Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

XVII

– Проклятие! Нас провели! Антиф своим последним сообщением окончательно убедил меня в намерениях спартиатов, а я убедил тебя и всех остальных! – стенал в шатре беотарха Эриал, безутешный в своём горе. – Любое наказание будет слишком малым для меня.

Эпаминонд встал из-за стола, покрытого аккуратно вычерченной пергаментной картой, поправил чёрный плащ. Его глаза смотрели на главу фиванских лазутчиков с таким невозмутимым спокойствием, словно ничего не произошло.

– Донесение Антифа – только часть спартанского плана по введению нас в заблуждение. Ведь армия врага стояла к западу от Тегирского ущелья, а войска Эгерсида занимали проход, что само по себе доказывало намерения вторгнуться в Фиваиду именно здесь. Необходимо обстоятельно разобраться во всём, но... позже, сейчас надлежит действовать. Спартиаты ещё не победили!

Прибыл эпистолярий с вызванными на совещание командирами, в шатре сразу стало тесно.

– Говорил я, не зря спартиаты приурочили нападение ко времени командования Эпаминонда, – шепнул бравый на вид кавалерист своему приятелю. – Не ему водить войска в сражение.

– Вы уже знаете об уходе спартанской армии, – обратился к вошедшим беотарх, – и некоторые из вас испытывают волнение духа. Предостерегаю вас от него, ибо нам предстоит выработать решение, и сделать это надлежит спокойно и трезво. Претворять же задуманное в жизнь – быстро и энергично. Итак, первый вопрос: куда и с какой целью пошли спартиаты? Прошу тебя, Эриал.

– Мои данные позволяют заключить, что они двинулись на юг с целью осуществить вторжение в Фиваиду через слабо охраняемый приморский проход. Тогда они выйдут прямо на Кревсии, и если приступят к осаде, то задержатся надолго. В спартанском войске нет стенобитных орудий и метательных машин.

– Верно, – кивнул Эпаминонд, – спартиаты всегда пренебрегали гимнастикой ума в пользу гимнастики тела. Потому никогда не отличались искусством осады городов. Но в данном случае они не взяли машин, чтобы не замедлять движения армии, весь расчёт на быстроту. Как могут они поступить в дальнейшем, Эриал?

– Скорее всего, обойдут Кревсии, оставив там небольшие силы для прикрытия. Постараются встать между нами и Фивами. Клеомброту выгоднее всего разбить и пленить наше войско, затем без помех обложить Фивы, осадой принудить город к сдаче и установить проспартанскую олигархию вместо демократии.

– Как же надлежит поступить нам? Высказывайте свои мнения, – предложил Эпаминонд.

Вскоре участники совещания разбились на три группы: одни хотели немедленно идти навстречу спартиатам и дать им решительное сражение, другие – явное меньшинство – укрыть войска в Фивах: с таким гарнизоном город будет неприступен, и спартиатам рано или поздно придётся уйти.

Третьи предлагали преградить противнику путь на Фивы.

– Имея за спиной родной город, мы всегда сможем выбирать, вступить в бой или укрыться за его стенами, у нас будет хорошее обеспечение и путь отхода в случае неудачи, – доказывали они свои взгляды. – Кроме того, пока мы вне стен города, Клеомброт не сможет заняться разорением края. Идти прямо на врага опрометчиво: никогда прежде Спарта не выставляла войско столь многочисленное, как сейчас.

Эпаминонд слушал, ненавязчиво направляя дискуссию.

– Итак, решено преградить противнику путь на Фивы, – подвёл он итог обмену мнениями. – Но где? – крепкая ладонь беотарха опустилась на карту.

– Но это очевидно, – воскликнул Горгид. – Сами боги указали нам Левктры для встречи спартиатов!

– Нелегко нам поспеть туда раньше них, – вздохнул Эриал.

– Мы можем и должны выйти к Левктрам раньше противника, – твёрдо сказал Эпаминонд. – Властью, данной мне народом Беотии, приказываю, – и отдал распоряжения на марш.

– Будь с нами Пелопид, – говорил кавалерийский командир приятелю, когда участники совещания направились к своим войскам, – мы бы уже сломя голову неслись навстречу спартиатам. Эпаминонд же только и умеет наводить порядок в лагере, – кивнул он гребнем шлема в сторону аккуратных рядов палаток, расставленных по синтагмам[109]109
  Синтагма – тактическое и административное подразделение в 256 человек.


[Закрыть] и илам. – Всё беседовал с нами и выяснял, как быть.

– Ты так ничего и не понял, – улыбнулся приятель. – Стратег всего лишь умело подвёл нас к уже принятому им решению, заставил поверить, что мы сами приняли его, как единственно верное, а значит, будем понимать, что делаем и зачем. Слышал, как он отдавал приказ? Для того чтобы так чётко поставить задачи, нужно заранее как следует подумать...

Налаженная лагерная служба позволила организовать выступление на редкость быстро, пусть даже кавалерия запоздала со сборами и обогнала тяжёлую пехоту уже на марше.

Гоплиты в простых конических шлемах и скромных, без украшений, выданных государством доспехах, махали свободной от оружия рукой вслед всадникам на фессалийских конях.

Какое ещё государство Эллады может похвастаться такой кавалерией? Более тысячи прекрасно вооружённых, обученных, прошедших боевую школу всадников, горделиво покачивающихся на конских спинах, получили Фивы стараниями Эпаминонда за последний год.

Сам стратег, сидя на вороном жеребце, следил за движением колонн и давал последние наставления командиру гиппархии[110]110
  Гиппархия – кавалерийская часть в 512 всадников.


[Закрыть], выделенной в передовой отряд:

– Ты прибудешь к Левктрам гораздо раньше главных сил. Веди разведку спартиатов, охватив их конными разъездами, присмотри также место для лагеря и позицию для сражения.

* * *

Эгерсид шёл во главе своей моры, погруженный в невесёлые думы. Теперь ясно, решение Клеомброта дать отдых армии в стенах захваченного города было ошибкой. Трудности возникали даже с дисциплинированными спартиатами, воинов же из числа периэков, союзных контингентов и скиритов пришлось долго разыскивать по всем щелям и чуть ли не силой ставить в строй. Эти пьянчуги не оставили в Кревсии ни одной полной амфоры вина. Они ещё и сейчас не протрезвели. Едва плетутся, замедляя движение армии.

Вообще не стоило связываться с этим городом: роковая задержка не позволит отрезать войска Эпаминонда от Фив, а значит, они, даже разбитые, смогут отойти за мощные стены. Воинам в красных плащах останется разве что грабить окрестности и вырубать плодовые деревья. Всё как прежде. Десять тысяч тяжеловооружённых пехотинцев, тысяча всадников и почти столько же скиритов, самое большое войско, когда-либо собранное Спартой ради результатов столь ничтожных.

Колонна тянулась вдоль горных склонов, мимо поросших дубом и буком холмов, мимо груды валунов, наваленных здесь, должно быть, титанами во времена их битвы с богами. Сумерки уже сгущались, когда возле мрачных камней проскрипели колёса последних повозок спартанского обоза.

Серый, вросший в землю валун вдруг зашевелился, и из него выбрался небольшого роста человек в сером хитоне. Некоторое время он, согнувшись, трудился над камнем, и вот глыба исчезла, превратившись в свёрнутое полотнище и связку деталей каркаса. Лазутчик закинул за спину сложенное укрытие и пустился к темневшим в лунном свете, поросшим кустарником и лесом холмам. Углубившись в заросли на склоне одного из них, он несколько раз прокричал совой.

– Я пересчитал всех тяжёлых пехотинцев и видел самого Клеомброта. Всё, всё помечено в этой таблице, – говорил лазутчик человеку, появившемуся из темноты в ответ на условный сигнал.

– Я здесь волновался, каково же пришлось тебе?

– Всё благополучно. Как видишь, фиванские художники могут не только вазы расписывать. Был, правда, опасный момент, когда спартанский гоплит едва не справил на меня нужду.

– Знаешь, друг, не стану утверждать, что ложный валун – самое прекрасное произведение, вышедшее из твоей мастерской, но именно он прославит тебя среди граждан.

– Это произведение искусства будем хранить в глубокой тайне, как прежде. Может быть, оно ещё не раз послужит Фивам. Но поспешим, сведения нужны Эпаминонду!

Быстрые чёрные кони лазутчиков были незаметны в ночной тьме.

* * *

Тяжёлая, массивная фигура Клеомброта излучала торжественность, как перед жертвоприношением.

– Боги предают врага в наши руки. Кавалерия обнаружила войска фиванцев близ Левктр. Должно быть, бегом спешили они сюда, навстречу своей гибели! – Мрачная презрительная улыбка чуть тронула малоподвижное лицо царя.

«Зато мы ползли, подобно черепахам», – подумал про себя Эгерсид, стоя в шеренге вместе с другими командирами.

– Нас разделяет всего лишь половина дневного перехода, – продолжал Клеомброт. – Завтра мы приблизимся к противнику и, если он не убежит, сокрушим его! Не подобает спартиату считать противника перед битвой, но скажу: у фиванцев всего шесть тысяч гоплитов!

– Два могучих лаконца на одного жалкого, хилого фиванца! – воскликнул Сфодрий.

Оживлённый гул пронёсся среди спартанских командиров, словно Ника уже прошелестела своими крыльями над гребнями их шлемов.

– Что скажешь, Эгерсид? Опять ты невесел?

– Царь, если бы фиванцы были столь слабыми, как считает Сфодрий, то не поспели к Левктрам раньше нас. Впрочем, мы настолько превосходим их силою, что исход битвы, если она будет, предрешён...

* * *

Весть о том, что спартанское войско расположилось менее чем в половине дневного перехода к югу от Левктр, достигла Эпаминонда к вечеру.

Нет, не напрасной была жертва Кревсии. Пусть невелик нанесённый врагу урон, но даже захваченный и разорённый город позволил ему, Эпаминонду, выиграть драгоценное время. Даже больше, чем он рассчитывал.

Фиванская армия успела совершить манёвр и перекрыла противнику все пути, кроме обратного. Теперь за спиной – Фивы, совсем близко, всего полдня неспешного пути пешком. Город помогает, как только может, и армия ни в чём не знает нужды. Близость родных очагов преисполняет воинов суровой решимостью, тем более что командиры, не жалея красок, рассказывают им о зверствах спартиатов в Кревсии.

Беотарх оглядывал возвышенность, где стройными рядами палаток раскинулся, перекрывая дорогу на Фивы, укреплённый лагерь – невиданное прежде в Элладе дело.

Эпаминонд знал о численном превосходстве врага, грозного даже в меньшинстве. Значит, особенно важно не дать ему воспользоваться удобным моментом и атаковать не успевшее изготовиться к битве войско, смять, раздавить защитников Беотии своей тяжкой силой. Всего лишь за два дня появился ров глубиной в рост человека, насыпь на его внутренней стороне, а за ней – ограда, где деревянная, где каменная. Помогли горожане и жители окрестных деревень.

Из глубины лагеря, оттуда, где расположена кавалерия, раздаётся частый стук – работают оружейники. Они приехали из Фив, присоединившись к сопровождавшим армию мастерам. В круговерти строительства укреплений никто не обратил внимания на несколько прибывших с ними гружёных крытых повозок. Не удивились также и занятые работой воины, когда две трети копий каждой синтагмы велено было собрать и отнести в мастерские: наверное, закрепить наконечники и подточить острия.

– Что ж, – удовлетворённо сказал Эпаминонд самому себе, – укреплённый лагерь – не единственная неожиданность для спартиатов. И даже не главная. Жаль, нет рядом Пелопида с его кипучей энергией, – вспомнил друга беотарх.

«Священный отряд», которым он избран командовать, назначен для обороны городских стен и находится в Фивах...

* * *

Настороженное ожидание чего-то страшного, неотвратимо надвигающегося, словно облаком затянуло город. Ни улыбок, ни шуток, ни оживлённой суеты. То, что казалось важным и нужным ещё вчера, забыто. Напряжение нарастает, отравляя людей, чтобы сделать их затем жертвой опасного массового безумия – паники.

Есть только один способ борьбы с этим состоянием – работа. Труд отвлекает людей от ожидания беды, особенно если направлен на её предотвращение, полезен, осознан и приносит зримые плоды.

Престарелый Люстрат, назначенный руководить подготовкой города к обороне, знал это как никто другой. С годами ушла сила рук, но возросла мощь ума военного инженера, сумевшего найти всем гражданам нужное дело. Пока ещё возможно, увеличивались запасы продовольствия и воды. Пожилые мужчины и юноши, не способные к полевому бою, сводились в отряды для защиты городских стен и усиления стражи. Женщины носили топливо к установленным на стенах котлам, чтобы поливать штурмующего противника кипятком и горящей смолой. Из арсенала доставили, собрали и поставили на боевые площадки метательные машины. Опытные баллистиарии проверили их, метнув каменные ядра и тяжёлые стрелы, взяли под прицел все важнейшие подступы к городу.

– Ты собираешься на стены? – спросила жена Пелопида, увидев, что муж застёгивает свой полотняный, обшитый железной чешуёй панцирь.

– Нет. Еду в лагерь к Эпаминонду. И веду туда же «священный отряд».

Женщина знала, как тяготится муж вынужденным пребыванием в городе, но в глубине души благодарила богов за выпавший ему жребий. Но видно Пелопиду надоело мириться со своим жребием.

– Где наши дочери? – спросил он, взглянув на жену. – Передай им мой привет и поцелуй, – и привлёк к себе женщину.

– Умоляю, береги себя, – прошептала та, прижавшись к холодному металлу на груди мужа.

– Добрый совет для простого воина, – поцеловал её волосы Пелопид. – Но полководец должен думать о том, как сберечь жизни других.

Вскоре топот коня командира «священного отряда» затих в конце улицы.

Люстрат не стал удерживать Пелопида – во-первых, понимал, что это невозможно, во-вторых, знал, что лучший способ облегчить оборону крепости – нанести противнику сильный удар в поле.

«Священный отряд» сейчас будет полезнее там, под Левктрами. Если же военная судьба не будет благосклонна, то в город успеет отойти достаточное для защиты его стен количество войск.

Старый воин, стоя у катапульты на башне у южных ворот, проводил взглядом отряд удалявшихся гоплитов, а затем воздел руки к синим небесам, моля у Зевса победы...

* * *

Укреплённый лагерь! Подумать только! Из-за него пришлось отказаться от немедленной атаки, самим расположиться лагерем в противоположном конце долины, вновь вести разведку и оценивать обстановку. Клеомброт пришёл к выводу, что противник будет вынужден выйти из лагеря с началом движения его войск, и решил не затягивать с решающим сражением.

– Я буду биться на правом фланге монолита, в первых рядах, как велит наш обычай, – заканчивал царь и командующий свой приказ. – Ты, Сфодрий, будешь подле меня, как сам того и желал.

Эгерсид, оставив шатёр Клеомброта, не спеша возвращался к своей море. До вечера было ещё далеко. Воины уже знали, что завтра будет битва, и готовились к ней, как любящие состязания атлеты, уверенные в своих силах, желающие победы и способные победить.

Вот они, ничтожные фиванцы, в своём лагере. Боятся, огородились рвом, насыпью, забором, залезли на холм! Ничего, достанем вас из-за ограды, снимем с холма! Говорят, противника почти вдвое меньше, чем нас. Жаль, не каждому достанется по врагу.

«Так и я сегодня буду полировать меч в своей палатке, – подумал Эгерсид, – совещание не займёт много времени. Всё, что приказал Клеомброт, достаточно просто».

Полемарх остановил взгляд на группе воинов, украшавших друг друга сложными причёсками. Лица гоплитов выражали ответственность и серьёзность, они внимательно вглядывались в зеркальную поверхность щитов. Таков ещё один военный обычай спартиатов.

Невысокий плотный человек с ковровым тюком едва не налетел на Эгерсида; бросив поклажу, раскланивался и извинялся.

«Удивительно, как быстро торговцы успевают облепить армию», – подумал полемарх, опустив занесённую было для оплеухи руку, и продолжил путь.

Между тем неприметный человек подхватил свой тюк и поспешил не куда-нибудь, а прямо к шатру Клеомброта.

– Покажи это царю и доложи обо мне, – предъявил он обломок серебряной монеты начальнику караула. – Будь уверен, за промедление ты будешь наказан!

Молчаливый страж исчез за пологом шатра.

– Иди, – коротко бросил он неприятному посетителю, вскоре появившись обратно, и тот бесшумно скользнул в полевые покои спартанского царя.

Клеомброт неподвижно сидел в кресле. Двое дежурных телохранителей, подобно статуям золочёной бронзы, стояли по бокам.

– Я Кебет, служу господину Поликрату... – согнулся перед ним в низком поклоне человек, отбросив капюшон бурого плаща.

– Знаю. Принёс?

– Только тебе одному, царь, – торжественно произнёс лазутчик.

Клеомброт знаком удалил стражей. Кебет ловко расшнуровал тюк, и в лучах пробивавшегося сквозь стены шатра вечернего солнца золотом сверкнула шкура гигантского хищника. Кроме того, на свет появилась ясеневая палица, лук со спущенной тетивой и колчан грубой кожи, полный пернатых стрел. Толщина сложного древка лука и внушительные размеры палицы говорили о небывалой силе того, кто некогда владел этим оружием.

Те, кто хорошо знали скупого в проявлении чувств Клеомброта, сказали бы, что царь ликует, увидев эти предметы.

– Господин Поликрат сказал, что награда будет достойной, – вкрадчиво напомнил лазутчик, – дело было нелёгким, да и работал я не один, а с помощниками. Сейчас они распространяют среди фиванцев панические слухи о пропаже.

– Награжу, – кивнул Клеомброт, – заслужил. Ты и в самом деле ловок, – бросил он Кебету увесистый кошель золота. – Теперь ступай и помни – никому ни слова!

– Я сам заинтересован в тайне. Иначе фиванцы достанут меня даже со дна Океана, чтобы предать мучительной смерти, – кланялся, исчезая, лазутчик.

Вскоре шатёр вновь заполнился приближёнными царя и жрецами.

– Перед вами, – торжественно объявил Клеомброт, – шкура Немейского льва и оружие великого Геракла из священного хранилища в Фивах!

Глаза присутствующих изумлённо уставились на дорогие сердцу каждого эллина реликвии. Дивились величине грозной палицы, чьё благородное дерево хранило следы сокрушённых черепов и костей врагов легендарного героя, мощи лука, подвластного лишь рукам полубога, размерами шкуры льва, служившей Гераклу и панцирем, и одеждой. Кем же нужно быть, чтобы одолеть один на один такое чудовище?

– Известно, что фиванцы считают великого героя своим защитником и покровителем, – продолжал Клеомброт. – Теперь, с исчезновением священных реликвий страх войдёт в их сердца, ослабит тела и души!

Ликование спартанской знати, вышедшей из царского шатра с новым залогом победы в предстоящей битве, распространилось по лагерю и охватило всех, кроме старого жреца, донимавшего утомлённого за день командующего.

Клеомброт мог напомнить, что во время похода царь является также верховным жрецом, и удалить надоедливого, но счёл это неразумным. Он и сам слышал историю о некогда живших в Левктрах Скидасе, отце нескольких дочерей. Как-то девицы имели неосторожность попасться на глаза оказавшимся здесь спартиатам, и были изнасилованы до смерти, а может быть, и сами лишили себя жизни после роковой встречи. Несчастных похоронили на Левктрийской равнине; так и зовут их Левктридами.

Скидас пытался добиться возмездия в Спарте, но тщетно. Тогда он проклял спартиатов за это преступление и убил себя на могиле дочерей...

– Бойся, царь, Левктрийского гнева! – вскричал жрец.

Мести Левктрид и их отца Клеомброт не опасался, но распространения подобных слухов перед сражением желал меньше всего.

– Слушай меня, – царь положил тяжёлые руки на плечи старика. – Во-первых, это было так давно, что никто не помнит. Во-вторых, город с названием Левктры есть в Лаконии, есть и в Аркадии близ Мегалополя. Скажешь ли ты точно, где именно жил несчастный Скидас со своими дочерьми? Иди, отдохни...

Проводив гостя, царь всё же вызвал главного жреца-гадателя: нельзя допустить, чтобы такие страхи влияли на исход гадания и тем более – на настроение войска. Лишь покончив с неприятным делом, Клеомброт потребовал фиал крепкого вина и запретил пускать в шатёр всех, кроме эпистолярия. Он, командующий, завтра будет сражаться наравне с другими воинами и тоже нуждается в отдыхе.

* * *

Фиванский лагерь шумел, взволнованный радостной вестью: прибыл «священный отряд» во главе с доблестным Пелопидом! Мрачная решимость умереть за родной город, преобладавшая в настроении войска до сих пор, сменилась решимостью победить и верой в победу.

– Спартиаты? – то здесь, то там громыхал уверенный голос победителя при Тегирах. – Настоящих спартанских аристократов у Клеомброта не больше тысячи. Остальные – периэки, союзники да скириты. Мы уже побеждали их и победим ещё!

Так, беседуя с воинами и дивясь про себя устройству лагеря, где даже костры разводились только в указанных местах, добрался он до оружейных мастерских; там и нашёл своего друга. Среди шума инструментов, голосов и суеты Эпаминонд торопил мастеров.

– Что это? – удивлённо воскликнул командир «священного отряда», увидев копья небывалой, неправдоподобной длины. Связки этого диковинного оружия несли сразу несколько человек, как брёвна.

– То, что поможет нам справиться с преимуществом спартиатов в числе и воинских навыках. Ведь в фаланге оружием действуют только воины первой, второй и отчасти третьей шеренг. Как сделать так, чтобы бойцы последующих шеренг тоже поражали противника, а не просто давили своей массой на передние? Ответ простой – удлинить копья. Действовать таким оружием можно только обеими руками, потому ещё год назад заказал я несколько тысяч небольших аргивских щитов с шейной лямкой. Левая рука гоплита освободилась!

– Совету беотархов ты говорил тогда, что сделал это из экономии!

– Не хотел раскрывать тайну раньше времени. Пусть это будет неожиданностью для противника. Ну а ещё ремесленники изготовили древков в три раза больше, чем наконечников. Осталось только соединить их прочными железными рукавами, и длинные копья готовы! В горах они ни к чему, и в поход мы их с собой не брали. Но здесь, на Левктрийской равнине... Я сразу же велел доставить из города заранее приготовленные древки и железные рукава. Работа почти завершена. Пусть теперь спартиаты превосходят нас общим числом – на каждого гоплита первой шеренги их монолита будет нацелено не менее четырёх фиванских копий!

– Думаю, завтра тебе удастся неприятно удивить противника..

– Будет лучше, если вся фиванская армия неприятно удивит его, – ответил стратег.

Лишь далеко за полночь беотарх забылся сном, но и этот тревожный отдых через некоторое время был нарушен Пелопидом.

– Что случилось? – Эпаминонд сел на походном ложе.

– Ещё вчера, – тихо заговорил друг, – я вспомнил о Левктридах и подумал, что не зря мы сошлись со спартиатами здесь, где погребены несчастные девы. Сейчас мне приснился странный сон: у окутанных дымкой надгробий несколько молодых женщин с плачем простирали ко мне руки, проклиная спартиатов. Туман за ними сгущался и стоял подобно стене. Вдруг из него появился худой старец с горящими гневом глазами. Я понял, что это Скидас, отец несчастных. Грозным голосом он потребовал от меня принести в жертву его дочерям белокурую девушку, если я желаю победы фиванскому оружию. Я проснулся и поспешил к тебе, ибо повеление старца кажется мне ужасным.

Эпаминонд выслушал друга с возрастающей тревогой.

– Надо собрать командиров и пригласить прорицателей, – сказал он, надевая хитон. – Скоро рассвет, они уже должны подняться.

Вскоре площадка перед шатром стратега заполнилась людьми в доспехах; среди них выделялся своими белыми одеждами прорицатель Феокрит. Озадаченно молчали – к подобным сновидениям следует относиться серьёзно, а перед битвой – тем более.

– В древности так действительно бывало, – выступил вперёд немолодой воин. – Например, Агамемнон, царь Микен, принёс в жертву богам свою дочь Ифигению, моля их об удаче в походе. Но человеческие жертвоприношения не совершались настолько давно, что ныне кажутся варварством. Поэтому предлагаю считать ужасное требование беззаконным и во внимание его не принимать!

– Ты не прав, – возразил муж не менее почтенного вида. – Людей приносили в жертву ещё не так давно. Вспомни, ведь заколол Фемистокл множество пленных персов в честь Диониса Кровожадного накануне морского сражения при Саламине? И афинянам была дарована победа!

Мнения разделились. Одни требовали в точности исполнить волю высших сил, другие доказывали, что такая жертва не может быть угодна отцу всех богов и людей Зевсу. Скорее всего, это желание демонов, которых радует убийство и человеческая кровь. Не следует обращать на них внимания, ибо демоны бессильны сами по себе; их нелепые и злобные желания могут возникать и сохранять силу только при слабости человеческой души...

Пелопид стоял с видом человека, испытывающего величайшее затруднение. Феокрит же, чей голос мог стать решающим, пока важно хранил молчание.

Вдруг частый дробный топот копыт и звонкое ржание заставили замолчать споривших: светло-золотистая молодая кобылица оторвалась от коновязи, подобно ветру пронеслась вдоль поперечной линейки лагеря и как вкопанная остановилась у шатра стратега. Посмотрев на оторопевших людей, она вновь заржала, ударив копытом и дерзко тряхнув светло-рыжей гривой.

– Вот тебе и жертва, – воскликнул прорицатель, указывая на резвую кобылицу, – нечего ждать другой девы, бери ту, что посылает Бог!..

Дым жертвенного огня, разведённого у расположенных рядом с лагерем надгробий, ровным столбом поднимался вверх и таял в первых солнечных лучах. Именно под этими камнями, утверждал Феокрит, и погребены несчастные Левктриды.

– Вам надлежит рассказать своим воинам о сне Пелопида, – наставлял командиров Эпаминонд. – Особо укажите, что божества с благосклонностью приняли жертву!

– Хочу сказать тебе, – обратился к стратегу один из них, – со вчерашнего дня пошли тревожные слухи об исчезновении священного оружия Геракла из хранилища в Фивах. Настроение воинов падает. Хуже всего, что реликвии действительно исчезли!

– Это так, – подтвердили его слова ещё несколько командиров. – Кроме того, двери остальных святилищ открылись сами собой!

Тревожное известие, к удивлению, неожиданно обрадовало стратега.

– Это значит, – торжественно провозгласил он, – что великий герой Эллады спустился с Олимпа, сам забрал своё оружие и отправился на битву вместе с нами! Он здесь, незримый, в лагере, и будет сражаться в наших рядах! Нет сомнения, что и другие божества, покровители Фив, сейчас находятся на Левктрийской равнине, чтобы помочь нам в трудной борьбе!

Лица командиров просветлели: то, что грозило духовной силе армии, командующий сумел обратить на её пользу.

– Теперь, – продолжал Эпаминонд, – к подножию холмов. Там, в поле, я сообщу вам план битвы.

Пелопид слушал друга с возрастающим изумлением. Мысли стратега, облечённые в слова приказа, были строго логичны и в то же время... необычны.

Да, спартиатов больше, и придётся построить фалангу не в обычные двенадцать, а в восемь шеренг, чтобы избежать охвата флангов. Здесь вся надежда на стойкость защитников родного города и их длинные копья. Но шесть синтагм сведены в отдельный отряд и получили приказ построиться на левом фланге всего лишь в тридцать два ряда по фронту, но в целых сорок восемь шеренг в глубину!

– Вы образуете эмбалон[111]111
  Эмбалон – таран.


[Закрыть], – объяснил стратег специально назначенному командиру отряда. – Ваша задача – сокрушительным ударом на узком фронте, вложив в натиск все силы, прорвать строй врага и выйти в незащищённый тыл спартанской фаланги! «Священный отряд» расположить позади эмбалона. Если в ходе сражения противник попытается охватить его левый фланг, ты, Пелопид, стремительной атакой сорвёшь эту попытку!

Лёгкая пехота получила задачу обеспечивать правый фланг фиванского монолита. Ширина фронта боевых порядков на этот раз такова, что даже быстроногим лучникам не успеть уйти из-под удара сближающихся масс тяжёлой пехоты. Там же, за правым флангом, было приказано держаться и коннице.

– Я поставлю вам задачу после того, как увижу спартанское войско с этого холма, где буду находиться во время битвы. Готовьте войска. Выступаем по сигналу трубы...

* * *

– Какова воля богов? – спросил уже закованный в бронзу и облачённый в пурпурный плащ Клеомброт жреца, прибывшего сообщить результаты гадания.

– Мы внимательно осмотрели внутренности жертвенного ягнёнка и нашли, что граждане Спарты надолго запомнят этот день, – склонился тот под взглядом царя.

Немного помедлив, Клеомброт жестом пригласил полемархов и лохагосов к длинному столу, приготовленному для завтрака прямо под открытым небом.

Фиалы с неразбавленным вином. Опять. В последнее время спартиаты всё чаще нарушают свой обычай, и без примера царя здесь не обходится. Правда, на этот раз Клеомброт быстро прекратил возлияния, ограничившись одним кубком.

– Продолжим после битвы. Скоро у нас будет хорошая причина для пира, – сказал он, поднимаясь. – Выступаем через час. Воины успеют подкрепиться и надеть доспехи.

Лагерь был пронизан напряжением. Оно витало в воздухе, в громких возбуждённых голосах, в звоне металла, в снующих вестовых.

– Это фиванец! – крикнул кто-то, указывая на всадника, подскочившего чуть ли не к самым палаткам.

– Держи его!

Но наездник уже летел к гряде невысоких холмов, скрывавших фиванский лагерь, уходя от запоздалых стрел и рванувшегося на перехват конного разъезда.

* * *

– Спартиаты надевают доспехи! – доложил стратегу дежурный помощник эпистолярия.

– Сигнал! – коротко бросил Эпаминонд.

Над лагерем поплыли чистые звуки серебряной трубы.

Синтагмы тяжёлой пехоты одна за другой молчаливо покидали лагерь. Только мерный топот множества ног в военных сандалиях да отдельные команды.

Колонна вытягивалась через восточные ворота к северным склонам гряды холмов, где командиры на невидимом для спартиатов рубеже строили войска в плотный монолит.

Через северные ворота, покачивая длинными копьями, выходила кавалерия. Большая часть войска покинула лагерь; Эпаминонд потребовал коня и поскакал к гряде холмов. За ним потянулись дежурные помощники эпистолярия, конные вестовые, телохранители.

Стратег поднялся на гребень холма, окинул взглядом простиравшуюся перед ним равнину.

Впереди – всего лишь какая-то тысяча шагов или чуть больше – формировался подобный сокрушительному кулаку спартанский монолит. Правофланговая мора уже стояла в боевом порядке, сверкая наконечниками копий, яркой бронзой доспехов, пламенея пурпуром плащей.

Слева к ней пристраивались новые и новые ряды из колонны, хвост которой исчезал в лагере на подножье горы в южной стороне равнины, а из-за правого фланга заезжали нестройные массы конницы, валили толпы скиритов.

Эпаминонд оглянулся: за левым, крайним в гряде холмом назначенные синтагмы уже создали ударный прямоугольник эмбалона, за ним выравнивал ряды «священный отряд». Вот и Пелопид – издалека видна его могучая фигура. Судя по энергичной жестикуляции, отдаёт какие-то указания своим отборным тяжёлым пехотинцам. Остальные войска подходят из лагеря и строятся в восьмишереножную фалангу, плотно примыкающую своим левым флангом к эмбалону. Эпистолярий и его помощники, вооружённые таблицами с чертежами и записями, контролируют построение – боевой порядок должен быть в точности таким, каким задумал его стратег.