Текст книги "Валленштейн"

Автор книги: Владимир Пархоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Глава III
ГРАДИСКАНСКИЙ ОДИССЕЙ

(Градиска д’Исонцо, август 1615 года)

– Пожалуй, эта крепость была бы не по зубам даже самому Одиссею, легендарному царю Итаки, который, как известно, отличался редким умом и хитростью, – процедил сквозь зубы адмирал флота ускоков, самопровозглашённый губернатор Градиски Вук Мертич, внимательно разглядывая в подзорную трубу мощные укрепления богатого торгового города Зары.

Хильденбрандт, с не меньшим вниманием изучая неприступные бастионы, прикрывающие вход в гавань портового города, мрачно усмехнулся.

Их небольшой двухмачтовый бриг прибыл под видом обыкновенного торгового судна к побережью прекрасной Иллирии, к порту города Зары, принадлежащего Венецианской республике, для разведки. Сербским, черногорским, хорватским и прочим иллирийским пиратам, так называемым ускокам, уже давно не давала покоя эта богатейшая венецианская колония на побережье Адриатики. Главаря ускоков адмирала Вука Мертича особенно раздражали не в меру предприимчивые жители Зары, а также их алчные венецианские покровители. У адмирала были старые счёты с ними: в своё время он был предводителем отряда сербских и черногорских повстанцев, долго и довольно успешно воевал с турками. Когда же на помощь беглербею[114]114
  Беглербей — букв, господин господ – титул некоторых наместников турецких правителей.


[Закрыть] Юсуф-аге турецкий султан Осман послал сорокатысячную армию во главе с Ибрагим-пашой, чтобы, наконец-то, разделаться с непокорными сербами и черногорцами, Мертич вынужден был бежать в Зару, наивно полагая, что христианин христианина всегда выручит из беды, позабыв, что Венеция была давним и основным торговым партнёром турок в Средиземноморье. Коварные венецианцы, радушно приняв беглецов и борцов против турецкого ига, через некоторое время внезапно их всех арестовали, заковали в кандалы, погрузили в трюм огромного пузатого галеона и отвезли прямиком на Кипр, на знаменитый невольничий рынок в Фамагусту. С тех пор Вуку Мертичу пришлось хлебнуть горя: он гнул спину на виноградниках и мандариновых плантациях, из-за строптивого характера угодил в критские каменоломни, долго глотал красную пыль на железных рудниках Анатолии, потрудился на строительстве роскошного дворца одного на редкость благочестивого турецкого аги в Андрианополе и в кузнице и, сумев избежать свинцовых рудников, куда строптивый серб должен был отправиться из-за нежелания отречься от православия и принять веру Пророка, умудрился удрать из Андрианополя аж в Македонию, а оттуда – в Черногорию. Вскоре он уже находился в знаменитом пиратском гнезде Градиска д’Исонцо.

Историю мытарств Хитрого Вука Хильденбрандт прекрасно знал, однако не проявлял заметного сочувствия к своему товарищу по ремеслу. Имея кроме небольшого двухмачтового брига ещё и захваченный у генуэзцев фрегат с мощной парусной оснасткой и сорока пушками на борту, а также опытную в морском деле и дисциплинированную команду, в которой было достаточно хороших канониров, мушкетёров и профессиональных абордажных рубак, барон в отличие от адмирала никогда бесцельно не шнырял по Адриатике, охотясь за всякой мелочью, а привык действовать только наверняка. Было ясно, что и сейчас он неслучайно появился в Градиска д’Исонцо, у него, как и у Вука Мертича, прошлое тоже было довольно бурным. Береговое братство было сильно озадачено и удивлено наличием на борту фрегата, который барон переименовал в «Энтхен»[115]115
  Das Entchen – утёнок (нем).


[Закрыть], необычайно красивой золотоволосой женщины и годовалого ребёнка, которых лишь во время особо опасных пиратских рейдов он оставлял в Градиска на попечение людей Хитрого Вука. Это вынужденное соседство очень не нравилось суеверным морским разбойникам. От Градиски было недалеко до Падуи, при одном упоминании которой барон незаметно вздыхал: он всё ещё тосковал по мантии магистра медицины, но пиратское ремесло окончательно затянуло его в свою кровавую трясину. Однажды Вук Мертич прямо спросил его: «Почему он не вернётся к той жизни, по которой втихомолку тоскует, ведь несмотря ни на что большинству членов берегового братства сразу было видно его происхождение невооружённым глазом».

– Пока что я – Одиссей, – ответил на это Хильденбрандт.

– А почему тебя называют Одиссеем? Неужели ты перенёс столько же страшных испытаний и успешно выкручивался из всех передряг, как этот герой?

– Достаточно, чтобы заслужить это имя, но я так и не успел совершить главное деяние в своей жизни. Я, как и ты, побывал в рабстве у турок, только был прикованным к вёслам на галере, – усмехнулся барон. – Мне чудом удалось выбраться из этой передряги, чтобы снова чуть не угодить в турецкое рабство, куда меня хотели спровадить коварные генуэзцы, бывшие хозяева моего фрегата «Энтхен». С тех пор меня, как самого Одиссея, носило не только по всему Средиземноморью, но я неоднократно уходил за Геркулесовы столбы[116]116
  Имеется в виду Гибралтарский пролив. (Прим. авт.)


[Закрыть] и добирался даже до Вест-Индии, что и не снилось гомеровскому Одиссею, доходил даже до Фарерских островов, но так и не добрался до родной Балтики, до родного побережья Померании. Гомеровский Одиссей только в одном меня превосходит: ему удалось взять Трою, но зато моя Пенелопа – всегда при мне. Правда, баронесса Гертруда фон Лютцов дала торжественный обет, что не обвенчается со мной до тех пор, пока я не оставлю своё нынешнее ремесло, и упрямо придерживается своего каприза, но она, к счастью, не давала обет целомудрия, благодаря чему у меня теперь есть прелестная дочь Ханна. К сожалению, ремесло корсара я пока бросить не могу, ведь до сих пор так и не взял ещё свою Трою. Если это случится, я обязательно обвенчаюсь с баронессой и навсегда брошу своё нынешнее кровавое ремесло и эти тёплые моря, чтобы вернуться в свой родовой замок в Померании.

– Так вот она, твоя Троя! – воскликнул Вук Мертич, широким жестом указывая на бастионы Зары, величественно проплывающие мимо левого борта брига. – Докажи, что ты действительно достоин своего корсарского имени.

– Но тогда мне придётся венчаться же в самое ближайшее время. Например, послезавтра.

У Вука Мертича от удивления отвисла челюсть.

– Я не ослышался? Ты собираешься уже завтра взять Зару? – наконец выдавил из себя Вук Мертич.

– Можно было бы и сегодня, но мы до заката уже не успеем приготовить троянского коня, – с самым серьёзным видом заявил барон. – Да, кстати, что ты собираешься делать с захваченным вчера ганзейским купцом?

– Для начала отремонтировать, а затем переоборудовать в боевое судно и приспособить по новому назначению. А что ещё? – пожал широкими плечами Вук Мертич.

– Одолжи его мне до завтрашнего дня в том виде, в котором находится судно сейчас, и уже завтра ночью ты будешь хозяином Зары.

– Ты шутишь, Одиссей?

– Отнюдь, – усмехнулся Хильденбрандт. – Сегодня я как никогда серьёзен. – И он вкратце изложил Хитрому Вуку свой план.

– Пожалуй, ты и в самом деле настоящий Одиссей, вернувшийся из седой древности в наше весёлое время! До этого не додумался бы даже сам дьявол!

План Хильденбрандта был гениальным и простым: он состоял в том, чтобы проскочить в гавань, охраняемую фортом с дальнобойными орудиями, при помощи недавно захваченного и основательно потрёпанного в морской схватке ганзейского купеческого судна. Барон надеялся, что весть об исчезновении ганзейца ещё не дошла до подесты Зары и тем более до венецианского дожа и его цепного пса – адмирала Чезаре Боргезе. Ганзейский корабль – вместительный трёхмачтовый шлюп «Эйнхорн» – должен был сыграть роль своеобразного троянского коня. На глазах военного гарнизона и всех жителей Зары барон собирался разыграть целое морское сражение. Ганзеец должен был, «героически» отразив все попытки корсаров сблизиться с ним, ловким манёвром оторваться от преследователей и беспрепятственно войти в гавань Зары. Пираты же на виду у жителей и гарнизона города уберутся восвояси. Для правдоподобности на «Эйнхорне» оставят все повреждения, полученные во время предыдущего, настоящего морского боя. Для имитации пожара и взрывов ядер на шкафуте у фальшбортов и даже внутри главного люка взорвут несколько глиняных горшков с порохом, подожгут кучу стружек, отсыревшую солому и старую парусину. Преследователи будут вести стрельбу из орудий холостыми зарядами, но время от времени для правдоподобности будут выпускать настоящие ядра по курсу «Эйнхорна» перед его форштевнем или с недолётом к борту. Экипаж плавучего «троянского коня» в основном будет состоять из пиратов, получивших ранения и увечья в недавних схватках, способных передвигаться и владеть оружием. Таких было довольно много, поскольку ганзейцы оказали достойное сопротивление и теперь взбешённый Вук прикидывал, как поступить со строптивцами – продать туркам в рабство или повесить на рее?

В трюме под видом каторжников и рабов, якобы предназначенных для продажи на невольничьих рынках Порты, предполагалось разместить здоровых, наиболее выносливых и крепких, умеющих хорошо владеть личным оружием людей. Продажа белых рабов практиковалась довольно часто не только венецианскими и генуэзскими профессиональными работорговцами, но и другими предприимчивыми «христианами», в том числе английскими, голландскими и германскими протестантами.

Мнимые рабы смогут в нужный момент легко освободиться. от кандалов, в которые они будут закованы, и мгновенно вооружиться, взяв оружие, спрятанное в трюме в надёжных тайниках.

На следующий день ближе к полудню на горизонте из-за северной оконечности острова Дуги-Оток внезапно вынырнули три парусника. Два из них, окутанные густыми клубами порохового дыма от орудийных выстрелов, преследовали третий корабль, который шёл под ганзейским флагом. В этом смог сразу убедиться комендант крепости, колонел Торти, едва поднявшись на башню бастиона, прикрывающего вход в гавань.

– Это ганзейское торговое судно, – заметил он, передавая подзорную трубу подоспевшему в форт синьору Ладзаро делла Чимароза.

– Ему не уйти, – простонал тот, не отрываясь от подзорной трубы.

– Пожалуй, вы правы, синьор подеста, но, кажется, ганзеец вступил в бой! – воскликнул Торти, наблюдая невооружённым глазом за стремительно разворачивающимися в нескольких милях от входа в гавань драматическими событиями.

Они шли, как и задумывал барон. Наблюдавшие за боем с берега увидели, что из-за сильно потрёпанного от выстрелов пиратских пушек рангоута ганзеец заметно сбавил ход, однако открыл ураганный огонь по пиратской баркентине, которая пыталась отрезать ему путь в гавань. Она внезапно окуталась дымом, в котором замелькали языки пламени, баркентина резко сбавила ход и затем вообще легла в дрейф.

– Попали! Корсар горит, досталось мерзавцу! – радостно воскликнул комендант, забирая подзорную трубу у делла Чимароза.

Однако пиратский фрегат под чёрным парусом продолжил преследование и постепенно нагонял ганзейца. Корабли были уже почти в миле от входа в гавань.

– «Эйнхорн», – наведя подзорную трубу на судно под ганзейским флагом, прочитал Торти, – «Энтхен», – процедил сквозь зубы колонел и выругался.

У пиратского судна было явное преимущество благодаря мощной парусной оснастке, его борта и дно наверняка были основательно очищены от ракушек, водорослей и прочих наростов, именуемых у моряков «бородой».

– Если пират подойдёт на расстояние пушечного выстрела, немедленно открыть по нему огонь! – распорядился комендант крепости, обращаясь к капитану Мазуччо. – Посигнальте всем батареям, чтобы прикрыли ганзейца!

Преследуемый шлюп снова огрызнулся огнём из десяти орудий левого борта, когда корсар нечаянно подставил ему свой правый борт, и через несколько минут у фрегата внезапно обрушилась фор-марса-рея, кливера вышли из строя.

– Похоже, у мерзавцев сильно повреждён рангоут, но вряд ли ганзейскому судну удастся уйти, если оно вовремя не скроется в гавани под защитой наших орудий, – констатировал колонел. – Как жаль, что сейчас у нас под рукой нет хотя бы одного корабля из военного флота республики. Адмирала Боргезе никогда не бывает в нужное время в нужном месте, вот и сейчас весь флот бросил на осаду Градиски, в то время как проклятые корсары хозяйничают под самыми стенами Зары.

– Слава Деве Марии, кажется, корсары на этот раз остались с носом, – простонал подеста.

– Виват! – радостно завопили солдаты и офицеры гарнизона.

Через полчаса изрядно потрёпанный «Эйнхорн» гордо входил в гавань Зары.

Подеста, синьор Ладзаро делла Чимароза в сопровождении коменданта крепости, своих советников и членов магистрата спустился на пристань и двинулся к пирсу, к которому пришвартовался «Эйнхорн», чтобы лично поглазеть на чудом ускользнувших из когтей морских хищников отважных ганзейцев. Он убедился, что хотя ганзейцам удалось избежать плена и рабства, но большинство из них, как и само судно, находились в плачевном состоянии. В основном это были славяне, но попадались и немцы, взятые шведами в плен на территории Речи Посполитой, в том числе и около четырёх сотен надёжно закованных в цепи невольников, народ, как на подбор, рослый и мускулистый. Теперь их ожидала незавидная судьба – продажа в турецкую неволю и тяжкий каторжный труд в рудниках, каменоломнях или на галерах.

Венецианцы разглядывали рабов, с завистью прищёлкивали языками и со знанием дела ощупывали пленников, однако невыносимое зловоние, идущее от человеческих испражнений, невыносимая духота и испарения от потных, давно немытых тел невольников заставили любопытных венецианцев покинуть трюм и выйти на свежий морской воздух. Пообещав шкиперу, купить у него несколько особо приглянувшихся ему молодых рабов, комендант с важным видом удалился.

Шкипер многозначительно переглянулся с одним из белых невольников.

Наконец прибывший вместе с таможенниками лекарь внимательно осмотрел раненых, высказал удивление, что в экипаже судна так мало убитых (на верхней палубе валялось только несколько трупов настоящих ганзейских моряков), убрался восвояси.

Ночью комендант крепости, делая свой обычный обход постов, не доверяя это важное дело капитану Мазуччо, усиленно размышлял о странных событиях, произошедших днём около полудня, и в его душу закралась какая-то непонятная тревога. Обычно он, обходя посты в гарнизоне, имел привычку незаметно подкрадываться к часовым. Если часовому случалось прозевать появление коменданта или заметить слишком поздно, то тут же следовало «наказание», которое, впрочем, касалось молодых смазливых солдат: Торти принуждал раззяву к содомскому греху – в армиях многих стран того времени такое иногда практиковалось облечёнными командирскими полномочиями извращенцами. В случае упрямства провинившегося ждали хлёсткие удары шомпола или, что ещё хуже, так называемый «шведский напиток»[117]117
  Необходимо заметить, что к изобретению этого варварского наказания солдат шведы не имели никакого отношения. Он был известен и широко практиковался почти во всех странах Западной Европы, и почему эту адскую смесь воды с гашёной известью и грязью прозвали «шведским налитком» в начале XVII века до сих пор остаётся загадкой. (Прим. авт.)


[Закрыть]. Связав беднягу, его укладывали на землю и стволом мушкета разжимали зубы, вставив в рот вместительную воронку, им через неё в глотку вливали приличную дозу воды, смешанной с гашёной известью и обыкновенной дорожной грязью, пока брюхо не будет переполнено до предела. Иногда на эту варварскую операцию уходило почти полведра такой мерзкой смеси. Как в этом случае любил часто выражаться Торти: «На хитрую задницу всегда найдётся шомпол или пробка из извести!»

Вот и теперь он направлялся в караульное помещение. Очутившись перед его дверью, Торти грохнул в неё тяжёлым ботфортом. На двери открылось маленькое окошко, в котором мелькнуло сонное усатое лицо начальника караула, капрала Мутти. Убедившись, что перед ним сам комендант крепости, он поспешно взялся за тяжёлый засов.

Щурясь от света полыхающих смоляных факелов, воткнутых в специальные железные гнёзда на каменных стенах помещения с низким закопчённым потолком и узкими зарешеченными окнами, комендант вошёл внутрь. Очаг, сложенный из дикого камня, ярко полыхал, и в нём уже жарился нанизанный на вертел молодой барашек, распространяя по всему помещению вкусный запах. У противоположной стены на грубо сколоченном деревянном столе были расставлены глиняные миски с полентой, огромное блюдо с нарезанным хлебом и сыром, а также вместительный кувшин с чистой, холодной, родниковой водой – пить вино во время несения караульной службы не полагалось – ослушавшиеся получали порцию «шведского напитка».

– Я вижу, вы собрались поужинать. Это правильно, только не набивайте себе брюхо до отказа, ибо переполненное брюхо – плохой помощник на службе, особенно в карауле. Тянет в сон и всё такое. А сон во время несения караульной службы, особенно на посту, это... это... что это? – вдруг обратился он к юному барабанщику, скромно примостившемуся в сторонке.

– Это нарушение служебного долга, синьор колонел! – чётко по-военному ответил не растерявшийся Октавио Пикколомини[118]118
  Октавио Пикколомини (1599-1656) – герцог, в 1650 г. император Фердинанд III возвёл его в потомственные князья.


[Закрыть].

– Верно, малыш, – усмехнулся Торти, – поэтому сейчас мы подробнее поговорим об этом и заодно обойдём все посты в крепости. Не забудь взять барабан!

– Я готов, синьор колонел, – отозвался барабанщик, перекидывая через плечо широкую перевязь военного музыкального инструмента и беря кипарисовые палочки.

– Тогда вперёд, мой юный солдат! Долг зовёт нас! – воскликнул колонел и первым покинул караульное помещение.

Солдаты понимающе переглянулись, весело ухмыляясь.

– Ты действительно готов выполнить свой долг солдата? – спросил Торти, идя по крепостной стене в сторону угловой башни, где было «подходящее укромное местечко».

– Да, синьор, готов, – не колеблясь, подтвердил барабанщик.

Они по узкой винтовой лестнице поднялись на верхнюю площадку башни и подошли к часовому.

– Ступай вниз и пройдись по стене! – приказал Торти солдату, который по всем правилам отсалютовал ему мушкетом.

– Слушаюсь, – проворчал часовой и покинул пост, хотя это было против правил, впрочем, в то весёлое время воинские уставы были довольно примитивны и строго не соблюдались, а в солнечной Италии в XVII веке порядки на воинской службе были вовсе либеральные.

– Итак, малыш, снимай свой барабан, – сказал Торти, приблизившись вплотную к юному барабанщику. – Я хочу полюбоваться твоим внешним видом. Ты хорошенький, словно юная красивая девушка, да и смущаешься точно так же. Не смущайся, ведь именно таким образом начинается настоящая военная карьера. Чтобы стать генералом, нужно дослужиться до капрала, а ты знаешь, как можно дослужиться до капрала? – вдруг задал вопрос колонел серьёзным тоном.

– Как? – прошептал заинтригованный барабанщик.

– Снимай штаны, узнаешь! Я тебя быстро научу! – пообещал колонел.

– Зачем, синьор колонел? – страшно удивился Пикколомини.

– Ты забываешь о своём солдатском долге! Снимай быстрее!

Тем временем внимание Октавио внезапно привлекло нечто на стене у крепостных ворот: часовые куда-то исчезли, но у ворот снаружи мелькали какие-то неясные тени. Мальчику показалось, что с зубцов крепостной стены и с башни над воротами свисают какие-то канаты, а по ним с ловкостью обезьян карабкаются неизвестные. Неясные тени уже мелькали между зубцов даже на самой стене и на башне. Другие канаты свисали внутрь крепостной стены и по ним спускались какие-то ловкие молодцы с кинжалами и абордажными саблями в зубах. Внезапно ворота сами по себе стали открываться, решётка поползла вверх и внутрь крепости бесшумно ринулись целые толпы выросших словно из-под земли, вооружённых до зубов людей.

– Там! – воскликнул изумлённый барабанщик, указывая вниз рукой.

– Тише, мальчик! Что ты там увидел? – встрепенулся колонел Торти. – Не бойся, сюда без моего разрешения никто не посмеет подняться.

– Там, – повторил срывающимся голосом Октавио, – ворота крепости открыты, и кто-то ворвался внутрь.

– Что-о? – воскликнул колонел, подскочив к самому краю площадки башни, увидел собственными глазами, что в крепость ворвались какие-то неизвестные вооружённые до зубов люди и растекаются по всем закоулкам города. Бастионы на острове, прикрывающие вход в гавань, судя по всему, тоже были захвачены, ибо там больше не мелькали сигнальные огни и, более того, в саму гавань уже входил огромный корабль под чёрным парусом.

Торти всё понял:

– Пираты, – прошептал он, до глубины души поражённый увиденным, и, резко обернувшись к барабанщику, крикнул: – Бей тревогу! Считай, что с этой минуту ты уже капрал!

Тут же раздалась частая барабанная дробь, возвещающая тревогу. Так началась блестящая военная карьера будущего знаменитого кондотьера[119]119
  Кондотьер — в Италии XIV-XVI вв. предводитель наёмных военных отрядов, находившихся на службе у отдельных государей и римских пап. Вербовались сначала преимущественно из иноземных рыцарей.


[Закрыть] Октавио Пикколомини, которому суждено будет оставить глубокий след в истории Тридцатилетней войны.

Гарнизон был поднят по тревоге, но было уже слишком поздно. Замаскированные под ганзейцев и невольников корсары под предводительством Хильденбрандта сумели проникнуть в крепость, захватить бастионы и обезвредить стражу. Вскоре вся гавань оказалась под контролем эскадры адмирала Вука Мертича, и пиратский десант ворвался в ночной город. Достойного сопротивления корсарам так никто и не смог оказать. Застигнутые врасплох солдаты гарнизона, побросав оружие, предпочли сдаться на милость победителям, а жители, как могли, попрятались по различным норам, бросив на произвол судьбы имущество.

Подеста, синьор делла Чимароза пытался было бежать, накинув поверх ночной сорочки женский плащ, но был узнан одним из местных жителей и за какие-то две сотни цехинов[120]120
  Цехин — от итал. zecca – монетный двор – золотая монета в 3,4 г., чеканилась в Венеции с 1284 г., с середины XVI в. – в ряде западноевропейских государств.


[Закрыть] самым подлым образом продан пиратам. Впрочем, адмирал флота ускоков Вук Мертич и капитан фрегата «Энтхен», захватив Зару, ограничились только грабежом. Однако синьору делла Чимароза и членам магистрата, а также коменданту крепости колонелу Торти не поздоровилось: они были пленены и все до единого проданы туркам, но вскоре по приказу венецианского дожа их выкупили. Солдатам и офицерам гарнизона же никакого вреда не причинили. Более того, Вук Мертич по совету хитроумного «Одиссея» выплатил из городской казны причитающееся им жалованье и предложил убираться ко всем чертям. После чего пираты, загрузив богатой добычей трюмы своих кораблей, покинули разграбленный город.

Вероломный захват и разграбление Зары, а также пленение и продажа туркам в рабство самого подесты, членов магистрата города и коменданта крепости были той последней каплей, которая переполнила чашу терпения венецианского дожа. К Градиске д’Исонцо был послан флот под командованием адмирала Чезаре Боргезе, а также сухопутная армия во главе с нанятым в качестве командующего французским герцогом де Роганом.

Этот конфликт между Венецией и ускоками имел далеко идущие последствия, ибо в него неожиданно вмешалась Испания, и король Филипп III[121]121
  Филипп III (1578-1621) – король Испании с 1598 г.


[Закрыть] немедленно послал на помощь береговому братству армию под командованием фельдмаршала Мрадаса. Венецианцам пришлось туго, тем более что вскоре герцог де Роган вернулся во Францию, чтобы принять участие в борьбе гугенотов[122]122
  Гугеноты — от нем. eidgenose – союзник – последователи кальвинизма, название, данное католиками французским протестантам в период Реформации, иногда оно связывается с именем главы швейцарских кальвинистов Гуго Безансона.


[Закрыть] против регентства Марии Медичи[123]123
  Мария Медичи (1573-1642) – французская королева, жена Генриха IV (с 1600 г.).


[Закрыть]. Тогда венецианский дож обратился за помощью к самым злейшим врагам Испании, посулив им огромное денежное вознаграждение. Аристократическая республика Венеция была очень богатым государством, в котором господствовал торговый ростовщический капитал, и на её стороне тотчас выступили Франция, Англия, Соединённые Нидерланды и Савойя. Таким образом, в 1615 году началась знаменитая так называемая Градисканская война, которая повлияла на судьбы многих участников, ввязавшихся в неё. И всё же несмотря на все усилия провенецианской коалиции Градиска оказалась им не по зубам, хотя эту основную пиратскую базу в Адриатике обороняло не более четырёх тысяч ускоков и сравнительно небольшой флот из разнокалиберных судов. Правда, корсары были вооружены до зубов и весьма сведущи в военном деле. Кроме того, осаждённые обладали неплохой артиллерией и поднаторевшими в морских сражениях канонирами. Только вмешательство в так называемую Градисканскую, или Ускокскую войну герцога Фердинанда II[124]124
  Фердинанд II (1578-1637) – австрийский эрцгерцог, из династии Габсбургов. В 1617 г. был избран королём Богемии, с 1618 – король Венгрии, с 1619 г. – император Священной Римской империи.


[Закрыть] фон Штайермарка в конце 1617 года сдвинуло положение с мёртвой точки.

Герцог Фердинанд фон Штайермарк, ставший недавно королём Чехии, после того как прежний владелец чешской королевской короны эрцгерцог Маттиас занял престол императора Священной Римской империи, был явно не в духе, мрачен и задумчив: ему вместе с ненавистными венецианцами и их союзниками всей мощью своей пятнадцатитысячной армии предстояло обрушиться на своих же подданных, обитавших на Иллирийском побережье. Сербские беженцы из турецкого рабства, так называемые ускоки, до сих пор верно служили ему и, когда он стал королём Чехии, продолжали считать себя его подданными, охраняли южные границы его владений, ведя героическую борьбу против турок.

Несмотря на конфликт с христианской Венецией, ускоки видели свой главный долг в том, чтобы захватывать и грабить прежде всего турецкие корабли и совершать массовые набеги на побережья, контролируемые турками, словно право на это им выдал сам император. Подобные действия ускоков нанесли огромный ущерб не только торговым отношениям Порты с Венецией, но и с другими странами Европы. Самые сильные страны Протестантского союза[125]125
  Протестантский союз — Протестантская Уния 1608 г. – союз германских протестантских князей и имперских городов во главе с курфюрстом Пфальца. Распался в 1621 г.


[Закрыть] выступили на стороне Венеции. Герцог Фердинанд же был крепко связан определёнными обязательствами с испанским королём Филиппом III. Тот ловко воспользовался случаем, чтобы извлечь из всего этого выгоду, ибо уже давно претендовал на Эльзас и две богатые области в Италии – Лигурию и Пиомбино. Эти претензии испанского короля были официально закреплены в так называемом Оньятском договоре в марте 1617 года, подписанном между Испанией и Австрией. Император Маттиас был бездетным, и этот договор должен был решить проблемы престолонаследия между двумя ветвями габсбургского дома – испанской и австрийской, разобраться с престолонаследием в Венгрии и Чехии, определить, кто займёт австрийский престол в будущем. В качестве «компенсации» за право его наследования герцогом Штайермарком нынешний император должен был согласиться на приобретение Филиппом III вышеназванных областей в Италии, но главное – согласиться на господство испанцев над Эльзасом. Для Испании это было очень важно, ибо Эльзас был частью так называемого Военного коридора, по которому испанские короли могли перебрасывать войсковые соединения из Северной Италии в Нидерланды, кроме того, испанские укрепления и сосредоточения войск на границе с Францией для Людовика XIII[126]126
  Людовик XIII (1601-1643) – французский король с 1610 г.


[Закрыть] и кардинала де Ришелье[127]127
  Ришелье Арман Жан дю Плесси — кардинал с 1622 г., глава королевского совета, первый министр Людовика XIII и с 1624 г. фактический правитель Франции.


[Закрыть] были напоминанием о потенциальной угрозе внезапного вторжения. Этот политический трюк испанского короля в дальнейшем приведёт не только к обострению отношений между Католической Лигой и Протестантским союзом, но и к разжиганию пламени всеевропейской войны. Пока же по настоянию Филиппа III, не желающего дальнейших обострений с Францией и с союзной с ней Венецией, Маттиас решил пожертвовать опорной базой борьбы против турок в Адриатике, столицей ускоков Градиска д’Исонцо, и велел герцогу Фердинанду разобраться со своими подданными. Последнему ничего не оставалось, как подчиниться, он хорошо понимал, что чешский престол – важнейшая ступенька на пути к императорской короне.

Армия герцога насчитывала приблизительно 12 000 солдат и офицеров, её ударной силой был кирасирский полк под командованием Эрнста Мансфельда, кондотьера, успевшего прославиться во многих сражениях, который был очень талантливым полководцем, жил на этом свете только «ради войны» и «лишь для войны». Будучи незаконнорождённым сыном имперского штатгальтера Люксембургского, он обречён был всю жизнь оставаться мелким германским рыцарем. Однако ещё в 1603 году он сумел получить под своё командование кавалерийский эскадрон, а в 1609 году принял участие в войне за Юлих-Клевское наследство. Теперь этот невзрачный рыжеватый человечек в сверкающих доспехах гарцевал на не по размеру рослом, строевом коне, ведя собственный кавалерийский полк, который двигался в авангарде армии герцога Штайермарка.

Валленштейн, явившийся на зов своего сюзерена одним из последних, пристроился со своими 180 кирасирами и 80 мушкетёрами в арьергарде войсковой колонны. Мушкетёры, вооружённые длинными мушкетами и шпагами, тоже двигались верхом – Валленштейн не пожалел средств на их экипировку. Он с трудом оторвался от хозяйственных дел, которых хватало в его богатых моравских и чешских имениях. После внезапной смерти супруги в 1614 году он чуть было опять не запил, однако доставшееся ему – единственному законному наследнику – огромное состояние требовало неустанных забот. Одно время Валленштейну даже казалось, что остаток своей жизни он посвятит только хозяйственной деятельности и напрочь забудет политику и войны. Боевое оружие ржавело на стенах в замке, верный Шпатц разжирел от сочной травы и овса, а доблестный рыцарь большую часть времени проводил в своём кабинете, занимаясь делами бумажными: подсчитывал доходы от неплохо налаженного хозяйства, думая, как их приумножить. Правда, иногда он верхом на раздобревшем Шпатце отправлялся самолично проверять, как идёт работа в его владениях, и тогда работа кипела ещё сильнее. Крестьяне, часть которых благодаря своему хозяину настолько разбогатела, что получила возможность выкупиться на волю и завести собственное дело, буквально молились на Валленштейна. Они радовались, что он «занят делом», и надеялись, что его тяга к авантюрным похождениям навсегда выветрилась. К тому же у Валленштейна подрастала дочь, родившаяся в 1614 году – в год смерти его обожаемой супруги Лукреции. Злые языки же утверждали, что, дескать, баронесса умерла не от родов, а от обыкновенной горячки, вызванной простудой, а маленькая Брунгильда Мария Елизавета Текла фон Валленштейн на самом деле – дочь белокурой Ингрид Бьернсон, ставшей ключницей в замке рыцаря. С возрастом внешность девочки стала служить поводом для неутихающих сплетен: белокурая Брунгильда с белой, словно снег, кожей, ярким румянцем на круглых щеках сильно смахивала на эту шведку. Впрочем, мало кого беспокоило это обстоятельство, ведь и несколько местных девиц – среди них русоволосая красавица Ольга Гонзова, – не имея законных мужей, внезапно обзавелись очаровательными карапузами. Счастливых матерей с их детьми Валленштейн тотчас пристроил на тёплые и доходные места. Поэтому-то многие крестьяне втайне мечтали о том, что хозяину приглянется какая-нибудь из местных красоток, чья-либо дочь или сестра, прекрасно зная, что после такого незатейливого романа счастливая избранница получит щедрое вознаграждение, а её родственники – щедрую компенсацию. Зная об этом, крестьяне со свойственной славянской душе широтой великодушно прощали Валленштейну все невинные слабости, лишь бы он не вздумал отправиться на поиски кровавых приключений. Они боялись даже подумать о том, что станет с богатыми поместьями такого рачительного, строгого и в то же время великодушного хозяина. Поэтому неудивительно, что в Моравии, когда герцог Штайермарк призвал Валленштейна под свои знамёна, начался настоящий переполох. Не скрывая слёз, крестьяне и подёнщики смотрели вслед двум эскадронам кирасир и роте мушкетёров, которых собрал и экипировал за свой счёт Валленштейн. Его Шпатц остался в конюшне, обретя заслуженный отдых, для похода рыцарь отобрал могучего мекленбургского коня по кличке Шпербер, уже показавшего, что не подведёт во время кавалерийской атаки.