Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц)

XIII

– Фисба, Кревсии, теперь здесь... – рука Эпаминонда зависла над пергаментным листом карты. – Это одна и та же колонна. И всего один лохос. Путь же он держит... на Орхомен! Что это за лохос, Эриал? У тебя есть ответ?

– Вот он. Получил совсем недавно с голубиной почтой.

Несколько мгновений Эпаминонд, прищурившись, разбирал мелкие буквы доставленного птицей письма.

– Сообщение из Сикиона говорит, что пустые суда вернулись обратно в тот же вечер. А спартанские гоплиты высадились в Лутракионе! Между тем наши моноремы напрасно режут своими таранами волны близ Булиды. Речь идёт об одном и том же лохосе!

– Спартиаты провели меня, – в голосе Эриала звучало искреннее огорчение. – Мы отслеживали это подразделение от самой Спарты, и напрасно!

– Они всех нас провели, – сверкнул глазами Эпаминонд. – Какой дерзкий ход! Как зовут лохагоса? Эгерсид? Он или отчаянный рубака, которому благоволят боги, или... в Спарте подрастает новый стратег. Итак, – продолжал он свои размышления вслух, – следует отозвать наши корабли от Булиды. Они там больше ни к чему. Кроме того, выслать новую стражу на Фесбийский проход и позаботиться о погребении павших.

– И ещё перехватить злополучную колонну!

В ответ Эпаминонд саркастически улыбнулся, указав на большую настенную клепсидру, а затем на карту:

– Не успеем. К вечеру они уже будут в Локриде. Но мы немедленно пошлём гонца к Пелопиду; у него достанет сил и искусства, чтобы перехватить предерзкий лохос близ Орхомена...

Пелопид прочёл послание уже в дрожащем свете факела.

– Вот результат преступного бездействия! – загремел он, потрясая письмом перед носом гонца, измотанного так же, как и его конь.

– В чём дело? – спросил эпистолярий[103]103
  Эпистолярий – должностное лицо, прообраз начальника штаба.


[Закрыть].

– Спартанский лохос прорвался через проход близ Фисбы, дерзко прошёл сквозь Беотию берегом залива и направляется в Орхомен!

– Всего лишь один лохос? Это хорошо; мы раздавим его. А для Спарты всё-таки поражение!

– Раздавить? Но сначала возьмём Орхомен! Сам Зевс вручает нам этот город. Подумай только: лаконские полемархи Горголен и Теопомп забрали оттуда почти все свои войска и отправились пугать озольских локров, готовых отпасть от Спарты! Мы же вместо того, чтобы давно взять беззащитный город, плетёмся к его стенам, подобно черепахам!

– Ты слишком строг к себе и людям. Мы проходили в день столько, сколько принято. Воины устали. Лагерь спит крепким сном.

Пелопид откинул полог палатки, вышел в ночь. Эпистолярий последовал за ним.

Догорающие костры, расстеленные возле них козьи и овечьи шкуры. На них попарно, крепко обнявшись, спят бойцы «священного отряда». Чуть поодаль – скопление палаток различных форм и размеров. Там отдыхают ополченцы беотийских городов, принявших сторону Фив и установивших демократическое правление.

– Когда же мы избавимся от хаоса в лагере?! – воскликнул Пелопид. – Поднимай войска.

– Но воины легли совсем недавно, мы же с тобой и вовсе не отдыхали, – возразил эпистолярий.

– Поднимай! Надо спешить к Орхомену!

– Он стоит на месте и никуда не уйдёт. Горголен и Теопомп со своими морами далеко, а один лохос нам не опасен.

– Не опасен в поле, но, если он успеет встать на городские стены вместе с горожанами, нам не взять Орхомен!

– Трудно будет поднять хлебнувших вина ополченцев. Ещё труднее – построить и объяснить, что от них требуется. Спартиаты уже вошли в Локриду, почувствовали себя в безопасности и конечно же спят после такого перехода. Значит, они достигнут Орхомена только завтра к исходу дня. Вполне достаточно сделать подъём на одну клепсидру[104]104
  На один час.


[Закрыть] раньше обычного и днём совершить хороший переход. Кавалерию же отправим сразу на рысях: пусть перехватит докучливый лохос у Орхомена до подхода пехоты!

Пелопид скрипнул зубами: в словах эпистолярия есть правда. «Пожалуй, только "священный отряд" и фиванская кавалерия способны выступить немедленно. Ополченцев же придётся будить до самого утра. Даже их командиров не найти в этом беспорядочном скопище разномастных палаток».

Резко повернувшись, Пелопид пошёл к своей палатке, увлекая за собой эпистолярия.

– Кавалерию поднимешь через час, – постучал он ногтём по журчавшей на столе походной клепсидре. – Поведёшь её сам. Мне оставишь одну илу[105]105
  Ила – эскадрон; кавалерийское подразделение в 64 всадника.


[Закрыть] для разведки и прикрытия колонны. Я выступаю вслед за вами...

Эпистолярий ошибся – спартиаты не спали в эту ночь. Вторую ночь подряд, после стремительного марша через земли противника, где размашистый шаг чередовался с тяжёлым бегом!

Ноги давно уже кажутся чужими, их переставляют не усилием не мускулов, но воли. О, если бы снять многократно потяжелевшие поножи! Хитон взмок под нагретой бронзой панциря, прилип к телу, собрался докучливыми складками. Одёрнуть бы его, но лишнее движение собьёт ритм шага. Правая рука онемела, словно придерживает на плече не копьё, а бревно. Левая давно уже не в силах бороться с тяжестью щита.

Эгерсид взглянул на идущего рядом друга. Некогда лучший бегун Спарты постарел, казалось, лет на десять. Лицо потемнело, осунулось, избороздилось глубокими морщинами, глаза ввалились, но его ноги идут.

Как растянулась колонна! Длиннее, чем целая мора на марше. Лошадей и мулов не видно. Две лошади пали под утро; лохагос распорядился бросить их вместе с поклажей. Падают лошади, но не спартанские гоплиты!

Последний короткий привал был накануне вечером только для того, чтобы наскоро дать поесть людям и накормить животных.

Ночной марш смешал воедино явь с ужасными сновидениями, и нельзя было отличить одно от другого. Ни единой остановки. Эгерсид знал: позволь ненадолго передохнуть бредущим во тьме измотанным людям, и они тут же провалятся в глубокий сон-обморок. Уснут там, где встанут, – на голой земле, на холодных камнях, в луже под дождём и снегом. Не было походного охранения, не было разведки – всех в одну плотную колонну. Иначе можно потерять не только отдельных бойцов, но целые мелкие подразделения.

Эгерсид не помнил, сколько раз заставлял себя идти навстречу колонне до самого вьючного обоза, проверяя, всё ли в порядке, и затем снова ускоренным шагом или бегом возвращаться к голове первого пентекостиса. Помнил, как после короткого утреннего привала лохос вновь строился в походный порядок. Дисциплинированные гоплиты не роптали, но было видно, какими усилиями они заставляют себя двигаться дальше. Воины были похожи на тени тех, кто ещё недавно преодолел Фесбийский проход и пересёк границу Беотии.

Зато вот он, Орхомен! До стен города осталось каких-нибудь три тысячи шагов. Лохагос отогнал преждевременную радость: в прошедшие сутки он отдавал предпочтение величине суточного перехода лохоса в ущерб его способности отразить внезапное нападение противника. Да и в город надлежит войти компактной стройной колонной.

– Короче шаг! – не узнал Эгерсид свой голос. – Разведку ко мне!

Головная эномотия сбавила шаг: какое облегчение! Главные силы медленно подтягивались; показалась вереница навьюченных лошадей и мулов. Вот и лазутчики. Теперь, когда всё пространство до Орхомена можно охватить взглядом, им лучше быть не впереди, а за колонной.

– Кавалерия! Кавалерия противника! – тревожный крик не сразу пробил броню усталости и проник в сознание. Подбежал гоплит из замыкающей эномотии: – Погонщики мулов видели двух всадников. Наблюдали за колонной. На их щитах – палицы!

Опасность требовала немедленных решений и действий. Она словно открыла некий секретный сосуд с последним запасом сил на крайний случай.

– Стрелы и дротики – из вьюков в колонну! Погонщикам при необходимости срезать поклажу! – распорядился лохагос.

Одну пятёрку легковооружённых он оставил в голове колонны, а две направил в хвост. Только у них есть луки, позволяющие вести метательный бой с противником.

– Бегом марш!

Спартанские мальчишки посмеялись бы над этим бегом усталых людей в тяжёлых бронзовых доспехах. Но колонна всё же двигалась быстрее, чем шагом.

«Опоздали всего лишь на пол клепсидры!» – с досадой думал Эгерсид.

– Смешно убегать от двух всадников, – упрекнул его Антикрат.

– Когда их будет две сотни, станет поздно, – ответил лохагос.

Топ-топ, топ-топ – дружно бежит лохос, погонщики-периэки без доспехов с трудом поспевают за тяжёлой спартанской пехотой.

Стены Орхомена не приближаются, кажется, что лохос бежит на месте. А всадники – вот они. Оглянувшись, Эгерсид видит их – не двух, а десятка два – в четырёх сотнях шагов сзади справа.

Кавалеристы немного покрутились на месте и, размахивая дротиками, устремились к вьючному обозу.

– Правофланговым – щиты направо! – голос лохагоса вновь громок, как серебряная труба, но команда передаётся, кроме того, специально назначенными воинами.

Гоплиты правого ряда, не снижая темпа бега, перебрасывают большие, круглые, окованные бронзой щиты на правую руку, а копья перехватывают в левую.

Теперь колонна лучше прикрыта от стрел и дротиков со своей самой уязвимой стороны – справа.

Вовремя! Легковооружённые спартиаты, действуя попарно, встретили нападавших стрелами и отошли к обозу. Эгерсиду плохо видно, что происходит сзади, но, похоже, противник потерял несколько человек и отказался от своей попытки, опасаясь контратаки замыкающей эномотии.

Погонщики, выбиваясь из сил, заводили вереницу животных влево от хвоста колонны, вплотную прижимаясь к ней. Лохагос выругал себя за то, что, полагаясь на быстроту марша, пренебрёг арьергардом.

До Орхомена всего две тысячи шагов. Ещё немного – и зазвучат сигнальные трубы, раскроются ворота, вылетят оттуда всадники в развевающихся алых плащах. Но лаконских кавалеристов не видно, а фиванских стало больше – видно подошла целая ила. Теперь они решили изменить тактику, галопом понеслись вдоль колонны, стремясь охватить её голову и остановить лохос. Злобно всхрапывали рослые фессалийские жеребцы, гулко стучали копыта. Некоторые наездники из удали метали дротики в колонну – напрасно: они отскакивали от бронированного бока золотисто-алой змеи.

Один из них рискнул подскочить слишком близко: несколько тяжёлых копий одновременно взмыли длинными тенями и, сверкнув наконечниками, глубоко вонзились в шею и живот коня. Жеребец тяжело рухнул, придавив всадника. От спартанского строя отделился гоплит и в четыре прыжка достиг поднимающегося на ноги врага. Блеснула острая лаконская сталь – и ещё одним фиванским всадником стало меньше.

– Вздвоить ряды! – крикнул Эгерсид, переходя на шаг. Пот струился под шлемом, ел глаза, стекал вдоль спины под панцирем.

Первый пентекостис пошёл шагом, второй, продолжая бег, выходил влево от него на расстояние вытянутого копья. Между ними пристраивалась обозная колонна, потерявшая всего двух-трёх животных с поклажей.

Колонна временно утратит скорость, но приобретёт пробивную силу и пройдёт сквозь завесу всадников. Это будет через минуту, а пока на Эгерсида и тех, кто был рядом с ним, обрушился град дротиков.

Голова колонны остановилась. Спартиаты присели на колено, прикрылись щитами, выставили копья. Легковооружённые воины, прикрытые броней гоплитов, в упор пускали стрелы в чёрный вихрь из людей и коней. Вот вздыбился и пошёл на задних ногах огромный жеребец с глубоко вошедшей в шею стрелой; вот тяжело падает всадник – пернатое древко торчит из его глазницы; резким уколом копья один из гоплитов достаёт подмышку неосторожно подскочившего конника и снимает его с коня. Эгерсид из-под щита следит за круговоротом конских и людских тел, в готовности нанести короткий неотвратимый удар тому, кто дерзнёт приблизиться на длину копья. Нет усталости, нет страха. Только досада из-за задержки, которая может стать роковой. А цель так близка!

Вдруг несколько всадников одновременно падают наземь; истошно ржут раненые лошади. Остальные отскакивают шагов на пятьдесят.

Это второй пентекостис завершил выдвижение к голове колонны, а его лучники разом пустили в противника десяток стрел.

Эгерсид поднимается с колена:

– Продолжать движение!

Гоплиты ловко сооружают носилки из щитов и копий, укладывают на них тела убитых или раненых – разберутся позже.

Лохос, вдвое сократив глубину походного порядка, двумя колоннами с обозом между ними бегом приближается к Орхомену. Фиванские всадники, исчерпав запас дротиков, кружатся рядом, не в силах помешать движению строя. Те из них, что вооружены луками, мечут стрелы в эту неодолимо движущуюся массу, но разгорячённые кони мешают прицелиться верно. Преимущество остаётся на стороне отвечающих им спартанских лёгких пехотинцев.

– Мы бежим от жалкой кучки всадников, – жёстко бросает Антикрат. – Над нами будут смеяться.

– Думай что хочешь, Антикрат, но второго Лехея я не допущу, пока жив. И потом, мы не бежим от противника, а спешим исполнить приказ – войти в Орхомен!

До городских стен всего несколько сотен шагов. Уже видны поблескивающие из-за боевых зубцов шлемы, но почему никто не выходит навстречу? Где всадники в алых плащах?

Ещё немного – и колонна окажется в зоне действия метательных машин, а там и луков защитников города.

Лохагос отправляет всю лёгкую пехоту прикрывать тыл и даёт команду перейти на шаг. Ворота приближаются.

– Сигнал! – приказывает Эгерсид трубачу, но тот, тяжело дыша, извлекает из своего инструмента лишь жалкий стон. Тем не менее ворота раскрываются.

– Войду последним, – говорит лохагос, делая шаг в сторону. Стоя у ворот, он проверяет приведённые в Орхомен силы, уточняет потери.

Воины, почувствовав, что опасность миновала, сдвигают шлемы на затылок. Напряжение ещё помогает искусственно поддерживать силы. Шаг быстрый, но не торопливый. Лица свидетельствуют о перенесённых лишениях, но ни одного потухшего взгляда, ни малейшего признака упадка.

Эгерсид тоже снял шлем, подставив голову прохладному воздуху. Что это? Звук, напоминающий рокот мощной волны, накатывающей на берег. Вот оно! То, что ещё совсем недавно, несколько минут назад, означало крушение замысла, поражение и верную гибель, сейчас лишь подтверждало точность расчётов и командирское предвидение!

Главные силы фиванской кавалерии – не менее трёх сотен всадников – тёмной массой галопом шли по следам лохоса.

Эгерсид спокойно ждал их приближения, а когда от оскаленных конских морд до городских стен оставалась пара сотен шагов, вслед за последним мулом вошёл в ворота.

Стон ярости и досады вырвался из груди фиванского эпистолярия. Дрожащее оперение стрелы, вонзившейся в землю у самых копыт его коня, указывало границу, переходить которую опасно и неразумно. Даже отборным фессалийским жеребцам не дано перескочить стены Орхомена!

Лохос растянулся по улочке вдоль городской стены. Гоплиты отдыхали, усевшись на щиты. Напряжение постепенно уступало место глубокой усталости. Вот-вот они провалятся в сон, и только через несколько часов вновь станут боеспособными. Командиры во главе с лохагосом поднялись на стену.

– Кучка всадников? – спросил Эгерсид друга, указывая на сотни вражеских кавалеристов, гарцующих под стенами города.

Здесь и нашёл их один из членов Совета восьми, управлявших Орхоменом.

– Приветствую тебя, благородный лохагос...

– Эгерсид.

– И вас, благородные спартиаты. Как вовремя вы пришли!

– Где полемархи Горголен и Теопомп?

– Благородные полемархи отправились в Локриду успокаивать волнения, возникшие в некоторых её городах благодаря злокозненным проискам фиванских демократов.

– И увели с собой все войска?

– Кроме тех, кто нездоров. Их десятка два-три.

Всё стало ясно. Противник вознамерился захватить лишённый спартанских войск город. Значит, нужно ждать его пехоту. А до её подхода – организовать оборону и восстановить силы.

– Но я человек невоенный, – продолжал орхоменец. – В моём ведении общественные зрелища. Тебе лучше поговорить с нашим стратегом.

Количество людей на стенах между тем увеличивалось. Есть кое-как вооружённые мужчины, но больше женщин, детей и стариков. Вышли поглазеть на приближающуюся опасность. Редкие городские стражи исчезли в этой массе бесполезных в бою людей.

Сквозь толпу пробирался военный орхоменский сановник в доспехах.

– Мы видели, – сказал он лохагосу после обмена приветствиями, – ваш бой с кавалерией противника. Ловко вы от неё ушли.

Ирония местного аристократа не осталась незамеченной. Но не время препираться.

– Сейчас под стенами только кавалерия. Скоро подойдёт пехота. Несколько тысяч. Сколько воинов можешь выставить ты?

На лице стратега появилась озабоченность.

«Должно быть, он полагал, что фиванские всадники погоняются за спартанским лохосом и уедут восвояси», – подумал Эгерсид.

– Несколько сотен, – ответил орхоменский военачальник.

– Для такого города нужно знать их число с точностью до десятка. Вот что. Я назначу пентеконтерам боевые участки на стенах, и они будут отвечать за их оборону. Своих людей предоставишь в наше распоряжение. Моим гоплитам постелить постели прямо на их боевых местах – пусть спят четыре клепсидры. Убрать со стен зевак, доставить сюда все метательные машины из арсенала. И кипятите воду в котлах – демократы могут пойти на штурм с ходу! Уже через четыре клепсидры!

Спартиаты, опираясь на копья, поднимались на стены. Многие только сейчас увидели, сколько вражеских всадников кружится близ города, и осознали опасность, от которой увёл их лохагос.

Горожане сами, не дожидаясь указаний, несли им горшки с похлёбкой, варёными бобами, куски хлеба, сыра, мяса, мехи с вином. Поев, воины засыпали на войлоках, шкурах или вязанках соломы, укрывшись своими красными плащами... Эгерсид, напрягая волю, боролся с нечеловеческой усталостью. Отдыхать рано. Нужно осмотреть стены, определить возможные направления штурма, организовать оборону...

* * *

Беотийская пехота подошла позже, чем предполагал лохагос. – Нам не хватило нескольких мгновений, чтобы догнать и сокрушить спартанскую колонну, – оправдывался перед Пелопидом эпистолярий.

Тот же, узнав подробности боя, обрушился на командира головной илы.

– Почему не пошли на спартиатов врукопашную, почему не насадили своих коней и себя на их копья и пропустили врага в Орхомен? – бушевал Пелопид.

– Не время ссориться сейчас, – вдруг вмешался один из командиров беотийского ополчения. – Лучше начнём штурм Орхомена.

Пелопид взглянул на него с сожалением. Штурм? С одним «священным отрядом»– только он, помимо бесполезной при штурме стен кавалерии, представляет настоящую боевую силу – против метательных машин, котлов с кипятком и горящей смолой, спартанского лохоса и орхоменского ополчения? А главное, войска полемархов Горголена и Теопомпа в любой момент могут появиться и нанести сокрушительный удар осаждающим.

Беотийские ополченцы? Вон они, бродят по бестолково устроенному лагерю. Пока ещё это не войско. Всего лишь материал для войска. Вслух же сказал:

– Мы рассчитывали внезапно занять Орхомен. Теперь это невозможно. Подготовка к штурму займёт несколько дней – у нас нет даже лестниц. Тем временем подойдут Горголен и Теопомп. Готовьтесь выступить к рассвету!

Утром беотийцы ушли, оставив после себя многочисленные пятна от костров. Эгерсид, глядя на них с боевой башни, даже испытал нечто похожее на досаду: за прошедшее время удалось неплохо подготовиться к обороне, можно было рассчитаться с фиванцами за бег к Орхомену.

– Враг не решился вступить в схватку с доблестными сынами Спарты и Орхомена! Он бежал!

Торжественный голос принадлежал местному стратегу.

– Теперь можно отдохнуть, – приветливо улыбнулся лохагос. С его точки зрения орхоменский военачальник вёл себя безукоризненно – незаметно исчез и не мешал готовиться к бою.

– Позволь, лохагос, пригласить тебя в мой дом. Там ты встретишь подобающую заботу и уют.

Эгерсид не стал отказываться. Короткий сон в начале ночи трудно считать отдыхом.

– К обеду мне понадобится два десятка всадников.

– Горголен и Теопомп забрали с собой всю нашу кавалерию, но... Я постараюсь… Прибыли командиры, – за утренними указаниями, как было заведено.

– Фиванцы ушли, – фразы Эгерсида звучали тяжело, вновь наваливалась усталость. – Мы должны знать, куда и зачем. До обеда отдыхать, затем – одна клепсидра на сборы, и выступаем. С собой иметь продовольствия на три дня.

Дом стратега напоминал небольшой дворец. Услужливые рабы и рабыни засуетились вокруг Эгерсида. С поклонами приняли они оружие лохагоса, пропотевший пыльный плащ, расшнуровали сандалии и отвели в нагретую баню.

Две стройные рабыни орудовали морскими губками и скребками из слоновой кости, поливали усталое тело густым отваром мыльного корня и горячей водой, старательно размяли каждый мускул. Чисто вымытого спартиата вытерли широким полотнищем и умастили розовым маслом.

Когда облачённый в просторное одеяние лохагос возлёг за обеденный стол, появилась третья девушка. Ударив по струнам кифары, она запела, а две другие закружились в медленном танце.

Яства были приготовлены превосходно, Эгерсид никогда в жизни не пробовал ничего подобного, тем не менее остался верным своему обыкновению вставать из-за стола слегка голодным. Он поднялся и рабыни тут же подхватили его под руки и отвели в комнату для гостей к свежезастланному ложу. Ловко разоблачив Эгерсида, девушки уложили его в постель и мигом избавились от своих пеплосов, явно намереваясь последовать туда же.

– Здесь мы расстанемся, – пресёк их Эгерсид, у меня осталось слишком мало времени для сна.

– Мы не понравились тебе? – огорчённо воскликнули девушки. – Сами господа полемархи Горголен и Теопомп не давали нам сомкнуть глаз всю ночь и были очень довольны!

– Я всего только лохагос, и не к лицу мне оспаривать лавры полемархов. Не забудьте разбудить меня за одну клепсидру до обеда, иначе я вас накажу!

Эгерсид, засыпая, прошептал слова одного из своих наставников: «Больше всего опасайся, атлет, женской любви в канун состязаний: силы отнимет она исподволь, дав поражения горечь усладе взамен!»

Первым, что он увидел, проснувшись, был его хитон, выстиранный, высушенный и тщательно выглаженный горячими плоскими камнями. Отдых сделал своё дело: поведя плечами, лохагос ощутил заигравшую в них силу. Услужливые рабыни, пришедшие будить гостя, нашли его уже одетым и были вынуждены уступить место брадобрею.

– Несомненно, – размышлял Эгерсид, шагая к городской площади, – лаконский командир определённого ранга, став гармостом в каком-либо городе, быстро привыкает к такому образу жизни. Отказаться от него и снова вернуться к спартанскому уже трудно. Довольно скоро гармост и его окружение не представляют себе жизни без подношений, роскоши и развлечений – всего, что дают им местные власти. Последние же таким образом незаметно подчиняют себе спартанскую силу и используют в своих интересах.

На площади стоял построенный к походу лохос без одной эномотии – её оставили для гарнизонной службы. Гружёных вьюками лошадей и мулов с погонщиками разместили в прилегающей улочке.

Восемнадцать орхоменских всадников – юношей из аристократических семей – в нарядной одежде, шлемах, украшенных перьями и султанами из конского волоса, – восхищённо смотрели на спартанского командира, слухи о воинском искусстве которого разнеслись по городу.

Эгерсид взглянул на их восторженные полудетские лица и твёрдо решил запретить им вступать в бой с матёрыми конными рубаками фиванцев. Принял короткие доклады пентеконтеров. Поблагодарил орхоменского стратега за работу (догадывался: вырвать юношей-всадников из семей было нелегко) и гостеприимство. Наказал остающемуся в городе эномотарху старательно заниматься военным обучением орхоменцев. Короткая речь-обращение к отдохнувшим повеселевшим гоплитам – и лохос двинулся к городским воротам.

Эгерсид отказался от предложенного ему коня и шагал с копьём на плече в голове колонны.

Командир небольшого отряда орхоменских всадников шёл рядом, держа под уздцы тонконогого скакуна, и жадно внимал указаниям лохагоса.

– Запомни: строго запрещаю вам подходить к противнику ближе, чем на два выстрела из лука, – наставлял его Эгерсид. – Ваша доблесть сегодня состоит в том, чтобы незаметно обнаружить противника, выяснить, что он делает, пересчитать и доложить мне!

Золотисто-алая колонна прошла более тысячи шагов от городских стен, прежде чем лохагос выпустил вперёд три конных разъезда и приказал ускорить движение.

– Не сделать ли нам такой же переход, как той ночью? – предложил Антикрат. – Накроем фиванцев прямо в их лагере.

– Не получится, – ответил Эгерсид, – они превосходят нас более чем в десять раз только по пехоте. Кавалерию ты и сам видел. Тут даже внезапность не поможет. Разве что нам попадётся их арьергард при благоприятных обстоятельствах. Вот если бы я знал, почему фиванцы отходят не в Беотию, а в противоположную сторону, рискуя столкнуться с войсками наших полемархов Горголена и Теономпа?

* * *

Разгадка вопроса таилась в особенностях местности этой части Эллады: фиванцы, разумеется, знали её лучше лаконцев. Недавние дожди вызвали разлив реки Мелан, и теперь через его бурные, мутные воды могли переправиться разве что отдельные смельчаки и умельцы, но никак не всё войско.

Кипевший переживаниями неудачи Пелопид был вынужден избрать кружной путь через Тегиры.

– Возвращаемся бесславно, ничего не сделали, только сандалии износили! – восклицал беотарх.

– Хватит терзать себя и других, – успокаивали его ехавшие рядом командиры. – На эпистолярия и гиппарха уже смотреть жалко. Кто же мог знать, что спартиаты будут так шагать?

Колонна между тем втягивалась в долину, столь тесно сжатую прилегающими склонами, что её чаще называли Тегирским ущельем. Разведки и охранения не было – Пелопид забыл о них в пылу гнева, а эпистолярий – от расстройства.

– Что это? – беотарх привстал на стременах.

Навстречу им с противоположной стороны ущелья двигалась другая колонна. Поблескивают шлемы, острия копий.

Красные плащи! – воскликнул гиппарх. – Мы наткнулись на противника!

– Скорее, противник на нас, – ответил Пелопид.

Спартиаты тоже остановились. Ширина ущелья не позволяла построиться правильной фалангой, и они просто вздвоили ряды, а вторую мору выдвинули из глубины и поставили рядом с первой. Голова спартанской колонны, вбирая силу из хвоста, стала пухнуть, превращаясь в ударный кулак.

Пелопид, также не теряя времени, вздвоил ряды «священного отряда». В этих бойцах он был уверен. Другое дело – беотийские ополченцы, азартные и недисциплинированные. Не стоит ждать, пока спартиаты завершат приготовления.

– Твоё время, – обращается Пелопид к гиппарху. – Приказываю атаковать противника, воспретить его развёртывание в монолит и обеспечить атаку главных сил!

Иначе нельзя: так они стоят в ущелье – кавалерия, за нею – грозно-молчаливый «священный отряд», дальше шумят и волнуются толпы ополченцев.

Каменистое ложе долины вздрогнуло от гулких ударов копыт нескольких сотен коней. Фиванские всадники, размахивая дротиками или выставив вперёд копья, пошли в атаку.

Лаконцы, не дожидаясь окончания перестроения, испустили дружный клич и устремились навстречу скачущей кавалерии! Только передние всадники смогли применить своё оружие. Лошади шарахались от множества сверкающих лезвий, нацеленных им в грудь и в шею, храпели, падали на задние ноги.

Закованная в бронзу орущая масса человеческих тел тяжело наседала, кромсая острой сталью людей и животных. Задние всадники сначала напирали, а затем стали отворачивать лошадей в сторону, пуская лошадей, насколько это было возможно, по крутым склонам. Назад пути не было – Пелопид взмахом меча уже двинул колонну «священного отряда» и она приближалась, перейдя на мерный, тяжёлый бег. За ней с гиканьем и свистом поспешали толпы беотийских ополченцев.

Полемарх Горголен крутым дуговым ударом вонзил клинок в конскую шею, одновременно закрывшись щитом от удара всадника, и мгновением позже мощным толчком того же щита повалил на землю коня вместе с наездником. Тела обоих исчезли под ногами гоплитов.

– Теопомп, наконец-то Зевс внял моим мольбам, – обернул он к приятелю всклокоченную бороду, – и поставил этих бездельников под наши мечи всех разом!

Теопомп не ответил: прыгнув вперёд, он наступил на споткнувшегося фиванца и ударом меча под шлем снёс ему голову.

Всадники очистили путь, но... этот грохот металла. Фиванская тяжёлая пехота совсем близко!

Могучий рёв одновременно вырвался из сотен глоток. Два встречных людских потока, зажатых горными склонами, яростно сошлись.

«Священный отряд» сумел сохранить плотность строя, равнение в рядах и шеренгах, а кроме того, набрал большую, чем противник, скорость для удара. Фиванская колонна вонзилась в расстроенные боем порядки спартиатов.

Горголен и Теопомп отчаянно рубились, подавая пример своим бойцам. Но на этот раз они встретили действительно достойного противника.

Фиванцы не дрогнули, не остановились; они смело шли на лаконскую сталь. Строй «священного отряда» был плотнее, а потому на каждое спартанское копьё приходилось два или три фиванских.

Выпад Горголена был коротким, тяжёлым и быстрым, как бросок матерого вепря-секача. С утробным рычанием устремил он свой меч туда, где меж низким наличником шлема и краем панциря виднелась незащищённая шея фиванского бойца-сокрушителя.

Заметил ли гигант угрозу или уловил её острым чутьём воина, но клинок лишь оставил след на бронзе украшенного ненавистной «теттой» щита.

Никогда не узнает спартанский полемарх, как в ближнем бою провести клинок под щит противника для неотразимого укола снизу вверх, потому что именно так ответил фиванец. Сталь острия вонзилась под бороду, рассекла гортань, корень языка и пробила свод нёба. Сильным рывком Пелопид выдернул клинок и толкнул локтем привалившегося к нему мёртвого Горголена.

Тут же на место убитого встал Теопомп. Нанося и отражая удары, он призывал пятившихся спартиатов не отдавать врагу труп Горголена.

Кажется, полемарху удалось остановить гиганта, но справа и слева обтекают их бойцы «священного отряда». В тот же миг тяжкий удар меча просекает шлем Теопомпа. Взревев, Пелопид переступил через поверженного противника и вновь устремился в гущу схватки.

Дрогнули лаконцы, видя гибель обоих полемархов. Было среди них много периэков, для которых слова «Со щитом или на щите» значили куда меньше, чем для рождённых в Спарте. Пути назад не было – из глубины напирали массы воинов, ещё не знавших о случившемся. И тогда в поисках спасения они обратились к склонам гор, красными брызгами разбегаясь перед фиванским строем.

«Священный отряд» покатился вперёд, коля, рубя и топча тех, кто не успел убраться с его смертоносного пути. За ним валило беотийское ополчение, ещё более фиванцев опьянённое одержанной победой.

Пелопид, сдвинув шлем на затылок, повернул колонну в проход, где на склонах стояли оцепеневшие от поражения, лишённые командиров лаконцы. Теперь плотный строй не нужен – фиванцы и их союзники бежали толпой, потрясая оружием.