Текст книги "Прорицатель (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА IV

«Что всё сие значит, я не понимаю, но в этом мрачном доме творятся какие-то тайные дела, до сути которых мы рано или поздно доберёмся»

(А. К. Дойл «Собака Баскервилей». Пер. Н. Волжиной)

Много дней после похорон Карлиоса Пиарт не мог ни на чём сосредоточиться. Его преследовало ощущение ужасающей несправедливости и даже какой-то обиды – не на четвёрку богов или Прародителя, в которых он никогда не верил, и даже не на неведомого убийцу, а скорее на что-то безымянное и грозное, что-то вроде судьбы или времени. Он лично подобрал породы дерева для погребального костра и цветы для процессии и долго смотрел, как пламя пожирает юное, миловидное лицо и худое долговязое тело в окружении венков из белых маргариток и тонких осиновых веток. Рядом тихо, без завываний плакала приехавшая мать Карлиоса, а отец обнимал её и молчал. Пиарт в жизни не видел зрелища мрачнее и не предполагал, что его может так тронуть смерть полузнакомого человека, совсем мальчишки. Было во всём этом что-то кошмарно неправильное.

Расследование почти не сдвинулось с места. Было допрошено множество студентов и профессоров, а также вся прислуга, находившаяся в то время в банях; никто не заметил никого чужого или подозрительного. Непонятным осталось, что забыл полностью одетый Карлиос в бане в учебное время; выяснили, что убийца не взял ничего из его личных вещей; мысль о таком способе самоубийства можно было счесть разве что бредом сумасшедшего. На взгляд Пиарта, вся затея с расследованием изначально была обречена на провал: подобное злодеяние невозможно провернуть в одиночку в таком месте, как Академия Ти'арга. У преступника здесь явно есть сообщники, а если так, то ничего не добиться допросами. Дело в конце концов закроют – что решает смерть деревенского мальчишки? – а сам случай постепенно выветрится из памяти – у всех, кроме семьи Карлиоса, которой никогда не вернут их не по годам смышлёного паренька. Пиарт не понимал, как Ректор, умнейший человек из всех, кого он знал, может не видеть этого.

Однажды после занятия в теплицах к Пиарту подошёл, застенчиво кашлянув, один из студентов. Пиарт прекрасно помнил его имя – Эдвин, более чем заурядное для жителей бывшей Дорелии, – а о способностях был невысокого мнения. Трудолюбивый, вроде бы, парень, но звёзд с неба не хватает – да и, собственно, какая разница: он специализируется не на ботанике.

– Профессор, я хотел Вам кое-что сказать.

– Да, но давайте быстрее, у меня сейчас лекция. А потом много работы на грядках, сами знаете, – Пиарт как раз мыл руки в фонтанчике у входа в теплицу: сегодня они высаживали вишни, и он весь перемазался землёй. Впрочем, ему всегда нравилось это ощущение. – Что касается задания, то имейте в виду: если Ваши рисунки корневой системы будут такими же убогими, как в прошлый раз, лучше даже не приносите их. Они грозят мне несварением желудка.

– Нет, я не об этом... Я по поводу Карлиоса.

Пиарт стряхнул с рук последние капли и, заметив ползущего по рукаву муравья, почему-то не решился сдуть его.

– Я слушаю.

– Знаете, когда-то я думал, что мы друзья... Но потом он отдалился от меня. Как и ото всех, в общем-то. Особенно в последнее время – он всегда был один, очень много работал, и я начал подозревать, что он делает что-то вне учебных рамок. Ищет или разрабатывает... Он ведь был довольно... пытливым. Вы понимаете? – Пиарт кивнул, и Эдвин, видимо ободрённый, продолжал: – И я подумал – Вы же с ним были довольно близки, ну, то есть, он обожал ботанику и очень уважал Вас... Наверное, это Вас заинтересует. Ещё в пору нашей дружбы я несколько раз был у него в гостях – сначала в общей спальне, и ещё потом, когда ему выделили личную комнату за успехи... Наверное, она пока не занята... Так вот, он сам сделал свой стол и устроил там потайной ящик для бумаг – его отец плотник, Вы ведь знаете? Пару раз я приходил без предупреждения в тот момент, когда он открывал или закрывал его, и он явно злился; и теперь я подумал, вдруг там есть что-то, что может помочь...

– Как открывается ящик? – перебил Пиарт.

– Сбоку на столешнице есть рычажок, нужно нажать на него, и ящик выдвигается. Но рычажок такой маленький и так хорошо замаскирован... Мне только сегодня пришло в голову, что приставы и даже господин Ректор могли не заметить его.

Пиарт вздохнул.

– Ох, Эдвин, ну Вы бы ещё дольше соображали... А вообще-то простите меня. Спасибо за ценные сведения, я лично его проверю.

Польщённый Эдвин расцвёл, как астра осенью, поклонился и убежал на следующее занятие.

* * *

Пиарт лишился покоя на целый день, думая о потайном ящике Карлиоса. Это было по меньшей мере странно – что он мог так тщательно и продуманно скрывать, в то же время не очень-то пряча механизм, открывающий ящик? Возможно, конечно, что это просто переписка с какой-нибудь влюблённой дурочкой, но, зная Карлиоса, Пиарт в этом сомневался. Так или иначе, он не привык делать выводы, не убедившись во всём самостоятельно, и поэтому после обеда отправился к общежитиям для старшекурсников.

Находившаяся на третьем этаже комната Карлиоса, куда его безропотно впустил охранник, не представляла бы собой ничего интересного, если бы всё в ней так не дышало владельцем. На небольшом столике – аккуратно разложенные бритва, завёрнутый в бумагу кусок мыла и другие хозяйственные принадлежности, на подоконнике – рассады и самодельные деревянные статуэтки (всадник, девушка, старец с посохом – на взгляд Пиарта, всё было сделано мастерски), на книжной полке – книги по ботанике, астрономический атлас, собрание древних героических сказаний, над кроватью – недурная карта Обетованного... Пиарту тяжеловато было приглядываться ко всему этому, так что он поспешил к письменному столу. Тёмная лакированная поверхность сначала показалась ему совершенно гладкой, но, проведя рукой по столешнице сбоку, он нащупал еле заметную выпуклость, которую при других обстоятельствах принял бы за щепку или просто неровность, и надавил на неё. Тут же послышался негромкий шорох, и нижняя часть внешне цельного ящика для бумаг отодвинулась, открыв второе дно.

Внутри лежала объёмистая кожаная папка и несколько разрозненных листков. Подавляя внезапное волнение, Пиарт собрал всё это и ушёл, собираясь тщательно изучить.

На изучение у него ушло трое суток. По прошествии этого времени, когда был отложен последний лист и прочитана последняя строчка, Пиарт, поражённый и окрылённый своими находками, примчался к Ректору, оторвав его от диктовки письма.

– Пожалуйста, извините, господин Ректор, – выпалил он, ощутив себя дерзким юнцом. – У меня срочное сообщение.

– Всё в порядке, Пиарт. Вы даже запыхались, – Ректор удивлённо поправил пенсне. – Присаживайтесь. Что это у Вас?

– Записи покойного Карлиоса аи Шегта. Вы обязаны это увидеть. Приставы всё ещё здесь?

Ректор принял папку бережно, как величайшее сокровище, и негромко сказал писцу, что пока тот свободен. Как только они остались в кабинете одни, он с мягким укором спросил Пиарта:

– Почему же Вы не принесли это сразу? Приставы уехали позавчера вечером. Однако это поправимо... Присаживайтесь же, и давайте по порядку.

Пиарт сел, чувствуя, что у него глупейшим образом горит лицо и подрагивают руки. В то же время переливы голоса Ректора и его благородное худощавое лицо, к которому так шла серебристая седина, немного успокоили его.

– Видите ли... Я не знал точно, что именно найду, и не хотел беспокоить Вас пустяками. А нашёл не только записи личного характера, но и серьёзные исследования – мальчик проявил необыкновенное рвение и хорошо покопался в нашей библиотеке, хотя я даже предположить не могу, какими были большинство его источников... Карлиос занимался вопросом... Я понимаю, это звучит безумно... Вопросом иных миров, и весьма успешно.

– Успешно? Что Вы хотите этим сказать?

– Он нашёл возможность проникнуть в другую реальность и из-за этого знания был убит...

И Пиарт взахлёб пустился в долгие разъяснения.

ГЛАВА V

«... слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу»

(И.А. Гончаров «Обыкновенная история»)

С первого же дня ярмарки Мей утратил всякое подобие покоя и уверился, что от мыслей о походе в горы надо отказаться – по крайней мере, на время присутствия Веттона. Тот будил его даже раньше, чем Мей сам привык вставать (а значит – едва начинал брезжить рассвет), и до глубокой ночи таскал по Городу и предместьям; Мей совсем не помнил бывшего соседа таким деятельным. Веттон разговаривал с кучей людей с разных концов Обетованного, торговался, заключал сделки, обустраивал павильоны, решал что-то с рабочими, а главное – уйму всего скупал подешевле или брал бесплатно. Насколько понял Мей, он вложил приличные суммы в работу некоторых торговцев на ярмарке и поступил так не первый раз. Мея поражала его практическая сметка, непонятно откуда взявшаяся; только надменность и любовь к удовольствиям остались в нём прежними.

Благодаря Веттону за несколько дней Мей побывал во всех трактирах Города-во-Льдах, познакомился со всеми мало-мальски влиятельными людьми, впервые в жизни прокатился в карете, увидел фейерверк и выиграл немало денег в кости. Кроме того, попробовал много чужеземных блюд и напитков (от большинства тянуло подавиться) и выслушал сотни изысканных комплиментов, которые Веттон щедро раздавал местным красоткам. Впрочем, сам он остался устойчивым к их чарам: от прекрасной леди Таисы и ещё одной девицы из Города-под-Соснами до сих пор иногда приходили гневные письма, и он пока вежливо отказывался от повторения подобного опыта. Веттон, конечно, его не понимал.

Мей хоть и не привык к такому радостному прожиганию жизни, но не устоял перед соблазном попробовать себя в нём; бескомпромиссность Веттона и недолговечность ярмарки его подогревали. У него совершенно не оставалось времени для занятий (он не любил оставлять в покое ум и поэтому пару месяцев назад углубился в изучение языка Отражений по книгам Гэрхо), написания своей бесконечной книги или чтения – а значит, и для тягостных размышлений о том, что делать дальше. Кроме того, ярмарка принесла ему и вполне ощутимую пользу – к примеру, Веттон раздобыл для него бесплатно добротную обувь вместо его едва живой; а что лучше всего – пару редких книг.

И всё-таки утром того дня, когда ярмарка должна была наконец сворачиваться, Мей проснулся особенно счастливым от этой мысли. Правда, счастье его слегка омрачалось жуткой болью в голове – причём не той колдовской болью, которая предвещала наплыв видений о будущем, а вполне прозаической – от непомерного количества выпитого накануне вина. Так что, когда Веттон потряс его за плечо и раздвинул занавески на окне (кстати, прекрасные занавески, расшитые серебром – глядя на них, Мей всегда ощущал жгучий стыд при мысли о том, что Веттон из-за него разоряется ещё больше, чем разорялся бы в одиночестве), у него вырвался глухой стон.

– Доброе утро, – промурлыкал молодой лорд Ниис. – Помнится, в Долине ты вставал с петухами.

– Помнится, в Долине я не ложился за три часа до этих петухов, – лениво огрызнулся Мей и со вздохом сел на кровати. Ноги утонули в пушистом ковре. – Сегодня конец?

– О, сегодня только начало, – рассмеялся Веттон; он был полностью одет и теперь расхаживал по комнате, благоухая какими-то южными духами. – Надеюсь, ты не забыл, что сегодня маскарад в честь закрытия ярмарки. И потом – она заканчивается, но я-то не уезжаю... Впрочем, я не держу тебя, деревенщина. Раз тебе больше нравилось грустить об Анне в «Коне в яблоках», возвращайся туда.

– Карнавал...  – простонал Мей; это настолько добило его, что он даже спустил Веттону шпильку по поводу Анны – при других обстоятельствах это не сошло бы ему с рук. – Я забыл. Но он ведь вечером?

– Да, но до этого весь день занят, не беспокойся. Завтракаем мы у самого градоправителя, так что одевайся.

Покорившись судьбе, Мей поднялся и сразу заметил на своей кровати три аккуратно сложенных разноцветных свёртка.

– Это ещё что?

– Шёлк с островов Минши, невероятно редкая и дорогая вещь, случайно перепал мне. Забирай. Будешь дураком, если откажешься.

– О боги, мне-то он зачем? – опешил Мей, но потом сообразил. – Хотя – спасибо, я заберу два. Отправлю матери и сестре, они обрадуются.

– Сестра замужем? – уточнил Веттон, подчищая и без того холёные ногти.

– Да, две дочери.

– Эх, жаль. Должна быть хороша собой... Бери и третий, чего уж там.

Мей в замешательстве покосился на него.

– Спасибо на добром слове, – усмехнулся он. – А третий мне точно не нужен.

– Жене когда-нибудь подаришь... Хотя что с тебя взять – красильщик красильщиком.

– Жене...  – невесело протянул Мей и пошёл собираться.

* * *

Резиденция градоправителя оказалась достаточно скромным зданием и явно не могла сравниться с той, которую Мей помнил по Городу-на-Сини. Не очень большое строение, с двумя крыльями, из обыкновенного булыжника, выходило окнами на тихую улицу, а не на площадь, и стояло между храмом и зданием суда. Единственным элементом роскоши был стоявший у крыльца герб Города – прозрачный щит в рост человека, высеченный из горного хрусталя.

Слуги у дверей подобострастно забрали их плащи и провели наверх, в столовую. Круглый опрятный стол был уже накрыт, и градоправитель – невысокий тщедушный человечек с глазами навыкате – ждал их. Он так засуетился, усаживая гостей, что Мею стало неловко: он вовсе не считал себя, да и Веттона тоже, такой важной персоной.

– Очень рад Вас видеть, милорд, – откашлявшись, сказал коротышка. Мей заметил, что он, не доставая ногами до пола, ставит их на мягкую скамеечку. – Давно слышал, что Вы в наших северных краях, и мечтал увидеться. Как продвигаются дела на ярмарке?

– Спасибо, господин Шедон, просто чудесно, – Веттон был сама любезность. – Я тоже всегда хотел побеседовать с Вами; слухи о Вашем мудром правлении дошли и до наших более тёплых краёв.

– Ох, перестаньте! Признаться, я рад, что скоро срок моих полномочий истекает. Бремя власти – это, знаете ли, тяжкое бремя, и моё здоровье не так подводило меня, когда... Спасибо, Мелли, достаточно, – обратился он к служанке, которая поливала мёдом его овсянку. – Не так подводило меня, когда я был простым писцом, а после секретарём... Но это всё стариковские бредни, простите меня. Однако же Вы не представили мне своего спутника.

– Прошу прощения, ужасная оплошность, – спохватился Веттон и пнул Мея под столом; видимо, его возмущало, что тот сам о себе не напомнил. – Это Меидир аи Онир из Города-на-Сини.

– Как? Неужели? – преувеличенно ахнул градоправитель и расплылся в улыбке, а потом протянул Мею крохотную сухую ладонь. – Рад, очень рад!.. Я наслышан о Вас. Сам знаменитый прорицатель в наших стенах – какая честь!.. Надеюсь, Вы не посетуете на такой скромный приём? Мы на севере, знаете ли, не изысканных нравов... Да и к тому же мне, старику, уже трудно, простите за грубость, жевать.

– Что Вы. Я очень благодарен за гостеприимство, – Мей сдержанно ответил на рукопожатие; ему стало ещё больше не по себе. Его не очень-то восхищало то, что его Дар приобрёл такую широкую известность.

– Не хотите ли отведать куропатку? Или, может, нашего имбирного печенья? Рецепт хвалят по всему миру, знаете ли.

– Спасибо, но...

– Конечно же, мы не откажемся, – расплылся в улыбке Веттон, снова, и ещё более увесисто, пнув Мея под столом. Градоправитель радостно закивал и велел принести ещё еды.

– Это большая удача, господин Онир, что Вы прибыли в наши края, прямо судьба. Должен сказать, что сегодня ночью мне пришло письмо от Ректора Академии за Рекой Забвения.

– Из самой Академии? – заинтересовался Мей. Это было ещё одно место, которое он давно мечтал посетить, но не решался заявиться туда просто так. Поистине легендарное место, оплот знаний и науки всего Обетованного, а вдобавок к этому – центр земель, где родился общий язык. Гэрхо рассказывал, что Академии принадлежит ещё и величайшая в Обетованном библиотека, занимающая целую башню.

– Да, но письмо, к сожалению, печальное. Не так давно у них случилось несчастье – погиб талантливый студент, причём довольно загадочно... Насколько я понял, его убили.

– Убили прямо в Академии? – даже Веттон, который до сих пор явно слушал вполуха, оторвался от завтрака. – Просто неслыханно.

Сморщенное лицо градоправителя сделалось ещё грустнее.

– Увы. Как пишет Ректор, перерезали горло в бане. Средь бела дня – такое злодейство... Куда только катится мир, господа!.. Однако суть не в этом. Ректор написал именно не только по старой дружбе, которой я, к слову, чрезвычайно горжусь, но и потому, что, по его словам, имеет сведения о том, что в моём Городе сейчас находится человек, – он зачем-то понизил голос, – человек с Даром. Ну, Вы понимаете – тот, кто прошёл обучение в Долине... Вы знаете какой. Надо полагать, он имел в виду Вас, милорд, так как господин Онир, насколько я могу судить, путешествует инкогнито...

– Извините, но как это связано с убийством? – спросил Мей. Он сам бы не смог сказать, почему, но эта история глубоко взволновала его.

– Думаю, в деле замешана магия, – голос градоправителя окончательно сбился на шёпот. – Ректору нужен волшебник, чтобы разобраться в записях покойного. Видимо, проблема крайне серьёзная, раз он ищет хоть какого-нибудь мага в такой спешке... Я не рискую вмешиваться, но, господин Онир, если только Ваша занятость позволит Вам... Не хочу показаться навязчивым, но Ваше присутствие просто неоценимо...

– Всё в порядке, – Мей поспешил остановить новый поток извинений. – Разумеется, я поеду в Академию.

* * *

Ближе к вечеру головная боль не прошла, а, напротив, усилилась. В ней появились новые нотки, и Мей слишком хорошо знал, что они значат. Впрочем, терять ему было нечего – завтра ему предстояло уехать отсюда, и на душе полегчало. Он чувствовал, что его ждёт наконец-то настоящее дело в месте, где он действительно нужен; именно этого осознания ему давно не хватало.

Однако Веттон всё же вытащил его на пресловутый маскарад. Уже почти стемнело, и Город плавал в мягких сумерках, когда наёмная коляска подвезла их к центральной ярмарочной площади. Их сразу обступили калеки и дети, просящие милостыню; Веттон не глядя швырнул им горсть монет. Мей не захватил кошелька.

Здесь была целая толпа, причём разных мастей и званий; Мей никогда не видел такой причудливой смеси народного гулянья и бала для аристократов. Маскарад – место, доступное всем и открывающее всем равные возможности. Отовсюду доносились музыка, смех и разговоры; прилавки в последний раз за этот год нагрузились всевозможным товаром. Мимо них прошёл богато одетый мужчина под руку с надушенной дамой (оба в масках с клювами), а невдалеке пьяная чернь гоготала над неуклюже подпрыгивающим медведем с кольцом в носу. Вокруг глотателей огня и фокусников с обязательными голубями и лентами тоже образовались порядочные сборища.

– Пошли туда, – Веттон указал рукой на небольшой фургон на другом конце площади. – Один мой знакомый торгует древностями. Уверен, кое-что тебя заинтересует.

– Уж лучше к раздаче калачей, – вздохнул Мей, потирая костяшкой пальца то место на лбу, которое осталось свободным от простой чёрной маски. – Я безумно голоден.

– Ну вот ещё, – возмутился Веттон. – Тебе доступны лучшие деликатесы Обетованного, а ты заришься на калачи... Деревенщиной родился и умрёшь.

– По крайней мере, они не поддельные, как большинство этих древностей... Ладно, пошли, – передвижение могло отвлечь от боли в голове и усилить его распыляющееся внимание.

Пока они проходили через площадь, боль усилилась, став почти непереносимой. Веттон шёл рядом и продолжал разглагольствовать о чём-то, но Мей уже не слышал его; он запоздало подумал, что хорошо было бы предупредить его о предстоящем обмороке, и уже собрался это сделать, как вдруг его окликнули.

– Тебя зовут, – Веттон остановился, изумлённо оглядываясь. – Ты слышал? Голос женский.

– И правда, милорд, – ответила ему женщина в роскошном чёрном платье, выскользнув из тени. На ней была маска кошки, но этот голос Мей узнал запросто, и не видя лица. – Мы даже пару раз встречались.

– Леди Таиса, – с плохо скрываемой досадой произнёс он, кланяясь.

– Для Вас теперь – леди Ронала, господин Онир, – она протянула ему белую костистую руку для поцелуя.

– Я восхищён, миледи, – сказал Веттон, с куда большей галантностью целуя ей руку. – Какими судьбами Вы в Городе-во-Льдах?

– Это совершенно не важно, – Мей мог бы поклясться, что в прорези маски она неотрывно смотрит на него. Его охватила тоска: она опять пришла в чёрном... Никто на свете не мог догадаться, что в чёрном она особенно напоминала ему Анну. Эта мысль была больнее, чем невидимые тиски, сдавливающие череп. – Я рада встрече с Вами, господин Онир. Прошу Вас, верните мне мои письма – скоро я выхожу замуж, и мне бы не хотелось...

– Я сжёг их... миледи...  – успел выдавить Мей, прежде чем провалиться в гулкую темноту.

Кровь на ступеньках трона... Мужчина в золотом свечении, распростёртый на полу... Дом, охваченный пламенем...

Маленькая девочка, задыхаясь, бежит через поле, а к ней тянутся окровавленные пальцы...

Ей не спастись.

Мей пришёл в себя, откашливаясь и сидя на земле; его поддерживал Веттон. В этот раз видения сменяли друг друга так быстро, что он почти ничего не разобрал. Абсолютная сумятица.

– Веттон, я поеду в «Плющ», – сказал он, отдышавшись. – Мне надо записать это. Срочно.