Текст книги "Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

Новый мир. Книга 5. Возмездие

Глава 1

§ 1

Как и полагается заключенному, осужденному к пожизненному сроку заключения, мой первый за три с чем-то месяца полёт прошёл в оковах на руках и ногах. Меня перевозили в транспортном отсеке небольшого гиперзвукового самолета, под присмотром четверых вооруженных конвоиров из G-3. Лица конвоиров, как всегда, скрывались под масками, а рты – не раскрывались даже для беседы друг с другом. В одном мне повезло – рядом был иллюминатор, сквозь который я мог выглянуть наружу, и увидеть внизу облака, залитые солнечным светом.

Странно, но от этой картины, которую я видел не раз, у меня буквально захватило дух. Я и не представлял себе раньше, как могут быть красивы обыкновенные облака. Может быть, сегодня у них был какой-то особенный вид? Может быть, мне так кажется из-за того, что я больше трех месяцев не видел ничего, кроме бетонных стен? А может быть, от того, что я понимаю, что вижу их в последний раз?

Солнечные лучи, щедро заливающие светом океан облаков, вселяли в сердце надежду. Они заявляли, что мир, в котором возможна такая красота, не может быть совсем уж пропащим. Но я и не имел претензий к миру. Если бы не кровожадные приматы, которые, не иначе как к злому року этой прекрасной планеты, зародились однажды в её плодородных джунглях – как бы она сейчас была чудесна!

«Бог», – хмыкнул я с горечью, вспоминая напутствия Миллер. – «Всемогущий, всеведущий, всесильный. А еще добрый, милосердный. Как же! Существуй он, и будь он таковым, разве могло бы происходить то, что творится на этой планете? Разве могло бы быть так, чтобы ни в чем не повинным живым существам причиняли столь немыслимые страдания, а дьяволы во плоти оставались безнаказанными? Могло бы быть так, чтобы добро, правда и справедливость постоянно терпели поражение в борьбе со злом и ложью? Нет. Где-то они в своих священных книгах явно ошиблись. Либо он не всемогущ. Либо – не милосерден. Либо его нет. А может, он просто забыл о нас?»

Прислушиваясь к диссонансу внутри себя и видя его в нашем безумном мире в целом, меня невольно посетила догадка. Быть может, Создатель, или создатели, построив на маленькой планете в Солнечной системе гармоничную биосистему, которая за миллионы лет своей работы показала свою близость к совершенству, решили наконец вздохнуть и сделать передышку? Всего на миг – на несколько (десятков, сотен) тысяч лет.

Если так, каков же будет Его (или их) шок по возвращении! Что Он, или они, подумают или почувствуют (если такие слова тут вообще применимы), когда увидят на месте бескрайних джунглей, зеленых лугов, чистых рек и озер, глубоких океанов, в которых роилась прекрасная жизнь в ее невероятном многообразии, безжизненные пустоши, ядерные воронки, воздух и воду, полные отравы, руины громадных уродливых городов и такие же громадные уродливые города рядом с руинами, источающие лишь смрад и выхлопные газы. Нечто подобное, наверное, ощутил бы хозяин, вернувшийся вечером домой и обнаруживший на месте дома пожарище.

«Почему вообще ты ждал чего-то хорошего от людей после того, как они сотворили такое со своей планетой и с самими собой?» – подумал я с тоской, обращаясь к самому себе. – «Нас учили, что Апокалипсис был ужасной ошибкой, или чьим-то подлым преступлением, или наказанием свыше. Но если подумать, это было закономерно. Неминуемо. Или, может быть, homo sapiens проявляли себя мудро и дальновидно хоть на каком-то этапе своей истории? Может быть, их созидательная природа хоть раз перевешивала разрушительную в долгосрочной перспективе?»

Я всю жизнь старался быть сильным. Не сдаваться. Чем сильнее меня били, тем сильнее я собирал волю в кулак. Чем более тяжкими были испытания, тем больше усилий я прилагал, чтобы преодолеть их вопреки всему. Но сейчас я вдруг почувствовал себя совсем слабым и никчёмным. Я поник и растерялся от внезапной, но такой очевидной мысли. Зло, с которым я борюсь, это не что-то внешнее по отношению к людям. Это лицо самого человечества. Гаррисон, Чхон, Браун, Окифора, Лоусон, и те, кто за ними – все эти Патриджы, Дерновские, Нагано – кто они? Выродки? Нелюди? Исчадия ада? Может, члены какого-то тайного культа, прислуживающего злу, которые захватили власть над миром благодаря всемирному заговору?

Увы. Присмотревшись к ним, взглянув правде в глаза, мы, так называемые «обычные люди», несчастные жертвы их игр, увидим самих себя. Да-да, самих себя, наделенных огромной властью и лишенных страха перед чем-либо или кем-либо. Они вышли из нашей среды. Выбились наверх по законам естественного отбора. Мы заслуживаем их. Если мы позволили им оказаться там, где они есть, не способны сбросить их оттуда и предложить лучшей альтернативы – то нам не на кого пенять, кроме себя.

А, впрочем, имею ли я вообще право отнести себя к этому «мы»? Выращенный в пробирке солдат со сконструированным инженерами геномом? Ведь я нахожусь еще несоизмеримо дальше от природной гармонии, чем все остальные. Я – живой продукт грубых извращений над природой, человеческого самомнения, которого в природе вообще не должно существовать.

«Нет», – покачал я головой решительно, не соглашаясь с последней мыслью, и вспоминая слова о своем происхождении, услышанные в свое время от Чхона. – «Я – вовсе не их творение. Ведь моё появление на свет – результат аномалии. Мутация. Идиоты, возомнившие себя богами, на самом деле ничего не умели, ничего толком не продумали. Большинство из тех несчастных, кого коснулась их рука, родились мертвыми или больными. Так что в моем появлении нет их заслуги. Я – всего лишь случайность».

Либо же – не случайность. Может быть, у меня действительно есть миссия? Может быть, то, что я раз за разом выживаю наперекор логике и статистике – это не просто везение? Может ли быть так, что вся моя жизнь – это всего лишь путь, который мне необходимо было пройти, чтобы прийти к какой-то неведомой цели?

– Что ж, скоро это станет понятно, – буркнул я себе под нос.

Корабль пошел на приземление приблизительно через два часа после взлета. По картинке в иллюминаторе, из-за низкой облачности, сложно было понять, где мы находимся. Скорее всего, это еще не Северная Америка – ведь там нет аэродромов, где могут сесть такие «птички». Значит, скорее всего, какой-то перевалочный пункт.

Как только состоялось приземление, и двигатели вертикального взлета и посадки заглохли, конвоиры по знаку старшего двинулись ко мне. Я уже успел убедиться, что они хорошо обучены игнорировать мои вопросы, так что не стал унижаться, задавая их. Я позволил им отстегнуть оковы и поднять меня на ноги. Дверь транспортного отсека как раз в этот момент отворилась. Я увидел, что корабль стоит на бетонном покрытии рулежной дорожки какого-то аэродрома.

– Давай вперед! – ткнули меня сзади.

Показавшись на улице, я втянул ноздрями воздух. По отсутствию запаха серы понял, что мы точно еще не в Северной Америке. На улице было морозно, где-то между 30 и 40 градусами по Фаренгейту, и ветрено, так что кожа покрывалась мурашками. Но это было уж точно не -20, -30 или -40, как бывает на «проклятом континенте». Бегло оглядевшись по сторонам, я заметил, что маленький аэродром ограждает высокий бетонный забор с колючей проволокой.

Шагах в двадцати от приземлившегося транспортника нас ждала группа из пяти людей в штанах и куртках цвета черно-серого городского камуфляжа, один из которых вызывающе поигрывал длинной дубинкой – видимо, здешние охранники. Выглядели они столь же угрюмо, но куда менее строго и дисциплинировано, чем конвоиры из G-3. Типичные вертухаи из захолустной зоны.

– Всего один?! – спросил один из них недовольно, когда я с конвоирами приблизился.

– Как и указано в манифесте, – холодно ответил старший команды сопровождения из G-3, дав понять, что не настроен трепаться.

Главный из охранников недовольно сплюнул и нехотя поставил подпись на электронном документе, который открыл сопровождающий из G-3. Его люди, тем временем, со знанием дела подступили ко мне, окружая со всех сторон.

– Заключенный – на колени! Руки за спину! – гаркнул один из них, давая понять красноречивым жестом, что не станет колебаться, если ему придется применить силу.

Я покорно опустился на бетонное покрытие, позволив одному из охранников грубо и туго защелкнуть на руках наручники, а другому – столь же грубо и намеренно болезненно сделать инъекцию ФСК мне в ягодицу, которая и так саднила от ежедневных уколов. С этого момента я официально перешел в ведение этих ребят.

– Дальше мы сами, – буркнул старший из охранников.

Командир G-3 ответил ему кивком, и жестом приказал своим людям идти обратно на борт. Похоже, им не предписывалось здесь оставаться. Охранник, пролистывая пальцем какой-то файл (видимо, мое личное дело – точнее, ту его часть, которая открыта для мелких сошек вроде него) неприязненно фыркнул:

– И снова «черный» уровень опасности. Везет мне на таких выродков. Ты у нас буйный, а?

– Как видишь, эти парни разошлись со мной целыми и невредимыми, – заметил я, кивнув через плечо в сторону бойцов G-3.

– Ха-ха. Ты у нас шутник, да? – ухмыльнулся охранник, но уже в следующий миг его лицо исказил гнев. – Я тебя сразу предупреждаю, мразь – начиная с этого места и до конца твоей жизни с тобой больше никто не будет панькаться! Билет в «Чистилище» – это билет в один конец. И «Чистилище» начинается здесь. Это место называется «мусоросборник». Потому что здесь вас, мусор, собирают со всех концов Земли – и вы становитесь моей головной болью до тех пор, пока вас, говна вонючего, не соберется достаточно большая куча, чтобы за вами прислали спецтранспортник из «Чистилища». Я это ненавижу. Ненавижу вас всех, гнид, и эту грёбаную работу. За исключением тех моментов, когда у меня появляется шанс надереть кому-то зад. Эти замечательные моменты – единственные светлые полосы в моей жизни. Поэтому я прошу тебя, как человека – дай мне повод. Дай мне повод, и я отметелю тебя так, что зубы повылетают изо рта. Ну же! Давай, выкинь что-то. Мы все этого ждем.

Охранник стоял и внимательно смотрел на меня, прищурившись, и поигрывая дубинкой. Я прекрасно понимал, что любое мое слово будет поводом для удара. Поэтому просто молчал.

– Не хочешь? – спросил он через какое-то время, неприятно ухмыльнувшись. – Значит, не совсем тупой. Может, тогда ты усвоишь главные правила. Правило первое: малейшее непослушание, хоть шаг в сторону без приказа – и ты получаешь люлей по самое «не могу». Правило второе: скажешь хоть слово, кроме как отвечая на наши вопросы, хоть писк издашь без разрешения – и тоже отгребешь по полной. В принципе, мы можем тебя и так отдубасить, просто от нехер делать. У нас тут за этим никто не следит. Некому жаловаться, не у кого требовать и просить. Всем похер, что будет с теми, кого отправили в «Чистилище». Такие, как ты – это отработанный материал. Понятно?

Я молча кивнул.

– Отвечай: «да, начальник»!

– Да, начальник, – покорно ответил я, сочтя, что проявлять норов сейчас было бы бессмысленно.

– Надо же. Какой смышленый, – удивился начальник. – Только не думай, что ты кого-то этим обманешь или ослабишь нашу бдительность. Я прекрасно знаю, что ты – опасный психопат, и что если дать тебе хоть шанс вытворить что-то поганое – ты это непременно сделаешь. Не надейся, что ты получишь этот шанс. Мы с тебя глаз не спустим!

Я вдруг ощутил, как дубинка одного из охранников, стоящего за спиной, ткнулась мне в спину. Тело пронзил сильный заряд тока. Невольно зарычав от боли, я повалился вперед, с трудом ухитрившись приземлиться так, чтобы не разбить нос о бетон.

– Это так, для профилактики, – прокомментировал начальник. – Если будешь паинькой, то, может быть, это больше и не повторится. Теперь вставай! Тебя ждет карета, принцесса!

Не стесняясь погонять меня тычками дубинок, охранники затолкали меня в решетчатый кузов маленькой машинки, похожей на смесь электрокара для багажа, который можно встретить в любом аэропорту, и клетки для перевозки опасных диких животных. На ней двое из охранников и доставили с аэродрома к зоне для содержания заключенных в сопровождении джипа, в который уселись остальные трое.

Как оказалось, здесь была всего одна общая камера. Она находилась на свежем воздухе, с выходом прямо на улицу. Это был классический обезьянник – большое квадратное помещение, три стороны которого составляли бетонные стены, а четвертую – толстая металлическая решетка. Решетка свободно пропускала внутрь свет и морозный воздух. Средств подогрева, как я мог видеть, там не было. Голый бетонный пол, должно быть, был ледяным. Помещение не выглядело предназначенным для содержания людей. Для заключенных не предусмотрели ни лавочек, на которые они могли бы присесть, ни хоть какого-то настила для сна.

Когда машинка затормозила рядом с раздвижной дверью камеры, я заметил, что люди в таких же, как у меня, оранжевых робах, подходят к решетке, чтобы посмотреть, что происходит. Развлечений здесь, должно быть, было немного. Многие из людей обнимали и терли себя руками, а из их ртов выходил пар. Это подтвердило мою гипотезу о собачьем холоде. Всего за несколько минут езды в свободно продуваемой клетке моя кожа тоже уже успела покрыться мурашками.

– А-ну все быстро отошли от решетки, сучье отродье! – гаркнул старший из охранников на зэков, выпрыгивая из джипа. – Все быстро к дальней стене! Кто не понял, уркаганы?!

Пока заключенные выполняли приказ, сопровождающийся характерными жестами с использованием дубинки, меня выволокли из клетки и подвели к раздвигающейся двери камеры. Внутри я уже мог видеть некоторые лица «товарищей по несчастью». Первый раз за долгое время я мог похвастаться тем, что я далеко не самый страшный, кого можно увидеть вокруг.

– Думаешь, ты тут самый психованный и опасный? – в такт моим мыслям шепнул мне на ухо начальник охраны. – Тут собрались такие отбросы, какие тебе и не снились. И знаешь что? Я не пользуюсь «сывороткой пай-мальчиков», чтобы успокоить их. Просто не пользуюсь. А нахрена? Что мне за дело до того, что вы, суки эдакие, передушите и перегрызете друг друга в этой сраной камере?! На это даже бывает весело посматривать.

Я не был уверен, не блефует ли он. Всё-таки руководство наверняка требует от него отчета хотя бы о количестве принятых и сданных зэков – а значит, убийство вряд ли приветствуется.

Что до качества здешней публики – предполагаю, что он не врал. Как бывшему копу, мне было известно, что в «Чистилище» отправляли лишь самых опасных для общества рецидивистов, осужденных за особо тяжкие насильственные преступления, и неисправимых буянов, которые заработали себе особо дурную славу в других тюрьмах. Так что были все основания думать, что характер у моих сокамерников под стать их внешности.

– Удачного постоя в нашем отеле, – с сарказмом произнес начальник охраны на прощании, и меня толкнули внутрь.

Едва решетка за спиной закрылась, мой взгляд скрестился со взглядами некоторых других зэков. В них было столько злобы, жестокости и затравленности, в разных пропорциях этих чувств, что я не принял бы их ни за кого, кроме уголовников, даже если бы мы случайно встретились на улице. Возможно, во мне говорил бывший коп.

Первым делом обращал на себя внимание здоровенный чернокожий детина с длинными косичками, который расположился в дальнем углу. Его крупные предплечья были разрисованы диковинными узорами из специально нанесенных шрамов, а нос, губы и уши хранили свежие следы от удаленного пирсинга. Выражение налитых кровью глаз было до того диким, что впору было опасаться, как бы он не сожрал кого-то живьем. Дикарь сидел в углу и, уставившись в одну точку, бормотал что-то себе под нос на неведомом африканском языке. Другие зэки явно его сторонились – ближайший находился не меньше чем в десяти шагах.

Тем временем, ко мне вразвалочку подошел один из сокамерников. Это был массивный, как боров (фунтов 250–270), но крепкий на вид белокожий увалень. Татуировки покрывали не только его шею и запястья, но даже толстые, как сардельки, пальцы. Обрюзгшее лицо обрамляли неопрятные русые патлы и борода. Запах из рта был до того тошнотворный, что чувствовался на изрядном расстоянии. В отличие от дикаря, этот персонаж выглядел как продукт цивилизации – но таких грязных ее низов, по сравнению с которыми даже дикие пустоши были не таким уж и дном человеческого бытия.

– Курево есть? – спросил он неприязненно.

– Нет.

Зэк чертыхнулся и сплюнул на пол. Кажется, он порывался сказать что-то оскорбительное, после чего я, по неписаным тюремным законам, смог бы либо стерпеть унижение (и тем самым опуститься в самый низ здешней пищевой цепочки) или ввязаться в мордобой. Но, поразмыслив немного, он видимо, передумал. Я был слишком здоровым и страшным, чтобы задираться со мной в одиночку, а альянсы между зэками, видимо, еще не успели здесь сформироваться.

Развернувшись, он косолапо побрел вглубь камеры, обхватив свои телеса руками. Дрожа от холода, он изрыгал при этом под нос грязные ругательства, которые по своему богатству и силе способны были дать фору самой грязной матерщине, которую я слышал. Лишь отдельно взятые из его слов были печатными:

– Проклятье! Собачий холод! Суки! Заморозить нас решили, педерасты! Гребаные сукины дети! Ненавижу!

Едва он отступил, как на передний план вышел, поднявшись резко, как пружина, крепкий смуглый мужик латиноамериканской внешности, среднего роста, но очень подкачанный. На его шее и руках были видны цветные тату, которые часто наносят на тело члены уличных банд. По выражению лица это был типичный задира, привыкший первым переходить в нападение и силой утверждать свое доминирование – в этом был один из секретов продвижения вверх в иерархии криминального мира.

Вперившись в меня прямым взглядом, он резко произнес, всем своим видом демонстрируя готовность к драке:

– За что сидишь?!

В тюрьме такой вопрос не принято было задавать при первой встрече. Так что по понятиям я вполне мог ответить, что это не его собачье дело, тем самым спровоцировав агрессию. В целом, я не питал иллюзий насчет того, что мне удастся избежать насилия в том месте, куда я попал. Но я решил, что приближать наступление этого момента не стану.

– За убийство примерно 60 людей, – честно ответил я.

Как я и ожидал, этих слов оказалось достаточно, чтобы в совокупности с соответствующей рожей произвести впечатление. Я услышал по левую руку от себя шорох. Обернувшись, увидел, как от меня отодвигается подальше один из зэков. Это был тощий и длиннорукий чернокожий с бегающим вороватым взглядом. Он выглядел как мелкая сошка, какие часто прибиваются к более матерым бандитам, и в результате оказываются вместе с ними на зоне. От такого стоило ждать заточки в спину или доноса – но в открытую он на конфликт не пойдет. А после услышанного только что – можно не сомневаться, что он рискнет задираться со мной разве что с большой группой друзей.

– Он 60 человек укокошил?! – пролепетал он.

– Ша! – напустился на него дюжий латиноамериканец. – Ты кто ваще, мля, такой, ушлепок, чтобы свою пасть без спросу разевать?!

– Прости, Матео, – испуганно склонил голову тот.

– Для тебя я «босс», вошь поднарная!

– Прости, босс, – еще более покорно пролепетал он, явно уже успев отведать гнева Матео.

Мужик по имени Матео вновь повернулся ко мне и недоверчиво спросил:

– На тебе 60 жмуров висит? Не звездишь?

– Столько повесили. Хоть большинство из них убил не я.

– Ну уж парочку, судя по роже, ты уж точно ухайдокал, – ухмыльнулся собеседник.

Вздохнув, я вынужден был признать:

– Не знаю точно, сколько. Но то была война.

При слове «война» выражение лица зэка неуловимо изменилось.

– Миротворец? – переспросил он.

– Частник.

Выражение лица изменилось ещё раз. Я заметил, что его мышцы чуть расслабились.

– Первый срок мотаешь?

– Типа того.

Матео понимающе кивнул, тем самым, кажется, признавая меня за равного.

– Советую держаться меня. Я здесь за главного. Вместе с парочкой толковых ребят мы сможем легко держать в узде всех этих утырков. Как попадем на зону, и пока не выберемся оттуда – шохи будут вкалывать за нас, как проклятые. А мы будем курить, плеваться в потолок и думать над тем, как поскорее свалить из этой дыры. Если на нас кто-то тявкнет – убьем нахер. Здесь это так работает. Поверь, я знаю.

Я не успел ответить – услышал неподалеку тихий хохот. Повернувшись к его источнику, я увидел пожилого мужчину, на вид за шестьдесят, заросшего и чумазого как бомж. В его глазах, которые очень заметно косили, читался огонек безумия, который, видимо, и послужил одной из причин его попадания сюда.

Матео нахмурился и обернул к смеющемуся взгляд налитых кровью глаз.

– Ты чего там ржешь, старый хер?! Я что-то смешное сказал?! – спросил он, прищуриваясь.

Сделав несколько шагов в сторону мужичка, он добавил:

– Между прочим, когда я говорил о «шохах», я имел в виду и таких, как ты. Да-да, ты, дедуля, будешь у меня шестеркой. Захочу – буду тебя трахать куда мне вздумается, а ты и слова мне не скажешь. Вот тогда и поржем. Усек?

Не замечая, казалось, что его в любую секунду начнут жестоко бить, мужичок в ответ на угрозу лишь еще шире усмехнулся.

– Ты хоть знаешь, куда мы направимся с часу на час, «босс»? – переспросил он. – Думаешь, там тоже будешь «боссом»? Ну валяй! Недолго успеешь покомандовать, пока мы все не передохнем!

– Ты, может, и сдохнешь. А я подыхать не собираюсь, – презрительно осклабился Матео.

– «Чистилище» – не обычная тюрьма, – продолжая хихикать, поведал дедок. – Там нет блатных. Их начальнику плевать, каким большим цабе ты был на воле или на других зонах. Ему не нужно от тебя ничего. Не нужны твои бабки. Не страшны твои друзяки-бандюки на воле. Он лишь одного хочет. Чтобы каждый, кто попал туда, страдал – от самого начала и до самого конца.

Странно, но от этих спокойных слов пробрала дрожь. И, видимо, не одного меня.

– А тебе почем знать, бомжара?! – напустился на него бородатый верзила, жаловавшийся на холод, который, как оказалось, прислушивался к разговору.

– Наверное, он умеет читать, – вдруг произнес молчавший до этого заключенный, сидящий в углу.

Этому было под сорок, и он был одним из немногих, кто внешностью не был похож на преступника. Это был брюнет среднего роста и обычного сложения, с землистого цвета кожей, с грустным лицом, густой щетиной на впалых щеках и черными кругами под глазами, словно от длительной бессонницы. Впрочем, внешность часто бывала обманчива. Это мог быть обыватель, укокошивший жену во время пьяной ссоры, а на утро ужаснувшийся содеянному, но получивший суровый приговор в назидание другим. А мог быть и маньяк, который в свободное от своей скучной работы время душил школьниц, а их тела расчленял, напевая под нос веселую песенку.

Ещё со времен в полиции я знал, что уголовники, обычно необразованные, вышедшие из низов, крайне негативно реагируют на намеки на интеллектуальное превосходство над ними превосходство, и в ответ не медлят продемонстрировать превосходство физическое.

Глаза увальня опасно сузились, и он сделал пару шагов в сторону объекта своей злости.

– Чё, умного тут корчишь, мудила?! – взревел он. – А о том, что ты педераст, и я тебя в уши оттарабаню, ты не читал?!

Однако тут он встретил на своем пути препятствие. Матео, только пометивший себя как босса, не готов был допустить, чтобы кто-то другой унижал зэков без его разрешения

– Эй! Это я тут буду решать, кого кто тарабанит! – отреагировал он. – Может, и с тебя начну!

Боров не испугался. Сжав волосатые кулачища и оценивающе осмотрев латиноса, который был, хоть и подкачанным, но помельче его, он ухмыльнулся.

– Да ну? Хочешь попробовать?!

Глаза зэков, за исключением бормочущего что-то чернокожего дикаря и одного спящего (или замерзшего насмерть) сосредоточились на этой паре, учуяв, что вот-вот начнется драка.

Глядя, как эти двое сближаются, готовые вот-вот перейти от стадии сверления друг друга угрожающими взглядами к стадии, когда в ход пойдут кулаки, заключенный, который невольно стал катализатором этой заварушки, и громко хмыкнул.

– Вы что, серьезно?! Эти свиньи, там, снаружи, запихнули вас, как животных в клетку! Они будут пялиться, ржать и жрать попкорн, пока вы будете метелить друг друга! Вы так хотите доставить им это удовольствие?! Угомонитесь! Они – наши настоящие враги! Вы разве этого не понимаете?!

– Он прав! – поддержал его чей-то одинокий голос.

Однако большая часть сокамерников придерживались иного мнения.

– Херня это!

– Врежь ему, Хейз!

– Давай, Матео!

Увидев, что его слова не возымели действия, мужичок, призывающий объединиться против общего врага, презрительно прыснул.

– Ну конечно! Давайте, ну, повеселите этих скотов! Долго еще они будут стравливать нас друг с другом и властвовать над нами?! Долго?!

– Эй! Заткнись уже, ясно?! – напустился на него один из арестантов по соседству, косясь недобрым взглядом и отодвигаясь подальше. – Я сыт по горло этой твоей фигнёй, долбанный псих!

– Псих?! Это я псих?! А может, это вы – зомби, которые не хотят замечать очевидного?!

– Да закройся ты уже!

Я, тем временем, прошел вглубь камеры и сел на свободное место у стены примерно посредине между активничающим мужичком, которого только что назвали «психом», и тем, который призывал его замолчать. Их перепалка вскоре стихла. Мужичок некоторое время изучающе смотрел на меня, возможно, пытаясь понять, какое содержимое может содержаться под моим исполосованным шрамами. Затем протянул мне руку:

– Меня зовут Фрэнк.

– Советую держаться от него подальше! – предупредил меня мужик, сидящий справа, глянув на Фрэнка с неприкрытой антипатией. – Это чокнутый психопат!

– Не слушай его. Я вижу по твоим глазам, что ты человек неглупый, не уличный бык. Я что, по-твоему, похож на сумасшедшего? А эти ребята, которые готовы колотить друг друга ни за что ни про что, как звери – они типа нормальные?!

Я неопределенно покачал головой.

– Димитрис, – представился я, осторожно пожимая руку.

Глаза мужичка, назвавшегося Фрэнком, вдруг поползли на лоб.

– Как-как, извини?!

– Ди-мит-рис, – повторил я терпеливо. – И нет, я не грек.

– Да нет, я услышал! – возбужденно ответил мужичок, на лице которого было написано растущее волнение. – Просто я не могу поверить! Ты что, правда?! Да, чЁрт возьми, это точно ты! Ты же тот самый Димитрис Войцеховский, который…!

Однако он не успел закончить своей фразы.

Перепалка между Матео и здоровяком, которого называли Хейзом, наконец достигла критической точки. Бородатый верзила грубо оттолкнул от себя оппонента рукой. Черта была перейдена. С этого момента конфликт развивался стремительно и жестко.

Сразу стало понятно, что за драчливостью латиноса скрывалась не одна лишь бравада. Его противник был силен и увесист, как портовый грузчик, и ему наверняка удалось бы использовать эти преимущества, если бы он сумел крепко схватить и сдавить менее крупного Матео. Но тот не дал ему шанса это сделать. Серией быстрых, метких и сильных ударов, которые выдавали в нем опытного и подготовленного бойца, он огорошил неповоротливого борова, повалил его на пол и, не давая опомниться, выкрутил руку. Увалень издал болезненный стон.

Другие зэки, как водится в тюрьмах, где выяснение отношений кулаками считалось нормой, не стали разнимать их. Они отошли на пару шагов и принялись наблюдать, притоптывая на месте от холода и время от времени подбадривая дерущихся криками и взмахами рук.

– На тебе, сука! Получай! – неистово кричал Матео, не переставая, как отбойным молотком, колотить поверженного противника кулаком по голове и лицу, по которому растекалась кровь.

Я всмотрелся в его черты, охваченные боевым безумием. И внезапно узнал это выражение.

– Эй! – воскликнул я, поднимаясь с места. – Матео! Ты ведь тоже частник, да!

Он ничего не ответил – лишь продолжил колотить свою жертву.

– Где ты служил?! – не отставал от него я.

– А тебе что за дело?! – не переставая дубасить противника и не глядя на меня, переспросил тот.

– Оставь его! С него хватит! – предложил я, кивнув на поверженного верзилу.

– А то что?! Тоже хочешь?! – замерев с занесенным кулаком, взревел Матео.

– Ты сам не замечаешь, что не можешь контролировать свою ярость?! Это ведь началось после того, как ты подсел на стимуляторы, да?!

Резко выдохнув, как разъяренный носорог, и отпустив полумертвого увальня, он медленно поднялся на ноги, испепеляя меня полубезумным взглядом. Его кулаки оставались сжатыми.

– Ты, сука, в душу мне вздумал лезть, да?! Так я тебя, сука, предупреждаю – не надо!

– Как скажешь, – воздев руки с раскрытыми ладонями, пообещал я. – Просто знай – большую часть дел, за которые я сижу, я натворил под действием этого дерьма. Я видел множество парней, которые тоже сидят из-за того, что с ними сделала эта дрянь.

– Мне насрать, что ты там «видел»! Насрать! Ты понял?! – еще крепче сжав кулаки, прорычал он, не замечая, что брызжет слюной.

– Понял, – согласился я, спокойно кивнув.

Издав яростное рычание, но так и не перейдя в атаку на меня, он с силой долбанул кулаком решетку, а затем порывистой походкой, похожей на походку тигра в клетке, ушел вглубь камеры. Пара других зэков шарахнулись от него. Истекающего кровью увальня кто-то из сочувствующих ему сокамерников с трудом оттащил поближе к стенке.

– Тебе повезло, новенький, – прошептал тощий, похожий на крысу чернокожий, которого Матео ранее попустил. – Лучше не зли больше босса. Сам видел, на что он способен.

– Заткнись ты, шавка, – отмахнулся я, даже не глядя на него.

Тот обиженно засопел, но послушался.

– Охренеть! – всё это время продолжая смотреть на меня как баран на новые ворота, воскликнул Фрэнк. – Это правда ты!

В этот момент из динамиков на потолке раздался громкий предупредительный гудок. Миг спустя решетка с шумом отворилась, впуская в камеру небольшой отряд сердитых охранников в шлемах и с увесистыми дубинками.

– А-ну встать всем! К стене, сукины дети! Руки за спину! – услышал я громкий крик одного из них.

Мозгов выполнить эту команду без лишнего принуждения хватило практически у всех, не исключая даже Матео, спонтанная ярость которого несколько поутихла. Проигнорировал ее разве что один парень, которого я до этого принял за спящего. Оглядываясь через плечо, я заметил, как подошедший к нему охранник без лишних церемоний шарахнул его дубинкой, не забыв поставить электрический ток на высокую мощность. Лежащий по инерции вздрогнул, но звуков не издал.

– Этот окочурился, кажется, – буркнул охранник, для верности еще пару раз пнув тело ногой.

– Ну так оставь его, – махнул рукой старший из охранников. – Займись лучше вон тем!