Текст книги "Прорицатель (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА VIII

«Пределом это кажется для тех,

Кто к горю не привык. Но кто привычен,

Теряет счёт страданьям и идёт

Сквозь испытанья до конца и края...»

(У. Шекспир «Король Лир». Пер Б. Пастернака)

Весть о смерти рагнара облетела страну мгновенно – как чума облетает город, как дурманящий запах хмеля наполняет улицу. От выжженных Глазами Неба пустынь на юге до непроходимых лесов на севере, от скалистых Зубов на западе до беспредельного моря на востоке Рагнарат всколыхнулся. Знатные моны, богатые стахи, ведавшие торговлей, эги, возделывавшие землю, велги, ловившие рыбу в реках и по берегам островов, – все обратили взгляды к Альдараку, одному из личных владений рагнара и его семьи. Сказать, что случилось это неожиданно, – значит ничего не сказать, и всё же разговоры об убийстве если и велись, то в исключительных случаях и шёпотом: покуситься на жизнь повелителя вселенной, каждая капля крови которого священна, – на такое может пойти разве что проклятый духами человек, обречённый возродиться в чудовище из мира мёртвых. Испокон веков рагнары умирали достойно (или, по крайней мере, так представлялись их смерти народу Рагнарата, которого становилось всё больше со сменяющими друг друга веками, по мере того как Рагнарат поглощал близлежащие земли) – на поле брани или на одре болезни, окружённые лучшими целителями и семьёй. Смерть этого рагнара во цвете лет стремились отнести ко второму варианту, но свидетелей было слишком много – свидетелей того, как властитель мира во время одной из своих пирушек упал с лестницы и сломал себе шею. Как известно, слух – самая быстрая птица на свете, и представить это событие в более приглядном виде получилось только с большой натяжкой; так или иначе, и двух суток не прошло с падения рагнара, как последний раб в державе знал все обстоятельства, и часто это случалось раньше официального объявления от глашатая.

В столицу мигом направились, оторвавшись от своих владений, знатнейшие моны и мегоки – на похороны прежнего рагнара и для присяги новому; дороги оказались запружены, торговля затихла. В городах и селениях не смолкали разговоры; в Альдараке и его окрестностях волновались рабы – они не знали, что их ждёт: наследник рагнара даже не стал мужчиной, а такой печальной ситуации не возникало более трёхсот лет. Кроме того, их, конечно, подстёгивало отсутствие хозяев. Впрочем, это уже никого не удивляло: большинство монов считало, что в последние годы рабы вообще поразительно обнаглели и чуть что проявляют недовольство, гневя духов. К слову, в храмах по всей стране чуть ли не круглосуточно велись торжественные службы, а верховные жрецы всех основных культов (числом более сотни) тоже поспешили в Альдарак или поближе к нему. Туда же устремились всевозможные чернокнижники, ведуны, знахари и шарлатаны, которые стремились нажиться на всеобщем беспокойстве и бросались грозными пророчествами о наступающих тёмных временах.

Конечно, не дремали и враги и соперники Рагнарата, притиснутые его исполинским телом к морю или изгнанные за его пределы. Подняли головы гордые кентавры, вспомнили о равнинах горные великаны, устраивали празднества трёхглазые племена степных кочевников, вожди которых когда-то пили лошадиную кровь, в ярости давая клятву стереть Рагнарат с лица земли. Даже загадочные наги, которых оставалось всё меньше, проявили к внезапной смерти рагнара сдержанный интерес. Но всем известно, что, отправляя человека к духам, не следует скорбеть – ведь он оказывается в лучшем мире, полном блаженного забвения, здесь доступного разве что детям. Поэтому и в пределах Рагнарата смерть повелителя не вызвала в собственном смысле горя ни у кого, кроме его жены и сына.

Шесть дней жрецы готовили погребение рагнара в той высочайшей усыпальнице, что находится в Альдараке (вообще же в Рагнарате их девять – по числу месяцев и уделов рагнара, где в течение года останавливается его двор), и за эти дни страна начала потихоньку успокаиваться.

Ночью накануне того дня, когда должно было состояться погребение, Нери спокойно спала в своих покоях. Проснулась она от шума наверху – топота шагов и женских голосов. «Ведь совсем поздно», – удивлённо подумала она – или рано. Даже для слуг. Вслед за этой мыслью возникла другая, полная надежды: а если вернулся отец? Но потом она вспомнила, что рагнар умер. Значит, мон Гватха ещё несколько дней пробудет в Альдараке.

Шума становилось всё больше: Нери услышала шаги под окном, а к женским голосам вдруг добавился мужской. Поёжившись, она выбралась из-под покрывала, завернулась в домашний отрез ткани и скользнула к окну. Пели цикады. Во внутреннем дворе, залитом мягким лунным светом, перемещались и негромко переговаривались несколько людей с факелами, облачённых в чёрное – запретный цвет, цвет духов гниения и распада. Нери отшатнулась, поспешно зажгла свечу и направилась к выходу – и тут раздался крик. Женщина визжала в доме; она не поняла, где именно – но так пронзительно, как если бы ей причиняли невыносимую боль. Нери вздрогнула; сердце колотилось, и стук отдавался в ушах; она вышла и позвала Фасхи, потом Шильхе, но ей никто не ответил. Тяжёлые, чужие шаги теперь грохотали со всех сторон, и особенно снизу, в полной тишине. Кто-то что-то двигал, чем-то гремел.

«Воры», – пронеслось в голове Нери, и она прошептала себе:

– Не бойся. Не вздумай бояться.

Она вернулась в свою комнату, трясущимися руками достала из сундучка перочинный ножик – единственный острый предмет, который у неё был, – и побежала по коридору к лестнице. Нужно подняться наверх и проверить, как мама; сначала туда, а после – ко входу. Ещё не достигнув лестницы, она поняла, что с воздухом что-то не так. Едкий запах. Дым.

– Горим, – прошептала она, взбегая по лестнице. – О духи, это же пожар, – и, не способная удержаться, крикнула: – Матушка!..

В то же мгновение дверь на верхний этаж, на половину Реи, слетела с петель под мощным ударом изнутри – сапог; чужая, северная обувь. Нери вскрикнула: ей навстречу выступил высокий, прямо-таки огромный мужчина в чёрном, с закрытым повязкой лицом. А за его спиной по стенам и потолку ползло пламя.

Там осталась мама.

Нери рванулась вперёд, но мужчина спокойно и даже бережно перехватил её поперёк талии.

– Мона Ниэре, тебе лучше пойти со мной. Тебе не причинят вреда.

– Пусти! – он оставил свободными её руки, и она не глядя ткнула его ножом в бок; маленькое лезвие легко проткнуло ткань, но скользнуло по кости, не причинив ему серьёзного вреда. Он охнул, стискивая ей запястья, грязно выругался и потащил её к лестнице – хватка у него была железная. Нери выронила свечу и нож, но ухитрилась извернуться и попасть ногой ему по колену; она непрерывно билась и кричала, плача от отчаяния. Когда мужчина, лишь немного запыхавшись, сволок её вниз, она увидела, что уже весь дом охвачен пламенем; повсюду метался свет факелов, но даже они казались туманными пятнами в дымной завесе. Нери кашляла сквозь рыдания, ни на минуту не прекращая рваться; всё это походило на страшный сон. Люди с факелами, с закрытыми лицами переходили от одного предмета к другому, из угла в угол, с этажа на этаж, поджигая всё, что видели; несколько из них сгрудились у входа и ловили женщин, с криками выбегавших из своих комнат; потом их выволакивали на улицу. Крики доносились теперь и со стороны кухни, и от половины рабынь-наложниц мона Гватхи; мимо них пронёсся, распахнув рот в непрерывном вопле, совсем ещё юный раб; он бросился с кухонным ножом на одного из людей у входа; сверкнула сталь, и он тут же упал, зажимая рану в груди.

Мужчина, тащивший Нери, вышел на крыльцо и тем же бодрым шагом отошёл от дома; она обмякла у него в руках и захлёбывалась от рыданий; она уже расцарапала ему всё, до чего могла дотянуться, но он даже не ослабил хватки, неся её по-прежнему спокойно и бережно. Так же спокойно он переступил через мёртвое тело у ворот – наверное, охранника, а потом остановился и перехватил Нери поудобнее, перебросив её через плечо, точно мешок с тряпьём. В бессильной ярости она попыталась укусить его за ухо, но он отклонился; дом Владетеля Маантраша превратился в сплошную огненную стену. В темноту с утробным мычанием пронеслась белая корова, и Нери поняла, что огонь перекинулся на приусадебные постройки.

– Он только что подъехал, Захаз! – перекрикнул шум один из мужчин, подбежавший поближе. – С другой стороны. Всё уже кончено.

– Ну и хорошо, – отозвался тот, что нёс Нери, и обратился наконец к ней: – Что, если я спущу тебя на землю? Будешь разумной девочкой, пойдёшь со мной сама?

– Да, – солгала Нери, но ей слишком трудно было унять сквозившую в голосе ненависть; Захаз усмехнулся и двинулся дальше – не поверил. Нери хотелось выть от бессилия.

«Он только что подъехал» – о ком это они?

Об отце, печально подсказало что-то внутри неё.

«Нет, – подумала Нери. – Отец в Альдараке. Этого просто не может быть». Всего этого просто не может быть. Тут Захаз снова остановился – резче, чем в прошлый раз; из его горла вырвался стон, перешедший в хрип, и Нери почувствовала, как ноги ей заливает что-то горячее. Его хватка ослабла, и она оказалась на свободе; он обмяк и рухнул на колени, поддерживая вывалившиеся из распоротого брюха внутренности. Нери отвернулась, и её вырвало.

– Мона Ниэре, девочка моя, – раздался рядом мягкий голос, а в следующее мгновение она оказалась в объятиях Шильхе, так непривычно пахнущей потом, дымом и кровью; лунный свет заливал обагрённую саблю из оружейной коллекции мона Гватхи в её слабой полной руке. – Беги, пока тебя не схватили.

– Нет, Шильхе, там мама... Мама... Наверху...

– Её уже не спасти. Они идут с юга. Беги на север, к лесу.

– Нет, ты не понимаешь! Я смогу, я проберусь. Я нужна им живой – меня не убьют. Отпусти... Отпусти, я приказываю!

– Нет, мона Ниэре! – Шильхе неожиданно мощно встряхнула её, и Нери даже испугала грозная сила, проступившая на её лице. – Послушай меня. Я не знаю, кто эти люди, но они называют себя братьями Хаши.

– Хаши, – с недоумением повторила Нери. До неё просто не доходило, к чему тут всё это. Ей надо вернуться домой и вытащить маму, прямо сейчас. – Злого духа из сказок? Шильхе, я должна...

– Ты должна слушать меня. Ты пробежишь всю ночь, потом укроешься в чьём-нибудь доме, лучше у крестьян или даже рабов. Ты уйдёшь с земель Маантраша. Спрячь лицо и обрежь волосы. Никому не говори своё имя...

– Пусти! Мне надо спасти матушку и предупредить отца...

– Ты не сможешь. Они мертвы.

Нери отступила на шаг.

– Нет. Ты не знаешь этого.

– Знаю. Мона Рея сгорела, а мона Гватху убили. Рабы видели, как это случилось. Он ехал через пшеничное поле. Хотел вернуться сегодня ночью. Думаю, он ждал нападения, но его опередили. Мона Ниэре, ты слышишь меня? Нери?...

Нери молчала. Мир съёжился до размеров муравья, распался на куски, сошёл с ума, обуглился в пламени. Она повернулась и побежала в темноту – так быстро, как только могла.

ГЛАВА IX

«Я не находил разгадки и не мог совладать со смутными, непостижимыми образами, что осаждали меня, пока я смотрел и размышлял»

(Э. По «Падение дома Ашеров». Пер. Н. Галь)

С Веттоном Мей попрощался на скорую руку – по правде говоря, ему не терпелось уехать. Не слушая его возражений, он составил расписку, куда аккуратно внёс свои долги за недельное пребывание в Городе-во-Льдах, и пообещал вернуть их, как только предоставится возможность; сам же был уверен, что рано или поздно она предоставится. Он отправил шёлк матери и Атти в Город-на-Сини, продал кое-что из щедрых подарков Веттона и купил хорошего коня с добротной упряжью, а ещё побольше хлеба, сыра и вяленого мяса. Он порасспрашивал торговцев и вскоре узнал, что торговый караван с земель бывшего Альсунга в среднем достигает Академии за десять дней, но Мей то же расстояние намеревался покрыть за семь-восемь: он мог двигаться несравненно быстрее и привык к дальним путешествиям.

Ярмарка сворачивалась, когда он покидал Город утром, через Восточные ворота. Погода стояла пасмурная, и небо затягивали серые тучи. По левую руку за грядами холмов виднелись на горизонте Старые горы, за которыми голые пустоши постепенно переходили в необжитую тундру, а впереди вился широкий торговый тракт. Мей давно не должен был скрываться и порадовался тому, что может насладиться относительно ровной дорогой; он пустил коня крупной рысью.

Из своих дорожных впечатлений Мей, в общем-то, не вынес ничего нового: тянулись небогатые северные деревеньки, замшелые валуны, речушки с хлипкими мостами, мельницы, ржаные и ячменные поля, берёзовые перелески и редкие ельники. Иногда дорогу перебегал шустрый заяц или озорница-белка, а в вышине перекрикивались коршуны. Солнце лишь изредка проглядывало из-за облаков, и часто заходился мелкий дождь. На третий день пути Мей переправился через Реку Забвения (несмотря на своё громкое и древнее имя, она оказалась обыкновенной рекой, разве что очень широкой, а сварливый паромщик запросил с него за переправу вдвое больше ожидаемого), несущую свои воды от истока в Старых горах до далёкого Южного моря. Оставалось несколько переходов до Академии; так он вступил на земли Ти'арга, теперь неотличимые от того, что прежде было Альсунгом или Дорелией.

Мысли же Мея витали далеко от всего, что он видел – вокруг убийства в Академии, письма Ректора и леди Таисы. Впрочем, с ней и так всё было более-менее ясно – она любила периодически появляться в его жизни, чтобы подпортить её. Преступление же удивляло его не только своей жестокостью, странным местом и загадочными мотивами, но больше всего тем, что Ректор решил подключить людей, владевших Даром, – любой градоправитель скорее дал бы отрубить себе руку, чем связался с волшебником в таком деле. Из этого вытекало либо то, что Ректор и сам связан с магией (и Мей горел желанием это выяснить), либо то, что с ней был связан погибший юноша, а это куда более неожиданно. И потом – причины. Убить студента в таком опасном месте, так рисковать и не взять ничего из его имущества... Хотя какое уж там имущество. Что это – месть, зависть, ревность? Но Ректор не рассылал бы письма правителям городов, будь здесь заурядная бытовая история.

Мей, разумеется, покопался в своих записях и обнаружил там видение, вполне похожее на этот трагичный случай – убитый молодой человек. Это пришло к нему в пору работы в Городе-над-Пещерами, и один из его нанимателей истолковал это как угрозу своему сыну, так что приказал удвоить его охрану. Мей тогда устал повторять, что видел не того человека. Если бы ему привиделись хоть какие-то указания на место события – но этого не произошло.

Было и ещё кое-что: прямо следующая запись рисовала огромного паука. Мей давно уяснил, насколько иносказательными порой бывают его видения, и не думал, что это следует толковать в буквальном смысле, однако ему казалось, что это должно иметь к делу какое-то отношение. Хотя могло, конечно, и не иметь.

В таких размышлениях на восьмой день пути он остановился у придорожной фермы, чтобы попросить воды. Мей приметил, что люди на землях Ти'арга живут куда богаче: почти все строения, которые ему встречались, были каменными, как и этот домик – опрятный, с красной черепичной крышей. В маленьком саду буйно цвёл шиповник. Милая молодая женщина, до этого возившаяся с младенцем, вернула ему флягу наполненной доверху.

– Скажите, я далеко от Академии? – спросил Мей.

– Нет, совсем близко, – женщина, очевидно, привыкла к расспросам по этому поводу и легко махнула рукой вдоль дороги. – Через пару часов будете в Меертоне, оттуда до Академии езды всего ничего.

Мей кивнул, поблагодарил и поскакал дальше.

* * *

Закат уже окрасил облака во все оттенки жёлтого и красного, когда Мей увидел стены, окружавшие Академию, и высокие кованые ворота. Отлитая, видимо, из бронзы надпись над ними гласила: «Свобода. Знание. Честь». Мей знал, что это древний девиз Академии, основатели которой мечтали сделать её оплотом этих постулатов – и отчасти им это удалось. Она всегда оставалась независимой от какой бы то ни было власти, кроме власти избираемого Ректора, не вмешивалась в политические дрязги королевств (а после – Городов) и создавалась как содружество людей, стремившихся узнать больше об Обетованном и сохранить то, что они уже знали. По крайней мере, это было то, что Мей о ней слышал.

Он проехал через просторный сад и пересёк тенистую дубовую рощу, с любопытством глядя по сторонам. Мальчики и мужчины самых разных возрастов, все в чёрных мантиях, прохаживались по дорожкам или сидели на скамейках, беседуя. Его провожали внимательными взглядами или вежливо кланялись, но никто не делал попыток заговорить. То тут, то там Мей видел каменные и деревянные приземистые здания – должно быть, общежития; кое-где прямо на земле стояли причудливого вида приборы и установки. Один юноша с интересом разглядывал через лупу что-то на мраморном бортике большого фонтана; многие не отрывались от книг. Вскоре взору Мея представились и учебные башни, гордо возвышавшиеся над жилыми строениями; он насчитал семь – из светлого, тёмного или пёстрого камня. Верх центральной башни венчала колокольня. Мей спешился, поморщившись от боли в затёкших мышцах, и паренёк лет тринадцати на вид сразу заспешил к его коню.

– Рейнвольд, сегодня дежурный по конюшне, господин, – с поклоном представился он и взялся за повод. – Прикажете почистить и накормить животное?

– Да, конечно. И подготовь ему стойло – я здесь надолго.

– Разумеется, господин мой, – мальчишка с явным восхищением обозревал недурной наряд Мея, которым тот обзавёлся в Городе-во-Льдах, его амулеты от тёмных чар и книги, рельефно выпирающие из сумки.

– Мне нужно где-то записаться? Обо мне доложат? Я должен увидеть Ректора.

– Входите свободно, господин Ректор принимает приезжих в любое время.

«С такой системой охраны немудрено, что у них режут студентов посреди дня», – отметил про себя Мей и поднялся по ступенькам главной башни к распахнутым высоким дверям. Они были покрыты искусной резьбой по дереву, но сейчас он не располагал временем, чтобы ею полюбоваться.

Внутри всё было устроено торжественно, но скромно – множество портретов профессоров, знаменитых картин и скульптур в нишах, зато никакого золота, исполинских люстр или дорогих ковров, как в резиденциях иных градоправителей. У первого же почтенного вида старца Мей узнал дорогу к приёмной и, пока добрался до семнадцатого этажа, успел проклясть винтовую лестницу и поразиться физической закалке Ректора.

После короткого разговора с секретарём (как всё это отличалось от мучительства в приёмных градоправителей, которые обожали напускать на себя ореол исключительности и королевского величия!) Мея ввели в небольшой кабинет, где его встретил очень старый, но статный мужчина с благожелательным выражением лица; о его особом статусе говорила лишь синяя окантовка на мантии. Как только он увидел вошедшего, что-то неуловимое промелькнуло в глубине его глаз – что-то острое, встревожившее Мея; однако в следующую секунду он смотрел с той же доверительной предупредительностью.

– Одарённый из Города-во-Льдах, не так ли? Мы очень ждали Вас. Прошу, садитесь, – голос был низкий, завораживающе-приятный.

– Меня зовут Меидир аи Онир. У меня есть рекомендательное письмо от господина аи Шедона...

– Не стоит, не стоит. Я Вам верю. Если бы Вы знали, молодой человек, сколько наша встреча значит для меня лично, – Ректор смотрел на Мея с такой искренней теплотой и душевностью, что он даже на мгновение расслабился. – Вот уже несколько лет, с тех самых пор, как я узнал, что по одной со мной земле странствует человек с таким уникальным Даром, как Ваш... Да что там, Вам, наверное, повторяли это сотни раз.

– Может быть, пока не сотни, – осторожно откликнулся Мей, – но десятки уж точно.

«Он не удивляется, что приехал именно я. Градоправитель написал или у него другие источники?»

– Да, полагаю, это должно пугать временами, – Ректор улыбнулся. – Но не бойтесь, я далёк от алчности власть предержащих и готов восхищаться таким лакомым пиром издали. Простите, если подобное сравнение Вас оскорбляет.

Мей не оскорбился, но почувствовал себя более чем неуютно; с таким едва скрываемым вожделением о его способностях мог говорить только человек, неплохо разбирающийся в магии.

– Жаль, что наша встреча не произошла по более радостному поводу, – свернул он беседу в нужное русло. Ректор помрачнел.

– Вы правы. Не подумайте, что я забыл о бедном юноше – просто не в моих силах это сделать, и все мы...

Его прервал внезапный и громкий колокольный звон, оглушительно загудевший сверху. Мей вздрогнул от неожиданности. Ректор встал и любезным широким жестом пригласил его к двери.

– Это звонят к ужину. Могу я пригласить Вас в нашу трапезную? А уже потом займёмся делами – кажется, Вам не терпится.

* * *

После ужина, показавшегося голодному Мею необычайно вкусным (Ректор усадил его рядом с собой за преподавательским столом и пресекал любые расспросы любопытствующих), ему представили одного из профессоров.

– Пиарт аи Вегор, наш ведущий специалист в области ботаники, – сказал Ректор, кивком головы подозвав рослого и крепкого мужчину средних лет. Выглядел он измождённым, смотрел серьёзно и исподлобья. Под глазами пролегли тени, а подбородок оброс многодневной щетиной.

– Очень рад, – сказал Мей, пожимая ему руку.

– Меидир аи Онир, прошедший обучение в Долине Отражений.

– Взаимно, – в голосе профессора слышалась подозрительность и совсем не было радушия Ректора. Мей задался вопросом, почему из всех учителей ему представили именно его, и тут же получил ответ.

– Пиарт был руководителем покойного мальчика, – скорбно произнёс Ректор, – и первым нашёл его бумаги.

– Бумаги? – оживился Мей. Это уже было что-то ориентирующее – не то что ботаника. Когда-то Гэрхо здорово помучил его ею, однако он до сих пор считал себя полным профаном в этой области – и, честно сказать, относил её к числу тех наук, которыми могут заниматься только фанатики, достойные уважения, но напрочь отрешённые от жизни. – Могу я узнать, какие?

– Как раз они Вас и касаются, – угрюмо проговорил Пиарт, не дав ответить Ректору. – Карлиос занимался...

– Потише, друг мой, здесь слишком людно, – вмешался Ректор. – Позже я, разумеется, предоставлю господину Меидиру всё, чем мы располагаем. А сейчас – не хотите ли осмотреть то место?

– По-моему, там не на что смотреть, баня как баня, – отрезал Пиарт. – Всё давно убрали.

– Почему же, я бы взглянул, – согласился Мей. Чутьё, выработавшееся годами общения с вышестоящими людьми, подсказывало ему, что не стоит слишком уже вскидываться в присутствии Ректора. А вот Пиарт его очень заинтересовал – но судить по первому впечатлению он, слава богам, давно отучился.

Мея проводили к баням, которые выстроились за общежитиями. Изнутри доносились разговоры, причём не только на общем языке, плеск и шипение воды, попадавшей на раскалённые камни, а из приоткрытых окон валил пар – видимо, многие студенты закончили ужин пораньше.

– Не занимайте вторую, юноша, – Ректор преспокойно поймал за плечо какого-то парнишку с простынёй, куском мыла и бутылкой с надписью «Масло». Мею не нужен был его Дар, чтобы догадаться, что в ней точно не масло. – И, если Вам не трудно, зайдите туда и попросите своих товарищей её освободить.

Парнишка смутился и попытался спрятать бутыль под простыню.

– Конечно, господин Ректор, сейчас... Добрый вечер, профессор Пиарт, – и с поклоном скрылся.

Когда притихшая компания чересчур поспешно покинула вторую баню, Мей вошёл внутрь. Уже в предбаннике его окатило жаром и влажностью; из-за пара в воздухе было трудно что-либо рассмотреть.

– Вот здесь его нашли, – Пиарт указал на скамью в углу; его явно тяготила необходимость тратить тут время. – С перерезанным горлом.

– Я был при этом, – подтвердил Ректор. – Ужасное зрелище.

Мей в этом не сомневался. Он вырос в городских трущобах и насмотрелся всяческих последствий трактирных драк. Он приблизился к дощатой стене и неспешно ощупал её кончиками пальцев. Вздохнул и закрыл глаза, стараясь очистить своё сознание от всего лишнего, как учил его Гэрхо. Это была техника, доступная всем обладающим Даром – нужно только захотеть...

Много было прикосновений к этой стене – много смеха и брызг, молодой распаренной плоти... Стена как стена, ничего особенного. Довольно старая, только и всего... «А, вот и оно...» Собственное же видение всколыхнулось, как через дымку, у него в голове. Светловолосый юноша, стоявший лицом к этой самой стене – молниеносное, умелое движение ножом – брызги крови и целые струи, попавшие на скамью – грузно падающее тело, последний хрип... Теперь он отчётливо разглядел того, стоявшего сзади – крупный мужчина с тонким носом и приметным шрамом через всё лицо. Он бы наверняка узнал такого, если бы увидел. Мей открыл глаза, скользнул рукой к зеркалу на поясе – подарок Отражений, – и его мнение подтвердилось.

– Никакой магии, – сказал он, разворачиваясь. – Просто нож, как вы и говорили.

– Вы уверены? – спросил Ректор.

– Да. Убийца не использовал Дар и сам не был Одарённым.

– Откуда Вам знать? – Пиарт скептически приподнял бровь, и Ректор взглянул на него с дружеским укором.

– Карлиос был в моих видениях. Я бы почувствовал, будь это не так, – Мей при всём желании не сумел бы объяснить более понятно.

– Значит, мотивы преступника не касались волшебства? – уточнил Ректор.

– Я этого не говорил. Убийца не был Одарённым, но мы ничего не знаем о том, кто его подослал.

– Почему Вы считаете, что он действовал не по собственному почину?

«Паук», – вспомнил Мей, но решил пока не говорить об этом прямо. Им покажутся смешными его опасения. Он перешёл в наступление:

– А разве у меня нет оснований? Вы упоминали записи. Думаю, у вас уже есть необходимое звено.

Профессора переглянулись.

– Не все звенья, – вздохнул Ректор, – но у нас есть письмо к убитому, где назначается встреча.

– Не только, – с нажимом сказал Мей.

– Карлиос искал способ проникнуть в другие миры, – выпалил Пиарт. Наверняка ему не терпелось это сообщить; он раскраснелся от волнения – или от жары? – и тяжело дышал.

Мей невольно вздрогнул и стиснул в кулак ту руку, на которой носил перстень Странника – драгоценный подарок Анны; он так ни разу и не решился его использовать. Другие миры. Так вот в чём всё дело. Столько образов сразу затопило его мысли – Близнецы, уроки Гэрхо, обмолвки в старых книгах...

Отец. Его отец.

– Покажите мне эти записи, – сказал он. – Я хочу прямо сейчас увидеть их.

– Даже не отдохнёте с дороги? – вежливо уточнил Ректор.

– Я не устал. Прошу Вас, отведите меня к ним.

– О, в этом нет необходимости – я схожу за ними сам... Они в моём кабинете. Можете подождать с профессором Пиартом, обсудить детали – профессор, мне кажется, погрузился в эту тему...

– Разве что по колено, – неуклюже отшутился Пиарт. – Мы, пожалуй, выйдем: тут жарковато.

Когда из удушливой бани они наконец вышли на приятный вечерний воздух, а Ректор тем же размеренным шагом направился в сторону главной башни, Пиарт настороженно покосился на Мея:

– Перед тем, как просматривать записи, отдайте их мне ненадолго.

– Зачем? – удивился Мей. – Разве они не хранились у Вас раньше?

– Да, но...  – он замялся. – Я хотел бы сверить их со своими копиями. Им это не повредит, как и нашему делу.

«Он снял копии и собирается проверять записи после того, как они побывали у Ректора», – отметил про себя Мей. Кажется, в Академии далеко не всё так чинно и безоблачно, как ему представлялось.

– Вы не доверяете Ректору? – он понизил голос, чтобы их не расслышали проходившие мимо студенты.

– Я никому не доверяю, господин Меидир, – хмуро ответил Пиарт. Мей только сейчас заметил, что руки у него в чернильных пятнах, а под ногтями земля. – Всё это куда шире одной смерти.