель? – елейным голоском спросила Верия. Кнеша хмыкнул. Ещё бы ей не хотелось выведать.

– Можно и так сказать, дорогая. И всё же прежде всего для меня... Мне пора идти. Есть пара срочных слов для наших надутых монов.

* * *

В круглом зале с высоким потолком уже собрался Совет. Моны рассаживались на огромной циновке: кто-то молодцевато, кто-то – покряхтывая от усилий (таких, совсем немолодых, было большинство). Кнеша бегло осмотрел их и благосклонно кивнул всем сразу. Разряженный, подобострастный Агдаха, чей исполинский живот казался набитым дынями; лукавый Зулах, часто мигающий водянистыми глазами навыкате; Решти, один из знатнейших Владетелей, который прекрасно владел мечом, луком и секирой и ездил в седле быстрее ветра, но соображал с великим трудом; верховный ритши-жрец Рагнарата, древний Тгахатон, молившийся духам непрерывно и с самозабвенным усердием... И ещё, разумеется, несколько менее значимых персонажей. В Совете, конечно, не хватало людей, подобных Бенедикту, зато в преданности всех присутствующих Кнеша не сомневался. Точнее – в их страхе перед ним. Он прошёл к своему месту и сел, скрестив ноги. Мальчик-раб немедленно подскочил с кубком вина, но он отмахнулся.

– Добрый вам день, досточтимые советники.

– Слава рагнару, – нестройным хором проблеяли в ответ.

– Есть ли что-нибудь срочное? – спросил Кнеша. Согласно традиции он должен был сам начать обсуждение всего, что ему было угодно. Но он с первых дней своего пребывания на троне недвусмысленно показал, как относится к традициям. Он, само собой, не был самоубийцей и прилежно выстаивал все тоскливые, скучные церемонии и обряды, но на заседаниях сразу пресёк любые регламенты.

Заседания стали короче раза в полтора.

– Новости с севера, о повелитель, – откашлявшись, произнёс Мирха, очень богатый, знатный человек и по совместительству муж Верии. Бесцветный и посредственный, он трепетал перед Кнешей до фанатизма, забрасывал его подношениями и лестью, но вряд ли заслуживал подлинного доверия. – Вылазки становятся чаще, вчера был атакован ещё один приграничный отряд. Продолжают поступать сведения о том, что рабы, велги и вольные эги массово переплывают за Заповедный лес...

– Убитых? – перебил Кнеша.

– Повелитель? – не понял Мирха.

– Сколько убитых в отряде?

Владетель замялся, и тут со свойственной ему прямотой вмешался Решти:

– Проще сказать, сколько выживших. Насколько нам известно, из четырёх дюжин осталось семеро.

– Да позволят им духи возродиться в птицах или вековых деревьях, – проскрипел Тгахатон, возведя к небу глаза и морщинистые руки, покрытые канатами вен.

Мирха открыл было рот, чтобы что-то добавить, но Кнеша не позволил ему занимать драгоценное время.

– Что ж, многоуважаемые советники, у меня для вас сообщение. Мы выступаем на север. Против мона Бенедикта, который нагло покушается на святую рагнарскую власть.

Повисло недолгое молчание, которое важно нарушил Решти:

– А я и говорил – давно пора.

– И когда же, повелитель? – робко поинтересовался Агдаха.

– В ближайшее время. Я хочу, чтобы вы объявили войну. Я хочу, чтобы все основные силы были брошены на это. Прикажите стянуть к Заповедному лесу всех пеших и всадников из Альдарака, Берх-Лии, Сальды.

– Но, повелитель...

– Будет мало – объявить внеурочный рекрутский набор по всему Рагнарату. Срочно разослать письма и глашатаев. И всё командование в Бачхаре – ко мне. Сегодня же, вечером.

– Позволь говорить твоему рабу, повелитель, – взмолился молчавший до сих пор Зулах. – Такие дела не делаются поспешно. Война требует золота, и верных людей, и хорошего плана. Первого и второго у тебя недостаточно, а третьего и вовсе нет.

– Да спасут нас духи, новое кровопролитие, – вздохнул Тгахатон в своём углу циновки. На него, как водится, никто не обратил внимания. Кнеша улыбнулся. Он знал силу своей улыбки и своего слова.

– Я буду удивлён, если ты посчитаешь мой план дурным, высокоучёный Зулах. А золото и люди найдутся. Возможно, даже не только люди...

– Это опасно. Воины будут дезертировать, повелитель, – колыхнулось пузо Агдахи под расшитым цветами шёлком. – Простой люд бежит к Бенедикту, уж не взыщи.

Да уж, просто поразительное открытие.

– Делайте, как я сказал, – терпеливо повторил Кнеша и поднялся. – Скоро я назначу день выступления основных сил. Момент благоприятный – мир с кентаврами и великанами, так что ждите... А ты, Тгахатон, погадай о моём успехе на птичьих внутренностях.

ГЛАВА XXI

«Я отстаю, но ты другой породы,

К морской волне без роздыха теки...»

(Франческо Петрарка «На жизнь мадонны Лауры», CCVIII. Пер. А. Ревича)

Измученный голодом, Мей чуть не завопил от радости, когда они набрели на дерево, усыпанное плодами. Вокруг его могучего ствола образовалось свободное пространство, и ветви гнулись к земле под тяжестью золотистых, крутобоких, покрытых еле приметным пушком ароматных шаров. Мей даже не понял толком, как оказался возле чудного видения, но только рука его уже тянулась к одной из веток. И тут по этой самой руке его довольно больно ударили.

– Смотри на меня! – приказала Нери, с неожиданными ловкостью и силой оттягивая его назад. – Это гибель-дерево. Съешь кусок – и умрёшь в муках.

Мей застонал.

– Да есть в этом проклятом лесу хоть что-то съедобное или просто не опасное?

Нери удивлённо приподняла бровь. Она смотрела на Мея снизу вверх, но тем же неподражаемым взглядом владычицы, который его не то смешил, не то пугал.

– Мы же ели.

– Вчера?

– Ну и что? Ты думаешь о лагере повстанцев или о том, как набить себе брюхо?

В первый момент Мей даже рассердился, но потом его разобрал смех – с таким искренним возмущением это было сказано, – и он только махнул рукой.

Он не знал точно, сколько прошло времени – они брели по лесу уже несколько дней. Нери успела поведать ему свою историю во всех красках, и Мей с тревогой улавливал смутные, запутанные связи с образами в своей голове. Он правда хотел помочь ей, но почти не представлял себе, как. С его точки зрения, её планы были полным безумием, обречённым на провал; однако шёл он с ней вместе не только из-за того, что у него не было выбора (хотя его, надо признать, всё-таки не было). С ней поступили, мягко говоря, жестоко и несправедливо – какова бы ни была мораль этого мира, это ясно и так. Нери, конечно, говорила ему, что смерти нет и всё лишь вечно возрождается, двигаясь по кругу и в разных лицах, как духи с лёгкостью меняют воплощения – но Мей не верил. Он вспоминал мёртвого Пиарта и не верил в его возрождение. Тот просто умер, и во многом – по его вине.

Может быть, поэтому он так рвался защитить эту странную девочку с зелёными волосами и повадками дикого зверька.

Нери говорила почти не переставая – видимо, ей давно не предоставлялось такой чудесной возможности выговориться. Он расспрашивал её о детстве, об отце и матери, об их городах и полях, о морях и реках, молитвах и охоте, еде и одежде. Он узнал о кентаврах, великанах, нагах и уйме бессловесных тварей, страдающих боязнью света и вечным голодом; узнал о древних и незавершённых войнах Рагнарата за власть над чужими землями; о совсем уж баснословных слухах про земли за морями, куда плавают купцы-стахи. Кое-что было для него почти непостижимо (например, особенности их рагнаратской веры, или обычай многожёнства, или тысячи вполне всерьёз соблюдаемых ритуалов, или переходящая старшему в роду Сила Владетелей, или деление всех людей на множество слоёв, из которых нельзя выйти по своей воле), а кое-что, наоборот, слишком уж походило на то, к чему он привык дома – хоть и в несколько искажённом виде. Он узнал, что в большей части Рагнарата одну половину года стоит засуха, а другую, как сейчас, льют непрестанные дожди; что есть около сотни сортов винограда; что в день поминовения могилу умершего (они зарывали своих мёртвых в землю, а не сжигали) поливают молоком; что мужчина-раб карается смертью за прикосновение к женщине-моне; что, кроме единого рагнаратского языка, существует по крайней мере дюжина местных речений; что два солнца на небе зовутся Правым и Левым глазами; что киты в море светятся по ночам, а днём спят на дне; что на другом материке живут люди-псы... Голова у него шла кругом, и он млел, купаясь в этой бездне.

Но, разумеется, не всё было так радужно. О моне Кнеше, на чьё имя что-то в Мее так неприятно отзывалось, он тоже кое-что узнал и составил о нём мнение как о более чем опасном человеке. В его родном мире такими, согласно хроникам, были многие короли-узурпаторы; но ни один из них не провернул такой дерзкой и бесчеловечной игры, которую, как видно, провёл этот Кнеша. Мей молчал об этом, но думал, что у его противников очень мало шансов – особенно если все они держатся исключительно на воле этого, как же его, Бенедикта. Не тринадцатилетний же мальчик их ведёт, в самом деле.

Так или иначе – он определился, на чьей стороне. Если они оба не останутся на обед зверям в этом бесконечном лесу (что вполне вероятно), то достигнут лагеря (который, по выражению Нери, был «где-то на севере»), и там он уже окончательно разберётся, что к чему.

... Лес не был похож на те леса, к которым Мей привык. Совершенно разные породы деревьев росли так плотно, что почти громоздились друг на друга, а зверьё, мелькавшее в зарослях, просто поражало воображение. Нери рассказывала ему, какие плоды и ягоды, мясо каких птиц можно есть, и они коротали вечера возле костра.

Мею нравилось её слушать. Она явно была довольно-таки невежественна и орудовала большей частью своих знаний, скорее всего, из-за высокого происхождения; и тем не менее в ней был ум – такой же живой, быстрый и естественный, как её движения и слова.

А ещё с ней рядом он забывал о Пиарте и Карлиосе. И об Анне. Хотя бы на время.

Однажды, посреди полудня, когда они только переждали дождь (Мею уже думалось, что он весь пропитался влагой и древесной прелью), Нери вдруг негромко вскрикнула, приметив что-то в листве, и с юркостью ласки вскарабкалась по стволу, цепляясь за сучья; Мей едва успел её подсадить. Мелькнули стройные загорелые ноги, и он отвёл глаза. Казалось, что понятие о стыде перед мужчиной у Нери отсутствует вовсе – либо она не считает нужным им пользоваться.

Она спустилась с пригоршней небольших розоватых шариков в крапинках и прожилках. Мей посмотрел на них с подозрением.

– Яйца птицы-увальня, – пояснила она и тут же невозмутимо разбила тонкую скорлупу одного из них о древесный ствол.

– Эмм... Сырые? – уточнил Мей.

– Конечно, а как же иначе? – удивившись, она протянула ему яйцо. Поборов приступ брезгливости и желание протереть комочек рукавом, Мей зажмурился и выпил.

Это было что-то невыразимое: досадное чувство голода ушло так быстро, будто он по-человечески пообедал, по телу разлилось тепло, прошла усталость в мышцах, прояснилось в голове. Даже зрение и слух вроде бы стали острее. Мей огляделся, привыкая к странному ощущению. Зеркало на его поясе предупреждающе вжалось в бок.

– Магия, – выдохнул он вслух. Нери покровительственно хмыкнула.

– Всего-то птица-увалень. Это редкая удача – найти её кладку... Пойдём?

И она спокойно проследовала вперёд – по одной из звериных троп, коряво идущих на север и то и дело прерывавшихся ямами и овражками. Мей смотрел ей вслед и не мог оторвать взгляда от тонкой фигурки: ему почудилось, что вокруг неё разливается и ровно тает в воздухе неземное сияние. Он моргнул, прогоняя наваждение.

И ещё он внезапно очень остро осознал, что дотронулся до Нери, помогая ей взобраться на дерево. Мотнул головой, улыбнулся и побрёл дальше.

* * *

Той ночью не на шутку разыгралась гроза. В небе всё грохотало, из-за дождя трудно было что-либо разглядеть, а лес, освещаемый вспышками молний, являл ещё более жуткое зрелище, чем обычно. Мей и Нери укрылись в большом дупле одного из шатровых деревьев – они росли здесь ярусами и удобно прикрывали друг друга, а в дупле с лёгкостью разместились бы ещё человека три. Чудесное действие яичного обеда, кажется, подходило к концу, потому что у Мея сводило пальцы и челюсти от холода.

– Ты правда веришь, что сейчас гневаются духи? – спросил он у темноты в том месте, где должна была сидеть Нери. Оттуда донёсся смешок.

– Ну конечно. Честное слово, ты как ребёнок, – они помолчали, слушая, как воет ветер. Потом она спросила: – Что ты будешь делать, когда мы дойдём?

– Если дойдём, – поправил Мей. – Буду помогать тебе и Бенедикту... Мону Бенедикту.

– Зачем? Это ведь не твоя забота. Ты чужой в Рагнарате.

Она сказала это просто и прямо, явно не стремясь его обидеть, но Мей почему-то почувствовал себя задетым. Он откинулся назад, упёршись затылком в выступ в коре.

– Может быть, и так. Но я хочу помочь. Я хочу разобраться. И потом – сейчас я не могу вернуться домой.

– Почему?

– Пока сам не знаю. Думаю, нужно найти определённое... место, откуда это можно сделать. Наверное, их не так много, этих мест, – по крайней мере, в Обетованном заброшенный храм оказался для него всего вторым таким местом после плиты под Белым камнем... С другой стороны, кто знает, сколько на самом деле таких порталов и как они спрятаны?

– Они есть и в Рагнарате? Ни разу не слышала.

– Должны быть.

Нери снова помолчала – видимо, осмысливала услышанное.

– И... как это работает? Ты приходишь туда и говоришь, куда тебе надо? И исчезаешь? Духи переносят тебя?

– Всё куда сложнее, – Мей вздохнул. Как бы ей объяснить? – Понимаешь, всё Мироздание – это как пчелиные соты, только сообщающиеся. Множество миров, разных, но похожих, и они рождаются и умирают.

– Миры, кроме Рагнарата? – в голосе Нери сквозило откровенное недоверие.

– Да. Их бесконечно много, и из каждого можно попасть в каждый.

– Это странно. Тогда зачем вообще границы между ними?

Это был очень хороший вопрос; Мей даже не ожидал и всерьёз задумался.

– Не знаю. Правда, не знаю. Они просто есть. Есть ещё Центр Мироздания и две Цитадели...

– Цитадели? Крепости? – наверное, Мей не совсем точно подобрал слово на её языке; он поспешно согласился. Мгновенная белая вспышка высветила Нери из темноты: она свернулась в клубок, притянув колени к груди; колени и локти так остро торчали, что напоминали о лезвиях.

– Порядка и Хаоса... Беспорядка.

– Ясно, – Нери кашлянула. Мей с тревогой подумал, что она простудится, а потом немного удивился этой тревоге. Возникло глупое желание чем-нибудь укутать её, а поблизости просто не было ничего подходящего. – Ты ни разу толком не рассказал мне о своём мире. У вас всё иначе? И почему ты стал... почему ты находишь эти места? Чем ты отличаешься от других?

Чёрная тоска скрутила его после этих слов. Дом и Дар – в одной фразе эта бесхитростная девочка задела всё, что ещё можно было в нём задеть.

– Я вижу будущее, – просто сказал Мей. Ещё недавно он не собирался признаваться ей в этом и уж точно не ожидал такого ответа, какой она дала:

– Бедняга.

На какое-то время он потерял способность связно мыслить. Никто и никогда не говорил ему таких слов, когда узнавал о Даре. Никто никогда не мог такого сказать. Люди удивлялись, боялись, восхищались, завидовали – только не сочувствовали. Никто не представлял, какая тяжкая, немыслимо тяжкая это ноша, и он уже свыкся с тем, что ему не встретить понимания – в этом уж точно.

– Спасибо, – сказал Мей.

Нери придвинулась ближе, не дотрагиваясь до него. Он скорее почувствовал, чем увидел, что она поднесла ладони к лицу, сложила их чашей и подула в неё. Дупло шатрового дерева озарилось изнутри – в руках Нери горел крошечный огонёк, невесомо паривший и распространявший томящее тепло.

– Как ты это сделала? – поразился Мей. Она пожала плечами. Отпустила огонёк (он в ожидании завис неподалёку) и скрутила короткие зелёные пряди, выжимая их.

– Сила Маантраша. Иногда она просыпается просто так.

– Просто так? – Мей пытался и не мог уловить выражение её лица.

– Просто так.

* * *

Той ночью Нери безмятежно спала, тихо посапывая, а однажды вдруг прильнула к Мею, доверчиво положив голову ему на плечо. Мею не спалось; он кусал губы, тёр затёкшие ноги и думал о прошлом и будущем сразу. С ним происходило что-то странное, и это странное ему не нравилось. Утром он покинул дупло, измученный бессонницей и накопившейся усталостью от долгих путешествий.

«Нас ведь надолго не хватит», – внезапно пришла очевидная мысль, когда он покосился на бредущую рядом Нери. Если они не достигнут повстанческого лагеря в ближайшее время, то скорее всего умрут – хотя бы от истощения.

– Пахнет водой, – сказала Нери через некоторое время. Мей потянул носом воздух и ничего такого не почувствовал. – Оттуда, – и она показала вправо от тропы, совсем не туда, куда они направлялись.

– Это просто дождь.

– Нет, это что-то важное. Наши запасы кончаются, – настойчиво возразила она и свернула. Мей вздохнул. Невыносимо строптивое создание.

Вскоре он не только почуял, как тянет прохладой, но и услышал плеск. Среди зарослей какого-то кустарника обнаружилось маленькое озеро, шедшее небольшой рябью от ветра. Ничего примечательного в нём не было, если не считать голубоватого свечения, которое, пульсируя, исходило от воды и резало глаза, просачиваясь сквозь камыши.

– Ты тоже это видишь? – Нери не ответила. Она спустилась к озеру, присела на корточки, дотронулась до воды. Мей догнал её; что-то во всём этом его тревожило. Он остановился рядом и позвал её, но она не ответила, продолжая поглаживать воду с отсутствующим выражением лица. А в следующий миг зазвучал мелодичный смех, мелькнуло несколько пар чьих-то белых рук, и Нери пропала в озере.

Мей бросился в воду, не удержав крика паники. Пара мощных гребков, секундное усилие – и вот Нери уже у него в руках, а на дно уходит что-то ускользающее, полупрозрачное, с длинным и переливчатым рыбьим хвостом. Мей вытащил Нери; она была в сознании и только отплёвывалась от воды. Он помог ей подняться и схватил за плечи.

– Что это было?! Что за нечисть?

– Не знаю, – Нери смотрела виновато. – Не знаю, что на меня нашло. Спасибо тебе.

Спасибо мальчишкам с Большого озера, которые когда-то научили его плавать. Мей вздохнул, восстанавливая дыхание, и тщетно попытался собраться с мыслями. Он только что пережил приступ сильнейшего страха; сердце до сих пор долбило в уши.

Опасность грозила всего-то высокомерной девчонке из чужого мира, которую он знал считанные дни. А он чувствовал себя так, будто сам был на волосок от смерти.

Проклятье.

– Больше не отходи от меня далеко, – попросил он, и Нери кивнула.