Текст книги "Валленштейн"

Автор книги: Владимир Пархоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)

На этом переговоры закончились. Валленштейн, узнав об ответе осаждённых, пришёл в неописуемую ярость. Он даже не подозревал, что уже через каких-то два года дерзкий граф фон Хольк окажется у него на службе. Сейчас Фортуна, кажется, отвернулась от герцога: из-за моря в гавань Штральзунда продолжали поступать свежие подкрепления и различные припасы. У герцога не было своего морского флота, чтобы перерезать эту «дорогу жизни» для осаждённых и в конце концов он счёл за благо не испытывать Судьбу и со своей армией вернулся в Мекленбург.

Ободрённый неудачей Валленштейна, датский король поспешил высадить десант в Передней Померании. После чего Христиан IV предался оргиям и кутежам, которые продолжались более месяца.

Герцог не спешил ввязываться в сражение: неудача под Штральзундом его многому научила. Он терпеливо выжидал того момента, когда Христиан IV решится двинуть свои войска вглубь страны, и постоянно задавал себе один и тот же вопрос: «Когда же, наконец, этот водяной чёрт выползет из своего логова в болотных селениях, чтобы я мог крепко ухватить его за жабры?»

Скоро его ожидания оправдались. Христиан IV не только вылез из логова, но и имел неосторожность влезть в мекленбургские владения Валленштейна. Герцог только и ждал этого. 2 сентября 1628 года он внезапно настиг армию датского короля под Вольгастом и навязал Христиану IV сражение в невыгодных для него условиях. В результате датская королевская армия была полностью разгромлена. Самому королю еле удалось избежать плена, ему пришлось поспешно удирать на побережье и на шлюпке перебираться на флагман королевского флота. На надёжной палубе шестидесятипушечного фрегата он почувствовал себя увереннее, но ему ничего не оставалось, как побитым возвращаться в родной Копенгаген.

После ужасного поражения под Вольгастом Христиану IV, скрепя сердце, пришлось заключить в Любеке мирный договор с Фридрихом II. Мир был необходим и австрийским Габсбургам: слишком большие военные расходы истощили казну, и следовало закрепить на бумаге военные успехи герцога Валленштейна. Правда, несмотря на то, что имперские войска вышли к Балтике, военно-морская мощь империи, о которой мечтал герцог, пока оставалась фикцией. Тем не менее Валленштейну с большой помпой было присвоено звание Адмирала Океанических и Балтийских морей.

Мир был подписан 22 мая 1629 года, и на бумаге было зафиксировано следующее: Христиан IV возвращал все захваченные германские территории. Его право взимания пошлины за проход по Эльбе было подтверждено, но с оговоркой, что это не касается имперских территорий. Кроме того Фердинанд II милостиво подтвердил его право на владение Гольштейном. Также были скрупулёзно подсчитаны все затраты на военные действия с обеих сторон, и датский король должен был выплатить в качестве контрибуции весьма значительную сумму. Кстати, вскоре, опомнившись от испуга, вызванного поражением под Вольгастом, Христиан IV наотрез отказался выплачивать эти деньги. Впрочем, в 1628 году у него не было денег на войну, и все военные расходы финансировал датский рейхсрат. По оценке специалистов, немецкая авантюра Христиана IV стоила почти 8 миллионов талеров[160]160
  Талер – золотая и серебряная монета. Впервые отчеканена в 1518 г. в Богемии из серебра (28 г.). С 1555 г. – денежная единица северогерманских государств. Название с некоторыми изменениями применялось к крупным серебряным монетам в ряде государств.


[Закрыть].

Валленштейн, став ещё и владельцем Мекленбурга, прикупив ещё и княжество Саганское в Силезии, продолжал держать под своим командованием огромную армию. Это не могло не вызвать недовольства не только среди населения в тех землях, где они дислоцировались, но и у близких к императору кругах, понимавших, что сосредоточение власти над огромной военной машиной в одних руках угрожает безопасности императорскому престолу.

Часть вторая
ОХОТА НА ВЕДЬМ И РЫЦАРЕЙ

Девы нередко,

коль их разгадаешь,

коварство таят;

Изведал я это,

деву пытаясь

к ласкам склонить;

был тяжко унижен

жестокой, и всё же

не достиг я успеха.

Старшая Эдда, Речи Высокого,

Стих 102, с. 198.

... злые поступки злыми зови,

мсти за злое немедля.

Там же,

стих 127, с. 200—201.

Глава VII
ЗВЕЗДА ЛЮЦИФЕРА

(Испания. Мадрид, 2 марта 1630 года)

– Здесь, – прошептал Хайме Перес, указывая дрожащей рукой на старинный особняк, построенный в мавританском стиле.

– Ты уверен? – также шёпотом спросил Нитард.

– Как в существовании Святой Троицы, – хмыкнул Хайме Перес.

– Победа любит заботу, – наставительным тоном изрёк Нитард и нащупал эфес шпаги с витым, так называемым пламенеющим клинком. Он осторожно без лязга извлёк свою страшную эспадилью[161]161
  Эспадилья — исп. espada – шпага.


[Закрыть] из ножен, после чего лёгким кивком головы подал знак своим спутникам.

Шестеро монахов-иезуитов неслышным, но стремительным шагом приблизились к украшенной затейливой восточной резьбой двери особняка. Седьмым был Хайме Перес, одетый, как обычный испанский идальго. Он несколько раз ударил дверным молотком по массивной, окованной узорчатыми железными полосами двери, выстукивая условный сигнал. За ней послышались тяжёлые торопливые шаги. Монахи плотно прижались к стене по обеим сторонам от входа в дом и затаились, стараясь даже не дышать. Их бесформенные рясы и кожаные широкополые шляпы, надвинутые на глаза, сливались с серой каменной кладкой массивной стены.

В двери приоткрылось маленькое узкое окошко, забранное металлической решёткой, и из темноты на чёрном, словно вымазанном сажей лице, принадлежавшем мавру, сверкнули белки выпученных глазищ.

– Хозяин никого не ждёт и не принимает в столь позднее время! – раздался глухой рокочущий бас.

– Лобо, это я – Хайме Перес. У меня срочное и весьма важное сообщение для дона Родриго, – тихо проговорил Хайме Перес, весь дрожа, как в лихорадке.

Черномазая физиономия по-звериному оскалилась в хищной улыбке:

– Рад вас видеть, дон Хайме, живым, здоровым.

– Ну, ты, дьяволово отродье! Быстрее открывай дверь и не скалься своими обезьяньими клыками! Время сейчас на вес золота! Дон Родриго в опасности! Фискалы Святой инквизиции скоро будут здесь! – с нетерпением, переминаясь с ноги на ногу, одним духом выпалил Хайме Перес.

Мавр мгновенно изменился в лице: улыбка исчезла, а ослепительно белые, звероподобные клыки Лобо громко, как кастаньеты, защёлкали от страха. Вытаращив от ужаса и без того выпученные глазищи, мавр дрожащими руками долго не мог справиться с замками и засовами.

– О, Господи! Ты ещё долго будешь испытывать моё терпение, обезьянья рожа? – с раздражением прошипел Хайме Перес, незаметно нащупывая за поясом рукоятку кинжала.

Наконец дверь немного приоткрылась, и тут же Нитард резко рванул её на себя, молниеносным движением шпаги проткнул мавра насквозь и со змеиной проворностью проскользнул в дом, за ним в особняк вломились и остальные монахи-иезуиты с обнажёнными шпагами и кинжалами в руках.

– Он должен быть в спальне! – воскликнул Хайме Перес и, выхватив из-за пояса пистолет, помчался впереди иезуитов, указывая дорогу в покои дона Родриго.

Однако он ошибался: дона Родриго иезуиты застигли в роскошно обставленной гостиной, куда тот выскочил полураздетым, едва услышав подозрительный шум. В правой его руке сверкала длинная шпага, а в левой он сжимал двуствольный пистолет.

Никто из них, слуги и челядь, включая и женщин, попавшихся на пути, не успел оказать сопротивление, только хозяин встретил непрошеных гостей двумя пистолетными выстрелами, убив двух монахов-иезуитов. Отбросив разряженный пистолет, он приготовился к схватке, но, заметив Хайме Переса, бросился на него.

– Ты умрёшь, негодяй! – воскликнул он и резким точным ударом проткнул предателю бедро, но тут же под дружным натиском четырёх, оставшихся невредимыми иезуитов, отскочил к высокому с затейливым деревянным переплётом окну и в мгновенье ока очутился на подоконнике. Однако выбить узорчатую раму не успел: Хайме Перес разрядил в него свой пистолет. Вслед за ним открыли стрельбу и иезуиты. Дон Родриго, неестественно изогнувшись, дёрнулся всем своим крупным телом, попытался ударить ногой по раме, но в следующее мгновенье свалился на причудливо выложенный разноцветными камешками пол, раскинувшись в неуклюжей позе. Его правая рука всё ещё судорожно сжимала шпагу.

Хайме Перес, прихрамывая и морщась от боли, приблизился к телу дона Родриго, склонился над ним и, нащупав нечто под белой рубахой, торжественно произнёс:

– Вот она – звезда Люцифера! – С этими словами он показал всем серебряную, усыпанную алмазами, восьмиконечную звезду на красной муаровой ленте.

– Эта звезда принесёт вам несчастье!;– вдруг хрипло крикнул дон Родриго и прежде, чем все успели опомниться, всадил клинок своей шпаги в брюхо Хайме Пересу.

Тот уронил сверкающую в огне факелов и канделябров звезду, схватился руками за подбрюшье, широко открыв рот в немом крике, упал.

– Гнусный негодяй, – промолвил тихим голосом Нитард и одним точным ударом пригвоздил дона Родриго к полу.

Тот, сцепив зубы, захрипел, скорчился в клубок и затих.

– Брат Мигель, возьми эту проклятую звезду и принеси сюда, – спокойно велел Нитард.

Монах медленно приблизился к дону Родриго, с опаской поднял с пола алмазную звезду и, держа её на вытянутой руке за красную муаровую ленту, словно это была ядовитая змея, поспешно протянул её Нитарду.

Хайме Перес, скорчившись на полу, не переставал скулить.

Нитард поморщился:

– Успокойте его, братья, ибо сегодняшним днём он искупил свои прежние грехи перед Святой Католической Церковью и больше не нуждается в покаянии и даже в последнем причастии! Ad malorem Dei gloriam![162]162
  Это сделано во славу Божию! (лат.) — Эту известную формулу иезуиты использовали при разрешении в свою пользу различных запутанных проблем. (Прим. авт.)


[Закрыть]

Раздался глухой удар, и вопли Хайме Переса оборвались. Нитард же даже не взглянул в сторону только что приконченного сообщника и протянул руку к звезде.

Внезапно стёкла и узорчатый переплёт оконной рамы разлетелись вдребезги. С быстротой молнии в окно влетел некто с двумя пистолетами в руках. Спрыгнув на пол, выстрелил одновременно из двух пистолетов залпом: Мигель, всё ещё державший злополучную звезду в руке, был убит наповал. Нитард же, получив лёгкое ранение в правое плечо, не растерялся и, перебросив шпагу в левую руку, воскликнул:

– Воины Иисуса, нас трое, а он од..!

Договорить Нитард не успел, ибо незнакомец с силой швырнул разряженные пистолеты в своих противников, и один из них угодил ему тяжёлой рукояткой прямо в лицо. Между тем неизвестный обнажил шпагу и, выхватив кинжал с широкой защитной чашкой, без промедленья набросился на опешивших иезуитов.

– Убейте этого нечестивца! – приказал опомнившийся от удара Нитард, однако сам со всех ног бросился наутёк.

Два иезуита, оставшиеся в живых, рады были последовать примеру своего хитроумного предводителя, но помешал этот дьявол в человеческом образе: один из уцелевших монахов тут же получил жестокий колющий удар остриём шпаги в пах и завертелся на месте, как волчок, у второго была выбита шпага из рук. Растерявшийся молодой послушник общества Иисуса, показав неприятелю тыл, бросился прочь из усеянной трупами гостиной, но беднягу настиг страшный удар шпаги в затылок, брошенной сильной рукой.

Разделавшись с последним монахом-иезуитом, неизвестный попытался было искать Нитарда, но того уже и след простыл. Тогда он вернулся в залитую кровью гостиную. Мимоходом всадил кинжал между лопаток корчившемуся от невыносимой боли раненому в пах монаху, подобрал с пола алмазную звезду и подошёл к дону Родриго. Глаза у того были открыты и, судя по их лихорадочному блеску, душа ещё не покинула его чудовищно искалеченное тело.

– Великолепный бой, – прохрипел дон Родриго.– Теперь ты станешь Верховным Жрецом Вотана и Великим Херсиром нашего Союза Воинов – защитников Престола Туле, откуда взор Высокого[163]163
  Одно из многочисленных имён Вотана. (Прим. авт.)


[Закрыть] проникает сквозь все девять миров. Надень звезду Вотана, возьми мой рыцарский перстень и Пояс Силы! – несмотря на слабый прерывистый голос, в его тоне слышался приказ. – Ты меня понял, дон Адольфо?

– Да, ваше высочество, – тихо ответил человек, названный доном Адольфо, и, не колеблясь, надел на свою могучую шею красную муаровую ленту с восьмиконечной звездой, на которой были выложены рубинами так называемые Врата Солнца, или древний знак Коловрата.

Дон Родриго с неимоверным усилием дотянулся правой рукой, украшенной рыцарским серебряным перстнем, до стальной пряжки на поясе, тоже украшенной рубиновым знаком Коловрата, и что-то надавил на этой пряжке – раздался негромкий щелчок и пояс, как стальная пружина, внезапно распрямился, сильно хлопнув обоими концами об пол. После чего умирающий молча растопырил пальцы правой руки, давая понять, чтобы дон Адольфо снял серебряный перстень с его мизинца, что тот и сделал. При неровном свете свечей и факелов на перстне блеснул древний рунический знак[164]164
  Рунический знак, который в глубокой древности, ещё задолго до эпохи викингов, использовался для обозначения одного из имён Вотана, или Одина, так называемая руна «одаль». (Прим. авт.)


[Закрыть]. Это был знак Вотана – древнего Бога Мудрости и Войны и славного предка воинственного народа, к которому они принадлежали оба. Немного славных и знатных родов в Испании могли похвастаться своим происхождением от последнего короля вестготов, доблестного Рудериха из знаменитого древнего рода Балтингов – прямых потомков самого Вотана, легендарного вождя асов[165]165
  Асы — боги у древних скандинавов.


[Закрыть]. Однако в Испании, особенно в Кастилии и Арагоне, всё-таки сохранилось несколько древних аристократических родов, которые сумели сохранить чистоту священной крови на протяжении почти восьми веков после катастрофы, постигшей Вестготское королевство в результате нашествия арабов и мавров, и продолжали свято хранить традиции своих доблестных и благородных предков.

Вытащив пояс из-под дона Родриго, новый Верховный Жрец Вотана и Великий Херсир Союза Воинов Туле с трудом согнул на своей узкой талии этот атрибут власти и застегнул пряжку.

Дон Родриго указал глазами на резной из красного дерева буфет и прошептал:

– Мадеры!

Дон Адольфо поспешил к буфету, открыл инкрустированную слоновой костью дверцу, нашёл бутылку мадеры и небольшой серебряный кубок.

– Последнее причастие по нашему обычаю, – криво усмехнулся дон Родриго.

Дон Адольфо молча налил полный кубок вина, подойдя к дону Родриго, помог ему приподняться и, слив несколько капель на пол в честь древних богов-прародителей, осторожно поднёс кубок к его губам.

– Вотан! Я иду к тебе! – попытался крикнуть улыбающийся дон Родриго, но лишь захрипел. С этой улыбкой они принял удар кинжалом прямо в сердце.

Новый Верховный Жрец Вотана и Великий Херсир Союза Воинов Туле вдруг почти физически ощутил, какая неимоверная тяжесть свалилась на его плечи. «Каждого, кто носит этот титул, ждёт подобный конец!» – Вдруг со всей ясностью понял он и почти реально услышал слова, произнесённые до боли знакомым голосом: «Нам ли бояться Вальхаллы? Злые поступки злыми зови! Мсти за злое немедля! Так нам завещал Вотан!»

– Клянусь священной кровью Высокого, я настигну твоих убийц даже в преисподней, и смерть на быстрых крыльях будет следовать за мной! – прошептал дон Адольфо. Налитыми кровью глазами он огляделся вокруг и, переступая через трупы, прошёлся по гостиной, подбирая свои пистолеты, внезапно наткнулся на скрюченное тело Хайме Переса и подумал: «Как странно всё в этом жестоком мире: некогда Иуда предал Христа, а этот негодяй намеревался предать самого дьявола!» Затем, сорвав штору с окна и аккуратно накрыв ею дона Родриго, он схватил факел и поднёс пламя к портьере на двери и к шторам на окнах. Убедившись, что огонь хорошо разгорелся, дон Адольфо выпрыгнул наружу сквозь огненную арку и скрылся в темноте.

На следующий день Нитард получил основательную трёпку от Великого инквизитора, а затем от Муцио Вителески – генерала ордена иезуитов, своего грозного патрона. Однако, чудом оставшись в живых во время охоты за так называемым Люцифером, он не жаждал возобновить тесное знакомство с новым обладателем алмазной звезды и предпочитал охотиться за такой мелочью, как чернокнижники, ведьмы, колдуны, алхимики, занимающиеся дьявольскими опытами, еретики и прочие. Вскоре ему представилась замечательная возможность напасть на след одного хитроумного колдуна-чернокнижника, скрывающегося под личиной обыкновенного балаганного фокусника, который, выступая в Толедо и Мадриде, своим искусством привёл в восторг даже королевскую семью.

Сообщив доминиканцам и самому Великому инквизитору о своих подозрениях, Нитард получил добро на арест нечестивца. Однако внезапно проклятый фокусник был вызван по приказу самого Филиппа IV в Эскориал[166]166
  Эскориал — населённый пункт близ Мадрида, резиденция испанских королей, построенный для Филиппа II.


[Закрыть] для развлечения его августейшей подруги, которая уже долгое время мучилась от хандры: ей до тошноты надоело любоваться аутодафе и хотелось чего-либо пооригинальней и поинтересней. Умирающие от смертельной скуки придворные дамы дружно поддержали свою королеву, ибо их уже мутило от бесчисленных казней еретиков и запаха палёного мяса. Арест колдуна пришлось отложить до конца представления. Зал, где он должен был продемонстрировать своё искусство, наводнили фискалы святой инквизиции, хитроумно замаскированные под монахов, разного рода слуг, челядь, гвардейцев и даже придворных.

Король Филипп IV с августейшей супругой удобно расположился в роскошной ложе на втором ярусе огромного зала, в котором должно было происходить представление. Его уже предупредили, что фокусник – никто иной, как опасный колдун-чернокнижник, поэтому король, которого, несмотря на болезненный интерес ко всему загадочному и таинственному, связанному с мистикой, пугало искусство заезжего из Голландии новоявленного мага, с лёгким сердцем дал согласие на его арест.

Для большей верности Нитард не пожалел угроз и золота, чтобы подкупить и завербовать самого ассистента колдуна, который в то время как его ассистент устанавливал все необходимые приспособления для выполнения предстоящего трюка надолго исчез за кулисами.

Нитард находился в непосредственной близости от подмостков и, во избежании непредвиденных обстоятельств, внимательно следил за действиями ассистента.

Рядом с Нитардом, гордо подбоченясь, стоял один из самых знатных и богатых германских бастардов, незаконнорождённый сын самого курфюрста Бранденбургского, маркграфа[167]167
  Маркграф — нем. mark – граница – в VIII-IX вв. во Франкском государстве правитель пограничного укреплённого административного округа – марки. В середине века в Германии стали владетелями феодальных княжеств.


[Закрыть] Адольф фон Бранденбург-Нордланд, который с отрядом своих ландскнехтов успешно воевал на стороне Католической Лиги и поэтому был радушно принят во дворах австрийских и испанских Габсбургов. Теребя русую бородку на крупном упрямом подбородке, он с присущим ему бесстыдством и наглостью подмигивал первым красавицам мадридского двора и довольно ухмылялся в густые золотистые усы, наблюдая понятное смущение чопорных придворных дам и бешенство их кавалеров, что уже неоднократно приводило к дуэлям. Однако, исключительное искусство, с которым этот проклятый бастард владел любым видом оружия, быстро охлаждало самые горячие головы гордых испанских аристократов.

– Пора бы уже начинать, – с раздражением процедил сквозь зубы маркграф и, резко развернувшись в сторону королевской ложи, при этом как бы невзначай наступив каблуком тяжёлого ботфорта на ногу Нитарда, неохотно отвесил глубокий поклон и спросил, обращаясь к самому королю: – Ваше величество, разрешите я потороплю этого голландского бездельника, ибо он слишком долго заставляет себя ждать.

Филипп IV важно кивнул вытянутой, словно огурец, уродливой головой, милостиво давая своё высочайшее согласие.

Больно ткнув локтем в бок Нитарду, чванливый аристократ, наконец, соизволил сойти с уже онемевшей ступни иезуита и отправился за кулисы.

– Боже, покарай этого проклятого бастарда! – прошептал бледный от злости Нитард. – Ещё чего доброго, этот наглый глупец испортит мне всю игру.

Едва за кулисами исчез нетерпеливый бастард, как на подмостки, потирая ушибленный зад, опрометью выбежал ассистент знаменитого фокусника с позеленевшей от времени медной бутылью в руках и, слегка заикаясь, вероятно, от волнения, торжественно объявил, что сейчас состоится представление под названием «Восточный джинн».

– Этому искусству великий маг и штукарь Олдервансуайн научился, долгие годы путешествуя по странам Востока, где он постиг самые сокровенные тайны восточных мудрецов и магов, и лишний раз убедился – насколько сарацинские[168]168
  Сарацин — название арабского населения северо-западной Аравии, принятое у европейцев, затем было распространено на всех арабов и на некоторые народы Ближнего Востока.


[Закрыть] и прочие языческие суеверия беспомощны перед излучающими свет истины догматами Святой Католической Церкви! – торжественно изрёк ассистент и, склонив голову в красном тюрбане, заиграл заунывную восточную мелодию на небольшой дудке, какими обычно пользуются заклинатели змей в далёкой сказочной Индии.

Под звуки этой, нагоняющей тоску мелодии появился сам знаменитый Олдервансуайн в чёрном, расшитом золотом, восточном длиннополом одеянии. Взмахнув руками, он, тряся седой бородой, проговорил какую-то абракадабру, которая, вероятно, должна была служить заклинанием.

Из узкого горлышка медной бутыли тотчас потекла вверх струйка синего дыма, которая всё росла, постепенно заполняя всё пространство между кулисами.

– О, Иисусе, глядите, демон! – вдруг воскликнул кто-то в зале.

И действительно, в колеблющихся клубах дыма плавал исполинский образ какого-то человека с обнажённым мускулистым торсом и чисто выбритым зловещим лицом, на могучей его груди сверкала усыпанная бриллиантами восьмиконечная звезда.

Нитард мгновенно узнал незнакомца и, потрясённый, широко открыв глаза от ужаса, как заворожённый глядел на зловещий образ, боясь пошевелиться. Непослушной, будто налитой свинцом рукой, он перекрестился и на мгновенье закрыл глаза, а когда, наконец, осмелился поднять отяжелевшие вдруг веки, ужасного исполина уже не было.

Дым рассеялся, все присутствующие продолжали стоять, оцепенев от ужаса, но спустя некоторое время зрители начали приходить в себя и с удивлением обнаружили, что на подмостках никого нет, кроме медной бутыли и несчастного ассистента с кинжалом в груди.

Первым, как ни странно, опомнился король. На его землисто-бледном лице появились отвратительные красные пятна, говорящие о том, что Филипп IV в бешенстве. Монотонным замогильным голосом он произнёс:

– Ну, чего ждёте, канальи, что застыли, словно в штаны наложили? Немедленно найти этого проклятого чернокнижника и доставить живым или мёртвым в Трибунал святой инквизиции! Пусть отцы-инквизиторы разберутся с этим исчадием ада!

Фискалы святой инквизиции, опомнившись, бросились на подмостки и за кулисы.

Нитард шпагой разрубил таинственный сосуд, рассудив, что если демон вышел из этой проклятой бутыли, то он туда и сбежал. Потерпев неудачу с дьявольской бутылью, рассвирепевший иезуит ворвался за кулисы и, недолго думая, вместе со своими подручными и братьями-доминиканцами разбил огромное, в человеческий рост, круглое зеркало и какие-то странные, стоящие перед ним, уже погасшие керамические светильники.

– Уничтожим эти адские предметы! – кричал Нитард, захлёбываясь от злости и страха. Взбешённый иезуит, как и фискалы святой инквизиции, будучи профанами, не подозревали, что зеркало служило всего-навсего описанным в своё время великим Торричелли обыкновенным рефлектором, который при помощи специальных светильников проецировал изображение любого предмета, в том числе и человека, на своеобразный дымовой экран, создавая довольно правдоподобную иллюзию парящего в пространстве гигантского образа демона или джинна. Впрочем, их усердие увенчалось находкой длиннополого восточного халата, чёрного тюрбана с белым султаном и фальшивой длинной седой бороды.

Во время суматохи никто не обратил внимания на то, как сквозь толпу придворных к выходу пробрался маркграф Нордланд, на лице которого не было страха, ни даже удивления. Взглянув в последний раз поверх голов на подмостки, где всё ещё бесновался Нитард с братией, маркграф процедил сквозь зубы:

– До встречи, каналья! Посмотрим на твою прыть в Германии!

Он был уверен, что рано или поздно встретит коадъютора духовного посвящения общества Иисуса в Германии, земля которой, как и земли сопредельных с нею стран, стала ареной бесконечных кровопролитных, «больших» и «малых» войн. Ведь к тому времени в Европе уже почти двенадцать лет шла война, ожесточённые сражения разгорались между армиями государств Католической Лиги и армиями стран так называемого Протестантского союза.

После весьма неприятного разговора с Великим инквизитором, который в это время находился в Испании, Нитарда вызвал к себе сам Муцио Вителески. В отличие от Великого инквизитора, архиепископа Мараффи, он не вопил, не брызгал слюной, как помешанный или одержимый бесами, а задумчиво стоял у высокого узкого стрельчатого окна своего кабинета, повернувшись к Нитарду спиной.

– В течение всего двух суток ты, сын мой, умудрился допустить две серьёзные ошибки, которые могут иметь далеко идущие, очень неприятные и, пожалуй, роковые последствия для нашего дела, – промолвил генерал, не отрываясь от окна. – Ты упустил злейшего врага нашей Матери-Церкви!..

– Ваша экселенция, я готов понести любое наказание. Клянусь, я его найду, и он ответит за всё перед трибуналом святой инквизиции, – смиренно потупив глаза, ответил Нитард.

Муцио Вителески резко обернулся и уставился своими горящими глазами на Нитарда, так что последнему стало не по себе:

– Никогда напрасно не клянись, сын мой, ибо никакие клятвы сделанного промаха не исправят, тем более никогда не оправдывайся – кто оправдывается, тот уже наполовину виноват! Тебе, сын мой, придётся другим способом искупить вину перед Матерью-Церковью!

– Я готов, ваша экселенция!

– Не сомневаюсь, – несколько успокоившись и снова отвернувшись к окну, продолжал генерал ровным тихим голосом: – Завтра же отправишься в Германию, а именно в герцогство Мекленбургское, в распоряжение шверинского провинциала, патера Лемормена[169]169
  Вильгельм Лемормен (Жермей Ла Муар Манье) – професс ордена иезуитов, был духовником Императора Священной Римской империи Фердинанда II и одно время исполнял обязанности шверинского провинциала. (Прим. авт.)


[Закрыть], которого ты узнаешь под именам брата Бенедикта, простого минорита[170]170
  Минорит — от лат. minor – меньший – меньшие братья, члены одного из подразделений католического ордена францисканцев.


[Закрыть]. Патер уже несколько раз предупреждал нас, что герцог фон Валленштейн склонен вести переговоры с протестантами, ищет контакты со шведами и даже мечтает о собственном королевском троне. Тебе, сын мой, предстоит тщательно разобраться во всём этом и ни в коем случае не допустить, чтобы герцог вступил в преступный сговор с Густавом Адольфом. Герцог Фридландский – главнокомандующий имперской армией, а значит, может стать инструментом в руках врагов католической церкви, а с ними мы поступаем, как нам велит долг воина Иисуса. Надеюсь, ты меня правильно понял, сын мой? Кстати, ты, кажется, уроженец тех мест?

– Почти, ваша экселенция. Я родом из Саксонии, а именно из Хемница.

– Это неплохо, – снова обернулся к Нитарду генерал. – Это неплохо, – повторил он, подходя к огромному письменному столу из чёрного дерева, заваленному свитками пергамента и кипами бумаги, на котором красовался глобус из чёрного, красного, розового и белого дерева, инкрустированный слоновой костью, драгоценными металлами и камнями. Генерал лёгким движением костлявой руки крутанул глобус и продолжил нагоняющим скуку, глухим, монотонным голосом: – Весь земной шар нами разделён на тридцать девять провинций. Наши миссии есть в Китае, Японии и в обеих Индиях. Со временем в каждой из этих провинций мы должны установить своё полное господство, и только тогда, наконец, будет создана Всемирная католическая империя, где люди будут жить по законам, дарованным самим Спасителем, по канонам настоящей, высокой, церковной морали, которую так яростно отвергают нынешние еретики-протестанты. Однако война в Германии и победа протестантов надолго могут отодвинуть создание этой Империи. Герцог фон Валленштейн в угоду своему честолюбию готов вступить в преступный богопротивный сговор с этими еретиками. Поэтому мы будем считать, что свою миссию в этой затянувшейся войне он уже выполнил, и не наша вина, что с пути истинного его сбил сам дьявол. Тех же, кто имел неосторожность попасть в когти к дьяволу, следует спасать, выжигая греховную мерзость калёным железом. Я уверен в твоей преданности Святому Апостольскому Престолу и убеждён, что именно ты, сын мой, сумеешь навести должный порядок в этой провинции. – С этими словами генерал ткнул сухим длинным пальцем в то место на глобусе, где должна была находиться Германия. – Однако, сын мой, занимаясь делами Церкви и Ордена, ты под своим нынешним именем уже успел приобрести некоторую известность в стане врагов Святой Католической Церкви, поэтому на свою родину ты отправишься под другим именем. Итак, с сегодняшнего дня ты – Хуго Хемниц, простой монах-минорит. Впрочем, в случае необходимости, я позволяю тебе, сын мой, быть и светским человеком, например, саксонским дворянином, которым ты являешься по праву рождения. Все необходимые бумаги здесь, на столе, возьми их. И да поможет тебе Бог! Ступай, сын мой, Святая Католическая Церковь ждёт от тебя подвига!

Нитард поднялся с колен и, осенив себя крестным знамением, отвесил низкий почтительный поклон и молча вышел.

Генерал с мрачной улыбкой некоторое время прислушивался к чеканным шагам в коридоре, затем подошёл к окну и застыл, задумчиво наблюдая, как по двору мадридской резиденции группками по трое человек[171]171
  Согласно уставу ордена иезуитов, послушники и схоластики имели право прогуливаться только по трое и, когда вдруг один из них покинет хотя бы на минуту свою группу, остальные двое немедленно должны разойтись на расстояние слышимости голоса, ибо устав гласит: «Редко один, никогда двое, всегда три». (Прим. авт.)


[Закрыть] прогуливаются послушники. Затем стал пристально вглядываться в горизонт. «Эх, Валленштейн, мы ведь ещё четверть века назад в Падуе тебя предупреждали, что возмездие по отношению к отступникам – неотвратимо», – подумал он с сожалением и тяжело вздохнул, опустив глаза, увидел стремительно пересекающего двор Нитарда. «Если обернётся, – значит, выполнит свою миссию успешно», – загадал Муцио Вителески. Однако Нитард чётким шагом матерого ландскнехта быстро пересёк двор резиденции генерала ордена иезуитов, вышел через открытые ворота наружу.

Генерал огорчённо вздохнул. «Суеверия не угодны Господу Богу», – вдруг вспомнил он и в этот момент, уже в самом конце улицы, перед поворотом Нитард внезапно обернулся и в следующее мгновенье исчез за углом мрачной монастырской стены.