Текст книги "Валленштейн"

Автор книги: Владимир Пархоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 39 страниц)

– Рыцарь фон Валленштейн отправится со мной в монастырь ордена Иисуса, где я его исповедую, – произнёс кардинал тоном, не терпящим возражений, – поэтому вы, братья, не забудьте записать в следственный протокол, что рыцарь полностью отрёкся от всех своих еретических заблуждений, покаялся и встал на путь истины. Это зачтётся как большой успех местной инквизиции, – произнёс он последние слова с лёгкой иронией.

Епископу Барберци ничего не оставалось, как кивнуть отцу датарию, и тот усердно заскрипел пером по бумаге.

В иезуитском монастыре после исповеди, носившей почти формальный характер, и наложения епитимии, заключавшейся в обычном строгом недельном посте, самобичевании по утрам и перед вечерней молитвой и, естественно, в обязательном паломничестве в Рим с целью лобызания священной туфли Великого Понтифика, кардинал Людовици сказал на прощанье ещё не пришедшему в себя Валленштейну:

– Ты, сын мой, родился в еретической протестантской семье, учился в школе Богемских братьев, где ещё больше набрался еретического духа, но затем учился в нашем иезуитском коллегиуме довольно успешно – если не считать твоих похождений, связанных с дуэлями, – и мы уже давно наблюдали за тобой. Нас очень обрадовало, что ты хотел тайно перейти в католичество. Но этого мало. Ты, сын мой, должен стать настоящим защитником нашей истинной веры от козней еретиков-протестантов. Мы будем не только внимательно наблюдать за тобой, но и вести тебя к великим делам и к нашей главной цели – построению Всемирной Католической империи. За отпущенный человеку короткий век это вряд ли удастся, но каждому доброму католику необходимо сделать свой вклад в построение фундамента, на котором рано или поздно будет воздвигнуто величественное здание этой империи. Ты, сын мой, в этом благом деле можешь оказать нам неоценимую помощь. Я вижу, что ты способен на великие дела и подвиги во имя нашей Матери-Церкви. Не сомневайся, мы вовремя укажем тебе путь, вовремя откроем перед тобой нужные двери и будем пристально следить за твоими успехами. Во имя достижения нашей великой цели мы сумеем вознести тебя на небывалую высоту даже для человека, в жилах которого течёт благородная кровь римских цезарей. Однако предупреждаю – остерегайся стать жертвой собственной гордыни и властолюбия, и особенно самой мысли, что ты сможешь осуществить свои честолюбивые замыслы, используя наш орден: возмездие будет скорым и неотвратимым, ибо всё в руках лишь всемогущего Господа Бога, а наш орден – только карающий меч в его деснице. Теперь прощай, сын мой. Сейчас над всем христианским миром нависла смертельная угроза со стороны Оттоманской Порты. Твоей настоящей епитимией будет продолжение путешествия за подвигами, но с этого момента только во славу нашей матери церкви. Хорошо подумай над этим, сын мой.

– Я уже всё обдумал и решил, ваше высокопреосвященство, – смиренно ответил Валленштейн. – Я буду сражаться за Святую Католическую Церковь, за святой апостольский престол и за Священную Римскую империю германской нации[16]16
  Священная Римская империя германской нации — государственно-церковное образование. При короновании императора Папа совершал над ним ритуал посвящения в сан священника, юридически поручая ему защиту мира, справедливости, охрану вероучения. В Х-ХIII вв. империя включала Германию, часть Италии, Бургундское королевство, земли полабских славян, Чехию. Во второй половине XIII в. подвассальные империи области стали почти независимы.


[Закрыть]. – С этими словами молодой рыцарь преклонил колени перед кардиналом, и тот с отеческой улыбкой благословил его.

Валленштейна проводил коадъютор ордена иезуитов Муцио Вителески, худощавый темноволосый человек среднего роста с пронзительными, горящими, как уголь, глазами.

– В твоей alma mater произошло много важных событий, о которых тебя велено предупредить, ибо, вернувшись на путь истинный и искренне раскаявшись в своих заблуждениях, ты вряд ли скоро освободишься от своей гордыни и честолюбия. Поэтому, надеюсь, если тебе сообщат, что место короля записных дуэлянтов успел занять другой, ты к этому отнесёшься с должным смирением.

– Кто же посмел посягнуть на мой трон? – воскликнул Валленштейн с негодованием.

– Мы так и предполагали, что твоя гордыня не смирится с таким положением дел. Имей в виду, сын мой, если тебе придётся столкнуться с достойным противником – а это так, – будь очень осторожен. Поверь, это очень страшный человек, самое настоящее чудовище.

– Кто он? – скрипнул зубами Валленштейн.

– Ты не видел этого человека и недооцениваешь его. Он появился в Падуе спустя неделю после того, как ты попал в руки отцов инквизиторов. Его зовут Отто Рихард Пенхацзен, барон фон Хильденбрандт-Штернберг. Он слушал лекции во многих университетах – в Гейдельберге, Фрейбурге, Кракове и даже в Сорбонне, и прибыл в Падую, чтобы изучать медицину. Ему хватило всего трёх недель, чтобы занять твоё место. Он искусно владеет не только любым видом оружия, но собственными кулаками и ногами. В Падуе, да, пожалуй, во всей Италии не найдётся такого сильного кулачного бойца и ловкого борца. Так что сын мой, смири свою гордыню. Твоё путешествие за подвигами может в любой момент оборваться, а тебе ведь ещё предстоит многое сделать во славу нашей Матери-Церкви.

Они шли тёмными пустынными улицами южного города, давно погруженного в ночную тень, и вполголоса переговаривались. За ними серыми призраками крались до зубов вооружённые четверо рослых послушников-телохранителей.

– Я сделаю всё, чтобы моё «путешествие за подвигами» не прервалось, ибо этого требуют высшие интересы, – торжественно заверил коадъютора ордена Иезуитов Валленштейн.

На этом они расстались. Муцио Вителески долго смотрел вслед удаляющейся тёмной фигуре молодого рыцаря, сокрушённо покачивая головой. Наконец сделал условный знак своим телохранителям, и все пятеро, словно призраки, растворились в ночи.

С бароном Валленштейн встретился ровно через неделю, в четверг, перед самым закатом, после того как вымылся в роскошном терме на вилле куртизанки Луизы ди Каприо, несмотря на наложенную кардиналом епитимию, основательно подкрепился и как следует отоспался. С этой известной и необычайно красивой женщиной, имеющей доступ даже в личные покои многих кардиналов, не говоря уже о епископах, рыцарь Валленштейн был в более чем в дружеских отношениях и поэтому частенько злоупотреблял её гостеприимством. Стройная, изящная, синеглазая брюнетка с необычайно белой и полупрозрачной, как у речной нимфы, кожей Луиза ди Каприо была без ума от молодого красивого рыцаря и всегда любезно предоставляла ему кров, а кроме того и отменные стол, совместные купания в терме и общую постель.

Валленштейну необходимо было набираться сил хотя бы ещё неделю, но он твёрдо решил встречу с противником не откладывать. Он прекрасно знал, что делать: вечером облачился в чёрный камзол, штаны с галунами, любимая шпага на простой кожаной перевязи с серебряной пряжкой заняла место на левом боку. За пояс он заткнул пару бельгийских пистолетов и кинжал. Короткий стилет он засунул за голенище ботфорта. Накинув довольно длинный плащ, скрывший в чёрных складках его высокую чадную фигуру, Валленштейн надвинул на самые глаза чёрную широкополую шляпу без всяких украшений и скрытно покинул виллу, оставив скучающую хозяйку и почти все свои наличные деньги, их, впрочем, было немного. Происходя из очень знатных, но далеко не богатых чешских рыцарей, он не привык швырять деньгами. Однако на этот раз изменил своим старым привычкам, отдав добрую часть своих скудных средств куртизанке.

Наглеца, посмевшего посягнуть на его «корону», он обнаружил там, где и ожидал: в развалинах древнего языческого храма Юноны, излюбленном месте корпорантов, которые часто собирались здесь, чтобы в ночных сумерках при свете чадящих факелов решить свои непростые корпоративные проблемы в присутствии самого короля записных дуэлянтов. За ним оставалось и последнее слово. Обычно «король» восседал на пустом пьедестале у алтаря, у которого в древние сказочные античные времена возвышались величественные статуи олимпийских богов и героев. Ныне от величественного храма Юноны оставались только живописные развалины, обвитые плющом и густо заросшие сорняками.

Валленштейн, держащийся в густой тени, подальше от горящих факелов, увидел восседавшего на импровизированном троне с видом самого императора Священной Римской империи какого-то типа с густыми белокурыми волосами и с грубыми, но довольно правильными чертами лица. Несколько глубоких шрамов придавали этому лицу жестокое и свирепое выражение. Незнакомец был очень широк в плечах, и, судя по всему, он был довольно рослым мужчиной.

– Мы считаем, что в отсутствие избранного законного короля записных дуэлянтов никто не имел права занимать этот трон, – издали услышал Валленштейн голос своего верного соратника и друга, дона Родриго де Балтингера.

– Я не уверен, что рыцарь скоро вернётся, им почему-то занялась инквизиция. Что из-за этого трон должен пустовать до скончания веков? – раздался в ответ визгливый голос Айзека Розенвельта.

– Верно! – поддержали некоторые корпоранты. – Король умер, да здравствует король!

Позор! – зашумели другие. – Узурпатор воспользовался отсутствием законного короля!

– Кто посмел назвать меня узурпатором? – вдруг поднялся с места барон Хильденбрандт. Он действительно оказался очень рослым мужчиной, пожалуй, выше Валленштейна, да и в плечах гораздо шире его. В рукавах коричневого камзола под тонким английским сукном перекатывались огромные бугры мышц. Длинные мощные руки с тяжёлыми кулаками были похожи на молоты. Своим телосложением он напоминал знаменитую античную статую кулачного бойца, олимпийского героя, мастера по панкратиону.

Все присутствующие сразу замолчали.

– Я готов драться с любым из вас, кто посмеет оспорить моё право на этот трон, в том числе и с прежним его обладателем. – С этими словами барон Хильденбрандт хлопнул могучей дланью по пьедесталу. – Только где он, этот прежний король?

– Я здесь! – откликнулся Валленштейн и вошёл в круг, освещённый факелами. – Я к вашим услугам.

Наступила мёртвая тишина, все присутствующие на почти языческом сборище ваганты были ошеломлены, но через мгновение раздались радостные вопли.

Лицо белокурого атлета на мгновенье омрачилось, однако он быстро взял себя в руки и со вздохом произнёс:

Вероятно, я действительно слишком рано занял этот троп, но это ещё не значит, что я немедленно от него откажусь. Никто не претендовал на него, пока ты его занимал, но ведь трон уже более двух месяцев занимаю я, так что вряд ли теперь ты, рыцарь фон Валленштейн, можешь назваться его законным владельцем.

– Не будем гадать, – зловеще усмехнулся Валленштейн. – Есть только один судья, который нас рассудит но справедливости, – сталь клинка.

Барон быстро повернулся к трону, у подножия которого прямо на древнем алтаре было разложено холодное оружие. Он взял шпагу и показал её Валленштейну, тот отрицательно покачал головой. Хильденбрандт поднял с алтаря ещё и кинжал. В ответ рыцарь лишь презрительно ухмыльнулся.

– Тогда сам выбери оружие, ибо бывшему королю, как я заметил, очень трудно угодить, – с иронией заметил барон.

– Спаренное оружие – рапира и рапира, – коротко бросил Валленштейн, – две рапиры против двух рапир.

В иезуитском коллегиуме он сумел хорошо развить левую руку, которой теперь владел почти как правой. Эту свою особенность он не раз успешно использовал на различных дуэлях и во время обычных уличных драк и теперь надеялся на это преимущество.

– Какие условия поединка? – спросил Хильденбрандт.

– Выиграет тот, кто не истечёт кровью, – хладнокровно ответил Валленштейн.

Сбросив с себя плащи и камзолы, положив на алтарь свои перевязи со шпагами, кинжалы и пистолеты, противники вошли в центр освещённого факелами круга. Обнажённые рапиры зловеще сверкали в их руках. Претенденты на трон отсалютовали друг другу блестящими клинками и, приняв наиболее удобные для атаки и защиты стойки, настороженно следили за каждым движением противника. Валленштейн понял, что имеет дело с очень опасным соперником, который, как оказалось, тоже свободно владеет левой рукой. Оба были молоды, сильны и честолюбивы, и, судя по всему, поединок должен был закончиться только смертью одного из них.

Залязгали четыре клинка, и у Валленштейна появилась кровавая отметина на подбородке: придись удар чуть ниже, и у него было бы насквозь проткнуто горло. Однако и у барона над правой бровью заалел рубец от хлёсткого шмисса. Они отпрыгнули друг от друга, предупредительно взмахнув рапирами, и кивнули, соглашаясь на продолжение поединка. Во время следующей атаки Хильденбрандт получил незначительный укол в бедро, но тут же успел задеть противника в правое плечо. Затем Валленштейн был ранен в левое бедро, а барон получил ощутимый удар по предплечью левой руки и едва не выронил рапиру. Оба истекали кровью и уже порядочно ослабели.

– Эта атака будет последней для одного из нас, – предупредил Валленштейн, поднимая клинки вверх.

Барон в ответ молча кивнул головой.

Они опять стремительно кинулись в атаку, неистово, с невероятной быстротой орудуя клинками. Казалось, рыцари неизбежно превратят друг друга в кровавое месиво, но всё обошлось обоюдными ранениями в грудь. Раны были хотя и неглубокими, но серьёзными. Противники, обессилив, зашатались, сделали по шагу навстречу друг другу и рухнули, словно подкошенные, упав лицами в пыль, зажав в руках окровавленные клинки. Они истекали кровью, лёжа на расстоянии каких-то двух футов один от одного, головами друг к другу. Ваганты, среди которых было немало будущих медиков, немедленно отобрали у дуэлянтов оружие, перевернули их на спины и занялись привычным обследованием.

– Кажется, ничего опасного, но эти кабаны потеряли слишком много своей бешеной крови и сильно ослабели. Теперь до следующего поединка у нас будут два короля, – подвёл итог один из близких друзей Валленштейна, бакалавр медицины Генрих фон Браун.

Совет десяти – то есть главные советники короля записных дуэлянтов – решил продолжить поединок через две недели. По заверению одного из членов совета, Генрики фон Брауна, это был минимальный срок, за который претенденты на корону могут настолько поправить своё здоровье, что будут способны вновь заняться взаимным кровопусканием.

В конце указанного срока, когда Валленштейн уже настолько окреп, что стал выходить на улицу и даже посещать различные пивные заведения, как-то ночью у одной пи таверн он лицом к лицу столкнулся с коадъютором ордена иезуитов Муцио Вителески. С обычным постным выражением на худощавом лице тот серьёзно предупредил молодого рыцаря, что обоими претендентами внезапно заинтересовалась инквизиция, не оставила она без внимания и так называемый Совет десяти. Сообщил, что есть донос какого-то негодяя, и учёные братья-доминиканцы, ведающие делами инквизиции, убеждены в возникновении в Падуе новой ереси, своими корнями уходящей в античную древность. Инквизиторам кто-то внушил, что сборище корпорантов в развалинах храма Юноны – это ничто иное, как богопротивное поклонение языческому культу олимпийских богов, а это – самая настоящая ересь, за которую полагается костёр. В доносе утверждалось, что обычай почитания короля записных дуэлянтов и избрание Совета десяти – это, на самом деле, хитро замаскированное поклонение Юпитеру, Марсу и Юноне.

Валленштейн был поражён сообщением, полученным во время «случайной встречи». Ему меньше всего хотелось вновь угодить в руки инквизиции, но и оставить без последствий узурпацию власти короля записных дуэлянтов он не мог. Возникшая перед ним проблема была довольно сложной, однако в конце концов её решение оказалось неожиданно простым. Его невольно подсказал Айзек Розенвельт, который, хотя и сторонился дуэлей, был незаменим в организации кутежей и пирушек, особенно, когда денег не хватало, что так часто бывало у вагантов. Хитроумный голландец, зайдя в скромное жилище, которое снимал Валленштейн, с радостным видом сообщил, что ему наконец вернули крупный долг и ради такого случая он заказал великолепный ужин в таверне небольшого приморского городка Кьеджа, в тридцати милях от Падуи, где им никто не помешает насладиться ещё и изысканным обществом лучших куртизанок. Гость с таинственным видом намекнул, что пирушка на самом деле организована в честь «возвращения короны» законному владельцу и, дескать, он, Айзек Розенвельт, не сомневается в победе Валленштейна. Последнего внезапно осенило: ведь и поединок можно устроить в окрестностях Кьеджи, где-нибудь недалеко от таверны, в тихом глухом месте, подальше от зевак и внимательных глаз инквизиции. После чего отпраздновать победу в таверне, где для увеселения победителя и его друзей соберутся шлюхи и уличные музыканты. В своей победе Валленштейн не сомневался. Обрадовавшись тому, что нашёл решение, молодой рыцарь сообщил Айзеку Розенвельту о своём плане, обещая превратить барона в дырявый мешок, истекающий кровью, ибо к этому времени успел изучить оригинальный фехтовальный приём, вне всякого сомнения ещё не известный его грозному сопернику, «наглому белобрысому кабану». Смышлёный голландец был в восторге от «гениального плана», и его большие чёрные глаза на выкате загорелись от радости.

Было решено, что Розенвельт первым отправится в Кьеджу и лично всё подготовит к торжественной встрече законного «короля» и членов Совета десяти, состоящего из наиболее авторитетных вагантов. Встреча должна произойти только после поединка. К месту дуэли на берегу моря оба претендента на корону и члены Совета десяти поедут завтра утром в повозке или верхом, делая вид, что отправляются на увеселительную прогулку, до которых, как известно, жизнерадостные ваганты были весьма охочи.

Ранним утром группа весёлых вагантов набилась в повозку, запряжённую парой хороших лошадей, не забыв прихватить с собой в дорогу, изрядное количество бутылок с вином и пару вместительных корзин с различной снедью. Старательно изображая обыкновенную увеселительную поездку, они с песнями и воплями покинули Падую. Никто не обратил на них особого внимания, ведь подобное времяпровождение жизнерадостных студентов было обычным явлением. Однако одна женщина, окутанная тёмной шалью и в глухой накидке, слишком внимательно наблюдала из-под шали за вскакивающими в повозку беспечными вагантами. Она старательно пересчитала их, словно домашнюю скотину, и, отметив про себя, что все они молоды, как на подбор очень сильны и здоровы, прищёлкнула от удовольствия языком. Причём особое внимание неизвестная женщина обратила на обоих претендентов на трон короля записных дуэлянтов. Ей почему-то не понравилось, что рыцарь Валленштейн и барон Хильденбрандт не сели вместе с остальными в повозку, а предпочли ехать верхом на своих великолепных конях. Женщина, спрятавшись за деревьями, ещё раз аккуратно пересчитала вагантов, включая и соперников, их было ровно двенадцать, загибая пальцы, она, повторяла про себя их имена: рыцарь Альбрехт фон Валленштейн, барон Отто фон Хильденбрандт, рыцарь Генрих фон Браун, барон Конрад фон Шталц, испанский гранд дон Родриго де Балтингер, граф Бруно Колонна, граф Гвидо де Бальцони, князь Чезаре де Боргезе, рыцарь Гвильельм де Гаспери, граф Жерар де Савиньи, рыцарь Шарль де Тардье, граф Арман де Габрияк.

Стараясь не выделяться в толпе, она проводила медленно двигавшуюся по узким улочкам повозку с орущими вагантами за городские ворота, у которых к ней подошёл какой-то бродяга громадного роста и в живописных лохмотьях, однако, как у доброго католика, на его крепкой смуглой шее красовался небольшой золотой крестик. Подмигнув большим карим глазом, бродяга жестами показал, что не прочь воспользоваться услугами женщины за пару сольдо[17]17
  Сольдо — серебряная монета в Португалии; итальянская разменная монета 1/20 лиры, чеканилась с конца XII в.


[Закрыть]. Она с негодованием отпрянула, но бродяга не отступился и, не колеблясь, подошёл к ней. Шаль лишь немного приоткрыла лицо незнакомки, и бродяга, узнав палача Козимо Верди, невольно содрогнулся, однако, быстро преодолев страх, слегка, но почтительно, поклонился.

– Друг мой, ты видел повозку, до отказа набитую глупыми вагантами, молодыми здоровыми красавцами? – вкрадчиво произнёс Козимо Верди, издав чмокающий звук.

– Да, синьор, видел.

– В таком случае спеши, дружок, к моему братцу, пусть примет необходимые меры. Передай ему, что голландец и наша сестрёнка не подвели и на этот раз. Товар, как ты уже убедился, – первосортный, и горе тебе, мой друг, если ты опоздаешь!

– У меня есть отличный мул, синьор, и клянусь самим Вельзевулом, я поспею вовремя.

– Не сомневаюсь, милый Рафаэлло, ибо в противном случае я буду иметь с тобой очень долгую беседу в одном укромном уголке, где есть всё, что может вдруг понадобиться для моего почтенного ремесла. Ты всё запомнил, мой милый друг?

– Запомнил, синьор.

– В таком случае пошарь по карманам и наскреби два сольдо. Сделаем вид, что мы сторговались, и тебе не терпится возлечь со мной. Тебе бы хотелось этого? Признавайся, дружок!

– Хм... Да... да, синьор, хотелось, – растерянно пробормотал бродяга.

– Значит, ты содомит[18]18
  Содомит — содомия – до начала XX в. этим термином обозначалось любое «извращение полового чувства». (Энциклопедический словарь Р.А. Брокгауза и И.А. Ефрона).


[Закрыть], и этот грех тебе обойдётся ещё в два сольдо. Купи у меня индульгенцию[19]19
  Индульгенция — от лат. indulgentia – папская грамота, свидетельство об отпущении как совершенных, так и ещё не совершенных грехов.


[Закрыть], дающую отпущение будущих грехов, а то вдруг мы и в самом деле согрешим. Можешь не сомневаться, мой милый Рафаэлло, индульгенция подлинная. Мне недавно продал её один очень благочестивый доминиканец за сходную цену, а именно за возможность в течение часа любоваться мною.

– Ладно, синьор, я покупаю у вас эту индульгенцию, – невольно поморщился Рафаэлло.

– В таком случае накидывай ещё сольдо и убирайся побыстрее. Тебе нужно очень спешить.

Бродяга пошарил по карманам и выудил из лохмотьев пять сольдо. Сделка была совершена, к огромному удовольствию Козимо Верди, и бродяга, проклиная алчного падуанского палача, поспешил в кусты, где у него был спрятан стреноженный мул, а кроме того, и перемётные сумы с более подходящей одеждой для путешествия на таком красивом животном.

Когда бродяга выбрался из кустов, всем своим видом он напоминал торговца средней руки верхом на муле, спешащего по своим делам.

Палач приветливо помахал ему рукой, имитируя женские повадки и делая откровенно непристойные жесты, но Рафаэлло двинул пятками по бокам мула и, не оглядываясь, помчался по пыльной дороге вслед за повозкой с вагантами. Часа через три он догнал её. Покосившись на двух всадников и размахивающих бутылками и орущих песни студентов, он несколько замешкался.

– Эй, рорсо maldetto[20]20
  Проклятая свинья (итал.).


[Закрыть], продай мула! – дружно завопили ваганты, внезапно обратив внимание на одинокого путешественника.

– Молчит, словно обиделся, – захохотали всадники.

– У тебя, приятель, замечательный мул. Хочешь, поменяемся, я предлагаю тебе свою лошадь? – с самым серьёзным видом спросил Валленштейн. – Моего коня зовут Шпатц. Я проскакал на нём через всю Европу ради твоего замечательного мула.

– Как-нибудь обойдусь, – процедил сквозь зубы Рафаэлло.

– Напрасно отказываешься, – улыбнулся барон Хильденбрандт. – Ты мог бы только выиграть от этой сделки. Ты ведь торговец, не так ли?

– Я же сказал, обойдусь без вашей клячи, – зло повторил Рафаэлло, которому не терпелось продолжить свой путь.

– Ого! А ты что-то уж больно неприветлив, – удивился Валленштейн и добавил вкрадчиво: – Значит, мой Шпатц, по-твоему, – кляча? – Он зловеще усмехнулся, приблизившись вплотную к всаднику на муле.

– Синьоры, мне некогда заниматься пустой болтовнёй. Я очень спешу, – начал терять терпение Рафаэлло, уверенный в своей силе.

– Тогда тебе, приятель, придётся дальше идти пешком, ибо уж больно нам твой мул приглянулся, а наши клячи, как ты изволил выразиться, сам видишь, еле плетутся. Будь добр, слезай со своего замечательного мула, – потребовал Валленштейн.

Путешественник решил, что ваганты шутят. Однако, когда рыцарь, протянув руку, попытался взять мула за поводья, Рафаэлло гикнул и ударил пятками в бока терпеливого животного. Мул рванулся вперёд, но барон фон Хильденбрандт успел схватить рослого путешественника за шиворот и мощным рывком стащить его с седла. На несколько мгновений бедняга повис в воздухе, но затем могучая рука барона выпустила его, и он шлёпнулся в укатанную дорожную колею и больно ушиб копчик.

– За что? – взвизгнул Рафаэлло. – Что вы от меня хотите?

– Только вежливого обращения с людьми нашего звания, – ответил барон и, как кнутом, шлёпнул шпагой беднягу между лопаток. Тот снова взвизгнул, словно свинья под ножом мясника.

Ваганты, высыпав из остановившейся повозки, окружили несчастного путешественника и принялись толкать его, попутно награждая увесистыми пинками и крепкими тумаками. Забава очень понравилась весёлым студентам, и продолжалась она до тех пор, пока Хильденбрандт не поднял руку, велев громким голосом прекратить избиение, потому что бедняга, дескать, уже достаточно наказан за свою невежливость.

Валленштейн признал право своего соперника на этого пленника и не стал возражать. Ваганты же хотя немного и поворчали, но отпустили потрёпанного беднягу.

– Убирайся, – велел ему Хильденбрандт, – но помни, что в следующий раз, если будешь грубить благородным рыцарям, я лично арканом привяжу тебя к моей «кляче» и с ветерком протащу по каменистой дороге миль пять. А теперь сгинь, ублюдок!

Рафаэлло не надо было упрашивать, он тотчас необычайно резво бросился к мулу и, ловко вскочив в седло, умчался прочь, сопровождаемый громким хохотом и улюлюканьем вагантов.

– Хотел бы я посмотреть на ваше веселье, когда вы попадёте в лапы Джакомо Негро, а ещё лучше в ласковые ручки его братца, Козимо Верди, – бормотал Рафаэлло, сплёвывая сочившуюся из разбитых губ кровь. По его загорелым щекам текли слёзы от бессильной злобы.

– Что-то не нравится мне этот невежда. Есть в его облике что-то странное. Он не похож на обычного торговца, уж больно напоминает законченного мерзавца, готового за несколько сольдо перерезать глотку первому встречному, – поморщился Валленштейн. – Попадись любой из нас этому подонку в руки, вряд ли бы так легко отделался.

– Возможно, ты прав, – согласился фон Хильденбрандт и нахмурился.

Через пару миль дорога вдруг резко пошла вверх, заросли кипарисов и лавра на обочине стали гуще, а солнце, добравшись до высшей точки на небосклоне, палило немилосердно. В то же время уже ощущалось солёное дыхание моря, к берегу которого так упорно стремились весёлые ваганты. Там в небольшой гавани и приютилась таверна, где их с нетерпением ожидал Айзек Розенвельт, накрытый стол и шлюхи. В полумиле от питейного заведения у жёлтых скал располагалось укромное местечко, окружённое чёрными кипарисами, под которыми на мелкую гальку набегали морские волны. Именно там ночью при свете смоляных факелов должен был окончательно решиться спор за трон короля записных дуэлянтов.

Дорога сильно сузилась и, петляя, стала круто подниматься вверх. Ваганты с ворчанием вынуждены были выгрузиться из повозки, чтобы хоть как-то облегчить усилия бедных животных, которым подъём давался с трудом. Верховые кони под всадниками тоже неуклюже плясали, скользя копытами по каменистой тропе.

«Самое подходящее место для встречи с разбойниками», – отметил про себя Валленштейн, и лишь он об этом подумал, как по обеим сторонам дороги затрещали кусты, и на обочину выскочили пестро одетые вооружённые люди в чёрных масках.

– Сдавайтесь! Жизнь или кошелёк! – воскликнул один из них, хватая лошадь Валленштейна под уздцы и целясь в всадника из пистолета.

– Сдаюсь, – зловеще усмехнулся рыцарь и, точным ударом, носком ботфорта, выбив пистолет из руки бандита, в следующее мгновенье поднял коня на дыбы с таким расчётом, чтобы его верный Шпатц, на котором он проскакал всю Европу, передним копытом раскроил череп злоумышленнику.

– Негодяй! – взревел один из разбойников, и в тот момент, когда он приготовился выстрелить из пистолета, барон неуловимым движением метнул кинжал.

Короткий клинок со свистом рассёк воздух и по самую рукоять вонзился в правый глаз бандиту. Кто-то из лесных воров выстрелил, но Хильденбрандт вовремя пригнулся, однако его лошадь вдруг заскользила по каменистому склону и рухнула на землю, прижав тяжестью своего тела ногу хозяину. Бандиты с радостными криками бросились к барону, держа наготове верёвки.

– К бою! – крикнул Валленштейн. – Занимай круговую оборону у повозки и разворачивай упряжку вниз!

С этими словами рыцарь соскочил с коня и бросился к беспомощно барахтающемуся Хильденбрандту, за ним немедленно последовал фон Браун, а дон Родриго в это время под прикрытием вооружённым шпагами вагантов принялся разворачивать повозку.

Барон, придавленный к земле, встретил приближающихся разбойников выстрелом, один из них был убит наповал, а второй свалился навзничь после того, как тяжёлая рукоятка седельного пистолета, брошенного мощной рукой, раскроила ему лоб, третий, подкравшийся сзади с сетью в руках, напоролся бедром на острие шпаги и, уронив сеть, с проклятьем отскочил назад и в следующий миг выхватил из-за широкого кожаного пояса пистолет.

– Не стрелять! Они нужны нам живыми и невредимыми! Не смейте портить дорогостоящий товар! – вдруг раздался зычный голос приземистого толстяка с чёрной курчавой бородой, в правом ухе которого сверкала золотая серьга.

– Но он никого к себе не подпускает! – воскликнул раненый в бедро бандит.

Его голос показался Валленштейну знакомым.

– Кажется, это наш давешний путешественник, – процедил он сквозь зубы и бросился на разбойников, окруживших барона. Рыцарю вместе с фон Брауном удалось их расшвырять несколькими мастерскими ударами шпаг и кинжалов. Спина к спине они сражались рядом с поваленной лошадью, пока барон, наконец, не заставил коня подняться и не освободил ногу.

Хильденбрандт взглядом поблагодарил своего соперника и, став к нему спиной, принял на себя новую атаку разъярённых неудачей бандитов. Так вместе с Валленштейном и Брауном он медленно продвигался к повозке, возле которой кипела самая настоящая битва. Разбойники, которых было в три раза больше вагантов, имели неосторожность напасть на членов Совета десяти, которые были далеко не последними в благородном искусстве фехтования.

– Прикройте меня! – велел Хильденбрандт и яростно атаковал бандитов под надёжным прикрытием Валленштейна, фон Брауна, графа Колонны и графа де Габрияка. Сделав вид, что он пытается настигнуть вожака разбойников, барон внезапно напал на раненого в бедро верзилу, вышиб из его рук шпагу и пистолет и, ударив клинком плашмя по темени, оглушил лесного вора. В следующее мгновенье он сгрёб владельца мула в охапку, легко бросил пленника себе на плечи и, подхватив на ходу свою шпагу и валяющийся на земле пистолет, огромными прыжками понёсся к повозке. Ему попытался помешать курчавобородый толстяк и какой-то коренастый широкоплечий крепыш с длинными, Волосатыми, обезьяньими руками, но они вынуждены были тотчас отскочить назад под ударами шпаги Валленштейна. Барон одобрительно улыбнулся и, одним рывком высоко подняв бандита, почти на вытянутые руки, с размаху швырнул его в повозку.