Текст книги "Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

Мне оставалось лишь кивнуть.

– Я надеюсь, что я ответила на твой вопрос, – закончила она.

– Вполне, – кивнул я.

После небольшой паузы я развернул бумажку, которая дала мне Клаудия:

– Скандинав – этот парень, которого прислала Клаудия – должен быть здесь неподалеку. Ты знаешь, кто это?

– Какой-то новичок. Надо пойти и присмотреться к нему. Если есть хоть малейшая тень сомнения – советую говорить решительное «нет». Риски слишком велики, чтобы брать в команду ненадежного человека.

– Я поговорю с ним. Они здесь, на втором этаже. В комнате «209».

– Я схожу с тобой. В случае, если он – засланный казачок…

– … то спецназ уже рядом, и неминуемо перебьет всех нас. И от твоего присутствия во время беседы ничего не изменится.

– Либо он не выкажет себя, а попробует втереться к тебе в доверие и сделаться «кротом». Вот чего на самом деле стоит опасаться.

– Клаудия намекнула, что это человек, которого я знаю лично. Я бы хотел поговорить с ним вначале наедине.

– Дело твоё. Тогда я пока организую нам комнаты для ночлега. Буду тут, – кивнула она, указав в сторону столика, за которым сидели Гэвин с Кирой, Ши, Джером и Ронин.

Коридор на втором этаже был грязным и слабо освещенным. Из-за тонких перегородок комнатушек доносились голоса на повышенных тонах, смех и стоны людей, занимающихся сексом. Я прошел к двери с номером «209». Хоть и заверил Клаудию, что нападения не опасаюсь – стал вначале сбоку и положил руку на рукоять пистолета. Лишь затем постучал.

– Какого хера?! Кого принесло?! – отозвался настороженный мужской голос изнутри, лишь смутно знакомый.

– Это ты пялишь резиновую бабу?! – назвал я написанный Клаудией дурацкий пароль.

– Это мышь за стеной пищит, кретин!

Ответ, столь же дурацкий, был правильным. Секунду спустя дверь отворилось – и передо мной предстало лицо коротко стриженного парня лет двадцати пяти. Мне понадобилось время, чтобы узнать его. Серо-голубые глаза, которые я привык видеть затуманенными яростью или отупением, были теперь вполне ясными. Правда вот, белки глаз были покрасневшими, а под ними пролегали темные круги, похожие следы от хронического недосыпания. Парень выглядел осунувшимся и нездоровым.

– Капитан, – тихо произнес он, ощутимо волнуюсь.

– Донни? – недоверчиво переспросил я.

Смущенно кивнув, бывший легионер, с которым я когда-то познакомился в реабилитационном центре «Тихие сосны» в 93-ем, жестом предложил мне войти. Через минуту я уже сидел на кресле у окна в маленькой, бедно обставленной комнатушке. Парень присел на кровать рядом со своим рюкзаком, который он еще не успел распаковать.

– Понимаю, вряд ли вы ждали меня здесь увидеть, сэр. Последний раз, когда мы виделись, вы как следует накостыляли мне и этому засранцу Питу Хендриксу в «Доброй Надежде». Жаль только, что пожалели. Надо было бить нещадно. Может, дурь бы из меня быстрее вышла.

– Ты в завязке? – сразу перешел к делу я, вглядываясь в движения парня.

– После той самой взбучки, да еще и когда я узнал о смерти Питера Коллинза – в тот же день я послал ублюдка Хендрикса под три черты. Сказал себе: я слезу с этого дерьма, как в свое время слез ты! Стану снова хозяином своей жизни!

– Почему ты не связался со мной? Или с кем-нибудь еще из клуба? Тебе бы помогли.

– Я знал, что вы примете меня даже после всего, что было. Но мне было стыдно. Чем больше я отходил, тем яснее понимал, каким сукином сыном я был, что я творил вместе с этой паскудой Питом. Я не мог заставить себя посмотреть в глаза тебе и мужикам. Просто не хватало духу.

Донни смущенно уставился в пол. Затем продолжил:

– Я решился лишь тогда, когда услышал о собрании «носка». Вы, наверное, не видели меня в зале Китайского театра. Я был в задних рядах, не высовывался. Боялся, что меня узнаете вы, или Чако, или Илай. Но я выслушал вашу речь от начала до конца. И в тот момент я понял, что пойду за вами хоть на край света. Что я заставлю этих гребаных ублюдков ответить за то, что они сделали со мной, с вами, с другими ребятами. Ответить за «Валькирию». За все!

Губы Донни, бывшего бойца «Железного Легиона», решительно сжались.

– Я пошел вместе с другими на площадь Содружества, защищать людей. Но… вы сами там были. «Автоботы» нас раскидали. Меня буквально размазали по асфальту. Подержали пару суток в обезьяннике – и выбросили. Тогда я понял – время молчания и стояния на площадях закончилось. Суки, сотворившие все это с нами – порождение этой власти. И они никогда не будут наказаны, пока эта власть у них в руках. Сопротивление – единственный выход.

– Как ты попал к ним? Они не берут людей просто с улицы.

– У меня был знакомый, у которого был там знакомый… как-то так, – пожал плечами Донни. – Ясное дело, вначале мне до конца не доверяли. Поручали роль «пушечного мяса», охранника на массовых акциях. Но люди с настоящим боевым опытом в Сопротивлении очень нужны. Так что, когда я проявил себя на паре акций – меня записали в боевой отряд.

– Почему «Скандинав»? Я не знал, что ты родом оттуда.

– Мне сказали, что позывной необязательно должен быть тесно связан с моей настоящей личностью. Даже лучше, если он не будет у всех знакомых ассоциироваться со мной. Вот мне и пришло такое в голову. Наверное, из-за «Валькирии». Ведь Валькирия – это персонаж из северных мифов, так?

– Да, – кивнул я, удивившись, что он об этом знает.

– Я много читал в свое время, – скромно заметил парень.

Я вновь повернул вопрос к делу:

– Как ты нашёл меня?

Он посмотрел на меня, вздохнул, и признался:

– Едва я узнал, что вас освободили, я сказал себе – если только мне удастся найти вас, то я наконец найду в себе смелость, и скажу вам все как есть. Я прямо задал вопрос командиру своей ячейки. Выяснилось, что он знает другого командира ячейки. Тот – знает еще кого-то. Наверное, так по цепочке это до вас в итоге и дошло. Мне просто велели прибыть сюда, заселиться в эту комнату, и ждать.

– И что же ты хотел мне сказать?

– Что я очень сожалею о содеянном, – изрек парень, опустив глаза. – Это был не я. Не совсем я. Вы должны понимать это, сэр. Но я все равно виноват. Мне следовало бороться. И у меня были люди, готовые поддержать. Но я смалодушничал. Я не верил, что смогу. Не готов был к этой боли. Идея Пита сидеть на «чернухе» казалась меньшим злом. Это все равно не была настоящая человеческая жизнь. Но, по крайней мере, в ней не было постоянной ломки.

– Донни, на твоих глазах срывались многие ребята в клубе. Разве ты видел, чтобы я кого-то из них осуждал? Это может случиться с любым из нас. Мы все обречены с этим жить. Словно ходим по тонкому льду. Стоит ему дать хоть в одном месте трещину – и мы на нем не удержимся. Особенно если рядом нет того, кто поможет.

– Вы – не такой, капитан. Вы – по-настоящему сильный человек!

– Твой «по-настоящему сильный человек» убивал ни в чем не повинных людей, находясь под «Валькирией», Донни. Слепо, со стеклянными глазами и без задних мыслей. Я был игрушкой в руках Чхона. Как и мы все.

– Чхон – это генерал? Главный в Легионе?

Я тяжело вздохнул. Вспомнились допросы в СБС, разговор с Мей Юнг, их круглые глаза при упоминании «какого-то Чхона». А затем – мой кошмар (а может быть, вовсе и не кошмар) во время заточения в карцере в «Чистилище».

– Ты не знал его, Донни?

– Я был всего лишь рядовым, сэр. Мясом. Знал лишь своего прямого командира. Мне не было дела до того, кто стоит выше. Вы ведь знаете, задавать вопросы в Легионе было не принято.

Я горько усмехнулся и пробормотал:

– Всюду одно и тоже.

Донни непонимающе нахмурился.

– Что вы имеете в виду, капитан?

– Меня зовут Димитрис, Донни. Я давно уже никакой не «капитан».

– Да, сэр.

– И не «сэр».

– Да… Димитрис.

– Чхон – словно злой призрак. Или демон. Могущественный демон. Его тень нависает надо мной всю мою жизнь. И я не перестаю удивляться его способностям. Он творит страшные вещи, на которые мало кто из людей способен. Он давно должен был стать мрачной легендой. Ночной страшилкой для детей. Но он не оставляет за собой никаких следов. Его никто не помнит. О нем нет никакой информации в базах данных. Он словно бы и не существует.

– Ты веришь в призраков, Димитрис?

– Может быть, скоро поверю. Но не раньше, чем я выпущу в него пару обойм.

– Звучит как вполне сносный план. Вы знаете, где его искать?

– Понятия не имею. Все, кому я называю это имя, пытаются убедить меня, что я гоняюсь за тенью. Совсем недавно я наконец встретил, совершенно случайно, человека, который хорошо помнил его, и даже не раз видел лично. Это был капрал из Легиона, дезертир, заточенный в «Чистилище». И вот теперь этот человек мертв. Это была словно насмешка. Издевка судьбы.

Донни слушал меня внимательно и сосредоточенно.

– Это то, чем ты занимаешься, Димитрис? Ищешь его?

– А ты не знал, чем я занимаюсь, когда отправился сюда?

– Нет. Все, о чем я просил – чтобы меня передали под твоё командование. Лишних вопросов я не задавал. Сказал, что готов делать все, что от меня потребуется.

– Не очень-то умно – подписываться на работу, о которой ничего не знаешь, Донни. Мы ведь с тобой такое однажды уже проходили.

– Я знаю вас. И я доверяю вам как никому другому. Мы ведь с вами оба прошли через Легион. Нас обоих пропустили через мясорубку. Превратили наши жизни в кошмар. Нам точно есть, за что их ненавидеть.

Я посмотрел на парня испытывающим взглядом. Большие темные круги под его глазами и некоторые другие симптомы позволяли понять – он держится вдали от наркоты из самых последних сил.

– «Валькирия» все еще является для тебя проблемой, Донни, – констатировал я.

– Я в завязке, – напрягся он.

– Я не об этом спрашиваю.

Парень хотел было продолжить отпираться, но вздохнул, и как-то разом осунулся.

– Я хотел бы сказать, что проблемы нет, Димитрис. Но это была бы чертова ложь!

От меня не укрылось, что он в отчаянном бессилии крепко сжал кулаки. Его голос, который он прежде держал ровным, предательски надломился.

– Ты ведь и сам все видишь, не так ли?! Я сплю только под действием снотворного! И это все равно не спасает меня от кошмаров! Порой мне очень тяжело. Порой кажется, что просто невыносимо. Мне бывает гораздо хуже, чем было после демобилизации, когда я впервые подсел на «удочку» Пита. А ведь тогда мне казалось, что хуже быть не может.

С каждым словом он делался все более раздраженным и мрачным, так что казалось, что его прямо на моих глазах окутывает черное грозовое облако. Но вдруг в его глазах просветлело.

– Но знаешь, за счет чего я все-таки держусь, Димитрис? Даже когда кажется, что мой порог переносимости уже давно позади? За счет понимания того, что я кому-то нужен. Что я чего-то стою. Делаю нечто важное. Что другие люди на меня рассчитывают, и я не могу подвести их. Такого чувства я после Легиона, да и до него – еще не знал. Если бы не это – я бы давно уже послал всё к чёрту и сорвался.

Парень выдохнул, и вдруг сделался спокойным. В его глазах скользнула какая-то тихая, спокойная и грустная до боли обреченность.

– Знаешь, Димитрис, я ведь все понимаю. Понимаю, что чем бы ты не занимался, тебе не нужен рядом ненадежный человек, который каждый день борется с самим собой. Насчет которого ты не можешь быть на 100 % уверен. Брать такого человека в команду – только ставить все под угрозу. Меньше всего на свете мне хотелось бы подвести тебя в критический момент. Так что… можешь даже ничего мне не говорить. Я просто уеду, откуда приехал. Все, что я хотел… это попросить прощения за то, что сделал.

Я устало вздохнул, и жестом ладони прекратил его словоизлияние. «Как же хорошо ты меня знаешь, Клаудия!» – подумал я. Убедившись, что Донни умолк и смотрит на меня, я молвил:

– Спускайся вниз, Скандинав. Познакомлю тебя с остальными.

Некоторое время в глазах бывшего легионера продолжало отражаться недоумение. Казалось, он не может поверить в то, что слышит. Затем его зрачки и уголки губ начали двигаться, отражая хлынувшие эмоции.

– Это значит, что?.. – екнувшим голосом переспросил он.

– Значит.

Ночь в Голестане прошла неспокойно. Хоть пистолет лежал все время на тумбочке перед кроватью, в соседних комнатах спали товарищи, а в баре внизу постоянно сидело двое из членов отряда, следя за обстановкой, тревога не покидала меня.

Мы были изгоями. Нас боялись, ненавидели и считали опасными террористами большая часть населения планеты, включая власти сверхдержавы, контролирующие всю планетарную орбиту, имеющие в своем распоряжении «Купол», который делал их практически всеведущими. Чем дольше я не спал и думал, тем яснее понимал, насколько велика вероятность того, что нас выследили – засекли наши передвижения со спутников; зафиксировали наши лица на записи с какой-то из видеокамер, наверняка установленных в Голестане; перехватили зашифрованное сообщение, касающееся наших передвижений; получили донесение от «крота», который мог скрываться среди нас.

Наступил момент, когда я настолько убедил себя, что нас вот-вот неминуемо «накроют», что слез с кровати на пол, снял пистолет с предохранителя и долго сидел, направив его на дверь гостиничного номера. Я напрягался каждый раз, когда из-за двери доносились чьи-то шаги. Но ни разу шаги так и не замерли у моей комнаты.

– Херово выглядишь, – диагностировал Джером, пришедший будить меня на рассвете.

– Всю ночь не сомкнул глаз.

– Я тоже. Чувствую себя здесь как в западне. Быстрее бы убраться подальше!

– Все уже готово?

– Да. Принцесса говорит, ее люди на месте.

Я кивнул. Не сразу понял, о ком он говорит.

– А у тебя какой позывной?

– Казак.

– Следовало догадаться.

Вдруг задумался. Поймал себя на мысли, что так и не успел поговорить с Джеромом по душам после своего освобождения. Не успел спросить, есть ли новости о Катьке и Седрике. Он, кажется, прочел это в моих глазах.

– Если ты хочешь спросить о моих – все без изменений.

– Лаура сказала мне, что нашла адвоката.

– Нашла. Хороший адвокат. А может, и херовый. Это на самом деле не имеет значения. Они ведь заложники. Пленные. Мы оба понимаем расклад.

– Честно говоря, я думал, что ты…

Я не сумел найти подходящих слов, чтобы договорить. Но он понял. И ответил прямо:

– Я не верю, что они отпустили бы их, даже если бы я продал им свою душу. Держали бы меня на крючке, сколько я был бы им нужен. А как попользовались бы – ликвидировали бы. А на их судьбу это не повлияло бы.

– Скорее всего, ты прав.

– Скорее всего. Никто не знает точно. Но у меня нет права на ошибку. Ты верно сказал мне, Дима. Пока я на свободен и не сдался – у них есть надежда.

Я не стал спрашивать, действительно ли Джером всерьез надеется на победу всемирной революции и на массовую амнистию заключенных. Не здесь, не сейчас. Да и кто я такой, чтобы задавать такой вопрос? Если я не знаю на него ответ – что я сам здесь делаю? Кого я из себя корчу?

– Скажи всем, чтобы были готовы через пятнадцать минут, – буркнул я.

– Лейла на этот счет уже распорядилась. Собираемся внизу в 05:00.

Я взглянул на часы – они показывали 04:51. Язык повернулся было, чтобы сказать, что время переносится. Но я передумал. Строить из себя босса, не представляя, что на самом деле происходит, и отвергать помощь того, кто владеет оперативными данными и держит ситуацию под контролем, может лишь упрямый идиот. Каждый имеет право быть упрямым идиотом, когда речь идет только о жизни. Но когда в его руках много жизней – такую роскошь он уже не может себе позволить.

Возможность поставить Лейлу на место еще представится.

– Ну добро, – кивнул я.

§ 18

00:00. Начало записи.

– Привет, Лори. После всего, что случилось, что ты пережила из-за меня, получить всего лишь это сообщение – это ужасно несправедливо. Прости меня, пожалуйста, девочка моя.

00:18.

– Я бы безумно хотел оказаться сейчас с тобой рядом. Обнять тебя. Хотя бы глянуть на тебя разок издали. Или услышать твой голос. Если бы ты только знала, как многое я хотел бы тебе сказать! Но это невозможно. Как бы сильно я этого не хотел. Я надеюсь, что ты это поймешь.

00:39.

– Лори, я знаю, как многое ты для меня делала. Знаю, что ты не забывала обо мне, пока я сидел в тюрьме. Можешь быть уверена, и я не забывал о тебе ни на миг. Если бы не этот огонек света в моей душе, если бы не память о наших с тобой счастливых часах и минутах там, в небе, и в Сент-Этьене – не думаю, что я выдержал бы все, что мне выпало.

01:13.

– Но я выдержал. Я жив. Не верь фото, которые ты могла увидеть в Сети. Все не так страшно. Им не удалось меня сломить. Им следовало убить меня. Но они упустили свой шанс. И нового шанса я им не дам.

01:32.

– Я не могу сказать тебе, где я сейчас, с кем, что я делаю, какие у меня планы. Так будет лучше для нас обоих. Скажу лишь одно. Это не то, чего я хотел. Не то, к чему я стремился. Я очень хотел бы, чтобы у меня был другой выход. Но другого выхода нет. Надеюсь, ты и сама это понимаешь.

01:55.

– Я бы очень хотел сказать: «Все будет хорошо». Считается, что эта фраза, сказанная любимым, всегда священна – даже когда это бессовестная ложь. Но я не хочу обманывать тебя. Я не знаю, будет ли все хорошо. Не знаю, сможем ли мы еще когда-то встретиться. Наш мир замер на краю очередной пропасти. Что его ждет завтра – один Бог знает. Да и то – если он есть.

02:27.

– Я обещаю тебе лишь одно, Лори. Я сделаю всё, абсолютно всё, что в моей власти, чтобы вырвать нас с тобой и наши судьбы из когтей этого безумия, заложниками которого мы стали. Подарить нам шанс на будущее. Каким бы фантастическим это сейчас не казалось.

02:44.

– Я трезво оцениваю себя, Лори. Не строю из себя героя, пророка, мессию. Я определенно не смогу спасти или изменить этот мир. Я не уверен даже, заслуживает ли он спасения. Но в нем есть нечто, что точно заслуживает шанса. Это – мы с тобой. И тот мир, который мы способны создать вокруг себя.

03:13.

– Любимая, прошу тебя об одном – береги себя. Без тебя все это будет лишено для меня смысла. Не ищи неприятностей на свою голову. Будь настолько осторожна, насколько это возможно. Ни в коем случае не ищи меня, что бы ты ни услышала. Не пытайся со мной связаться. Лучше вообще не высовывайся лишний раз. Я сам выйду на связь, как только смогу. Обещаю.

03:32.

– Я люблю тебя, Лори. Люблю и очень по тебе скучаю.

03:41. Конец записи.

§ 19

Я видел человека по имени Герман уже второй раз в жизни. И второй раз в жизни меня не покидало ощущение, что я видел эти хитрые серо-зеленые глаза как-то раньше. Когда-то давно. Быть может, слишком много таких персонажей мне доводилось видеть – людей с лицами-масками, чьи мотивы и истинные желания – для меня потемки.

– Рад видеть тебя снова, Димитрис, – сказал он, лучезарно глядя на меня, на этот раз – с дисплея, который мерцал в темноте.

Я ограничился коротким кивком.

Сеанс связи проводился по допотопному интеркому, качество изображение на экране которого оставляло желать лучшего. Вокруг был мрак, развеиваемый лишь налобным фонариком на моей голове. Интерком был установлен на стене в маленькой комнатке в недрах кишащей крысами канализации города-призрака – одного из многих, которые после Апокалипсиса были отмечены на картах как «серая зона» – безлюдные пустоши. Добраться сюда оказалось делом настолько непростым, что знай я это заранее, может быть, отказался бы от этой затеи.

Меня заверили в абсолютной надежности этого канала связи, не говоря уже о том, что я не собирался ни одной лишней минуты оставаться в этом месте. Несмотря на это, хотелось закончить с этим побыстрее.

Герман, по-видимому, не так сильно торопился.

– Я с большим удовольствием наблюдал, сколько пользы ты извлек из информации, которая стала результатом нашей прошлой встречи! Признаюсь, даже я не ожидал такого. Твоя речь войдет в учебники по истории. Хотя это, конечно, зависит от того, кто их будет писать. Судя по всему, ты наконец озаботился и этим вопросом?

В ответ на его понимающую ухмылку я отрицательно покачал головой.

– Меня интересуют те же люди, что и в прошлый раз.

– Хм, – задумчиво хмыкнул тот, кивая. – Что ж, это логично. И, наверное, правильно. Наш мир стал бы куда более эффективным и упорядоченным, если бы каждый занимался только своим делом, но зато делал его усердно и доводил до конца. Евразийцы эту истину давно усвоили. Но разве нам, безнадежным эгоцентристам и эгалитаристам, это понять? Они – муравейник. А мы – стая мошкары, беспорядочно летающая вокруг светильника…

Я не выдержал и прервал эти лирические отступления:

– У евразийцев был хороший шанс доказать свое превосходство. Мы оба помним, чем все закончилось.

Но торговец информацией не растерялся, и хитро сощурился, будто знал что-то, чего я еще не знаю, и собственная осведомленность тешила его, а моё неведение забавляло.

– Ничего еще не закончилось. Ничто вообще никогда не заканчивается, друг мой!

Я с трудом, но удержался от едкого комментария по поводу нашей с ним «дружбы». Все-таки этот человек был мне нужен. Вернее, информация, которой он владеет.

– Я гляжу, на философию здесь настроен лишь я, – наконец догадался Герман, посерьезнев.

– Похоже на то. Я поглощён делами приземленными.

– Что ж, ты получишь то, что хочешь. Точнее – тех, кого хочешь. Я уже говорил тебе свое мнение об этих личностях и надлежащей им судьбе. Так что с информацией расстанусь с чистым сердцем.

Я сосредоточенно кивнул.

– Речь идет об информации, достаточно для того, чтобы… – счел нужным уточнить я, закончив на красноречивой паузе.

– Разумеется, – кивнул Герман, дав понять, что понял намек.

Сделав паузу, он добавил:

– Но, я буду выдавать тебе их порциями. Когда добуду нужную информацию в нужном объеме и сочту, что пора ею распорядиться – ты будешь ее получать. До тех пор – я могу ее и придержать.

– Почему не все сразу? – нахмурился я.

– Хочешь откровенный ответ? – не растерялся Герман.

– Я и так догадываюсь, каким он будет, – мрачно предрек я.

– Угадал. Я хочу следить за тем, как ты распоряжаешься с информацией. И решать, стоит ли предоставлять новую, и на прежних ли условиях. Назовешь это моим желанием иметь над тобой определенную власть, или контроль? Что ж, если угодно, можно назвать это так. Я могу позволить себе эту маленькую прихоть.

– Может быть, тогда мне стоит позволить себя найти другой источник информации?

Как я и ожидал, это не обеспокоило Германа.

– Милости прошу. Но уверяю, ты больше не нигде не найдёшь того, кто обладает нужной тебе информацией и захочет ею с тобой поделиться. Особенно – бескорыстно.

– Я не верю в бескорыстие. Чувствовал бы себя куда спокойнее, если бы расплачивался в твердой валюте. Хотя бы знал тогда истинную цену твоей «помощи».

Герман усмехнулся.

– У тебя неплохо получается изображать циника и мизантропа, Димитрис. Но мы оба знаем, что ты идеалист и мечтатель. Циник не совершил бы того, что совершил ты. А раз ты сам идеалист, то так и подмывает спросить – отчего в других ты видишь лишь циников? Ты настолько убежден в своей исключительности и моральном превосходстве над общей «серой массой»?

Я фыркнул.

– Уж не пристыдить ли ты меня пытаешься? Все это пустые слова. Я неплохо знаю о том, каковы мотивы моих поступков. Относительно остальных я не могу быть уверен. А раз так, исхожу из худшего.

– Значит, не доверяешь мне?

– Конечно же, не доверяю.

– Другой бы обиделся, учитывая наш позитивный опыт сотрудничества.

– Но ты-то не станешь.

– В обидах нет никакого смысла. Они лишь напрасно все усложняют. Но давай вернемся к делу. Как я уже сказал, твой выбор в твоих обстоятельствах невелик. А раз так – я имею возможность злоупотреблять эксклюзивностью своих услуг. И я решил злоупотребить ею, выдавая тебе данные по частям. Вот и весь сказ.

– Так не пойдет. Если ты выдашь мне информацию только об одной цели за раз, ты будешь точно знать, что именно она будет моим следующим приоритетом. Слишком большой риск для меня. И слишком большой соблазн для тебя передать информацию о моих планах другим людям, которые могут использовать ее против меня.

– Каково твоё предложение?

– Мне нужно все – и сразу.

– К сожалению, так не выйдет, друг мой.

– Тогда мне нужно минимум три объекта за раз.

Герман некоторое время раздумывал, подперев рукой подбородок и уставившись вверх.

– Ну добро, – наконец кивнул он, и сделал несколько взмахов руками. – К устройству внизу подключен флэш-накопитель. Только что данные были переданы туда. Там найдешь даже пять объектов – два мелких в качестве жеста моей доброй воли.

Я не успел удивиться тому, как быстро все произошло.

– Удачи! – бросил осведомитель напоследок, и изображение на дисплее погасло.

Я остался в одиночестве в затхлой тесной подсобке. Нащупал флэшку, выдернул и положил в карман. Секунду спустя – вышел наружу, скрипнув ржавой дверью. Сразу же услышал писк разбегающихся из-под ног крыс.

– Идем, – кивнул я в ответ на вопросительный взгляд ожидающей меня Лейлы.

Наши резиновые сапоги захлюпали по воде. Было по щиколотку грязной воды, которую несли сюда ливневые стоки. Лучи налобных фонарей мелькали по стенам.

– Получил то, что надо? – спросила арабка через некоторое время.

– Будет понятно после того, как ознакомимся.

Она кивнула.

– Что за фрукт этот Герман? Откуда он? – спросил я.

– О нем мало что известно. Но его данные всегда оказывались надежны.

– Откуда такая информированность? И желание нам помочь? Он работает на евразийцев?

– Может быть.

Некоторое время я раздумывал, не сказать ли ей, что Герман кажется мне знакомым. Но затем решил, что не стану. Слишком уж смутным было это чувство.

§ 20

– Гаррисон, – наконец изрек я, нарушив остановившуюся в комнате тишину.

Решение я принял прошедшей ночью, после долгих раздумий. Сделал это самостоятельно, без обсуждений с отрядом. И собрал всех с утра, чтобы довести принятое решение до их сведения.

Все девятеро членов отряда внимательно слушали меня, распределившись по просторному помещению с заколоченными досками окнами, которое когда-то было учебным классом – кто за одной из парт, кто сидя на подоконнике, кто прислонившись к стене. Когда-то, в Старом мире, здесь была маленькая сельская школа в маленькой, отсталой аграрной стране. Теперь здесь было наше временное убежище.

По мановению моей руки на воздушном дисплее появилось фото, переданное Германом. Гаррисона запечатлели скрытно, издали. Он явно не подозревал о фотографе. Как раз отдавал кому-то распоряжения. Об этом говорили властный взмах его руки и хмурый ястребиный взгляд, буравящий неизвестного собеседника из-под тяжелых, нависающих над глазами бровей.

При одном взгляде на эту харю я чувствовал, как что-то во мне непроизвольно сжимается и переворачивается. Но я заставлял себя оставаться спокойным.

– Впервые он всплыл в апреле 2070-го как командир взвода в одном из батальонов «черных беретов». Эти отряды опытных головорезов набрали рекрутеры ЧВК «Бразилиа трупс» по тайному на тот момент заказу властей Содружества, для того, чтобы решить проблему так называемых «пантер». Так называла себя группировка сепаратистов, которые считали себя правопреемниками бывших государственных властей Венесуэлы и Боливии. Они требовали от Содружества передать под их юрисдикцию размещенные на якобы их суверенной территории «зеленые зоны». Ситуация была юридически и политически неоднозначной. В число предводителей «пантер» входило пару видных довоенных политических деятелей, которые все еще пользовались народной поддержкой. Содружество не хотело задействовать миротворцев и выступать в роли оккупантов.

– Как всегда! Крысы! – громко фыркнула сидящая на подоконнике Кира, переглянувшись с Гэвином.

– Трусы, – согласно отозвался ее возлюбленный

– Вопросы и комментарии будут потом! – прервал их я, одарив каждого из них строгим взглядом.

– Простите, командир, – подобравшись, кивнул Гэвин.

Выдержав паузу, я продолжил:

– Кто интересовался, тот знает, чем закончилась та война. Под контролем «пантер» было десяток крупных общин и в общей сложности около 3 тысяч боевиков. Они имели большой боевой опыт, сформированный в междоусобных войнах в Темные времена. У них была бронетехника, ракетные войска, ПВО. Но «черные береты» победили всего за три месяца. Секрет был прост – устрашающая и лютая жестокость. Удары напалмом по лагерям «пантер», размещенным на поверхности. Боевые газы – по лагерям, спрятанным в горных пещерах. И наземная зачистка всех, кто остался. Поголовная. Там, откуда уходили «черные береты», оставался лишь пепел и трупы. Молва об их делах шла быстро. После того как самые непримиримые лидеры «пантер» были уничтожены, их сторонники, объятые ужасом, прекратили борьбу.

Я хотел, чтобы мой голос был бесстрастным, но мне не удавалось.

– С тех «славных» дней карьера Гаррисона, по-видимому, резко пошла вверх. Он обладал теми качествами, которые нравились заказчикам – умелый тактик, исполнительный, креативный и совершенно беспощадный. Не боялся марать руки. Умел собрать команду тех, кто не задает лишних вопросов. Он со своими верными «черными беретами» решил множество деликатных «проблем» – на Ближнем Востоке, в Средней Азии, в Африке. Одной из его «операций» была зачистка от туземцев стройплощадки под поселение для мажоров Марабу, в заливе Мапуту, в 75-ом – как говорят, по заказу самого «сэнсэя» Хирохито. Один из лидеров местной общины обещал «скорее позволить закопать себя бульдозерами живьем, чем уйти со своей земли и отдать ее под строительство». Гаррисон отнесся к этому со свойственным ему особенным чувством юмора. Он его и правда закопал живьем. Вместе со всей семьей и ближайшими соратниками. Все поселения непокорных туземцев выжгли огнем. А затем сравняли дома с землей, словно их никогда и не было.

– Больной сукин сын, – гневно прошептал Медведь, очень дюжий и волосатый мужик славянской внешности, сжав кулачища.

– Так он заработал себе новое прозвище и репутацию, достаточную, чтобы получить повышение – до должности, которая в армии равнялось бы званию полковника. Он участвовал в кампании ЧВК против Альянса в Центральной Европе в 76-ом. Именно ему удалось преодолеть глубоко эшелонированную оборону сил Альянса во время самых кровопролитных городских боев в Инсбруке. Гаррисон снова применил тактику «выжженной земли» – и его не смущало, что в городских зданиях, где Альянс оборудовал огневые точки, часто находились гражданские. Из-за тех событий некоторые СМИ развели много вони. Но Гаррисон вышел из воды сухим – лишь вынужден был залечь на пару лет «на дно». А затем всплыл как руководитель операций в компании «Эклипс». Эта ЧВК была создана как абсолютно «белая» структура, «консалтинг по безопасности» и все такое, без мрачной истории за плечами, с кодексом корпоративной этики, красивыми секретаршами и уютным офисом в центре Сиднея. Достаточно чистенькая и респектабельная на вид контора, чтобы власти не боялись открыто нанимать ее как подрядчика в век, когда люди уже начали задавать первые осторожные вопросы. Но все это была лишь ширма.