Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

– Ты, должно быть, слышал о заключённом в подвале?

– Какой-то спартиат, – протянул Ксандр; недавно Филипп под страхом лишения своей дружбы запретил юношам даже приближаться к таинственной двери.

– Так вот, он заболел.

– Сырость и холод подземелий настолько способствуют простудным заболеваниям, насколько затрудняют их лечение, – со знанием дела произнёс Ксандр. – Задача врача, таким образом, усложняется не в два, но в четыре раза!

– О, нет, условия содержания достаточно хороши. Болезнь заключённого иного, душевного свойства. Я прошу тебя, вспомни, что говорил Зенон о чёрной тоске и других подобных недугах, и мы завтра же обсудим возможные способы лечения больного.

* * *

Безучастный взор запавших глаз, спутанные волосы, давно не стриженая борода, исхудавшее тело... Тень былого Эгерсида.

– Душа является субстанцией чрезвычайно тонкой, и потому уязвимой, – говорил Нестор, назидательно подняв палец, – и подобно тому, как лёгкая простуда подчас перерастает в смертельную горячку, душевное расстройство, нарастая, ведёт к тяжёлым болезням разума и тела.

– К чему эти слова? – спросил со своего ложа спартиат. – Мне всё равно.

– А знаешь ли ты, что душевные болезни заразны, как и многие другие? – пытался пробить Нестор броню безразличия. – Ведь трогают же тебя душевное волнение, смятение или переживание близкого человека? Более того, ты сам начинаешь переживать нечто подобное. Бывает так, что страстные слова больного душой человека побуждают других к поступкам неразумным и опасным.

– По-твоему, все увлекающие толпу демагоги душевно больны? – Ум Эгерсида невольно, как бы сквозь вялую дрёму следил за рассуждениями врача.

– Подавляющее большинство – несомненно. Горящие глаза, страстная громкая речь, лишённая доводов разума, но полная пламенных призывов к жестокости и насилию, чрезвычайное возбуждение, способствующее быстрому распространению душевной заразы, выдают их болезнь так же, как жар – телесный недуг.

Впрочем, последний иногда сопровождается чувством озноба и холода, а душевная болезнь – вялостью и полным безразличием, как у тебя. Так учит мудрый Зенон! – важно заключил Нестор; беседа с Ксандром не прошла даром.

– Так, значит, я болен... Что ж, попробуй вылечить меня отварами и настойками!

– Напрасно пытаешься ты задеть меня, Эгерсид: такие вещества действительно есть, я мог бы приготовить их для тебя. Они заставляют забыть горе, вызывают ощущение удовольствия, беспричинной радости и даже наслаждения... но хотел бы ты уподобиться лотофагу[143]143
  Лотофаги (пожиратели лотоса) – мифическое племя, питавшееся цветами лотоса. Отведавший это блюдо испытывал наслаждение, благодаря которому забывал всё – родину, дом, близких – и навсегда оставался в стране лотофагов. Миф говорит о воздействии наркотических веществ, известных еще в глубокой древности.


[Закрыть]? Это ли путь настоящего мужчины и воина?

– Тебе, должно быть, известно какое-либо другое средство? – в голосе спартиата прозвучала ирония.

– Разум, – убеждённо ответил Нестор, – способен противостоять и сокрушительным ударам судьбы, и долгому, постепенно подтачивающему душу несчастью, спасая её от разрушительной болезни, подобно тому, как закалённая, крепкая телесная оболочка предохраняет наши внутренние органы. Разум позволяет человеку увидеть цель, рождает волю к её достижению, а значит, и волю к жизни.

– Разум? – Полемарх наконец сверкнул глазами, приподнявшись на ложе. – Тогда объясни мне, врач, как могу я защититься разумом от заключения в этих стенах после того, как раненым был взят в плен? От одиночества без близких мне людей?

– Ты воин, – отвечал ничуть не смущённый Нестор, – и прежде, чем взять в руки меч, должен был учесть возможность гибели, ранения или увечья от такого же меча, плена или рабства на чужбине, и эта мысль укрепила бы дух в испытаниях. Кроме того, ты жив, твоё здоровье зависит от тебя самого, и кто знает, что будет завтра? Согласись, участь раба в далёкой стране куда незавидней. Тебе сообщают о дочери, и она верит, что отец жив. Ксения, моя помощница, потеряла своего великого отца навсегда, и безмерна её скорбь, но как достойно переносит горе благородная девушка!

Последняя фраза, словно выпущенная из лука стрела, пробила панцирь охватившего спартиата безразличия и душевной вялости, больно задела сердце, и, как только за врачом закрылась тяжёлая дверь, он вскочил с ложа, до хруста в пальцах сжав кулаки.

* * *

Беотарх выслушал сообщение Нестора о здоровье заключённого, некоторое время размышлял, глядя в окно на кроны абрикосовых деревьев в саду.

– Ксения, твоя помощница, всё ещё носит траур по своему благородному отцу. Я знаю, когда-то он запретил девушке посещать пленника, но теперь... отчего бы вам вместе не осмотреть Эгерсида? Может быть, дело в его старых ранах?

– Нет, Эгерсид, – беззвучно прошептал он, оставшись один, – я не позволю тебе угаснуть. Скоро свершится задуманное: ты должен быть живым, здоровым и деятельным, потому что так нужно моей отчизне!

* * *

Эгерсид широко открыл глаза: ему показалось, что в камере прибавилось следа – нет, не от двух горевших лампионов, но от строгого белого одеяния девушки, вошедшей к нему вслед за Нестором. Как расцвела её величественная красота, и облако печали не затеняет её сияние.

Спартиату хотелось закрыть лицо руками – было жгуче стыдно за свой вид, за спёртый воздух в камере, а главное, за проявленный упадок душевных сил.

Дочь Пелопида, человека, которого хотелось бы видеть другом, не будь смертельной вражды между Спартой и Фивами. Он тоже был в заключении, но заключении жестоком, не сравнимым с его, Эгерсида, содержанием, и выдержал его с достоинством и честью.

– Привет тебе, Нестор, и тебе, Ксения, ибо скорбная весть проникла и в стены этой темницы. Поверь, я уважал твоего благородного отца, как уважаю память о нём сейчас.

Несколько удивлённые посетители удалились, а Эгерсид принялся стучать кулаком в дверь камеры:

– Эй! Брадобрея ко мне и велите приготовить баню! – крикнул он прибежавшему начальнику караула. – Да и новый хитон не помешал бы.

X

– Ксандр, поедешь с нами. Тебе полезно лишний раз потрястись на конской спине.

Молодой человек одним махом вскочил на коня и присоединился к небольшой кавалькаде, состоявшей из Филиппа, Лага и Пармена – юноши, возмещающего отсутствие способностей доходившей до раболепства услужливостью перед царевичем.

Остальные македоняне ещё некоторое время задержатся на ипподроме – будут обслуживать лошадей после занятий, а затем пешком вернутся в дом Эпаминонда.

– Итак, – заговорил царевич, когда лошади уверенно пошли знакомой дорогой, – аркадяне заключили союз с Афинами, оставаясь при этом врагами Спарты. В чём причина? – метнул он короткий взгляд в сторону Ксандра.

– Фивы пугают их своим возрастающим могуществом, в то время как угроза со стороны ослабленной Лаконии представляется незначительной. Но так будет до тех пор, пока Спарта не посягнёт хотя бы на Мессению.

Филипп удовлетворённо кивнул.

– Коринф заключил мир с фиванцами, предварительно оговорив свой шаг со Спартой; усталость от войны, огромные убытки, близкое разорение... на тех же условиях – владение наличными землями – вышли из войны Флиунт и Аргос. Таким образом, и Спарта, и Фивы лишились некоторых союзников. Кто же выиграл?

– В конечном итоге Фивы, – уверенно ответил Ксандр. – Спарта нуждается в каждом мече, а для фиванцев сейчас малоценный союзник только помеха. Похоже, Эпаминонд приближается к своей цели – сокрушению Лаконии и созданию панэллинской демократии.

Царевич при этих словах невольно передёрнул плечами:

– Панэллинская демократия! Неужели Эпаминонд, величайший из мужей Эллады, не видит, что демократия, ради которой он готов пожертвовать всем, на самом деле только мешает ему! Сколько сил и времени тратит он, убеждая других членов Совета беотархов, граждан и союзников в целесообразности того или иного шага! Они же ревниво следят за его действиями, готовые ограничить его замыслы и положить предел успехам. Нет, вся Эллада уже могла принадлежать Эпаминонду, будь он монархом!

Ксандр придержал готовый ответ, решив, что убеждать македонского царевича в достоинствах демократии – дело напрасное.

Филипп тем временем успокоился, в его глазах заблестели озорные искорки:

– Каждый человек имеет две ноги, но далеко не каждый умеет красиво танцевать. Нужен дар и хороший учитель. Каждый человек имеет голову, но далеко не каждый способен мысленным взором проникать в суть вещей и явлений – здесь тоже нужен дар и хороший наставник! Ты подтвердил мои догадки, – заключил он беседу. Его внимание тут же привлёк Лаг: тот не участвовал в разговоре, предпочитая разглядывать молоденьких горожанок. Сейчас же он, открыв рот, отъезжал в сторону, невольно направляя коня туда, куда смотрели его восхищенные глаза.

Что с тобой? – воскликнул царевич и сам замер на мгновение, бросив взгляд в направлении странного движения Лага. Там стоял врач Нестор и что-то с жаром объяснял высокой, необычной красоты девушке.

– Кто это? – спросил Филипп, поворачивая коня вслед за Лагом; молодой человек, опомнившись, слишком поздно натянул поводья и глотал воздух, в великом смущении подбирая слова приветствия.

– Полагаю, дочь самого Пелопида, – быстро сообразил Ксандр, устремляясь вслед за царевичем.

– О, Филипп, Лаг, Ксандр! – воскликнул врач при виде спешившихся молодых людей; Пармен скромно держался позади, взяв под уздцы коня господина.

– Ученик мудрого Зенона, мой недавний пациент, отважный воин – торжественно представлял их Нестор, почему-то начав с самого младшего – И...

– ...всего лишь македонский царевич, – сам назвал себя Филипп, чуть выступив вперёд.

– Ксения, дочь великого Пелопида, моя неизменная помощница!

– Всего лишь? – спросила Ксения. – Должно быть, я вижу самого скромного из македонских царевичей?

– Скромность не ложная: здесь я заложник такой же, как и мои товарищи.

– Мой отец считал вас гостями в Фивах.

– Я навсегда сохраню благодарность ему за это и многое другое...

Простившись с дочерью Пелопида, Филипп велел Пармену найти лучшие в Фивах цветы. Услужливый юноша заверил царевича в своей преданности, успев метнуть завистливый взгляд в сторону Ксандра: тот в разговоре с Нестором узнал, что врач с помощницей завтра снова навестит больного, о чём с невинным видом и поведал Филиппу. Опять этот выскочка добился благосклонности царевича! Кроме того, всё равно придётся обращаться к беглому лаконскому илоту за советом, потому что он, Пармен, в цветах смыслит ещё меньше, чем в арифметике.

Ксандр, не обращая внимания на переживания молодого македонянина, направился в сад. Не в первый раз царевич заводит с ним беседы, подобные сегодняшней. Почему?

Ответ был найден быстро: он готовится! Как кулачный боец задолго до встречи с противником укрепляет мышцы и ставит удар, так и Филипп учится точно разбираться в хитросплетениях взаимоотношений эллинских полисов, ожидая своего часа.

Среди ветвей блеснула бронза доспехов, и на площадку близ старой смоковницы вышли четверо гоплитов в полном вооружении. Они окружали высокого стройного мужчину в простом сером хитоне. Один из конвоиров сделал Ксандру знак копьём, требуя удалиться; воины встали по периметру площадки, и узник со связанными за спиной руками начал прогулку.

Ксандр неторопливо покидал сад, глядя на таинственного пленника Эпаминонда. Знакомые черты, знакомая стать – в детстве он не раз любовался этой гармонией мужской красоты и силы. Разве что серебряные нити блестят в волнистых завитках каштановых волос да лёгкие складки появились на давно не видевшем солнечного света лице. Отец Леоники.

– Господин Эгерсид! – воскликнул юноша, рванувшись обратно. – Помните меня? Я Ксандр из дома Этиона, друг Леоники!

Гоплиты угрожающе опустили копья, а старший конвоя велел юноше немедленно убираться. Спартиат смотрел ему вслед, вспоминая, постепенно теплея взглядом и сердцем.

Начальник караула счёл случай слишком важным, и весть о встрече в саду с необычайной быстротой достигла Эпаминонда.

– Я не знал, что пленный спартиат был хозяином твоей деревни, – беотарх пытливо смотрел на юношу.

– Но ведь и я не знал, что он и таинственный узник – одно и то же лицо, – ответил Ксандр.

– Верно... дай клятву, что ни делом, ни помыслом не будешь способствовать его побегу, а также никому за пределами этого дома ничего не скажешь об Эгерсиде, и можешь встречаться с ним в саду во время прогулок.

Ксандр поклялся, и вскоре полемарх под бдительным присмотром конвоиров беседовал с юношей, видя в нём не своего бывшего илота, но земляка-лаконца. Более того, временами Ксандр казался ему молодым спартиатом – хорош собой, ладный, крепкий; только в разговоре поймёшь, что сила его отнюдь не в воинских навыках, но в обширных знаниях. Да и кто из государственных мужей Спарты сможет с такой лёгкостью и красотой изъясняться на своём родном языке?

Несчастное в своём преклонении перед грубой силой и невежеством государство сделало всё, чтобы отторгнуть способного принести пользу человека и причинить ему как можно больше горя. Быть может, Леоника, позанимайся она у Зенона побольше, тоже стала бы образованной, как этот юноша? Какая-то часть чувств к дочери невольно переносилась на товарища её детских игр, и Эгерсиду хотелось сделать для молодого человека что-то хорошее. Но что может он, лишённый всего узник?

Впрочем, так ли уж и всего? Взять хотя бы его искусство рукопашного боя, достояние и оружие, которое всегда при нём.

Ксандр с волнением выслушал предложение спартанского воина. Учиться владеть мечом у самого Эгерсида!

«Взяв в руки оружие, ты не заметишь, как перейдёшь тонкую грань между Добром и Злом», – будто эхо звучали слова Зенона.

«Но учитель, – так же безмолвно воскликнул юноша. – Разве не восторжествовало Добро, когда я взял оружие, чтобы помочь царевичу Филиппу? И потом, ведь это всего лишь искусство. Так, тебе известно всё о ядах, но разве применил ты свои знания иначе, как спасая человеческую жизнь?»

Ксандр чувствовал и другое: новые товарищи благодарили за помощь в учёбе, могли, раскрыв рты от удивления, слушать рассказы о таинственной Атлантиде, но откровенно потешались, когда самый слабый из них колотил его деревянным мечом или хитрым приёмом бросал наземь в борьбе. Юношеское самолюбие подсказывало: для того, чтобы по-настоящему добиться их уважения, нужно что-то ещё.

– Тебя смущают мои связанные руки? – по-своему истолковал молчание Ксандра полемарх. – Ничего, я поговорю с Эпаминондом.

Он поклялся беотарху не помышлять о побеге и не использовать в своих целях учебное оружие до тех пор, пока не закончит заниматься с Ксандром, и получил необходимое разрешение.

Филипп воспринял новость чуть ли не с радостью:

– Пока что ты управляешься с конём как лаконский всадник, а с оружием – как ополченец, но этого мало, очень мало. Советую тебе брать от уроков такого мастера всё что можно. Потом покажешь, чему научился...

Первые дни занятий под руководством Эгерсида едва не заставили Ксандра разочароваться в принятом решении: после верховой езды, строевых упражнений, борьбы и атлетических игр в палестре уже усталый, спешил он к площадке в саду Эпаминонда.

Хват меча, основные позиции, перемещения – всё это было скучным и очень утомительным. Полемарх указывал ошибки со спартанской простотой и строгостью – ударами трости; если позиция неверна, будет больно. Прямой корпус на согнутых в глубоком полуприседе ногах, тяжёлая палка вместо меча в руке – в таком положении Ксандр неестественным приставным шагом часами обходил площадку, делая несчётное количество кругов.

Палка скоро начинала казаться бревном, оттягивала руку, опускалась, и трость наставника не заставляла себя ждать. Доставалось и ногам, стоило только поставить их не так или не выдержать расстояние между ступнями.

– Лучше след от жезла учителя, чем от меча противника, – объяснял Эгерсид. – Придёт время, и твои ноги будут бросать тело, как катапульта ядро!

Последним словам разум Ксандра отказывался верить: ноги болели так, что каждый шаг давался с трудом. Доползти бы до кробатоса. Товарищи смеются: недавно Пармен вновь отделал его деревянным мечом – видно, не в пользу уроки спартиата. Даже замарашка Диона позволила себе неприличную шутку, глядя на ковыляющую походку измученного юноши.

– Господин Эгерсид знает, что делает, – мысленно говорил Ксандр, заставляя себя идти на площадку.

Осень уже настойчиво заявляла о своих правах, когда произошло долгожданное чудо: ноги перестали болеть, мускулы их, ставшие сильными и упругими, легко несли послушное тело в молниеносных перемещениях.

Господин Эгерсид внезапно хлопает в ладоши, и Ксандр стрелой летит в глубоком выпаде, в последний момент резко выбрасывая вперёд вооружённую руку. Величина расстояния, на котором человек способен поразить противника мечом, составляет несколько шагов; сам же наставник может достать цель на противоположном краю площадки так, что глазом моргнуть не успеешь.

Глубокие выпады с подшагом и столь же стремительные возвращения в защиту, удары и уколы из различных позиций.

Деревянные мечи уступили место тупым учебным клинкам из мягкого железа, различной длины и веса.

Излюбленный спартиатами меч с клинком средней длины – в полтора локтя или чуть более – требует несколько иного обращения, а короткий пригоден для боя в тесном строю или ограниченном пространстве.

Холодные дожди залили площадку водой, а ноги учителя и ученика превратили её в грязное месиво.

– Тем лучше ты будешь сражаться на твёрдой почве, – сказал Эгерсид, продолжая занятия при свете факелов в быстро наступивших сумерках.

Ксандр после поражения от Пармена избегал учебных схваток, но однажды почувствовал, что пришло время испробовать себя. Противник напросился сам, желая доказать, что он не самый слабый среди товарищей.

– В руку, – сказал Ксандр перед началом боя и действительно ударил Пармена в предплечье, легко отразив его атаку. – Теперь в живот. По голове хочешь? – задал он риторический вопрос поперхнувшемуся от тычка в солнечное сплетение противнику.

– Теперь я, – вышел вперёд внимательно наблюдавший за юношей Лаг.

Схватка была напряжённой и закончилась, когда лучший боец из окружения царевича слегка задел бедро Ксандра. Молодые македоняне больше не смеялись.

Уроки Эгерсида оказались полезны и в другом – под их влиянием Ксандр делал быстрые успехи в верховой езде, борьбе, гимнастике, панкратионе. Филипп приветствовал его достижения, хотя в последнее время его лицо всё чаще бывало непривычно грустным. Похоже, великолепная дочь Пелопида отвечает на пламенные взоры царевича лишь ровной учтивостью, но не упускает случая посмотреть, как пленный спартиат готовит ученика.

– В самом деле, – размышлял Ксандр, – если господин Эгерсид вызывает восхищение мужчин, то каков же он в глазах женщин?

Лаг тоже утратил часть своей жизнерадостности: деньги из Македонии задерживались, а без серебра к иеродулам не подступишься. Любвеобильный юноша страдал так, что однажды сказался больным и не пошёл на занятия.

В тот день царевич Филипп в сопровождении Ксандра вернулся пораньше, в глубине души надеясь на встречу с помощницей врача Нестора. Они поднимались но лестнице мегарона, когда из коридора второго этажа донёсся сдавленный крик и вслед за ним – громкая цветистая ругань Дионы. Молодые люди в два прыжка одолели последние ступени.

Лаг, согнувшись крючком, держался за низ живота и мычал от боли, в то время как замарашка удалялась, шлёпая драными широкими сандалиями по мокрому полу.

– Зелёный ты ещё, как гусиное дерьмо! – напоследок объявила она своё мнение и скрылась на боковой лестнице.

– Опасности для жизни нет, – заключил Ксандр, помогая страдальцу восстановить дыхание. – Для будущих Лагидов тоже, – добавил он.

– Не горюй, – с трудом сдерживая смех, успокаивал Лага царевич, – ещё порадуешь храмовых блудниц, да не вздумай мстить судомойке, сначала следовало заслужить благосклонность несравненной. Мы никому ничего не расскажем. Впрочем, не только тебе не везёт в любви...

– Я услышал мокрый шорох и вышел в коридор, – рассказывал Ксандру прямодушный Лаг, когда царевич оставил их одних. – Видел: Диона мыла пол. Ах, Ксандр, ты будешь смеяться, но со мной случилось нечто непонятное! Движения её показались мне преисполненными изяществом и негой так, словно не кухонная замарашка согнулась над тряпкой, но танцующая нимфа непристойно склонилась, завлекая сатира. И стал я... как олень весной. Ноги мои пошли, руки протянулись, и ладони ощутили сквозь пеплос эти округлости... Но тут Диона стремительно прянула вперёд и, не оборачиваясь, лягнула меня, как лошадка копытом. Послушай, друг, не мстит ли мне Афродита, иначе как могло случиться такое? Принесу жертву богине, скорее бы прислали деньги из Македонии!

Ксандр уже спешил на площадку, где господин Эгерсид установил глиняные и тростниковые манекены. Учитель приступил к отработке силы и точности ударов и уколов.

Неподвижные манекены сменились комьями глины – Эгерсид бросал их, а юноша ловил на остриё меча или пытался рассечь лезвием в полёте. Оказывается, взмахом меча можно отбить даже пущенный в тебя дротик!

Связки-комбинации защит, уходов и атак, прямых и ложных, сначала простых, затем всё более сложных. Полемарх задаёт высокий темп, и Ксандру, несмотря на зимний холод, жарко в толстом стёганом нагруднике.

– В первую очередь защищайся уходом, – учит Эгерсид, – береги оружие, иначе быстро погубишь клинок...

Молодой человек не раз замечал, что за ними наблюдают – чаще врач Нестор со своей помощницей, но иногда, к его удивлению, свет факелов выхватывал из темноты фигуру замарашки-посудомойки.

Однажды после занятий, когда Эгерсид, Ксандр, Нестор и Ксения стояли, прощаясь, возле дома, мимо прошла Диона, и юноше показалось, что её быстрый взгляд, брошенный в сторону дочери Пелопида, вдруг вспыхнул злым пламенем. Впрочем, скорее всего, действительно показалось, он просто устал.

Молодой человек откланялся – пусть господин Эгерсид побудет в обществе Нестора и девушки; минуты такого общения весьма полезны для узника.

Стражники не мешают, спокойно стоят в стороне – они знают о слове, данном спартиатом беотарху.

Ксандр отправился в баню. Приставленный к бане раб явился, услышав шум, но молодой человек обошёлся без его помощи, только велел приготовить всё для следующего посетителя – господину Эгерсиду, конечно, будет угодно принять ванну. Наслаждаясь лёгкостью в теле, Ксандр пошёл в трапезную.

Зал был освещён и пуст, только Диона шуршала тряпкой с мокрым песком, оттирая дощатые столешницы.

– Крепко же ты угостила моего друга Лага, – сказал Ксандр, принимаясь за варёные бобы, козий сыр и разбавленное красное вино. – Не знал, что женщины учатся драться ещё где-нибудь, кроме Спарты.

– Научишься, если не хочешь, чтобы всякий ветрогон швырял тебя на кучу навоза, когда захочет.

Ксандр только головой покачал: ну и нравы были в деревне Дионы...

– Зато дружок твой, видишь, теперь здоровается. Зауважал. На пользу пошло! – продолжала резким голосом замарашка. – Я его только слегка стукнула. Да ты же врач, сам знаешь. Кстати, увидела тебя и вспомнила: посмотри нашего Эвмея, что-то его весь день несло со свистом!

– Почему так долго молчали? – Ксандр вскочил, оставив недоеденный ужин. Ему ли не знать, как опасны заразные кишечные заболевания, кровавый понос, например! Необходимо срочно предпринять меры!

Опасность усугубляется тем, что Эвмей, кроме всего прочего, ходит с корзинами вместе с кухаркой на рынок за продуктами, носит воду и дрова для кухни, а также доставляет пищу для узника и караула.

Взволнованный молодой человек поспешил к эконому. Он не видел торжествующей улыбки замарашки.

Больной раб в ту же ночь был помещён в отдельную каморку. Ксандр наблюдал его несколько дней. К счастью, болезнь оказалась обыкновенным расстройством, хотя и очень сильным. Эвмей довольно быстро поправился, но к кухонным работам его больше не допускали: опасно держать близ котлов человека со слабым кишечником, а обязанность носить пищу в подвал перешла к Дионе.

* * *

Эгерсид возненавидел ночь. Днём он занимался с Ксандром, обдумывал общую последовательность обучения, содержание очередного урока и даже забывал о своей беде с приходом Ксении. Правда, Нестор всегда рядом с нею, но это к лучшему. Пленный спартиат больше не заблуждается относительно своих чувств к дочери прославленного беотарха, и в свою очередь видит, что происходит с этой прекрасной девушкой.

Нет, они не должны оставаться наедине, ибо все враждебные обстоятельства, все условности будут немедленно попраны ими, но, к сожалению, не уничтожены. Спартиату стыдно опасаться за себя, но стать причиной несчастья Ксении... нет, никогда.

Ночь. Нет, не прилетит Гипнос, не даст сладостного забвения, зато придут воспоминания о каменистой суровой Лаконии, придут думы о дочери... Какой стала его Леоника? Она уже взрослая девушка, кто найдёт ей хорошего жениха?

Ночь окутывает мраком землю и душу. Скоро заботливый раб Эвмей принесёт ужин, и будет глуповато улыбаться, глядя, как ест пленный полемарх. Но вот он заберёт посуду, и до самого рассвета узник останется наедине с самим собой.

Привычный лязг засова. Эвмей? Нет, вместо него в камеру вошла женщина в бесформенном, бурой мешковины пеплосе. Капюшон скрывал её опущенную голову, в руках был поднос.

Где Эвмей? – спросил пленник.

– Он заболел, – почти шёпотом ответила служанка, опуская поднос. – Теперь я буду носить тебе еду, мой господин, – и, сделав неожиданно грациозный шаг назад, откинула капюшон.

Взгляд Эгерсида встретился со взглядом приложившей палец к губам женщины. Сердце ударило неожиданно сильно, наполнив тело волной жара. Эти глаза нельзя не узнать. Его любовь, обманутая и преданная.

– Зачем ты здесь, коварный обман, порождение ночи? – если бы ярость шёпота спартиата вырвалась с криком, то разрушила бы стены темницы. – Знаю о тебе всё, подлая рабыня! Вот теперь твой вид соответствует низкой душе. Отвечай, зачем на этот раз прислал тебя Поликрат?

Женщина не испугалась его, наоборот, подступила ближе:

– Да, я была рабыней и хотела заслужить свободу. Знаешь ли ты, что значит унижать себя, переступать через себя? Да, я была готова на всё, чтобы получить свободу. Это правда. Но правда и то, что я полюбила тебя против воли хозяина, была счастлива украденным счастьем и дорого заплатила за свою любовь! Меня заставили покинуть тебя. Зато сейчас я здесь по своей воле. По своей воле надела это рубище, так как я свободна сама и хочу дать свободу тебе! И сейчас моя жизнь в опасности большей, чем твоя! Подумай об этом, а мне пора идти, чтобы не вызвать подозрений стражи.

Она оставила Эгерсиду вино с водой, небольшой хлебец, накрыла одно блюдо другим так, чтобы гоплиты не заметили нетронутой пищи…

– И ещё: ни слова о любви, пока я в этом обличии...

Далеко от камеры узника пролетел в ту ночь Гипнос: в памяти спартиата снова и снова вставала Тира во всём своём обольстительном великолепии. Первая встреча на улицах Мегар; её безумно-прекрасная пляска в дубовой роще; он, уносящий её в своих руках сквозь тьму от злобы вакханок; вновь он спасает её, на этот раз от беотийских мародёров. Недолгое счастье в Орхомене, последний вечер и последняя ночь. Вот почему Тира дарила ему тогда ласки столь упоительные – знала, это в последний раз.

Рабыня. Пусть бывшая. Как и чем заслужила она свободу? Блистательная жрица любви и кухонная замарашка; похоже, она в самом деле рискует жизнью из-за него! А может быть, ложь, как и прежде?

Что происходит с ним самим, почему эта женщина снова вызвала столь сильное смятение чувств?

Пленник воззвал о помощи к образу дочери Пелопида. Может быть, он болен и женщина с глазами Тиры всего лишь видение? Но нет, воспалённые бессонницей глаза не лгут: это она, Тира, расставляет блюда с завтраком на его столике.

– Меня зовут Диона, – говорит женщина и переходит на шёпот. – Так вот, я здесь для того, чтобы вытащить тебя из заключения. Ты спасал меня дважды, теперь моя очередь. Предыдущий побег был неудачен и лишь ухудшил твоё положение. Необходимо благополучно покинуть не только камеру, но и Фивы, где некий Антиф создал целую сеть соглядатаев... поэтому без помощи извне побег невозможен.

– Знаю. Но я дал слово Эпаминонду не думать о побеге, пока не обучу этого юношу, Ксандра.

– Славный мальчик. Сколько же тебе нужно времени?

– На подготовку мастера уходят годы, но неплохим бойцом он может стать уже к будущей осени.

– Ну так ускорь обучение и сдержи слово. Вспомни о дочери, – нанесла безошибочный укол Тира. – А теперь поешь; я не могу уходить с полным блюдом.

* * *

– Диона, здесь гораздо больше, чем обычно, – удивился Ксандр, разглядывая ожидавший его ужин.

– Тебе и надо больше. Видела я, как тебя гоняют. Ешь, иначе недолго протянешь.

Юноша поблагодарил; в самом деле, он едва добрался до трапезной. Повторение в высоком темпе всего пройденного ранее, меч против копья, кинжала и палицы, кинжал против меча и копья. Кроме того, господин Эгерсид требовал от него учебных схваток, как можно больше схваток. Достойных соперников среди товарищей уже не было, и Ксандр скрещивал тупой клинок с бывалыми фиванскими воинами.

Молодой человек едва успел втянуться в ещё более напряжённый ритм занятий и приспособиться к возросшим нагрузкам, как спартиат заставил его облачиться в тяжёлые доспехи гоплита.

Урок заканчивался, но Ксандр оставался в боевой бронзе.

– Воин должен привыкнуть к броне, как к собственной коже. А потому не снимай доспехов, пока я не разрешу! – велел Эгерсид.

Давила тяжесть металла, мешала, сбившись неудобными складками, липкая от пота одежда, зудело немытое тело.

Зато полмесяца спустя, когда Ксандр с разрешения наставника снял переставшую досаждать броню, вымылся и переоделся в новый хитон, его тело словно переродилось, приобрело крепость и твёрдость благородной стали. Казалось, опытный мастер отшлифовал изваяние, в которое вложил без малого год вдохновенного труда.

– А знаешь, спартанский полемарх сделал из тебя собственное подобие, – тонко подметил Лаг, – ты стал очень похож на него фигурой и статью, разница только в размерах!

Сегодня у него свободный день, впервые за долгое время: господин Эгерсид велел отдыхать. Молодой человек направился в сад, не только по привычке. Будет хорошо, если господин Эгерсид тоже выйдет на прогулку, и они предадутся беседе, а не упражнениям.

Но полемарх не один – рядом с ним Ксения, её стройную фигуру в нарядном пеплосе цвета фисташки нельзя не узнать…

– Что ж, тогда я займу беседой врача Нестора! – подумал Ксандр.

* * *

– Итак, время решающих событий наступает, Эриал, – беотарх неспешно расхаживал по кабинету, скрывая внутреннее напряжение.

– Несомненно, – согласился глава многочисленной сети фиванских лазутчиков. – Объединение аристократов в Аркадии угрожает нам уже настоящим, дееспособным военным союзом со Спартой. Аристократическая партия, как видишь, достаточно влиятельна – ведь ей удалось убедить Аркадский союз сделать заявление о недопустимости ввода наших войск в его пределы без официальной просьбы. Послы уже в пути.