Текст книги "Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)

Я слушал это, едва сдерживая гнев.

– После операции в Мериде директор СБС Дель Сото приказал свернуть проект. Патридж уже активно готовился к сделке с лидерами Консорциума, и больше не желал усугублять конфликт с нами. Им была спланирована операция по уничтожению лидеров оппозиции под видом действий Сопротивления, после которой Протектор должен был выступить с заявлением, призывающим всех забыть о разногласиях и объединиться против «общей террористической угрозы». За кулисами этого заявления должна была состояться «сделка века» с лидерами Консорциума, по условиям которой власть и влияние должны были быть распределены на паритетных условиях, при сохранении за Патриджем должности Протектора. У него были все основания думать, что мы согласимся на «мировую» на таких условиях. Относительно тебя было решено, что без общественной поддержки ты существенной угрозы не представляешь, и тебя лучше пока оставить в покое, а Чхон – позднее сможет сделать с тобой все, что захочет. По поручению Чхона, группа Колда издали следила, не вмешиваясь, за твоими «задушевными беседами» с бывшим сослуживцем Карпентером и бывшим однокурсником Торричелли. Они оба были тихо устранены после того, как ты ушел.

С этими словами Нагано широко улыбнулся.

– Вот тут-то ты и превратился в «черного лебедя». Кто мог предвидеть, что ты вдруг захочешь пообщаться с Захери, и что у него в закромах окажутся записи Карима Рамади, компрометирующие Патриджа? Кто мог предвидеть, что ты перешлешь их Анне Миллер, а та – опубликует их на весь свет? Кто мог предсказать, что евразийцы перебросят тебя в Подгорицу, где ты спасешь жизни лидеров оппозиции? Судьба жестоко посмеялась над теми, кто задрал нос, полагая, что властен над ней. Очень многим людям пришлось выбрасывать свои планы в корзину и срочно строить новые. «Сделка века» состоялась, ибо такова была логика истории. Но несколько не в том формате, как полагал старина Патридж.

– Очень удачно для вас, – кисло заметил я.

– Да, пожалуй, – не стал спорить Нагано. – Если бы это не произошло случайно – это стоило бы спланировать. Тебя интересует, что с Чхоном? Что ж, наиболее кратким и честным ответом будет ответ – «все нормально». Патриджу его услуги в ближайшее время не понадобятся. Однако в силу многих причин Чхон оказался надежно укрыт под зонтиком обещанного сэру Уоллесу иммунитета. Никому не выгодно вытаскивать его на свет Божий. И это не произойдет.

– У меня на этот счет может быть иное мнение, – заметил я.

– Я не желаю верить, что ты настолько сильно переоцениваешь свое влияние, Димитрис, дабы полагать, что твое мнение на этот счет имеет большое значение. Ты был марионеткой всю свою сознательную жизнь, за исключением крайне короткого промежутка времени менее чем в сутки, когда тебе случайно удалось нарушить множество разных планов. Этой случайности больше не будет суждено повториться. Чхону не составит никакого труда уничтожить тебя и всех, кто тебе дорог. Поверь мне, я очень хорошо и давно знаю этого человека. Ты до сих пор жив лишь потому, что он никогда не видел в тебе противника. В реальном противостоянии с ним у тебя не будет никаких шансов. И никто в мире тебе не поможет.

– В чем же тогда предложение, для которого вы меня пригласили? Сдаться?

– Я не могу предложить тебе месть и торжество над твоим противником, Димитрис. Никто тебе этого не предложит. Но я могу предложить тебе иммунитет. Мы с Робером Фламини знакомы очень давно. У меня есть много причин выполнить его просьбу, и получить право на ответную услугу. Так что я готов гарантировать, что ты, Лаура, ваш будущий ребенок, и ваши друзья – будут неприкосновенны.

– Сомневаюсь, что вы, или кто-либо другой в этом мире, в силах заставить Чхона делать что-то или не делать чего-то, – скептически покачал головой я. – Мне придется всю мою жизнь оглядываться через плечо, опасаться за себя, за Лори, за нашу дочь…

– Я никогда не обещаю того, что не в состоянии выполнить, – покачал головой Нагано.

С этими словами он щёлкнул пальцем – и один из аквариумов, за которым секунду назад виднелись кораллы, вдруг погас. Это оказался воздушный дисплей. На самом же дела за стеклом стояли силуэту нескольких людей. Я привстал на костылях и сделал несколько шагов в том направлении. С каждым следующим шагом сомнения устранялись. Из-за стекла на меня смотрел, усмехаясь, сам Чхон. За его спиной стояли, словно каменные истуканы, великан Тайсон Блэк и мрачный, как всегда, Колд.

– Ты! – прошипел сквозь зубы я, с ненавистью уставившись на Чхона.

– Давай обойдемся хоть раз без театральных эффектов, триста двадцать четвертый, – презрительно сплюнул тот. – Или у тебя вообще нет другого режима поведения, кроме режима эпического героя из сраного фильма, снятого по комиксам для 12-летних? Ты меня искал? Вот он – я. Что ты хочешь сказать мне? Я бы мог сейчас войти к тебе и прикончить голыми руками то, что от тебя осталось, ровно за секунду. Помощь Блэка или Колда мне бы не понадобилось. Хочешь закончить все так? Это было бы вполне в стиле идиотского и дешевого героического жанра, в котором ты прожил свою жизнь. Я убил бы тебя. Потом пошел бы к твоей беззащитной девке, трахнул бы ее, и тоже убил бы. Так ведь положено по законам жанра?

– Гаррисон и Окифора тоже думали, что они очень круты, – прошептал я, глядя на него с ненавистью сквозь стекло.

– Ты убил их только потому, что тебе позволили это сделать. Все это время ты был на мушке у моих бойцов. Сильно торжествовал? Весьма забавно было смотреть на это со стороны. Но, надо признаться, зрелище было приятное. Драться я тебя все-таки сумел научить вполне себе сносно. Это – единственное, что мне в тебе нравится. Кроме твоей феноменальной живучести, само собой. Очень жаль, что мы с тобой оказались физиологически несовместимы. Если бы не это, можешь не сомневаться – твой мозг давно бы гнил в пакете для отходов, а возможностями твоего уникального организма пользовался бы тот, кто этого намного больше достоин.

– Да пошел ты, ублюдок! Думаешь, ты победил?! Не спеши, говнюк! Однажды мне уже удалось спутать карты кое-кому посерьезнее, чем ты! Может быть, удастся и еще раз…

– Никто никому не будет путать карт, – раздался позади усталый голос Нагано. – Мы ведь не для этого тут собрались, верно?

Чхон посмотрел на меня с ненавистью и презрением.

– Ты слишком много о себе возомнил, триста двадцать четвертый. Ты правда думаешь, что я сплю и вижу, как перерезать глотку твоей холеной шлюшке, или утопить вашего еще не родившегося щенка? Да мне на вас глубоко насрать. Я пережевывал и высерал сотни таких, как вы, задолго до того, как ты появился на свет. Ты – вошь на страницах истории. У тебя был шанс занять в ней более достойное место. Но ты просрал его, как последний кретин. И мне плевать, что будет с тобой дальше. Если такова воля сэнсэя Нагано, я готов больше не беспокоить тебя до конца твоей жизни – жалкой, убогой, пустой и бессмысленной. Наслаждайся участью, которую ты себе избрал.

– Да ну? А что будет с твоими дьявольскими программами, которые ты курируешь? Что будет с другими людьми, которые стали и еще станут жертвами твоих экспериментов?

– А вот это – уже не твое собачье дело. Прогресс движется вперед, и всем плевать на узколобых консервативных кретинов, которые не желают видеть логики истории! – гневно ответил на это Чхон.

Сзади донесся умиротворенный голос Нагано.

– Один из пунктов договоренностей, достигнутых во время Канберрской Встречи, касается ограничения экспериментов. Корпоративный сектор согласился пойти на некоторые уступки в этом отношении, дабы не опережать ход истории. Человечеству нужно время, чтобы подготовиться к некоторым изменениям.

– Я не верю в эти сказки, – покачал головой я. – Все эти эксперименты будут продолжаться тайно в какой-то глухомани, выведенной из-под всех юрисдикций с помощью различных юридических уловок!

– А если и так – разве ты имеешь власть изменить это? – пожал плечами сэнсэй. – Сейчас здесь идет торг не о судьбе человечества, а о твоей судьбе. У тебя есть уникальный шанс на новую жизнь. Им стоит воспользоваться. Умный человек должен знать, когда пора остановиться, уметь идти на компромиссы и трезво оценивать свои силы, а также силы противников, и, самое главное – силы природы, которым никто и ничто не в состоянии противостоять. Если ты не пожелаешь принять повороты истории, какими они есть, будешь пытаться повернуть ее вспять – жернова истории просто сотрут тебя в пыль. А мир останется таким, каков есть. Это – тоже выбор. Мои древние соотечественники, самураи, часто делали выбор в пользу верной гибели, веря, что они сохраняют при этом честь и достоинство. Но при взгляде на их поступки с высоты тех знаний, которые имеет человечество на пороге XXII века, возникают сомнения, не были ли те поступки сущей глупостью.

Некоторое время я молчал, переглядываясь с Чхоном. Казалось, что мы смотрели друг на друга целую вечность, и никто не отводил взгляда. Ни одно желание в моей душе не было сильнее желания вытрясти душу из этого сукина сына. Забыть о нем? Простить все, что он сделал с моей жизнью? Смириться с тем, что он продолжит свои темные дела? Нет, я определенно не был на это способен.

Но, может быть, мне поможет время.

– Я ненавижу тебя большего всего на свете, Чхон, – произнес я тихо, глядя на него, а затем на его телохранителей. – И я верю, что я смог бы тебя прикончить. Рано или поздно, положив на это всю свою жизнь, потеряв всё, что имею и что люблю, – я бы тебя достал. Достал бы хоть на краю света – и тебя, и твоих выкормышей – и вытряс бы из вас то, что у вас вместо души.

– Так что, может, попробуешь? – осклабился тот довольно. – Я бы поиграл в эту игру с удовольствием. Хотя она оказалась бы короче, чем ты думаешь.

Я усмехнулся, и отрицательно покачал головой.

– В этом нет смысла. Ведь моя победа была бы твоей победой. Чтобы уничтожить тебя, мне пришлось бы стать тем, в кого ты всегда пытался меня превратить. Пришлось бы стать тобой. Но это – в тысячу раз хуже, чем сдохнуть.

– Что за сопливая философская муть? – скривился тот брезгливо. – Такое впечатление, что твоими устами говорит тот мягкотелый мужичок-слюнтяй, который называл тебя своим «папашей». Да только вот в тебе нет ни единого гена этого бесполезного мудака. А знаешь, чьи гены в тебе есть? Мои!

– В пекло гены, – покачал головой я. – Ты ведь стал моральным уродом не из-за генов. Кем был твой отец? Рыбаком? Сборщиком риса? Если бы он видел, кем или чем стал его сын…

– Неужели ты правда полагаешь, триста двадцать четвертый, что твои убогие нотации в стиле дерьмовой мелодрамы задевают тонкие струны моей ранимой души? – заржал Чхон, и тут же посуровел. – У тебя есть всего лишь один шанс. Один грёбаный шанс уйти живым. Такой шанс за всю мою жизнь получали немногие.

– Давай только не будем разыгрывать великодушие, ладно? Не ты даешь мне этот шанс, а твой босс. А ты вынужден будешь подчиниться его решению, как собачонка. Так ведь?

– Будь осторожен, сопляк, – прошептал Чхон, гневно сжав зубы.

– Довольно, – урезонил нас Нагано. – Мое время стоит слишком дорого, чтобы я мог позволить себе тратить его на созерцание бессмысленных препирательств. Димитрис – твой ответ?

Я вздохнул.

– Будь ты проклят, Чхон, – произнес я на прощание генералу.

– Да пошел ты, – донеслось в ответ.

Повернувшись к Нагано, я согласно кивнул.

§ 54

Лето 2096-го выдалось на удивление жарким. Умостившись на заднем сиденье микроавтобуса, я глядел на североафриканскую пустыню, которую многочисленные оросительные системы и армии агботов не без успеха пытались превратить обратно в саванну, сквозь окно просторного бусика. Лори, крепко держа меня за руку, мирно спала у меня на плече. Признаться, я был этому рад – в конце восьмого месяца женщины порой делаются весьма раздражительными. На коленях у Лори, около ее округлого животика, умостил свою мохнатую башку Мишка. Он выглядел спящим, но порой стриг ушами, готовый в любой миг броситься на защиту хозяйки.

– О, смотрите! – воскликнул весело юный Седрик Лайонелл, который сидел на среднем сиденье вместе с родителями, и прилип носом к окну. – Это тут папа будет работать?!

Мальчик указывал пальцем в сторону массивных бетонных сооружений, которые высились вдалеке, за распаханными полями, под гигантской вывеской «Брайт фьючер инк.».

– Не напоминай мне об этом, сына, – проворчал Джерри, взъерошив волосы ребенка – такие же кучерявые и непослушные, как у отца. – Все никак не могу представить себя в роли механика в спецовке, чей рабочий день начинается в 09:00.

– Эй, хватит ныть! – бодро отозвался сидящий за рулем Грубер. – Бартон, хоть мне и не нравится этот заносчивый сукин сын, но рабочие места нам выбил весьма сносные.

– Ну-ну. Мне жутко греет сердце, старина, что мы будем причастны к великому проекту «Одиссея», – буркнул бывший казачий атаман. – Гаечный ключ будет просто танцевать у меня в руке при мысли о далеких звездах, куда когда-нибудь может-быть отправиться гайка…

– Не зуди! – ткнула его в плечо сидящая рядом Катька.

Нахмурившись, он позволил жене чмокнуть себя в небритую щеку, и больше не возмущался. Новенькая бетонная дорога привела нас к месту нашего назначения примерно десять минут спустя. Когда Грубер заглушил двигатель, я нежно поцеловал Лори в темечко, и шепнул ей на ухо:

– Приехали, милая.

Она сонно пробормотала в ответ что-то протестующее. Мишка уткнулся мокрым носом ей в ухо, а затем лизнул в щеку. Отпихиваясь от его морды ладонью, она нехотя разлепила глаза.

– Что, уже? – хриплым спросонья голосом переспросила она.

– Да, – поглаживая ее по волосам, произнес я. – Пойдем, взглянем.

Выбравшись из микроавтобуса, я неловко стал на роботизированный протез левой ноги, помогая себе тростью. В то, что я смогу бегать с этой хреновиной марафоны, пока верилось с большим трудом.

– Привыкнешь, – ободрила меня Рина, выбравшись в переднего сиденья. – Я о своем, бывает, за день и не вспомню ни разу.

Был как раз час кормления, и она держала крохотного Мэтта, похожего на сверток, у своей набухшей груди. Я несколько раз моргнул, не в силах привыкнуть к лицезрению Рины Кейдж в таком амплуа.

– Будешь пялиться на сиськи – мой муж надерет тебе задницу, – усмехнулась Рина.

– И не только он, – все еще зевая, прошептала Лори, вылезая из машины следом за мной, подмигивая Рине и беря меня под руку.

Джерри, тем временем, громко присвистнул, оглядев панораму, открывшуюся с вершины холма, на которой остановил микроавтобус Грубер. В уютной долине между двух холмов на берегу моря расположилась место, которое, учитывая окружающую пустыню, впору было назвать «оазисом». Долину прорезала маленькая речушка, или, если уж быть технически точным – канал. На обоих берегах канала, соединенного несколькими мостиками, расположились несколько сотен ровненьких земельных участков, которым еще только предстояло стать новым селением под названием «Брайт Вэлли».

Атмосферный генератор уже работал, хоть это и не было здесь обязательным – уровень вредного ультрафиолетового излучения в этой местности был одним из самых слабых на планете. На участках, где предстояло разместиться школе, больнице, магазинам, предприятиям сферы услуг и жилым домам, сейчас стояли временные металлические модульные постройки – именно в них предстояло первое время жить новому персоналу компании «Брайт фьючер инк.», до тех пор, пока рядом не будут построены полноценные здания. Однако в селении уже активно кипела жизнь. Кто-то что-то строил и мастерил. Кто-то высаживал на своих участках и по периметру селения деревья и кусты. У лодочного пирса качались на волнах несколько моторных и парусных лодок и катеров.

– А знаешь, что? – приобнимая меня за плечи, мечтательно прошептала Лори. – Я никогда не была ценителем сельских пейзажей. Но здесь красиво. Так спокойно и уютно!

– Значит, ты уже не в таком ужасе, как раньше, от мысли о разлуке с сиднейской суетой и своей адвокатской практикой? – спросил я, улыбаясь.

– Посмотрим. Может быть, этот мой дауншифтинг окажется все-таки дольше, чем я изначально думала, – улыбнулась Лаура в ответ. – В конце концов, многие вещи ведь можно делать через Сеть, не правда ли?

– Здесь может быть настоящий рай через лет пять, – заметила Катька, обнимая мужа. – Если приложить много труда и хоть немного любви, то даже темный заброшенный железнодорожный тоннель может стать настоящим домом. А уж такое место – и подавно.

– Класс, класс! – восторженно вскричал Седрик. – Пап, а в речке купаться можно будет?!

Грубер поднял руки вверх, потянулся и вздохнул полной грудью. Его щеки были румяными от свежего воздуха, а косматые рыжие волосы на бороде колебались от ветра.

– Ну что, насмотрелись? – спросил он. – Давайте тогда найдем наши участки, и будем заселяться. Хлопот тут – дай Бог до ночи управиться.

Десять минут спустя я уже задумчиво прохаживался вдоль границ земельного участка площадью в двадцать соток, пытаясь почувствовать, каково это – ощущать себя хозяином этого клочка суши. Мишка с высунутым языком задорно носился вокруг, преследуя стрекочущих кузнечиков и еще какую-то живность, которая пряталась в высокой траве, успевшей прорасти на добротном черноземе, завезенном сюда перед заложением селения.

– Знаешь, грека? – спросил Джерри, который прохаживался по смежному участку, держа руку на плече у Седрика. – Я предлагаю не устанавливать здесь забора. Малые наверняка подружатся, будут бегать друг к другу в гости. Но только я сразу предупреждаю, по-добрососедски: если твой пес будет портить огород, который Катька вознамерилась тут высадить, то быть беде. Она с такими вещами шутить не любит.

– Я, честно говоря, подумывал засеять все газоном, – пробормотал я.

– От городского хрыча я ничего другого и не ждал.

Я соврал, говоря Джерри о своих мыслях. Ни о каком газоне я в тот момент не думал. Не мог думать о таких вещах. Я до сих пор не был мысленно здесь. Не принадлежал этому месту. И не знал, изменится ли это когда-нибудь. После безумных 35 лет, которые я прожил, предположение о том, что я могу просто осесть, строить дом, любить жену, растить дочь, работать на обычной безопасной работе – было слишком невероятным, чтобы в него поверить. Я бы не удивился, если бы на ближайшем холме оказался снайпер, целящийся мне в грудь. Не удивился бы внезапо начавшим рваться вокруг снарядам. Не удивился бы вести о том, что мне нужно немедленно ехать куда-то за тридевять земель, спасать кого-то или спасаться от чего-то самому. Но тот простой факт, что я могу просто жить, как нормальный человек, был слишком уж невероятным, чтобы я в него поверил.

Я пока не мог думать о будущем. Я был просто рад, что о нашем приезде сюда пока еще никто не прознал. Что вокруг не журчат пропеллерами назойливые дроны служб новостей, не бегают толпы репортеров с провокационными вопросами, никто не тычет мне в нос плакаты и не выкрикивают лозунги.

– Эй, соседи! – окликнул нас с Джерри добродушно пузатый, похожий на Санта Клауса мужичок с участка, который граничил с моим. – День добрый! Что, только заселились?!

– Ой, пап! Смотри! – в полном восторге вскричал Седрик.

Столько эмоций вызвали у мальчика дюжина мохнатых хрюшек, которые радостно бегали друг за другом в загончике на участке соседа. Владелец этого хозяйства, пожилой мужчина с длинными усами, увидев интерес со стороны мальчика, жестом пригласил нас приблизиться. Поросята были необычные – покрытые защитными пластинами, словно носороги.

– Обалдеть! Да я на таких полжизни охотился! – восхитился Джером, пожимая руку владельцу поросят. – Что, заготавливаете мясо на зиму?

– Нет, что вы, – рассмеялся тот громко. – Моя жена – вегетарианка, она бы мне в жизни этого не простила. Выращиваю их, чтобы выпустить в округе. Они хорошо приживаются в любых климатических условиях. Сильные, выносливые, но для людей не опасны. Они станут важной частью здешней фауны.

– А вы уверены, что это не нарушит природную экосистему? – спросил я, сделавшись угрюмым при виде очередного свидетельства того, как люди пытаются быть богами.

– Нечего нарушать, к сожалению, – ответил мужичок, разводя руками и окидывая взглядом окружающий пейзаж. – Мы, словно инопланетные колонисты, создаем совершенно новую экосистему посреди выжженной пустыни. Ничего не поделаешь – придется заселять ее самим. Уж как умеем. Мы с женой потратили год, чтобы смоделировать различные варианты, и разработать оптимальный проект экосистемы. Но, конечно же, многое предстоит познавать методом проб и ошибок.

– Так это ваша профессия? – удивился Джерри.

– Да. Мы – инженеры-экологи. Специализируемся как раз на создании и модификации микробиом. Для нас стало удивительным событием приглашением в проект «Одиссея». Очень надеемся, что мы с доживем до дня, когда нам выпадет шанс использовать наши знания на другой планете.

– Да уж, – присвистнул Джерри. – Звучит покруче, чем быть простым механиком.

– Ну что вы, умелые руки всегда бесценны! – запротестовал эколог.

– Пап, пап! – отвлек их от разговоров Седрик, заглядывая в загончик с горящими глазами. – А можно нам такую хрюшку, пап?!

– Ну вот, началось, – закатил глаза Джерри.

В этот момент я услышал вызов по своему коммуникатору.

– Извините, – молвил я, отходя на несколько шагов от загона.

Перед моими глазами предстало лицо лощеного клерка.

– Мистер Войцеховский, рад видеть вас в добром здравии, – с излишним пафосом произнес он.

– Ну как сказать – «в добром», – проворчал я, помогая себе тростью.

– Сенатор Элмор хотел бы поговорить с вами. Могу я соединить вас прямо сейчас?

Я едва заметно вздохнул.

– Ну давайте, – нехотя согласился я.

Райан Элмор появился на экране секунду спустя. Если полугодовое пребывание в тюрьме прибавило седых волосков на голове лидера оппозиции, то это уже почти не было заметно. Наиболее вероятный, если верить социологии, будущий канцлер Содружества наций выглядел энергичным и уверенным в себе, как и надлежит амбициозному политику в начале важнейшей в его карьере предвыборной кампании.

– Добрый день, сенатор.

– Добрый день, Димитрис. Рад снова вас видеть! – жизнерадостно поздоровался Элмор.

– Да, это взаимно, – ответил я, хоть в тот момент это не было вполне искренне.

– Надеюсь, у вас все хорошо?

– Да, спасибо. Обосновываюсь понемногу на новом месте.

Элмор вежливо выслушал мой ответ, на ходу управляя движениями пальцев каким-то невидимым интерфейсом. Его левый глаз был затуманен. Он принадлежал к тому калибру людей, которые ни на один миг не могли позволить себе сосредоточиться лишь на одном деле. Он лучезарно улыбнулся, и поправил на глазах очки.

– Вы ведь догадываетесь, почему я звоню, не так ли? – спросил он.

Я не ответил. Однако он и не ждал ответа.

– Вы нужны мне, Димитрис. И вы, и Лаура. Пожалуйста, выслушайте меня. Я хорошо помню ваши слова о том, что вы хотели бы отойти от дел, и не заинтересованы в политической карьере. Не забыл я и о том, что Лаура в положении. И о том, что вы планируете свадьбу. И о том, что вам требуется восстановление после ваших тяжелых ранений. Мало кто во всем мире заслуживает отдыха больше, чем вы. И я ни за что не стану на него посягать. Но! Я не считаю – и можете думать обо мне что хотите – не считаю удачным и мудрым решением зарывать в землю ваши таланты и достижения.

– У меня нет никаких талантов, сенатор. Если не считать таланта попадать в неприятности.

– Не скромничайте, Димитрис. Вы уже вошли в историю, хотите вы того или нет. А войдя в нее, обратно уже не выйти, – Элмор обаятельно улыбнулся. – Вы с вашей супругой – лидеры общественного мнения. Да, знаю, против вас все еще ведутся определенные расследования, многие считают вашу персону неоднозначной, многие верят разным о вас небылицам. Но миллионы людей на всей планете восхищаются вами и доверяют вам. Именно на таких людей, как вы, я бы хотел опереться, если буду избран канцлером.

– Уверен, что будете, сенатор. Если верить рейтингам.

– Рейтинги – дело изменчивое, – махнул рукой политик. – Но я верю в победу. Не потому, что во мне есть что-то особенное. Я, в отличие от старика Патриджа, никогда не считал и не считаю себя богом. Но у меня есть отличная команда единомышленников. Команда, у которой есть общее видение того, каким должен быть наш мир. И я знаю, что это видение очень во многом совпадает с вашим. Я знаю, что вы во многом были не удовлетворены тем консенсусом, который был достигнут между старыми и новыми силами во имя преодоления кризиса. Не удовлетворен им и я. Вынужденные уступки не стоит смешивать с идеалами и ценностями. Однако важно другое. Мы находимся сейчас в начале, а вовсе не в конце пути. И мы можем сделать еще очень многое для отстаивания наших общих ценностей. Реальное, а не эфемерное, ограничение огромной власти корпораций? Реальное, а не формальное, сворачивание аморальных биологических экспериментов? Все это – в моей повестке дня. И я точно знаю, что также и в вашей.

Я тяжело вздохнул. Затем – твердо посмотрел на сенатора.

– Я собираюсь проголосовать за вас, Райан, – молвил я. – И, если я для вас ценен как «лидер общественного мнения», то, так уж и быть, я готов высказать свое мнение публично. Но о большем, пожалуйста – не просите. Моя любимая женщина, наша дочь, наш новый дом – вот что сейчас на моей повестке дня.

Элмор хитро усмехнулся.

– Я же знаю, что вы – не такой человек, Димитрис. Вы никогда не останавливались перед трудностями. Всегда верили, что способны изменить этот мир к лучшему.

– Я и сейчас в это верю. Верю, что могу изменить мир к лучшему. Хотя бы его маленькую часть. И, кажется, впервые в жизни я нашел правильный способ, как это сделать, – произнес я, задумчиво оглядывая свой клочок земли.

– И, тем не менее – мое предложение остается в силе, – бодро закруглил тему Элмор. – Ваши знания и ваш опыт были бы крайне ценны в моем военном кабинете. Войн я вести решительно не планирую, но лишь опытные в них люди помогут правильно оценить риски и предотвратить конфликт. Кроме того, я был бы рад видеть ваши фамилии в открытом избирательном списке партии «Разумный прогресс». Я верю, что мы не в последний раз говорим на эту тему. И буду рад, если окажусь прав.

– Знаете что, Райан? Честно говоря, это вряд ли когда-нибудь произойдёт. Но, если мое мнение для вас действительно имеет ценность, то я могу дать вам один совет насчёт вашей команды.

– Да-да? – заинтересовался сенатор.

– Анна Миллер определённо должна быть назначена генеральным прокурором. Более честного и преданного своему делу человека я не знаю.

– Миллер, вы серьезно? – нахмурился Элмор. – Нет, в смысле, конечно же, мисс Миллер заслуживает огромнейшего уважения за сделанные ею разоблачения. Но ее прошлое… сотни осужденных политзаключенных… откровенно говоря, люди считают более чем достаточной наградой за ее вклад в историю то обстоятельство, что она сама не отправится за решетку, в отличие от многих ее коллег, кто работал в так называемых «специальных прокуратурах». Об этом репрессивном аппарате, жертвами которого стали, в том числе, и мы с вами, и многих из наших друзей, хотелось бы забыть, как о страшном сне, предварительно подвергнув его личный состав полной бескомпромиссной люстрации. Люди хотят видеть новое лицо нашей юстиции не запачканным в грехах прошлой власти. Они бы не поняли такого назначения.

– Что ж, – вздохнул я, сдерживая раздражение. – Если для вас не является достаточно хорошей рекомендацией совет от человека, который обязан Анне Миллер пожизненному сроку заключения, которого она лично преследовала и против которого выдвигала обвинение – вряд ли я ещё что-нибудь смогу вам посоветовать. Но если вы готовы разбрасываться такими людьми, как Миллер, ради того, чтобы угодить кучке крикливых идиотов, требующих «полной люстрации» – не уверен, что у вашего правительства будет большое будущее.

Закончив разговор, я осудил себя за то, что был слишком резок. Но уже минуту спустя выбросил Элмора из своей головы. Когда я подошел к Лори, она задумчиво стояла, подперев кулачком подбородок, около модульного строения, примостившегося в углу земельного участка.

– Не то чтобы я была очень привередливой, – проворчала Лори, придирчиво осматривая новенькую металлическую коробку, скрывающую в себе две маленьких комнаты, кухоньку и санузел, обставленные недорогой стандартизированной мебелью. – Но я, пожалуй, соглашусь на папино предложение о помощи, чтобы построить нормальный дом как можно скорее. Хотелось бы, чтобы наша дочь запомнила свой первый дом несколько иным. Согласен?

Я согласно кивнул. Следуя не вполне понятному пока порыву, я осторожно присев на корточки (протез выполнил требуемый сгиб крайне неохотно, а травмированная спина сразу напряглась), провел ладонью по стебелькам травы, а затем приложил ладонь к земле, будто хотел услышать ее сердцебиение. Странно, но это касание оказалось приятным – как будто разгладились немного многочисленные шрамы и мозоли. В этот момент мне в лицо вдруг засветил нежный лучик солнца, показавшегося из-за облака. Солнце залило ласковым светом весь луг, на котором резвился Мишка, как будто благословляя землю своим касанием.

– Как думаешь, любимая – здесь можно посадить яблони? – спросил я вдруг, вспомнив странный сон, а может быть, и не сон, который я видел когда-то давно, но почти позабыл.

«Вам здесь понравилось бы», – подумал я про себя, обращаясь к родителям.

Лори с любопытством втянула носом воздух, наполненный непривычными для ее городского носа ароматами травы и свежевспаханной земли. Мишка подбежал к ней и ткнулся мордой в ногу. Вдали, на смежном участке, громко хрюкали поросята, а Седрик не уставал упрашивать отца взять одного из них домой.

– Не знаю, Дима, – ответила она, почесывая Мишку за ухом. – Но я рада, что наша малышка вырастет в таком месте. Здесь ничего не напоминает об ошибках прошлого. Здесь кажется, что наша Земля – это рай. Каким она и была. Каким и должна быть.

Некоторое время мы молчали.

– Может быть, Ева? – после долгой паузы вдруг спросил я.

В ответ на удивлённый взгляд Лори, я смущённо пояснил:

– Так ведь звали по легендам первую женщину, которая жила в раю.

– Та история, кажется, плохо кончилась, – припомнила Лори.

Я хмыкнул и кивнул, признавая её правоту. Однако через какое-то время она добавила:

– Но знаешь? Имя мне нравится.