Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)

– Как видишь, мой друг и гостеприимец. Я ездил закупать хлеб в Пагасах и на обратном пути обязательно навестил бы тебя, не будь здесь спартиатов. Впрочем, всё же навестил – в качестве живого товара.

– Спартиаты кажутся здесь лишними не только тебе. Ты знаешь, наш город некогда был членом Афинского морского союза. Так вот, старший партнёр с таким усердием изымал наши деньги для содержания своего флота, что Спарте было совсем нетрудно привести к власти послушную ей олигархию и поставить в Орее свой гарнизон.

– Теперь вы, должно быть, счастливы?

– Не шути так едко. Горожане жестоко просчитались. Афиняне по крайней мере не лезли в наши внутренние дела. Сейчас же здесь всем заправляет спартанский гармост.

– Минувшим днём я несколько раз встречался и беседовал с ним. Гармост обещал отпустить нас. Видишь, как он держит слово? – кивнул в сторону сидящих пленников Эпаминонд.

– Клятвопреступление – обычное дело для этого вместилища пороков. Горе родителям, чей сын приглянется Алкету. Множество мальчиков и юношей уже стали жертвами его противоестественных страстей! Вот и сегодня, ещё до захода солнца, он въехал в город на колеснице, направляясь к дому очередной несчастной семьи.

– И вы терпите? Даже не пробовали жаловаться в Спарту?

– Бесполезно. Алкет делится своими доходами с покровителями, давшими ему эту должность, а именно к ним попадают жалобы. Лишь напрасно потеряли жизнь и те, кто рассчитывал найти в Спарте справедливость, и те, кто доставляли письма в Лаконию.

– Мне знакомы ваши трудности. Так было и в Фивах, пока мы не выбросили спартиатов вместе с олигархией! Как ты думаешь, зачем я здесь?

Давние знакомые взглянули друг другу в глаза:

– Кажется, всё понятно. С тобой почти четыре сотни готовых сражаться фиванцев. Прибавь к ним мой отряд! Поверь, эти люди любят лаконцев не больше моего. Горожане возмущены произволом и поддержат нас!

– Итак, Случай рядом. Не будем его упускать. За дело!

Фиванцы изумлённо глядели, как стражники открывают запоры дверей, за которыми было сложено отнятое у них оружие.

– Теперь будем брать город, – воскликнул Эпаминонд, – или вы думали, что я шучу? Командиры, ко мне!

Открывались темницы, узники, не веря своим ушам, узнавали о втором за день крупном повороте в своей судьбе, получали оружие и вместе с орейскими милиционерами, хорошо знавшими крепость, отправлялись ловить оставшихся в ней спартиатов. Те, большей частью застигнутые в своих постелях, вскоре заняли места освободившихся пленников.

– Поспешим прямо к дому, где пирует Алкет, – говорил Эпаминонд шагавшему рядом командиру орейского отряда, – может быть, помешаем ему сотворить гнусность. Ты знаешь путь?

– Ещё бы! Весь город только и говорил о несчастном художнике по керамике, чьё жилище решил почтить своим присутствием гармост...

Между тем недавний победитель морского конвоя фиванцев расположился на ложе за пиршественным столиком в скромно убранном мегароне небольшого дома. Его маслянистый взор был обращён на кудрявого мальчика, робко сидевшего тут же. Отец мальчика, мужчина далеко не атлетического сложения, с нарастающей тревогой следил за своим гостем. Беседа не складывается, то, зачем пожаловал к нему всесильный спартанский наместник, неумолимо приближается.

– Ещё раз за здоровье твоего сына, – поднял кубок Алкет. Косо падающий свет лампиона делал его похожим на чудовище из свиты Аида.

– Вот и я как раз об этом, – набрался смелости хозяин, – ему давно уже пора спать, он ещё слишком мал, чтобы пировать со взрослыми мужчинами.

– Правильно, – оскалил длинные зубы Алкет, – вот и пойди, проверь, готова ли его постель. Да не спеши, а мы пока побудем вдвоём. Верно, малыш? – свободной рукой с вожделением прижал дрожащего мальчика к своему животу.

Художник медленно встал. Он принял важное, быть может, самое важное в жизни решение.

– Алкет, слушай меня внимательно, Алкет. Я знаю, зачем ты пришёл в мой дом. И не позволю тебе сделать это!

Неожиданное препятствие лишь раззадорило спартиата.

– Сделаю. Сейчас. У тебя на глазах. И ты не посмеешь мне помешать, несчастный!

Проворным движением он подмял мальчика под себя лицом вниз, одновременно задрав его праздничный по случаю важного гостя хитон. Отец, неумело подняв сжатые кулаки, бросился к насильнику. Гармост, даже не повернув головы, ткнул его левой рукой в живот.

Художник, опрокинув столик, отлетел к дверям, ударился о косяк и, ловя воздух ртом, сполз к порогу. Испуганный крик мальчика и шум привлекли внимание женщины, молившей у себя в гинекее могущественную Геру[79]79
  Гера – богиня, супруга Зевса, покровительница домашнего очага.


[Закрыть] о заступничестве. Забыв всё на свете, бросилась она в мегарон.

На этот раз Алкету пришлось вскочить. Гармост был зол не на шутку. Отбив руки с норовящими вцепиться в глаза пальцами, он поймал женщину за волосы и швырнул с такой силой, что несчастная разбилась бы о стену, не врежься она в поднимающегося на ноги мужа.

Обернувшись, гармост шагнул к оцепеневшему от ужаса мальчику.

– Поздравляю, Алкет, – вдруг услышал он спокойно-насмешливый голос. – Блестящая победа!

Спартиат в злобном изумлении уставился на наружный вход в мегарон: там стоял не кто иной, как этот дерзкий фиванец, Эпаминонд!

– Как оказался здесь ты, зловредный?

– Мы поменялись местами с твоими воинами. Не веришь? Скоро убедишься в этом сам, ибо займёшь достойное место среди своих подчинённых в Орейской крепости.

Из-за спины Эпаминонда выходили вооружённые люди, продвигались вдоль стен, брали его, Алкета, в кольцо, отрезая пути отхода. Фиванец не лжёт. Странный смысл происходящего постепенно проникал в сознание гармоста, поражая масштабами и необратимостью.

Враг получит зерно и союзника. Спарта потеряла контроль за морскими сообщениями фиванцев, надежду одолеть их с помощью голода, союзника и гарнизон в две сотни гоплитов. Не почести теперь ждут его на родине, а позор, суд и жестокий приговор.

– Не могу сказать, что был рад встрече с тобой, – продолжал Эпаминонд. – Ты сам напросился. Вязать его!

Резкая команда вывела Алкета из оцепенения. Схватив ложе, он крутанул им, заставив устремившихся было к нему врагов отшатнуться к стенам, и с жутким утробным рёвом метнулся к выходу. Эпаминонд едва отпрянул в сторону, избежав удара.

Толпа горожан принялась обтекать его. Пелена боевой ярости уже покрыла сознание спартиата. Заглушив рычанием шум толпы, он взмахнул ложем и бросился на скопище этих жалких, посмевших заступить ему путь. Люди не решались приблизиться вплотную к ненавистному, но страшному врагу. Лишь когда удачно брошенный булыжник со стуком угодил ему в голову, толпа подмяла его.

Тяжело дышащий горожанин в разорванном хитоне растолкал сограждан, исступлённо бивших поверженного ногами:

– Ну-ка, приподнимите ему зад, – прохрипел он, нацеливаясь заострённой палкой в оголённые ягодицы Алкета.

Эпаминонд не сразу вышел из дома – задержали художник и его жена, со слезами на глазах благодарившие за спасение семейного очага. Но шум на улице заставил фиванца поспешить: смена политической власти в городе должна обойтись по возможности без жертв, особенно... среди злейших врагов Фив, спартиатов! Иначе Спарта будет просто вынуждена послать войска для наказания бывшего союзника, а Фивы пока ещё не располагают достаточной для защиты Орея силой...

То, что он увидел, не только подтвердило худшие опасения, но ужаснуло. Возбуждённые люди размахивали факелами, прыгали, кричали. Меж ними, оставляя кровавый след на камнях мостовой, полз на четвереньках избитый, истерзанный Алкет. На голове его болтался кем-то в насмешку надетый пиршественный венок, сзади как хвост торчала забитая палка.

– Остановитесь! – с неожиданной силой крикнул Эпаминонд. – Остановитесь, безумцы!

Люди притихли, узнав в прорвавшемся к замученному Алкету воине предводителя фиванцев.

– Чем же вы лучше него, если казните врага таким варварским способом...

Коротко сверкнул чей-то милосердный меч, и страданиям Алкета пришёл конец.

Солнце уже стояло в зените, когда удалось собрать всех спартиатов – всех, кроме гармоста. Понурив головы, стояли вчерашние хозяева города у причала, где ожидала их триера – на всякий случай с двух её ярусов вёсла были сняты.

– Позаботься лично передать это письмо эфорам, – напутствовал хмурого помощника гармоста один из членов вновь учреждённого Народным собранием правительства Орея. – Здесь перечислены преступления Алкета и указаны причины разрыва союза со Спартой. Следовательно, в нём заключено твоё спасение...

Орейский порт, где благодарные граждане провожали фиванцев как своих избавителей, остался далеко за кормой, и Эпаминонд перешёл на носовую площадку корабля.

– Вот что я скажу тебе, – обернулся он к восхищённо смотревшему на него спутнику, – минувшей ночью стало точно известно одно: боги отвернулись от Спарты!

IV

Ксандр старательно обёртывал полоской кожи ясеневое древко копья. Сверкающий наконечник уже был отточен, насажен и добротно закреплён руками старших – ему доверяли пока лишь несложную работу, да и то с недавнего времени. Почти два года он таскал к горнам корзины с древесным углём, носил воду – оружейная мастерская богатого периэка Этиона потребляла то и другое в немалом количестве – и убирал кузницу, сердце мастерской. Здесь трудился сам хозяин, несколько подмастерьев из периэков, а также трое рабов, составлявших главное богатство Этиона, ибо в совершенстве владели искусством изготовления прославленных стальных лаконских клинков.

Вплотную к кузнице прилегало низкое просторное здание, где несколько начинающих подмастерьев и десяток рабов под руководством мастера-вольноотпущенника вытачивали древки копий, дротиков и стрел, оснащали их полученными из кузницы наконечниками. Здесь же изготовляли сложные красиво изогнутые луки, кожаные щиты и лёгкие льняные панцири. Тяжёлые бронзовые доспехи – шлемы, кирасы, наручи и поножи-кнемиды – появлялись, ослепительно сверкая полировкой, из третьего, стоящего чуть поодаль здания.

Этион по праву гордился тем, что может полностью снарядить спартанского гоплита готовым комплектом вооружения, включающим всё необходимое.

Рабочие постройки и склады обнесены каменной изгородью. На ночь туда пускают злых собак, кроме того, внутри постоянно находится кто-либо из взрослых мужчин.

Мастерская славилась прекрасным качеством оружия. Избранные, долго проработавшие мастера получали из рук хозяина самую высокую награду – свободу. Вольноотпущенники были верными и преданными помощниками хозяина, смотрели на его дело, как на своё – такие, как Мол. Мол почти всегда в разъездах и в переговорах.

Однажды он возвращался из Ласа с грузом красной меди и белого олова. Из-за поломки повозки пришлось задержаться, и темнота застигла в дороге. Распорядившись об устройстве лагеря, Мол отошёл в сторону, здесь-то и уловило его ухо глухие всхлипывания. В выемке у корней деревьев нашёл он обессилившего мальчика. Чумазый найдёныш сначала молчал и отказывался есть, пребывая в оцепенении, но затем, вдруг проникшись доверием к Молу, рассказал ему всё.

– Криптия, – произнёс вольноотпущенник. – Это была криптия. Тебе не надо возвращаться назад, мальчик. Убийцы могут опасаться, что ты, когда подрастёшь, станешь мстить за смерть близких. И постараются нанести удар первыми. Иди с нами, Ксандр.

Этион одобрил поступок управляющего. В хозяйстве появился крепкий работящий подросток; со временем из него получится хороший подмастерье. Кроме того, добрый по натуре хозяин сочувствовал Ксандру, который к тому же добросовестно отрабатывал свой хлеб.

Мальчик, со своей стороны, искренне привязался к Этиону и его управляющему. Пришёлся он по душе мастерам и подмастерьям.

С раннего утра и до позднего вечера Ксандр трудился. Он подрос, раздался в плечах, превращаясь в ладного юношу с прямым и открытым взглядом и красивыми чертами лица.

Ксандр приладил завершающую поперечную полоску кожи. Смазанная клеем, она быстро пристала к древку. Взял готовое копьё: его нужно поставить в тень, там кожа рукояти подсохнет равномерно, не морщась и не коробясь.

Сдав готовое копьё на склад, где старый раб учёл его в своих таблицах, Ксандр вышел за ограду. На окраине посёлка для семейных, среди пирамидальных тополей под навесом из хвороста был устроен длинный стол – здесь кормили неженатых рабов.

Свободные подмастерья и ученики из периэков обедали тут же, но за другим столом. Обязанность готовить пищу и накрывать столы лежала на жёнах рабов и вольноотпущенников – так было заведено Этионом.

После обеда Ксандр не вернулся в мастерскую, так как ждала другая, более приятная работа: его очередь охранять сад хозяина. Сад сторожили с удовольствием – можно полакомиться, нельзя только выносить фрукты и ягоды с собой.

– Смотри, Ксандр, – напутствовал его вездесущий Мол, – если увидишь взрослого воришку, только кричи и не пытайся поймать. Домашние рабы прибегут быстро. Ну а если это будут мальчишки, тоже кричи, но постарайся схватить кого-нибудь из них и задержать.

Ксандр обошёл сад раз, другой; всё спокойно, если не считать вспугнутых им птиц. Съел несколько налитых солнцем абрикосов и не спеша двинулся вдоль ограды, вернувшись к давно занимавшим его мыслям. Как стать учеником мастера в кузнице? Ведь свободные периэки – он это знал – платят Этиону за обучение своих детей немалые деньги. Но кто будет платить за него, Ксандра? И всё же надо попросить хозяина, или нет, сначала следует поговорить с Молом.

Резкий треск обломанной ветви заставил юного стража вернуться к действительности. Так и есть! Коварные сумели забраться в крону самого большого фигового дерева. Ловко же они провели его! Но теперь не уйдут.

Во всей Элладе – да и не только в ней – дети лазают в чужие сады. Везде их ловят и с жалобой передают старшим. Везде их наказывают – за то, что без спроса взяли чужое. Но только в Спарте – за то, что попались! Крепко, до крови, выдерут малыша, чтобы наука шла впрок, а затем объяснят, как сделать то же, но более тонко и изощрённо.

С громким криком Ксандр бросился к дереву, с которого шумно, вместе с падающими плодами посыпались и их похитители.

Дети! Гораздо меньше его самого! С заячьей быстротой они стайкой достигли ограды и с необычайным проворством, помогая друг другу, принялись преодолевать её.

Последний воришка, видно забравшись выше всех, задержался, спускаясь, и спрыгнул с нижних ветвей в тот момент, когда Ксандр почти достиг дерева. Тут же шмякнулся узелок с плодами. Похититель подхватил добычу и лишь затем рванул к ограде. В глаза бросились густые волосы цвета бронзы:

«Девчонка! Ведь спартанских мальчишек стригут наголо», – подумал Ксандр и помчался следом.

Вся стайка воришек уже успела перемахнуть через ограду, когда последняя, высоко подпрыгнув, уцепилась за брошенную с другой стороны верёвку. Легко взмыла она вверх, но тут Ксандр, поймав загорелые исцарапанные ноги, с силой потянул её к себе! Не удержавшись, вместе с беглянкой рухнул на землю; при этом та, извернувшись, больно угодила ему локтем в голову. Ксандр невольно ослабил хват, и добыча тут же вырвалась на свободу!

Но поздно! Подоспевший помощник повара, здоровенный детина, успел подхватить её своими длинными руками и понёс к дому, стараясь держать подальше от себя. Домашние собрались вокруг малолетней грабительницы, обсуждали её ближайшую участь.

– Ну, так кто же к нам пожаловал? – заставил умолкнуть всех внушительный голос. – Приветствую тебя в доме Этиона. Это я. Не бойся, – добавил он, заметив, как девочка попятилась; она поняла, что перед ней хозяин этого большого красивого дома с роскошным садом.

– Тебя пришлось доставить сюда таким способом только потому, что ты перелезла через ограду, а не подошла к воротам. Идём, я покажу тебе сад.

Дружелюбие Этиона было искренним, и недоверие девочки понемногу оттаяло.

– Следуй за нами, – бросил хозяин Ксандру; тот всё ещё держался за больное место, несмотря на шутки домашних. – И возьми с собой корзину.

– Назови имя своего отца, – говорил Этион, положив руку на плечо девочки. – Я не собираюсь жаловаться. Но быть может, мы знакомы, с удовольствием передам ему привет.

– Пентеконтер Эгерсид, – впервые разжала губы пленница. Или уже гостья?

Ксандр вздрогнул. Как, эта длинноногая девчонка с загорелой обветренной кожей, в грубом старом хитоне – дочь его великолепного господина? До сих пор, слушая легенды о великих героях прошлого, представляет он их похожими на лишь раз виденного человека, ставшего образцом мужественной красоты и спокойной, уверенной в себе силы.

– О, я действительно знаю твоего отца! Ведь всё его оружие изготовлено в моих мастерских! Рад встретить дочь благородного Эгерсида. А твоё имя...

– Леоника.

– Твой отец сейчас, кажется, в Мегарах с армией царя Агесилая? Непременно передай ему привет, как только он вернётся, и скажи, что в доме Этиона всегда готовы с радостью встретить его! Ксандр! – голос хозяина заставил встрепенуться. – Ну-ка положи в корзину эти румяные яблоки... И вон те сладкие груши, а также черносливы, абрикосы, миндаль.

Нет, Леоника, я не отпущу тебя без ужина: кто же откажет себе в удовольствии принять представительницу такого старинного рода Спарты?

Вечерняя трапеза за накрытым здесь же, в благоухающем саду, столом удалась на славу. Скованность, внутренняя напряжённость и недоверие маленькой аристократки исчезли бесследно. Вскоре она с детской непосредственностью радовалась обильному угощению – куда более изысканному и вкусному, чем её повседневная пища, с любопытством рассматривала красивую посуду, от души смеялась басням Эзопа, которые рассказывал Полит, старший сын Этиона.

Здесь же был И Ксандр – хозяин желал, чтобы дети помирились. Время от времени пострадавший страж поглядывал на свою обидчицу правым глазом – левый заплыл от полученного удара.

– Подмигивает, – указала на него пальцем маленькая спартиатка, хохоча над собственной шуткой. – Ничего. Приложи холодную медь. Пройдёт.

Ты хорошо дерёшься, – сказал Ксандр, уловив нотки сочувствия за злой насмешкой.

– Нет. Это ты – плохо, – ответила Леоника и вдруг смягчилась, видимо, желая загладить свою вину. – Ты сильный. Только неловкий и неумелый.

Стороживший дом и сад ученик подошёл к столу:

– Пришли пожилые мужчина и женщина. Они назвались слугами господина Эгерсида и спрашивают тебя, хозяин! – обратился он к Этиону.

– Ну, так пригласи их сюда!

Сторож удалился, чтобы вернуться, сопровождая немолодого мужчину и сухощавую женщину в пеплосе из грубой ткани.

– Мы слуги господина Эгерсида, – начал, поклонившись, мужчина, – моё имя Алким, а это Дота, моя жена. Подруги дочери нашего господина сказали, что Леоника здесь. Мы пришли забрать девочку.

– Вот дочь господина Эгерсида. Но я не хочу отпускать ни её, ни вас, пока не угощу как следует.

– О, хвала Артемиде! – воскликнула женщина, увидев довольную мордашку своей питомицы. – Мы думали, она в подвале, связанная...

– Никто не обидит здесь дочь благородного Эгерсида. Присаживайтесь, там, на скамейке, как раз есть два свободных места...

Трапеза, собственно, уже подходила к концу, и пожилая чета вскоре собралась в обратный путь, забрав доставившую столько переживаний шалунью. Вместе с ними пошёл и Ксандр: хозяин поручил ему доставить корзину с фруктами к дому блистательного пентеконтера.

V

Агесилай, прихрамывая, спустился по ступеням храма Афродиты. Конечно, лучше было бы принести жертву Артемиде – ведь лаконцы находятся под её особым покровительством, но нежную богиню любви так чтут здесь, в Мегарах... Приходится считаться с обычаями союзников.

Полководец был без доспехов и оружия – только длинный чёрный посох, помогавший при ходьбе. Его хламида[80]80
  Хламида – длинная просторная одежда.


[Закрыть], лишённая всякой отделки и украшений, могла показаться совсем простой, если бы не царский пурпур ткани, благородными линиями обливавшей ещё стройную, несмотря на годы, фигуру величайшего воина Эллады. Пусть молодёжь пощеголяет в сверкающем металле; бремя власти и ответственности будет потяжелее боевой брони...

Знаком повелел телохранителям следовать чуть сзади: хотелось ещё раз сосредоточиться на итогах прошедшей кампании[81]81
  Кампания – часть войны; боевые действия, объединённые общей стратегической целью и проводимые в определённый период времени либо на обособленном театре военных действий.


[Закрыть], подумать, как скажутся они на положении в Фивах и настроениях в Спарте, среди её союзников и недоброжелателей, а значит, и на ходе всей войны в целом.

Фивы... Кто бы мог подумать – Лакония, сокрушившая мощные Афины, будет испытывать тревогу из-за города, где – трёх лет не прошло с тех пор – стоял спартанский гарнизон?

Царь вздохнул: ещё совсем недавно он заботился о распространении власти Спарты на Малую Азию. Как быстро меняется мир!

– Приветствую тебя, царь Агесилай!

Старый лев недовольно вскинул голову: как втолковать людям, что сейчас ему необходимо уединение, хотя бы такое, чтобы немолодой человек мог, хромая, проделать путь от храма к правительственному зданию, где его ждут послушные Спарте олигархи? Но, вспыхнувшее было раздражение, уступило место чувству, близкому к любованию тем, кто быстро, но без суеты подошёл к нему.

Каковы рост, разворот плеч, посадка головы, украшенной тёмной вьющейся шевелюрой! Лёгкий шаг при немалом весе говорит о силе мускулов и тонком стане, а прямой открытый взгляд не может не вызвать ответного доверия человека честного, отважного, лишённого желания пакостить ближним.

Светло-голубой гиматий, гармонируя со светло-серой тканью хитона, сходился прямыми складками на левом плече, придавая стремительность и одушевлённость могучему телу.

– Нет, – подумалось царю, – пусть афинский щёголь завернётся в блестящие ткани, обвешается золотыми побрякушками, обольётся душистыми маслами – и всё равно будет выглядеть как фазан рядом с орлом в сравнении со скромно-изысканным лаконским аристократом!

Агесилай узнал пентеконтера Эгерсида: отличный воин, он стал настоящим героем этого похода. А ведь эфор Эвтидем предостерегал о нём, советовал приглядываться и следить!

Впрочем, он, царь, знает цену эфору. Если тот характеризовал пентеконтера как человека, пренебрегающего спартанскими ценностями и склонного к смущению умов, то скорее всего сводил личные счёты.

– Привет и тебе, Эгерсид. Что привело тебя сюда?

– Желание говорить с тобой, царь. В походе ты был занят руководством войсками, немало дел было и у меня. Сказать же хочу многое.

– Говори, – Агесилай поджал губы: неужели эфор был прав и сейчас последуют жалобы, просьбы и доносы?

– Мы второй год подряд вторгаемся в Беотию, но не смогли добиться решающего результата. Фиванцы не разбиты. Более того, в этом году они сражались значительно лучше, чем в году минувшем. Что ждёт нас в год будущий, царь?

– Ты храбро сражался, Эгерсид. И умело. Иначе я подумал бы, что у тебя зародилось сомнение в нашей способности к победе.

– Я хочу победы! – воскликнул Эгерсид, сопровождая слова скупым жестом руки. Но на будущий год нас может встретить куда более сильный противник.

– Не забывай, мы не позволили фиванцам собрать урожай, вырубили плодовые деревья, лишили их большей части скота! Мы уходим, но поздней осенью, зимой и весной за нас будет воевать голод! Кто знает, что произойдёт за эти холодные и голодные месяцы в Фивах?

– Они смогут купить хлеб где-нибудь ещё. Афины после выходки Сфодрия помогают Фивам в открытую.

Агесилай вновь нахмурился. Упоминание Сфодрия прозвучало как скрытый упрёк. Ведь именно он по просьбе своего сына Архидама препятствовал наказанию виновника легкомысленного нападения на афинский порт Пирей!

– Хлеб, даже если он и будет куплен, надо ещё доставить в Фивы... А впрочем, зачем я спорю с тобой? Говори прямо, чего ты хочешь?

– Я думаю, что, если мы не сломим Фивы одним сильным ударом, могуществу Спарты придёт конец. Союзники станут покидать нас, множа число противников. Твоя стратегия, царь Агесилай, преследовала цель истощить врага, и ты прекрасно провёл её.

Несомненно, ты самый искусный и опытный воин Эллады, но всё же скажу – ради будущего Спарты надо избрать стратегию сокрушения. Ибо Спарта, утратив могущество, уже не будет Спартой! К исходу будущей зимы нам следует подготовиться к большому походу, создать осадный парк, а весной – собрать наши гарнизоны, стоящие в других городах, так как будущее значение Спарты определится не в Малой Азии, а в Беотии! Но этого мало. Если мы поставим в строй всех спартиатов, даже гипомейонов, то не наберём и десяти тысяч бойцов. В нашем войске служат периэки. Но для того, чтобы они хорошо сражались, их следует уравнять в гражданских правах со спартиатами!

Взгляд сузившихся глаз Агесилая стал холодным.

– Да, царь, – взволнованно продолжал Эгерсид, – ибо сохранение Спарты важнее сохранения существующих в ней порядков! Ради этого можно даже освободить илотов и дать им права периэков! Мы получим тогда пехоту не хуже афинских пельтасгов. Ведь и раньше в тяжёлые времена их призывали на службу, обещали разные блага – вспомни Брасида[82]82
  Брасид – спартанский военачальник. В 424 г. до Р.Х. отличился, командуя двухтысячным отрядом, состоявшим главным образом из освобождённых илотов.


[Закрыть]. Но потом обещания быстро забывались, на следующий год эфоры вновь объявляли войну илотам, и наши юноши шли на криптии, чтобы учиться убивать!

– Я проводил только ту стратегию, какая была возможна, – старому полководцу невольно передалось волнение Эгерсида, – причём именно потому, что наши войска разбросаны гарнизонами по всей Элладе, обеспечивая верность союзников, невозможно проводить иную. Я понял, почему ты обратился ко мне, Эгерсид. Полагаешь, что военное могущество Спарты нельзя увеличить, не изменив вековые основы её государственного устройства. Но под силу ли это даже могущественному человеку?

Ты знаешь, не цари правят Спартой. Славный Павсаний[83]83
  Павсаний – царь Спарты (408—394 гг. до Р.Х.). Отступил без боя, за что был осуждён на смерть. Бежал в Тегею.


[Закрыть] был царём, имел много заслуг перед отечеством, его имя связывают с победой в многотрудной войне с Афинами. И что же? Приговорён к смерти, по сути, за то, что не одержал очередную победу, бежал и умер в изгнании!

Попытка же изменить государственное устройство вызовет ярость людей влиятельных, облечённых властью, непонимание и злобу других граждан Спарты.

Много ли у тебя друзей и сторонников? Если нет, затея обречена на провал. Если почти столько же, сколько и противников, то ещё хуже, ибо тогда кто-нибудь может попытаться добиться своей цели силой, а это гражданская война. От такого лекарства наша любимая Спарта может просто умереть. Нет, Эгерсид, перемены стоит проводить лишь тогда, когда необходимость в них будет очевидна подавляющему большинству граждан!

Воскликнув, Агесилай вдруг выронил посох, покачнулся и упал на руки едва успевшего подхватить его Эгерсида.

– Нога, – спокойно произнёс царь. Лишь посеревшие губы выдавали его боль.

– Позовите врача, – бросил пентеконтер подскочившему телохранителю и без лишних слов на руках понёс больного к дому местного аристократа, временной резиденции спартанского полководца.

– Я виноват. Прости меня. Быть может, мои слова вызвали твой недуг, – промолвил Эгерсид, укладывая царя на ложе в пышно убранном мегароне.

– Ты ни при чём. Это старая болезнь. Но подумай о сказанном мною.

Агесилай поднял руку, отпуская пентеконтера, а в зал уже торопливо входил, олицетворяя саму озабоченность, весьма известный в высших кругах Мегар врач.

– Здесь больно? А здесь? – принялся он ощупывать на глазах вздувавшуюся голень царственного пациента. Ученики врача взирали на него, как на самого Асклепия[84]84
  Асклепий – бог медицины.


[Закрыть], собранные тревожным сообщением полемархи – с угрюмой подозрительностью, а хозяин дома – с явным беспокойством.

– Ну вот, – наконец с важным видом произнёс врач, закончив осмотр, – мне всё ясно. В теле царя внезапно лопнула кровеносная жила, в результате чего кровь потекла в здоровую ногу и чрезвычайно раздула её, причиняя боль. Необходимо произвести кровопускание, чтобы спустить эту кровь из ноги. Со временем, да поможет Асклепий, лопнувшая жила зарастёт, и восстановится нормальное кровообращение.

– Ну, так делай, – пробасил один из полемархов. – Но смотри, если ты повредишь здоровью царя...

– Здоровье в руках бессмертных богов, – тут же ответил, словно обращаясь к Олимпу, врач, – я делаю только то, что в силах человека. Пусть принесут чистый медный таз.

Ученики сноровисто приготовили блеснувшие сталью и бронзой хирургические инструменты, омыли и протёрли уксусом ногу больного. Уверенным движением острого лезвия врач сделал точный надрез, тёмная струйка крови звонко ударила о дно таза, она бежала под напором, как вино из нетерпеливо сдавливаемого меха...

Эгерсид в задумчивости шёл к южной окраине Мегар, где, потеснив городскую бедноту в её хижинах, квартировал его пентекостис. Неудача. Агесилай представлялся ему единственным человеком среди правящих кругов Спарты, способным понять необходимость политических перемен, диктуемых суровой военной необходимостью. И ведь он не возражал по существу – нет, старый полководец предостерегал об опасности скоропалительных решений, а особенно – действий, способных привести отечество к упадку и гибели вместо ожидаемого исцеления.

Да, те, кто правит Спартой, могут легко, не нарушая закона, расправиться даже с царём, если он стал им неугоден. Но всё же военный авторитет, политический опыт и житейская мудрость Агесилая так много значат в глазах спартиатов, что его поддержка могла бы способствовать успеху задуманных преобразований. На что же рассчитывать теперь? В любом случае царь будет надолго прикован к постели...

* * *

Пентеконтер ощутил толчок – как показалось ему, лёгкий. Но внезапно вышедшая из-за угла девушка была сбита с ног и сидела на камнях мостовой, испуганно глядя на могучего спартиата.

– Ты не ушиблась? – протянул ей руку Эгерсид, помогая подняться.

– Прости мою служанку, господин. Девушка ещё слишком молода, чтобы быть осмотрительной.

Мелодичный, чистый и в то же время проникновенный голос заставил пентеконтера повернуть голову в сторону его обладательницы... Его взгляд встретился со взглядом других, мерцающих звёздной голубизной глаз – они казались парой огромных сапфиров в диамантном[85]85
  Диамантный овал (тип) лица – сужающийся к подбородку.


[Закрыть] овале женского лица.

Эгерсид испытал нечто похожее на ощущение перед схваткой с противником, чьи силу и мастерство угадываешь прежде, чем скрестятся клинки. Но пентеконтер не был расположен вникать в свои переживания, а если и мелькнула смутная настороженность, то была тут же рассеяна взглядом этих невинно-чистых глаз, этой улыбкой, притаившейся в уголках губ.

– Напротив, это мне не стоило предаваться размышлениям на ходу, – ответил Эгерсид госпоже, в то время как её служанка уже вскочила на ноги.

– Размышления украшают мужчину, – изящная, в тонком змеевидном браслете рука поправила лёгкое розового оттенка покрывало; изысканный, набранный в мелкую складку пеплос красавицы был того же цвета. Всего лишь один жест, вполне уместный и такой естественный, позволил пентеконтеру невольно увидеть роскошные, чёрные волосы, убранные скорее в египетской, чем эллинской манере, высокую грудь и обрисованную чёрным замшевым пояском талию, столь тонкую, что он, наверное, смог бы обнять её одними пальцами своих рук.