Текст книги "Аналогичный мир - 3 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 70 страниц)

Люся растерянно смотрела на него.

– Я не понимаю, – жалобно сказала она. – Это… это ты так шутишь, да?

Крис молча мотнул головой. Какие уж тут шутки, этим не шутят.

– Но… но… нет, скажи, что ты пошутил, – чуть ли не плача, просила Люся. – Ну… ну, пожалуйста.

Крис ещё раз помотал головой.

– Нет, – выдавил он хриплым, не своим голосом. – Нет, всё так. Я не могу… без тебя. Я… я здесь, в госпитале, остался из-за тебя. И в Россию еду… потому что ты… из России, – с усилием поднял голову и твёрдо посмотрел в лицо Люси, глаза в глвза. – Можешь меня убить, но прогнать не сможешь. Я не уйду. Где ты, там я и буду. Я всё сказал. А теперь делай, что хочешь.

И тяжело осел, сполз по стене, встал на колени и, откинувшись всем телом назад, сел на пятки, устало закрыл глаза: нестерпимо щипало под веками от сдерживаемых слёз.

Люся села к столу, всхлипнув, вытерла мокрое от слёз лицо, всхлипнула ещё раз.

– Ты… ты не сиди на полу. Про… простудишься.

Крис сразу одним гибким ловким движением встал на ноги, не отводя от Люси глаз, всем своим видом показывая полную подчинённость каждому её слову. И глядя на него снизу вверх, Люся не смогла не увидеть, какой он большой и красивый, и задохнулась на мгновение от его красоты.

– Ты… ты хороший парень, – робко начала она по-русски, – ты… спасибо тебе, но… но ты ещё встретишь… другую, красивую… чтоб под тебя была.

Крис рывком перевёл дыхание. Люся больше не гонит его – уже хорошо, что это такое она говорит? Красота? При чём тут красота?

– Я не понял, – осторожно сказал он.

– Ну, ты красивый, а я… – Люся вздохнула. – Я – урод горелый. А надо, чтоб красиво было. Вздохнул и Крис. Его красота всегда мешала ему. Из-за неё в спальники попал, из-за неё теперь Люся его гонит. А если…?

– А если я поуродуюсь, мы будем…вровень? – спросил он с надеждой.

– Как это?

– Ну… ну, я тоже лицо себе обожгу или разрежу.

– Ты с ума сошёл!

Люся сорвалась с места и бросилась к нему, будто у него уже был в руках нож или огонь.

– Ты с ума сошёл! – она схватила его за рубашку на груди и затрясла. – Не смей, слышишь? Не смей!

Он послушно закивал, да, конечно, это он сдуру, он же всё равно… так у него же…

– Да, да, Люся… Люся! – обрадованно заговорил он. – У мня же всё равно по телу шрамы, я же раненый был, Люся, я же тоже урод, значит, всё хорошо, да? Люся?

Люся оторопело посмотрела на него, всхлипнула, заплакала и засмеялась сразу.

Она была рядом, совсем рядом, и Крис не выдержал. Медленно, как во сне или под водой, он поднял руки, положил их на плечи Люси… и она не отшатнулась, не сказала ему: «Нет». Его ладони ощутили ткань халатика Люси, чуть шершавую, тёплую. Привлечь её к себе, обнять по-настоящему он не рискнул. И так…

– Не гони меня, – тихо попросил он.

– Я не гоню, – так же тихо ответила Люся.

– Спасибо, – вздохнул Крис.

Если бы она сейчас шагнула к нему, коснулась его, он бы всё-таки рискнул и обнял её, но она стояла неподвижно, и он убрал руки и только повторил:

– Спасибо.

В комнате было так тихо, что до них доносился шум веселья из столовой. Музыка, смех… Люся невольно вздохнула, медленно отошла от Криса и села к столу. Крис нерешительно последовал за ней. Окрика не последовало, и он тоже сел. Серый, влажно блестящий глаз Люси грустно смотрел на него. Люся поправила платок, натягивая его на обожжённую щёку, вздохнула.

– Спасибо… Кирюша, только… только не будет у нас счастья.

Крис счастливо – она знает его имя! – улыбнулся.

– Мне рядом быть – уже счастье.

И Люся невольно улыбнулась в ответ.

– Ты хороший парень, Кирюша, только…

Из столовой донёсся такой взрыв хохота и криков, что Люся вздрогнула и посмотрела на стоящий на комоде будильник.

– Ой, Новый год уже.

Бросив быстрый взгляд на будильник и увидев слившиеся в одну черту стрелки, Крис кивнул и снова посмотрел на Люсю.

– Да, так. С Новым годом, Люся, так?

– С новым счастьем, – ответила она и заплакала, уронив голову на стол.

Крис вскочил на ноги, беспомощно затоптался рядом.

– Люся… Люся, я обидел тебя, да? Ты прости меня, Люся, я не хотел, Люся…

Присев рядом на корточки, он пытался снизу заглянуть ей в лицо.

– Это… это не ты… – всхлипывала Люся. – Не из-за тебя… нет… просто… просто обидно…

– Кто? – жёстко, даже неожиданно для себя, спросил Крис. – Кто тебя обидел?

Люся оторвала голову от стола и посмотрела на него.

– А что? – она не хотела, но улыбнулась. – Что бы ты ему сделал?

– Убил, – очень просто, как о давно решённом, сказал Крис. – Узнаю – убью на месте.

– И в тюрьму бы сел?

– Если чисто сделать, – задумчиво начал Крис и оборвал себя, повторив вопрос. – Кто?

– Никто, – вздохнула Люся. – Понимаешь, как Новый год встретишь, так весь год и пройдёт, а в том году я как раз болела ещё, только-только ходить начала, а в этом…

– Я того Нового года не помню, в горячке был, – кивнул Крис, – а в этом… – и улыбнулся. – А этот Новый год хорошо встретил, рядом с тобой.

– На Новый год танцевать надо, веселиться, – Люся снова вздохнула. – А я тогда ревела и сейчас реву.

– Давай, – Крис вскочил на ноги, протянул к ней руки. – Давай, Люся.

– Чего давай? – недоумевающе смотрела она на него.

– Танцевать, – он улыбнулся. – Я так искал тебя там, внизу, все танцуют, а тебя нет.

– А музыки нет, – Люся улыбалась всё смелее.

– А я петь буду, – нашёлся Крис.

И Люся, вздохнув, как перед прыжком, встала и… и сама положила руки ему на плечи. Задохнувшись на мгновение от счастья, Крис осторожно обнял её за талию.

Танцевать Люся явно не умела, он это сразу понял, но и не собирался танцевать по всем правилам, и потому просто что-то пел и медленно кружился вместе с ней, почти не сходя с места. Прижать её к себе, Крис, разумеется, не рискнул, но… но это неважно, всё равно он с ней, он касается её тела, а её руки лежат на его плечах, и он через рубашку чувствует её тепло. У него перехватило дыхание, и он остановился. Люся, упорно смотревшая куда-то вниз, боком, держась к нему здоровой щекой, подняла голову.

– Спасибо… спасибо тебе.

Но её руки по-прежнему на его плечах, и Крис не разомкнул объятия.

– Ты… тебе понравилось, Люся?

– Да. Да, очень, – она тихо и горько улыбнулась. – А теперь иди. Иди.

– Куда? – с готовностью отозвался он.

– Туда. К остальным.

– А ты?

Люся замотала головой.

– Тогда и я никуда не пойду, – решительно заявил Крис. И улыбнулся. – Я не уйду от тебя.

Люся тоже улыбнулась и посмотрела на него.

– А когда девочки с праздника вернутся? – и вздохнула. – Ох, Кирюша…

В который раз прозвучало это неслыханное им раньше слово, и Крис осторожно спросил:

– Как ты меня назвала?

– Кирюшей, – удивилась его вопросу Люся. – Ведь ты… тебя зовут Кириллом, так?

– Так, – кивнул Крис.

– Ну вот. А что? Тебе… не понравилось?

– Нет, что ты, хорошо, – запротестовал Крис. – Мне очень понравилось. А тебе понравилась?

– Что?

– Брошка, – смущённо признался Крис. – Ты не носишь её.

– Нет, мне очень понравилась, такая красивая, ты её в городе купил?

– Нет, у нас тут парень один лежал, ты видела ж его, длинный такой, Ларри.

– Да, – радостно кивнула Люся. – Я его помню.

– Ну вот, он сам их делает. Я у него и попросил. Для тебя.

– Спасибо, Кирюша.

Они стояли, по-прежнему держась друг за друга, и… и не знали, что теперь делать.

– Хочешь чаю, – беспомощно предложила Люся.

– Да, – сразу согласился Крис.

Он был на всё готов и согласен, лишь бы никуда не уходить отсюда, лишь бы быть рядом с Люсей. Люся отстранилась, и он сразу развёл руки.

– Ты садись к столу, – захлопотала Люся. – Я сейчас…

Крис сидел за столом и смотрел, как Люся, торопливо суетясь, накрывает на стол, включает чайник, выставляет варенье, смотрел во все глаза, будто никогда раньше такого не видел.

– Ой, заварка старая! Я сейчас…

Люся убежала с чайничком вылить старую заварку, и он смог перевести дыхание и оглядеться. Три кровати, шкаф, комод, посередине стол и стулья, над кроватями картинки, фотографии, на кроватях поверх одеял покрывала, подушки в вышитых наволочках, на комоде маленькая ёлочка, а вот занавеси на окнах такие же как у него, как у всех.

Прибежала Люся с чайничком, заметалась по комнате, открыла шкаф и спряталась за его дверцей.

– Кира, ты не смотри на меня, отвернись.

Крис послушно отвернулся, уставился в закрытое занавеской окно.

За его спиной шуршала ткань. Люся переодевается?

– Ну вот, уже настоялось, сейчас чаю попьём.

Он порывисто обернулся к ней. Люся была по-прежнему в платке, окутывающем голову и пол-лица, но вместо халата, синее платье с белым кружевным воротничком и… и брошка-цветочек приколота. Крис счастливо улыбнулся.

– Вот, тебе сколько сахару? – угощала Люся. – И варенье, ты его на печенье намажь. Вкусно?

Крис кивал, со всем соглашаясь, и ел, не замечая вкуса. До того ли ему сейчас?! Он сидит за одним столом с Люсей, смотрит на неё, и она не отворачивается от него, не гонит…

– Конечно, это не домашнее, джем местный, – Люся боялась замолчать, остановиться, – но это клубничный, он самый вкусный, правда?

Когда она останавливалась перевести дыхание и отпить, становился слышен шум из столовой. И вдруг… вдруг он стал другим. Люся прислушалась и ахнула.

– Ой, сейчас девочки вернутся.

Страх в её голосе сорвал Криса со стула.

– Ты иди, Кирюша, иди, Кирочка, пока нету никого, а то увидят ещё, господи, спасибо тебе, ты иди, Кирочка.

Она подталкивала его к двери, и он, не смея ослушаться, сам боясь, что их застанут, всё-таки остановился у двери.

– Люся, спасибо, но когда…?

– Да завтра, Кирюша, завтра же.

Люся вдруг, привстав на цыпочки, поцеловала, вернее ткнулась губами в его щёку.

– Иди, Кирочка, скорей, пока не увидел кто.

Оказавшись в коридоре, Крис быстро огляделся. Никого, но на лестнице уже слышны шаги. И он бросился бежать к себе, на бегу прижав ладонью щёку, будто боялся потерять Люсин поцелуй. И, влетев в свою комнату, рухнул ничком на кровать, зарывшись лицом в подушку.

Расходились с шумом, песнями, шутками, кое-кого пришлось вести под руки. Но всеобщего веселья это не умаляло, даже наоборот: Новый год – так Новый год! Всю ночь гулять не получилось, конечно, но это уж кто хочет, так сам продолжит, а коль не хочет… нет, не может… это точно, и хочу, и на дежурство… да, не мы одни гуляли, того и гляди загулявших повезут…

Жариков ушёл с праздника первым. Его и Снегурочку торжественно проводили до дверей. Кое-кто рвался провожать и дальше, посмотреть, как дед с внучкой до дома своего доберутся, но Дед Мороз пригрозил чересчур любопытных заморозить, и те отстали. А когда стали расходиться остальные, то никаких следов Деда Мороза и Снегурочки уже не было.

У себя в комнате Жариков переоделся, снял грим, убрал всё навалом в большую сумку и только разобрал постель, как в дверь постучали.

– Кто там? – ну, очень сонным голосом спросил Жариков.

– Иван Дормидонтович, это я, Андрей.

С последними словами он открыл дверь и вошёл.

– Что-то случилось?

Жариков постарался, чтобы голос его звучал максимально естественно.

– Криса, тьфу ты, Кирилла нигде нет, – Андрей лукаво улыбнулся. – Он как с вами, ой, то есть с Дедом Морозом поговорил, так ушёл и нету его теперь нигде.

– И не ищите, – уже серьёзно сказал Жариков.

– Но…

– Без «но», Андрей. Он вам зачем нужен? В зале убрать? – Андрей кивнул. – Ну, так постарайтесь справиться без него. Очень прошу, не мешайте ему сейчас.

Андрей пожал плечами.

– Ну, раз надо, Иван Дормидонтович, то мы, конечно. А… а может, помощь нужна?

– Не вмешивайтесь. Это и будет вашей помощью.

– Понял, – Андрей широко улыбнулся. – Спасибо большое, Иван Дормидонтович, за праздник. Да, вас не было, а к нам Дед Мороз приходил!

Скорчил детски невинную гримасу и под хохот Жарикова выскочил за дверь.

ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

После многодневного праздничного загула жизнь медленно входила в обычную колею. С третьего января снова каждый день с утра на работу, снова вместо разносолов и деликатесов обычный обед, обычные будничные хлопоты, но… но что-то – Эркин это чувствовал – было совсем по-другому. Он только не мог понять, что изменилось. Или… или это он сам стал другим? Всё-таки двадцать шесть полных…

…Сквозь сон Эркин почувствовал, что Женя встала, но что-то подсказало ему, что может ещё спать, и глаз поэтому не открыл. Пока Алиса не начала ломиться в дверь, можно не беспокоиться. Вечер был, конечно, необыкновенным, даже не вечер, а ночь, а теперь можно спать, спать, спать… он даже не дождался возвращения Жени.

И разбудили его звук отодвигаемый шторы, уже не утренний, а совсем дневной свет на лице и смех Жени и Алисы. Два весёлых голоса пели, снова и снова повторяя одну фразу:

– Хэппи бёрсдей ту ю… хэппи бёрсдей ту ю…

Эркин растерянно открыл глаза и сел на кровати, в последнюю минуту удержавшись и не сбросив одеяло.

Смеющиеся лица Жени и Алисы, залитая золотистым светом спальня… Эркин проморгался, протёр глаза кулаками.

– Женя…

– С днём Рождения! – приплясывала перед ним Алиса.

– С днём рождения, милый, – улыбалась Женя.

Эркин всё ещё удивлённо хлопал глазами и ничего не мог понять, когда на его колени легли пушистый серый джемпер в пакете и второй пакет, длинный и узкий, с галстуком.

– Эт-то что? – наконец смог он выдавить.

– Это подарки, – авторитетно заявила Алиса, сбрасывая тапочки и залезая на кровать.

– Подарки? – тупо переспросил Эркин. – Мне?! Почему? Женя?

– У тебя день рождения, – Алиса удачно перекувыркнулась. – А на день рождения дарят подарки, вот!

– Ну да, – Женя с улыбкой смотрела на Эркина. – Ты что, забыл? Эркин, сегодня первое января, тебе исполнилось двадцать шесть лет, ну?

Двадцать шесть… но это… это же… Эркин судорожно хватал открытым ртом воздух.

– Ну вот, – Алиса снова кувыркнулась. – От мамы джемпер, а от меня галстук. Вот! Тебе нравится?

Женя, видя, что Эркину не по себе и он вот-вот заплачет, сдёрнула Алису с кровати и отправила умываться и наводить порядок в своей комнате, а, когда та вышла, погладила Эркину по плечу.

– Всё хорошо, Эркин. Вставай, и начнём день.

– Да, – смог он выдохнуть. – Да, Женя, я сейчас…

– Пойду завтрак приготовлю.

Оставшись один, Эркин с силой потёр лицо ладонями, проморгался, удержав слёзы. День рождения… двадцать шесть лет… – и заставил себя улыбнуться: опять он не как все. Первый спальник, что до двадцати шести дожил. И дальше жить собирается. Он бережно взял пакет с джемпером, раскрыл его, и на его руки скользнуло мягкое пушистое тепло. Это же… это ж с ума сойти какие деньги… Эркин приложил джемпер к груди и посмотрел в зеркало. А… а ничего-о…

– А трусы ты надевать не будешь?

Эркин вздрогнул и только тут сообразил, что, разглядывая себя, встал во весь рост на кровати.

– Ой, Женя, я сейчас.

Женя счастливо засмеялась.

– Я мигом.

Он бережно положил джемпер на пуф у кровати и побежал к комоду. Мгновенно – Женя и глазам моргнуть не успела – натянул трусы, джинсы, и вот он уже застёгивает и заправляет ковбойку. Женя кивнула.

– А на обед переоденешься, у тебя сегодня праздник. И у меня с Алисой.

– Да, Женя, – Эркин подошёл к ней, обнял, коснулся губами виска. – Спасибо тебе, Женя. Я… я не знаю… у меня не было такого.

Женя ответно поцеловала его в щёку и легонько подтолкнула к двери.

– Понял, – улыбнулся Эркин. – Я мигом.

А после завтрака из блинчиков и остатков новогоднего пиршества они все вместе пошли гулять. К оврагу и за овраг в берёзовую рощу. Было так тихо, будто деревья тоже праздновали и теперь отсыпались. Сонная тёплая, несмотря на лежащий повсюду снег, тишина. И безлюдье. Они покатались на санках в овраге, а потом ещё Эркин бегом катал их по утоптанной дороге и, к полному удовольствию Алисы, они дважды побывали в сугробе, побродили среди деревьев. Небо было затянуто белой плотной дымкой, солнце даже пятном не просвечивало.

Для праздничного обеда стол опять перетащили в большую комнату к ёлке. Женя переодела Алису в матроску, переоделась сама, и Эркин вышел к столу во всём новом. Но без галстука: завязывать галстук ни он, ни Женя не умели. Обед был вкусный, но… но не то что обычный, но без особых выкрутасов. Зато в конце… Женя с Алисой унесли грязную посуду, велев Эркину за ними не ходить и не подсматривать. Алиса гордо помогла накрыть стол для сладкого и… и Женя внесла большой торт с двадцатью шестью горящими свечками! И Эркин должен был их погасить одним выдохом.

Эркин шёл и улыбался. Праздничные, сумасшедшие дни.

Второго января, Загорье проспалось и высыпало на улицы. И по всему городу носились увешанные бубенцами и лентами кони, запряжённые в сани, и танцевали, и пели прямо на улицах. А после обеда разбирали ёлку, каждую игрушку заворачивали в тонкую – Женя называла её папиросной – бумагу и укладывали в большую коробку из-под проигрывателя, перекладывая ватой. А в другую коробку – бумажные игрушки, флажки и цепи. Конечно, уже без ваты, но тоже не навалом, а аккуратно, чтоб не мялись и не рвались. Обе коробки и крестовину Эркин убрал в кладовку в дальний угол, до следующего Рождества, а ёлку вынес, накинув куртку, к мусорным бакам и положил к остальным, таким же ободранным и полуобломанным… А запах хвои всё ещё держался в большой комнате.

Без ёлки большая комната стала очень просторной.

– Ничего, – решительно сказала Женя. – Будем делать гостиную. И столовую сразу. Ты как, Эркин?

– Конечно, – сразу согласился он.

И Женя рассмеялась.

– Ты всегда на всё согласен.

– Что ты скажешь, да, – он даже пожал плечами, настолько это само собой разумелось.

А третьего января утром в темноте Эркин шёл в общей толпе, перекликаясь и перешучиваясь с новыми и старыми знакомыми. Оставленная на праздники в шкафчике рабочая одежда показалась чужой и непривычной.

– Что? – понимающе хмыкнул переодевавшийся рядом Миняй. – Отвык от работы?

– Работа не смерть, привыкнуть недолго, – улыбнулся Эркин.

– Да уж, человек ко всему привыкает, – кивнул Тихон.

– И к смерти? – ухмыльнулся Петря.

– А что?! – сразу подал голос Колька. – Помирать, братцы, только в первый раз тяжело, а потом… как по-писаному.

– На себе пробовал? – поинтересовался Геныч.

– А то! Три раза! – но бравада в голосе Кольки была невесёлой.

– Кончай трёп, мужики, – Медведев запер свой шкафчик и пошёл к двери. – Пора. Ряхов! – и выразительным кивком показал направление. – На выход.

Бледный до голубизны и словно ещё уменьшившийся за праздники Ряха не огрызнулся, а молча побрёл со всеми.

Двор был просторен, как комната, откуда вынесли ёлку, но Эркин уже видел подталкиваемые паровозом к складам вагоны. Ну, правильно: перед праздниками всё вывезли, так теперь завозят.

Мешки, ящики, коробки… контейнеров не было. Уже ничего. На ящиках было что-то написано, но Эркин, узнавая отдельные буквы, сложить их в слова не успевал. Работали не цепью, а каждый сам за себя. Болтать и глазеть по сторонам было некогда, да и после праздников же, кто с похмелья, кто с роздыху, надо ещё разгон набрать. Так что до обеда вагоны не закончили, и злой как чёрт Медведев отпустил бригаду на обед.

В столовой Эркин сел за стол с Колькой, и Миняем, а потом к ним пристроился и Ряха. Вместо обеда у Ряхи была только тарелка щей. Жижи много – заметил Эркин – как на двойную, а мяса, считай, что нет. И тут же сообразил, что значит заплатил Ряха за одну порцию, а это ему уже из жалости столько налили. Как шакалу. Сообразил и тут же забыл о Ряхе, и головы не повернул, когда Ряха стащил у него кусок хлеба из тарелки со вторым. Не до Ряхи ему. Да и остальным тоже.

– Гульнули как следует, – Миняй ест быстро, а говорит степенно. – Да денег теперь…

– Ни хрена не осталось, – кивает Колька.

– Зато отпраздновали, – улыбается Эркин.

– Да уж. И катанье, и гулянье.

Ряха хлебал щи, не вмешиваясь, что уж совсем на него не походило. И, выхлебав, сразу ушёл. Его ухода не заметили, как не замечали и присутствия.

– Дров мало осталось, – Колька тщательно, чуть ли не выскребая, доедал кашу. – А они дорогие, стервы.

– Дрова надо не колотые покупать, они дешёвые, – деловитым тоном сказал Эркин. – А не пиленые ещё дешевле. По Джексонвилю помню.

– Оно так, – Колька наконец справился с кашей и перешёл к компоту. – Да пилить… – и остановился, столкнувшись взглядом с Эркином. И медленно кивнул.

– Покупай не пиленые, – Эркин встал, собирая посуду.

Колька снова кивнул и тоже встал.

После обеда работа пошла веселее. Всё ж таки привычка – великое дело. Главное – не останавливаться, лишних перекуров не устраивать. Тогда и заминок не будет.

Опустевшие вагоны паровоз оттащил за ворота, и Медведев крикнул:

– Шабашим, мужики, остальное.

– Во! – заржал Колька. – Это дело!

– Что, головушка кружится? – заботливо спросил Геныч?

Колька в ответ завернул такое, что хохот грохнул с силой ружейного залпа.

– Это малый морской загиб, – ухмыльнулся Колька.

– Больно частишь, Колька, – подал голос Ряха. – Вождь, небось, и не запомнил.

– А мне и не надо, – улыбнулся Эркин.

– И чего так?

Ряха явно что-то приготовил, но подыгрывать ему Эркин не собирался.

– Я другой знаю, – спокойно ответил он.

– Загибов много, – задумчиво кивнул Геныч.

– Мороз, а у тебя какой? – жадно спросил Петря.

Эркин помедлил.

– Ну, – Петря нетерпеливо заглядывал ему в лицо. – Ну, ты чего? Давай, а!

– Да не с чего ругаться, – пожал плечами Эркин.

– А без сердца не ругань, – понимающе кивнул Антип.

– Да не знает он ни хрена, – презрительно скривил губы Ряха. – Он же во-ождь! Перья воткнул и повыл-поскакал – всё его уменье.

Эркин понимал, что подначивают и заводят, но слова Ряхи о перьях довели его до нужного для ругани состояния.

– А пошёл ты…!

Андрей, бывало, выражался и похлеще, да и не было всё-таки у Эркина нужной злобы, но и сказанное привело остальных в уважительное замешательство.

– Да-а, – первым пришёл в тебя Колька. – Да, Ряха, тебе до такого расти и расти.

– Да уж, куда тебе до Мороза.

– По всем параметрам, – хмыкнул Саныч.

За разговором дошли до бытовки и стали переодеваться. Ни о каком пиве сегодня и речи не было. Какое пиво, когда после праздников?!

Эркин шёл домой вместе с Миняем, под неспешный разговор о житейских делах. Что за праздники подъели и теперь надо бы картошки прикупить.

– Вот всем дом хорош, а погреба стоящего нет. Ты где картошку держишь?

– В кладовке.

– Тепло там, – вздохнул Миняй. – А на лоджии этой замёрзнет она. А мороженную её куда? На тошнотики только.

– А это что? – удивился Эркин.

– Не знаешь? – удивился его удивлению Миняй. – Ну… ну, как оладьи, что ли. Из хорошей когда, так это драники, моя их делает, так мисками улетают, за уши никого не оттащишь. А из промёрзлой… – он даже рукой махнул. – Ну, да чего поминать. Вот голову всё ломаю, как бы на лоджии погреб соорудить.

– На кухонной? Мы там мясо держим, хорошо лежит.

– Так это морозно пока, а летом?

– Д-да, – согласился Эркин. – У нас и сторона солнечная.

– Ну вот. А надо с умом делать, – Миняй вздохнул.

Вздохнул и Эркин. С какого бока приступиться к такому делу, он даже не представлял.

– Дед Мороз приходил? – после недолгого молчания спросил Миняй.

– Приходил, – сразу улыбнулся Эркин.

– Визгу небось было! Твоя-то боевая, а мои сначала за мамку попрятались, уж потом, мяч когда увидели, вылезли, – смеялся Миняй.

Рассмеялся и Эркин. Он уже знал, что Дед Мороз и Снегурочка были от профсоюза, что Женя тогда заплатила и за их приход, и за подарок, что подарок выбирали по каталогу… И было очень приятно, по-странному приятно услышать от Миняя про Алису: «Твоя». Да, Алиса – его. И что боевая она, тоже приятно. Тихого да слабого везде затолкают, пройдут по нему и под ноги не посмотрят.

С завода выходили в сумерках, а к дому пришли в полной темноте. Уютный свет в окнах, приветствия встречных… Вытирая ноги о коврик перед дверью и доставая ключи, Эркин с особой силой вдруг ощутил: это и в самом деле его дом. У него теперь есть дом.

– Эрик пришёл! – радостно зазвенел голос Алисы. – Эрик, а я…

И она торопливо выкладывала ему свои новости, пока он раздевался в прихожей и мыл руки. На кухне в кастрюлях и на сковородке обед. Ему надо доварить и разогреть. И… и на столе листок с крупными, чётко выписанными буквами.

– Алиса, что это?

– Это мама тебе написала. Вот.

Эркин кивнул, сел к столу и начал читать. Алиса залезла к нему на колени и стала помогать. Вдвоём они не сразу, но осилили текст. И приступили к выполнению инструкции. Алисе хотелось в коридор, где уже наверняка гуляют её приятели, но и помогать было тоже интересно. И к приходу Жени у них всё было готово. Они даже поиграли немного.

И когда Женя открыла дверь, её встретили Эркин, Алиса и запахи готового обеда.

Обычный будничный, но такой… лёгкий, приятный вечер. Они пообедали, и Алиса отправилась в коридор, а Эркин и Женя сели за денежные подсчёты. В самом деле, на праздниках деньги тратили не считая, как бы теперь не сесть… ну, положим, всё не так уж страшно, есть ссуда, но опять же…

– Не хочется ссуду по мелочам растратить.

Эркин кивнул.

– До получки нам чего осталось хватит?

– Должно хватить, – решительно сказала Женя. – Как у нас с продуктами?

– Мясо ещё есть, – начал Эркин.

Вдвоём они прикинули, что если спокойно доедать оставшееся от праздников, например, те же конфеты и не роскошествовать, то они укладываются. Попытка Эркина отказаться от обедов в столовой или хотя бы сократить их до одного блюда была Женей пресечена самым решительным образом.

Женя собрала пачки обёрнутых бумажными полосками рублей и сложила в памятную по Джексонвиллю шкатулку. Погладила крышку.

– Перекрутимся, Эркин. На еде нельзя экономить.

– Слушаюсь, мэм, – улыбнулся Эркин. – Женя, а сегодня учиться будем?

– Ты же уже хорошо все буквы знаешь, – Женя ласково улыбнулась ему.

– А читаю плохо, – вздохнул Эркин. – Медленно и… ну, плохо.

– Тебе надо просто читать побольше. И… и знаешь, давай и писать заодно.

– Давай, – радостно согласился Эркин.

– Тогда я завтра прописи куплю, – решила Женя. – И… и, ну, посмотрю.

– Ага, – Эркин встал. – Звать Алису?

– Да, хватит ей носиться. Сейчас я ужин сделаю.

Вечер катился своим обычным порядком, ужинали, читали, играли в мозаику, потом Женя уложила Алису… И Эркин не мог сказать, что ему нравится больше: будничный размеренный порядок или праздничные сумасшедшие дни. И уже в постели Женя сказала об этом же.

– Знаешь, а я даже рада, что праздники кончились.

– Ага, – сразу согласился Эркин.

И Женя тихо засмеялась над его готовностью. Эркин счастливо улыбнулся, обнимая Женю и утыкаясь лицом в её волосы.

* * *

Как часто уже бывало, после Нового года похолодало, снег, правда, не выпал, но холодный резкий ветер разогнал тучи и дожди прекратились. Но зато дороги обледенели. И, отправив Чака с машиной в имение, Джонатан решил добираться до Краунвилля на поезде…

…Камин, кресла, стакан в руке. Расслабляющая, но не усыпляющая атмосфера.

– Я не понял, – Фредди сидит, вернее, полулежит в кресле перед камином со стаканом в руке. – Так он нормальный или псих? Что тебе сказал Юри?

– Я говорил с другим врачом. И-ван Жа-ри-кофф. Психолог.

– Не психиатр? Уже легче, – хмыкает Фредди. – Так как, крыша у парня на месте или сдвинута?

Джонатан отхлёбывает из стакана, разглядывая искусную имитацию пламенеющих дров в электрокамине.

– Как я понял, крышу ему свернул Грин. И работа у Ротбуса даром не проходит.

– С Крысой пообщаешься – свихнёшься, – кивает Фредди.

– А в госпитале ему крышу залатали, подправили, ну и… – Джонатан усмехается: – Реакции адекватны. Тебя это устраивает?

– Адекватны чему? В Аризоне за неудачную шутку шлёпали на месте. Тоже… адекватно.

– Твой вариант?

– Я не собираюсь ничего менять, психа лучше держать под присмотром. Не психа – тем более. Просто присмотр разный. Вот я и хочу знать, какой присмотр нужен.

Джонатан пожимает плечами.

– В имении и присмотришь.

– Мгм, – Фредди залпом допивает стакан. – Тогда я с утра поеду. Его отправишь с машиной вечером.

– А я на поезде, – кивает Джонатан.

– Встретить тебя в Краунвилле?

– Возьму такси. И полежим с месяц.

Фредди понимающе улыбнулся, но промолчал. Конечно, Джонни рвётся в имение, да и он сам, если честно, соскучился. Игры прошли очень удачно, квартиру они сделали, а с офисом… здесь главное – секретарша. Пока нет надёжного человека, с офисом завязываться нельзя. А он нужен. Старая контора не годится. Пока фирма была только прикрытием, сходило, а им-то нужна реальная работа. И реальная прибыль.

– А если съездить в Крейгеровский колледж, Фредди? Присмотрим сразу на месте.

– Здесь я пас, – качнул головой Фредди. – Никого и ничего не знаю. Но не лучше ли найти опытного человека?

– Смотря какой у него опыт.

– Тоже верно, – кивнул Фредди и встал. – Ладно, я пошёл.

Джонатан кивнул, прощаясь. Завтра большой день. Закончить в Колумбии, Чака с машиной отправить вечером, значит, в полдень отпустить его, чтобы успел собраться и подготовить машину к перегону. Выехать он должен… да, в шесть. В «Лесной Поляне» тогда будет на следующий день к ленчу. Фредди его встретит. За месяц машину надо сделать. И окончательно решить с Чаком. Джонатан усмехнулся: окончательное решение опасно своей окончательностью. Но оно необходимо…

…Внимательные карие с янтарными крапинками глаза, могучие, обтянутые белым халатом плечи, большие сильные руки.

– Я понимаю ваше беспокойство, мистер Бредли. Как врач говорю уверенно и однозначно. Чарльз Нортон практически здоров.

Он кивает…

…Джонатан не спеша встал, взял стаканы – свой и Фредди – и пошл на кухню. «Практически здоров». Ну, что ж, с доктора взять нечего. Врачебная тайна, чёрт побери! Но врать доктор тоже не должен. Если Чак в самом деле здоров, уже легче. С психом трудно.

Он убрал стаканы в бар, выключил люстру и камин и прошёл в свою спальню. Не включая света, разделся и лёг.

А интересный всё-таки мужик этот… Жа-ри-кофф. И силы много, и мозги на месте. И чем-то он Юри держит. Но… но это их проблемы, и пока Юри не попросил о помощи, влезать туда нельзя и незачем. Если с Чаком получится, то можно делать точку для Ларри. Если нет… придётся брать ещё кого-то, а вот это уже нежелательно. Но здесь надежда на Фредди, он Чака размотает, разберёт по деталям и соберёт снова уже в нужной комплектации. Если Фредди сумел тогда парней взять, то здесь уже никаких проблем. Что такое Грин, мы знаем. И Ротбус тоже… известен. Так что с Чаком разберёмся. Не самая большая сложность в нашей жизни.

Распоряжение ехать в «Лесную Поляну» Чак выслушал, не моргнув глазом. И все дальнейшие распоряжения Джонатана так же слушал с неподвижным лицом. И, как его учили, повторил чётко по пунктам всё, что он должен сделать.

– Хорошо, – кивнул Джонатан и, попрощавшись, вышел из машины.

Захлопнув за ним дверцу, Чак сразу поехал в гараж. До шести надо ещё массу дел провернуть. Слежки он не боялся: не будут такие… персоны, как Бредли и Трейси, за ним следить и каждый его шаг выверять, но и выдаваемых ему инструкций он не нарушал. Во всяком случае, до сих пор. Правда, инструкции были разумны. Хотя не сказать, что просты. Каким трудом ему достались удостоверения и права… тридцать первого до ленча и второго весь день – полтора дня на всё про всё. Словом, первого все отсыпались и гуляли, а он лежал под машиной: другого времени ему Бредли не оставил. Зато третьего он в назначенное время подал машину к подъезду «Чейз-отеля» с новенькими документами в кармане. Но Бредли не спросил про них, а только кивнул удовлетворённо, будто насквозь видел.