Текст книги "Валленштейн"

Автор книги: Владимир Пархоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)

– Король Сигизмунд III умудрился заключить мирные договора и с крымским ханом, и с турецким султанов, – цинично усмехнулся полковник. – Так что же теперь нам отказаться от походов к Чёрному морю к берегам Порты или оставить в покое ханов Гиреев[98]98
  Ханы. Гиреи — династия крымских ханов (1427-1783).


[Закрыть], которые несмотря на всякие там договоры каждый год устраивают охоту в южных украинах Речи Посполитой? Правда, гетман Конецпольский уже нанял французского инженера Гийома де Боплана, чтобы построить крепость на Кодаке и запереть нам выход в Чёрное море, но это ещё по воде вилами писано – насколько удастся гетману лишить казаков права на законную добычу. До сих пор это никому не удавалось.

– Вы уверены, что у вас достаточно сил для этого?

Ведь с господарем шутки плохи. У него под рукой сильная армия, – справедливо усомнился Валленштейн.

– Всё решает правильная стратегия, – спокойно заявил Конашевич-Сагайдачный, переставая цинично улыбаться. – Если действовать так, как хорунжий Пржиемский, который даже не потрудился выставить посты, то, разумеется, за такую беспечность приходится расплачиваться головой. У нас, казаков, во время похода даже за глоток водки одно наказание – смерть. А сторожевые посты, дозоры и секреты во время ночного отдыха – это святое дело. Я уже не говорю о боевом охранении и дозорах во время движения полков. Кроме того, – продолжал охотно объяснять полковник, – всегда надо уметь собрать силы на нужном участке и нужном направлении на поле боя, нанести сокрушительный удар по слабому месту противника. Нельзя забывать о резерве, ведь часто даже сотня сабель резерва может решить исход большого сражения. Так случилось под Гунедоарой, когда исход битвы с турками решил всего-навсего ваш один эскадрон немецких рейтар. Правда, не последнюю роль сыграли и мои казаки, втянув противника в затяжной бой, они предпочитают добрую пищаль или мушкет любому другому оружию и норовят уничтожить врага на расстоянии, используя хорошо укреплённые позиции.

Валленштейн с нескрываемым интересом слушал опытного, побывавшего во многих переделках казака.

– Если бы тогда фон Иктар и фон Коллато, вместо того чтобы наблюдать за сражением со стороны и ждать его исхода, – продолжал полковник, – использовали бы свои немалые силы для внезапного нанесения удара, то, пожалуй, даже сам Селим-паша вряд ли бы уцелел. Турок уже бы ничего не спасло, и, кто знает, какой был бы исход всей военной кампании и какой договор подписали бы в Житва-Торок? Но, увы! Нерешительность неизбежно приводит к поражению не только в отдельном сражении, но и во всей военной кампании, а сверхосторожность, которая граничит с трусостью, чревата трагическими последствиями. Русские князья, венгерские и немецкие короли, столкнувшись с восточными варварами, потеряли не только короны, но и жизни. Тогда, четыреста лет назад, только чешский король Вацлав[99]99
  Вацлав I (1230-1253) – чешский король, войско которого совместно с частями Фридриха Австрийского в июле 1241 г. разбило в Моравии полчища Батыя. Татары, докатившись до Средней Европы, уже не обладали прежней ударной силой и, сделав попытку пойти на Австрию и встретив объединённые войска Вацлава I, австрийского и хорутанского герцогов, вынуждены были уйти на восток.


[Закрыть] сумел показать этим неумытым завоевателям, где раки зимуют, дав им правильное сражение.

Рыцарь был польщён тем, что земляк первым из христианских правителей нанёс сокрушительное поражение грязным узкоглазым воинственным варварам из далёких степей, и с удовольствием бы продолжил этот увлекательный и поучительный разговор, но боль во всём теле не давала ему покоя, от неё уже начинал мутиться разум.

– Я думаю, вам всё-таки стоит хоть немного отдохнуть, – настойчиво сказал полковник, заметив состояние своего собеседника.

– Пожалуй, вы правы, господин полковник, я действительно должен немного отдохнуть, – согласился Валленштейн и в этот момент случайно поднял глаза к небу, заметил бело-коричневого голубя, который, сделав небольшой круг над колонной, резко по прямой линии устремился на юго-запад. Страшная догадка мелькнула у Валленштейна, и он тотчас поскакал в хвост колонны.

– Заснули там, что ли? – выругался он, увидев, что фургон сильно отстал, девушки нет на козлах, но подъехав ближе, увидел свисающее вниз головой с передка фургона тело маркитантки, голова которой была в крови. Он быстро спешился, заглянув внутрь фургона, невольно ахнул – перед ним открылось жуткое зрелище, и голубей, как он и предполагал, в клетке не было.

Девушку он привёл в себя при помощи содержимого своей походной фляжки, влив ей в оскаленный рот изрядный глоток крепкого вина и перевязав рану на голове.

– Где старик? – сразу догадавшись, кто стал виновником трагедии, вскричал Валленштейн, схватив маркитантку железными пальцами за хрупкие плечи, лишь та немного пришла в себя.

Она уставилась на него, явно не соображая, что с ней происходит и ничего не помня.

– Где этот мерзавец, где старик, куда девались голуби? – настойчиво спросил он, ещё сильнее сжимая плечи девушки.

Ингрид вскрикнула от боли, взор её прояснился, и она выдохнула из себя:

– Не знаю. Я дала ему немного денег и еды, старик замерзал и умирал от голода. А он отблагодарил меня, разбив мне голову. За что?

– Это он выпустил голубей?

– Он хотел их сожрать. Он такой прожорливый, этот подлый старик... – простонала Ингрид, прижав руки к макушке, едва успела высунуть голову наружу, как её начало тошнить. – Ой, как больно!

– Donner wetter[100]100
  Чёрт возьми (нем.).


[Закрыть], – процедил сквозь зубы Валленштейн. – Это был княжеский апрод, а не старик. Ты не заметила, какого голубя он выпустил?

– Когда я заглянула в фургон, он вертел в руках голубя с чёрной меткой, – ответила Ингрид, внезапно поняв, что случилось непоправимое.

– Я так и предполагал, – с горечью произнёс Валленштейн.

– Голубь... голубь с чёрной меткой улетел, – шептала Ингрид, когда Валленштейн позвал казаков, чтобы те помогли выгрузить из фургона его товарищей, зарезанных подлой рукой. – Проклятый апрод, я не смогла его узнать, он очень хитёр, я должна была догадаться, увидев старика у клетки с голубями, – продолжала бормотать Ингрид пересохшими губами.

Рыцарь позвал барона Илова и остальных, чудом уцелевших в Красной Дубраве рейтар, и велел им неотступно находиться при маркитантском фургоне, править лошадьми и, главное, – тщательно охранять девушку.

«Когда голубь с чёрной меткой прилетит к Флории-Розанде, она умрёт, – со всей ясностью понял Валленштейн. – Мне остаётся только одно!» – Приняв решение, он вскочил на коня и поскакал в голову колонны.

– Вы с ума сошли! – воскликнул, узнав о его решении, Конашевич-Сагайдачный.– Это самоубийство! То, что вы собираетесь предпринять, – это безумие!

– Тем хуже для меня, – хладнокровно ответил Валленштейн. – Но тем не менее я немедленно еду в Сучаву, в гости к господарю, ведь Флория-Розанда в опасности, и только моё появление на Господарском холме может спасти её!

– Вы в этом уверены?

– Как в том, что победа любит заботу, а посмертная слава героя – дороже жизни труса.

– К сожалению, я не могу вам это запретить, да и не хочу. Пожалуй, я и сам бы так поступил, – с грустью в голосе заметил полковник. – Могу вам выделить сотню казаков.

– Увы, это только моё дело. Я поеду один, и сам за всё отвечу перед господарем, я должен пройти этот путь до самого конца, каким бы этот конец ни был, – твёрдо заявил Валленштейн и, тронув шпорами коня, снова отправился к маркитантскому фургону.

Ингрид уже полностью пришла в себя и по виду рыцаря мгновенно сообразила, что тот собирается делать.

– Ваша милость, вам лучше не возвращаться в Сучаву. Вспомните о просьбе Флории-Розанды! – воскликнула Ингрид.

– Если я этого не сделаю, значит, я не достоин рыцарского звания, – холодно заметил Валленштейн, облачаясь в свой самый нарядный камзол.

Вскоре он снова был в седле. Рейтары рвались ехать с ним, но Валленштейн был неумолим. Он, взяв себе на дорогу сотню талеров, оставшиеся свои деньги раздал им, не забыв и про Ингрид, махнул рукой на прощанье и умчался навстречу новым опасностям: на этот раз, судя по всему, – на верную гибель. Дорогу в Сучаву он теперь хорошо знал и уверенно двигался к своей цели.

Бросив короткий взгляд ему вслед, полковник подозвал к себе сотника Мака и шепнул ему несколько слов. Тот кивнул чубатой головой и вскоре, переместившись ближе к арьергарду, поравнялся с пятью сотнями отборных рубак, которых на время похода ему доверил Конашевич-Сагайдачный.

Как Валленштейн не спешил в Сучаву, а голубь с чёрной меткой летел гораздо быстрее и через несколько часов очутился в руках Флории-Розанды. Она увидела, как птица клювом стучит ей в окно. Сердце у княжны замерло. Она сразу узнала одного из своих голубей и, отказываясь верить глазам и надеясь на чудо, распахнула узорчатые створки окна. Голубь тотчас влетел внутрь и сел ей на плечо, нежно воркуя. Она осторожно взяла его в руки и, отвязав от лапки чёрную нитку, долго задумчиво её разглядывала. Что-то подсказывало ей, что не всё так однозначно, в появлении этой птицы со зловещей чёрной меткой кроется какая-то загадка. Она не находила себе места до самого утра следующего дня и лишь на рассвете немного успокоилась, приняв твёрдое и, как полагала, единственно верное решение.

Ближе к полудню во дворе послышался какой-то шум и громкие возгласы. Флория-Розанда выглянула в окно и увидела, как во двор въезжает целая гурьба всадников во главе со спэтаром Урсулом. Вид у них был довольно жалкий, многих вояк украшали окровавленные повязки, всё говорило о том, что их совсем недавно где-то здорово потрепали. Флория-Розанда тут же связала неожиданный прилёт голубя с неприятностями, которые выпали на долю отряда спэтара. Её брат, приехавший накануне днём, опрометью выскочил из своих покоев, чуя недоброе.

Спэтар соскочил с лошади, упал на колени и на четвереньках пополз к одному из фонтанов под окнами галереи, на которой стоял Лупул.

Флория-Розанда поняла, что спэтару и его людям и в самом деле здорово досталось. Она видела, как рядом с братом появился сам господарь, и Урсул, стоя на коленях, рыдая и тряся чёрной окладистой бородой, ему что-то рассказывал, неуклюже жестикулируя огромными руками. Она увидела, как спэтара под мышки схватили пушкари и поволокли в сторону Красной башни, с которой провинившихся сбрасывали в глубокий ров с торчащими острыми кольями или отправляли на поле правосудия, которое вело прямо на острый кол или на виселицу.

После обеда Флория-Розанда заметила во дворе апрода Курджоса, одетого в невообразимые лохмотья и в овчинный тулуп. Апрод показал Лупулу голубя, которого ловко выудил из-за пазухи. Она сразу узнала птицу. «Они убили его, но он успел всё-таки выпустить голубя с чёрной меткой, а птица с красной меткой осталась в клетке, когда убивали моего рыцаря», – решила она, внимательно из окна наблюдая за происходящим внизу. Княжна знала, что произойдёт вскоре и, неплотно прикрыв створки окна, стала спокойно ждать.

Она не ошиблась: в коридоре раздались гулкие тяжёлые и более лёгкие, но по-военному чёткие шаги людей, чувствующих себя хозяевами в этой крепости, дверь с шумом распахнулась, и в покои буквально ворвались её отец и брат. Лупул держал в руках голубя, такие были только у неё, и отец с братом прекрасно знали об этом.

– Где остальные? – спросил княжич прямо с порога.

– В голубятне, в которой теперь хозяйничает апрод, – последовал невозмутимый ответ.

Однако господарь повелительным жестом велел своему отпрыску замолчать.

– Оказывается, моя дочь снюхалась со злейшим врагом Молдовы, а значит, с моим врагом, – произнёс господарь грозным тоном.

– Я никогда не имела никаких дел с врагами твоего величества и не собиралась иметь, – с достоинством ответила Флория-Розанда.

– Враг султана – мой враг, и не для того я по крупицам ежегодно собираю огромную дань Порте, чтобы какой-то проходимец с золотыми шпорами стал мешать мне в этом и тем самым пытался меня лишить престола! – вскипел господарь. – Ведь твой рыцарь служит австрийским Габсбургам, злейшим врагам султана, и сейчас его рейтары вместе с казаками бесчинствуют в моём княжестве, нарушив договор! Хорошо ещё, что большую часть ляхов, этих проклятых недоверков, и подлых тевтонов вместе с гнусным мерзавцем Валленштейном твой доблестный брат захватил в плен и уничтожил в Кузминском лесу. Однако глупый спэтар Урсул упустил казаков, за что завтра же будет держать ответ на поле Правосудия. Правда, этот болван уверяет, что он, якобы, успел всех недоверков казнить, как ему было велено, но это мы обязательно проверим.

Флория-Розанда побледнела, но, взяв себя в руки, спросила:

– Как это было сделано и зачем?

Господарь исподлобья угрюмо посмотрел на дочь и ответил:

– Мой доблестный сын и твой брат, которого ты не стоишь, захватил ляхов и тевтонов в плен. За то что они, нарушив договор, собирались грабить и опустошать мои северные земли, их зарыли по самые шеи в землю и прошлись плугами и боронами по головам. Пленных рейтар вместе с этим проклятым проходимцем Валленштейном, согласно обычаю, как шпионов, сожгли живыми, там же в дубраве. По крайней мере, так уверяет этот болван Урсул, но я ему не очень верю, чувствую, что он темнит и многого не договаривает. Апрод подтвердил, правда, что большинство пленных недоверков всё-таки успели казнить, и они умерли страшной смертью.

– Убивать беззащитных пленников – большой грех, и их кровь падёт на ваши головы, – тихо сказала Флория-Розанда.

Господарь снова угрюмым взглядом смерил её с головы до ног и ответил:

– Это было сделано для блага Молдовы.

Княжич при этих словах усмехнулся и, рассказав о своём подвиге, добавил:

– Надолго теперь ляхи и тевтоны запомнят кровавую дорогу в Молдову. Уверен, что сам султан будет доволен.

Флория-Розанда внимательно слушала рассказ, продолжая перебирать тонкими пальцами чёрную нитку и, полностью овладев собой, глядя вперёд отсутствующим взглядом, задумчиво произнесла:

– Безусловно, вы сказали мне далеко не всё, я это чувствую. Однако, мне ясно одно – рыцарь Валленштейн был лучшим и самым доблестным воином во всём христианском мире и только за это вы его убили. Я уверена, вам не удалось надеть на этого человека ярмо. Валленштейн был настоящим рыцарем, а вы так и остались презренными рабами султана и дрожите за свои шкуры, опасаясь, как бы с султанским фирманом не получить шёлковую удавку. Уж лучше умереть или уйти в Карпаты к гайдукам, чем унижаться перед властелином всех нехристей султаном Османом и лизать языком прах на его сапогах.

При этих словах у господаря глаза налились кровью, а рука невольно схватилась за буздуган. Лупул же, недолго думая, почти наполовину обнажил саблю, подаренную турецким султаном.

Заметив это, Флория-Розанда презрительно усмехнулась и сказала:

– Неужели мой доблестный братец, отважный убийца беззащитных пленников, желает сразиться со мной? Что-то ты не очень ловок был в поединке с настоящим рыцарем! Впрочем, рабу ли браться за клинок? – Она презрительно расхохоталась, глядя, как взбешённый Лупул полностью обнажил было саблю, но затем, взяв себя в руки, бросил её в ножны.

– Если трусливый раб и прихвостень султана подло убил рыцаря, то это ещё не значит, что он перестал быть рабом и трусом, но чем жить трусливым рабом, лучше умереть благородным рыцарем. И я счастлива, что хотя бы короткое время была женой такого рыцаря, – добавила Флория-Розанда и на её нежных щеках появился лёгкий румянец.

– Что-о? – задохнулся от негодования господарь, в то время как Лупул уставился на сестру взглядом, от которого у простого смертного душа ушла бы в пятки.

Однако Флория-Розанда воистину была рождена, чтобы быть императрицей или, по крайней мере, королевой, с улыбкой она подтвердила, вплотную придвинувшись спиной к приоткрытому окну:

– Да, я была женой этому доблестному рыцарю и великому воину, и, если на этом свете нам не суждено было обрести своё счастье, то в раю или в аду – безразлично где, мы теперь соединимся навеки. Прощайте. Пусть ваша смерть тоже придёт вовремя. – С этими словами она, не отводя от брата и отца сверкающих радостью глаз, сделала лёгкое движение назад.

– Не смей! – крикнул Лупул, первым пришедший в себя, но было уже слишком поздно.

Перед растерянными взорами господаря и его отпрыска мелькнули расшитый золотом и жемчугом подол и серебряные подковки маленьких изящных красных сапожков.

Когда, ошеломлённые случившимся, господарь с сыном спустились во двор, собравшаяся толпа бояр и челяди расступилась перед ними. На лицах многих застыл ужас.

Княжна лежала в неловкой позе, лицом вверх и напоминала огромную, упавшую с небесной вышины сказочно-прекрасную птицу со сломанным крылом. Вокруг её головы уже растеклась лужа крови, но бледное лицо было спокойным: тёмно-карие глаза смотрели в серое пасмурное небо, а на красивых всё ещё свежих губах застыла улыбка. Потрясённый случившимся, Лупул заметил в её правой руке чёрную шерстяную нитку, намотанную на безымянный палец, тотчас вспомнил про голубя, оставшегося в покоях сестры и про голубя с красной меткой, которого во дворец доставил апрод Курджос. «Почему вестник смерти прилетел сам, а птицу с красной меткой апрод доставил лично? Что это – злой умысел или случайность?» – мелькнула мысль у княжича. Они с отцом знали от апрода, что рыцарь жив, но до последней минуты не могли поверить, что Флория-Розанда находилась в недозволенной связи с каким-то проходимцем и авантюристом, обыкновенным тевтонским ландскнехтом. Теперь всё выяснилось, но какой ценой! Лупул внезапно всё понял, лишь случайно встретившись с настороженным взглядом цыганских глаз апрода. «Вот кто упорно искал случая, чтобы свести счёты с сестрой. Мерзавец, чьи домогательства она отвергла, сделал своё чёрное дело из мести, из-за ревности. А я стал орудием в руках этого похотливого негодяя», – догадался княжич.

Лупул шепнул что-то на ухо отцу, и уже через минуту двое дюжих пушкарей волокли апрода в Красную башню. Тот яростно сопротивлялся и вопил во всю глотку:

– За что, твоё величество? Я ведь первым был, кто принёс весть об измене! – И у входа в страшную Красную башню неожиданно запел:

 
Я красив, как сам Фет Фрумос, —
Меня зовут Аурел Курджос!
 

Вскоре апрод уже катился кубарем по каменным ступенькам крутой лестницы, ведущей в мрачное подземелье.

Неожиданно опухшее лицо господаря сильно побагровело и приняло синюшный оттенок, а глаза ещё сильнее налились кровью, он зашатался, и слуги едва успели подхватить под руки и отнести в покои.

Тело несчастной дочери господаря тоже унесли, чтобы подготовить к похоронам.

– Клянусь дьяволом Лавром Малавром и бородой самого султана Османа, я найду этого проклятого Валленштейна и самый искусный палач султана не сумеет с ним сделать то, что я с ним сотворю, будь он проклят! Однако, от сестры я не ожидал такой подлости, – бормотал Лупул, бегая по своим покоям, словно тигр по клетке.

В это время на Семиградской дороге, ведущей к Венгерским воротам Сучавы, появился одинокий всадник в чёрном длинном плаще и в чёрной широкополой шляпе с белым плюмажем. Он не спеша проехал по узким запутанным улочкам города к воротам внешней стены крепости и громко затрубил в боевой серебряный рог.

Первым, кто его узнал, был сам княжич, он задрожал от бешенства и лютого гнева, но, чудовищным усилием воли подавив эмоции, вдруг отчётливо поняв, что это – сама Судьба, отправил пушкарей доложить отцу о госте. Господарь уже успел прийти в себя после того, как с ним чуть было не случился удар, – придворный медик вовремя выпустил лишнюю «дурную» кровь, – кажется, был готов снова казнить и миловать.

Лупул, возблагодарив небо за неожиданную возможность так быстро выполнить свою клятву, велел немедленно позвать палача, но господарь ему помешал. Чувствуя себя ещё не лучшим образом, он боялся упустить малейшую деталь предстоящей расправы с ненавистным тевтонским рыцарем, велел отложить увлекательное зрелище пыток и казни, а пока только разоружить Валленштейна и поместить его в застенок с «крысами покрупнее».

Княжич, долго не мудрствуя, приказал спустить Валленштейна в подземелье Красной башни, где ожидали своей участи доблестный спэтар Урсул и апрод Курджос. «С крысами покрупнее, – усмехнулся Лупул, вспоминая приказ господаря. – Надеюсь, эти две крысы не позволят скучать благородному тевтону!»

О гибели возлюбленной Валленштейн узнал, когда уже приближался к крепости на Господарском холме. Внутри у рыцаря сразу всё окаменело, и он медленно направился к крепости – спешить было уже некуда. Он знал, чьих рук это чёрное дело, и теперь был занят только одной мыслью – отомстить!

Сидящие в подземелье спэтар Урсул и апрод Курджос были ошеломлены, когда к ним внезапно спустили Валленштейна, но, оправившись от первого потрясения, они несказанно обрадовались.

– Вижу, ты по наущению самого дьявола очередной раз искушаешь судьбу, – заметил Урсул, поднимаясь во весь свой огромный рост с охапки гнилой соломы в углу. – Не стоило тебе возвращаться сюда. Эй, Фрумос, ты только посмотри на этого шваба, ищущего своей смерти, – обратился спэтар к Курджосу и добавил: – Я рад, что прежде, чем нас с Фрумосом повесят или посадят на колья, сам, вот этими руками сверну тебе, проклятому швабу, шею. Это будет хоть каким-то утешением. Ну, рыцарь, иди в мои объятия! – И с этими словами спэтар Урсул медленно стал надвигаться на Валленштейна.

– Да, иди в его объятия, – пискнул Курджос, на всякий случай юркнув в самый дальний угол застенка. – Иди! Иди! Что стоишь? Это тебе не шпагой размахивать, – хихикнул он.

Валленштейн понял, что в тесной яме – всего шесть шагов в ширину и столько же в длину – ему будет непросто совладать с двумя противниками. Когда Урсул попытался схватить его за шею, врезал со всей силой коленом спэтару в пах, а затем согнувшийся почти пополам от дикой боли противник получил тем же твёрдым, как камень, коленом удар по лицу. Спэтар, захлёбываясь кровью, взревел, словно раненый медведь, неуклюже замахал перед собою огромными руками. Наружная стража слушала дикий рёв, покачивая головами и от удовольствия прищёлкивая языками.

– Похоже, Урсул ломает хребет швабу, а апрод отворачивает ему голову, – с довольной усмешкой заметил один из пушкарей.

– Да, а кое-кто сейчас будет избавлен от петли или кола, – добавил другой, с удовлетворением прислушиваясь к доносившимся звукам.

Жуткому реву положил конец сильнейший удар тяжёлым ботфортом в висок. Спэтар рухнул с проломленной височной костью на грязный, покрытый нечистотами пол. Валленштейн с благодарностью вспомнил уроки рукопашного боя в иезуитском коллегиуме и с презрительной усмешкой уставился на забившегося в угол Курджоса. Небольшой узкий луч света, пробившийся из примостившегося окошка у самого сводчатого потолка, падал на побледневшее от смертельного ужаса жёлто-смуглое лицо с крючковатым носом и воровато бегающими цыганскими глазами.

– Я приехал сюда только ради тебя, – произнёс Валленштейн. – Думаю, нам уже давно пора объясниться? – С этими словами он направился к загнанному в угол лучшему шпиону господаря.

– А-а-а! – внезапно завопил Курджос и, пригнув голову, бросился на Валленштейна, норовя попасть ему в живот. Рыцарь, спокойно увернувшись, пропустил этот крысиный бросок мимо себя, и несчастный апрод со всего маху врезался головой в каменную стену, тут же скорчившись на земляном полу.

Валленштейн не спеша подошёл к Курджосу, приподнял за растрёпанные волосы голову вверх, заглянул в его расширенные от ужаса глаза и затем, взявшись за острый лисий подбородок и затылок, одним движением свернул ему шею.

На другой день после похорон дочери господаря решено было Валленштейна, как врага, пришедшего незваным гостем в Молдавское княжество, вздёрнуть на виселице и сделать это не при помощи обыкновенной деревянной перекладины и пеньковой верёвки, а так, как это ещё было принято в старину при Стефане Великом: насадить смертника подбородком на специальный железный крюк и при помощи полиспаста поднять к самой верхней бойнице на Красной башне, чтобы раскачивающийся на ветру труп злоумышленника было видно со всех концов Сучавы.

Перед казнью Валленштейна, которая для обывателей дворца и жителей столицы должна была превратиться в настоящий праздник, господарю захотелось разлечься созерцанием корчащихся на кольях тел бывшего спэтара и бывшего апрода. Это, как часто бывало в подобных случаях, могло навести его на определённые умозаключения. Когда же из ямы выволокли только одного живого узника, которым оказался Валленштейн, господарь был ошеломлён и, с глубоким укором взглянув на своего отпрыска, произнёс:

– Я думал, ты догадаешься разместить их по разным ямам. Возможно, ты надеялся, что Урсул сломает швабу хребет, а Курджос кое-что оторвёт с мясом, но вышло иначе. Теперь из-за твоей глупости мы будем лишены удовольствия лицезреть, как болван Урсул и мерзавец Курджос корчатся на острых кольях, и гадать, кто из них больше протянет на колу. Неужели ты не понял, что этому проклятому швабу только и нужно было, что добраться до бедных Урсула и Курджоса? Как же ты глуп! Не представляю, как ты будешь править княжеством после меня.

Лупул молчал, от, досады кусая ус, и на обвинение в глупости лишь сверкнул синими глазами, проглотив обиду.

– Теперь же внимательно следи за тем, как я поступлю с этим подлым и жестоким швабом, – поучал отпрыска господарь, сидя в доставленном к подножью внутренней стены, у Красной башни деревянном кресле, обитом красным венецианским бархатом. Окружение подобострастно внимало каждому слову господаря.

Для него было подготовлено удобное место на небольшом холмике поближе, отсюда можно было отлично видеть все самые мельчайшие детали экзекуции. Наблюдать за казнью собрались почти все обитатели дворца, включая бояр, слуг, челядь и стражников: уже давно никого из провинившихся не вешали подбородком на крюке, а смотреть за посаженными на колья преступниками уже давно всем надоело.

– Если враг оказался в твоих руках, никогда не спеши сворачивать ему шею, иначе ты лишишь себя главного удовольствия и не насладишься как следует животным ужасом, который испытывает жертва палача перед пытками и долгой мучительной смертью. Учти главное – в последний момент твоя жертва может допустить роковую ошибку, из которой можно извлечь значительную пользу. Например, ты неплохо придумал это дело с Красной Дубравой, – обратился господарь к Лупулу, – но, к большому сожалению, опять-таки поспешил разделаться с ляхами и швабами. Я же на твоём месте растянул бы это удовольствие не меньше, чем на неделю, а ты даже не удосужился дождаться, когда всех недоверков зароют в землю и пройдутся по ним плугами. И вот результат – казаки успели спасти часть этих негодяев, а Флория-Розанда погибла. Впрочем, на одну бабу меньше – горя мало. Но всё-таки эта несчастная дура была моей дочерью, – княгиня, стоявшая у трона господаря, при этих словах громко всхлипнула и зарыдала. Но тот, повернув к ней побагровевшее лицо, рявкнул: – Заткнись, дура! – и уже спокойным тоном продолжил развивать свою мысль, обращаясь к Лупулу: – А теперь будь особенно внимательным и запомни, как я поступлю с этим отпетым негодяем, вообразившим себя странствующим рыцарем. Я уж не упущу случая полностью насладиться муками и страхом смерти своей жертвы, прежде чем она окончательно попадёт в руки палача, можешь быть уверен – сумею извлечь из этого определённую пользу. Ты увидишь, как после разговора со мной с этого проходимца слетит вся его спесь, словно шелуха с семени, как после дарованной надежды на лучшее будущее я сильно его разочарую, и вот тогда-то этот хвалёный храбрец и благородный рыцарь, лишь только его потянут к крюку, задрожит перед палачом, как ягнёнок перед пастью волка. Здесь важно не упустить главный момент – снова подарить жертве надежду, именно в это время смертник обычно теряет последние остатки мужества и готов на всё ради небольшой отсрочки казни.

Лупул с серьёзным видом внимал наставлениям отца и согласно кивал, искренне удивляясь, как это он сам не додумался до таких простых вещей.

– Ну, что? Пожалуй, пора начинать, – с важным видом сказал господарь. – Тащите сюда этого недоверка! Сейчас начнётся потеха! Это ему не с бедным Урсулом драться!

К подножью зловещей Красной башни пушкари тотчас вывели Валленштейна и передали его наряженным во всё красное, несказанно обрадованным предстоящему развлечению палачам. Сюда же приволокли и бездыханные тела Урсула и Курджоса.

– Спэтар и апрод были настолько глупы, что позволили себя одурачить в Кузминском лесу, а затем ещё позволили себя убить в яме, а раз так, то отволоките их трупы на поле правосудия и водрузите на колья – так будет от них толку больше, чем при их пустой и никчёмной жизни, – распорядился господарь.

Бояре, поражённые такой мудростью, испустили громкий вздох восхищения, а летописец Григоре Уреке[101]101
  Уреке Григоре (1590-1647) – молдавский летописец, автор знаменитой «Истории Земли Молдавской». (Прим. авт.)


[Закрыть] тотчас записал эти бессмертные слова на долговечном пергаменте.

Изувеченные трупы привязали к лошадям и немедленно поволокли на поле правосудия, где быстро натянули на колья. Наслаждаясь этим зрелищем, господарь украдкой наблюдал за Валленштейном. Тот сохранял невозмутимый вид.

– Рыцарь, – обратился к нему удивлённый выдержкой господарь, – как думаешь, почему именно у подножья этой величественной башни мы сегодня собрались?

– Именно здесь вы собираетесь вздёрнуть меня на крюке, – просто ответил Валленштейн. – Однако ваши бывшие слуги уже не насладятся этим зрелищем, и меня забавляет замечательная возможность встретиться с ними в аду.

– Погоди радоваться, рыцарь, – усмехнулся господарь. – Подойди лучше поближе, мы потолкуем с тобой по душам. Как думаешь, почему я тебя приговорил к повешенью на крюке, будто какого-то подлого поджигателя? – спросил господарь, глядя прямо в глаза рыцарю.

– Именно потому, что я рыцарь, а не поджигатель, – ответил Валленштейн. – В противном случае, я бы сюда просто не явился.

– А зачем ты всё-таки это сделал?

– Её высочество, княжна Флория-Розанда оказалась в опасности из-за гнусных козней одного из ваших шпионов, и я спешил предотвратить трагедию. Но, увы! – с горечью проговорил Валленштейн. – Вестник смерти прилетел быстрее, и проклятый апрод этим ловко воспользовался.

Господарь значительно посмотрел на сына и тихо, так, чтобы не мог услышать смертник, сказал:

– Ты видишь, я прав: из разговора с жертвой можно узнать много полезного.

Лупул согласно кивнул головой и презрительно усмехнулся.

– Ты лжёшь, рыцарь, – сухо заметил господарь. – Именно ты во всём виновен. Ты пришёл в мою страну, чтобы грабить моих подданных, и это ты погубил мою дочь и теперь пытаешься свалить вину на моего раба, которого ты убил, чтобы замести следы своего преступления.

– Это так, – усмехнулся Валленштейн, – подобных мерзавцев чаще всего называют рабами рабов.

Лицо господаря стало пунцовым, а глаза снова налились кровью. Лупул закусил нижнюю губу и невольно положил руку на эфес сабли. Все окружающие побледнели и затаили дыхание. Однако господарь быстро собой овладел и, криво улыбаясь, сказал: