Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц)

Часть первая
КРИПТИЯ

I

Лёгкий ветерок возвестил о приближении вечерней прохлады. Гелиос[21]21
  Гелиос – бог Солнца.


[Закрыть] умерил весёлую ярость, завершая путь своей золотой колесницы.

Ксандр подхватил цепкими руками тяжёлую корзину с оливками, напряг гибкое, уже почти юношеское тело и поднял её, прижав к груди. Оливки в этом году удались на славу, но вовсе не о них думал подросток, доставляя ношу к неуклюжей ручной тележке.

Радовали и скорый конец трудового дня, и предвкушение грядущего отдыха, и предстоящий ужин – интересно, что приготовила мать? А самое главное – потом, сидя у сложенного в небольшом дворике очага, он будет слушать рассказы соседа Форкина, человека бывалого и знающего.

Истории о проделках кровожадной Ламии[22]22
  Ламия – мифическое кровососущее существо, умевшее прикинуться обольстительной женщиной.


[Закрыть] и чудовищной Эмпузы[23]23
  Эмпуза – питалась тем же, что и Ламия, но в отличие, от неё принимала пищу в своем собственном малопривлекательном образе.


[Закрыть] вызывают дрожь, холод в животе, зубы стучат от страха, но хочется слушать ещё и ещё!

А как повествует Форкин о героях! Они представляются похожими на их господина – Ксандр видел его прошлым летом. Высокий и мощный спартиат казался олицетворением мужественной красоты и силы. Время от времени кивая головой, господин выслушивал речь угодливо согнувшегося перед ним старосты Пистия. Сам же почти не говорил – лишь произнёс две – три короткие фразы, выражая свою волю.

Но вот повозка нагружена. Притан, отец Ксандра, и Форкин надёжно обвязали корзины верёвками и взялись за перекладины дышла. Ксандр и Состен, сын Форкина, ухватились за выступающие концы грузовой площадки. Их задача – подталкивать неуклюжую колесницу, помогая старшим, придерживая её на спусках, и следить, чтобы груз не рассыпался.

В конце пути – навесы, под которыми хранился урожай с полей господина, снятый и доставленный сюда руками принадлежащих ему илотов[24]24
  Илоты – государственные крестьяне в Спарте. Полноправный спартиат получал от государства участок земли с прикреплёнными к нему илотами.


[Закрыть], а неподалёку от них – масляный пресс. Посредством этой хитроумной машины периэк[25]25
  Периэки – так же, как и илоты, потомки коренного населения Лаконии, покорённого предками спартиатов. Лично свободные, но лишённые политических прав, занимались торговлей и ремёслами.


[Закрыть] Фрасон добывает оливковое масло.

Навесы. Здесь работают несколько человек под присмотром илота Пистия. Староста указал, куда поставить доставленные корзины, и стал отмечать их количество палочками на покрытой воском дощечке.

– Эй, Притан, – голос у старосты пронзительно пискляв, – когда твоя дочь выйдет и начнёт работать? Пока она болела, вы задолжали двадцать четыре корзины оливок! У меня подсчитано всё. Или ты думаешь, эти корзины соберут и привезут за тебя другие?

Пистий всегда кричит, обращаясь к Притану, Форкину или их детям. Не может им простить уважения среди большинства семейств илотов, принадлежащих благородному Эгерсиду. Гложет сердце зависть – не его, а Притана или Форкина хотели бы видеть они старостой. Но господину нужен тот, кто бы всех заставил работать в поте лица, забирал бы все силы илотов и обращал их в тяжёлые грозди винограда, пифосы[26]26
  Пифос – керамическая бочка.


[Закрыть] с ячменным зерном, амфоры с маслом. Форкин однажды сказал, что не из оливок выжато это масло, но из тех, кто их вырастил и собрал.

Староста жёстко управляет семействами илотов, опираясь на поддержку шести из них, главы которых стали его сторонниками за различные поблажки и послабления. Маленькие, близко посаженные глазки зорко следят, чтобы ни у кого (кроме его приятелей) не осталось ничего лишнего после сбора урожая. Трудолюбивому, сметливому Притану и знающему, опытному Форкину (он был на войне вместе с отцом нынешнего господина) Пистий мстит бесконечными мелкими придирками.

Сейчас он навис над отцом Ксандра своей лысеющей головой, украшенной по бокам рыжими кудряшками:

– Твоему младшему тоже пора браться за дело, хватит ему держаться за подол матери! Целыми днями гоняет взапуски, силы ему девать некуда!

Притан только смотрел на крикуна исподлобья. Он заметил у навеса одноглазого Полифема[27]27
  Полифем – один из циклопов, мифических одноглазых велика.


[Закрыть], прозванного так за свои размеры и силу, а также других подпевал старосты. Специально добивается злобный хитрец вспышки гнева Притана – ищет повода для расправы!

Верзила Полифем и подпевалы исподтишка подбирались ближе, ожидая знака своего покровителя. Пистий хочет, чтобы он вспылил? Не получится!

– Аграна выйдет на работу завтра, – проговорил Притан.

Дочь на один год старше Ксандра. Несколько дней назад, неловко споткнувшись, девочка поранила ногу острым камнем. Отцу с сыном пришлось трудиться больше обычного, не жалея сил. Нет никакой задолженности, но старосте нужен повод для расправы! Сейчас он его не получит, а разговор об этих будто бы недостающих корзинах оливок будет продолжен в другое время при более удобных обстоятельствах.

Притан повернулся и, не спеша, с достоинством пошёл. Форкин наблюдал за Полифемом и его подручными, пока друг не удалился на безопасное расстояние, а затем присоединился к нему. Мальчики двинулись вслед за отцами.

Не сразу пошли они домой; едва навес исчез из виду и друзья убедились, что люди старосты не следят за ними, Притан, Форкин, Состен и Ксандр повернули в сторону поросшего дикой акацией холма. Вскоре они углубились в заросли. Форкин остановился у старого дуплистого дерева.

– Ну-ка, дети, посмотрите, нет ли кого поблизости.

Мальчики, обежав вокруг, не обнаружили ничего подозрительного. Бывший воин извлёк из дупла тщательно завёрнутый в потёртую козью шкуру лук с обёрнутой вокруг древка тетивой и колчан с оперёнными стрелами. Форкин любовно погладил изящно изогнутые, точёные из дуба рога оружия. Лук был хорош; он взял его у афинского фета[28]28
  Фет – в афинской армии легкий пехотинец, лучник.


[Закрыть], успев метнуть свой дротик на мгновение раньше.

Тайник, где кроме лука со стрелами хранились четыре пращи, сделанные отцами, старинный меч с тяжёлым неуклюжим бронзовым клинком и железный наконечник копья, был известен только четверым.

Неподалёку от старого ясеня был небольшой зелёный бугор – на самом деле груда круглых и яйцевидных камней, пригодных для метания из пращи, заботливо обложенных толстым слоем дёрна.

Ксандр принёс из-за ближайших деревьев пару жердей: прямые и прочные, они вполне могли служить древками копий.

– Вот цель, – Форкин указал на ствол толщиной с тело человека в двадцати шагах от себя, – начинай, Состен.

Юноша, взяв жердь, несколько раз подбросил её вверх, разминая мышцы руки, затем откинулся назад, присев на отставленную правую ногу. Средний палец вытянутой вперёд левой руки смотрел на небольшую трещину в коре – туда должно ударить древко импровизированного копья. Упруго и резко качнувшись всем телом вперёд, метнул жердь. Раздался глухой стук; удар пришёлся на два пальца выше намеченной цели.

– Неплохо, неплохо, – одобрил сына Форкин – таким ударом можно ранить, а то и убить противника – конечно, если удачно попасть. Но в броске нужно стремиться вслед за копьём, будто летишь за ним. Смотри, как делает это Притан!

Отец Ксандра отошёл на несколько шагов назад, увеличивая расстояние до мишени. Не спеша, так, чтобы мальчики могли разглядеть каждое движение, изготовился к броску.

Казалось, сработал рычаг метательной машины, освободившей огромные запасы накопленной в её скрученных канатах энергии; брызнула в стороны кора дерева, жердь, звеня и вибрируя, отлетела далеко в сторону.

– Видели? – Глаза Форкина горели. – Не каждый бронзовый панцирь выдержит такой удар, а льняной и подавно!

Ксандр выполнил бросок правильно, хотя до силы отца ему было далеко; зато его жердь попала точно в цель.

Поупражнявшись в метании копья, приступили к стрельбе из лука. Мальчики стреляли с тридцати, а их отцы – с пятидесяти шагов.

Тиона, жена Притана, просила мужчин не задерживаться, тем не менее Форкин заставил мальчиков много раз метать камни рукой и пращой.

– Врагу надо противопоставить то, что ты умеешь делать хорошо, – наставлял Форкин молодёжь, когда они, закончив упражнения, приближались к небольшому домику из дикого камня – жилищу Притана и его семьи. – Не пытайся сходиться с одетым в бронзу и железо гоплитом врукопашную. Он сильный, тяжёлый, с детства приучен к мечу и быстро справится с тобой. Но поражай его стрелами, изводи, метая камни. Утомится гоплит – опять наседай, дразни ударами камней, стрел и дротиков: один из них достигнет цели.

– Аграна, хватит прихорашиваться, мужчины идут! – крикнула дочери Тиона. Славная девушка выросла, ладная, красивая и работящая. Хорошо, что они с Состеном друг на друга поглядывают: пусть будут счастливы, как сама Тиона с Пританом.

В молодости её чуть не отдали за Пистия. Родителям льстило, что у жениха есть большой дом, несколько коз, домашняя птица и другие богатства, о которых другим илотам приходилось только мечтать. Сколько слёз пролила, упрашивая отца не отдавать её противному Пистию! Не жалеет о прошлом Тиона: нет ей дела до того, что бывший жених приумножил своё состояние ещё более.

Спасибо отцу, отдал за Притана – пусть всё его имущество состояло только из пары крепких рук и доброго сердца. Форкин, вернувшийся тогда с воины, помог молодым построить жилище иначе не справиться, слишком много времени уходит на работу для господина. Дом удался, не хуже, чем у других!

Тионе тоже приходилось трудиться от зари до зари – не только в поле, но и за ткацким станком, изготовляя льняные и шерстяные ткани для господина, а затем, выполнив тяжёлый урок, – для мужа и себя, чтобы к зиме сшить хитон и пеплос из грубой материи.

Здоровыми, послушными растут Аграна и Ксандр, похож на старших и пятилетний Лавр. Теперь у них есть своя коза, несколько кур, вдоволь чечевицы, иногда бывает оливковое масло и кислое виноградное вино. Однажды Тиона задумалась – если бы илоты отдавали господину хотя бы вполовину меньше того, что выращено и создано трудом их рук, то все жили бы сейчас не хуже Пистия. Интересно, зачем господину столько всего? А тут ещё сосед Форкин говорил, что у господина только дочь, жена умерла несколько лет назад, а новую он в свой дом вводить не хочет...

Откуда знать Тионе, что всего этого добра едва хватит, чтобы расплатиться за роскошное оружие и доспехи благородного Эгерсида?

II

Солнечный свет стремительно врывался в долину, заполняя её, преследуя убегающую тень гонимых быстрым ветром облаков. Ярким золотом, пурпуром вспыхивали сверкающие наконечники копий, бронзовые шлемы и алые плащи шагавшего в колонну по три пентекостиса[29]29
  Пентекостис – подразделение спартанской армии, 128 пехотинцев.


[Закрыть].

Стоявшие на вершине небольшого холма эфор[30]30
  Эфор – высшее должностное лицо в Спарте.


[Закрыть] Эвтидем и лохагос[31]31
  Лохагос – командир лохоса; лохос – подразделение спартанской армии, 256 гоплитов.


[Закрыть] Главк увидели, как заиграл солнечными бликами наконечник копья, несколько раз поднятого в голове колонны; вскоре донеслись звуки трубы и обрывки поданной зычным голосом команды. В колонне, шедшей единой лентой, произошли изменения: вторая эномотия[32]32
  Эномотия – подразделение в 32 гоплита.


[Закрыть] приняла влево и ускорила шаг, выходя на один уровень с первой. Третья эномотия приняла влево на восемь шагов и перешла на лёгкий бег, а четвёртая, уйдя влево на двенадцать шагов, догоняла остальные подразделения быстрым рывком.

Скорость движения всех эномотий была такой, что они практически одновременно сформировали первую шеренгу монолита[33]33
  Монолит – фаланга.


[Закрыть].

Ещё команда, подтверждённая напевом трубы, – и монолит разомкнулся на ходу, стал рыхлым, похожим на расслабленный кулак. Но вот задние полуфилы[34]34
  Фила – подразделение в 12—16 бойцов.


[Закрыть] одновременно сделали шаг влево и быстро вошли в интервалы между передними. Теперь пентекостис шёл развёрнутым строем. Уже видны похожие на металлические статуи фигуры воинов, чётко различим символ – чёрная лямбда[35]35
  Чёрная лямбда – эмблема лаконских воинов.


[Закрыть] – на их щитах, слышна тяжёлая поступь бронированной пехоты.

Дав несколько мгновений полюбоваться своей грозной красотой, атакующий пентекостис разом перешёл на размеренный бег. Топ – топ – топ – топ – дружно били в землю окованные бронзой и медью ноги, неся тяжёлое тело монолита. Добежав до подножия холма, строй остановился как вкопанный; вновь команда – копья подняты листовидными наконечниками вверх, коринфские шлемы откинуты на затылок. Теперь у пентекостиса появились человеческие лица, много человеческих лиц.

Сопровождавшие эфора молодые воины вполголоса обменивались словами восхищения – они были свидетелями безупречных действий пентекостиса, которым командовал Эгерсид, по праву считавшийся лучшим бойцом Спарты на мечах! Вот он, не знающий поражений, стоит на правом флаге, слегка опираясь на отклонённое копьё, смотрит на эфора и лохагоса спокойно – уверенным взглядом. В самом деле, к чему волноваться пентеконтеру[36]36
  Пентеконтер – командир пентекостиса.


[Закрыть]? Разве допустил он хоть одну ошибку в командовании, а пентекостис – в исполнении команд? Но именно отсутствие повода для придирки и раздражало Эвтидема. Чуть повернув голову, он одним взглядом успокоил свиту.

– Весь лохос, – бросил эфор почтительно ждавшему его указаний Главку.

Вновь звучат команды: чётные полуфилы поворачиваются кругом и перестраиваются вслед за нечётными. Теперь каждая фила стояла в колонну по одному, а эномотия, включавшая три филы, – в колонну по три. Вот они пошли с правого фланга друг за другом: колонна из трёх рядов – фил – эномотия; две эномотии – двойная эномотия. Две двойных эномотии – пентекостис, два пентекостиса – грозный спартанский лохос. Каждый командир идёт в голове своего подразделения, на правом фланге; при развёртывании в боевой порядок – фалангу-монолит – все они оказываются в первой шеренге, личным примером ведя бойцов. Замыкают колонны подразделений бывалые суровые воины: они наблюдают за порядком в тылу строя на марше и в бою.

Эвтидем опытным глазом отмечал малейшие недостатки в действиях, состоянии вооружения и снаряжения. От него не укрылась даже отлетевшая застёжка кнемиды[37]37
  Кнемиды – поножи, ножные латы.


[Закрыть] на ноге воина третьей филы первой эномотии. К сожалению, первого, а не второго пентекостиса, которым командует Эгерсид. Впрочем, эфор понимал – публичная придирка к такой мелочи только повредит ему самому; лохос укомплектован зрелыми бойцами, отнюдь не вчера познакомившимися с военным делом. Они вдоволь позубоскалят над государственным мужем, не сумевшим увидеть в прекрасно подготовленной части ничего, кроме расстёгнутой поножи, и разнесут слух об этом по городу – глядите, какого эфора выбрали на свою голову! В следующий раз не будьте глупцами, смотрите в оба!

Вновь эта противная горечь во рту: достаточно лишь вспомнить об Эгерсиде, чтобы вызвать желчь. Стоявшая позади свита не видела, как искривилось лицо эфора, как сверкнули злобой его глаза. Эвтидем не задумывался прежде, из-за чего и когда поселилась в его сердце ненависть к Первому мечу Лаконии.

Зависть? Ему ли, одному из первых лиц государства, завидовать командиру пентекостиса, и только потому, что тот хорошо знает своё дело? Пусть его любят воины, но степень влияния на решение важных вопросов Эвтидема несравненно выше. Богатство? Всем известно, как скромно живёт Эгерсид, в то время как только советы друзей, рекомендовавших не пренебрегать памятью обветшавших спартанских добродетелей, помешали эфору воздвигнуть настоящий дворец вместо нового дома. Знатность? Род Эгерсида не древнее, чем род Эвтидема, среди предков которого было немало известных военачальников и государственных мужей.

Слава? Эвтидем успел хорошо поработать мечом в последней войне, и недаром Герусия[38]38
  Герусия – совет старейшин.


[Закрыть], да и сам царь Клеомброт ценят его как опытного полевого командира. Эгерсид же до сих пор участвовал только в нескольких мелких стычках – правда, удачно. Известность он получил главным образом из-за своих побед в состязаниях.

Дед Эгерсида был архонтом[39]39
  Архонт – старейшина.


[Закрыть], членом Герусии. В прошлом доблестный воин, он щепетильно исполнял законы Ликурга[40]40
  Ликург – спартанский законодатель.


[Закрыть] сам, и видя в них основу могущества Спарты, требовал того же от других, сурово обличая провинившихся. При этом сварливый старец совершенно не обращал внимания на положение нарушителя в иерархии Спарты, чем раздражал многих.

Достаточно было архонту узнать, что кто-то обедал дома и пропустил сесситию[41]41
  Сессития – совместный обед в подразделении.


[Закрыть], как он разражался яростным монологом. Самое малое, чего заслуживал, по его словам, такой нарушитель – это полёта со скалы в ближайшую пропасть, ибо в отступничестве от обычаев предков таились залоги будущих военных поражений Спарты.

Остальные члены Герусии, сбросив сладкую дрёму, принимались дружно клеймить несчастного, который и сам уже был бы рад, махнув на всё рукой, разбежаться и прыгнуть с пресловутой скалы, лишь бы избавиться от ядовитых старцев и поднятой ими волны всеобщего осуждения. Грозные архонты шли густой фалангой на нарушителей, но под влиянием разных причин – старая дружба, взаимные интересы, угрозы – атака в защиту спартанских добродетелей быстро захлёбывалась.

В конце концов неутомимый поборник буквального исполнения заповедей Ликурга понял, что главная угроза лаконским доблестям исходит вовсе не от мелких нарушителей обычаев славных предков. Потрясённый открытием, воззвал он к своим товарищам, и лучше бы этого не делал! Как быстро превратился он из обвинителя в обвиняемого, услышав, что самая большая угроза Спарте исходит от него самого, вечно вносящего разлад в её святая святых – Герусию!

Старому воину пришлось отбиваться от града обвинений, и вскоре возмутитель спокойствия удалился от общественной жизни в своё жилище, где и пребывал до последовавшей вскоре кончины.

Его сын – отец Эгерсида – унаследовал небольшой клер[42]42
  Клер – земельный надел с закреплёнными на нём государственными рабами, которым владел свободный спартиат.


[Закрыть], тяжёлые медные доспехи и хмурое, недовольное выражение лица. Он быстро достиг должности пентеконтера, на которой и был остановлен, ибо никто из архонтов не желал терпеть его дальнейшего возвышения.

Война не позволяла суровому воину бывать в родном городе часто и подолгу. Зато приходили вести о его подвигах во славу отечества. Но он специально прибыл в Спарту женить сына, чтобы тот смог встать в настоящий воинский строй[43]43
  Спартиат мог подвергать свою жизнь боевому риску только после рождения наследника.


[Закрыть]! Мечта Эгерсида сбылась, как только он стал отцом здорового, крепкого мальчика. Молодому воину пришлось скрестить оружие с противником не в великой битве, как он грезил, а в небольших схватках, по сути, не оказавших никакого влияния на ход войны. Зато именно такие боевые столкновения дали ему возможность проявить свои бойцовские качества. Об Эгерсиде заговорили как об отважном, умелом воине, а вскоре и способном младшем командире, достойном сыне своего отца, популярность которого возросла настолько, что архонты были вынуждены пересмотреть – по крайней мере внешне – отношение к наследнику сварливого старца. Казалось, ещё немного – и слава древнего рода воссияет с новой силой; но тут донеслись вести о трагедии при Лехее[44]44
  В битве при Лехее спартанцы потерпели жестокое поражение от афинян.


[Закрыть]. Имеете с едва живым отцом домой привезли его иссечённый щит. Четырнадцать ран покрывали ещё недавно могучее тело, и одна из них была нанесена сзади[45]45
  Рана в спину считалась позором и бесчестием.


[Закрыть]!

К счастью, царь Агесилай провёл тщательное расследование обстоятельств ранения и вынес оправдательное заключение, что спасло самого раненого и его семью от презрения.

Но свидание со смертью не прошло даром: вместо сильного мужчины Эгерсид, вернувшись, встретил старика с высохшими руками и ногами, согбенной спиной, сотрясаемой жестоким кашлем грудью. Выражение лица было уже не хмуро-недовольным, а просто горестным. О возвращении в строй не могло быть и речи. Бывший пентеконтер занялся, наконец, домашними делами и хозяйством, почти переставшим давать доход. В это время подолгу беседовал он с сыном. Из его речей вытекало, что битва при Лехее была проиграна вовсе не потому, что бывшие там воины не до конца исполнили свой долг, а из-за того, что военная организация Спарты устарела. И её надлежит изменить, дабы избежать в будущем подобных поражений и неизменно следующего за ними упадка общества!

Так он объяснял происходящее и членам Герусии; старцы, пригретые солнечными лучами на мраморных скамейках, сонно кивали головами. Привлечь его к суду? Нет, не стоит. Сейчас у болтуна не так уж много слушателей, на суд же сбегутся толпы, а ему только этого и нужно.

Холодной, промозглой осенью старый воин заболел. Афинские копья всё-таки достали его – думал Эгерсид, хороня отца. Герусия не могла простить ему дерзости предков, и не простила – будь он хоть трижды лучшим мечом Спарты. Тем более наследник, похоже, достоин отца и деда: вместо того чтобы после совместного обеда исполнять с товарищами гимны, прославляющие силу и доблесть спартиатов, ведёт речи о том, что, будь у лаконцев под Лехеем хорошая кавалерия, не избежать бы противнику разгрома! Говорит, что сильные в полевом бою спартиаты не умеют штурмовать города и оборонять крепости, призывает к изменению организации и обучения войск – не зря Танатос лишил его первенца, а после рождения дочери – и жёны.

Эвтидем не вдавался в подробности истории рода Эгерсида. Ему было достаточно прийти к заключению, что предки пентеконтера и он сам – опасные смутьяны, покусившиеся на святая святых Лаконии. Вот откуда его, Эвтидема, ненависть, воспламенившая душу раньше, чем разум нашёл её причину!

III

– Не бойся, никто не причинит вам зла, – Лисикл хлопнул по плечу старшего из двух остановленных им илотов. Тот с опаской смотрел на высокого стройного юношу-спартиата. Жёсткая линия рта, ощущавшаяся даже под приветливой улыбкой, вызывала смутные опасения. С другой стороны, этот босоногий молодой лаконец так любезен, совсем не заносчив и одет в старый хитон из грубой серой ткани – почти такой же, как на нём самом, илоте.

– Ведь это ты угостил меня виноградом и сыром год назад, когда я охотился на склонах Парнона[46]46
  Парнон – горный хребет, отделяющий с востока Лаконию от морского побережья.


[Закрыть]? – не убирал Лисикл руку с плеча илота.

– Наверное, ты ошибся, господин. Мы живём в другой стороне – в двух днях пути отсюда вниз по течению Эврота, близ восточных отрогов Тайгета[47]47
  Тайгет – горный хребет, отделяющий Лаконию с запада от остального Пелопоннеса.


[Закрыть]. Да и не отлучался я никуда прошлым летом, работал от зари до зари на землях господина нашего, благородного Эгерсида.

– Уж очень похож ты на того, с гор Парнона. И окажись на его месте, точно не пожалел бы винограда для усталого охотника. По лицу вижу – ты человек хороший. Мы как раз собирались обедать, – молодой человек кивнул в сторону полутора десятков крепких подростков в таких же поношенных хитонах, – и приглашаем вас разделить нашу пищу.

– Благодарю тебя, но нам следует скорее доставить припасы господину и сразу же двигаться в обратный путь: староста не простит опоздания. Работы сейчас очень много, каждая пара рук в большой цене.

– Не волнуйтесь, – лицо юноши излучало дружелюбие, – долгих застолий у нас не бывает. Да и обед уже ждёт за этой оградой.

– Правда, с утра не довелось поесть, разве что немного на ходу, – старший илот нерешительно взглянул на низкую стену, сложенную из кусков кое-как отёсанного известняка, – да и не хочется обидеть тебя отказом, господин...

– Лисикл, зови меня так. О повозке не беспокойтесь – она всё время будет у вас перед глазами, – ирен[48]48
  Ирен – юноша старшего возраста, отвечавший за порядок в агеле. Агела – молодёжная группировка, цель которой – организация физической культуры и спорта, а также подготовка к политической и военной деятельности.


[Закрыть] увлёк крестьянина в открытые ворота. Юные спартиаты весело пошли за ними.

Перед неказистым, вытянутым в длину приземистым домом несколько подростков завершали подготовку к обеду. Прямо на утоптанной земле расставлялись простые глиняные миски, у которых – каждый на определённом месте – располагались юноши. Двое из них внесли внутрь круга котёл с грубой ячменной кашей.

– Опять Мелест положил своему дружку больше всех!

– Тот знает, с кем дружить: он всегда поддаётся Мелесту в борьбе и беге! – подшучивали юноши над своим прижимистым товарищем, ведавшим кухней; впрочем, они твёрдо знали – ирен зорко следит за тем, чтобы порции были одинаковыми.

Совершив возлияние в честь Афины Меднодомной – богини-воительницы, Лисикл осушил чашу с вином. Гости последовали его примеру.

Такого вина они ещё не пробовали! Разве можно сравнить эту ароматную влагу, способную волшебным образом превращаться в сладкое тепло, с тем пойлом из виноградных выжимок, которым иногда позволяли себе баловаться илоты?

– Рад, что вино понравилось вам, – отвечал Лисикл на похвалу гостей. – Мы пьём его лишь в особых случаях. Например, встречая таких почтенных людей, как вы. Эй, Мелест! Ещё вина нашим гостям!

Вскоре илоты, дважды опорожнившие на голодный желудок по настоянию радушного хозяина немалые фиалы крепкого вина, начали ощущать на себе его действие. Голоса юных спартиатов сливались в однообразный гул.

– Нам пора идти к нашему г-господину, – произнёс он, когда ещё один фиал опустел, – я очень б-благодарен тебе за г-гостеприимство, – язык илота заплетался. – Вот если бы эт-тот Х-хремил... Мой спутник... Староста послал его со мной... Не был бы так ленив и встал с-сегодня пораньше... Как я хотел... Я ведь г-говорил ему... Мы уже шли бы обратно, и нам некуда было бы спешить.

– Видно, ты человек основательный, – ирен доверительно склонился к илоту, положив руку ему на плечо, – хороший хозяин, умелый земледелец. Как же посмел твой спутник ослушаться старшего? У нас за такое принято наказывать. Тебе следовало бы дать невежде пару затрещин, чтобы научить его уважению...

Тем временем сидевший рядом с молодым илотом юноша, дождавшись, когда его сосед допьёт очередной фиал вина, продолжал прерванную речь:

– Итак, никто в вашей деревне, говоришь ты, не сравнится с тобой в силе и выносливости. Почему же тогда тот, другой, тобой помыкает? Не нравится мне, когда такие парни дают всяким наступать себе на голову! Ах, староста велел тебе охранять его вместе с повозкой от лихих людей в пути? Лучше бы он послал тебя одного – ты бы справился скорее и лучше, да и охранял бы сам себя, а не подчинялся кому-то.

В это время между двумя сидевшими напротив юношами возникла перепалка, быстро завершившаяся яростной схваткой. Выскочив из круга, драчуны обменивались стремительными ударами – видно, оба предпочитали борьбе кулачный бой – а приятели подзадоривали их криками.

Сила, ловкость и упорство подростков были примерно одинаковы, поэтому исход схватки наступил бы не скоро, не споткнись один из противников о выбоину. Упал он, правда, очень ловко, на полусогнутую руку, но был опрокинут ударом ноги соперника, не упустившего благоприятный момент.

Лисикл, с интересом наблюдавший схватку, тут же остановил её. И те, кто только что яростно дрались, и те, кто крича и размахивая кулаками смотрели на них, вернулись к своим мискам. Глаза сверкали, сквозь густой загар на лицах проступал румянец, разговоров только и было, что о нанесённых ударах и ещё о том, как следовало бы построить тактику боя.

– Нет-нет, почтенный, – говорил ирен старшему илоту, ведя его под локоть обратно к оставленному ради неожиданного зрелища месту, – мальчики дрались бестолково. Вот если бы тебе пришлось встать грудь грудью с противником, я уверен, было бы чему поучиться.

Старший илот расположился у своей миски и с удивлением уставился на неё. Посуда была пуста.

– Куда делась еда нашего гостя, Мелест? – спросил Лисикл.

– Всё съел его товарищ, – донёсся ответ юного виночерпия. – Съел, пока вы смотрели на драку, да так быстро, что чуть не подавился!

– И ты не помешал?

– Но ведь он тоже наш гость!

– Нет, не случайно обратил я внимание на недостаток уважения к старшим со стороны твоего спутника. Он не только позволил себе злую шутку над почтенным человеком, но – смотри – ещё и насмехается, – пожалел обиженного Лисикл.

Обрывки мыслей наконец слились воедино. Теперь старший илот твёрдо знал, что ему надлежит сейчас сделать. Поднявшись, он несколько раз качнулся, затем, стараясь ступать прямо, подошёл к своему односельчанину, широко размахнулся и, вкладывая в удар всю силу непослушного тела, отвесил ему звонкую затрещину.

В мгновение ока пространство вокруг гостей опустело. Никто из юношей не пытался вмешаться в происходящее. Оцепив илотов неправильным четырёхугольником, они в напряжённом молчании ждали развития событий.

Младший илот, свалившись на бок, медленно поднялся на правое колено, помогая себе обеими руками. Глаза его, по мере осмысления случившегося, наливались мутной яростью. Старший, покачиваясь, размахнулся снова:

– Вот тебе за... за... – и ещё раз поверг своего спутника на землю. В следующий момент тот шёл на обидчика.

Прорвав плотину волнующего ожидания схватки двух взрослых мужчин, двор заполнили крики подростков:

– Крепче двинь! Дави его! Загони в Стикс к Харону! – подзадоривали они противников, наносивших неуклюжие, но опасные в своей тяжести удары.

Старший схватил недавнего товарища за ворот хитона и рванул на себя, но ветхая ткань с треском лопнула, и он, задрав ноги, грохнулся наземь, давя фиалы и миски с недоеденной кашей.

Младший мотнул головой и едва противник, поднимаясь, сел, с маху обрушил ему на макушку свой большой кулак. Удар другой руки пришёлся уже вслед падающему телу; илот, не удержавшись на ногах, рухнул на поверженного односельчанина.

– Добей, добей его! – кричали мальчишки-спартиаты, прыгая от возбуждения, глядя, как озверевший человек душит другого человека, мозжит ему голову о твёрдую, как камень, землю...

Наконец он оставил распростёртое тело и встал, широко расставив ноги: красный туман понемногу рассеивался, в нём качались рукоплещущие юноши.

– Вина победителю! – с насмешливой торжественностью приказал Лисикл.

Илота шатало из стороны в сторону, он с трудом сохранял равновесие. Раскачиваясь и проливая вино, большими глотками выпил оказавшийся в его руках фиал, с трудом сделал шаг вперёд, издав глухое мычание, и грохнулся на четвереньки.

На лице ирена была не улыбка – скорее презрительная гримаса. Молча смотрел он, как илот, упал носом в пыль, несколько раз дрыгнул руками и ногами и забылся в пьяном сне.

Подростки, только что кричавшие как на петушином бою, утихли – распростёртое посреди двора тело старшего гостя к веселью не располагало.

Лисикл не спеша подошёл к нему, заглянул в стекленеющие глаза.

– Скот мёртв! – громко, без тени волнения объявил ирен. – Вы двое, положите второго скота на труп и тащите со двора! Весь груз с повозки перенести в дом. Саму повозку разобрать и вместе с ослом укрыть там же. Никто – слышите, никто! – не должен обнаружить их здесь! Иначе камень Артемиды Орфии[49]49
  На камне у храма богини Артемиды Орфии спартанских мальчиков проверяли на умение терпеть боль, часто запарывая их до потери сознания.


[Закрыть] покажется мягким ложем по сравнению с тем, что я вам обещаю! Это относится и к тому, кто не сумеет удержать языка за зубами!

Спящего глубоким сном убийцу положили на тело жертвы и потащили страшный груз со двора. Агела по распоряжению ирена охватила их так, чтобы ни один любопытный взгляд не узнал, что находится в центре идущей куда-то юношеской стаи.

– Только что, – в глазах Лисикла холод, злость, насмешка, – видели вы, что способно сделать с человеком неразбавленное вино. Но мере того как скоты, – нога коснулась плеча убитого, – пили, мутнел их разум. Они забыли, зачем оказались в городе, не исполнили волю своего старосты. Напрасно их господин ждёт нужные ему припасы. Не дождётся, потому что, – ирен повысил голос, предельно концентрируя внимание юношей, – потому что теперь мы съедим их сами! А каким смешным, – продолжал он, успокоив рукоплескания и радостные крики, – становится поведение опьянённых вином! Наконец, вы убедились, как легко пьяный может оказаться игрушкой в руках трезвого: впервые встретив этих илотов, мы сумели при помощи вина поссорить их, вызвать жестокое столкновение, руками одного убить другого и завладеть ценным грузом! А ведь эти скоты – односельчане!

Поэтому спартиаты разбавляют своё вино водой. Пьём мы его, чтобы лучше утолить жажду в походе и предохраниться от болезней живота! Изнеженные афиняне и фиванцы пьют вино для удовольствия. Оно сладкое, притупляет ум и размягчает тело. Запомните пагубные свойства вина, чтобы никогда не походить на этих скотов, с которыми каждый волен поступить вот так! – Закончив речь, Лисикл принялся мочиться на лежащие у его ног тела. Он старался попасть в издающий пьяный храп рот молодого илота; тот захлёбывался, булькал и вертел головой во сне.