Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

– Эпаминонд? Никогда не слышал о таком.

– Я сам сегодня впервые услышал это имя.

Фиванцы держались обособленно, предоставив право вести переговоры союзникам. Афиняне выступали в Герусии с речами, говорили ярко, умно. Доказывали пользу выгодного для всех мира – архонты слушали и одобряли.

Фиванцы наблюдали со стороны, словно их и не касалось. Только когда встал вопрос о самоуправлении зависимым от Фив Платеям и Феспиям, Эпаминонд решительно вывел его за рамки переговоров.

Не раз блеснули мастерством ораторы, прежде чем выработали предварительные условия мира: все стороны выводят из союзных городов свои гарнизоны и гармостов, распускают сухопутные и морские силы, а всем городам предоставляется автономия.

Афиняне были довольны, щеголяли остроумием и бодростью. Фиванцы, напротив, были мрачны и молчаливы.

Вычитан второй вариант текста. Вдруг афиняне с жаром заспорили между собой – из-за фразы, где говорилось, что каждый участник договора может идти на помощь обиженному государству, подписавшему его, но в то же время и не обязан делать это.

– Не пора ли нам, друзья, пожелать всем спокойной ночи и подумать об отдыхе? – обратился к своим спутникам Эпаминонд, внезапно утратив интерес к происходящему.

– Этим пунктом договора афиняне развязывают руки Спарте и обращают её силу против нас, – говорил он Горгиду, когда делегаты шагали по тёмным улочкам к отведённому им дому. – Так какой смысл ломать голову над договором, который будет нарушен на следующий день после подписания?

Афиняне не стали задерживаться в Спарте и отправились домой на следующий день после клятвы на верность договору.

– Здесь что-то не так, – покачал головой недоверчивый Горгид. – Зачем афинянам спешить, если их проворный стратег уже успел покорить города Кефаллении, разбил флот Дионисия Сиракузского, пытавшегося помочь Спарте, увеличил свои силы до девяноста триер и теперь распространяет власть Афин в Акарнании?

Фиванцы тоже покинули Спарту. За обедом на первом привале Эпаминонд обратился к своим спутникам:

– Скажите, друзья, почему добрые мысли так часто посещают нас с опозданием?

– Что ты имеешь в виду? – ответил Горгид.

– Послушайте. В договоре записано, что мы приносим клятву за Фивы. Но если бы вместо «Фивы» было написано «Беотия», то тем самым Спарта признала бы наше главенство над всей Беотией! Нам следует вернуться и предложить спартиатам переписать текст договора.

– Они откажутся, – сказал один из спутников Эпаминонда.

– Скорее всего. Но тогда исчезнет двусмысленность положения и нашим гражданам станет ясно – жестокой схватки не избежать...

Колесницы фиванского посольства подъехали прямо к дворцу Агесилая.

Старый царь напряг все силы, чтобы преодолеть недомогание и встретить послов в тронном зале. Облачённый в пурпур, окружённый по бокам застывшими телохранителями в доспехах, он сидел на троне спартанских царей, и слово его сейчас означало слово Спарты.

– Нет смысла собирать Народное собрание и Герусию, – голос Агесилая был сух и официален. – Вы подписали договор и дали клятву на верность ему. Я не стану исправлять в этом документе ничего. Впрочем, – добавил он, – могу вычеркнуть Фивы из договора, если вы не желаете участвовать в мирном соглашении.

– Это означает войну? – сделал шаг вперёд Эпаминонд.

– Не я произнёс это слово, – ответил Агесилай, давая понять, что приём окончен.

Серьёзны, даже мрачны были вышедшие из дворца фиванцы.

– Итак, мы потерпели неудачу, – голос обращался ко всем вместе и к каждому в отдельности.

– Отчего же? – воскликнул Эпаминонд. – Теперь, по крайней мере, враг не застигнет нас врасплох. Но поспешим: быть может, уже скачут гонцы с приказом для войск Клеомброта.

Дерзость Эпаминонда была подобна факелу, поднесённому к горючей массе антифиванских настроений. Они вспыхнули и, умело раздуваемые заинтересованными силами, быстро охватили Спарту пламенем военной ярости. Не было больше сторонников морской или сухопутной войны – были только сторонники войны, единые в своём порыве наказать Фивы!

Эпаминонд ошибался, полагая, что приказ о начале боевых действий уже отправлен Клеомброту. Решение о вторжении в Фиваиду подлежало утверждению Народным собранием, а его нужно было подготовить.

Спартанский командующий сам проявлял нетерпение и, узнав о результатах переговоров, потребовал чётких предписаний относительно дальнейших действий. Медлить больше не стоило, тем более что общественное мнение, с точки зрения сторонников войны, было самым благоприятным.

Улицы города кипели оживлением, а дворец Агесилая до самого рассвета был освещён огнём факелов. Правители Спарты прекрасно понимали, что в голове больного царя давно уже выношен лучший из замыслов будущей войны против Фив, а потому именно его резиденция стала центром организации вторжения.

По ведущим к дворцу улицам сновали посыльные, готовились в дальний путь гонцы. Некоторые из них уже скакали по ночным дорогам в союзные города, а также в порты – везли предписания для капитанов кораблей о готовности к приёму на борт войск и выходу в море.

Инструкции для Клеомброта составлялись под личную диктовку Агесилая, и при этом ему с неподдельным пылом помогал не кто иной, как архонт Поликрат!

Под утро царю доложили, что прибыл бывший полемарх Сфодрий и просит принять его. Агесилай нахмурился – чего ещё хочет этот честолюбец, виновник ненужного раздора с Афинами?

Старый вояка был облачен в боевые доспехи и алый плащ. Свой шлем, лишённый пышного султана полемарха, он держал в руке.

– Позволь мне, царь, выступить в поход и присоединиться к войскам Клеомброта. Я обещал тебе искупить вину и сделаю это, сражаясь, как рядовой боец. Пятнадцать старых товарищей, чей возраст даёт им право не участвовать в военных предприятиях за пределами родины, тоже хотят следовать вместе со мной. Вот список, – Сфодрий ловко извлёк из-под шлема свёрнутый в трубку лист пергамента и протянул его Агесилаю.

– Иди, Сфодрий. И возвращайся со щитом или на щите, – ответил царь.

Солнце ещё не взошло, а небольшой отряд старых воинов уже пылил по дороге на Сикион. Вслед за этим отрядом рвались сотни и сотни спартиатов, от зелёных юношей до убелённых сединами мужей. Эфоры не испытывали трудностей с формированием дополнительных контингентов...

Поликрат возвращался домой довольный. Лук заряжен, тетива натянута, стрела направлена в сердце Фив...

Из полумрака мегарона раздался взволнованный голос Никерата:

– Господин! Согласно твоему повелению я отыскал и этой ночью доставил сюда пропавшую Тиру!

XV

Месяцы счастья сжались в один день, и день этот оказался таким коротким!

Тира изначально знала, что расплата неминуема, но ничего не могла поделать с собой. Неведомая, роковая сила направляла каждый её шаг с тех пор, как Никерат обмолвился о предстоящем походе Эгерсида в Орхомен.

Слуги в последнее время привыкли не задавать лишних вопросов, и только между собой удивлялись быстроте сборов. Лишь вольноотпущенник Никерат спросил, к чему такая спешка, если путешествуют они всё равно раздельно от Антифа.

– Тонкий женский расчёт, – лукаво улыбнулась Тира, – глава фиванских лазутчиков увлечён настолько, что я могу выйти за него замуж. Что бы вы стали делать тогда?

– Хозяин разберётся, что делать, – ответил Никерат.

Фраза была сказана безобидным тоном, но женщина почувствовала угрозу.

Путь от Мегар до Эги был проделан с завидной быстротой. Сразу же была нанята барка, Тира со своей небольшой свитой переправилась через залив и в тот же день сошла не землю Булиды. Там уже ходили тревожные слухи об опасности со стороны фиванцев, но любовь заставила Тиру забыть обо всём, и путешественники двинулись через Дельфы на Орхомен.

В конце концов Никерат настоятельно предложил Тире сойти с главной дороги и подождать в укрытом месте – необходимо разведать, что происходит впереди.

Люди обрадовались нечаянному привалу, принялись закусывать сами и задавать корм животным, а Никерат ускакал на единственной верховой лошади. После долгого отсутствия он появился по-настоящему взволнованным.

Фиванцы! Большое войско! Вот что: надо переждать здесь остаток дня, ночь, день и ещё ночь. Такое войско пройдёт нескоро! Иначе – плен.

Люди приуныли: работорговый рынок означал прощание с надеждой на свободу и деньгами за верную службу Поликрату. Тира же была озабочена только неприятной задержкой.

– Вот что нам следует сделать: пойдём вперёд, но только боковыми тропами, в стороне от главной дороги. Шансов на встречу с фиванцами будет не больше, чем здесь, зато быстрее минуем опасность! – предложила она.

Никерат после недолгого спора уступил, и процессия вновь двинулась в путь. Плохая дорога превращалась в тропу, местами исчезала совсем в зарослях жёсткого кустарника.

Нападение было внезапным и резким, а схватка свирепой. Она грянула топотом ног, короткими надсадно-злобными криками, руганью, звоном и стуком оружия, воплями раненых и стонами умирающих.

Поликрат мог бы гордиться своими рабами – они бились с превосходящим противником, не прося пощады.

Прокна с белым перекошенным лицом дрожала в углу паланкина. Сердце Тиры билось лихорадочно, как у пойманной птицы, но разум работал быстро и чётко.

Дерутся уже рядом. Значит, нападающие одолевают. Сейчас её с Прокной вытащат из паланкина и будут долго насиловать прямо в пыли дороги, среди тел убитых и умирающих спутников. Потом их или убьют, или бросят на съедение диким зверям, или продадут в новое рабство.

Ну, нет! Ненависть и презрение к тем, кто протянет сейчас к ней свои грязные лапы, обожгла пламенем. Тира сжала серебряную рукоятку бритвенно-острого сирийского кинжала и подобралась, как кошка перед дракой.

Схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Разгорячённое дыхание победителей слышно совсем близко. Кто-то решительно откинул полог паланкина...

Тира едва успела остановить руку, готовую нанести смертельный удар. Это лицо над остриём кинжала... лицо того, кто заставил её рвануться в это безумно опасное путешествие. Оружие выпало из бессильно повисшей руки... Тира пришла в себя на красном плаще лохагоса, постеленном близ места недавней схватки. Эгерсид сидел рядом, заботливо поддерживая её голову ладонями.

– Ты опять спас меня, любимый, – чуть слышно прошептали побледневшие губы.

– Не бойся, милая, я с тобой, – гладил её волосы спартиат. – Опасность миновала.

– Я ехала к тебе, Эгерсид, – голос Тиры был ещё слаб.

– Как ты узнала, где искать меня? – не смог сдержать вопроса лохагос.

– Об этом говорили все торговцы на рынке в Мегарах.

– Как я и предполагал, – прошептал Эгерсид, – мы не должны были дойти до Орхомена! Кто-то очень хотел этого! Вы поедете в город под охраной нескольких гоплитов и лучников, – продолжал он, усаживая Тиру и плачущую Прокну в паланкин. – Они защитят вас лучше твоих слуг. Хотя твои люди бились мужественно и исполнили свой долг. Все погибли, только один тяжело ранен, но ему не выжить.

Тира взглянула на мёртвые тела. Они погибли достойно, как мужчины, как воины, а не как рабы. Но где же Никерат? Его нет ни среди мёртвых, ни среди живых. Нет и верховой лошади...

Отцы Орхомена быстро сообразили, что события последних дней превратили безвестного спартанского лохагоса Эгерсида в гармоста, командующего и повелителя целого края. Ему отвели подобающий высокому статусу дом за городской счёт.

Тира, встреченная, словно заморская царевна, и повеселевшая Прокна принялись готовить жилище к прибытию своего спасителя.

Эгерсид вернулся, с честью выдержав поединок с фиванским военачальником. Противник вытеснен в Беотию, но стоило это многих трудов и великого напряжения сил. Жители Орхомена рукоплещут, воины готовы носить своего командира на руках, а сам лохагос мечтает об одном – выспаться. Но куда делись усталость и опасения, как только он увидел её, свою мечту!

– Ненасытный! – сладко стонала Тира, стискивая талию спартиата, встречая движения его тела, захватывая и удерживая в себе. – Неутомимый! – И потом, когда её сдавленный крик смещался с громким выдохом мужчины, а его тело неподвижно распростёрлось на пушистом ковре, восхищённо прошептала: – Какой ты сильный, возлюбленный мой!

– Благодаря тебе, милая; мне думалось, что после такого похода я смогу лишь уснуть, обняв тебя.

– А я бы до утра ласкала твою голову. Афродита, хвала ей, рассудила иначе. Но поешь, я так старалась. Выпей хотя бы кубок хиосского вина!

– Потом.

Снова тесно сплетались тела, снова губы искали губы сквозь ароматно-густую завесу мятущихся волос. Подпрыгивал хрупкий столик, звенели блюда с изысканными яствами, качался расписной лекиф[107]107
  Лекиф – кувшин с узким горлышком и ручкой.


[Закрыть] с чудесным хиосским вином; напрасно Тира добавила в него волшебный египетский бальзам, воспламеняющий страсть: нужды в нём не было!

Время остановилось, пространство свернулось. Утром Тира провожала Эгерсида, а затем тратила целый день, чтобы встретить его вечером.

Захваченная необыкновенно сильным чувством, она трепетала, размышляя, как сделать убранство покоев ещё более гармоничным. А чем сегодня накормить лучшего в мире мужчину? Лохагос был пленён этой одной и той же, но всегда чуть иной женщиной.

– Я полюбил бы тебя сейчас, если бы не сделал этого раньше, – часто говорил он, превращаясь из прославленного командира в ошалевшего от счастья мальчишку.

Дом, благодаря заботам Тиры, вскоре стал служить образцом изысканности: отцы Орхомена удивлялись – откуда в грубой Спарте такая утончённость вкуса? Антикрат был единственным, посвящённым в тайну друга.

Тира оберегала своё призрачное счастье, как птица гнездо. Она никогда не показывалась посетителям Эгерсида, пряча от их глаз также и Прокну, а покидая дом (что делала нечасто), пользовалась скромным плащом и покрывалом, становясь совершенно незаметной, и проскальзывала сквозь скопления народа, не привлекая любопытных взглядов.

Надолго ли удастся уйти от длинных рук Поликрата? И что будет, когда хозяин отыщет её? Тира гнала эти мысли и совсем забывала о них, если возлюбленный был рядом. Но вот когда он уходил в походы... Роскошный дом казался темницей.

Военные акции Эгерсида, всегда хорошо рассчитанные и подготовленные, обычно проходили с молниеносной быстротой и не раз предупреждали поползновения фиванцев в западной Беотии, а о Фокиде они, кажется, даже и думать перестали. Правда, здесь большое значение имели дипломатические способности лохагоса, старавшегося развивать добрые отношения этого края и Спарты на основе взаимных интересов, равноправия и уважения.

Сердце Тиры было готово выскочить из груди, когда Эгерсид, вернувшись, влетал в дом и она чувствовала себя пушинкой в его могучих и нежных руках. Но Тира иногда замечала, что и его тревожит какое-то опасение. Причина раскрылась сама собой: однажды из Спарты пришло известие об утверждении Эгерсида в высоком ранге полемарха. Кроме того, к грамоте была приложена скитала, что означало официальное назначение гармостом Орхомена!

Эгерсид, не скрывая радости, принял восторженные поздравления возлюбленной, но тут же тёмное облачко тревоги пробежало по его лицу:

– Хочу сказать тебе, моё счастье, что даже сейчас, став полемархом и гармостом, в Спарте я не смогу предложить тебе ничего, кроме скромного старого дома и любви! Делать состояние на подношениях орхоменцев – это не для меня!

– Мне и не надо большего, любимый! Я пойду за тобой в любую пещеру, о твоём же старом доме просто мечтаю, – отвечала Тира, чувствуя, как рассеиваются её опасения. – А, кроме того, не забывай, я ведь пока ещё богата, – добавила она с улыбкой.

Но всё же ложь оставила вкус горечи, как зелье, не дающее завязаться плоду любви.

Богата... да, деньгами своего хозяина. В потайном ларце осталось ещё немало золота. Благородный Эгерсид доставил смертоносное хранилище в Орхомен и ни разу не поинтересовался его содержимым. Тем не менее Тира на всякий случай разрядила стреляющее устройство и уничтожила компрометирующие записи.

Снова – теперь косвенно – сказал Эгерсид, что хочет ввести её в свой дом законной женой. Прежде она отговаривалась сроком необходимого траура, но время, указанное самою же госпожой Семелой ещё в Мегарах, скоро истекает. Как быть? – размышляла Тира, возвращаясь домой вслед за нагруженной корзинами с покупками Прокной.

– Тира! – властный голос прозвучал совсем близко, заставив женщину вздрогнуть.

– Никерат! – почти беззвучно воскликнула она, обернувшись.

Да, это был вольноотпущенник, и глаза его смотрели с победной наглостью из-под широких полей круглой дорожной шляпы-петаса.

– Долго же пришлось разыскивать тебя, – уголки губ Никерата изогнулись в торжествующей улыбке, – хозяин приказал обшарить чуть ли не все работорговые рынки Эллады. Всё напрасно, но вот прошёл слух, будто благородный Эгерсид, герой-полемарх, прячет в своём доме какую-то женщину. Тут-то я и сообразил, что, скорее всего, это госпожа Семела! Что, думала, можно сколько угодно скрываться здесь и наслаждаться ласками своего любовника? Ну, нет, хватит, благородная госпожа Семела! Погуляла и хватит. Пора предстать для ответа перед своим господином!

Никерат злорадствовал.

– Чего ты хочешь, Никерат? – тихо проговорила Тира.

Знала, всегда знала, – краденому счастью обязательно придёт конец, ожидала его, холодея сердцем, и всё же наступил он так внезапно!

– Сейчас ты придёшь домой, – голос Никерата был негромок, но повелителен, – соберёшь драгоценности господина и его золото, всё, что не успела потратить. Затем вместе с Прокной (она тоже достояние нашего хозяина) выйдешь из дома. Свернёшь на улицу Гончаров. Там вас будет ждать крытый паланкин. Ну а через несколько дней будь готова держать ответ перед господином Поликратом!

– Прошу, дай мне ещё два-три дня. Вы искали меня так долго, что небольшая задержка ничего не решит.

Вольноотпущенник подозрительно покосился на женщину.

– Не мечтай. Хозяин приказал доставить тебя немедленно. А о своём красавце не беспокойся: скоро ему будет не до тебя.

– Что ты говоришь?

– Твой любовник со дня на день получит приказ о выступлении в поход. Начинается новая кампания против Фив! Так что будет он украшать себя подвигами, как птица павлин перьями, и забудет о шалостях с ловкой плутовкой, – похохатывал Никерат.

Нет, не мольба в голосе и в глазах Тиры смягчили его. Куда как более убедительным доводом оказалось кольцо в виде золотой корзиночки с жемчугом.

– Не опасайся, оно принадлежит мне, – объяснила женщина, протягивая драгоценность посланцу хозяина. – Подарок Эгерсида.

– Даю тебе одну ночь, – произнёс Никерат, рассматривая подношение. Здесь целое состояние. Почти всю свою долю от военной добычи вложил полемарх в подарок для любимой. – Уйдёшь завтра утром, как только проводишь своего милого. Да не вздумай шутить, иначе господину Эгерсиду будет сообщено, что госпожа Семела – всего-навсего рабыня благородного архонта Поликрата, и главная обязанность её – раздвигать ноги для друзей хозяина. Как, по-твоему, будет чувствовать себя спартанский аристократ? Ведь по закону мужчина, овладевший чужой рабыней без согласия её хозяина, является вором!

Сердце Тиры судорожно встрепенулось. Пути отхода нет, ей перекрыты все лазейки. Что ж, она исчезнет, откажется от Эгерсида, оставив ему недоумение, сожаление, быть может, тоску. Но это лучше, чем оставить в его памяти презрение и гнев.

– Сделаю, как ты сказал, – сдавленно ответила она Никерату; тот сразу же растворился в толпе.

Отрешённая, Тира не помнила, как вернулась в дом, где она была так счастлива – впервые в жизни. Теперь здесь всё чужое. Не потому ли, что сегодня ей жестоко напомнили – ты не Семела, а Тира! Та, богатая вдова, могла позволить себе роскошь быть просто влюблённой женщиной, живущей ради любимого мужчины и положившейся на него во всём. Эта, рабыня-лазутчица, должна соблазнять, не любя и во всём полагаться только на себя, жить в постоянном напряжении. Сейчас она корила себя за то, что была с Никератом Семелой, а не Тирой! Та бы сразу взяла верный тон и поставила на место зарвавшегося вольноотпущенника.

Скоро этот дом, временное пристанище, опустеет. Завтра уйдёт она, ещё через несколько дней – Эгерсид. Вольноотпущенник сказал, что его ждут новые испытания, и, судя по ухмылке Никерата, они не будут похожи на короткие походы из Орхомена. Он уйдёт на мечи и копья.

Собственное несчастье вдруг отступило, размылось, уменьшилось.

– О, Афродита! – взмолилась она. – Ты не раз спасала мужчин ради любящих женщин, уносила их даже из гущи жаркой битвы. Спаси и того, кого я люблю! Спаси его для меня, сделай так, чтобы мы были вместе! Обещаю принести тебе самую большую жертву, какую только смогу!

– Ты прекраснее Авроры и обольстительнее Цирцеи, – Эгерсид остановился посреди мегарона, любуясь встретившей его Тирой.

– Не говори так, – качнула она роскошной причёской, – зависть богинь опасна!

Тира и в самом деле была несказанно хороша в ею самой придуманном наряде, мало напоминающем классический пеплос.

– Разве смеет смертный прикоснуться к такой красоте руками?

Ты можешь, – тронутая искренним восхищением спартиата, улыбнулась Тира, – но не будем спешить: любовь не терпит суеты. Я велела накрыть ужин наверху, в спальне.

– Тогда... утоли мой голод! – и Эгерсид двинулся вслед за женщиной, любуясь ею. Горячие ладони легли сзади на осиную талию, ответившую трепетом. Издав сладкий стон, Тира качнулась к спартиату, чуть касаясь его спиной, откинула голову, подставляя шею и плечи желанным поцелуям.

«Каким умелым любовником стал Эгерсид», – успела подумать она, прежде чем пьянящий розовый туман заволок её сознание...

– Ночь пролетела, как один миг, – полемарх бросил взгляд на серый свет, проникший сквозь складки занавесей, и добавил с грустью: – Мне уже пора.

– Ты не сомкнул глаз сегодня, а ведь впереди трудный день, – Тира прижалась к нему.

Никогда не чувствовал себя так хорошо, – улыбнулся Эгерсид. – Не вставай, я позавтракаю тем, что осталось на этом столике, и пойду. Нехорошо заставлять лохагосов ждать. Сегодня я должен посетить сесситию и не буду к обеду, так что, прошу тебя, хорошо выспись и отдохни. А вечером... мелькнули в его глазах лукавые искорки.

Последний поцелуй. Дверь закрылась за Эгерсидом. Увидит ли она его когда-нибудь ещё? Тира горько вздохнула и села в кробатосе, обняв голые колени.

Выждав время, покинула ложе. Подошла к туалетному столику под ярко начищенным серебряным зеркалом, обмакнула тонкую кисть в баночку дорогой краски, придающей ногтям цвет рубина и, уронив слёзы, вывела на блестящей поверхности: «Прости и прощай, любимый».

Накинула мягкое покрывало, решительно дёрнула шнур звонка.

– Одеваться! – коротко бросила представшей перед нею заспанной Прокне.

Вскоре в дом явились двое дюжих мужчин и с разрешения госпожи Семелы унесли большой тяжёлый ларец.

– Он больше не нужен хозяйке, – объяснила Прокна удивлённым слугам, – а тут нашёлся хороший покупатель.

Разослав прислугу с различными поручениями, Тира в простом полотняном пеплосе и грубом плаще выскользнула из опустевшего дома, скрывая под полой увесистый кожаный кошель с золотом и драгоценностями Поликрата. Прокна, укрытая плащом так же, как и хозяйка, несла следом пару узлов. Повернув за угол, женщины быстрым шагом направились к улице Гончаров.

– Сюда, – мужчина в петасе с обвисшими полями указал им на ожидавший паланкин, и беглянки тут же исчезли за его пологом.

Коротко вскрикнул погонщик, и пара сильных мулов понесла его к воротам Орхомена и дальше, на юго-восток.

Путешествие по умиротворённому Эгерсидом краю было безопасным; небольшая процессия двигалась быстро. Отдых в Булиде не состоялся, так как Никерат сразу же нашёл капитана, готового к отплытию корабля, и показал ему пергамент с подписью и печатью эфора, после чего путешественники беспрепятственно поднялись на борт.

Тира по мере приближения к Спарте держалась со всё более возрастающей уверенностью, а её тон в обращении с окружающими стал таким же, как в Мегарах. Никерат призадумался, а затем стал обращаться к ней всё мягче и мягче; под конец путешествия в его голосе даже появились заискивающие нотки... В Спарту прибыли глубоким вечером.

– Господин во дворце царя Агесилая, – многозначительно сказал Никерат покидавшей паланкин Тире, – придётся подождать.

– Надеюсь, моя комната свободна? – гордо вскинула та голову. – Готовь ванну, Прокна, да поскорее!

Поликрат вернулся под утро, и некоторое время думал, разобраться ли со своевольной лазутчицей немедленно или через несколько часов, отдохнув. Решив не откладывать, велел привести провинившуюся. Грозно нахмурил брови, услышав приближающиеся женские шаги, повернулся и ненадолго забыл приготовленные заранее грозные слова.

Равнодушный к женщинам и ценивший их красоту так же, как стать породистых лошадей, он несколько мгновений молча взирал на восхитительную красавицу, представшую перед ним. Тира сумела использовать несколько выпавших ей часов, чтобы подготовиться к встрече с хозяином, и чувствовала себя уверенно, как гоплит в надёжном доспехе.

– Твоя покорная раба благодарит тебя за избавление и возвращение в дом, – произнесла она, гордо расправив грудь и плечи после низкого поклона; при этом Поликрат прочёл в сияющих глазах неподдельную радость от встречи с ним.

– Ты лжёшь, неблагодарная, – пророкотал архонт, придав суровое выражение лицу, – Никерат разыскал тебя по моему приказу и с трудом вытащил из постели новоявленного полемарха! Злокозненная, ты помчалась в Орхомен, бросила порученное дело, погубила людей ради объятий своего любовника!

– Мой благородный господин, я поехала в Тегиры по приглашению самого Антифа, обезумевшего от страсти, – предупредила Тира раскаты приближающейся грозы. – Что же касается моего долгого пребывания в доме Эгерсида, то посуди сам – могли ли две слабые женщины бежать сюда через всю Элладу после того, как чудом избежали гибели на дороге? Я даже не могла сообщить о себе и лишь старалась, чтобы никто не видел меня в лицо. Вот если бы Никерат не бежал трусливо с места схватки, а хотя бы дождался её окончания в ближайших кустах, ты узнал бы о моей судьбе и вызволил свою верную рабыню гораздо раньше!

– Не всё гладко в твоих словах, хитроумная, – тон Поликрата оставался суровым. Антиф побывал в Амфисе, Элатее, Дельфах и сейчас находится в Херонее. Но так и не прибыл в Тегиры!

– Мне трудно судить, что заставило его изменить намерения, – спокойно выдержала взгляд хозяина рабыня. – Причина могла быть достаточно серьёзной, если учесть род занятий этого купца. И ещё: я привезла все драгоценности, что ты дал мне, а также деньги, полученные в Мегарах. Потрачено не так уж много, могу дать отчёт в расходах сейчас же. Прими во внимание также стоимость украшений, подаренных мне Антифом и Эгерсидом; ведь я твоя собственность, следовательно, они также принадлежат тебе. В итоге окажется, что Тира даже принесла доход! – вновь склонилась она перед хозяином, демонстрируя самую глубокую покорность и преданность.

– Всё же не твоя ли страсть к Эгерсиду всему виной?

– Я сообщала тебе, как этот человек спас меня от разъярённых вакханок. Второй раз он спас не только нас с Прокной, но и твоё достояние от вражеских воинов. Кроме того, вспомни, не он ли прогнал ужасного Пелопида, умиротворил Фокиду и вот уже полгода успешно защищает этот край от фиванцев?

– Ну что ж, – задумчиво произнёс Поликрат, поглаживая холёную бороду, – быть может, в твоих словах есть смысл.

«В самом деле, – подумал он про себя, – лучше приручить Эгерсида, чем делать из него врага. Вот только Эвтидем с его ненавистью к способному полемарху...»

– Эй, бездельники! – громыхнул архонт, приоткрыв дверь. – Приготовить стол для двоих! Позавтракаем вместе, – потрепал он Тиру по обнажённому плечу. – И ещё вот что, девочка: безделушки, подаренные тебе влюблёнными болванами, оставь себе.

Поражённый Никерат склонился в поклоне перед хозяином, вместе с Тирой прошедшим в малую трапезную.

– Скажи, плутовка, – тихо спросил Поликрат, – в постели полемарх, должно быть, превзошёл доблестью эфора?

– Эвтидем по сравнению с ним просто увалень, – озорно сверкнула синевой глаз Тира, – и уж во всяком случае, спартанский аристократ лучше этого проходимца Антифа.

– О нём и пойдёт речь, – произнёс архонт, устраиваясь на ложе у накрытого стола. – Я вызвал тебя не только потому, что соскучился. Предстоит весьма важное дело, и сделать его надлежит быстро. От того, как ты исполнишь поручение, зависит не только твоя судьба, но и твоего красавца тоже – в определённой мере. Так что слушай внимательно...