Текст книги "Прорицатель (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА XIII

«Выбираться действительно было пора, к этому времени вокруг всё просто кишело разными зверьми и птицами»

(Л. Кэролл «Алиса в стране чудес». Пер. А. Кононенко)

Пиарт рассеянно ковырялся в карасе на своей тарелке, думая о том, всё ли он собрал. Вторая мантия, смена белья, фляга для воды, мыло, бритва... Карта и бумаги, конечно же. Лупа. Нож и ложка. На всякий случай – запасной мешок.

Осталось, собственно, только запастись едой на кухне. Ну и лошадь, разумеется. Меидир обещал устроить всё с мальчишками-конюхами. Ему легко рассуждать, он всю жизнь странствует.

Пиарт же нервничал, потому что в последний раз уезжал из Академии за образцами южных растений, а было это почти двадцать лет назад. Даже страшно, когда осознаешь. После этого он не отлучался никуда дальше Меертона, а тем более в такие дикие места, куда они собрались на свой страх и риск.

Пиарт вообще не узнавал себя в последнее время. Не так давно он бы ни за что не решился на такую авантюру. Если бы Ректор так подчёркнуто не избегал его, если бы не игнорировал любые просьбы о помощи... Если бы не погром, который он обнаружил однажды у себя в комнате, вернувшись с занятий. Точнее, погром у Пиарта царил всегда, но этот устроил явно не он сам: передвинуто, переставлено и переложено было всё что можно, но ничего не пропало. Ничего, кроме парочки старых, замызганных карт ещё студенческих времён, к которым он давно не прикасался.

Кто-то искал ту карту. Другого объяснения Пиарт не видел. Он не рассказал об этом случае никому, даже белобрысому прорицателю, однако именно в тот день твёрдо решился ехать.

Подозревать можно было только Вораго и Ректора. Пиарт злобно покосился в ту сторону трапезной, где обычно рассаживались математики. Вораго мог подставить его – конечно, мог, но не проще ли было тогда просто-напросто подбросить ему эту карту, а не вручать с таинственным видом лично в руки, предупреждая об опасности? Размышляя над этим, Пиарт чуть не сломал себе голову и в конце концов плюнул. В интригах он разбирался не лучше, чем в магии.

Так или иначе, кто-то в Академии упорно не хочет, чтобы тайна убийства Карлиоса раскрылась. И неизвестно, что ему важнее – само преступление или то, что связывает пресловутую карту с крестиками, «четвёртый компонент» и переходы между мирами. Значит, что-то их всё-таки связывает. Что – вот это им и предстоит выяснить.

И Пиарту уже даже неважно было, что он вполне может потерять место в Академии после этого странного побега с колдуном-чужеземцем вслед неизвестно за чем. Куда важнее установить истину: Пиарт впервые в жизни ощутил, что в Академии её оскорбляют, и это больно задело его.

Одно предположение у него уже было, хотя и довольно бредовое. Пиарт планировал поделиться им с Меидиром, как только они покинут Академию. Сегодня ночью.

Тот, кто пройдёт через огонь, должен умереть, а потом возродиться. Только после этого он обретёт ключ, чтобы открыть дверь.

Эти простые слова нашлись в записях Карлиоса, обведённые его рукой. Кажется, они тоже были выписаны из какой-то старой книги, и именно с ними связывалось упоминание о загадочных четырёх компонентах. Они вычленялись легко: условно говоря, огонь, смерть, возрождение и ключ. Если понимать «дверь» как проход в другой мир и крестики на карте как эти четыре ступени, то всё сходится. Если же нет...

– Профессор Пиарт, Вам просили передать...

На стол перед ним лёг пакет из плотной бумаги. Пиарт поднял глаза; ему поклонился веснушчатый, прыщавый мальчишка лет тринадцати. Кажется, он у него не вёл.

– Что это такое?

– Из Меертона. Трактир госпожи Эльды. Она сказала – Ваши любимые пирожные.

– Что ещё за... Ах, Эльда! – Пиарт хлопнул себя по лбу. – Молодец, спасибо.

Мальчишка убежал, а Пиарт занялся свёртком. Стряпня старушки Эльды – это сейчас кстати. Он и не думал, что она его помнит. И с чего вдруг такая доброта? Хотя... Пиарт усмехнулся. Вроде бы он когда-то ей нравился. В те времена они нередко сиживали в её славном заведении вместе с... Он помрачнел. С Вораго, конечно. С кем же ещё.

Из надорванного пакета в нос ударил запах печева и яблочного крема. Тут из-под стола послышался звук, похожий на скулёж. Пиарт приподнял скатерть и увидел, что у его ног устроился дряхлый пёс, носивший с десяток имён и живущий объедками с кухни Академии. Иногда он забредал сюда, и встречали его ласково, хотя Ректор был недоволен.

– Ладно, старина, – вздохнул Пиарт, встретившись взглядом с невыразимо печальными, слезящимися собачьими глазами. – Сегодня с тобой можно и поделиться.

Он отломил кусок от одного из пирожных и бросил псу под стол. Тот принялся за еду, и Пиарт собрался последовать его примеру, когда заметил приближающегося Меидира. Колдунишка направлялся прямо к нему и был явно чем-то встревожен. Видимо, все сегодня сговорились не дать ему спокойно пообедать.

– Я был на конюшне, – негромко бросил Меидир, остановившись будто бы для обычного приветствия. – Всё улажено. Встречаемся там в час пополуночи.

– Отлично, – сказал Пиарт. Его покоробили эти вечные начальственные интонации, но он уже знал, что спорить с ним бесполезно.

– Я только что встретил этого математика, – продолжил колдун, убедившись, что слишком уж поблизости никого нет, – ну, Вы поняли...

– Нет, – разыграл удивление Пиарт. Что-то подсказывало ему, о ком говорит Меидир, но он как мог равнодушно добавил: – У нас немало математиков, знаете ли.

– Хорошо, тогда тот, с которым Вы не разговариваете, – с лёгким раздражением пояснил прорицатель. – Так вот, он поймал меня за локоть и шепнул: «Если вы хотите ехать, делайте это скорее. Пусть Пиарт будет осторожен». Возможно, это не дословно, но смысл такой.

Пиарт нервно сглотнул. Он не сомневался в том, что это дословно, поскольку имел случаи убедиться в прекрасной памяти колдунишки. Вораго знает чересчур много. Вораго назвал его по имени. Вораго беспокоится о нём. Он не знал, какая из этих мыслей поражает его сильнее.

Беспокоится?... «Пиарт, Пиарт, какой же ты легковерный дурак». Вероятнее всего – делает вид, что беспокоится. Но зачем?

– Я ничего не говорил ему. Клянусь.

– Тогда откуда ему известно?...  – серые глаза колдунишки гневно сверкнули. Чаще всего они бывали вполне спокойными, но иногда в них промелькивала сталь. – Я же просил Вас...

– Понятия не имею, – прошипел Пиарт. – Правда... Я не говорил Вам... Это он дал мне карту. В библиотеке.

Ноздри Меидира дрогнули, раздуваясь. Он прищурился, и Пиарта почему-то прошиб пот.

– Сколько ещё Вы не рассказывали мне, Пиарт? Я думал, мы можем друг другу доверять.

– Простите меня...

– Речь не обо мне. Вы понимаете, насколько это опасно? А если карта – ловушка? Если Вораго работает на убийцу – или наоборот?

– Но для чего ему...  – начал Пиарт и осёкся. Из-под стола вновь послышался скулёж, только звучал он теперь как стон боли. Пёс вылез, подволакивая задние ноги, и дошёл почти до середины трапезной; его била крупная дрожь, а изо рта капала кровавая пена; за ним оставался алый след. Потом несчастная тварь опрокинулась набок, дёрнулась и замерла. К нему поспешил кто-то из сердобольных зоологов.

Пиарт перевёл взгляд на пирожное, которое всё ещё держал в руке.

– Вы знаете, Мей, – медленно произнёс он, – мне кажется, Вораго с нами честен. А если нет, то это обман, изощрённый даже для Отражения.

* * *

В назначенное время Пиарт подошёл к конюшне, стуча зубами от холода. Он позаботился о том, чтобы одеться соответственно: телогрейка и рубаха дополнялись тёплой мантией, перчатками и сапогами, однако это не спасало от ночного сырого холода. Он в очередной раз подумал о том, каково это – когда лето ночью не похоже на зиму, а зимой не выпадает снег. Должно быть, неплохо.

Когда он пришёл, Меидир как раз выводил под уздцы коня, чернота которого сливалась с мраком вокруг. Пиарт близоруко прищурился, силясь разглядеть его в свете факела, предусмотрительно вставленного в скобу в стене.

– Вы всё взяли? – волосы прорицателя белым пятном виднелись из-под капюшона плаща.

– Вот, – Пиарт приподнял свой немаленький вещевой мешок и с сомнением покосился на лошадь. – Вы уверены, что это... подойдёт?

Меидир любовно погладил коня по гладкому боку.

– Ну конечно. Трое ваших конюших уверили меня, что это самое спокойное животное в Академии... Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, если Вы о пирожном, – пропыхтел Пиарт, забираясь в седло – он не делал этого много лет; Меидир придержал ему стремя. – Я не пробовал его.

– Вам невероятно повезло, – сказал колдун и, исчезнув в конюшне, через секунду появился с другой лошадью – надо полагать, с той, на которой явился сюда. – Кого Вы подозреваете?

– Всех, – Пиарт возвёл глаза к небу; оно было усыпано звёздами, как трава росой. – И никого.

Но уж точно не Эльду. Если только бедная трактирщица не тронулась умом, тоскуя по утраченной молодости.

Мей вздохнул. Не ответив, он потушил факел, влез в седло и пришпорил лошадь. Впрочем, уже через пару шагов осадил её.

– Вы слышали?

– Что именно?

– Странный звук, – он махнул рукой. – Где-то там.

Пиарт пожал плечами.

– В той стороне курятник. Наверное, куры возятся.

– Это не куры, – Меидир качнул головой. – Ладно, поехали. Куда Вы хотите сначала?

– Южная окраина леса Тверси, – твёрдо сказал Пиарт. – Ближайший к нам крест на карте.

Они тронули лошадей и некоторое время ехали молча. Луна вяло освещала дорогу, периодически скрываясь за облаками. Оставляя за собой башни Академии, Пиарт чувствовал, будто внутри него что-то рвётся – и одновременно испытывал нечто пьянящее. Лишь когда показалась окраина Меертона, прорицатель спросил, оглянувшись:

– Почему именно Тверси? В чём Ваша догадка?

Что ж, сейчас или никогда. В конце концов, Пиарту не впервые приходится выставлять себя дураком перед этим невежественным юнцом, который мучается от собственных видений, лезет не в своё дело и рассуждает о вещах, которых не имеет права касаться.

– «Тот, кто пройдёт через огонь», – процитировал он, пытаясь приноровиться к конскому бегу и отсутствию почвы под ногами. – Думаю, огонь мы найдём под этим крестом.

– И что Вы поняли под огнём?

– Это должно быть что-то, находящееся исключительно в этом месте, – осторожно начал Пиарт.

– Логично.

– А среди окрестностей оно знаменито для меня одним. Не смейтесь, но там очень много брусники.

Смеяться Меидир не стал, однако Пиарт порадовался, что не видит в темноте выражения его лица.

– Брусники?

– Брусники. Ярко-алая кислая ягода.

– Я знаю, что такое брусника... Пиарт, Вы ботаник. Я ценю Ваши знания, но мы не можем на них зацикливаться. Время дорого. На рассвете Ректор хватится нас, каковы бы ни были его намерения.

– Вы правы. Но...

– И как Вы истолкуете остальное? Умереть...

– Что-нибудь ядовитое.

– Возродиться...

– Что-то лекарственное.

– Ключ?

– А вот это загадка, – признал Пиарт. – Но вспомните, что над ней бился и Карлиос. Он тоже изучал ботанику, господин Меидир, и для него растения были чем-то большим, чем просто...

– Но не он придумал эту формулу, он только её переписал, – терпеливо, как ребёнку, возразил ему колдун. – Я не верю, что древние волшебники, говоря «пройти через огонь», имели в виду банальную бруснику...

Пиарт покачал головой. Как ему объяснить? Некоторые вещи просто невозможно понять в таком возрасте. Понять, как сладостно возиться в земле – чёрной и жирной, а потом принимать от неё плоды своих трудов. Услышать, что шепчет на ветру трепетная тощая осинка. Касаться лепестков кувшинки так, как касался бы щеки возлюбленной. Полдня пробродить по лесу, а потом уткнуться лбом в красноватое чрево корявой сосны, безмолвно рассказывая ей о своей боли за себя и за всё вокруг.

Он не поймёт. А Карлиос понимал. Карлиос – с его чётким, дисциплинированным, совсем не поэтическим и не юным умом.

ГЛАВА XIV

«Мы плакали, пришедши в мир.

Но это представление с шутами. -

Какая шляпа славная!..»

(У. Шекспир «Король Лир». Пер. Б. Пастернака)

Барабаны били с утра до вечера – огромные, обтянутые воловьей кожей. Глухое биение проникало в рагнарскую резиденцию сквозь резные колонны и уникальную полупрозрачную крышу из кристаллов. Простой люд толкался на площадях и улицах в ожидании зрелища. Тысячи молодых рабынь – в основном пленных – извивались в танцах в честь правителя. В фонтанах плавали розовые лепестки; повара трудились не покладая рук; жрецы в храмах взывали к покровительству духов, закалывая ягнят и поджигая благовонные травы.

Бачхара ждала своего рагнара. Казалось, что весь Рагнарат замер, глядя на него с немым вопросом – а что дальше? Что несёт мне твоя дерзость, узурпатор, и до каких пор она протянется

* * *

Кнеша лениво растянулся на шёлковых подушках, думая обо всём сразу и ни о чём. Наступил один из тех моментов, когда ему требовалось одиночество. Вообще же, будучи человеком открытым, весёлым и лёгким на подъём, Кнеша редко нуждался в уединении. Он не отказывал себе в радостях жизни (никогда, впрочем, не превышая тех пределов, которые сам себе поставил), не любил унывать и с радостью пускался в любые авантюры. Ему было необходимо общество – хотя бы для того, чтобы посмеяться над окружающими, которых он обычно находил чрезвычайно забавными. Ему нравилось находить новые и сложные пути, выстраивать запутанные комбинации, а потом смотреть, что получится. Смотреть, как отреагируют участники его сценариев.

По крайней мере, такова была часть его натуры. Но у всего в мире есть две стороны.

И на своей теневой стороне Кнеша всегда был совершенно один. Эта тень смывала его улыбку или делала её горькой. Эта тень обнажала то, что он и так давно знал: Мироздание безумно, а с ним вместе безумен он сам. Кнеша слишком хорошо знал себя и считал, что в этом и состоит его трагедия. Человек, однажды заглянувший в бездну, уже не сможет безмятежно наблюдать за бегом облаков или полётом бабочки. Он может сколько угодно создавать видимость, наслаждаясь своей изобретательностью, но бездна снова и снова будет являться ему во снах. Бездна, полная огня и темноты, боли и страсти.

Вслушиваясь в грохот барабанов, Кнеша почему-то вспомнил о Бенедикте. Интересно, каков он в его глазах? Это нетрудно представить: беспринципный и циничный негодяй, охваченный жаждой власти и упивающийся насилием. Что ж, это мнение забавно в той же степени, в какой ложно.

Наверное, так же думает и Нери, раз она сбежала. Глупая девочка. Узнав об обстоятельствах её исчезновения, Кнеша хохотал до слёз: честное слово, он многое бы отдал, чтобы ещё раз увидеть тот мокрый хаос разрушений, который она оставила за собой в Альдараке. Он давно так не развлекался. Ну что ж, удачи, Владетельница Маантраша. Несчастное дитя – и больше ничего. Кнеша боялся её не больше рагнарского сына или Бенедикта – точнее сказать, не боялся никого из них. Он вообще ничего не боялся. Жизнь обработала его таким образом, что сама способность испытывать страх у него пропала – зато появились другие способности, куда более ценные. Кнеша никому не рассказывал о бурных поворотах своей насыщенной биографии, но лелеял в памяти каждую деталь. Какова бы она ни была, она привела его к рагнарскому трону – и, что ещё важнее, сделала тем, кто он есть.

В голове мелькнуло мгновенное воспоминание – как яркая вспышка. Даже целая цепочка воспоминаний. Слёзы матери – мёртвый отец – рубка в битве – галеры в море – книги – профиль медноволосой девушки – золото монет сквозь пальцы – песок в пустыне – великанья ступня с него длиной... Кажется, сложился ещё один стихотворный экспромт. Надо будет записать – но это после, после.

Бенедикт, Бенедикт... Сколько тайн, оказывается, хранило и твоё суровое, неподкупное чело. А толку от этих тайн? Не больше, чем от всего вокруг.

– Повелитель, – вошёл Салдиим с пёстрой свитой монов и вооружёнными охранниками. – Пора.

Кнеша кивнул и встал. Он и сам слышал наступившую снаружи тишину. Кто-то накинул ему на плечи одеяние, блещущее золотом и расшитое драгоценными камнями. Тяжёлое.

Эскорт почтительно окружил его, и он двинулся вперёд – через одну, другую, третью залу – к балкону, поприветствовать народ. А вот и балкон. Павлиньи перья, старый верховный жрец, согнувшийся в поклоне, и толпа внизу. Кнеша шагнул и развёл руки в стороны. Эффектность ему нравилась.

– Бачхара, – сказал он негромко, но его голос заглушил даже шум непрерывного дождя, – я твой рагнар.

Сотворённая усилием его воли огненная арка поднялась над дворцом, и толпа зашлась в едином приветственном рёве.

ГЛАВА XV

«Он, несмотря ни на что, достиг желанных Пенатов,

Вновь обладателем стал чаемых долго полей -

Мне ж предстоит навсегда лишиться отеческой почвы,

Ежели только свой гнев бог не изволит смягчить»

(Овидий «Скорбные элегии», V, 81–84. Пер. С.В. Шервинского)

Нери проснулась, когда в маленькое окошко уже вовсю били солнечные лучи. Некоторое время она лежала, не двигаясь, и пыталась осознать, где находится. Прямо под окошком была свалена груда тряпья, на которой она приютилась; в ужасной тесноте под крышей убогой глиняной хижины, среди грязных стен, притулились выложенный камнями очаг, несколько лежанок, замызганная соломенная циновка, полки с горшками и плошками да прялка. В нескольких местах крыша протекала, и редкий слепой дождь капал в подставленные посудины.

Нери поднялась, с трудом вспоминая прошедшие события. Она обнаружила на себе сухую одежду женщины-эги; лохмотьев, в которые превратилось её шёлковое одеяние, нигде не было видно. Только сейчас она заметила, что в углу двое невообразимо испачканных и голых детишек возятся с тряпичной куклой. Они как раз пытались накормить её репой, когда девочка поменьше заметила Нери, тихонько бредущую к выходу из хижины, занавешенному продырявленным полотнищем.

– Я сейчас позову маму, высокородная мона, – сообщила она и выбежала на улицу. «Маму»... Мысль о матери обожгла Нери, как раскалённый металл. Едва подумав об этом, она ощутила, как вчерашний жар входит в кости и мышцы, и ощущение потрясающей лёгкости возникло где-то в животе. Сила Маантраша. Она пробудилась от подарка наги. Голова кружилась при одной мысли о том, что она теперь в ней, в её теле, при одном воспоминании о реке, повинующейся взмаху её руки.

Снаружи послышались голоса. У этих бедных людей, конечно, нет снурка; как жаль, что с собой у неё ни монеты, чтобы их отблагодарить. Но ничего, когда-нибудь она сделает это. Она доберётся до Заповедного леса – до места, где никто не найдёт её, даже мон Кнеша. А потом, набравшись сил, отомстит за свою семью. Увидев на полке большой нож для мяса, Нери взяла его и, успокаивающе улыбнувшись испуганному ребёнку, поднесла к своим спутавшимся, всё ещё влажным волосам.

Ей предстоит долгий путь, ей суждено пролить кровь – а значит, не нужны больше шестнадцать кос. Она не станет женщиной, пока жив мон Кнеша.

* * *

На четвёртый день пути на север Нери поняла, что стёрла ноги до крови – ей никогда не приходилось так подолгу ходить пешком по таким дурным, каменистым тропам. Каждый шаг причинял боль, и она остановилась у обочины, чтобы перевязать ступни. Она отодрала полоску ткани от подола и присела на поваленный сосновый ствол. Всё тело ныло от усталости, но до леса, кажется, было ещё далеко. Нери старалась не попадаться никому на глаза и питалась пока только лепёшками, сыром и сушёными фруктами, которыми её просто и почтительно наделила семья Тилши. Шли дожди, и между ними она едва успевала обсохнуть. Сила больше не отзывалась, сколько бы она ни пыталась на ней сосредоточиться, однако Нери, осознавая, что без неё в лесу вряд ли выживет, шла туда с упрямством, которое удивляло даже её саму.

Перетягивая кровоточащие мозоли, она услышала дробный стук копыт и замерла, не закончив узел. О духи. Должно быть, она очутилась на границе земель кентавров, а кентавры – давние враги Рагнарата.

«Но я теперь тоже враг Рагнарата, если им правит Кнеша», – вспомнила Нери и, осмелев, подняла голову. Трое существ, тела которых начинались с курчавых человеческих макушек и заканчивались мощными крупами и копытами, с топотом окружили её. Нери покрылась мурашками, как когда-то рядом с женщиной-полузмеёй, но не согнула спину.

Ей ли теперь гнуть спину перед кем бы то ни было?

– Девочка-чужеземка, – пророкотал гнедой кентавр, бывший крупнее остальных. От него исходил горьковатый запах пота и почему-то скошенной травы. – Твои ноги в крови, зато руки изнеженные.

– А волосы обрезаны, как у мужчины, – добавил второй, более светлой масти.

– Что ты делаешь так далеко от дома? – спросил третий.

– Иду в Заповедный лес, – сказала Нери. Она стояла, сцепив ладони в замок, поддерживая локтём прижатый к бедру мешок с едой и всем своим видом показывая, что не представляет угрозы. – Пожалуйста, пропустите меня.

– Ты идёшь на верную смерть, – дружелюбно заметил первый кентавр после недолгого молчания. – Ты погибнешь от голода, потому что не знаешь, какие участки земли там не отравлены.

– Если ночью вечно голодные существа не перекусят твою тонкую шею, – добавил самый юный. – Ты от кого-нибудь прячешься?

Нери не ответила на это, только ещё раз попросила пропустить её. Она была такой усталой и опустошённой, что совершенно не хотела препираться с кентаврами, тем более от них, таких похожих, у неё пестрило в глазах. В любом случае им незачем знать больше. Если угодно – пусть её убьют, но вернуться ни за что не заставят.

Она безропотно ждала, пока кентавры совещались на своём гортанном наречии, роя копытами землю. Потемнело, и набухшее небо снова грозилось пролиться дождём.

Вскоре гнедой, которого Нери приняла за их предводителя, положил тяжёлую, обветренную ладонь ей на плечо, и она вздрогнула от прикосновения.

– Мы поняли, кто ты, девочка с окровавленными ногами. Ты пахнешь Маантрашем. Когда-то твои предки одними из первых ступили на эту землю, приплыв из-за моря.

– Мы могли бы выдать тебя новому рагнару и получить за это то, что захотим, – легко подхватил второй, – но это было бы слишком дружеской услугой. Он дурной человек. Он оскорбляет Рагнарат.

– Так вы не в союзе? – Нери была сбита с толку. Разрушалось уже второе её предположение.

– В союзе не по доброй воле, а из страха. Ступай в лес и попробуй выжить, если хочешь.

– В сторону леса стекаются те, кто против рагнара. Твои сородичи. Правда, это пока лишь слухи, доносимые птицами.

– Кто именно? – жадно спросила Нери. Ей не верилось, что кто-то способен открыто пойти против мона Кнеши, если он сумел запугать чем-то даже бесстрашных, неподкупных кентавров. – Кто?

– Молодой наследник и его учитель, – ответил юный кентавр, плавным движением вытащил стрелу из колчана за спиной и натянул тетиву, – кажется, вы зовёте его Бенедикт. А теперь иди, Ниэре из Маантраша. И мы не солжём рагнару, если скажем, что стреляли в разыскиваемую преступницу, но стрела уже не достигла её.