Текст книги "Прорицатель (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

– А история с этими... Близнецами? Ты всё ещё бегаешь от них?

Он мотнул головой.

– Нет... Нет, всё закончилось, – надо было срочно перевести тему. – Лучше расскажи мне...

– Ещё я слышал о твоей связи с Таисой эи Ронала. Это правда? Та самая леди Таиса, за рукой которой гоняется половина Обетованного! Когда я услышал, то не поверил. Как тебе это удалось, деревенщина?

– Сам не знаю. Давай не будем об этом, – поморщившись, отрезал Мей. У Веттона был талант заводить неприятные разговоры. По сути дела, они никогда не были друзьями; и, хотя Мей и рад был видеть его сейчас, но только как живое напоминание о счастливом времени, проведённом в Долине Отражений. Ему уже хотелось от него отделаться, и он жалел, что согласился остановиться в «Плюще». – Как поживают Таллиам с женой?

– Три месяца назад у них наконец-то родился сын; ликовала вся округа. Но тебе не удастся скрыть это от меня. Ты вообще знаешь, что к леди Таисе сватался и Керд – и был отвергнут, как все прочие?

– Понятия не имел. Веттон, пожалуйста... Это действительно грязная, глупая история, – Мей сам от себя не ожидал такой откровенной оценки; это сорвалось с губ прежде, чем он успел подумать, – и я не желаю о ней говорить. И вообще, мы почти пришли.

Они и правда приближались к той самой гостинице; на вывеске различалось почти выцветшее и крайне неумелое изображение коня.

– Да...  – протянул Веттон. – Должен признать, я ожидал даже чего-то менее убогого, но со вкусом у тебя всё так же печально, как раньше.

ГЛАВА III

«... Все мы – отпетые плуты; никому из нас не верь.

Ступай в монастырь. Где ваш отец?

Офелия: Дома, принц»

(У. Шескпир «Гамлет, принц датский». Пер. М. Лозинского)

Нери спала, и ей снились необычные сны: семейный снурк, пожирающий кроликов, а потом запивающий их золотистым соком плодов шатрового дерева, изысканно приглашал её разделить с ним трапезу; затем она танцевала на празднике урожая и одну за другой ломала все кости, почему-то совсем не чувствуя боли; в третьем сне мама снова была здорова, и они вдвоём пускали воздушных змеев... Последнее сновидение было таким чудесным, что просыпаться ей не хотелось, но утро наступило неотвратимо, как и всегда.

– Мона Ниэре, пора вставать, – няня Шильхе широко распахнула окно, и солнечный свет залил комнату. Нери приоткрыла один глаз и чуть не ослепла, а потом вспомнила, что сегодня сотый день годичного цикла – а значит, оба солнца как раз в той фазе, когда видны очень хорошо. Снова придётся тащить тяжёлый зонтик.

Сотый день цикла. До Нери наконец дошло, что ещё это значит, – так всегда бывает, когда только просыпаешься и ещё не входишь в новый день, – и она с глухим стоном глубже зарылась в ткани.

– Мона Ниэре, – няня добавила в голос напускной строгости. Нери слышала, как она расхаживает по комнате – заново расставляет статуэтки духов на алтаре, приближается к сундуку, чтобы достать её одежду...

– Мона Ниэре, сегодня ты не можешь долго нежиться. Сегодня важный день.

Шуршит одеяниями в сундуке, кладёт что-то поверх крышки, с глухим стуком закрывает её...

– Тебе исполняется шестнадцать. Мон Гватха устраивает большой пир.

Так, теперь берёт поднос с завтраком (звякает посуда) и идёт к постели... Действительно пора.

– Но к чему пир? – пробормотала Нери, потягиваясь и чувствуя, как тонкое ночное одеяние взмокло от пота. – В прошлом году я достигла брачного возраста, а что такого в шестнадцатилетии?...

Она открыла глаза и села, вопросительно уставившись на няню – полноватую, всё ещё красивую женщину в лимонно-жёлтом одеянии и с положенным её статусу сооружением в виде рогов на голове. Сегодня она даже принарядилась, обмотав крепкую шею простенькими бусами из ракушек и подрумянив слишком бледные щёки.

– Глупая девочка, – няня упёрла руки в бока и укоризненно защёлкала языком. – Ты теперь совсем взрослая и должна понимать... Вставай; надо ещё успеть принять ванну, прибрать волосы, поесть и помолиться... Вставай, вставай немедленно!..

Нери показалось, что няня еле удерживается от того, чтобы добавить «не то останешься без сладкого», как она могла сделать раньше.

– Хорошо-хорошо, – сказала она и выбралась из вороха тканей, покрывавших ложе. Покорно перетерпев все нудные утренние процедуры, Нери разочарованно сморщила нос, когда взглянула на поднос с завтраком: её ждали всего-навсего кусок хлеба с мёдом, веточка зелени и стакан молока. Конечно же, каждый элемент здесь был исполнен смысла и посвящён духам, именно в этот день важным; если напрячь память, она могла бы даже вспомнить, какой и кому.

– Хоть раз в жизни не будь обжорой, – заметила Шильхе, которая как раз вплетала ей в косы винные ягоды. – На пиру тебе нужно быть голодной.

Честно говоря, Нери бы предпочла нормально поесть утром и прогуляться в полях, но и с пиром готова была смириться.

– Ты знаешь, кто придёт? – спросила она, ожидая услышать длинное перечисление, но вместо этого получила короткий, чуть насмешливый ответ, от которого у неё внутри всё сжалось.

– Ну, в первую очередь мон Кнеша, разумеется.

«Спокойно, – сказала себе Нери, стараясь унять бешено заколотившееся сердце. – Пожалуйста, не красней».

– Почему это в первую очередь? – будто бы небрежно поинтересовалась она. – Ты говоришь о нём как о рагнаре.

– Не кощунствуй, мона Ниэре... Однако его власть скоро может стать для тебя выше власти рагнара. Ай, что ты делаешь!..

Нери развернулась на стуле так резко, что Шильхе выпустила одну из её кос.

– Почему? Почему ты так говоришь?

– Глупое дитя, теперь переделывать половину причёски. Сядь ровно, – няня невозмутимо развернула её обратно к зеркалу.

– Шильхе, что ты имела в виду? Я хочу знать. Я должна знать.

Ловкие, ласковые пальцы няни снова занялись её волосами. Она сокрушённо вздохнула.

– Мон Гватха не хотел, чтобы ты узнала раньше пира.

Но Нери уже поняла, что победа за ней.

– Шильхе, пожалуйста... Я умру, дожидаясь пира. Скажи мне сейчас. Я ведь чувствую, что это правда важно.

– Ладно, ладно...  – проворчала няня. – И в кого только ты уродилась такой капризной козочкой?... Сегодня состоится твоя помолвка с моном Кнешей.

Теперь Нери уже даже не пыталась скрыть свои чувства. Она опустила глаза, словно стесняясь собственного отражения, и со стыдом ощутила, как похолодели ладони. Она давно знала, что мон Кнеша женится на ней, и её заставили принять это как данность. А ещё он давно вызывал в ней странную тревогу и непреодолимую тягу, которым она не могла бы подобрать названия.

– Я говорила мону Гватхе, что это слишком рано, – со вздохом продолжила няня. – Но разве он когда-нибудь слушал меня?

– Рано? – растерянно переспросила Нери. – Почему это?

– Потому что ты совсем маленькая, глупая девочка, мона Ниэре. А мон Кнеша...  – она умолкла и некоторое время доплетала косу в тишине.

– Мон Кнеша?...  – нетерпеливо поторопила Нери.

– Он взрослый мужчина. Умный и... мне кажется, опасный. Мне он не нравится, ты же знаешь.

Нери в очередной раз задалась вопросом, нравится ли он ей самой, и не нашла ответа. Слово «нравиться» сюда подходило мало.

В первый раз он появился в их доме, когда ей было десять. Она очень хорошо помнила тот день: был сезон дождей, виноградники и поля её отца утопали в потоках ливня; ей нравилось смотреть, как капли, похожие на драгоценные камни в уборах женщин при дворе рагнара, отскакивают от листьев и дробятся, разлетаясь во все стороны. Её приволокли домой, мокрую, чумазую и растрёпанную, с улиткой в кулачке; она громко возмущалась (причём без слёз – всех вечно почему-то удивляло, что она никогда не плачет), пока Шильхе и две прислужницы тащили её к чёрному входу, объясняя, что к ним прибыл важный гость. Однако они не успели привести её в порядок – на беду, мон Гватха как раз показывал гостю на кухне, какое чудное масло давят в его владениях. Увидев трёх смущённых женщин и свою единственную дочь, больше напоминавшую дикого тигрёнка, чем наследницу одного из самых могущественных и древних родов Владетелей Рагнарата, мон Гватха сокрушённо вздохнул и принялся извиняться перед своим собеседником – совсем молодым ещё, невысоким и скорее изящным, чем сильным мужчиной с вычерненными до синевы волосами мегока – рагнарского советника. Но мужчина при виде Нери только заразительно рассмеялся, обнажив ослепительно-белые зубы. Потом он подошёл, и Нери угрюмо напряглась (она ненавидела, когда взрослые, а тем более незнакомые, умилённо щипали её за щёчку или, того хуже, трепали по макушке). И он снова поступил довольно неожиданно: нырнул покрытой ритуальными татуировками рукой в карман, предназначавшийся вообще-то для письменных принадлежностей, и извлёк оттуда большой гранат. Без всякого смущения Нери протянула руку за подарком, но, заворожённая, позабыла об улитке; одна из прислужниц громко ахнула, увидев скользкое коричневое существо на её ладони.

– Я тоже люблю улиток, – сообщил незнакомец с той же очаровательной улыбкой. – В следующий раз, когда пойдёшь за ними, возьми меня с собой.

Мон Кнеша, конечно, шутил, но этой просьбой покорил её раз и навсегда.

Потом он заходил к ним довольно часто, и всегда, как назло, при нём она попадала в какие-нибудь глупые истории. Отец, обычно обсуждавший с моном Кнешей важные дела, на все лады извинялся:

– Ох уж эта Ниэре. Не поверишь, мон Кнеша – она одна доставляет больше хлопот, чем орава мальчишек.

Или:

– На днях она испортила свою лучшую накидку из айвасского шёлка – не представляю, какой она станет женщиной.

Или:

– Она мила, даже, можно сказать, красива, и неглупа, но её будущему мужу я не завидую.

Мон Кнеша отшучивался или молча улыбался в ответ. Он дарил ей подарки – сначала фрукты и сладости, потом – украшения, которые она никогда не носила, но берегла и часто перебирала перед сном. Иногда он наблюдал за её уроками; Нери никогда не была ни особенно талантливой, ни, тем более, усидчивой ученицей, но стремление скорее сбежать от книг придавало ей сил для быстрого схватывания всего нового. Больше всего мона Кнешу восхищало то, что Нери, как и он сам, пишет левой рукой и вообще владеет ею куда лучше правой. Учителя, которых нанимал мон Гватха, долго бились, пытаясь исправить этот распространённый врождённый порок; услышав же оценку приближённого рагнара, быстро поменяли своё мнение.

К слову, приближённым рагнара мон Кнеша стал не так давно – да и, как говорили многие, не мог быть им по праву крови. Он был очень, очень дальним родственником рагнара через брак кого-то из побочной ветви, и к тому же – незаконным сыном; приехал, когда двор рагнара стоял в Гельероне, в возрасте не старше двадцати. Говорили, что до почётного места в Совете Рагнарата он дошёл исключительно благодаря уму и умению располагать к себе. Ещё он был немыслимо богат – к его рукам стянулось много плодородных земель и даже золотые копи острова Заз. Рагнар вместе с семьёй обожал его, и многие Владетели разделяли его отношение – мон Гватха был тому примером. Конечно же, он осознавал, на что шёл, отдавая свою дочь человеку, Владетелем не являвшемуся, осознавал, насколько должен доверять ему для такого шага; но именно таким, видимо, и было его доверие – почти безграничным. В его, да и не только в его глазах мон Кнеша должен был быть идеальным зятем для него, мужем для Нери и будущим Владетелем древнего Маантраша.

* * *

Ближе к полудню на праздник начали съезжаться гости. Рабы едва успевали привязывать снурков и подавать им, уставшим от пути по жаре (стоял засушливый сезон), со свалявшейся шерстью, куски мяса. Большие мягколапые животные лениво потягивались или огрызались, подрагивая кисточками на ушах.

Мон Гватха отвёл для пира лучшие палаты в доме, и даже Нери, привыкшая к хлебосольности отца, поразилась изобилию, царившему на скатерти, вокруг которой рассаживались приглашённые. Серебрилась рыбья чешуя, восхитительно пахли караваи тёплого хлеба, поблёскивали разноцветные ягоды... Но больше всего было старого вина – оно лилось рекой, вызывая всё больше похвал от именитых монов и просто соседей. Неудивительно: день рождения Нери был одним из дней особого чествования духов винограда, и особенно третьего воплощения их предводительницы – Сваги.

Балки увили виноградными лозами, а над входом и по углам красовались венки и букеты; Нери и сама была вся в цветочных гирляндах. Она бы с радостью сняла их, в первую очередь лилии, душный аромат которых мешал сосредоточиться; но ничего не поделаешь, они должны символизировать её чистоту. Довольно скоро она устала от бесконечных улыбок, разговоров и подарков; сгорая от нетерпения и безуспешно ища глазами мона Кнешу, она не особо вслушивалась в пожелания. Музыканты старались, но Нери всегда больше нравилось слушать древние сказания под перелив струн.

– Ты отлично держишься, дитя, – вполголоса похвалил отец, наконец-то приблизившись к ней через толпу. – И к тому же настоящая красавица.

Нери молча поклонилась, спрятав улыбку. «Дитя» – мон Гватха никогда не обратился бы так к ней, не будь вокруг столько народу. Он взмок и покраснел от вина и духоты; она давно подозревала, что и его подобные празднества не приводят в восторг.

– Мамы не будет? – решилась спросить она. Ответом был укоряющий взгляд и еле заметное покачивание головой. Нери прикусила губу. Каждый раз, когда она пыталась возражать отцу по этому поводу, ничем хорошим её попытки не заканчивались. И всё-таки её мнение даже спустя столько лет осталось прежним: может, все и считают её мать безумной, но она никогда не поступала так, чтобы не иметь права сидеть за общим столом. Мона Рея была удивительно доброй и мягкой женщиной – и живым воплощением скорби мона Гватхи. Она потеряла разум, когда Ниэре не исполнилось ещё и трёх лет, так что она не помнила мать другой.

В тот день нянька её младшего брата, единственного сына в семье, не уследила за младенцем во время кормления возле реки, и люлька с ним опрокинулась.

Нери вздохнула и подняла кубок в ответ на чей-то тост; она сама не поняла, откуда в ней взялись такие мрачные мысли. Сегодня ей полагается веселиться; да и потом, разве это не радостно – помолвка с моном Кнешей? Разве ей этого не хочется?

– У тебя красивые волосы, мона Ниэре. Молодая листва не такая яркая, как они.

Нери подняла голову, чтобы увидеть, кто надумал польстить ей, и еле удержалась от вскрика. К ней обращалась застывшая неподалёку женщина-наг: человеческое белокожее тело ниже пояса переходило в мощное туловище буровато-зелёной змеи. Десятки тонких змеек шипели на голове неожиданной гостьи вместо волос, а в каждой из восьми изящных рук было что-то зажато. Другие гости периодически поглядывали на неё, но в целом вели себя так, будто ничего необычного не происходит, и Нери успокоилась.

– Спасибо, – выдавила она с лёгким поклоном. – Такие волосы у всех в нашем роду.

– Такая кровь, как у тебя, ко многому обязывает, – мелодично продолжила женщина. Её золотистые глаза оставались не то равнодушными, не то печальными. – Страшные силы доступны Владетелям Маантраша, и все они перейдут к тебе.

– К моему мужу, – поправила Нери.

– Может, и так. Странные обычаи твоего народа не для таких, как я, – часть змеек с головы женщины в миролюбивой дремоте примостились на её обнажённых плечах. – Ты удивлена моим приходом? Никогда не встречала мне подобных?

– Я удивлена такой честью, – осторожно сказала Нери, – и всего один раз видела двоих из народа мудрецов, несколько лет назад, при дворе рагнара.

– Ты говоришь вполне вежливо, – холодно улыбнулась наг, – и в меру цветисто, тогда как до меня дошли слухи о твоей неотёсанности. Теперь я вижу, что это ложь и ты просто не до конца стала женщиной; это дело времени. Так или иначе, я всегда буду ждать тебя в гости на наших землях. Прости, что не могу назвать тебе своё имя – думаю, тебе известно, что наши обычаи запрещают открывать его. Благодарю за гостеприимство, Ниэре из Маантраша, и поздравляю тебя с шестнадцатилетием. Можешь выбрать себе подарок, – и она протянула к Нери все восемь рук. Нери нерешительно кашлянула и оглянулась, но рядом не было ни отца, ни Шильхе, чтобы поддержать её. – Ну же, смелее, – поторопила наг.

Нери наугад дотронулась до одной из рук – кожа была гладкой и прохладной, только и всего. Ладонь раскрылась; на ней лежал небольшой тёмно-голубой камешек. Бирюза.

– Что ж, это крайне интересно, – невесть чему обрадовалась гостья. – Признаться, я ждала другого, но это очень хорошо. Надеюсь, мой подарок пригодится тебе. Приятно было побеседовать.

И, церемонно поклонившись, она поползла к выходу. Гости расступались перед ней, и в следующий момент мон Гватха объявил, что пора пройти на улицу, к Источнику.

* * *

Источник Маантраша – место сосредоточения Силы Владетеля, место, где когда-то был заключён договор с первоначальными хозяевами земли, духами, – располагался, в общем-то, недалеко от дома, среди полей, обнесённый священной рощей. У каждого Владетеля в Рагнарате был свой Источник, но тот, что в Маантраше, считался одним из самых древних. Менялись границы владений, возводились и рушились в войнах дома, росли и вырубались кипарисы, плодоносил виноград, сеялась и пожиналась пшеница, но Источник не был подвластен времени. Мон Гватха приобщился к нему после смерти своего отца, а тот – после смерти своего, и так длилось долгие тысячелетия, до тех пор, о которых молчат летописи и которые помнят разве что камни. Нери же выпало родиться женщиной (о чём она и начала жалеть, едва войдя в сознательный возраст), так что ей предстояло передать силу мужу после совершения брачного обряда. Самое странное заключалось в том, что её предполагаемый муж был куда ниже родом.

Отец никогда не говорил о Силе в открытую, и Нери могла лишь догадываться, в чём именно она заключается. Но при каждом её упоминании она чувствовала пряное дыхание мрачной тайны, от которой кожа покрывалась мурашками.

Год назад мон Гватха впервые показал ей Источник, а теперь, видимо, хотел, чтобы именно там она обручилась с моном Кнешей. Пока Нери шла туда в весёлой толпе гостей, погибая от жары под покрывалами и опираясь на руку Шильхе, желание скорее увидеть жениха боролось в ней с желанием убежать, и лучше подальше.

Вечерело. Одно из солнц – Левый Глаз – не так давно перешло зенит, другое уже клонилось к закату. Воздух был пронизан мягким золотым светом, который заливал расстилавшиеся вдали поля и виноградники, оливковую рощу, к которой направлялась нарядная процессия, и приусадебные постройки. Нери вспоминала, сколько привольного времени провела здесь, и ей становилось всё грустнее. Ей было известно, что придётся распрощаться со сладко-бессознательным детством, с беготнёй под дождём, с играми с детьми рабов и вольных земледельцев (в основном мальчишками – с девочками ей чаще бывало скучно), с беззаботным смехом у отца на коленях, с улитками, ракушками, сладостями от нянек, с увлечённым подсчитыванием звёзд перед сном... Однако осознать это в полной мере ей до сих пор не удавалось. Мон Гватха часто говорил ей, что пора взрослеть, но ни разу не предупредил о том, что это наступит так оскорбительно скоро. «Ты просто не до конца стала женщиной», – сказало существо со змеиным хвостом, и после этих слов Нери только сильнее ощутила укол страха – а бояться она не любила и даже считала это недостойным себя. Не стала женщиной... Все говорили об этом намёками и загадками, будто стараясь скрыть от неё страшную тайну, доступную только старшим.

А вот и роща – стволы могучих, старых олив, измученных сухой погодой, выстроились кругом. Нери крепче стиснула бирюзовый камешек, который почему-то не решилась оставить в доме, и вслед за отцом шагнула внутрь. Она вдруг поняла, что смертельно устала.

– Мон Кнеша, – позвал отец, и из-за деревьев вышел её жених. Выглядел он как никогда блистательно, но Нери была слишком взволнована, чтобы это оценить. Она смотрела на совсем ещё молодое бледноватое лицо с утончёнными, но резкими чертами, на маленькие холёные руки, на искусанные губы, на тёмные глаза, блестящие сухим насмешливым блеском, и с каждым мигом всё больше убеждалась, что этот человек совершенно не любит её, а она совсем его не знает.

Все расступились, давая им дорогу, и с двух сторон они подошли к каменной плите на земле в центре рощи. Мон Гватха тоже приблизился и простёр над плитой руки; Нери заметила, как он сразу преобразился: из полноватого изнеженного мужчины с мягкими и предупредительными движениями стал Владетелем с серьёзным и даже суровым выражением лица. Повинуясь его немой воле, из-под плиты с лёгким гулом забил зеленоватый свет.

– Говори со мной, Маантраш, – в наступившей тишине приказал отец. – Свяжи этих двоих обетом, что прочнее цепей и незримее твоего дыхания.

Горло Нери сжалось, когда на серебристой коре одной из олив обозначились веки и открылись жёлтые, сияющие в полумраке глаза.