Текст книги "Аналогичный мир - 3 (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зубачева
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 70 страниц)
– А положит его индей, так мстить будет.
– А то! У них вся семья такая.
– Да уж, род известный.
Старуха зорко посмотрела на Женю.
– Не бойсь, молодка. Мишка за своего вступится.
И опять с ней согласились.
– Медведев бережливый, не потерпит урона.
И мама Фира тихо сказала Жене.
– Не бойся. Если что всерьёз, остальные разведут.
Женя только вздохнула в ответ.
После второго падения Сеньчин разозлился всерьёз. Эркин ел успел увернуться от летящего ему в горло каблука армейского ботинка и ударил тоже ногами. По правилам нельзя, так не он первым нарушать начал. Как ударили, так и ответил. И, чтоб не вывихнуть ногу, тоже упал.
– Ничья! – сразу крикнули из круга.
– Ничья, расходитесь… Митька, не заводись… Осади, Мороз, ничья… Хватит, мужики, ничья… Стоп, машина… Разводим…
Встав, Эркин быстро оглядел круг, встретился глазами с Колькой, Рябычем… и вышел из круга. Что ж, всех здешних правил он не знает, да и Сеньчин – бригадир всё-таки, тоже… начальство, слишком его позорить не стоит. Помедлив, вышел из круга и Сеньчин. Ему сейчас спорить нельзя, приговорят по-другому, Мороз-то его дважды уже положил, так что…
– Ладно, – Сеньчин натужно улыбнулся. – Ещё не вечер.
– Ага, – кивнул, надевая полушубок, Эркин.
Колька хлопнул его по плечу.
– Здоровско бьёшься. Я таких приёмов не знаю. Там учился?
– Угу, – вспоминать прошлое Эркину сейчас никак не хотелось, и он перевёл разговор. – А он что, тоже моряк? Смотрю, полоски…
– Не, – понял его Колька. – Он в десанте служил, они тоже тельники носят. Смотри-ка, силён мужик.
В круге стоял Тим. Бился он расчётливо, явно не в полную силу и без злости. Его сдержанность была замечена, понята и одобрена.
– Держит себя мужик.
– Да уж.
– А видно, в раж войдёт, пришибёт на месте.
– Меру знать – великое дело.
Чётко выбив троих, Тим вышел из круга. И это тоже одобрили. Круг стал рассыпаться, пошли уже разговоры о другом, кулачный бой завершился. Снова завертелись под ногами мальчишки, спускались с берега женщины, говоря, что сегодня-то совсем хорошо, без крови обошлось, честно бились, и вровень, не пёрли дуром на слабого.
– Э-эри-и-ик! – Алиса наконец вывернулась из рук Жени и побежала к Эркину.
Мама Фира, по-прежнему державшая на руках закутанного Колобка, кивком поблагодарила помогавшую ей спуститься Женю и тихо спросила:
– Не зовёт папой?
Женя вздохнула и попыталась не то, что объяснить, она и сама не задумывалась над тем, как это получилось, но надо же что-то сказать.
– Мы там скрывали, что… семья. Она и привыкла.
– Ну, понятно, – кивнула мама Фира.
Подходя к Эркину, уже державшему Алису на руках, Женя улыбнулась его вопрошающему взгляду, и Эркин сразу улыбнулся в ответ.
Общий шум, разговоры, смех, и звонкие мальчишеские вопли и свист.
– Пацаны, айда в крепость!
Видимо, кто где и кто с кем было обговорено заранее, как и заготовлены снежки.
Мужчины в этом бою не участвовали, стоя на льду и подзадоривая подростков и парней, кто помоложе и неуёмнее. Эркин, разумеется, тоже остался на льду. Сидя на его плече, Алиса упоённо визжала, болея сразу за всех.
Глядя на них, Тим даже пожалел, что не взял Дима с собой. Да, его же все дома, ждут его. И распрощавшись со знакомыми, Тим ушёл.
Колька тоже взял Колобка на руки.
– Во, юнга, смотри. Подрастёшь, тоже на штурм ходить будешь. А то и на абордаж.
Лёгкую горечь последней фразы в его голосе, никто не заметил. Наверное, потому, что не поняли.
К тому же вмешалась Алиса.
– А я? – сразу повернулась она к нему.
– Не девчоночье это дело, – засмеялся Колька.
Алиса хотела было обидеться, но зрелище уж слишком интересное, не до обид тут.
Смеялась и даже как-то взвизгивала Женя, держась за руку Эркина.
Снежки летели так густо и часто, что попадало и по зрителям. Правда, веселья от этого только прибавлялось. И наконец под оглушающий визг и крик, крепость была взята штурмом.
Они шли к дому хохоча и дурачась. Женя и мама Фира ахали и говорили, как они переживали за них. А Колька и, глядя на него, Эркин шутливо пыжились и храбрились.
А потом, уже дома у Кольки, ели блины со сметаной, с рыбой, с вареньем, с икрой. Увидев икру, Колька раскрыл было рот, но только восхищённо покачал головой.
После блинов посидели в горнице, и Эркин играл на гитаре и пел. И все пели. И Колька учил Эркина песне про море и чаек, что плачут над волнами. И мама Фира слушала их, покачивая в такт головой, а в её глазах стояли слёзы…
Когда они уже в сумерках шли домой и Эркин опять нёс Алису, Женя сказала:
– Какие хорошие люди, правда, Эркин?
– Да, – кивнул он, очень довольный тем, что Колька и его семья понравились Жене. – Колька – хороший парень. И… и всё хорошо, правда, Женя?
– Правда. Конечно, всё хорошо.
Под ногами мягко поскрипывал снег, светились в домах окна, и загорались уличные фонари. Голоса, чьё-то далёкое пение, лай собак в Старом городе. И такое спокойствие во всём…
Возле самого дома Алиса проснулась, и Эркин спустил её с рук. Теперь они с Женей шли рядом, а Алиса вприпрыжку бежала впереди. «Беженский Корабль» сиял всеми огнями, звенел песнями и музыкой. Широкая масленица, гулять – так гулять, последнюю копейку ребром и чтоб память осталась. И Эркин с наслаждением вбирал в себя эти огни, и музыку, и пение. Он никогда не думал, что праздники могут быть такими.
И, когда они уже вошли в свою квартиру, он сказал Жене:
– Женя, я никогда не думал, что праздник – это так хорошо.
Женя рассмеялась и поцеловала его в щёку.
– А мне и будни нравятся.
– Ага, – сразу радостно согласился Эркин.
Женя только вздохнула. Ну, что с ним делать, если всегда со всем согласен, что бы она ни сказала. Она потому и промолчала, что умирала со страху за него, когда он бился в кругу. Но скажи она это, ведь он сразу расстроится и лишит себя этого. А она видела, как он радовался каждой победе, что сильнее всех. Ну, её страхи – это всё пустяки. Главное… главное – что всё хорошо, всё так, как она и мечтала. А с понедельника уже весна, да, в понедельник – первое марта, с ума сойти, как время бежит. Вроде только вчера они приехали и стояли посреди пустой квартиры с ободранными стенами в лохмотьях обоев и с полусорванными дверями, а теперь… а когда ещё большую комнату сделают, то будет совсем здорово.
Вечер катился своим чередом: ужинали, играли, читали вслух…
– Пора спать, зайчик, – встала из-за стола Женя.
Алиса, сидя на коленях у Эркина, рассматривала вместе с ним картинки в книге сказок Андерсена.
– Алиса, слышишь? – чуть строже повторила Женя.
– Ага-а, – вздохнула Алиса.
Рассчитывать на заступничество Эрика не приходится: он с мамой всегда заодно. Алиса закрыла книгу, но с колен Эркина не слезала, сидела, прислонясь к его груди, будто спала. Женя засмеялась.
– Ах ты, притвора. Давай, Алиска, не тяни время.
Алиса нехотя слезла и отправилась в ванную. Эркин остался за столом, перелистывая страницы. Книга на английском, и текст он даже не разглядывал, смотрел только картинки. И сидел так, пока Женя не уложила Алису, и уже тогда пошёл к ней, чтобы выполнить вечерний ритуал.
– Э-эрик, – удовлетворённо вздохнула, засыпая, Алиса. – Спокойной ночи, Эрик.
– Спокойной ночи.
Эркин выпрямился и постоял над спящей Алисой, осторожно поправил зачем-то угол одеяла. Оглядел комнату. Весёлые, усыпанные цветами и бабочками шторы, стол с куклами, кукольной мебелью и посудой, стол для рисования и чтения, шкаф для одежды и шкаф для книжек… Нет, конечно, это правильно, что у Алисы всё это есть, так и должно быть, но… но у него ничего такого, даже похожего не было, Женя рассказывает Алисе о своём детстве, как была маленькой, и Андрей вспоминал, и… и Джонатан, даже Фредди, и в лагере он слышал, и здесь, а ему что вспоминать? Даже не то, помнить-то он помнит, да не расскажешь об этом никому, ни в шутку, ни всерьёз. Даже Жене, нет, Жене-то в первую очередь нельзя об этом слышать.
Эркин тряхнул головой и вышел из комнаты Алисы, выключив по дороге свет.
Женя ждала его на кухне, в чашки уже налит чай, варенье в блюдечках-розетках. И он улыбнулся ей, улыбкой предупреждая вопросы.
– Всё хорошо, Женя.
И Женя приняла это, хотя видела, что он чем-то… не то недоволен, не то встревожен. Но он ведь такой: если решил промолчать, то спрашивать уже бесполезно. И за чаем заговорила о другом, о хозяйстве. Эркин с жаром поддержал тему. И обсуждая, что ещё нужно из всяких кухонных мелочей, он совсем забыл то, о чём думал в комнате Алисы. Пока забыл. И спать пошёл, совсем успокоившись.
А воскресным утром поднялся ветер и понеслись облака мелкой снежной пыли. Но они всё-таки решили сходить посмотреть открытие Культурного Центра.
– Не каждый день и не каждый год такое бывает, – Женя завязала на шее Алисы длинные уши от шапочки, натянула поверх шапочки капюшон шубки и ещё повязала сверху шарфик. – Вот так.
Алиса мужественно терпела, опасаясь, что при малейшем намёке на сопротивление её попросту оставят дома. А раз это такая редкость…
Убедившись, что Эркин закрыл горло шарфом и уши у шапки опустил, Женя быстро оделась сама. Эркин поднял её сзади воротник пальто, чтобы не задувало, и они наконец пошли.
Многие в их доме решили так же, и от «Беженского Корабля» к Новой площади двигалась густая толпа. И почти все с детьми.
Закутанную в платок, толстую от множества одёжек, Катю Тим нёс на руках.
– Обревелась вся, – с притворной строгостью пожаловалась Жене Зина. – Возьми да возьми её.
– А как же, – кивнула Женя.
Зине явно хотелось о чём-то с ней поговорить, но, видимо, из-за народа вокруг так и не решилась.
На Новой площади было уже не протолкнуться. Зина взяла Дима за руку, чтоб – упаси бог! – не потерялся, а то он шибко шустрый, когда не надо. Эркин поднял Алису и посадил себе на плечо.
– Тебе не задувает? – забеспокоилась Женя.
Внизу, в толпе, ветра почти не чувствовалось, но наверху резкий холодный, как называли, ножевой, он гулял свободно. Алиса стала так многословно объяснять, что ей тепло и даже жарко, что Женя махнула рукой.
– Ладно-ладно, только молчи.
Тим тоже посадил Катю себе на плечо, а на другое Дима. А то ещё, в самом деле, полезет вперёд посмотреть и потеряется.
Играл маленький духовой оркестр, городской голова, председатели городских комитетов ветеранов, беженцев и жертв Империи, ещё кто-то выступали с речами, а после них всех – директор Центра. Она говорила чуть дольше, и слушали её внимательнее. Что с понедельника будут записывать всех желающих и детей, и взрослых в кружки, секции и классы, что будут кино и лекции. А сегодня кино бесплатно. И первый сеанс для тех, кто с детьми, а остальные пока погуляют по Центру и посмотрят, а потом поменяются.
Толпа оживлённо и одобрительно гудела, тут же обсуждая услышанное.
Потом торжественно разрезали ленточку, перегораживающую вход, и все дружно повалили к дверям.
Входили медленно, тщательно обтирая обувь о жёсткие мохнатые коврики-щётки. Просторный светлый вестибюль, хлопотливые дежурные с красными повязками на рукавах. С детьми… налево… да, в зал… проходите, занимайте места… нет, зал большой… ничего страшного, посмотрите на следующем сеансе… направо, пожалуйста… да, там классы для занятий… запись? Запись завтра… нет, всю неделю в канцелярии… библиотека на первом этаже… нет, второй блок к лету обещали, там и спортзал будет… нет, это ещё не школа, а классы развития… для взрослых занятия тоже… нет, к сожалению, гардероб пока не работает… туалеты внизу… буфет вон там…
На входе в зал Эркин опять увидел того парнишку-джи. Сегодня рядом с ним держался не достававший ему до плеча мальчишка в синей куртке угнанного до колен и ушанке, а за руку цеплялась закутанная в платок девчонка. Увидев Эркина, парень улыбнулся и стал пробиваться к нему, волоча за собой своих… брата с сестрой, как догадался Эркин.
– Здорово, – улыбнулся парень.
– Здорово, – ответил так же с улыбкой Эркин. – Всех своих привёл?
– Не, деда дома.
– Прострел у него, – вставил мальчишка, уважительно глядя на Эркина. – А Ларька мал больно. И пока они в общей толпе входили в зал, Эркин услышал на камерном шёпоте, что всё путём, документы выправили, и он уже и по бумагам с именем, Артём, ну и по-простому Тёмка, и громко, что устроился на «Флору», это хозяйство такое, там цветы, овощи, фрукты круглый год растят, даже зимой.
– Здоровско, – одобрил Эркин.
– Ну да, – Артём подтолкнул своих вперёд. – Под крышей работа, чего уж лучше.
Но тут началась суета с местами. Детей поближе, а родителей куда? Назад? Так ведь мелюзга одна сидеть не будет. Перекликались, подзывая знакомых, рассаживались, размещая детей – кто поменьше – на коленях.
И оказались они все в одном ряду. Тим с Зиной, Димом и Катей, Женя и Эркин с Алисой, Артём со своими и Миняй с женой и двумя старшими. Женя торопливо развязала Алисе шарфик и сдвинула на плечи капюшон, но в зале было так тепло, что сняла с неё и шапочку и помогла расстегнуть шубку. Эркин, как все мужчины, снял ушанку и расстегнул полушубок. Женя расстегнула пальто и сбросила с головы на плечи платок.
Медленно стали гаснуть большие многоярусные лампы под потолком, золотистая, собранная складками, ткань, закрывавшая стену над сценой, так же медленно стала сдвигаться в стороны, открывая белую, туго натянутую ткань.
– Это экран, – шёпотом сказала Женя Эркину.
– Тём, это чего? – тихо спросили рядом.
– Экран, Лилька, – ответил Артём таким тоном, будто не сейчас услышал, а всегда знал.
Вместе с гаснущим светом затихали и разговоры в зале. И когда стало совсем темно, откуда-то сзади и сверху зазвучала музыка, а на экране засветились… большие буквы. Эркин, не удержавшись, начал их читать вслух. Но его голос тут же потерялся в общем хоре. «В-ре-ме-на го-да»… И следующая надпись: «Зи-ма». И потом каждую появившуюся картинку тут же комментировали и объясняли всем залом.
А на экране заснеженный лес, птицы, звери… Зал спорит: это синицы или снегири, называет белку, лису, зайца, а оленя узнал и назвал, правда, по-английски Тим, а Женя перевела. И волка им показали. А потом экран мигнул, и еле успели всем залом прочитать: «Ве-с-на», – как на экране уже тает снег, и льдины плывут по реке, и… и медведь спускается к реке и ловит лапой рыбу, и летят большие белые птицы, а зал снова спорит: гуси или лебеди, и на ветвях появляются листья…
Эркин впервые видел, нет, смотрел кино. Слышать он о нём слышал, ещё в Джексонвилле, да и… да и раньше, да, болтали что-то такое в Паласах, да, верно, говорили, что, дескать, беляки как-то вроде движущихся фоток делают, а потом лупятся, заводят себя, ну, и когда на Палас денег нет, но мало ли беляцких забав и причуд, его это не касалось, он и не думал об этом. А здоровская какая штука оказывается!
– Тём, это лиса, что ли, опять?
– Сань, а мы её летом видели, помнишь?
– Не, то просто собака была, Тём, да?
– Точно, лиса, согласился и Миняй.
Лисёнок, пробующий поймать бабочку, вызвал такой дружный хохот, что как-то пропустили следующую надпись. А после неё листья на деревьях уже были жёлтыми, и снова летели птицы, шёл дождь, и по реке плыли жёлтые листья, и… и первые редкие снежинки ложатся на землю.
На экране появилось слово: «Конец», потом экран погас, и стали разгораться лампы под потолком. Люди моргали, многие протирали глаза, будто просыпаясь.
– Вот это да! – вздохнул Дим. – Ну и здоровская же штука!
– Ага, – согласилась Катя.
Вставали, собирая детские пальтишки и платки. А теперь куда? Да вон же выход. Пошли-пошли, другим тоже охота посмотреть.
Эркин вёл Алису за руку, а Женя шла за ними, неся его ушанку и Алискины шапочку и шарфик.
Вышли в совсем другую, рядом со сценой, узкую дверь, над которой горела зелёная надпись. «Выход», – успел прочитать Эркин. Прошли вместе со всеми по коридору, повернули, ещё коридор, ещё одна дверь и оказались снова в вестибюле.
– Ну, пойдём теперь всё посмотрим, – сказала Женя.
Алиса согласилась и потянула её к лоткам с пирожными и конфетами. Женя засмеялась:
– Ах ты, хитрюга.
У лотков толпились многие, и Женя, оставив Алису стоять с Эркином чуть в стороне, нырнула в эту круговерть и быстро вернулась с небольшим пакетом. Пакет отправился в сумку «к чаю», а Алисе вручили бледно-зелёный полупрозрачный леденец-листик на палочке. И пошли дальше смотреть и рассматривать.
– Пошли, классы посмотрим, – Артём не дал Саньке и Лильке остановиться у лотков.
Денег-то на такое у них нет, так и глазеть, душу себе травить, нечего. Ещё – не дай бог! – за шакала-попрошайку примут. Санька, подражая Артёму, прошёл, демонстративно глядя в сторону, а Лилька не удержалась. Оглянулась и вздохнула. И тут же убежала, догоняя Артёма. Впрочем, не они одни проигнорировали распродажу. У кого совсем нет, а кто просто не взял денег, обещали же всё бесплатное.
Классами назывались светлые комнаты со столами и стульями, но не как в столовой, а все столы рядами и стулья только с одной стороны, а на стене напротив…
– Это доска, – не очень понятно объяснила Женя.
Эркин кивнул, не вдаваясь в расспросы.
В двух классах столы и стулья были маленькими. Для детей – поняли все. В одном из детских классов столкнулись опять с Артёмом. Санька, размахивая руками, рассказывал, что целых полгода учился перед тем, как их угнали.
– И всё-то ты врёшь, – завистливо сказала Лилька. – Тём, а мы будем учиться?
– Будем, – твёрдо ответил Артём. – Мы отсюда уже никуда не уйдём, так что всё будет.
Говорил, глядя на Эркина, и тот кивнул.
– Дом иметь – великое дело.
– Дом, не дом, а вроде зацепились.
Санька и Лилька рассматривали висящие по стенам картинки, Женя тоже подвела к ним Алису, а Эркин и Артём стояли у окна.
– Обошлось в Комитете?
– Пока да, – Артём сразу и улыбнулся, и вздохнул. – С работой помогли и пособие дали. По пятьсот рублей на человека. И сказали, что проверять нас будут. Ну, нет ли чего на хвосте.
– Верно, – кивнул Эркин. – Визу обычно месяц ждут, и месяц потом в лагере врачей проходят, психологов, место себе выбирают.
– Про месяц и нам сказали. И про врачей, как это, а обязательная ди-спан-се-ри-за-ци-я, – с натугой выговорил он по слогам и поёжился, как от холода. – Боюсь я.
– Я же прошёл, – просто, как о самом пустячном деле, сказал Эркин и честно добавил: – Протрясся, конечно. Но… ты трусы носишь?
– Не, исподники.
– В них и останешься. Догола не раздевают, не сортировка.
Они говорили тихо, перемешивая русские и английские слова.
– Не трусь, малец, – Эркин улыбнулся. – Меня сколько русских врачей смотрело, ни один больно не сделал.
Артём тоскливо вздохнул.
– Видно, не обойтись. А за ради семьи…
– Об этом и думай, – кивнул Эркин. – Ничего дороже нет. И не будет. С жильём-то как?
– У бабки остались. Мужская работа на мне с дедом, а бабская – на ней. И сготовить, и постирать… Лилька-то не потянет, мала ещё. А там… а там видно будет.
В класс вошёл Тим со своими и тоже стал рассматривать картинки и плакаты на стенах. Артём сразу как-то подобрался и по-камерному сказал Эркину:
– Палач, похоже. Ты осторожнее с ним, хуже цепняков такие.
– Нормальный мужик, – так же тихо ответил Эркин.
Артём несогласно мотнул головой, но спорить не стал.
– Лилька, Санька, – громко позвал он своих. – Коли посмотрели, дальше пошли.
Когда они вышли, Эркин решил, что и ему стоит всё рассмотреть получше, да и Алиса оглядывалась на него.
– Своего встретил? – насмешливо спросил его по-английски Тим камерным шёпотом.
– Да, рабом был, – ответил Эркин так же по-английски и тихо, но в голос. И добавил: – Как и ты.
– Квит, – кивнул Тим.
Женя с Зиной что-то тихо обсуждали, а они, стоя рядом плечом к плечу, рассматривали плакат, где рядом с каждой буквой была нарисована вещь или зверушка…
Азбука, – сказал Эркин, кивком показывая на плакат.
– Ага, – Алиса уцепилась за его руку. – Я все-все буквы знаю. И читать умею.
Диму на это возразить было нечего, и он молча с надеждой посмотрел на Тима. Тим тоже взял его за руку.
– Пойдём, другие классы посмотрим.
– Ага, – пискнула, ухватившись за полу его полушубка, Катя.
– Ну да, – заторопилась и Зина. – Так, Жень, я зайду.
– Прямо завтра и приходи, – кивнула Женя.
Тима с Эркином посвящать в суть не стали, но они и не настаивали.
Всё рассмотрев, перешли в соседний класс. Там среди картинок тоже была азбука, но буквы оказались Эркину незнакомыми, хотя были и похожие. Тим улыбнулся и стал показывать Кате и Диму буквы. Азбука оказалась английской. Дим, повторяя за Тимом, про эй, би, си и ди, гордо посмотрел на Алису. Женя понимающе улыбнулась.
И тут в класс вошла Джинни.
– Ой! – обрадовалась Женя. – Здравствуй, Джинни! Это твой класс?
– Оу, ну да, – так же радостно ответила сразу на двух языках Джинни.
И тут же было решено, что, конечно, Дим, Катя и Алиса пойдут в её класс. Жалко, сегодня нет записи, а то бы сразу всё и оформили.
Словом, пока обо всём договорились и всё посмотрели, то идти на сожжение масленицы было уже, разумеется, поздно. Джинни осталась в классе, куда как раз подошли ещё люди, а Женя с Эркином, Тим с Зиной и все дети пошли вниз.
Ветер, говори ли вокруг, вроде утих, но детей снова тщательно закутали. У входа в зал опять толпились люди, кое0-кто явно по второму, а то и третьему разу, но Женя решила, что пора домой, и с ней все согласились. Два дня праздновать – это уже чересчур будет.