Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)

– Теперь вы! – И юные спартиаты, обступив свои жертвы, с хохотом последовали примеру ирена...

* * *

– Послушай, Мелест, – Лептин толкал осла, в то время как его приятель пытался затащить упиравшееся животное в дверной проём – что, если мы припрячем часть запасов с повозки только для нас двоих?

– Ничего не выйдет. Разве ты не видел, как любимчик ирена Килон всё время крутился рядом с ней! Наверняка Лисиклу уже точно известно, сколько чего везли илоты. А он не упустит случая лишний раз доказать, что пытаться его обмануть – дело зряшное.

* * *

Агела, построенная в колонну по два, шагала обратно. Идущий чуть в стороне ирен на этот раз позволил такую вольность, как разговоры в строю. Он знал – подростки восхищаются своим вожаком, сумевшим добыть нелишнее дополнение к их скудному рациону, да ещё сопроводить это таким увлекательным зрелищем!

После того как колонна втянулась во двор, Лисикл остался снаружи ограды, не спеша следовать за ней. Шестнадцатилетний крепыш Килон подошёл к своему начальнику и покровителю. Тот, улыбнувшись про себя сообразительности любимца, произнёс:

– Завтра, ещё до рассвета, пойдёшь искать покупателя для осла и повозки. Не вздумай предлагать в городе – хозяин может опознать имущество. Ищи подальше на фермах богатых периэков. Нужно получить полновесные драхмы и оболы[50]50
  Драхма – серебряная монета весом в 4,366 г; ей соответствовали шесть оболов.


[Закрыть], а не железные палки.

– Понял. Скажи, Лисикл, почему ты оставил в живых того, второго?

– Пусть ужаснётся содеянному, когда вылезет из мерзкой лужи, где спит так сладко. Убьют его или односельчане, или хозяин. Мы же видели драку двух пьяных илотов у рощи, один из них погиб, и только...

– Подойди ко мне, Лисикл! – прервал их разговор голос худощавого мужчины, остановившегося, опираясь на посох, шагах в десяти от молодых людей.

– Слушаюсь, педоном[51]51
  Педоном – должностное лицо, ведавшее воспитанием подрастающего поколения.


[Закрыть], – чуть не бегом рванулся к нему ирен.

IV

Мягкий свет небольшого серебряного лампиона изливался на низкий столик эбенового дерева, где до времени покоился жареный с вином барашек. Как только пустел кубок одного из двух возлежащих подле столика пирующих – из тьмы бесшумно возникал молодой раб, и сосуд вновь наполнялся рубиновой струёй благоуханного напитка.

– Клянусь собакой, благородный Поликрат, – обратился Эвтидем к хозяину – мужчине чуть старше шестидесяти лет, – после твоих угощений к чёрной похлёбке тянет не больше, чем к ладье Харона!

Поликрат неторопливо расправил складку роскошного гиматия[52]52
  Гиматий – верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани; надевался обычно поверх хитона.


[Закрыть] и обратил украшенную тугими волнами седин крупную голову к собеседнику:

– Тиссаферн[53]53
  Тиссаферн – персидский сатрап, с которым Спарта вела борьбу за гегемонию над греческими городами Малоазийского побережья.


[Закрыть] в Сузах[54]54
  Сузы – тогда столица Персии.


[Закрыть], куда я сопровождал Анталкида[55]55
  Анталкид – глава спартанской делегации на мирных переговорах с Персией 387 г. до Р.Х.


[Закрыть], пытался разгадать секрет силы спартиатов. Интересовался он не только нашими воинскими упражнениями, но и тем, что мы едим. Анталкид не стал делать из этого тайны. Сатрапу[56]56
  Сатрап – в древней Персии правитель области.


[Закрыть] приготовили чёрную похлёбку – в точности как нашу. Надо было видеть, как плевался перс, отведав варева из бобов с бычьей кровью! На его вопрос, как вообще можно есть такую гадость, Анталкид гордо ответил: «Чтобы оценить вкус нашей пищи, нужно родиться на берегах Эврота!»

– Даже родившись на берегах Эврота, с трудом заставляешь себя глотать эту жижу, и то лишь потому, что она даёт здоровье и силу.

Архонт улыбнулся, погладив роскошную, тщательно завитую бороду:

– Поверь, Эвтидем, то, что стоит на этом столе, даёт ещё больше сил и здоровья. Но сесситии – символ братства всех спартиатов. И ещё пусть они думают о том, как сладко едят чужеземцы. Охотнее пойдут в бой.

Остатки барашка исчезли, зато на столе появилась стайка фаршированных фисташками жаворонков. Некоторое время тишина нарушалась только хрустом нежных птичьих косточек.

– Представляю, благородный Поликрат, какую цену ты заплатил за своего повара. Я уверен, в Спарте второго такого не найти. – Эвтидем вытер жирные губы тыльной стороной ладони.

– Вовсе нет. Всего лишь жизнь его прежнего владельца, богатого фиванского бездельника. Негодяй путался с демократами, и достойные граждане, – улыбка шевельнула олимпийскую бороду, – сторонники олигархии, указали на него сразу же, едва мы встали в Кадмее. Правда, почти всё богатство этого болтуна прибрал к рукам Лисанорид.

Один из трёх гармостов, и наиболее влиятельный из них? Говорили, он был очень богат. Что, впрочем, не спасло его от суда и изгнания за позорную сдачу крепости. Пусть даже и не он был главным виновником потери Фив, а его казнённые товарищи.

– Ты думаешь? Все трое несчастных виновны в том, что прозевали дерзкую выходку демократов. Но – об этом мало кто знал – именно Лисанорид убедил остальных уступить фиванскому сброду. А ведь мы могли бы их разбить...

– Так почему же вы ушли без боя? – Эвтидем вытянулся к ложу хозяина, будто почуявшая дичь охотничья собака.

– Ты уже догадался сам, Эвтидем. И в живых он остался, отделавшись изгнанием, по гой же причине...

– Золото? Ты говоришь, фиванцы купили спартанского военачальника?

– А подсудимый купил жизнь. Угощайся, этот сыр превосходен. И так подчёркивает вкус вина.

С растерянным видом эфор отправил кусочек в рот и некоторое время жевал; затем отхлебнул из кубка.

– Ты это знал?

– Я знал Лисанорида. Знал и тех, кто его судил. Сейчас никого из них уже нет в живых.

– Говорят, – добавил после небольшой паузы Поликрат, – бывший гармост благоденствует ныне в прекрасном поместье где-то на берегах Нила. Богатство спасло ему жизнь. Скорее всего, Лисанорид с радостью отправился в изгнание туда, где роскошь не зазорна.

Глаз олимпийца, неожиданно прищурившись, глянул на эфора коротко и остро. Эвтидем несколько мгновений что-то соображал.

– Мудрый Ликург, – наконец произнёс он, – оградил нас своими законами от роскоши, чтобы не ослабли тела и дух спартиатов. Но это, конечно, относится к тем, кто должен идти в бой и крепкой рукой заставлять илотов обрабатывать клеры. А почтенные архонты и другие лучшие граждане должны быть награждены за тяжёлый труд на благо отечества! – завершил эфор так, словно выступал перед народным собранием.

– Между тем есть крикуны, всегда готовые усмотреть в этом нарушение заветов предков.

– И кто же это?

– Пентеконтер Эгерсид, сын Демофила. Он осмеливается открыто говорить, что такие, как я, подтачивают могущество Спарты, заявляет о необходимости увеличения литургии[57]57
  Литургия – общественная обязанность, поручение.


[Закрыть] для состоятельных граждан – как будто не из моих мастерских вышла добрая половина лаконских клинков!

Эвтидем не стал скрывать своих чувств:

– Это не всё, мой благородный друг. Мне известно, гордец хочет прекратить криптии – мол, илоты помогали нам в последней войне, – а периэков уравнять в правах со спартиатами.

– А это уже преступные слова! Вот кто подрывает устои Спарты! – Пока только слова. А жаль! Иначе мы бы уже осудили и казнили его.

– Ты должен вынести обвинение Эгерсиду уже сейчас!

– Хочу. Но пентеконтер слишком популярен, особенно среди молодёжи.

– Он такой же смутьян, как его дед и отец!

– Недавно я видел этого возмутителя умов. Когда проверял войска, предназначенные для отправки на север к Клеомброту. Вот и наш пентеконтер со своим пентекостисом промарширует туда же.

– Вот-вот, отправится к своему покровителю. За что его любит царь?

– Не могу понять. – Эвтидем вытянулся на спине, заложив руки за голову. – Выяснить бы, есть ли у него долги...

– Уже выяснил. Нет. Пока.

– Вот если бы он стал гипомейоном[58]58
  Гипомейоны («опустившиеся») – свободные спартиаты, утратившие свой клер (земельный надел) и не способные делать взносы на общие обеды.


[Закрыть]... Для него это – хуже казни. Ты бы смог так сделать, Поликрат?

– С твоей помощью. Должно быть, пора объявлять войну илотам, священную и тайную, не так ли, эфор?

– Пусть шагает пентеконтер к Коринфу, – вещал в потолок сотрапезник. – А вернётся – не сможет даже взнос в сесситию сделать со своего пустого клера! Правда, ему поможет Клеомброт.

– Придумаем, как удержать на это время царя подальше от Спарты.

Вновь заработали мощные челюсти, лилось вино в могучие глотки, способные рёвом перекрыть шум урагана. Эвтидем догадывался, что судьба своевольного Эгерсида – ещё не всё, ради чего влиятельный архонт пригласил его и устроил такое угощение. A-а, вот оно!

– Ты ведь знаешь, дорогой друг, я всегда добросовестно исполнял литургии. В минувшем году на мои средства построена и оснащена быстроходная триера! Буду делать всё, что от меня зависит, и впредь. Но дела идут всё хуже. Здесь, – Поликрат неопределённо мотнул головой, – за труд моих рабов предлагают только железные прутья. Над этой «монетой» давно смеются во всей Элладе.

– Но есть специальное постановление Герусии. Тебе разрешено торговать – не оружием, конечно, – с другими городами.

– Много ли получишь за медный таз для омовения ног или какой-нибудь треножник? Выручка не окупит даже пищу, что съели изготовившие их рабы. А доставка готовых изделий? А во что обходится содержание моих людей в чужом городе, пока они распродадут весь товар? Уж лучше отдать его за бесценок перекупщику – тоже прямой убыток, зато хлопот меньше, – печальным голосом объяснял Поликрат начинающему скучать гостю трудности на пути ремесла и торговли. – Видно, суждено мне распродать рабов и закрыть мастерские, жить доходами моего клера... Только тогда уже не смогу я построить для родного города быстрый корабль, не снаряжу его воинов угодным Нике оружием!

– Чего же ты хочешь, Поликрат? – с лаконской прямотой спросил Эвтидем.

– Продать некоторое количество оружия за пределами Спарты.

Откровенность архонта заставила гостя невольно вздрогнуть, хотя он и подозревал, куда клонит щедрый хозяин.

– Знаю, – продолжал тот, предупредив попытку Эвтидема высказать своё отношение к коммерческим проектам старого эпибата, – ты скажешь, что закон запрещает подобные сделки. Но только потому, что отменная лаконская сталь может обернуться против Спарты. Если же оружие будет отправлено далеко... очень далеко от Эллады, то дух закона будет соблюдён.

Архонт бросил взгляд на гостя: согласен ли он с его мыслями или только прикидывается простаком? Лицо Эвтидема было непроницаемо серьёзно – словно и не на пиршественном ложе!

– Так чего же ты хочешь от меня, Поликрат?

– Мои мастерские хорошо поработали в последнее время. Скопилось немало мечей, панцирей, шлемов, наконечников копий и другого. Есть возможность выгодно продать всё это. Но необходимо выполнить всё в тайне – обоз с оружием должен быстро и беспрепятственно прибыть в Гифий[59]59
  Гифий – порт на юге Пелопоннеса, в Лаконском заливе.


[Закрыть], там груз следует немедленно перенести на ожидающий корабль, после чего тот сразу же выйдет в море. Влияние эфора должно оградить повозки от досмотров. Разумеется, его вознаграждение будет соответствующим. Здесь, если повезёт, добыча составит не менее трёх тысяч драхм[60]60
  Три тысячи драхм – около 13 кг. серебра.


[Закрыть].

– Для тебя, Поликрат?

– Для тебя, Эвтидем!

– Огромная сумма, – не смог скрыть изумления эфор.

– Я не стал бы тревожить тебя из-за мелочи.

– Всё же... всё же... поверь, мне хотелось бы помочь, но...

– Но я понимаю тебя. Не стоит спешить с ответом. Подумай, не будем больше говорить о делах; мы совсем забыли о том, что надо есть и пить. Харикл, принеси другого вина, того, что я получил из Лидии в засмолённой амфоре.

Богатство, конечно, привлекательно – думал Эвтидем, – можно иметь дом как у Поликрата, пить такое же вино, а при случае – выйти из затруднительного положения, как Лисанорид. С другой стороны, приобретая серебро путём, предложенным гостеприимным хозяином, можно вызвать именно этот нежелательный случай... Тогда – прощай пост эфора, которым так гордится не только он, Эвтидем, но и весь его род. Вместо чести и уважения – позор. В глубине души Эвтидем завидовал гармостам, подчас полновластным хозяевам в городах – союзных Спарте или оккупированных её войсками. Их положение позволяло практически законным (то есть таким, на который закрывают глаза эфоры и Герусия) способом сколотить приличное состояние. Сам же он не успел побыть наместником Спарты. Ни в одном мало-мальски доходном местечке – этому, как ни странно, помешало возвышение, выведшее недавнего полемарха[61]61
  Полемарх – командир моры, высшего соединения спартанской армии численностью в 1024 тяжеловооружённых пехотинцев.


[Закрыть] на вершину общественной пирамиды. Эфор объяснял его благоволением богов; и вот, оказывается, один из милостивых к нему олимпийцев расположился на пиршественном ложе по соседству.

– Забудем о делах, довольно утомлять себя заботами, наоборот, отдохнём от них, – рокотал Поликрат и потчевал гостя. Кажется, ничуть не огорчён отказом Эвтидема.

– Память об Элевсине, – говорил хозяин, заметив, с каким интересом разглядывает гость кувшин, формой и цветом удачно вписывающийся в обстановку комнаты. – Побудь некоторое время один, полюбуйся этими сосудами. Харикл!

Рука олимпийца охватила талию юноши, помогавшего ему покинуть пиршественное ложе, затем скользнула ниже; так, крепко прижимая к себе раба, архонт вышел из комнаты.

Расширив ноздри, Эвтидем вдохнул благоуханную волну, донесённую лёгким движением воздуха; оно же заставило его обернуться. Женщина, чьё тело просвечивало сквозь полупрозрачное фиолетовое одеяние, казалось, вышла из тени. Ещё полшага стройной ноги, обвитой почти до колена тонкими серебристыми ремешками сандалий на высоких каблуках – такие носят женщины Крита – и красавица ступила в золотую сферу света лампиона. Миг – и высокая затейливая причёска превратилась в сверкающий искрами густой водопад иссиня-тёмных волос, представив новые грани той красоты, чью загадку силился постичь ошеломлённый эфор.

Эвтидем заворожённо следил за пластичными, грациозно-хищными движениями. Потянувшись на ложе, он попытался поймать фею ночи, но та легко, танцуя, избежала объятий и оказалась за спиной эфора. Словно почувствовав, что нетерпение высокопоставленного гостя может перерасти в раздражение, незнакомка оказалась рядом. Эфор подхватил её на руки, такую не похожую ни на крепких, хорошо сложенных, но грубоватых спартиаток, ни на тех смятенных, с маской ужаса на лице женщин, которых силой брал он в захваченных городах, ни на скучных в своей покорной готовности к услугам домашних рабынь.

Умелый воин может легко понять, что довелось ему скрестить оружие с искуснейшим бойцом; в этой схватке, почувствовал эфор, он встретил настоящего мастера. Ну что ж, пусть покажет своё умение...

V

– Откуда вернулась агела? – спросил Гестией почтительно склонившего голову ирена.

– Только что показал юношам действие неразбавленного вина. Двое илотов напились так, что один из них убил другого в пьяной драке. Я объяснил всю пагубность этой опасной склонности, как ты меня и учил.

Педоном внимательно выслушал молодого спартиата. Угодить бывшему эномотарху[62]62
  Эномотарх – командир эномотии.


[Закрыть], желчному и придирчивому, было нелегко. Но сейчас удовлетворение тенью коснулось его лица.

– Хорошо. Теперь ты выполнишь более сложную воспитательную задачу – криптию.

Лисикл вскинул голову: успешно проведённая охота на людей значительно поднимет цену ирена в глазах мужей зрелых и облечённых властью.

– Человек, который передаст тебе ещё до полуночи это, – Гестией показал сердоликовую гемму[63]63
  Гемма – небольшое рельефное изображение на камне.


[Закрыть] с изображением быка, – приведёт вас к деревне и укажет дома, где живут подлежащие уничтожению илоты. Но он – только проводник, не больше! За успех отвечаешь ты, запомни!

Ирен слушал, скрывая обуревавшие его чувства: в случае удачи педоном, пользующийся авторитетом среди членов Герусии, сделает так, чтобы Лисикл возглавил эномотию, в которую превратится подросшая агела, а не встал рядовым гоплитом в строй сверстников. Трудно будет Гестиею отказать любимому помощнику!

– Подберёшь десять человек, больше не надо. Оружие получишь сразу после захода солнца в арсенале, – продолжал педоном, – выйдите до рассвета. Доложишь о действиях каждого – слышишь – каждого юноши.

– Я сделаю, Гестией, – твёрдо ответил Лисикл. – Сделаю всё, как ты сказал.

– Сделаешь, – подумал педоном, глядя вслед молодому спартиату, идущему готовить агелу к испытанию не только жестокому, но и опасному – бывало так, что намеченные жертвы вдруг показывали зубы и менялись местами с охотниками. Число юношей, отправившихся на криптию, не всегда совпадало с числом вернувшихся.

Конец летней ночи был ещё не близок, когда небольшая колонна из десяти юных спартиатов, их ирена и проводника, благополучно миновав городскую стражу, достигла окраин и устремилась к югу.

Шли бы ещё быстрее, будь ноги проводника столь же проворны, как у юношей. Минувшей ночью вся агела почти не сомкнула глаз – как те, на кого пал выбор ирена, так и те, кто, завидуя товарищам, утешал себя надеждами принять участие в следующей вылазке. Но Лисикл не собирался давать длительного отдыха, – по крайней мере себе, Килону и проводнику.

– Мы втроём, – объявил он, – разведаем подступы к деревне, пока до захода солнца ещё далеко, и возглавляемая Лисиклом тройка, укрывшись в густом кустарнике, всматривалась в противоположный берег и напрягала слух, пытаясь определить, нет ли поблизости нежелательных свидетелей.

Предосторожность оказалась нелишней – по узкой тропинке, змеившейся к воде, покатились мелкие камешки и комочки сухой глины; послышался шорох шагов.

Аграна, придерживая на плече кувшин, осторожно, боком спустилась к воде. Никто не встретился ей недлинной дорогой от дома к берегу. Отец и мать очень не любили отпускать её одну, пугали страшной Эмпузой; та только и ждёт, когда одинокая девочка пойдёт по тропинке – тут-то она и бросится на неё из-за деревьев! Правда, с некоторых пор пренебрежение требованиями родителей прекратились. Заслуг Эмпузы в этом не было, просто год назад Аграна встретила на окраине деревни Пистия.

Глаза старосты, казавшегося девушке пожилым человеком, вдруг загорелись жёлтым светом, рот перекосила улыбка сатира.

– Видали, – услышала девушка, как распространялся Пистий перед своими приятелями, – какой зад? Девчонку уже пора укладывать под кустом, а давно ли она скакала на одной ноге?

Девичье чутьё подсказывало Агране, что участившиеся встречи со старостой не были случайны. Однажды он подстерёг её по дороге к воде, там, где тропинка входит в неширокий лес.

– Не страшно идти к реке одной?

– С тобой страшно, – откровенно призналась девушка.

– Вот, – забежавший вперёд Пистий протянул ожерелье из красноватых каменных кругляшков, – твоим будет...

И вдруг обвил её талию длинными руками. Инстинктивно откинувшись на удерживающей её руке назад, девушка распрямилась подобно молодому деревцу и резко ударила Пистия по голове дном сосуда. Староста, не ожидавший такого поворота событий, схватился за разбитое лицо. Аграна, бросив кувшин, неслась к дому, как пуля из пращи. Пистий быстро оправился от удара и рванулся было за ней, но поранил ногу о черепки разбитого кувшина. Да и преследовать девушку на открытом месте не решился: ещё увидит кто из деревни.

Рыдая, Аграна рассказала всё, и вскоре отец имел разговор со старостой, после чего тот перестал появляться на дороге к реке. Тем не менее ходить к берегу одной уже не очень хотелось, но сегодня придут гости и некогда ждать, пока кто-нибудь ещё соберётся за водой. Сегодня она увидит Состена. Девушка улыбнулась предчувствию встречи, доставая из реки потяжелевший сосуд. Затем Аграна отошла чуть ниже по течению, развязала пояс-верёвку и выскользнула из пеплоса. Немного поплавав так, чтобы не замочить уложенных в узел волос, вышла из воды и встала на ярко освещённой солнцем полоске берега. Накинув одежду на охлаждённое тело, Аграна подняла на плечо сосуд с водой и, старясь ступать плавно, поспешила в обратный путь.

Три пары глаз напряжённо следили за ней с противоположного берега. Лисикл, тяжело и часто дыша, непроизвольно с такой силой стиснул руку Килона, что тот скривился от боли. Ирену внезапно стало жарко. Сглатывая слюну, пожирал он девушку безумным взглядом. Лежать стало неудобно. Как и все спартиаты, Лисикл довольно часто видел женскую наготу: обнажённые сверстницы выполняли упражнения в гимнасии вместе с юношами, ничуть не стесняясь их присутствия. В большинстве своём худощавые, узкобёдрые, с хорошо развитыми плечами и едва заметной грудью они были похожи на мальчишек-подростков. Подчас, глядя со спины, только по стриженым головам (девушкам позволяли носить длинные волосы) и можно было отличить юных спартиатов от их жилистых ровесниц. Девушка на берегу была так не похожа на дочерей свободных спартиатов; они бы осудили её широкие бёдра, посмеялись над слишком крупной грудью. Впервые Лисикл ощутил могущество пламени, которым женщина способна опалить мужчину, даже не подозревая об этом!

– Если... переплывёт реку... выйдет на берег... увидит нас... придётся убить... – мелькнула перемежаемая тяжёлыми ударами крови в висках мысль. Выждав немного после того, как девушка ушла, дал команду на переправу. И не узнал собственного голоса, ставшего вдруг сдавленным и тонким. Лицо пылало; казалось, его лижут языки огромного костра.

Поднявшись по склону, тройка остановилась у кромки узкого леса, внимательно осматривая открывшееся взору пространство. В полутора-двух сотнях шагов впереди виднелась фигурка девушки с кувшином на плече. Не выходя из-за деревьев, троица проследила, как подошла она к стоявшей на отшибе хижине и скрылась за забором из дикого камня. Поднимавшийся из-за него дымок говорил, что там готовится пища.

– Самые опасные смутьяны живут в этом доме, – услышал Лисикл надтреснутый голос проводника, – и вон в том, – корявый палец указал на крайний домик деревни, что ближе остальных стоял к первой хижине.

– Есть ли там собаки? – обратился он к проводнику.

– В ближнем доме уже нет. Ей перебили хребет палкой несколько дней назад. Пса, охраняющего дом на краю деревни, тоже должны были убить, но точно мне неизвестно.

– А мне должно быть известно. Ты пойдёшь и узнаешь. – И не думай сбежать, – продолжал Лисикл, – найду, где бы ты ни прятался. Доложу, что ты навёл нас на засаду илотов. Мне поверят.

Проводник тоже поверил безжалостным серо-голубым глазам ирена.

– Хорошо, – ответил он, – но знай, господин, ты грубо нарушаешь правила. Стоит илотам о чём-либо догадаться, и тем, кто будет приходить за их жизнями после вас, придётся гораздо труднее. Вспомни ирена Деифоба и пятерых благородных юношей, пропавших с ним в прошлом году...

– Делай, что говорят, – оборвал его Лисикл. – Сведения доставишь в лагерь, едва начнёт смеркаться. Не позже. Уходим, – бросил он Килону, и оба бесшумно исчезли за стволами деревьев.

Обратный путь длился дольше – ирен сделал крюк, чтобы выйти к роще с другой стороны и проверить охранение. И сам он, и Килон смотрели в оба, приближаясь к лагерю, но не смогли обнаружить ни малейших признаков людей. Лисикл громко хлопнул в ладоши два раза подряд и, сделав паузу, ещё раз. Пропавшие, а вернее, умело скрывшиеся юноши бесшумно появились вокруг – кто из-за ствола ближайшего дерева, кто мягко спрыгнул с ветвей, кто умудрился проскользнуть в такое узкое дупло, что никому бы и в голову не пришло искать там человека.

– Мы давно заметили вас и успели укрыться. Но ведь ты и не пытался подойти незаметно, – выступил вперёд Мелест. Ирен удовлетворённо кивнул, глядя на высокого, почти как он сам, юношу, пока ещё худого и угловатого, но обещавшего через несколько лет стать выдающимся бойцом.

– Похвалю, когда вернёмся в Спарту, – Лисикл улыбался так, чтобы его удовлетворение действиями Мелеста не прошло незаметно для Килона: он очень заботился, чтобы никто, кроме него самого, не имел абсолютного авторитета в агеле, и ловко поддерживал соперничество между молодыми людьми.

После еды Лисикл собрал всех участников криптии вокруг грубого макета местности. Он сам соорудил его из мелких сучьев, комьев земли и лесного мусора, небольшие кучки которого изображали дома илотов.

– Здесь мы, – указал ирен тонким прутом на несколько обломанных веток; воткнутые в землю, они обозначали рощу. – Вот это, на другом берегу Эврота, посёлок илотов. Надо убить всех, живущих в этом и этом домах, – конец прутика упёрся в хижины Притана и Форкина.

В первом, ближайшем к реке, – мужчина, женщина, девушка, мальчишка лет двенадцати и ещё один – пяти лет. Собаки нет. В другом – мужчина и юноша лет пятнадцати. Оба мужчины сильные, а тот, что живёт в доме на окраине деревни, прежде служил в лёгкой пехоте.

Выходим в полночь. Впереди Килон, за ним Мелест и все остальные цепочкой на вытянутую руку друг от друга. Я иду последним. Никаких разговоров, никакого шума! Переплываем Эврот и сосредоточиваемся у ближнего дома. Ты и ты – становитесь у окон. Принимать на мечи всех, кто будет вылезать наружу. Ты, Килон, останешься у двери. Если кому-либо из обитателей дома удастся вырваться и он попытается уйти этим путём, позаботишься о нём. И ещё запомните – девушку только скрутить, зажав рот. Закончив здесь, в том же порядке идём к следующему дому. Идём без шума, но, если собака будет жива и залает, устремляемся к жилищу бегом и действуем, как в первый раз. Вы должны быть быстрыми, как стрелы! Отходим тоже бегом. Сейчас отдыхать. Мелест, позаботься о смене охраны.