Текст книги "Красные плащи"

Автор книги: Вадим Щукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

IX

Ксандр, цепляясь за жёсткие ветви маквиса[141]141
  Маквис – вечнозелёный кустарник.


[Закрыть], скользнул подошвами сандалий по мелким камешкам склона. Вереница повозок простучала колёсами, прошли все, кто её сопровождал, можно продолжать путь.

– Интересно, – подумал он, – я поспешил укрыться прежде, чем обнаружил приближение повозок своими органами чувств: значит, помимо известных, существует ещё одно, непознанное чувство, или мысль уйти с дороги и укрыться на склоне внушили боги?

В последнее время, оставшись один, он не раз ощущал некий внутренний позыв, толкавший его на поступки, казалось бы, необъяснимые обстоятельствами. Юноша научился следовать ему – война испортила нравы людей, и без того несовершенные. Не только разбойник, но просто тот, кто сильнее, мог польститься на кошелёк с остатками серебра, и даже простые крестьяне поддавались соблазну, отлавливая и сбывая работорговцам одиноких путников.

Стройный юноша с крепкими мускулами уже мог постоять за себя сам, но если нападут сразу несколько сильных взрослых людей...

Он внимательно, хотя и незаметно, изучал лица будущих попутчиков, решая, проделать очередной участок пути в одиночку или с какой-нибудь группой торговцев, безошибочно распознавая лукавство в бегающем взгляде, хитрость и вероломство в уголках губ. Истинная псюхе-душа, учил Зенон, отражается в глазах и в лице человека, она обязательно проглянет, как её ни прячь. Если попутчики не внушали доверия, Ксандр продолжал путь один, избегая ненужных встреч.

Неизвестно, что представлял собой только что проехавший обоз, но с тремя мужчинами, которых он видел вчера на постоялом дворе, не хотелось бы оказаться на одной дороге. Было в их покрытых пыльной одеждой телах здоровье диких зверей, а в жестах и движениях – повадки хищников. Взгляды быстрые, сообразительные, беспощадные. К усыпанным металлическими бляхами поясам толстой кожи были привешены ножны тяжёлых ножей – сами ножи были в работе: мужчины отрезали им куски жареного барашка и отправляли мясо себе в рот пальцами, способными раздавить орех. Рядом стояли чёрные длинные посохи, лежали дорожные котомки.

Один из них, метнув пару раз в сторону Ксандра оценивающий взгляд, встал, чтобы о чём-то переговорить с хозяином. Возвращаясь, он задел подкреплявшегося скромным ужином юношу, неожиданно извинился за неловкость и спросил, не в Фивы ли идёт одинокий путник?

Ксандр не моргнув глазом заявил, что путь его, собственно, закончен, и здесь он всего лишь поджидает старших братьев, чтобы вместе идти в свою деревню. Это недалеко, завтра к полудню они будут на месте.

– Ну а вы, верно, направляетесь в Фивы? – в свою очередь спросил он незнакомца.

– Да, у нас там кое-какие дела. Скажи, почему родные отпустили тебя одного? На дорогах неспокойно.

– Отчего же? Я путешествовал вместе с друзьями отца и расстался с ними недавно, – ответил юноша и, сославшись на усталость, отправился ожидать мнимых братьев в снятую им на ночь комнату второго этажа. Надёжно запер дверь посохом, взглянул на узкое оконце – крупному мужчине не пролезть – и улёгся в кробатос. Без шума сюда не войти, а на постоялом дворе, хвала Гермесу, есть и другие люди. Наказал себе встать пораньше и спокойно заснул.

Рано утром Ксандр ушёл через окно, но с чистой совестью – за ужин и ночлег было заплачено. Сейчас, благополучно разминувшись с обозом, он вновь вспомнил о трёх незнакомцах – с каждой подобной задержкой они приближались. Что ж, если верить карте, Фивы недалеко, ещё до заката Солнца можно войти в городские ворота. Иначе придётся ночевать под открытым небом – новая встреча с неприятными попутчиками где-нибудь в гостинице или на постоялом дворе весьма вероятна.

Может быть, юноша и достиг бы цели путешествия к исходу дня, но пришлось ещё раз прятаться – на этот раз от военного отряда. Вот и пришлось встречать вечер не на улицах города, а под листьями платанов, раскинувшихся небольшой рощей близ дороги.

Молодой путник не стал разводить огня; съел захваченную на постоялом дворе лепёшку, кусок твёрдого, как камень, сыра, выпил воды из фляги и забрался в скрытый кустами боярышника хворост. Забросав себя слоем прутьев для тепла и укрытия, он уснул на своём видавшем виды плаще.

Пробуждение было медленным и плавным, как учил наставник. Свет наступающего дня пробивался сквозь прутья, вливая бодрость, но вместе с нею вселял и знакомое чувство тревоги. Человеческие голоса. Совсем близко и неприятно знакомые.

– Нечего даже думать об этом мальчишке. Он был один и сумел тебя провести – значит так тебе и надо.

– Говорю вам, мы заработали бы на нём не одну сотню драхм, а потеряли только один день!

– Глупец, гоняться за сотней драхм, когда тебе обещан целый талант серебра. Станешь богатым человеком! Надо приступать к главной работе, и побыстрее.

– Сделали бы завтра. Сам же сказал, что этот парень ездит здесь каждый день.

– Хватит болтать, за дело. Я уже получил задаток...

Голоса немного отдалились, послышалась какая-то возня.

Ксандр, не дыша, медленно повернулся. Сквозь листья боярышника он различал, как трое мужчин – тех самых, – над чем-то трудятся, засев под платанами у самой дороги. Один из них встал, развинчивая свой дорожный посох.

– Стрелы слишком тонкие, – донеслось до юноши.

– Зато из какого дерева выточены их древки! Твёрдые, тяжёлые, как железо!

– Их тут всего восемь.

– Больше и не потребуется.

– Лезвия мечей слишком гибкие, – заявил другой, со свистом рассекая воздух тёмной сталью.

– Скажи, ты когда-нибудь ещё видел меч, который можно обернуть вокруг тела, как пояс?

– Интересно, где такое оружие делают?

– В Сирии. Привяжите конец верёвки к тому дереву через дорогу, другой поднимите, если всадники будут скакать быстро. Да присыпьте её, чтобы незаметно было.

Всё затихло, только птицы щебетали на кронах деревьев.

Ксандр лежал, не шевелясь в своём убежище: ясно, готовится какое-то злодейство и теперь, если он будет обнаружен, дело не дойдёт даже до продажи в рабство. Его просто прикончат как опасного свидетеля.

Сердце билось так сильно, что юноша слишком поздно услышал приближавшийся конский топот, чьи-то весёлые голоса, беззаботный смех. И вдруг – пронзительное ржание, грохот от падения чего-то тяжёлого, надсадные крики, лязг и звон металла.

Ксандр, разбрасывая прутья, с шумом выскочил из укрытия: если бежать, то сейчас, пока охотникам за людьми не до него! В нескольких шагах от себя он увидел спину лучника – тот пятился, накладывая стрелу на тетиву, а со стороны дороги к нему бежал воин в шлеме и панцире, с коротким блестящим мечом в руке.

Атакующий был человеком высокой воинской доблести: он не пытался спастись и не отвернул, выдержав выстрел в упор. Лишь в последний миг, когда пальцы врага отпускали тетиву, чуть отпрянул в сторону. Может быть, поэтому, а может быть, лучника просто подвели нервы, но стрела вонзилась не в сердце, а выше и левее, под ключицу. Убийца суетливо пытался достать свой большой нож, когда воин достиг его и с маху всадил клинок под ребро. Оставив меч в ране согнувшегося в крючок лучника, он повалился набок, и Ксандр увидел ещё две тонкие чёрные стрелы в его спине.

Слева под платанами шла отчаянная схватка. Двое нападавших теснили мужчину в чёрном хитоне; один из них рубил мечом, другой действовал посохом – нет, это был уже не посох, но короткое копьё со сверкающим наконечником.

Оборонявшийся отбивался узким, довольно длинным, должно быть отличной стали клинком, и видно было, что владеть им он умел. Молниеносными выпадами пугнул одного, другого, заставив их отскочить, и занял выгодную позицию у толстого дерева, обезопасив себе тыл.

Ксандр испытывал возбуждение, но не страх, и ещё неожиданную симпатию к этому отчаянному человеку, чьё смуглое лицо окаймляла небольшая борода. Его положение было нелёгким, так как нападавшие решили добиться своего во что бы то ни стало.

Взгляд юноши упал на другой чёрный посох, лежавший в нескольких шагах от места схватки. Безотчётно повинуясь толкнувшей его силе, Ксандр стремительно схватил его. Не посох, а дротик! Это оружие. Ну, чему учил дядя Притан? Тело и вооружённую руку откинуть назад, глубже осесть на правую ногу; левая рука вытянута вперёд, средний палец смотрит в цель!

Бросок зарождается в правой ступне, набирая силу, волной проходит по телу, превращая руку в рычаг метательной машины. Короткий тупой удар. Дротик вонзился чуть ниже основания шеи меж лопаток. Человек, только что взмахнувший копьём, чтобы убить, убит сам. Он замирает на мгновение, а затем, покачнувшись, тяжело падает наземь. Его товарищ бросает короткий вороватый взгляд назад – что за угроза с тыла? – и остриё меча чернобородого тут же достаёт противника.

Смертельно раненный убийца отступил на пару шагов, зажимая свободной рукой извергавшую поток крови рану.

– Говори, кто тебя подослал? – спросил победитель, приближаясь к нему в боевой стойке. – Не хочешь? Ну, да всё равно тебе умирать, – коротким ударом отбил меч, который противник всё ещё держал слабеющей рукой, и нанёс ему быстрый укол в сердце.

– Ты вовремя подоспел, – обратился он к учащённо дышавшему Ксандру. – Хороший удар! Видна умелая рука, – продолжал чернобородый, вытирая клинок о плащ поверженного юношей врага.

– Я впервые убил человека, – проговорил Ксандр, глядя на лежавшее у ног мёртвое тело. Дротик вонзился глубоко, перебив позвоночный столб и, скорее всего, рассёк верхушку сердца. Голова с буйной гривой волос лежит в небольшой лужице крови, глаза подернуты туманом смерти... дорого же обошёлся так и не полученный талант серебра!

– Ну что ж, зато смотри, каким матёрым волком оказался твой первый. Каковы рост, мускулы! – произнёс незнакомец, бросая в ножны сверкнувший позолотой эфеса меч. – И не огорчайся, что ты нанёс ему удар в спину. Он сам подло напал из засады и вполне заслужил своей участи. Как и тот... – кивнул незнакомец в сторону убитого им, словно объясняя свой поступок. – Эти люди не могут изменить своей природы, подобно волкам, и поэтому подлежат уничтожению, как волки. Но посмотрим, что с моим благородным другом. Вижу, он исполнил свой долг.

Только теперь Ксандр осознал, как молод человек, с которым он встретился этим утром. Всего лишь немногим старше его самого. Но какое самообладание, манера держаться, как он вёл себя во время схватки! Зеленовато-карие глаза полны участия.

– О, мой несчастный Лаг! Три стрелы, – теперь голос был преисполнен скорби.

Ксандр достал свой небольшой нож, приложил блестящее лезвие к губам воина.

– Ещё дышит. Возможно, удастся спасти.

– Чего не скажешь об этом, – незнакомец толкнул оплетённой чёрными ремешками сандалии ногой вздрагивающего, стонущего, сдавленно урчащего лучника.

– Да. Брюшина вскрыта в верхней части широким косым проникающим ударом, разрезаны селезёнка, кишечник, желудок, возможно, задета печень, пробита диафрагма, – вынес беглое заключение Ксандр, рассматривая одну из двух неизрасходованных убийцей стрел.

Наконечник с закалённым остриём и узкими острыми гранями гладкий, отполированный, без зазубрин. Удовлетворённо кивнув, юноша осторожно потянул стрелу, торчавшую у Лага под ключицей, затем извлёк и две остальные.

– Ты говоришь и поступаешь, как настоящий врач, – оценил его молодой человек, склонившись тем временем над лучником; тот всё ещё мелко подрагивал, сжимая окровавленными пальцами рану у торчавшей рукоятки меча.

– Отдай, не твоё, – незнакомец крепко взялся за витую бронзовую рукоять и резко вырвал меч из раны. Хлынувшая кровь обрызгала его ноги. Лучник вздрогнул, в последний раз испустил вздох и разжал сцепленные на животе руки.

Ксандр деловито расстегнул кожаный панцирь Лага, ослабивший удар стрелы, снял шлем и удивился молодости его бледного лица. Казалось, воин столь высоких достоинств должен быть старше.

– Вижу, ты и в самом деле разбираешься в медицине, – услышал он одобрительный голос незнакомца, внимательно наблюдавшего, как умело он промывает раны водой из фляги, накладывает тут же изготовленные тампоны, ловко режет одежду на полосы и делает перевязку.

– Я Ксандр, ученик философа и врача Зенона, – ответил юноша и вдруг, проникшись безотчётным доверием к этому случайно встреченному человеку, поведал о своей жизни.

Раненый между тем зашевелился, раскрыл глаза и протянул руки к своему товарищу:

– Ты жив! Какое счастье... хвала богам-олимпийцам!

– Лежи спокойно, мой верный Лаг. Сейчас я поймаю коня и отвезу тебя в Фивы.

Молодой воин снова впал в забытье, а незнакомец скоро вернулся, ведя коня с переброшенным через его спину телом:

– Фиванский стражник. Получил предназначенную мне стрелу. Другая вошла лошади Лага за ухо почти до самого оперения. Моего коня тоже пришлось добить – сломал ногу, споткнувшись о верёвку. Хорошо, что мы шли коротким галопом, иначе лежать бы мне со сломанной шеей.

– Тряска может повредить Лагу, – вслух подумал Ксандр.

– Ну, так сооруди носилки, – произнёс незнакомец привыкшим повелевать голосом. – Так, значит, ты идёшь к Эпаминонду, – продолжал он, пока юноша из трофейных посохов-дротиков, окровавленных плащей и щита убитого фиванца мастерил приспособление для переноски раненого, – но величайшего из мужей Эллады сейчас нет в городе. Не волнуйся – Филипп, царевич Македонии, предлагает тебе кров и пищу, хотя я и сам гость... и заложник в его доме. Не делай таких удивлённых глаз, – весело прикрикнул он на Ксандра, изумлённо смотревшего, как высокая особа обшаривает трупы. – Я очень бедный царевич. О, да здесь полно серебра! Это моё, это Лага, а это принадлежит тебе по праву войны, держи, – и он бросил юноше кошель сражённого им врага. – Какое оружие! Мечи, что можно прятать в поясах; слышал о них, но вижу впервые. Дротики и стрелы из чёрного дерева, а луку цены нет. Знаю, кто не поскупился на снаряжение убийц, но как теперь докажешь? Носилки готовы? Бери Лага за верхнюю часть туловища, да осторожнее...

Ксандр шагал по дороге к городу и размышлял о превратностях судьбы, заставивших его нести раненого воина вместе с отпрыском царского рода, таким привлекательным и властным, одновременно великодушным и жестоким.

Сегодня он, ученик Зенона, убил человека... «Взяв в руки оружие, ты не заметишь, как перейдёшь тонкую грань между Добром и Злом», – вспомнил юноша слова наставника.

«Но учитель, ныне я послужил Добру, – воскликнул про себя Ксандр, – это настолько очевидно, что даже ты не стал бы порицать меня!»

* * *

Молодые македоняне, обитавшие в доме Эпаминонда, почтительно встретили царевича и с волнением выслушали его короткий рассказ.

– Но происшедшее не является причиной для отмены занятий, – строго закончил Филипп и повёл загрустивших юношей к заждавшимся учителям.

Ксандр, оставшись один, принялся вновь обрабатывать и перевязывать раны Лага, оперируя тем немногим из медикаментов, что имелись в доме. Врач Нестор, прибыв по вызову царевича Филиппа, был приятно удивлён познаниями юноши в медицине, а узнав, чей он ученик, встал из почтения к Зенону:

– Не будь ты послан им к Эпаминонду, я был бы рад видеть тебя своим помощником. Моя ученица Ксения, дочь великого Пелопида, скорбит по отцу и не может заниматься делами...

Он напоил Лага целебным отваром и ушёл, возмущаясь афинянами: арестовать такого учёного, как Зенон! Да как они смели! При этом врач не забыл оставить необходимые лекарства и даже инструменты.

Лаг почувствовал облегчение и заснул, а к юноше подошёл домашний раб, предложил совершить омовение, подкрепиться пищей в трапезной, а затем указал ему ложе в одной из общих спален для молодых македонян.

Здоровье раненого скоро перестало внушать опасения – сын македонского вельможи порывался встать и мечтал поскорее сесть на коня. Он рассказывал Ксандру о своей родине, о том, как Пелопид привёз его сюда вместе с царевичем Филиппом и другими юношами, тогда ещё почти мальчиками, и как они живут здесь, по воле Эпаминонда проводя дни в непрестанных занятиях: арифметика, грамматика, геометрия, риторика, география и другие науки, нужные государственным мужам. Такая скука! Вдобавок ко всему учителя очень строги, даже сам Филипп не застрахован от их розог, хотя царевичу бояться нечего, он – лучший ученик.

Лаг оказался словоохотливым, жизнерадостным и весёлым молодым человеком, не тем суровым непреклонным воином, каким он предстал при первой встрече. Впрочем, подумал Ксандр, при иных обстоятельствах проявились иные свойства его характера, вот и всё.

– К счастью, существуют ещё верховая езда, атлетические игры, гимнастика, борьба, фехтование на мечах, стрельба из лука, бег и метание копья, чему здесь тоже обучают, – продолжал раненый, переводя дыхание. – Занятия по военному искусству нередко проводит сам Эпаминонд, и они всегда очень интересны. А ещё он подолгу беседует с царевичем Филиппом, наставляя его в государственной мудрости.

Правда, сейчас он так удручён гибелью своего друга Пелопида... какой был воин! Походить на него хотя бы отчасти – предел мечтаний.

Филипп каждый день навещал раненого, не забывая отметить искусство и старание Ксандра. Македонские юноши, видя расположение царевича к молодому лекарю и зная его роль в той утренней схватке, также выказывали расположение новому жильцу в доме Эпаминонда. Постепенно он познакомился со всеми.

Весть о прибытии беотарха, вызвав лёгкий переполох, достигла и отведённой для раненого комнаты: Эпаминонд беседует с царевичем, а после намерен зайти сюда. Ксандр окинул взглядом помещение: порядок безупречный, нигде ни одной пылинки, проветрено.

Дверь отворилась, и на пороге предстал тот, чьё имя в последние годы стало самым известным в Элладе. Ксандр склонился в вежливом поклоне, а когда поднял глаза, понял, кому подражает манерой одеваться македонский царевич. Правда, в одежде Филиппа присутствовало некоторое щегольство – молодость есть молодость.

Эпаминонд жестом успокоил пытавшегося вскочить Лага, похвалил его, сказав, что в схватке он вёл себя достойно воина и мужчины, пожелал скорейшего выздоровления, а затем пригласил Ксандра в свой кабинет. Там в присутствии Филиппа он долго расспрашивал юношу о его детстве, об Этионе и, особенно, о годах, проведённых вместе с Зеноном. Изредка он бросал взгляды на царевича – тот кивал, подтверждая сказанное Ксандром ранее. Внимательно изучил письмо и записку учёного. Достал из небольшого ларца ещё один лист, видимо исписанный тою же рукой, и сличил почерки.

– Я сделаю всё возможное для освобождения моего друга и твоего наставника, – сказал он Ксандру, приняв какое-то решение. – Ты же до его прибытия сюда будешь моим гостем. Юноше не к лицу оставаться в праздности, и я хочу, чтобы ты посещал занятия вместе с македонской молодёжью, как только поправится Лаг. Думаю, Зенон согласился бы со мной.

– Будешь одним из нас, – улыбнулся ему Филипп.

– Ксандр действительно тот человек, за которого себя выдаёт, и всё сказанное им – правда, – обратился к царевичу беотарх, когда юноша вернулся к раненому. – Ты видишь на его примере, как Спарта, это слепое государство, лишает себя одарённых и способных людей. Подумай, ученик самого Зенона, да ещё целый год занимался в Академии Платона.

Всё же упрекну тебя в неосторожности: ведь целью покушения могло быть внедрение тайного противника в твоё окружение. Рад, что планы заговорщиков не простирались так далеко...

* * *

Несколько дней спустя Ксандр начал ощущать себя одним из этих молодых людей, спаянных общей участью, общей жизнью, общим распорядком и общим подчинением царевичу Филиппу. Далеко не всё оказалось таким простым, как он предполагал: действительно, задачи и вопросы, над которыми морщили лбы его новые товарищи, вызывали у юноши лишь внутреннюю улыбку. Но в атлетических и военных упражнениях он не мог соперничать даже с самым слабым из македонских юношей, несмотря на свои крепкие мускулы.

Конечно, дядя Притан обучил его когда-то метанию дротика и показал несколько приёмов борьбы, но это ничто по сравнению с тем, что знали и умели македонские юноши, многие из которых едва ли не подростками успели побывать в настоящем бою. Более того, они, не жалея себя, совершенствовали своё искусство, до седьмого пота под руководством опытных наставников развивая силу, быстроту и ловкость.

Ксандр понимал, что избегает насмешек только благодаря расположению царевича Филиппа, да ещё потому, что с лёгкостью, непостижимой для других, решает математические задачи. Как-то он пожаловался уже начавшему ходить Лагу, что каждый легко сбивает его с ног или выбивает из рук учебный меч, а конь, это хитрое существо, играючи стряхивает его со спины.

– Сколько раз ты уже упал? – поинтересовался тот.

– Двенадцать.

Лаг что-то прикинул, шевеля губами:

– А нужно упасть сорок раз, прежде чем научишься держаться на конской спине. Значит, осталось двадцать восемь. Подожди немного, скоро я сам с тобой займусь.

Ждать пришлось недолго: Лаг, превозмогая боль недавних ран, присоединился к товарищам и взял Ксандра под свою опеку. Она выражалась главным образом в том, что он нещадно гонял юношу, заставляя его поднимать тяжести, до изнурения бегать в полном вооружении, награждал шлепками за неправильно выполненные гимнастические упражнения. А уж верховая езда... при каждом ударе о твёрдую землю приходилось утешать себя тем, что до желанной цели одним падением меньше.

Прошло какое-то время, и Ксандр, ещё не принимая участия в постоянных состязаниях молодых македонян между собой, уже с интересом следил за удачным захватом или броском в борьбе, оценивал посадку всадника и умение владеть копьём, а когда его приятель Лаг в схватке на деревянных мечах одерживал победу, выражал ему своё восхищение.

– Ничего особенного, – однажды ответил чувствительный к похвале молодой человек. – Вот в подвале у Эпаминонда сидит пленный спартиат, его стерегут самые сильные гоплиты, так это настоящий мастер меча. Говорят, в битве при Левктрах он стоял на горе трупов, и потребовалась катапульта, чтобы сбить его оттуда.

– Пленный спартиат? Не знаешь ли ты его имени?

– Нет, говорю же тебе, в подвале караул, а прочная дверь закрыта изнутри. Раньше пленного выводили погулять в сад, но в последнее время он что-то не показывается.

– Вот что... Я видел здесь тяжеловооружённых воинов, но принял их за охрану Эпаминонда.

– Эпаминонда? У него нет охраны. Беотарх считает, что хорошему правителю нечего защищаться от своего народа, а от врагов его защитит сам народ. Ты всё равно узнал бы о пленнике, но предупреждаю, Эпаминонд не любит, когда к нему проявляют интерес.

Ксандр запомнил слова приятеля, но что может быть привлекательнее тайны? Другое дело, что такова воля Эпаминонда, чьим заботам поручил его учитель, да и заведённый распорядок оставляет время только на сон. Он постоянно среди новых товарищей, где каждый на виду у всех. В то же время Ксандр нигде, даже в стенах Академии не чувствовал такого внутреннего покоя, и вскоре понял, почему.

Из глубин памяти предстаёт жестокое лицо Лисикла, свирепая злоба его агелы... Волчья стая, одержимая жаждой убийства. Только сейчас он увидел силу, способную остановить стаю, защитить от волчьих зубов. Увидел её в весёлой ярости вступившего в неравную схватку Филиппа, в беззаветной отваге Лага, в молодом задоре знатных македонских юношей, принявших его, спартанского илота, в свою среду.

Однажды, ещё ухаживая за раненым, Ксандр, слышал, как Филипп беседовал со старым слугой, ведавшим хозяйством заложников:

– Итак, за нами ещё восемьдесят драхм долга. Возьми, здесь сто двадцать шесть, я взял их у убитого заговорщика. Долг верни сейчас, иначе к тому времени, как пришлют деньги из Македонии, проценты нарастут ещё больше. Останется всего сорок шесть, а ведь пятерым нужны новые хитоны – старые совсем износились, да у разини Агапита украли плащ на рынке...

– Но ведь никто не жалуется,– отвечал прижимистый эконом.

– И не будет жаловаться, но я хочу, чтобы моё окружение выглядело прилично.

Ксандр взял свой кошель серебра, богатство, о котором ни он, ни кто-либо из его односельчан не смел и мечтать, и отнёс царевичу.

– Эти деньги – твоя законная военная добыча, – сказал Филипп, глядя на юношу серьёзными глазами, и я могу принять их только в долг. Не обещаю вернуть его тебе скоро, но когда-нибудь верну. С процентами, – и вместе с экономом отправился покупать новых лошадей взамен убитых.

Лаг поступил со своей долей точно так же, оставив лишь несколько монет: среди храмовых проституток-иеродул у него были подружки, которые тайком от надзиравшего за их промыслом жреца помогали юноше остудить жаркую кровь.

– Хочешь, я и тебя познакомлю, – говорил он Ксандру, – ты хорош собой, с таких даже денег не берут.

Ксандр отмалчивался. Да, ему знакомы и внезапное волнение, и стук сердца, и сухость в горле, но о своём первом опыте он предпочитал не вспоминать.

Хозяйка убогой придорожной гостиницы, где они с учителем решили отдохнуть, была намного моложе своего высохшего мужа, но и намного старше его, Ксандра. Она следила за юношей горящими глазами, а улучив момент, схватила за руку и затащила в тёмную щель кладовой.

Юноша растерялся, когда к нему прижалось горячее женское тело. Но вот он уже, словно помимо своей воли, целует её в полные губы, ощущает ладонями упругость тяжёлой груди, линии бёдер, живота. Женщина с глухим стоном повалилась на спину, увлекая за собой Ксандра, торопливо сорвала с него набедренную повязку.

– Сюда, сюда, дурачок, – слушал он прерывистые слова у самого уха, в то время как пальцы её бесцеремонно нашли то, что им требовалось, и направили в нечто тёплое и влажное. Юноша часто задёргался, с удивлением осознавая, что это и есть то самое, что он впервые познал женщину, и тут она, безошибочно уловив опасный момент, решительно исторгла его из себя:

– Не в меня! Хочешь, чтоб я с пузом ходила?

Ксандр понял значение её слов мгновением позже, когда вместе с горячей, упругой и сладкой волной вышли из него страсть и возбуждение. Он стоял, чувствуя, как внезапное ураганное влечение сменяется лёгким отвращением. Противно-мокрый и скользкий хитон липнет к животу, воздух в кладовке стал тяжёлым от запаха кухни, пота и немытого тела.

Женщина неторопливо свела ноги, прикрылась одеждой:

– Да ты ещё совсем сосунок. Весь пеплос мне намочил. Как я теперь выйду? Но ничего, – сладко потянулась она, – из тебя выйдет толк, задатки хорошие! Здесь вода в амфоре, полей мне, скажем, что облились, когда ты помогал мне её нести...

Зенон ничего не сказал тогда, хотя, кажется, всё понял. Но позже... как много чудесного услышал Ксандр о любви от него, а также в стенах Академии!

Низкая любовь, любовь-влечение, животная любовь гаснет с удовлетворением, оставляя лишь чадный дымок. Чувство, свойственное скотине. Недаром прекрасная волшебница Цирцея с лёгкостью обращала вожделевших её мужчин в свиней, ибо скотское начало в них было сильнее человеческого, объяснял философ сокровенный смысл древнего мифа, и лишь Одиссей сумел избежать этой участи, победив в себе скотское начало и оставшись человеком, настоящим мужчиной.

Высокая любовь – это любовь настоящего человека. Некогда жили на Земле страшные существа, четырёхрукие и четырёхногие, с двумя обращёнными в разные стороны лицами. Они ходили колесом, внушая ужас богам, и тогда великий Зевс повелел Аполлону разделить их надвое.

Аполлон воспользовался волосом и разрезал странные существа на две половинки. Разбрелись отныне двурукие и двуногие половинки, мужчины и женщины, по свету; с тех пор суждено им искать друг друга.

Когда встречаются две некогда бывшие одним целым половинки, начинается та самая высокая человеческая любовь, где слиянию тел предшествует чудесное слияние душ, и оно остаётся, волшебное и тёплое, даже когда приходит срок неизменного увядания сил телесных – прекрасная судьба Филемона и Бавкиды[142]142
  Филемон и Бавкида – за высокую любовь были награждены богами долгими годами счастливой жизни и одновременной кончиной.


[Закрыть] тому пример.

Высокая любовь, низкая любовь и бесконечное множество оттенков между ними, как бесконечно множество дробных чисел между единицей и двойкой...

Ксандр не мог не думать о своей неизвестной пока половинке, и мысли его почему-то возвращались к девчонке, так ловко подбившей ему глаз при первой встрече. Что с Леоникой, какая она сейчас? Вздыхал, понимая: между ними пропасть, и пусть эта пропасть выдумана людьми, преодолеть её труднее, чем самое страшное ущелье в горах Тайгета...

Лаг же и не думал затруднять себя подобными размышлениями: ни зубрёжка уроков в классе, ни ипподром, гимнасий или палестра не могли исчерпать его молодых пламенных сил, и он щедро дарил их всем женщинам.

Любвеобильность его была предметом постоянных шуток, особенно после того, как молодой человек бросил несколько взглядов в сторону судомойки Дионы, неопрятного существа неопределённого возраста, туповатого и крикливого. Несчастная беженка из разорённой войной деревни была готова, к удовольствию эконома, делать любую работу за еду и угол. Последнее обстоятельство оказалось решающим, и её приняли, так как дом теперь требовал много рабочих рук, хотя от вида замарашки и запаха бесформенного тряпья шарахались не только ходившие за лошадьми рабы, но и сами лошади.

Насмешки товарищей, похоже, не очень смущали Лага.

– Ну и что же, зубы у неё ровные и белые, значит, ещё годится, – отвечал ценитель женской красоты.

Дни мелькали, похожие один на другой, и Ксандр опасался, не забыл ли его гостеприимец о судьбе Зенона; тем не менее вызов к беотарху оказался неожиданным.

– Хочу сообщить тебе полученные известия, – произнёс он, печально глядя на Ксандра. – Велико было умопомрачение афинян, велика была ненависть к Зенону софистов, предводимых хорошо известным мне Андроником. Философу грозила смертельная чаша цикуты. Платон, быть может, изменил бы положение, но Евдоксу это было не под силу. Тогда был организован побег, и он удался!

Ксандр подался вперёд. Глаза его радостно сверкнули.

– К сожалению, – поднял руку Эпаминонд, словно предостерегая юношу от преждевременных восторгов, – корабль, увозивший Зенона в Сицилию к Платону, был захвачен пиратами.

– Наставник жив! – воскликнул Ксандр, отказываясь верить ужасной новости. – Сколько раз ему грозила неминуемая беда, но он всегда умел преодолевать невзгоды!

– Конечно, Ксандр, – Эпаминонд встал, положил свою ладонь на плечо юноши. – Я тоже уверен, что мой друг жив. А раз так, будем с надеждой продолжать поиски!

Расстроенный Ксандр побрёл на ипподром, где молодые македоняне упражнялись в искусстве на всём скаку поражать цель ударом длинного копья или меча, но не успел оставить двор, как столкнулся с озабоченным Нестором.

– Кто-нибудь заболел в доме? – спросил он врача. – Странно, я не знал.

После некоторого колебания Нестор спросил: