Текст книги "Прорицатель (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА XVI

«Так не один говорил, поглядев на стоявшего рядом:

«На осязание Гектор, ну, право же, сделался мягче,

Нежели был, как бросал на суда пожирающий пламень!»

(Гомер «Илиада», XII, 372–374. Пер. В.В. Вересаева)

Опушка леса показалась на рассвете, и Мею захотелось зажмуриться от ударившей в глаза красноты: злобно-яркие лучи солнца озаряли бесчисленные кустарнички, усыпанные алыми ягодами. Он действительно никогда не видел столько брусники: это производило даже жуткое впечатление, как что-то живое, вывернутое наизнанку. Мей усмехнулся, озвучив про себя такое сравнение: оно наверняка понравилось бы Гэрхо.

И Анне.

В бездну Анну.

– И что же? – прочистив горло, спросил он. Пиарт уже вылез из седла и с необычным для себя проворством спешил к кустам с ножиком.

– По крайней мере, у нас будет какая-то зацепка, – пропыхтел профессор, ковыряясь в зарослях. Мей наблюдал за ним с мрачным терпением.

Что ж, он либо сумасшедший, либо прав. Спешить им, по большому счёту, некуда.

Если не считать того, что речь идёт об убийстве, а знаменитого ботаника вчера пытались отравить.

Пиарт вернулся к лошади с гроздью брусники, явно довольный своими успехами.

– За ночь до меня дошло, – провозгласил он. – Ещё один крест совсем недалеко отсюда, и там недурной сосняк. Знали бы Вы, как сосновая смола помогает при заболеваниях лёгких.

Мей только вздохнул. В конце концов, однажды ему довелось встретиться со стариком, который верил, что с каждым съеденным куском масла молодеет на год.

– Сосняк так сосняк, – сказал он.

* * *

На вершине каменистого склона, у подножия которого журчал гостеприимный ручей, оказались руины. Вполне настоящие, основательные развалины – покинутый беспорядок из желтоватых глыб, когда-то бывших полом, крышей и колоннами. Насколько Мей мог судить отсюда, прикрыв рукой глаза от солнца, здание было не таким уж большим. Он переглянулся с Пиартом и спешился, морщась от усталости.

Из густого сосняка со свежим прозрачным воздухом Пиарт приволок кусочек коры, а из зарослей бересклета, с которыми отождествил третий крест, – пару кожистых листьев, желтоватых по краям. Шёл второй день их странного путешествия, и вот теперь, измучив и лошадей и себя в едва проходимой чаще, они достигли последнего креста.

– Вы видели это раньше? – спросил Мей, указав на остатки сооружения. Пиарт, угрюмо потиравший больную поясницу, медленно кивнул.

– Да, когда-то. Мальчишками мы лазали туда с Вораго, – он помолчал. – Играли в борцов за свободу Альсунга. По его рассказам.

– И что это?

– Никогда не интересовался. Говорят, какой-то старый храм. Поднимемся?

– Не вижу других вариантов, – Мей выудил из-за пазухи карту. – По-моему, всё точно.

Они оставили лошадей внизу. После утомительного и тягостного карабканья, которое далось Пиарту, по-видимому, куда тяжелее: ближе к вершине он так пыхтел и отдувался за плечом Мея, что заглушал крики ворон, круживших в небе чёрными кляксами.

Под ногами Мея захрустела каменная крошка. Он подошёл к остову одной из колонн, провёл рукой – шершавое, старое, со стёршейся простой резьбой... Кто молился здесь, каким богам? Почему люди оставили это место? Он обошёл колонну – и услышал сдавленный вскрик – ужасный, разодравший тишину. Так кричат от невыносимого страдания. Он резко обернулся.

Дальше все события будто замедлились. Пиарт рухнул, как подкошенный, судорожно схватившись за что-то у груди; ничего не соображая, Мей рванулся к нему, приподнял, положил голову на колено, с усилием разжал пальцы. По мантии профессора ботаники расплывалось тёмное пятно, а из тела торчало древко стрелы. Поразительно точный выстрел.

На побелевших губах Пиарта выступила кровавая пена, но он мычал что-то, неотрывно глядя за спину Мея. Он тоже посмотрел туда. Из-за груды камней к ним бежал тот математик, Вораго. С неожиданной мощью он оттолкнул Мея, как если бы тот был хилым подростком, и разорвал одежду на груди Пиарта. Тот смотрел на него без отрыва, беспомощно и скорбно.

– Раздобудьте мне воды и чистую тряпку, – отрывисто бросил Вораго Мею и взялся за древко. – Быстро.

ГЛАВА XVII

«Мне каждую ночь всё снится, что вы смотрите на меня и не узнаёте»

(А.П. Чехов «Чайка»)

Заповедный лес встретил Нери мрачной стеной, появившись как-то сразу и вдруг, без особенных предисловий. Исполинский, он занимал почти всю северную часть материка; земли дальше на север были скудными и оттого малообжитыми, хотя и числились во власти Рагнарата; о человеке, не умеющем вести себя как подобает, среди монов говорили «как из северной глуши». Миновать лес можно было только по воде; утёсы и скалы на побережье моря Гаахтан славились своей непроходимостью; разве что чайки решались вить там свои гнёзда. О лесе говорили, да и знали всякое – идти через него напрямик надумал бы только сумасшедший.

И Нери.

Как ни странно, она даже не испугалась, когда вошла туда. Лес начинался обычными кедрами, и она беззаботно шла по ковру из мха, радуясь отдыху израненных ног. Но потом заросли стали гуще, пошли кривые шатровые деревья и те породы, о которых Нери имела очень смутное представление; купол из переплетавшихся, как в последнем рукопожатии, веток почти загородил небо.

Вечер выдался, на редкость удачно, сухим. С темнотой отовсюду зароились неясные звуки и шорохи – где-то утробно крикнула ночная птица, ветви хрустнули под чьим-то копытом, блеснуло что-то за рядами стволов... Помолившись духам, Нери развела небольшой костёр и достала остатки съестных запасов. Она только принялась жевать, привалившись спиной к шершавой коре и ощущая блаженное гудение во всём теле, как вдруг услышала негромкий хруст позади себя, а потом что-то, похожее на вздох.

Нери внезапно остро почувствовала, что она в Заповедном лесу, ночью и одна. Она притянула колени к груди и сказала вслух:

– Это ветер.

– Неправда, – отозвался тихий женский голос. Отпрыгивая от дерева, Нери чуть не выронила лепёшку. Кора пришла в движение, забурлила, запузырилась, как кипящее молоко – и вот в дереве обозначились острые черты лица, похожего на человеческое, побеги вьющегося растения прядями легли на враставшие в древесину плечи, а над выточенными скулами зажглись жёлтые глаза с узким вертикальным зрачком. Нери мгновенно утонула в этом взгляде, как в том, в роще Маантраша, кажется, тысячу лет назад – такая неземная, жуткая печаль таилась там, в янтарной глубине.

Нери упала на колени и прижала руку к груди. Она не знала, как назвать такое существо, но знала, что духам следует поклоняться.

– Прости, – выдавила она, не в силах отвести взгляд. – Я не хотела потревожить тебя. Я могу уйти. Или погасить костёр. Всё, что угодно. Только пощади меня.

Нери долго ждала ответа. Ей было и страшно, и одновременно как-то удивительно спокойно. Существо, не моргая, смотрело на неё, а она на него.

– Мне не мешает твой костёр, – медленно произнёс дух. Ему (или ей?) будто с трудом вспоминались человеческие слова. – Только не жги меня.

– Не буду. Обещаю, – Нери не решалась подняться с колен. То, с чем она говорила, наполняло её странным благоговением – рядом с кентаврами незадолго до этого она не чувствовала ничего подобного.

– Мимо леса проплывали корабли с такими, как ты, – с грустью продолжило существо. Она заметила, что от него пахнет землёй. – Почти только что. Они плыли на север. Они спешили.

«Бенедикт с наследником».

– Эти люди далеко отсюда? Я их ищу. Они очень нужны мне.

– Уже далеко. Но тебя не тронут в лесу. Я передам.

– Спасибо.

Снова повисла тишина. Нери вслушивалась в ночь и в который раз возвращалась к одним и тем же неотвязным воспоминаниям, тонула в их вязкости, точно муха в меду. Она поняла, как давно ей хочется с кем-то поговорить. Конечно, дерево – не лучший выбор для этого, но учитывая обстоятельства...

– Мои родители мертвы, – сказала она, и слова повисли в воздухе колючими ледяными шариками.

– У меня никогда их не было, – отстранённо отозвалось существо.

– Жаль. Я так любила своих.

– Любила? – в голосе засквозило недоумение. – Что это значит?

– Я не могу объяснить.

– Потому что заблуждаешься. Ты любила в них себя. Любила ваше сходство. Их заботу. Свою безопасность рядом с ними. Что угодно, но не их.

Какая чушь. Нери подавила возмущение и задумалась. Несомненно, что-то есть в этой мысли, но ведь она знает, что это не так. Она озвучила своё возражение.

– Любви не существует, – так же ровно сказало существо. – Это людское заблуждение, одно из многих. Такое же, как власть. Любовь и власть – главные ваши химеры, просто красивые сказки, которыми вы пытаетесь что-то объяснить.

Нери долго обдумывала ответ. Она замёрзла, хотя костёр ещё не догорел.

– Если любовь и власть – сказки, то ни в чём на свете не остаётся смысла.

– Добавь туда же страх, – посоветовало существо. – И смерть. Вы всё это выдумали, чтобы управлять собой же. Твои глупые сородичи. Четыре верёвки, которые вас связывают. Четыре пустых трона.

– Тогда зачем?...  – Нери не договорила. Она никогда не думала обо всём этом с такой точки зрения.

– Кто знает... Можешь спать у моих корней, если хочешь.

* * *

Шалаш стоял на поляне, поросшей крупными белыми цветами. Нери набрела на неё днём, перебегая от одного шатрового дерева к другому – их плотные кроны отлично укрывали от ливня. Сказать, что она удивилась, значит ничего не сказать. Добротно сделанное сооружение, покрытое крупными кожистыми листьями, возвышалось прямо в центре поляны, рядом с остатками кострища, и казалось вполне обжитым. Нери приблизилась, жуя недозрелый горьковатый плод – один из тех, что росли здесь в изобилии. Ей просто не верилось, что в самой глуши Заповедного леса кто-то может жить. Кто-то, кроме духов.

Поднявшись утром, она не обнаружила в дереве, под которым заночевала, ничего особенного, и отправилась дальше на север. Ориентировалась по солнцу, ёжилась от холода под дождём, наблюдала за пёстрыми ящерками, шныряющими иногда под ногами. В вершинах шумел ветер, а в лицо веяло прелью; днём здесь было совсем не страшно.

И вот – такие неожиданные признаки жилья.

В шалаше оказалась лежанка из листьев и самодельная утварь, а ещё – почему-то – несколько ножей разной длины с костяными рукоятками, разложенных ровной линией; их лезвия ослепительно ярко блестели и были остро заточены. Колеблясь, Нери поднесла к лицу один; отражение – чёткое как в зеркале. Нож был ей необходим, а тут всё равно никого... Дождаться хозяина? Но стоит ли рисковать?

Однако ждать ей не пришлось. Из-за спины, от входа в шалаш, донеслось утробное рычание. Нери обернулась.

Перед ней стоял исполинских размеров волк: желтоватые клыки обнажились, а под промокшей шерстью бугрились мышцы.

ГЛАВА XVIII

«Ах! Сколь жизнь тому ужасна,

Кто во глубь её проник»

(В.А. Жуковский «Кассандра»)

Пиарт умер вечером.

Вораго сделал всё, что было возможно, обнаружив незаурядные познания в медицине. Он бился над раненым с молчаливым упорством; Мей помогал в каком-то полубреду, проклиная себя за то, что не владеет целительной магией. Никогда ещё он не чувствовал себя таким бесполезным, и давно такой тягостный холод не сжимал сердце.

Пиарт то приходил в сознание, то снова терял его, лежал неподвижно и только провожал их обоих непривычно мягким, благодарным взглядом – это было вдвойне больно видеть на его обычно хмуром или насмешливом лице.

Как сбивчиво объяснил математик между перевязками, он давно подозревал Ректора и потому последовал за ними. Карлиос его одного, кажется, полностью поверял в свои тайны, так что он расшифровал карту почти одновременно с Пиартом. Однако убийца успел к храму раньше; Вораго схватился с ним после выстрела, но тот вырвался, да и не до него уже было – Пиарт упал, раненный.

– Кто это был? – выдохнул Мей после очередной пробежки к ручью ниже по склону.

– Я знал его, – колдуя над Пиартом, Вораго сохранял удивительную способность ясно рассуждать. – Он появлялся в Академии несколько лет назад. Давний друг Ректора. Мы попросим его показать все бумаги, как только вернёмся. Не знаю как, но я докажу его вину. Понятия не имею, зачем Ректору было подстраивать смерть парня, но это факт.

Описание убийцы, разумеется, в точности совпадало с видением из бани. Мей промолчал. «Мы попросим». Неужели он правда верит?... Пиарт на земле что-то хрипел, и его лицо покрывалось пепельной серостью.

Вскоре его не стало.

Мей видел эту смерть. От развалин уже ползли длинные тени, когда Вораго закрывал ему глаза и бережно, точно касаясь дорогого стекла, разжимал пальцы, в последний миг сдавившие ему запястье. Мей украдкой взглянул ему в лицо – и отвернулся.

Долго стояла тишина. Мей отошёл вниз по холму и смотрел, как тонут в сумерках перелески и пустоши. Он давно не молился богам, но теперь потянуло. Он недолго знал Пиарта, а на душе было так гадко, будто умер кто-то близкий и важный.

Ректор Академии. Подстроил смерть студента, подослал к Пиарту отраву... Как низко. Что святого осталось в Обетованном, если это был Ректор?

«... если это была Анна?» – эхом донеслось из прошлого.

Когда стемнело, он вернулся. Вораго застыл на коленях возле тела (язык не поворачивался называть это Пиартом) и сам напоминал полуразвалившуюся колонну. Мей тронул его за плечо.

– Надо похоронить его, – сказал он. – Или он должен упокоиться в Академии?

Математик качнул головой.

– Вообще – должен, но не теперь. Не захотел бы он остаться в той земле, – он встал и добавил, не глядя на Мея: – Пусть лежит здесь. Зароем пепел у подножия. Тут хорошо – ветер, леса. Он это любил.

Они долго возились с помостом и ветками, но костёр сложили. Ночь стала багрово-яркой. Мей держал мешочек с трофеями Пиарта из отмеченных на карте мест; это казалось теперь смешным и ненужным. Дым поднимался к небу. Вораго приложил костяшки пальцев сначала к высокому гладкому лбу, потом к губам и к груди; отвернулся и молча ушёл куда-то за развалины. А Мей, несмотря ни на что, понимал, как чудовищно устал.

* * *

Утром Вораго стал методично собираться. Мей, проснувшись (а спал он на удивление крепко – даже стыдно стало), кинулся к своим вещам. Математик удивлённо покосился на него.

– А Вы куда?

– В Академию, конечно. С Вами.

Вораго с досадой вздохнул.

– Благодарю, я и сам прекрасно доеду. И с Ректором разберусь, – встретив недоумевающий взгляд Мея, он добавил: – Странный Вы человек, господин Онир. Вам уже нечего делать в Академии. Спасибо за помощь.

– За помощь...  – повторил Мей, не зная, принимать это как сочувствие или как жестокое издевательство. Он не принёс помощь, а усугубил зло. – То есть Вы прогоняете меня?

– Я не имею права Вас прогонять, – математик сделал глоток из фляги, и струйка вина кроваво прочертила резкую линию его подбородка. Отёр локтём, шумно выдохнул. – Думал, Вы понимаете, куда идёт Ваша дорога, – он махнул рукой в сторону развалин.

Мей тоже посмотрел на них – желтоватые и тоскливые, как скелет исполинского чудища. И где-то там, среди его костей – разгадка, за которую погибли по крайней мере два хороших человека.

– Вы хотите, чтобы я остался в храме, – медленно проговорил он, начиная осознавать, что обречён.

– Я хочу, чтобы Вы отправились туда, – Вораго теперь глядел на него в упор; глаза у него были синие, до странности яркие. – А разве Вы не того же хотите?

У Мея пересохло в горле. В памяти ожило всё – и жажда познавать в Долине Отражений, и замок Ниисов, и Близнецы, и гортанный шёпот Анны, и долгие пустые скитания... Перстень с чёрным камнем налился тяжестью.

В конце концов, он уже побывал в другом мире. Почему бы не попробовать ещё раз?

– Счастливой дороги, Вораго, – сказал он наконец. – Я знаю, Вы хотели помочь нам.

– Докопайтесь до правды, если сможете, – ответил математик, коротко пожимая ему руку. – В Вашей власти разобраться, чем занимается Ректор.

– Я постараюсь, – пообещал Мей.

– Я бы жизнь сейчас отдал за то, чтобы хоть год обладать Вашим Даром.

Мей попытался улыбнуться.

– А я бы – за то, чтобы год прожить без него.

Как только всадник скрылся вдали, Мей поднялся к храму и прошёл через нечто, когда-то бывшее аркой. Вокруг толпились колонны и истуканы со стёршимися чертами. Он прошёл в остов основного здания: крыши не было, но сохранились ступени, круг колонн и пористый валун в центре. Мей присел на корточки, провёл пальцами и зажмурился, наслаждаясь. Это место дышало волшебством, пропиталось им, как губка водой. Ему казалось, что он слышит гул в пыльном воздухе и видит мерцание, улавливает голоса из прошлого, которые молятся или проклинают на умерших языках. Когда Мей открыл глаза, в камне появилось четыре небольших углубления – три, расположенные треугольником, и одно в середине. Он запустил руку в мешок.

– Пройти через огонь, – прошептал он, кладя в первую выемку горсть высохших ягод брусники. – Умереть, – листья ядовитого бересклета. – Возродиться, – веточка молодой сосны.

Оставался «ключ». Мей поправил узел с вещами, подумал о Кейле, об Атти и двух её дочках. И, сжав кулак, поднёс руку к последнему углублению. Камень подошёл идеально.

Потом храм исчез, и мимо Мея понеслись числа, троны и чужие созвездия.

ГЛАВА XIX

«Я отдохнувший взгляд обвёл вокруг,

Встав на ноги и пристально взирая,

Чтоб осмотреться в этом царстве мук»

(Данте Алигьери «Божественная комедия». Ад, IV, 4–6. Пер. М. Лозинского)

В нос ему ударил густой, медовый запах, и он поднялся, отплёвываясь от махровых белых лепестков. Так, цветы. По крайней мере, что-то знакомое. Это обнадёживает.

Мей быстро осмотрелся. Зелёную, вполне нормальную и правдоподобную полянку, где он оказался, окружали уродливо изогнутые деревья – выглядели они так, будто их долго и старательно перекручивали. Он ещё не успел составить впечатление о месте, где находился, когда тишину прорезал женский вскрик.

Оказалось, что недалеко от него стоит шалаш, у входа в который застыли друг напротив друга... Мей замешкался. Вероятно, можно было сказать, что это девушка – а скорее даже подросток, ещё не сложившаяся, худенькая девочка в неопрятных лохмотьях, с криво обрезанными волосами сумасшедше-зелёного цвета. Зажав в руке нож, она неотрывно смотрела на зверя, а зверь – на неё. Опять же – это вроде бы был волк, но такой огромный и с шерстью такого странного ржавого отлива, что Мей засомневался в своих предположениях.

Так или иначе, Мей быстро оценил ситуацию; подошёл к девушке сбоку, ступая как можно осторожнее и мягче, избегая смотреть волку в глаза. Аккуратно разжал ей ледяные пальцы, высвободил костяную рукоятку; она даже не моргала, и он едва слышал её дыхание. Она не отрывала глаз от зверя, только приникла к Мею – внезапно и всем телом. От неё пахло травой и влажной землёй. Он машинально приобнял её и сказал негромко:

– Не бойся.

Конечно, она ни звука не поняла. Он и сам не понял, зачем говорит с ней.

Увидев нож в руке Мея, зверь утробно зарычал; до Мея дошло, что кожа от этого рыка покрывается противными мурашками, только когда волк прыгнул – впечатление было примерно как от несущегося прямо на него быка.

Мей оттолкнул от себя девушку – наверное, сильнее, чем собирался, – а больше не воплотил ни одного разумного намерения: в следующую секунду они сцепились с этой необъятной тушей.

Земля навстречу, шерсть, боль, разодранная ткань, зловоние из-за жёлтых клыков... Всё смешалось, но нож он, кажется, не выпустил.

Мей почувствовал, что рёбра не выдерживают тяжести, и тихо захрипел. А потом всё закончилось – так же внезапно, как началось. Алчные челюсти почти сомкнулись на его горле, когда он наугад пырнул ножом куда-то в роскошную пушистую шкуру. Ножик выглядел жалко, и Мей не надеялся на успех, но волк вдруг застыл, и по всему его длинному телу прошлась судорога. Раздался жалобный скулёж – и стало значительно легче. Мей со стоном выбрался из-под зверя... и увидел, что это уже никакой не зверь. Лицом вниз на земле лежал смуглокожий, грязный человек в волчьей шкуре, и его пальцы были скрючены в последнем усилии подобно когтям.

Мей сглотнул, пытаясь отдышаться и прийти в себя, прислушиваясь к стуку сердца; он забыл даже о своих довольно многочисленных, но, слава богам, неглубоких кровоточащих царапинах. Гэрхо рассказывал ему об оборотнях в ряду прочей нечисти, но Мей не думал, что столкнётся сразу с кем-то (с чем-то?) в этом роде. Значит, лезвие было из серебра.

Лес, одинокая девочка с зелёными волосами (а кстати, с чего это он решил, что ей требовалась защита?... Её крик мог означать, например, какой-нибудь обряд, но это только сейчас пришло ему в голову) и мёртвый оборотень. Прекрасное начало, что и говорить.

А если он был не один? А если в этом лесу и что-нибудь пострашнее водится?

– Всё уже хорошо, вот видишь. Я друг, – успокоил он девушку, которая приблизилась – скорее удивлённо, чем испуганно, – и деловито пощупала тело ногой. Человек, естественно, никак не отреагировал.

Замарашка подняла на него глаза – тоже зелёные – и на этот раз взгляд не был затравленным. Просто вопрошающим. И ещё Мей заметил, как прямо она держится – будто несёт на голове что-то тяжёлое. Кем бы она ни была, это осанка леди.

– Друг, – он ткнул себя в грудь и беспомощно спросил: – Ты меня не понимаешь, да?

– Почему?

Это простое слово прозвучало как раскат грома посреди ясного дня. В гортанном, непривычном для слуха сочетании звуков Мей уловил смысл. Он услышал это как слово другого языка, но – понятное ему. И это поразило чуть ли не сильнее, чем схватка с волком.

А что ещё удивительнее – он и сам, судя по всему, говорит на этом языке.

– Понимаешь? – он не стал скрывать радость. – Меня зовут Мей. Я странник. Издалека.

– Хорошо, – растерянно протянула она и осмотрела его с ног до головы – довольно-таки бесцеремонно. – Я Ниэре. У тебя кровь, Мей-странник. Раны надо обработать.

* * *

Мей тихо шипел, пока странная девушка промывала его кровавые борозды в ключе, бегущем из-под корней, и перевязывала их. Она делала всё спокойно и с расстановкой, хотя и не очень умело. «Какая же она всё-таки худая», – думал Мей почти растроганно, глядя на её торчащие лопатки и острые коленки, покрытые золотистым загаром. В своём родном мире он посчитал бы её южанкой. Если бы не цвет волос, конечно. Брови и ресницы тоже были словно из травинок.

– Откуда ты взялся-то? – грубовато спросило хрупкое создание, и иллюзии Мея мгновенно рассеялись. Он прокашлялся.

– Как бы тебе объяснить... Я...

– Ты ведь не можешь жить в лесу. Хотя...  – она прищурилась. – Конечно, можешь. Откуда мне знать – вдруг ты ещё хуже этого? – пренебрежительный кивок в сторону трупа в шкуре.

– Куда уж хуже, – попытался отшутиться Мей, натягивая рубаху.

– Может быть, ты ирташи.

– Кто-кто?...

– Разве не слышал? Ирташи днём принимают человеческий облик, а по ночам ловят женщин и делают их своими жёнами. Потом, когда женщина рожает, они заживо съедают её мозг и сердце, а ребёнка забирают себе, – невозмутимо пояснила Ниэре. Мей хотел было расхохотаться, но осёкся. Как знать – здесь это может быть совсем не суеверием...

– Я же помог тебе. Я тебе не враг, – заверил он и протянул руку, чтобы коснуться её, но она отшатнулась. На тонком мускулистом предплечье мелькнула сложная вязь татуировок.

– Почему я должна тебе верить? Кто ты и откуда? Рассказывай.

Мей вздохнул. Интересно, если он скажет правду, она посчитает его сумасшедшим или для неё это в порядке вещей?

– Может, сначала ты?

– Рассказывай, – с властным напором повторила она. Мей примирительно поднял руки.

– Хорошо-хорошо... Видишь перстень? – она всмотрелась и настороженно кивнула. – Он... волшебный. Он помогает мне путешествовать... очень быстро и на очень далёкие расстояния.

Недоверие на её лице смешалось с восхищением.

– Так с тобой говорят духи? Ты ритши?

– Кто?

– Ритши. Жрец, посвящённый, – нетерпеливо пояснила она и вдруг закусила губу. – Ты не знаешь наших слов. Ты вообще не из Рагнарата, верно?

Рагнарат. Звучит величественно.

– Верно. Я же говорил, что издалека.

– И вот этот перстень перенёс тебя прямо в лес? – уточнила она.

– Да.

Кто угодно из тех, кого Мей знал, воскликнул бы на это: «Какая глупая выдумка!» А Ниэре только с серьёзным видом кивнула.

– Значит, тебе и правда помогают духи. Просто ты ещё сам не понял этого.

– Возможно. Ну, теперь...

– Но зачем ты пришёл? И откуда знаешь наш язык? – перебила она. Это становилось похожим на допрос. Мей спросил себя, почему он, собственно, отчитывается перед какой-то не блещущей умом девчонкой вместо того, чтобы пытаться выбраться отсюда.

Наверное, потому, что она пока единственное разумное существо, которое он встретил. Не считая оборотня, если он разумен.

– Там, откуда я родом, – начал он, тщательно подбирая слова; было всё ещё непривычно произносить эти дикие звуки, и язык плохо слушался его, – случилась большая беда. И её корни где-то здесь. А насчёт языка я и сам не знаю.

Её губы искривились в медленной, почему-то немного пугающей улыбке.

– Так ты тоже идёшь отомстить. Нам по пути.

Мею стало не по себе, но в то же время любопытно. Посчитав расспросы на данном этапе знакомства преждевременными, он предложил:

– Давай посмотрим, что там в шалаше. Идти ведь ещё долго, наверное. Куда ты направляешься, кстати?

– На север, – сказала она, и они пошли рядом. – Там люди, с которыми у меня общий враг.

– Враг, – повторил Мей. В нём зашевелилась память о видениях – новых и ранних. Он видел эту Ниэре – но видел девочкой, совсем ребёнком. И волка тоже видел.

А ещё убитого на ступенях трона. Это уже интереснее.

– Да, – он пропустил Ниэре вперёд, и они оба нырнули во мрак шалаша. Мей подступил к груде тряпья и хлама, над которой вились крупные мухи, и брезгливо принялся рыться в ней. Если оборотень жил здесь, может найтись и что-нибудь полезное. Кто знает, какие размеры у этого леса. – Он сделал мне много зла.

– Расскажи мне, – попросил Мей, почти не надеясь, что она согласится. И она недоверчиво мотнула головой.

– Потом... Двух ножей хватит, – сказала Ниэре, увидев, что он с уважением рассматривает серебряные лезвия.

– Ты полагаешь? – Мей постарался скрыть насмешку. – Я бы не радовался, оставшись безоружным в таком месте.

– Ты так заумно говоришь, – пробормотала она, поморщившись, а потом сказала решительно и громче: – Меня больше не тронут здесь, и тебя тоже, если будешь со мной. Есть то, что меня защищает.

«Вряд ли», – подумал Мей, вспомнив, с каким отупением от страха она смотрела на волка. Но спорить на всякий случай не стал. Спорить с женщиной вообще гиблое дело – уж это он усвоил. Лучше просто взять ножи потом, не у неё на глазах.

– Ну хоть это, – он протянул ей большую рогатку, и она, слава богам, благосклонно кивнула.

– Пригодится на птиц. Только не вздумай убивать их без дозволения духов.

Вот бы узнать ещё, как выглядит дозволение духов. А впрочем, успеется.

– Что вообще такое Рагнарат? – спросил он, чтобы отвлечься от созерцания чьих-то костей в ошмётках подгнившего мяса. Глаза Ниэре заблестели.

– О... Рагнарат – это священная земля. Оплот людей, кормящая мать и заботливый отец. Дар духов первым Владетелям, – она говорила с воодушевлением, но фразы звучали как-то заученно. Мей нашёл пузырёк с прозрачной, чуть вязкой жидкостью, от которой жутко разило. Можно тоже захватить.

– Владетелям?

– Таким, как я.

«Выяснить поподробнее», – на будущее отметил Мей.

– А Владетелями кто-нибудь правит?

Она взглянула на него как на идиота.

– Владетели не правят. Они владеют землёй. Эги работают на ней, норриэ защищают от врагов. И так далее. Так всегда было.

– Ну хорошо, – терпеливо сказал Мей. – Но есть Владетель всего Рагнарата?

– Есть, конечно. Рагнар, – на её лицо набежала тень, и она опустила голову. – И сейчас рагнар мон Кнеша.

Что-то дрогнуло в Мее при звуке этого имени. Очень странное, дразнящее ощущение. Так бывает, когда видишь очертания чего-то в тумане и не знаешь, что это, но понимаешь, что должен бы знать.

– Кто такой мон Кнеша?

Ниэре печально улыбнулась.

– Тот, с кем я обручена, – от удивления Мей чуть не выронил мешочек с загадочным травяным порошком. – И тот, кого я когда-нибудь убью.