Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

XVI

Антиф смочил руки ароматическим уксусом, растёр виски, затем поднёс ладони к лицу. Вдохнул резкий запах, взбодрился. Надо написать донесение, обобщив полученные за день сведения. Только тогда можно будет позволить себе забыться сном – до тех пор, пока не потревожат новым известием.

Слуга обязан разбудить его в любое время ночи: известия от многочисленных лазутчиков сейчас идут непрерывным потоком, и есть среди них настолько важные, что даже небольшая задержка с отправкой их в Фивы может вызвать неприятные последствия.

Лазутчики добывают сведения под видом нищих, заглянувших в богатый дом за подаянием и невзначай разговорившими слуг; торговцев, облепивших спартанскую армию; путешественников, пересекающих Элладу, и под многими другими личинами. Сведения доставляются в полых посохах пешеходов, их несут быстрые копыта лошадей и стремительные голубиные крылья.

Трое учёных грамматиков-криптологов непрерывно трудятся, извлекая тайный смысл посланий, и наоборот, превращая указания Антифа в хаотичный набор цифр и букв, прежде чем благородные птицы доставят их адресатам. И если голубь будет сбит хищным ястребом, стрелой или перехвачен иным способом, никто не узнает, кем, кому и зачем был направлен крылатый гонец.

Сегодняшние известия чрезвычайно важны. Эвакуированные с Керкиры спартанские войска полностью приведены в порядок хладнокровным Гипперменом, и теперь он, пользуясь попустительством афинян, ведёт их форсированным маршем через Этолию к Фокиде. Там, судя но всему, будет создаваться мощная группировка для вторжения в Фиваиду.

Вошедший слуга отвлёк его от работы.

– Господин, двое – мужчина и женщина – желают видеть тебя. Уверяют, что у них безотлагательное дело.

– Они назвали пароль или показали симболон?

– Нет, но просят горячо, а женщина сказала, что ты её знаешь.

– Пусть войдут. Сам же возьми, оружие и стой у них за спиной наготове.

Слуга исчез. Антиф убрал приготовленную для записи скиталу, проверил, легко ли выходит из ножен скрытый под хленой кинжал, и передвинул кресло в сторону, чтобы оставаться в тени в то время как посетители оказались бы в кругу жёлтого света лампиона.

Вошедшие приветствовали его поклоном. Одинаковые балахоны бурой шерсти, рваные, грязные и местами прожжённые пламенем придорожного костра скрывали их фигуры так, что мужчину от женщины можно было отличить разве что по размерам.

Но вот скрывавшие лица капюшоны отброшены назад. Антиф прежде всего обратил внимание на мужчину, и тот действительно показался знакомым. Но вспышка этих синих глаз, прекрасное лицо женщины!

– Семела! – только и смог выдохнуть лжекупец.

Женщина пошатнулась, мужчина, – Антиф узнал в нём слугу – не дал своей госпоже упасть.

– Мы не ели последние сутки, – объяснил он хозяину, когда тот принял из его рук обессилевшую женщину. – И очень долго шли пешком.

– Еды! Вина! – взволнованно крикнул Антиф своему слуге, стоявшему, как было приказано, в дверях с короткой палицей под плащом.

– И воды, – чуть слышно прошептала женщина, – много горячей воды. Мне надо помыться.

Было уже далеко за полночь. Тира, поблескивая тугими волнами чисто вымытых волос, устроилась в кробатосе, завернувшись в покрывало.

– Как неразумны бывают женщины, ослеплённые Эросом, – говорила она, глядя на сидевшего рядом Антифа доверчивыми глазами. – И как бывают наказаны они за свою опрометчивость. А ведь мысль сделать тебе подарок внезапной встречей в Тегирах показалась мне такой заманчивой!

– Если бы ты знала, в какую печаль и недоумение поверг меня твой внезапный отъезд, – упрекнул её таявший от наплыва чувств Антиф.

– Никогда не сделаю ничего больше без совета мужа опытного, умудрённого жизнью, в чьём руководстве я так нуждаюсь. – Тира словно потянулась к мужчине и в то же время осталась на месте.

– Что же было потом? – спросил Антиф, поглаживая скрытые покрывалом плечи и спину женщины.

– Разлив реки заставил нас идти через Дельфы. Вскоре на дороге появились вооружённые люди – фиванцы, возвращавшиеся из неудачного похода на Орхомен. Я испугалась и велела сойти с дороги, укрывшись в стороне. И тут на нас напали! Мои люди храбро защищались, но были перебиты. Уцелел лишь один, да и то потому, что от удара по голове свалился без памяти.

– И? – Рука Антифа тревожно застыла на её талии.

– Внезапно нападавшие сами стали жертвой спартанского военачальника Эгерсида. Меня же он отправил в Орхомен и целых полгода держал как пленницу в стенах своего дома! – последние слова Тира произнесла так, словно доверяла неприятную тайну, тяготившую сердце.

– Ты... ты делила с ним ложе? – с угрожающей дрожью в голосе спросил Антиф.

– Я была вынуждена, – головка Тиры бессильно склонилась на плечо, как у раненой птицы, глаза заволоклись слезами, голос едва слышен. – Спартиат силой заставил меня удовлетворять свои прихоти.

– Надменный лаконец ответит... ответит! – Антиф, потрясая кулаками, заметался по спальне…

– Тело моё осквернено... Теперь ты оставишь меня? Совсем? – Эта горькая мольба, эти падающие на покрывало слёзы, казалось, могли растопить даже камень. – Я пешком пойду к ручью Артемиды... Смою скверну.

Антиф остановился, сверля женщину взглядом: мужское желание смыто вспышкой гнева.

– Продолжай! Как ты оказалась здесь?

– Несколько дней назад Эгерсид ушёл из Орхомена с войсками. Призывал меня не скучать, издеваясь: он будет недалеко, в Тегирском ущелье, и скоро вернётся, овеянный новой славой! Домашние слуги предались пьянству, едва хозяин выступил в поход, и мы тут же бежали, воспользовавшись случаем... но ты не слушаешь меня?

Антиф в самом деле стоял посреди комнаты с незрячими глазами, задумавшись, словно поймав какую-то важную мысль. Вот оно!

Сведения из Орхомена действительно указывали на подготовку спартиатов к выступлению. Слухи же о цели похода были настолько противоречивы, что лазутчики оказались совершенно сбиты с толку.

Вчерашнее известие было весьма неприятным: полемарх Эгерсид увёл войска из города ночью, да так, что никто не видел. В Орхомене остался лишь небольшой отряд.

Хорошее дело! Целая спартанская мора исчезает неизвестно куда! Должно быть, Эгерсид человек необычайно хитрый и коварный. Его же, Антифа, лазутчики просто болваны и бездельники!

Теперь всё встало на свои места. Нет, не зря Гермес направил к нему Семелу. Гиппермен сегодня-завтра будет в Фокиде, по дорогам которой уже маршируют войска Клеомброта. Они соединятся в грозную силу под командованием спартанского царя. Эгерсид со своими войсками занимает Тегирское ущелье и обеспечивает беспрепятственный выход в Беотию! Прямо к союзному Орхомену! Ловко придумано!

Он взглянул на полуобнажённую женщину, сидевшую в кробатосе. Плачет, закрыв лицо руками. Разорена, осквернена, раздавлена... Но слишком хороша, чтобы ею пренебречь. Теперь она в его власти, и он сделает Семелу своей гетерой на зависть всем. Ещё успеет натешиться с нею, а сейчас необходимо срочно отправить донесение в Фивы.

– Отдыхай, – сказал он скорее тоном хозяина, чем влюблённого мужчины. – Ни о чём не беспокойся. Опасности позади.

Антиф спустился в мегарон, вызвал заспанного слугу, приказал готовить в дорогу очередного гонца на самом быстром коне, закрылся в кабинете и принялся писать скиталу...

* * *

Ужин в шатре Клеомброта явно затянулся. Сидевшие за длинным столом полемархи, кавалерийские начальники и командиры отрядов вспомогательных войск уже отчётливо ощущали это.

Давно съедена простая пища, выпито кислое вино. Понемногу установилась натянутая тишина. Между тем в тёмном небе зажглись яркие звёзды; их свет позволял видеть и зубчатые тени горных вершин, и очертания высоких кипарисов. Ниже по склону холма, принявшего на свою вершину царский шатёр, в лагере заполыхали многочисленные костры.

Клеомброт обвёл присутствующих внимательным взглядом и неторопливо распрямился во весь свой немалый рост. Вслед за ним поднялись командиры, и слуги тут же вынесли из шатра неуклюжие, наспех сделанные скамейки.

– Там фиванцы, – указал царь в сторону горного прохода. – И они ждут нас.

Командиры внимательно слушали, хотя в словах Клеомброта не было ничего нового.

– Думают запереть нас на выходе из ущелья, где горные склоны не позволят нам развернуть фалангу, хотят противопоставить свою хитрость нашей доблести! Но они ошибаются. Мы пройдём южной горной дорогой вдоль берега моря и вторгнемся в Беотию! Пусть фиванцы напрасно ждут нас у восточного выхода из Тегирского ущелья! Выступаем немедленно. Лагерь не снимать, костры оставить на месте. Первой следует твоя мора, – приказал он одному из полемархов, – с тобой будет Сфодрий: он знает здесь каждый камень.

Кратко и чётко определил царь задачи каждой части, кавалерии, лёгкой пехоте, вспомогательным войскам.

Эгерсиду, чья мора занимала господствующие высоты у восточного выхода из Тегирского ущелья, было приказано держать оборону всю ночь, а под утро незаметно сняться, уйти, прикрывшись отрядом вспомогательных войск, и догнать главные силы на марше.

– Твоим воинам придётся как следует поработать ногами, – сказал Клеомброт полемарху, – но они это умеют! Таким образом, фиванцы узнают, что их провели, не раньше утра, и не успеют закрыть южный проход, как бы не спешили.

– Теперь о самом важном, – значительно произнёс царь. – Вы все присутствовали на утреннем жертвоприношении и видели, что оно было угодно богам. Жрецы гадали по внутренностям жертвенного животного и также предсказали благоприятный исход задуманного. Наконец, сегодня из Дельф вернулись мои посланцы с ответом оракула о судьбе похода. Предсказание пифии таково: «Потомки тебя не забудут!» Вот почему первая мора должна начать марш не позже, чем вода из верхней части клепсидры перельётся в нижнюю, – завершил Клеомброт, в то время как эпистолярий со стуком поставил на стол походные водяные часы в прочной медной оправе.

Эгерсид, сев на коня, в сопровождении нескольких всадников отправился к своим войскам. Надо спешить: времени для организации скрытого отхода и марша остаётся совсем немного. Поднявшись на ведущую в ущелье дорогу, оглянулся назад: в лагере горели костры, всё выглядело обычно, и укрывшийся на склоне наблюдатель не мог видеть, как двинулись на юг колонны кавалерии, как быстрым шагом пошли за нею легковооружённые скириты – воины из северной Лаконии, сильные и проворные, привычные к крутым скалам.

Спартанские командиры и эпистолярии подтвердили своё мастерство: лохосы и моры выходили с такой точностью, что в образованной ими колонне, длинной змеёй заскользившей в ночном безмолвии на юг, почти не было промежутков.

Темнота надёжно скрывает происходящее. Только подобравшись к самому лагерю, можно заметить движение. Но даже если и найдутся такие удальцы среди фиванских лазутчиков, они не смогут передать важные сведения своему командованию раньше завтрашнего дня. Кроме того, несколько дней назад было запрещено перемещение местных жителей, а близлежащие холмы и рощи очищались от подозрительных людей регулярно и тщательно.

Царь изменил обычный походный порядок. Инженерные подразделения, плотники, кузнецы со своим инструментом, а также обоз с тяжёлыми повозками и вьючными животными на этот раз должны были двигаться не за лёгкой пехотой, а за главными силами, и вслед за ними при свете дня в безопасности пройти по приморской дороге в Беотию.

В эту ночь пирофор[108]108
  Пирофор – носитель священного огня.


[Закрыть] шёл за скиритами. Четверо его помощников-жрецов несли на плечах носилки со «священным огнём», укрытым в специальном сосуде.

Взятый с алтаря Афины Меднодомной, он не должен был угаснуть ни на одно мгновение. Для этого и шагали рядом люди с вязанками тщательно отобранных дров.

Царь шёл пешком за процессией пирофора в сопровождении двух жрецов-предсказателей, показывая пример бодрости и задавая темп марша. Царская колесница катится поблизости, но ступить в неё – ниже достоинства спартанского командующего. Оруженосец нёс массивное боевое копьё Клеомброта не потому, что господину было тяжело, а в знак его высокого положения, и это было единственным, что отличало на марше царя от других воинов.

Эпистолярий и его учёные помощники, несколько повозок с походной канцелярией, три согни отборных царских телохранителей, а дальше непрерывным потоком, звеня металлом и топая боевыми сандалиями, шли моры тяжёлой пехоты.

Рассвет уже вступил в свои права, когда Клеомброт объявил привал для принятия пищи и отдыха.

«Только сейчас, – размышлял царь, – фиванские лазутчики увидели оставленный лагерь. Подождут, подберутся поближе. И обнаружат пустые палатки да немногочисленных воинов старших возрастов, снимающих лагерь и загружающих имущество в повозки. Теперь лазутчикам нужно скорее известить своего командующего, Эпаминонда. Пусть попробуют – дорога через Тегирское ущелье занята войсками полемарха Эгерсида, спешащего за главными силами. Придётся пробираться неудобными горными тропами, годными для коз, но не быстрых вестников. Так что фиванский стратег узнает о происшедшем не раньше, чем спартанские войска выйдут на каменистую дорогу, что тянется вдоль гористого морского берега от Булиды до Кревсии. Интересно, что предпримет этот растяпа, волею судеб и фиванских законов оказавшийся во главе вражеских войск? Пелопид, уже показавший себя опасным противником, сдал по очереди должность стратега и теперь – пусть на время, но кстати – превратился в рядового командира. Нет, не всё так уж плохо в демократии: есть в ней нечто, благодаря чему она изводит сама себя...»

Доклад начальника личной охраны о прибытии полемархов и лохагосов прервал размышления Клеомброта. Командиры, зная заведённый порядок, сами прибыли в голову колонны тяжёлой пехоты, не дожидаясь бегущего от эномотии к эномотии вызова. Выслушав приветствия и короткие доклады, царь принял из рук пирофора факел, зажжённый от «священного огня», и в сопровождении прибывших направился к алтарю, наскоро сооружённому жрецами из камней на ближайшем высоком бугре.

Жарко вспыхнули сухие эвкалиптовые дрова; Клеомброт передал факел жрецу и простёр руки к небесам, вознося молитву Зевсу. Затем принял вручённый ему жертвенный нож с золотой рукояткой, осмотрел отобранного белого козлёнка и взмахнул клинком. Струя крови с шипением ударила в прозрачно-яркое пламя. Костёр выбросил чёрный дым, и тот, возносясь вверх кольцами, растворился в утренней голубизне.

– Великий Зевс благосклонно принял утреннюю жертву, – торжественно возвестил царь.

Блиставший позолотой доспехов дежурный адъютант подвёл к нему гонца, только что прискакавшего на едва не загнанном коне. Таков был приказ царя – важные вести должны доходить до него без задержки. Еда, сон или короткий отдых немедленно прерывались во имя целей более высоких.

На этот раз сообщение было действительно важным – авангард, состоящий из кавалерии и скиритов, вошёл в приморский проход и, сбивая слабые наблюдательные посты фиванцев, согласно полученному ранее приказу движется на Кревсии!

Клеомброт торжествующе сверкнул глазами: вторжение в Фиваиду состоялось! Кревсии надлежит взять с ходу. Захват важнейшего фиванского порта в Коринфском заливе обеспечит удобное морское сообщение с Пелопоннесом, безопасность плавания судов спартанских и союзных, да и ни к чему оставлять у себя в тылу гарнизон, способный перехватить обозы.

Осанистый жрец улучшил настроение царя ещё больше, сообщив, что гадание на внутренностях жертвенного козлёнка сулит несомненную удачу.

– Приготовиться к маршу! – зычная команда Клеомброта закончила привал.

* * *

Кревсийская стража была застигнута врасплох. Несколько мужчин в запылённых хитонах и остроконечных шапках внезапно выхватили спрятанные в складках одежды кинжалы и закололи двоих пожилых воинов, охранявших ворота. Тут же на дороге показался отряд кавалерии. Всадники с гиком и свистом галопом неслись к городу, потрясая копьями. Несколько стражников, оставив башню, поспешили к воротам, чтобы отбить и затворить их, но поздно – всадники на полном скаку влетели в город.

– К оружию! К оружию! – раздались первые призывы сквозь топот коней и боевые кличи нападавших. Пали первые горожане – те, кто замешкался в улочках близ ворот.

Тревога, словно огонь по сухой траве, шла по городу. Волна паники закружила людей. В них, обезумевших от страха, метали спартанские всадники свои дротики, со смехом и жуткими криками гнали их топочущими конями, а догнав, ловко прыгали с коня на спину бегущим, валили наземь и вязали руки – теперь это живой товар, ценная добыча.

Смелые мужчины по одному, по двое и небольшими группами вступали в схватку с нападавшими. Безоружные, они быстро гибли под ударами копий и мечей, но давали возможность мужественным горожанам достигнуть арсенала или своего дома, где хранилось оружие... С плоских крыш и из окон домов во всадников полетели куски черепицы, камни, а то и просто кухонная утварь. Верный долгу и боеготовый, но немногочисленный отряд городской стражи прошёл по стене к захваченным воротам. Скорее всего, стражникам удалось бы отбить их, закрыть тяжёлые створки и изолировать ворвавшегося в город врага – лаконские кавалеристы, прельщённые возможностью грабежа, забыли об охране важного пункта, но в это время подоспели полуголые запылённые скириты.

Оттеснив вступивших с ними в бой стражников, они подобно щупальцам гидры проникли в близлежащие улицы, обшаривая дома, избивая беззащитных и насилуя женщин.

Между тем начальнику гарнизона удалось собрать и построить своих воинов у арсенала близ порта; немногим более двух сотен, но это были эпибаты, морские пехотинцы из команд стоявших в гавани фиванских боевых кораблей.

Хорошо вооружённые и закованные в броню, они быстрым шагом двинулись навстречу приближающемуся гулу насилия. К ним присоединились сотни вооружённых горожан, ещё сотни способных носить оружие кревсийцев толпились у арсенала, торопливо помогали друг другу застегнуть панцирь или приладить поножи и спешили в бой за свой очаг.

Лёгкие пехотинцы и всадники врага, занятые грабежом, беспощадно уничтожались на месте. Вскоре под натиском эпибатов и горожан захватчики устремились к воротам. Спартанские командиры предприняли самые жестокие меры, чтобы остановить бегущих, но задержать их удалось только у выхода из города. Ни о каком строе не могло быть и речи – получилась пробка из живых тел у ворот.

Начальник кревсийского гарнизона правильно определил направление атаки: не отвлекаясь на уничтожение всего противника, он вёл своих эпибатов к заветным тяжёлым створкам сквозь массу перемешанных со всадниками скиритов.

Последние уже израсходовали запас метательных копий, а их ножи и лёгкие плетёные щиты были неважной защитой против одетого в доспехи противника.

Вопли бессильной злобы и ужаса, заглушающие грохот и лязг оружия. Свирепо сверкали из-под шлемов глаза морских пехотинцев, в стремительном замахе взлетали и с хряским стуком опускались их мечи, и кровь лаконцев брызгала на доспехи. С боков – ибо у толпы скиритов и всадников не было флангов – наседали злые, как осы из развороченного гнезда, горожане.

Вот уже ни личный пример, ни угрозы, ни даже оружие спартанских командиров не могут более сдержать избиваемых. Разом дрогнув и сломившись, устремились они прочь из стен Кревсии, давя друг друга в проходе.

Эпибаты, топча упавших, бросились следом, выбивая врага из города, и в самых воротах столкнулись с ощетинившейся копьями бронированной колонной спартанских гоплитов...

* * *

Эгерсид, вызванный вместе с другими полемархами на совещание к Клеомброту, шагал по улицам Кревсии. Его войска не участвовали в бою за город – слишком поздно присоединились к главным силам, да и одной головной моры оказалось вполне достаточно. Именно её воины вместе со скиритами и кавалеристами хозяйничают здесь, остальные расположились лагерем за стенами. Каждому лохосу назначен свой сектор города, в пределах которого тщательно вычищается всё, что представляет собой хоть какую-нибудь ценность.

Первый угар победы уже прошёл. Теперь добычу искали, собирали и относили в порт, где горели двенадцать фиванских триер, так и не успевших выйти в море. В указанные места складывали дорогие сосуды, ткани, изящную мебель и скульптуры, металлические изделия – медь, бронзу, железо, – а также инструменты, найденные в кузницах и мастерских. Здесь же громоздились груды панцирей, шлемов, поножей, щитов, снятых с защитников Кревсии – живых и убитых, чьи раздетые до последней нитки тела беспорядочно лежали на улицах, наполненных стенаниями и плачем – оставшиеся в живых, но уже потерявшие свободу горожане разыскивали своих близких.

Бородатые, хмельные победой и вином гоплиты гнали к порту бесконечные вереницы людей. Новообращённые рабы. Только старики, старухи да калеки избежали этой участи. Богатый купец, мелкий торговец, едва сводивший концы с концами, владелец эргастерия и бедный ремесленник, изнеженная госпожа и служанка, делавшая ей причёску, – все они отныне уравнены в рабстве, потеряв всё. Их погрузят на круглобокие корабли и отправят в Лаконию, а там продадут, чтобы пополнить казну Спарты. Получат свою долю и её союзники, выставившие свои воинские контингенты, и воины, бравшие Кревсии. Почти все молодые женщины были в разорванной одежде, не скрывавшей синяков и ссадин – в минувшую ночь они были не раз изнасилованы победителями, для многих эта ночь оказалась последней. В большинстве женских глаз было тупое оцепенение, в глазах матерей – ужас. Разлука с детьми, если они не грудные, неизбежна.

– Закон войны, – говорил Эгерсиду разум, не радуя сердце. – Так было, так есть и так будет.

Пламя догорающих триер отражалось в полированных доспехах Клеомброта, красило его пурпурный плащ в цвет запёкшейся крови.

– Ну что, посмеет ли кто-нибудь теперь назвать меня благожелателем фиванцев? – обнажил царь в хищной усмешке крупные зубы, усаживаясь на массивный опечатанный сундук. Несколько таких, наполненных золотом, серебром и драгоценностями, ожидали отправки в Спарту под охраной его личной гвардии.

Командиры принялись наперебой поздравлять военачальника с победой, делая вид, что не поняли прямого намёка на слухи, ходившие после неудачной прошлогодней попытки вторжения в Фиваиду.

– Утром легкокрылая весть о победе достигнет Спарты, и имя твоё будет прославляться в каждом доме! – выделялся голос Сфодрия в хоре славословий.

– Сегодня, – прекратил царь жестом руки поток восхвалений, – после благодарственного жертвоприношения мы отпразднуем победу, как должно, большим пиром. Все войска приказываю расположить в городе, пусть отдохнут в удобных домах, места для каждой моры сообщит вам эпистолярий. А затем возьмёмся за Фивы! Ты чем-то недоволен, Эгерсид? – Клеомброт заметил хмурое лицо полемарха. – Хочешь что-то сказать?

– Тебе одному, царь, – твёрдо ответил полемарх.

– Меня тревожит большое фиванское войско, – говорил Эгерсид командующему, когда они остались наедине, предоставив остальным гадать, о чём этот выскочка беседует с царём. – То, что ожидало западнее Орхомена, близ Тегирского прохода. Оно могло уже получить известие о случившемся или получит вот-вот. Если мы поспешим, то отрежем фиванцев от их столицы, навяжем сражение на избранной нами позиции, а разбив войско, сможем осадить Фивы. В ином случае противник встанет между нами и городом так, чтобы в случае поражения укрыться за его мощными стенами. Тогда в Фивах окажутся немалые силы, и нам, как и прежде, придётся довольствоваться лишь разорением окрестностей.

– Лучше командуй своими гоплитами, полемарх, – хлопнул царь Эгерсида по прикрытому бронзой доспеха плечу. Засиделись они у тебя в Орхомене. Едва догнали армию у самой Кревсии.

Про себя же подумал, что пылкий Пелопид сам бы устремился сюда, к захваченному городу, под спартанские копья. Нынешний же командующий противника, ничем не проявивший себя как полководец, да ещё, как ходят слухи, философ, скорее всего и вовсе откажется от полевого сражения, спрятавшись за толстыми стенами Фив, если ему не помешать...

Так или иначе, на следующий день командиры получили приказ готовиться к маршу, но потребовались ещё целые сутки, чтобы вывести воинов из загула в захваченном городе, где было полно вина и всякой снеди.

Наконец войско длинной колонной двинулось вглубь побережья, оставив за собой Кревсии, где особые команды продолжали отправку ценностей и рабов в Спарту. Учёт вёлся под бдительным оком жреца – десятая часть добычи по обычаю предназначена храму Аполлона в Дельфах...