Текст книги "Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

Глава 8

§ 49

Проснулся я от того, что в просвет между штор проникали солнечные лучи – мягкие и теплые, какими они бывают на рассвете в теплую пору года. Было ощущение, что я проспал целую вечность. Но, в то же время, было удивительно легко и приятно. Своего тела я словно не чувствовал.

Я сбросив с себя одеяло и присел на мягком матрасе. Старая кровать уютно скрипнула. Я оглядел незатейливый деревенский интерьер спальни с невысоким потолком и деревянной обивкой стен. Моё внимание привлекло оживленное пение птиц. Я сделав шаг к окну, облаченному в старую деревянную раму, в одном из уголков которой белела паутина. В просвете между штор я увидел утопающий в зелени, залитый солнцем сад. На раскидистых ветвях, меж пышных листьев, прятались сочные зеленые яблоки и желтые груши. Жужжали пчелы. Хлопали крыльями бабочки. Задорно гонялись друг за другом птицы.

– Дима! – донёсся до меня веселый голос мамы. – Вставай уже, лежебока! Завтрак готов!

Отвлекшись от окна, я переступил порог комнаты – и оказался на светлой, просторной веранде. На столе уже исходили паром две порции завтрака: яичница с охотничьими колбасками, хрустящий тост, свежая зелень. Корзинка в центре стола была полна свежих, собранных в саду фруктов. На блюдце блистали красными боками свежие крупные томаты и огурцы. Мама стояла у плиты, спиной ко мне, и заканчивала управляться с третьей порцией завтрака.

– Вам с папой, как всегда – глазунья, а мне – омлет, – пояснила она, повернувшись ко мне и довольно улыбнувшись. – Я бы тебе предложила вначале умыться. Но, боюсь, все остынет.

Я не нашелся что ответить. Мама была такой, какой я ее помнил с детства – молодой, красивой, излучающей доброту и позитивную энергию. Лицо ее было свежим и счастливым – под стать этому дому, такому светлому и уютному, такому родному, хоть я и не помнил, когда я мог его видеть.

– М-да, ну и поспал ты сегодня, сынок, – раздался за моей спиной папин голос. – Я за это время уже успел залатать днище в лодке, и насос починить.

Я ощутил на своем плече крепкую руку, оглянулся, и увидел отца. Он выглядел слегка запыхавшимся, словно после работы на свежем воздухе, но здоровым и бодрым. В глазах, лучезарно глядящих с загорелого лица, не было и следа болезненного покраснения.

– Пап? – переспросил я тихо.

Мой голос был юным, мальчишеским.

– Что с тобой, Дима? Ты какой-то бледный, – заметил папа, чуть нахмурив брови.

– Мне приснился плохой сон, – прошептал я, продолжая неловко оглядываться.

– Не волнуйся, сынок, – ответила за моей спиной мама. – Так бывает.

– Давай, сейчас сядем, позавтракаем – и все забудется, – ободряюще сказал папа, и заботливо потрепал меня по плечу.

Я присел за стол, по-прежнему ощущая себя странно. Мама с папой переговаривались о чем-то и шутили, словно ничего и не происходило. За окном, в саду, продолжали щебетать птицы.

– Димочка, ты почему ничего не ешь? – спросила мама через какое-то время.

– Мне кажется, – я запнулся. – Кажется, я не должен быть здесь.

– О чем ты? – удивилась мама. – Конечно же, должен. Где же тебе еще быть?

Так и не притронувшись к завтраку, я вновь неуверенно покачал головой. Мой взгляд снова переместился за окно. Прокатился по залитой солнцем зеленой лужайке, окруженной фруктовыми деревьями, по старой качели, по деревянному сараю.

– А как же… как же конец света? – спросил я тихо и недоуменно.

– Конец света? – удивился папа, и рассмеявшись, потрепал меня по плечу. – Ничего себе! Это тебе такое приснилось?! Ну-ну. Я надеюсь, сынок, наш старый-добрый мир еще немного поживет!

– Это был просто кошмар, Дима, – успокаивающе прошептала мама.

Я отрицательно покачал головой.

– Знаете, я всегда хотел, чтобы было так, – произнес я. – Каждый раз, когда видел ту фотографию у нас на кухне. Тот уютный домик рядом с вишневым садом. Я все время смотрел на него и думал: почему мы не можем оказаться там? А потом… когда судьба нас разлучила… мне просто хотелось, чтобы мы просто оказались вместе. Втроем. Необязательно там, в этом райском саду. Где угодно. Хоть на пустошах, на какой-нибудь свалке. Хоть в трущобах. Не важно где, лишь бы с вами. Вы даже не представляете себе, как я этого хотел.

– Но ведь мы здесь. Вместе, – улыбнулась мама.

– Нет, – грустно покачал головой я, с сожалением посмотрев на лица родителей. – Мне бы так хотелось этого! Но это не так. И я не могу остаться здесь.

– Конечно же, можешь, сынок! – запротестовала мама, улыбнувшись с легкой тревогой и положив свою теплую ладонь на мою. – Это же наш дом.

– Я бы очень хотел остаться здесь, с вами, – прошептал я, закусив губу, крепче сжав мамину ладонь, и протянув вторую руку навстречу папиной. – Вы даже не представляете себе, как.

– Но ведь ты здесь, – напомнил отец, с некоторым удивлением, но беря меня за руку. – Мы с тобой сегодня собирались поплыть порыбачить, разве нет? А вечером приготовим все, что наловим, на гриле.

– Да, – улыбнулась мама. – Соседей позовем.

– Я не могу, – с горечью прошептал я, еще крепче сжимая их ладони. – Я так долго мечтал об этом. Так желал этого. Вы даже не представляете себе. Но теперь… теперь меня ждут в другом месте.

– Кто тебя ждет? – удивился папа.

– Моя семья.

– Но ведь это мы – твоя семья.

За окном я вдруг услышал далекий девичий смех. Мягко разжав ладони родителей, я встал из-за стола и подошел к окну. В просвете между густой листвой я увидел, как ветер колышет белое платьице девочки, которая бежит босиком по траве, пытаясь догнать бабочку. Ее волосы были черными. Как у матери.

– Вы – навсегда в моем сердце, – прошептал я с грустью, обращаясь к родителям. – Но вы теперь здесь. А я – все еще там. Я не могу оставить тех, кого я люблю. Я должен вернуться к своей Лори. Должен увидеть свою дочь.

Обернувшись к ним со слезами на глазах, я спросил:

– Вы понимаете?

Некоторое время мама с папой переглядывались – с тревогой и грустью.

– Конечно же, мы понимаем, – прошептал наконец папа, взяв мамину руку в свою. – Иди, сынок.

Залитого солнцем сада больше не было – была тьма. А за ней – свет.

– … ты обязательно увидишь ее, Дима. Обязательно, – донесся до меня тихий шепот Лори.

Я ощутил живое тепло маленькой руки, которая сжимала мою шероховатую, мозолистую ладонь. Легкости и свежести больше не было – лишь противная горечь во рту, сухость на губах, тяжесть в голове, пустота в желудке, боль, ломота и слабость во всем теле. Полный спектр болезненно-тягостных, но в то же время прекрасных ощущений человеческой жизни.

– Любимая, – хриплым спросонья голосом прошептал я, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд на лице, которое виднелось надо мной.

Миг спустя я уже ощущал ее совсем рядом. Ее волосы пощекотали мою щеку, я вдохнул их свежий аромат. Слеза, прокатившись по ее раскрасневшейся от волнения щеке и упав на мою щеку, мягко дотронулась до моих пересохших губ, и я ощутил ее соленый вкус.

– Больше не оставляй меня. Никогда, – прошептала Лаура, прижимаясь ко мне крепче.

Я закрыл глаза и, не сдержав слез, покрепче прижался щекой к самому дорогому мне человеку на этой планете.

– Лори, – прошептал я. – Где мы?

– Мы в частной больнице, в Турине. Прошу, не расспрашивай ни о чем. Не сейчас. Не раньше, чем тебя осмотрит врач. Договорились?

– Добро. Мне сильно досталось?

– Уж не так сильно, как перед первой нашей встречей, – услышал я невдалеке знакомый бодрый голос доктора Перельмана. – Мисс Фламини, могу я попросить вас на часок доверить пациента нам с доктором Слэшем?

– Доктор, я не для того искала по всему свету людей, которые однажды вернули Димитриса с того света, чтобы стоять у них над душой и учить их, как работать, – ответила Лаура с улыбкой, за которой, впрочем, все еще слышалась тревога по поводу моего состояния. – Прошу, верните мне моего будущего мужа и отца моей дочери – настолько целым, насколько это возможно.

– Можете не беспокоиться, – белозубо улыбнулся Слэш.

Процедуры, которые мне предстояло пройти (и придется проходить еще очень часто в грядущие дни) даже мазохист вряд ли назвал бы приятным. Вот уже второй раз в жизни я ощутил себя беспомощным куском мяса. Но я перенес все это стоически, насколько это возможно, позволив медицинским роботизированным машинам вместе с их операторами вертеть, мять и сканировать мое истерзанное тело так, как им заблагорассудиться.

– Насколько все плохо? – спросил я полчаса спустя, когда Слэш помог мне перелезть с кушетки на колесиках обратно на койку.

– Ты упорно работал над тем, чтобы добить свое подорванное войной здоровье, Димитрис, – ответил Перельман. – Но задача оказалась не из простых. Такого уникального здоровья я за всю свою карьеру так и не встречал.

– Трем сломанным ребрам потребуется время и покой, чтобы срастись, – начал перечислять мои новые «достижения» Слэш. – Один из позвоночных дисков, пострадавших еще перед первой нашей встречей, вновь сместился. Мы поставили его на место, но потребуется длительная терапия, прежде чем полная подвижность будет восстановлена. До тех пор – постельный режим и покой…

– Давай уже к делу. Что с ногой?

– Ниже колена от твоей левой ноги мало что осталось, Димитрис, – спокойно поведал Перельман.

Я принял новость стоически. Просто кивнул.

– Мы сделали все, что могли, для спасения всех живых тканей. Но заряд плазмы испепелил слишком значительную часть костей и мышц, чтобы конечность могла функционировать. Мне жаль.

– Не вешай нос, дружище, – вставил Слэш. – На дворе без 5 минут XXII век. Современный роботизированный протез заменит тебе нижнюю часть левой ноги так же хорошо, как искусственная коленная чашечка заменила твою настоящую в правой ноге. Знаешь, какая сейчас техника? Ты еще марафон с ней сможешь пробежать.

– Это вряд ли, – покачал головой я. – Такая штука стоит как минимум полмиллиона фунтов. А я беден, как церковная мышь.

– Ну-ну. У тебя весьма богатая невеста, – подмигнул мне Слэш. – И тесть миллионер, которому, если не врут слухи, ты недавно спас жизнь. Во всяком случае, на частный самолет, который нас сюда доставил из Стокгольма – он раскошелился.

– Сколько я на этот раз пробыл без сознания?

– Около трех суток.

– И что за это время произошло в мире?

Перельман и Слэш неуверенно переглянулись.

– Думаю, будет лучше, если об этом тебе расскажет Лаура, – наконец нашелся Перельман.

§ 50

Лицо ведущей телеканала ABC было возбужденным, как и приличествовало моменту.

– … продолжаем наше прямое включение из Ярралумлы, пригорода Канберры, на который в этот исторический момент смотрит весь цивилизованный мир.

– М-да, Мелиса, – согласился с ней второй ведущий. – Прямо на наших глазах творится будущее. Буквально две минуты назад на посадочной площадки у здания Офиса Протектора приземлился челнок Рудольфа Дерновского, председателя правления консорциума «Смарт Тек». Несмотря на беспрецедентные меры безопасности на этом закрытом мероприятии, объективы камер, установленных на журналистских дронах, на миг зафиксировали лицо 91-летнего миллиардера, которого принято считать вторым или даже первым по влиятельности человеком на Земле.

– Мы ждем лишь третьего участника этой исторической встречи… и вот нам сообщают, что он уже прибыл! Да, вы сами это видите! Как бы ни было сложно в это поверить еще буквально три дня назад, но на наших глазах из автомобиля выходит Райан Элмор, который сегодня утром был освобожден из-под стражи. Напомню, генеральный прокурор Уитакер подтвердил, что все обвинения с лидера оппозиции – сняты.

– Да. Вероятно, это было последнее заявление генерального прокурора перед его громкой отставкой, которая кажется неминуемой после сенсационного доклада специального прокурора Анны Миллер. Опубликованные ею скандальные записи экс-заместителя директора СБС Карима Рамади, поставившие на уши всю мировую общественность, бросают тень на Уитакера, наряду с Главным специальным прокурором Такаги и директором СБС Дель Сото, которые, вероятно, все это время покрывали тайный контроль высшего руководства Содружества над так называемым «Сопротивлением».

– Эксперты сходятся во мнении, что именно доклад Миллер, практически совпавший по времени с неудачным покушением боевиков Сопротивления на лидеров оппозиции – Бенджамина Боттома, Робера Фламини и Аманду Йоргенсен, сделал неминуемым эту историческую встречу, которая призвана наконец разрешить политический кризис, в котором находится Содружество наций, без дальнейшего кровопролития…

Я нажал на кнопку перемотки. Может быть, когда-нибудь, я послушаю все то, о чем говорили корреспонденты те три часа, которые длилась встреча, вошедшая в историю как Канберрская Встреча Трех. Когда-нибудь, но не сейчас. Я остановил перемотку на том месте, где трое великих людей – Уоллес Патридж, Рудольф Дерновский и Райан Элмор – вышли, чтобы дать совместную пресс-конференцию, на которой был анонсирован новый мировой порядок.

– С настоящего момента я официально слагаю с себя все полномочия, – первым объявил Патридж.

Старик выглядел совершенно спокойным. Его взгляд был ясным и властным, как всегда. Это определенно не был взгляд человека, объявляющего капитуляцию.

– Все чрезвычайные меры, объявленные в последние полгода, немедленно прекращают действие. Объединенные миротворческие силы Содружества уже получили от меня приказ прекратить любые силовые операции, направленные против военизированных формирований, контролируемых Консорциумом и оппозицией.

Обменявшись с Патриджем кивком, Элмор продолжил:

– Все военизированные подразделения, контролируемые объединенной оппозицией и членами Содружества, которые поддержали оппозицию, с этой минуты также прекращают любые активные силовые операции. Все государства-члены Содружества, поддержавшие оппозицию во время кризиса, которому мы сегодня положили конец, подтверждают сохранение членства в Содружестве наций и отказываются от сепаратизма, при этом оставляя за собой право вести переговоры о децентрализации в формате Совета Содружества. Совет Содружества соберётся в течение месяца, и делегаты стран-членов совместно определят новый формат функционирования нашего государства. От имени объединенной оппозиции я анонсирую ряд базовых реформ, которые будут поставлены на голосование. Среди них: отмена Закона «Об особых полномочиях»; полное и безвозвратное упразднение должности Протектора; ликвидация системы специальных прокуратур и особых военно-гражданских трибуналов; сокращение полномочий органов безопасности; полная перезагрузка законодательной и исполнительной ветвей власти на основании прямых демократических выборов; децентрализация власти. Мы также намерены выдвинуть мою кандидатуру на пост канцлера – главы правительства и государства в переформатированном Содружестве наций.

Внимательно дослушав речь своего политического оппонента, Патридж, на чьем лице не дрогнул ни один мускул, спокойно произнес:

– С сегодняшнего дня я больше не буду претендовать на какие-либо государственные должности и устраняюсь от политической жизни, за исключением церемониальных и памятных мероприятий. Я считаю, что моя миссия по защите и возрождению человеческой цивилизации в период пост-апокалипсиса – завершена.

Элмор благодарно кивнул, и произнёс:

– Сэру Уоллесу Патриджу будет гарантирован пожизненный иммунитет от любых видов юридического преследования, а также полное сохранение всех регалий и имущества. Человечество никогда не забудет и не перестанет оказывать почет своему спасителю, благодаря которому оно смогло преодолеть Темные времена.

Слово наконец дошло до Рудольфа Дерновского. После всего, что было сказано до него, казалось, что старый миллиардер не сможет удивить никого, что бы он ни сказал. Но это впечатление оказалось ошибочным.

– По единогласному решению наблюдательного совета и правления, консорциум «Смарт Тек» с сегодняшнего дня официально прекращает свое существование. Это связано с неактуальностью такого формата сотрудничества между корпорациями условиям рыночной экономики, которая вышла из кризисного состояния, присущего Темным временам. Органы управления всех корпораций, входивших в Консорциум, взяли на себя обязательства с сегодняшнего дня воздержаться от действий, которые могут дестабилизировать экономику Содружества. Они также берут на себя обязательство как можно скорее возобновить работу предприятий, остановленных в кризисный период, и совершить определенные меры, согласованные с Правительством, для восстановления стабильности банковской системы, фондовых рынков и валюты. Кроме того, корпоративный сектор воздержится от саботирования ряда антимонопольных, налоговых и иных ограничительных мер, которые будут предприняты государством в ближайшем будущем…

Поставив запись на паузу, я недоуменно покачал головой. Я не знал, сколько еще раз мне надо было пересмотреть это, чтобы переварить услышанное.

– Не верится, да? – обнимая меня, переспросила Лаура.

– Не верится, – кивнул я.

– Мир сошёл с ума. Такое творится всюду. Ты даже представить себе не можешь.

– Не уверен, что и хочу. Скажи мне только, что с остальными ребятами.

Лори едва слышно вздохнула. Ее пальцы нежно погладили меня по седым волосам, слегка вздрогнув, когда наткнулись на выжженный под ними крест.

– Один из твоих людей, Стефан Дукович – погиб. Его похороны состоятся в субботу в Подгорице. Его бывшей жене и ребенку уже сообщили. Мне очень жаль, Дима.

Я знал, что Стефан погиб из-за меня. Что это будет еще одним грузом, которому предстояло лежать на моих плечах до конца жизни. У меня там было уже много таких грузов.

– Остальные в порядке?

– Рэй Гао в госпитале в Подгорице, но его состояние стабильно. Он поправится. К нему прилетела его сестра, она присмотрит за ним. Все остальные отделались царапинами и ушибами. Они уже со своими родными.

– Катька и Седрик?..

– Да, они освобождены. Для них нашли безопасное место, где они смогут отсидеться, пока буря не уляжется. Все согласились, за исключением Илая Хендрикса. Он сразу же улетел в Сидней. Я уже видела его на записи собрании «носка».

– «Носок» снова законен?

– Да. Торнтон, Гэтти, Гомес и остальные уже на свободе, и вовсю возобновили деятельность. В последние дни вообще многих освободили. Со мной уже связывалась Фи Гунвей. Сбрасывала селфи с площади Содружества из Сиднея, на фоне подразделений 85-ой дивизии, покидающей город. События разворачиваются очень быстро.

Я покачал головой, не в силах выразить словами впечатление от услышанного.

– В Сиднее все еще неспокойно, – продолжила Лори. – Многие сторонники Сопротивления не могут смириться с правдой о своей организации и своем несуществующем лидере. Устраивают беспорядки, называя доклад Миллер фальсификацией. Но, я уверен, скоро все стихнет.

– Что с Клаудией?

– Я не знаю, Дима. О ней ничего не слышно. Сейчас говорят о возможной амнистии тех членов Сопротивления, кто не ответственен за теракты и убийства. Но это будет долгая история.

Я понимающе кивнул.

– Как насчет Мишки?

– Твой пес сейчас у меня в квартире. Здесь, в Турине.

– Это теперь – наш пес.

– Да уж, – усмехнулась Лори. – Кажется, он стал еще более здоровенным, чем был. Миро определенно не жалел на него продуктов. Я заметила, что ему нелегко было расстаться с Мишкой. Но врачи говорят, что Элли с ее больными легкими лучше держаться подальше от этого мохнатого блохосборника.

– Я по нему соскучился.

– Мне категорически не позволили притащить его к тебе в палату, – улыбнулась Лори, вновь погладив меня по голове. – Дима, пожалуйста, ни о чем и ни о ком не беспокойся. Насчет Джерри, Миро, Рины и их семей, я проконтролировала – у них все хорошо, есть все необходимое, и они под надежной защитой.

– Спасибо тебе, Лори.

– Не вздумай благодарить меня за то, что я забочусь о людях, которые вместе с тобой спасли мою жизнь, жизнь моего отца, а заодно и весь этот чертов мир.

Я покачал головой.

– Насчет мира – я не до конца уверен, – признался я.

– Дима, о чем ты говоришь? Ты что, до сих пор не понимаешь? Это все ты. Все, что ты сейчас видишь на экране – твоих рук дело. Это ты раздобыл записи Рамади и отправил их Миллер, а она – опубликовала их, первой бросив обвинение в создании Сопротивления против Патриджа. Это ты спас моего отца и других лидеров оппозиции. Если бы не ты…

– Нет, Лори, – покачал головой я. – Я не переоцениваю настолько сильно свою роль в истории.

– Это не важно, Дима. Переломил ли ты ход событий, или был на гребне событий, предначертанных судьбой и логикой истории. Так или иначе – все это случилось.

Я вздохнул. Впервые мне удалось хотя бы мельком все осмыслить.

– Что – «случилось»? – проворчал я. – Патриджа вежливо попросили уйти и проводили поклоном, простив ему «мелкие шалости» вроде создания Сопротивления и военных преступлений? Консорциум сделал вид, что немного потеснился?

Лаура вздохнула.

– Дима, я отлично знаю, что ты – гораздо более умный человек, чем пытаешься показать. То, что случилось в эти дни – величайший сдвиг, величайшая победа для всего человечества за последние сорок лет. Это так невероятно, что никто до сих пор не может поверить.

Я неопределенно покачал головой, не то нехотя соглашаясь, не то возражая.

– А что евразийцы?

– Бингвен Фэн уже выразил поддержку «невероятно мудрому решению по урегулированию кризиса в Содружестве наций» и готовность «сотрудничать с новыми властями Содружества в качественно новом формате». Эксперты уже заговорили о грядущей консолидации человечества, о Мировом государстве…

– Ну-ну. А о розовых единорогах и фениксах они не заговорили? – прыснул я.

– С каких это пор ты стал таким скептиком, Димитрис?

– Все это не важно, Лори. В смысле – важно, конечно. Но у меня есть более важный вопрос.

Я перевел подозрительный взгляд на экран, где продолжали транслировать неоправданно радужные картины рукопожатий, девичьих улыбок и охапок цветов, которые бросали под ноги марширующих по улицам Сиднея солдатам.

– Где Чхон? – мрачно спросил я.

§ 51

Сенатор Робер Фламини быстро оправился от пережитого. Ничто в его умном скуластом лице и безукоризненной одежде не выдавало того взъерошенного и перепуганного человека, которого я всего трое суток назад за шкирку выволок из помещения, где через секунду после этого прогремел взрыв, и предохранил своим телом от падения с двадцатифутовой высоты.

Роберт Ленц был чем-то похож на сенатора. Разве что, как всегда, более улыбчив. За годы, которые мы не виделись, он заметно постарел. Однако дряхлым я бы его не назвал. Он давно уже вошел по своему уровню достатка в когорту счастливчиков, которые в конце XXI века при толике удачи могут прожить сотню лет, и более.

Странно было видеть такую публику в моей скромной больничной палате.

– Лори, как ты смотришь на то, чтобы?.. – сделал попытку сенатор, вежливо глянув на живот своей дочери с намеком на то, что ей не стоит волноваться.

– Я остаюсь, и это не обсуждается, – сразу же отрезала она, не сдвинувшись с места.

– Кто бы сомневался, – вздохнул ее отец, сразу сдавшись, и подошел к окну палаты.

– Ваша дочь проявила себя настоящим бойцом во время последних печальных событий, сенатор, – заметил Роберт, благожелательно улыбнувшись Лауре. – Вы можете ею гордиться.

– Оставьте свои неискренние комплименты при себе, Роберт, – прохладно ответила та, вперив в него острый взгляд. – Мне хорошо известна цена вашим словам.

– Роберт – наш союзник, Лори, – отвернувшись от окна, урезонил дочь сенатор. – Получив сообщение от Димитриса о готовящемся на нас покушении, он сразу же уведомил службу безопасности. Не вина Роберта, что эти некомпетентные идиоты так долго «проверяли информацию» и не объявляли эвакуацию. Но, если бы служба безопасности не усилила уровень своей готовности – мы просто не продержались бы до прибытия Димитриса и его друзей.

– Да уж, – наконец подал голос я, не скрывая иронии при обращении к бывшему опекуну. – Роберт при любой власти и в любой заварушке останется в выигрыше. Чутье у него что надо.

Роберт печально вздохнул

– Я никогда не желал тебе зла, Дима, и не делал ничего, что могло бы повредить тебе…

– Не начинай только опять развешивать лапшу мне на уши! – сразу же прервал его я. – Я уже не подросток из провинции, который слушал тебя с открытым ртом. Мне давно за тридцатник, я пережил две гребаных войны, потерял ногу и кучу других важных «деталей» и повидал такого чернушного дерьма, которое ты вряд ли когда-то видел из окон своих чистеньких кабинетов и уютных конспиративных квартир, в которых ты драл своих молодых «информаторш». Я не поверю больше никогда ни единому твоему слову. Да и слышать их не хочу. У меня есть к тебе только один вопрос, прежде чем я раз и навсегда вычеркну тебя из своей жизни. Где гребаный Чхон?

Некоторое время в палате царило тягостное молчание, на протяжении которого политик и отставной разведчик вздыхали и закусывали губы.

– Никто не собирается ответить на вопрос Димитриса? – через некоторое время поторопила их Лаура. – Речь идет о человеке, который угрожает нашим жизням, пап!

Первым наконец заговорил сенатор, властным движением рук призвав нас успокоиться.

– Вы оба понимаете, что произошло и почему. После того как покушение на лидеров оппозиции было предотвращено, а информация о связях Протектора с Сопротивлением, опубликованная спецпрокурором Миллер, вызвала бурю в обществе, расстановка сил на глобальной политической арене изменилась. На волне катастрофического падения рейтинга Протектора, его силовое смещение оказалось очень вероятным. Патридж, объективно оценив ситуацию, как опытный гроссмейстер, вынужден был пойти на капитуляцию на своих условиях – что и было согласовано на встрече с Дерновским и Элмором…

– Спасибо, пап. Телик мы смотреть умеем, – скучающим голосом молвила Лаура, нетерпеливо постукивая кулачком по стенке.

– Не перебивай меня. Что я пытаюсь сказать – так это то, что консенсус, достигнутый между крупнейшими мировыми игроками, является хрупким, как горный хрусталь. Наш мир переживает метаморфозу, соизмеримой с которой он не знал сорок лет. Ситуация настолько неопределенная, что сейчас ни у кого нет сомнений только лишь в одном – эта метаморфоза пройдет крайне непросто. Ни один мудрый и здравомыслящий человек в такой ситуации не станет раскачивать лодку…

– Говори проще, Робер, – не выдержал я наконец. – «Никого не привлекут к ответственности» – этого ты хочешь сказать?

Сенатор вздохнул и обменялся взглядом с Ленцом.

– Головы полетят, можешь не сомневаться, Димитрис, – наконец заговорил со мной бывший разведчик. – Но – не все. Ты ведь помнишь – Патриджу было гарантировано право уйти на покой и сохранить за собой доброе имя. Иначе этот кризис ни за что не получилось бы разрешить без моря крови. А разоблачение некоторых людей, которые хранят слишком много тайн, может быть несовместимо с реализацией этой договоренности…

– Я могу обойтись и без разоблачения, – перебил я Ленца жестко. – Мне достаточно лично прострелить Чхону голову, и убедиться, что его дьявольская душа больше никогда не переселится ни в чье тело, не сможет разрушить мою жизнь и жизнь моей семьи. А свои тайны ублюдок пусть унесет с собой в могилу. Сможете организовать мне это?

Робер Фламини и Роберт Ленц обменялись сконфуженным взглядом и оба вздохнули, как иногда вздыхают взрослые, когда ребенок начинает нести при них какую-то чушь.

– Ты только так и умеешь решать проблемы? Простреливая головы? – недовольно проворчал сенатор.

– Я прострелил немало голов, чтобы спасти твою задницу, Робер. Не припоминаю, чтобы ты жаловался! – парировал я.

Сенатор нехотя потупился. Некоторое время в палате царило напряженное молчание.

– Это нужно как-то решать, пап, – решительно заговорила Лаура. – Я – убежденный противник насилия и самосуда. Крови пролито уже более чем достаточно. Но я не хочу всю жизнь оглядываться через плечо. Не хочу дрожать каждый раз, когда буду отправлять свою дочь в школу.

Сенатор взглянул на дочь, и кивнул.

– Я говорил с «сэнсэем» Нагано обо всем этом, – наконец заговорил он. – И у него есть предложение об урегулировании.

– При чем здесь Нагано? И что за предложение? – требовательно спросила Лаура.

– Предложение адресовано не мне, а Димитрису, – ответил Робер, поворачиваясь ко мне. – Он желает озвучить его лично. В его резиденции в Голубых горах.

– Ты серьезно? – прыснула Лаура, с негодованием посмотрев на отца. – Ты серьезно такое предлагаешь?!

– Да, – кивнул тот, и твердо посмотрел мне в глаза: – И я бы советовал тебе, Димитрис, согласиться. Если ты правда хочешь светлого и безопасного будущего для нашей семьи. И если это желание в тебе сильнее, чем страсть «простреливать головы».

– У меня есть причины не очень-то верить тебе, Робер, – с нажимом произнес я, не произнося при Лауре напоминание о том, что я догадался о его предательстве в Сент-Этьене.

– Многое изменилось, – поняв намек, проникновенно произнес «хитрый лис». – Ты – будущий муж моей дочери, отец моей внучки. Ты спас жизнь мне и моей Лори. Я прибегал за свою карьеру к разным маневрам, честным и не очень, когда того требовали определенные обстоятельства. Можешь не видеть во мне образец честности и благородства, если угодно. Но есть принципы, через которые я не переступал никогда. И главный из них – стремление к благополучию и безопасности моей семьи. Ему я был верен везде и всегда. Моя дочь – не даст мне соврать.

Я кивнул, сказав взглядом «допустим, я в это верю», и позволив сенатору продолжать.

– Я знаю «сэнсэя» больше тридцати лет. Это могущественный, умный и невероятно опасный человек. Без преувеличения, один из самых влиятельных людей на Земле. Но он серьезно относится к сделкам, которые предлагает и которые заключает. Это подтвердят все, кто когда-либо с ним работал. Димитрис, если он приглашает кого-то на личную встречу и говорит, что у него есть предложение – то это предложение стоит выслушать очень внимательно.

Некоторое время все напряженно молчали. Мне понадобилось время, чтобы прокрутить в голове все услышанное и освоиться с мыслью, что меня позвал на рандеву один из боссов Консорциума – легендарная личность, знакомая каждому по рассказам с детства, чей 132-летний мозг живет, по слухам, уже в третьем или четвертом теле.

– Это какая-то чушь, – наконец заговорила Лаура возмущенно, стреляя взглядом то в отца, то в Ленца. – Для чего нужна личная встреча? Да еще и в его логове? И, по-твоему, Димитрис сейчас в состоянии отправляться на другой конец света? Если твой «сэнсэй» хочет предложить что-то Димитрису – пусть предлагает!

– Нагано делает то, что считает нужным. И так, как считает нужным. Не в моей власти, Лаура, диктовать ему условия. И ты это сама прекрасно понимаешь, – спокойно объяснил ее отец.