Текст книги "Прорицатель (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА X

Тролль увёл их в горы, хоть и невысоко, на поиски какого-то зелья, которое, по его твёрдому убеждению, могло навсегда изменить его внешность. Неприметной тропой он выводил их к новым и новым грудам камней, через которые приходилось перебираться, рискуя сломать ноги; до рассвета у Мея несколько раз противно перехватывало дыхание – иногда он оказывался на грани того, чтобы сорваться. Кнеше явно было не лучше, а вот сам Тролль перешагивал с одного валуна на другой и нащупывал ножищами уступы с грацией барса. Он будто не знал усталости, и его нескладная громадная фигура вскоре примелькалась из-за своих изощрённых прыжков.

Кнеша вполголоса ругался по-рагнаратски, призывая духов тьмы и боли, да и Мей начинал терять терпение, когда Тролль наконец сказал:

– Здесь.

Они стояли перед входом в пещеру – чёрной пастью скалы, укромно зияющей в её толще. Мей шагнул ближе, заглянул внутрь и удивился, увидев ряд грубых и несимметричных, почти стёршихся ступеней, ведущих под землю. Льёреми начала выбираться из-за горизонта, и её тусклый свет точно полил чёрные камни разбавленным молоком.

– И ты предлагаешь нам спуститься? – уточнил Кнеша, ещё не отдышавшись и скептически поглядывая на ступени. – Что там внизу?

– Ходы, – ответил Тролль, застенчиво ковыряя снег носком ноги. – Много ходов, разных. Всё запутанно, без колдовства не выбраться, но у вас колдовство внутри...

– Лабиринт? – вывел Мей из его сумбурных объяснений.

– Да! – обрадовался Тролль. – Вот именно, лабиринт.

– И где именно твоё зелье?

– В центре, в самом сердце. Никто не добирался до него, но господа – волшебники, господа смогут... А я отведу их в Лирд'Алль, до последнего своего дня буду им благодарен...

– То есть сам ты туда не собираешься? – хмыкнул Кнеша – и Тролль бы, наверное, покраснел, если бы это было заметно на его каменной коже. – Спускаешь нас в заколдованную яму, которую неизвестно кто, когда и зачем выкопал, а мы должны тебе верить?

Бедный Тролль смотрел на него, как провинившийся щенок на хозяина, и, казалось, готов был спуститься вместе с ними. Мей представил себе, сколько места он займёт под землёй и сколько произведёт шума. А если придётся ползти?...

Да и к тому же – что бы там ни говорил Кнеша, он не мог поверить, что Тролль способен на такое вероломство. Уж слишком это было немыслимо. Да и в чём, собственно, его выгода?...

– Всё в порядке, мы пойдём, – решил он и с твёрдостью встретил раздражённый взгляд Кнеши. – И, думаю, нам лучше разделиться, как только встретим первый поворот. Так мы быстрее найдём зелье. А в случае опасности...  – он красноречиво дотронулся до невидимой метки Уз Альвеох. Им не нужны специальные знаки для такого случая.

– Не быстрее найдём зелье, а быстрее умрём, – проворчал Кнеша, однако тут же деловито добавил, обращаясь к Троллю: – А вообще здесь можно и до вечера протоптаться... Отдай-ка мне мои вещи, парень – попробую соорудить для нас светильники. Там, должно быть, темнее, чем в твоём неиспорченном сознании.

* * *

Насчёт темноты Кнеша оказался прав – она обступала со всех сторон, как только кончалась лестница, и вход, кажется, был единственным источником света. Светильники, зажжённые магией Кнеши (дрожащие голубоватые огоньки в резных фонариках – маленький народ умельцев из дальнего мира подарил им на память), пришлись кстати; Мей брёл и брёл, наблюдая всполохи холодного света на однообразно-тёмных стенах пещеры и считая повороты. Потолок был низким, так что он еле мог разогнуться; теснота давила, только усиливаясь по мере блужданий.

Едва Мей успел одолеть очередной поворот, как прямо перед ним выросла огненная стена – пламя заполонило весь проход и появилось так близко, что почти опалило ему брови. Мей отшатнулся – и всё исчезло, как сон. Он перевёл дыхание и выбрал другой поворот. Интересно, сколько ещё здесь таких же ловушек – и сколько ещё он не почувствует?

Шею саднило, и от неё по всему телу разливались волны боли – Узы Альвеох заявляли о себе: Кнеша был слишком далеко. Мей стиснул зубы, стараясь не думать об этом. Ненавистная магия.

Он шёл всё дальше и дальше, углубляясь в скалу; одинаковые проходы и повороты ветвились и множились, от них рябило в глазах, и невольно он вспоминал бесчисленные зеркала Меи-Зеешни. Но этот лабиринт был другим: сами стены дышали тут мрачной древностью, а тишина оказывалась обманчивой – откуда-то доносились то шорохи, то тихий плеск, а время от времени Мею мерещился смех или голоса, и тогда он на секунду останавливался.

Однажды этот смех приблизился; явно женский, он звучал мелодично и чуть вкрадчиво – и определённо был ему знаком. Вслед за ним послышались и шаги, разбросанные эхом. Мей замер: не может быть, чтобы здесь был кто-то ещё, просто не может...

– Здравствуй, Мей, мы так ждали тебя! – воскликнула молодая женщина, показываясь из тени. Это была Риэти эи Тейно.

Мей ощутил, как волосы зашевелились у него на затылке. Даже огненная ловушка не поразила его так. «Морок», – убеждённо сказал он себе. – «Наваждение».

Но «морок» преспокойно приблизился своей танцующей походкой и, улыбаясь, положил обе руки – вполне осязаемые, живые, – ему на плечи. На Риэти было одно из тех светлых платьев, которые она так любила, перехваченное вышитым пояском; тёмные кудряшки выбивались из причёски, плясали, касаясь ямочек на щеках. Вообще она выглядела юной девушкой, именно так, как Мей её помнил – почти десять лет назад, когда покинул Город-на-Сини. Почти десять лет, за которые прошла для него целая вечность.

– Ты совсем не заходишь к нам с Теигом, – пожурила Риэти, кокетливо теребя пальчиками его рукав. – А обещал, между прочим.

– Кто ты? – Мей схватил её за запястье, подавляя головокружение. – Отвечай! Что тебе нужно?

– Ай, мне больно! – Риэти вырвала руку и, нахмурившись, погрозила ему. – Каким грубияном ты стал в своих странствиях!..

– Кто ты? – упрямо повторил Мей. Гэрхо учил его: чтобы одолеть зло, нужно знать его имя. И Кнеша всегда это подтверждал.

– Ты разве не знаешь? Я Риэти эи Дерро, жена твоего друга... И бывшая твоя невеста, – полушёпотом добавила она, двусмысленно улыбаясь. Мей провёл рукой по лицу. Что же делать с этой нечистью? Кем бы она ни была, она волновала его и сбивала с толку.

– Ложь. Риэти не способна уйти из своего мира, а мы сейчас в другом.

– Кто тебе сказал? – Риэти завела руки за спину и взялась за концы пояса.

– Что ты делаешь? – хрипло спросил Мей, наблюдая за тем, как она деловито скидывает платье.

– Показываю тебе, в каком мы мире, – невозмутимо отозвалась Риэти, и платье упало к её ногам. Она стояла перед Меем в полумраке пещеры, совершенно обнажённая, и почти слепящую белизну её кожи покрывали очертания берегов, извивы рек, мелкие названия и тщательно прорисованные схемки городских башен... Это был его родной мир – одна из точных карт, перед которыми преклонялся Теиг.

– Я схожу с ума, – пробормотал Мей, хватаясь за стену; руки у него тряслись, как у больного старика. – Они забрали мой разум...

Он сам не понимал, о ком говорит: что за «они»? Он не верил ни в богов, ни в духов и мог иметь в виду разве что Цитадели Порядка и Хаоса.

Риэти снова смеялась, протягивая к нему руки, и смех её переходил в истерический хохот. Всё плыло у Мея перед глазами; он отвернулся к стене, всем телом вжимаясь в холодный камень, а когда снова посмотрел туда – на месте Риэти стояла другая женщина, одетая и даже закутанная в плащ.

Её-то он точно узнал бы везде и всегда – по одной морщинке на лбу, по усталому красивому лицу и натруженным ладоням. Проседь мелькала в волосах Кейлы, а глаза смотрели, как обычно, внимательно и серьёзно.

– Мать, – выдохнул Мей, одновременно и чуя колдовство, подлог, и желая поверить. Он хотел уйти, убежать – но какая-то невидимая сила приковала его к земле.

– Сынок, – как и Риэти, она протянула к нему руки, только вместо соблазна в этом жесте были забота, нежность и неизбывная тоска. – Я скучала по тебе. На кого ты оставил меня?

Мей сглотнул комок в горле.

– Тебе ведь хорошо с Атти и Эйтоном.

– Никто не заменит мне тебя, – возразила она – печально, но без упрёка. – Никто и никогда, сын мой.

– Мой Дар зовёт меня, я не могу вернуться. Я навлеку на вас беду.

Мей впервые за последнее время задумался об этом – вернуться домой... С Кнешей? Привести Кнешу в Город-на-Сини? Нет, это даже вообразить смешно и страшно.

– Лучше бы ты забрал меня с собой.

– Я не могу, мама.

Она ведь прекрасно понимает, так зачем мучает?... Мей ощущал себя беспомощным и виноватым перед ней, и это злило его.

– Я всегда на войне, даже если не в битве; всегда в дороге и в опасности, и мой враг стал мне...  – Мей осёкся; стал кем?...  – Мой враг всегда со мной рядом, – поправился он. – Я не могу втащить тебя в это.

– Когда-то я сказал ей то же самое, – сказал высокий светловолосый мужчина, выходя из другого угла. Он обнял Кейлу за плечи, а она прижалась к нему и зарделась счастливо, как девочка. – И это было ужасной ошибкой.

– Мон Бенедикт, – произнёс Мей и подумал: отец. Сердце защемило ещё сильнее при виде их обоих вместе – это становилось невыносимо. – Почему ты не в Рагнарате?

– Я выполнил свой долг и могу уйти на покой, – со своим строгим достоинством объяснил Бенедикт. – Я дал Рагнарату наследника.

– Наследника?

– Да, наследника, – эхом откликнулся негромкий голос у него из-под ног; Мей вздрогнул, наклонился, и где-то в груди у него застрял крик: на земле застыла Нери – живая, настоящая Нери, со своими трогательными ключицами, с непокорной зеленью глаз. Вот только её ноги были залиты кровью. Он с ужасом встал на колени и приподнял её, ощутив жар и металлический, тошнотворный кровавый запах.

– Нери... Как?...  – только и смог выговорить Мей, целуя её в побледневший лоб. – Как, любимая... Что...

– Разве ты не видишь? – прошептала Ниэре, силясь улыбнуться; твёрдость воли и прямота, так подкупавшие в ней, и сейчас её не оставили. – Я умираю, родив от твоего отца... Беги, ищи Кнешу, не то Узы сожгут тебя.

– Нет! – взвыл Мей, забывая всё, припадая к ней, стискивая её до синяков. – Нет, нет, нет!

– Тихо, Мей, тихо...  – услышал он, словно из-за глухой стены. – Тшш... Всё закончилось. Всё хорошо.

Мей открыл глаза. Он полусидел, опираясь спиной о стену пещеры, а Кнеша присел на корточки рядом и сжимал в руке флакончик с пахучей жидкостью. Он, конечно, давно привык к припадкам Мея в связи с его видениями, но это было что-то совершенно другое. Что-то страшное.

– Проклятое место, – пересохшими губами сказал Мей. Он ничего не чувствовал, кроме унизительной слабости.

– Мороки одолели? – понимающе поинтересовался Кнеша, и Мей невольно задумался: а кто тогда приходил к нему? Подставленные вельможи Рагнарата? Замученные рабы? Убитый отец?

А может быть, тоже Нери?

Он не стал уточнять. Приподнялся на локтях и осмотрелся, морщась от боли. Они находились в просторном тупике, куда вело сразу несколько ходов; сквозь отверстие в потолке отвесно падал дневной свет – падал как раз на массивный сундук, который от времени и собственной тяжести почти на четверть ушёл в землю. Кнеша поймал взгляд Мей и кивнул.

– Мы дошли до него одновременно, просто с разных сторон. Кажется, это и есть те сокровища.

– Как же мы его дотащим? – озадачился Мей. Он был уверен, что даже Троллю не под силу поднять и вынести такую громадину.

– А зачем нам он целиком? Найдём его зелье, и хватит нам счастья... Скверное место, надо скорее уходить отсюда, – это, впрочем, было ясно и так. Мей встал и взялся за крышку; она не поддавалась. Кнеша попытался помочь, и вдвоём они кое-как, напрягшись до вздувшихся жил, откинули её.

– Ох, – вырвалось у Кнеши. – Клянусь Хаосом, нам невероятно повезло!..

Очень редко от него доводилось слышать такую высокую оценку чего-либо, так что Мей тоже заглянул в сундук с любопытством. Чего только там не было! Груда потемневших золотых монет (Мей не встречал здесь такой чеканки) смешивалась с такой же грудой драгоценных камней – прозрачных, как хрусталь, густо-лиловых, красных и жёлтых, синих, пёстрых и в прожилках; странные амулеты, маленькие вощёные таблички, покрытые рунами, и узелковые письмена [7]7
  [7] Жители материка и Ближних островов (в том числе Армаллиона) пользуются узелковым письмом наряду с руническим.


[Закрыть]; ворохи колец, браслетов, цепей толщиной в палец; несколько заткнутых пробками флаконов из чуть запылившегося стекла... А поверх всего этого возлежали ножны с мечом – длинным, настоящим двуручником, явно старой работы. Ножны покрывал затейливый орнамент со знаками Бдящего Бога и Спящей Богини – открытыми и закрытыми глазами. В рукояти светился прекрасно огранённый изумруд.

Позабыв о меняющем облик зелье, которое предстояло отыскать среди флакончиков, Мей восхищённо смотрел на меч. Просто не хватало воли оторвать взгляда: он был прекрасен и смертоносен одновременно, точно задремавшая змея. Оружие настоящего воина – древнее, сокрытое в полном призраков лабиринте... Мей нерешительно протянул руку и коснулся холодной рукояти. Волна невидимой силы без сопротивления вошла в кончики его пальцев, вкралась в плоть, добралась до плеча... Он покрылся мурашками – пугающее, но невыразимо приятное ощущение.

Кто же оставил здесь всё это? Когда и зачем? Для какого дружинника или правителя отливали такую красоту?...

Мей потянул его, и тонкий звук стали порвал подземную тишину. Из ножен показалось лезвие, и он чуть не ослеп – так светозарно оно сияло. Он перехватил рукоять второй ладонью и извлёк меч целиком; его тяжесть тянула вниз (Мей не привык к такому громоздкому оружию, но мог представить, чего стоит точный удар им), но баланс был идеален. По клинку тянулась цепочка непонятных символов – линии тоньше паутинки. Сам не зная зачем, Мей взмахнул мечом, рассекая воздух. Получилось неуклюже; Гэрхо бы, наверное, долго забавлялся, увидев его сейчас. И всё-таки было что-то упоительное в самом чувстве удара, в том, как оружие лежало в руках... Мысли Мея впервые за долгое время обрели ясность, и гадкий, скорбный осадок после встречи с мороками оставил его.

– Ну что ж...  – негромко и непривычно серьёзно произнёс Кнеша; Мей был так поглощён мечом, что почти забыл о его присутствии. – Кажется, и я скоро начну верить в твою пресловутую судьбу.

– Почему? – Мей вложил меч в ножны, устыдившись своего ребячества. – Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Нет, – Кнеша задумчиво зачерпнул горсть золота, и старые монеты со звоном пробежали меж его пальцев, как пыль. – Но я вижу, что мы здесь не случайно. Точнее, не только ради этого бедолаги с острой нехваткой личного обаяния.

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты нашёл наконец своё оружие, Странник. Я всё думал – когда же это произойдёт.

ГЛАВА XI

День ото дня в Ордене становилось всё тревожнее, хоть все и старательно делали вид, что ничего не происходит. Та же тревога не щадила и душу Сейхтавис. Слухи о Сером Князе постепенно прояснялись: рыбаки и торговцы за ничтожную плату готовы были выяснить всё, вплоть до цвета его обуви и веса солонины в провизии. Одни видели, как он вербовал войска в порту острова Ларрон, другие – как вёл переговоры с капитанами на острове Дьёлле... Он набирался сил – не торопясь, исподволь, как и всегда, проигравший, но не сдавшийся. И подходил всё ближе к Армаллиону. Сейхтавис знала, что ей не избежать встречи с ним, и мысленно готовилась к ней. Знала она и то, что не бывать между ними миру: союз с Императором был заключён, обещанный механизм – привезён на остров в одну из штормовых ночей, и пути назад не осталось. Она объявила нескольким старейшим сёстрам о своём выборе, и они приняли его, ибо поступить иначе не имели права. Решение Верховной – закон, а тем более на пороге войны, в которую Орден при любом исходе будет вовлечён.

Однако не только Серый Князь заботил Сейхтавис. Другая, потаённая и страшная боль томила её.

После ненароком подслушанных сплетен двух младших жриц многое встало на свои места – или окончательно запуталось. Невольно задумываясь об Ашварас, тайком наблюдая за ней, Сейхтавис складывала все подозрения, приметы, недобрые знаки, давно скопившиеся в голове, и понимала, что дальше обманывать себя невозможно. Слишком уж очевидными получались выводы. И война шла внутри Сейхтавис – более мучительная, чем та, что ждала впереди. Она была привязана к Ашварас, как к младшей сестре или даже дочери... Нет, слово «привязана» не годилось – блёклое и сухое. Она уважала её, восхищалась ею, видела в ней то, чего была лишена сама. Она нуждалась в ней – в её прямом, неизощрённом уме, в чистоте и молодости.

А теперь сомневаться не приходилось лишь в молодости – всё остальное летело под откос. И Сейхтавис душила в себе женщину, друга, наставницу, безжалостно вытесняя их Верховной. Так нужно. Так должно. Так её воспитали – и она верила в правильность этого. У неё есть новый, тяжёлый долг; она должна воплощать волю Богини, её карающую длань. Те глупышки сквернословили на её счёт, называли старухой с холодной кровью – пусть так, но они не видели, не могли осмыслить главного. Того, какую мощь и власть она воплощает.

Того, что никто не избежит наказания.

Проснувшись однажды пасмурным утром (точнее, ещё на исходе ночи – она давно не умела подолгу спать), Сейхтавис встала на молитву. Опустилась на колени, обернувшись лицом в сторону моря, и закрыла глаза.

Вдох – выдох. Вот так.

«Слышишь ли меня, Матерь?...»

Она подождала, вслушиваясь в тишину; ответа не было. Правильно, ещё рано.

«Отзовись, о Великая. Твоя дочь, твоя рабыня взывает к тебе. Вразуми меня, помоги не сделать ложного шага».

... Ибо туман перед моими глазами и пустота в сердце.

Сейхтавис отлично помнила, как произносила эти слова впервые. Ей тогда было не больше десяти, и она ещё не привыкла к Храму: днём ходила послушная и безучастная – настолько, что многие наставницы считали её просто отсталой, а ночью тихо плакала, невесть кого умоляя вернуть её домой. Тогда она ещё не стала собой, а была просто Змейкой из глухого селения с материка – испуганной девочкой, которая скучала по маме.

В тот день её наказали за какую-то пустяковую провинность, оставив без ужина. Не такое уж серьёзное наказание, да и есть ей не особенно хотелось, но обида и унижение терзали сильнее голода. И некрасивая девочка молилась Богине, как умела, – и, хотя та не отозвалась, девочке стало легче. Она не смирилась, но как-то успокоилась.

Что-то глухое, забытое зашевелилось в Сейхтавис, стиснуло горло; она поднялась, не в силах продолжать. Может быть, это и есть ответ?...

Сейхтавис методично умылась в тазу, расчесала волосы костяным гребнем, стянула их в тугой аккуратный узел и надела своё белое облачение. Из небольшого зеркала на неё смотрела женщина средних лет – изморённая, бледная, с потухшим и тёмным взглядом. Наверное, было даже что-то привлекательное в разрезе глаз или в линии рта – но и им, конечно, далеко до миндалевидных глаз и точёных, болезненно-ярких губ Ашварас.

Сейхтавис вздрогнула. Надо же – снова Ашварас, и снова в связи с плотской красотой, которой служительница Богини не должна придавать значения. Нужно положить этому конец.

Приоткрыв дверь спальни, Сейхтавис трижды хлопнула в ладоши, и через минуту из смежной комнаты подбежала запыхавшаяся послушница – её помощница и личный секретарь. Предупредительность и вечный испуг застыли на её круглощёком веснушчатом личике.

– Доброе утро, Верховная. Вы сегодня ещё раньше обычного.

– Да хранит тебя Матерь, Тиритис. Есть что-нибудь срочное?

– Да, – Тиритис суетливо застучала маленькими табличками, которые принесла с собой. – Счета за последний месяц, которые Вы просили, готовы.

– Ладно, это успеется. Мне бы хотелось...

– Ещё я не сказала Вам: вчера на занятии на третьем ярусе лопнул котёл. Прикажете заказать новый в городе?

– Да-да, только позже. Тиритис, мне нужно...

– Ах, простите! – помощница всплеснула руками, несколько табличек посыпалось на пол; покраснев, она бросилась на колени, чтобы собрать их, и уронила остальные. Сейхтавис нетерпеливо вздохнула: Тиритис всегда отличалась неуклюжестью, но была услужлива и расторопна. – Верховная, я забыла главное. Несколько девочек из младших учениц проснулись с лихорадкой, и довольно сильной. Прикажете прервать занятия?

– Нет, конечно. Горячий отвар, отправить в лазарет и отделить от здоровых, я потом сама осмотрю их... Сейчас не до того. Тиритис, позови ко мне сестру Ашварас.

Тиритис встала, стискивая последние таблички, и изумлённо заморгала.

– Ашварас? Прямо сейчас?

– Да, как можно скорее.

– Но... Она могла ещё даже не встать...

– Значит, разбуди. Скажи, что это срочно.

– Да, Верховная, как Вам будет угодно, – протараторила послушница, смущённо пряча глаза; Сейхтавис догадалась, что пересуды об Ашварас и до неё добрались. Дело совсем плохо.

– Не мне, Тиритис, – из-за окна раздался утренний крик чайки, и Сейхтавис вздрогнула, точно её окликнули. – Скажи, что это воля Великой.

Взгляд девушки из удивлённого стал испуганным. Такая формулировка от Верховной во все века существования Ордена не предвещала ничего хорошего.

– Конечно. Я мигом.

* * *

– Верховная.

Сейхтавис прервала молитву во второй раз и заставила себя повернуться. Ашварас стояла на пороге – почтительная, красивая и спокойная, в широком тёплом покрывале.

– Здравствуй. Мы одни – можешь звать меня сестрой Сейхтавис, как раньше.

Ашварас чуть улыбнулась.

– Зачем же? Мне нравится звать Вас так, как Вы того заслуживаете.

– Заслуживаю ли? – не получив ответа, Сейхтавис отошла к окну; рассеянно провела рукой по пыльному подоконнику. – Ты знаешь о последних событиях?

– О договоре с Императором? Знаю.

– Ты против?

Ашварас пожала плечами.

– Не мне судить. Наша общая Мать говорит Вашими устами. Выходит, ей так угодно.

– А известно ли тебе, почему я поступила так? Известна ли цена?

– Нет, – после заминки сказала Ашварас. – Но, кажется, я догадываюсь. Я знаю только одно условие, которое могло привлечь Вас. И оно наверняка должно нравиться Богине не меньше.

– Будь со мной откровенна, Ашварас. Мне всегда было дорого твоё мнение.

– Какой в нём смысл? Разве выбор уже не сделан?

– Ну и пусть. Я хочу слышать, что ты думаешь. Я, в конце концов, приказываю.

Ашварас опустила голову, и огненная волна волос закрыла её лицо. Посреди серых стен она походила на факел.

– Тогда не смею ослушаться. Я думаю, что Вы поступили опрометчиво. Что Император обманет нас, как только победит Серого Князя. Союз с Князем давал нам свободу, а Император мечтает забрать её, строя единый Лирд'Алль. К тому же все знают, что он чтит только Бдящего Бога... Такой человек, как он, не станет молиться спящей женщине, даже бессмертной.

Каждое слово было правдой, и каждое слово приходило на ум самой Сейхтавис – но не меньше доводов возникало и с другой стороны. К тому же такое явное неприятие Ашварас Императора стало для неё новостью.

– Спасибо за честность. Но, как ты верно заметила, выбор сделан... Долг вёл меня, а не желание или корысть.

– Я и не подумала бы иначе, Верховная, – с уважением заверила Ашварас. Сейхтавис вздохнула: пора было переходить в наступление.

– А тебя всегда ведёт долг?

– Не понимаю, о чём Вы, – она чуть нахмурилась.

– Ответь мне так же прямо. Служение Ордену превыше всего для тебя?

– Вы знаете, что да, – Ашварас насторожилась, как дикая кошка, заслышавшая шорох. Сейхтавис порылась в памяти, припоминая её первое имя... Так и есть – Рысь. – И, по-моему, я не подавала повода в этом сомневаться.

– До сих пор – нет, – Сейхтавис помолчала, почти наслаждаясь её замешательством, а потом попросила: – Сними покрывало, Ашварас.

– Верховная?...

– Ты слышала. Сними его. Тебе ведь душно.

– Наоборот, меня знобит. Наверное, подхватила лихорадку.

– Мгновение тебе не повредит. Сними покрывало. Это приказ Богини.

Ашварас побледнела, и в её взгляде мелькнуло понимание. Потом она медленно потянулась к узлу возле шеи и стащила синюю ткань. Даже складки свободного жреческого одеяния не скрывали заметно округлившегося живота.

Сейхтавис подняла глаза. Несколько секунд женщины смотрели друг на друга в полной тишине – лишь слышно было, как покрикивают чайки да шумит вдалеке море.

– Кто отец? – прошептала Сейхтавис. Ашварас молчала. Она повторила вопрос – куда настойчивее.

Ашварас не отвернулась, не бросилась на колени в раскаянии, не закрыла лицо руками. И глаза её остались сухими. Просто и с достоинством она призналась:

– Серый Князь.

И этого было достаточно.

* * *

Сейхтавис смутно помнила, что было дальше. Её сознание не было отуманено, она чётко и последовательно делала то, что должна была делать, но что-то внутри будто надломилось и уже не могло срастись.

Ашварас не сопротивлялась, когда с неё срывали одеяние и обряжали в балахон из мешковины, когда остригали её роскошные волосы, когда проводили все положенные обряды отлучения от Ордена в самых мрачных святилищах на нижних ярусах Храма – отвратительные обряды, которые Сейхтавис хотелось бы никогда не видеть, но при которых она обязана была присутствовать. Ашварас не сказала ни слова и только улыбалась снисходительно, когда наставницы били её по щекам – с усердием, до красных пятен. Она стойко приняла изъеденный плесенью каменный мешок, где ей предписывалось дожидаться суда, – несмотря на то, что там не было даже окон, а старуха-ключница принималась сквернословить и проклинать её всякий раз, как она прекращала молиться.

Сейхтавис знала всё это – и сносила, сжимая зубы, покоряясь воле Ордена. А Орден отыгрывался на Ашварас со злобной радостью: что младшие жрицы, что старшие всей сворой набросились на любимицу Верховной и любовницу Князя. Прошли времена её превосходства: не спасла её ни красота, ни таланты; она пала так низко, как только может пасть жрица – оскорбила Богиню блудом и носит в себе его нечистое порождение. Значит, вердикт один – не жалеть. Будь жрицы мужчинами, Ашварас бы ничего не спасло от побоев; но Орден был женским, и поэтому в ход пускались более коварные средства, вроде иголок в тюфяке, язвительного смеха и даже плевков. Сейхтавис, как могла, пыталась оградить Ашварас от безобразий, но её власть не простиралась так далеко. Она могла только лично следить за тем, чтобы темницу протапливали на ночь, а ежедневная краюха хлеба с миской рыбной похлёбки поступали туда в пристойном состоянии.

Весь суд Сейхтавис молилась про себя, сложив руки на коленях, не глядя на Ашварас и вообще редко отрывая глаза от золочёной поверхности круглого стола. Со стороны казалось, что оттенки цвета в опалах – плавные переливы из сиреневого в коралловый, из молочного в жёлтый – занимают её сильнее каверзных допросов. Тирос и Вармиис откровенно развлекались, любуясь унижением Ашварас, её пылающими скулами. Она явно была слаба и даже стояла с трудом, но по-прежнему прямо и гордо. В пару часов все подробности её гибельной связи с Князем были выяснены и разобраны по косточкам, все отступления от устава Ордена – выявлены и зачитаны. Сейхтавис лишь отстранённо кивнула в ответ на приговор и первой покинула зал. Крик пронзительной боли разнёсся по гулким коридорам Храма ей вслед.

А на следующий день она встретила Ашварас уже с перевязанной культей – часть правой руки по локоть была отрублена. Таков закон Ордена: за подобное преступление бывшая жрица может расплатиться только частью собственной плоти, дабы не навлечь на всех беду. Сейхтавис ощутила дурноту при виде окровавленной повязки и, осенив Ашварас знаком Богини, прошептала:

– Пусть Матерь вразумит и простит тебя, сестра. Ты останешься на острове, пока не разрешишься... от бремени.

Ашварас усмехнулась – и что-то страшное было в этой усмешке. Что-то, чего Сейхтавис никогда в ней не замечала.

– Это не бремя, Верховная. Это моё дитя. Бремя носите Вы, и Вам от него не избавиться.

Сейхтавис вздрогнула, но совладала с собой.

– Пелена застилает твои глаза. Молись.

– Мои? – раздался короткий надтреснутый смешок. – О нет, Верховная. Это Вы слепы – и однажды поймёте, насколько. Молитесь сами за свою проклятую душу.

Той же ночью Сейхтавис отправилась к морю. Ночь выдалась чудная: звёзды гляделись в воду – так безмятежно, будто ничего не произошло. Будто рука Ашварас была на месте, как и её чистота.

Будто Верховная себя простила.

Она спустилась к самой кромке, кромсая щиколотки об острые камни, сквозь холодный ветер. Встала перед морем, достала маленький ритуальный ножик и провела лезвием по ладони – совсем неглубоко. Кровь выступила сразу, и Сейхтавис проводила глазами брызнувшие капли.

Она слишком давно не делала этого и боялась, что забыла нужные слова. Но они пришли сами – как всегда бывало в нужные моменты.

Она вздохнула и запела – негромко, гортанно, на древнем тайном наречии, остатки которого веками передавались от старших жриц к младшим. Заклятия лились с уст Сейхтавис, уносясь в море вместе с её кровью, и море входило в её жилы, и она сама становилась морем. И воздух, и небеса, и древние камни, и тысячи тварей на морском дне – она была во всём, она могла посчитать пульс каждой птицы в вышине, уловить, как колышутся жабры каждой рыбы. Её голос набирал силу и казался ниже, уподобляясь рокоту волн; дрожь прокатывалась по телу, глаза закатились. Сейхтавис опустилась на колени, и они пришли.

Дюжина бледнокожих дев с хвостами, покрытыми серебристой чешуёй, с разных сторон подплывали к туманному берегу. Их волосы шлейфами стелились по воде, а глаза казались сделанными из хрусталя. Десятки крошечных крабов, проворно перебирая ножками, устремились к Сейхтавис по камням. Неподалёку вынырнул, отфыркиваясь, полупрозрачный пузатый старик, чья косматая борода была сплошь из морской пены, и свита разноцветных морских коньков окружала его.

Сейхтавис пела, не умолкая, а их число росло – море посылало навстречу к жрице своих детей. Рука продолжала кровоточить, причём сильнее, чем прежде. Сейхтавис немного встревожилась – она уже чувствовала, что переборщила и могла ненароком открыть рану, поэтому замолчала.

– Чего ты хочешь, поющая? – прожурчал старик, потрясая трезубцем. – Ты звала, и мы пришли. Говори же.

– Мой привет морскому народу и духам, – на том же языке отозвалась Сейхтавис. – Я хочу просить вашей помощи. Сюда идёт враг Ордена, и скоро быть большой битве. Вы защитите остров?

Несколько водяных гостей сбились в кучку и начали совещание. Шептались они долго – благо торопиться им было некуда. Сейхтавис безропотно ждала, хотя ослабела и не чуяла ног от холода.

– Ты о Повелителе Драконов? – уточнил наконец старик с трезубцем, и она кивнула. – Если так, то прости – на этот раз мы вам не помощники. Морю не страшно их пламя, но на берег против него мы не выйдем.

От разочарования Сейхтавис скрипнула зубами, но понимала, что уговоры бесполезны, и только склонила голову.