Текст книги "Аналогичный мир - 3 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 70 страниц)

Привычные хозяйственные хлопоты. Надо будет сесть и подсчитать. Она как-то слишком легко стала тратить деньги. Это не годится. Эркин беспокоится, что они по мелочам ссуду растратят, и он прав. Да, вешалка. Она забежала в хозяйственный магазин. Купила вешалку, посмотрела обои, пожалуй вот эти, бело-розовые подойдут для спальни, или… или вон те, в красных тонах? Надо будет поговорить с Эркином, решить. И закупать. Сколько можно жить как после налёта?

Женя шла теперь быстрым уверенным шагом. Сумочка на плече, сумка с покупками в руке. Она идёт домой. А дома её ждёт Алиса. И Эркин.

И вот уже встаёт громада дома. Как метко его назвали. Действительно – корабль. Эркин сказал, что от магазина видны их окна. Женя обшарила взглядом окна на втором этаже, но найти свои не смогла. Хотя… хотя вроде вон Алискины игрушки, да и лампочка голая, у них же ни штор, ни абажуров нет. Тогда вот то окно, за лоджией, – это кухня, а с другой стороны спальня, дальше вторая лоджия большой комнаты и дальняя маленькая. Там темно. Свет горит только у Алисы и в кухне. Ей показалось, что вроде в кухонном окне силуэт Эркина, и она помахала свободной рукой. Но увидели её или нет – не поняла.

Женя вошла в подъезд и стала подниматься на второй этаж, уже слыша детский гомон и смех. А в коридоре её сразу встретило радостное:

– Мама! Мама пришла!

К ней подбежала румяная, в сбившейся набок шапочке Алиса. Ну, значит, Эркин точно дома.

– Мам, а ты чего принесла?

– Вешалку, – улыбнулась Женя.

Они уже подошли к своей двери.

– Я позвоню, – предложила Алиса.

Но до звонка она не доставала, так что Женя позвонила сама. И сразу – она ещё руку от звонка оторвать не успела – Эркин распахнул перед ней дверь.

– Женя! – выдохнул он.

– Ага, я, – улыбнулась Женя, входя в прихожую. – Ну, как ты?

– У меня всё в порядке, – быстро ответил Эркин.

– И у меня! – заявила Алиса. – Мам, я ещё погуляю?

– Нет, хватит, – решила Женя, разматывая платок.

Эркин стоял рядом, тревожно глядя на неё. И Женя, потянувшись, поцеловала его в щёку.

– У меня всё очень хорошо.

И Эркин сразу улыбнулся своей «настоящей» улыбкой.

– Чайник горячий. И… И я картошки сварил. В кожуре. В «мундире», правильно?

– Ну, какой же ты молодец! – восхитилась Женя.

Они ужинали горячей картошкой с салом, чёрным хлебом и солёными огурцами. И Женя рассказывала о своём первом рабочем дне. Как у неё всё удачно получилось. Не нарушив при этом ни одного правила из тех, за которые она расписалась во второй тетради Лыткарина. Просто потому, что содержание и смысл печатаемых текстов её никогда не интересовали и потому не запоминались. А цвет волос, причёски и фасоны платьев сослуживцев, как и перспектива совместного чаепития с тортом в получку не входили в перечень запретных тем.

– Ну вот. А у тебя как?

– Всё хорошо, Женя, – Эркин несколько смущённо улыбнулся. – Мне сегодня про беженское новоселье рассказали.

– И что это? Алиса, вилка есть.

– Это все, кто хочет, приходят, помогают. С ремонтом. Подарки всякие приносят. Что в хозяйстве нужно, – и тихо закончил: – обустраивают.

Женя задумчиво кивнула.

– Понятно. Я тоже слышала об этом. Девочки рассказывали, как было, когда с квартир в своё жильё переезжали. И… что, к нам тоже придут?

Эркин опустил глаза.

– Сказали, что в среду зайдут посмотреть, что нужно делать. Я… я не один с работы приду. Наверное.

– Хорошо, – кивнула Женя. – Ты… тебя что-то беспокоит? Что, Эркин?

– Я… я думаю. Это ведь не обидно, Женя?

– Конечно, нет. Разве вот эти табуретки нам подарили, Виктор помогал тебе дверь вешать, разве он обижал тебя?

Эркин покачал головой.

– Ну вот, видишь. А то, – Женя улыбнулась, – ты вроде этого… Тима становишься. Ну, помнишь его?

– Помню.

Эркин поднялся и стал помогать ей собирать посуду.

– Женя, я клей купил. Три больших банки.

– Ага, хорошо.

Он – Женя это ясно чувствовала – что-то не договорил. Но она так же ясно знала, что, когда они сядут за вторую, «разговорную» чашку, он расскажет уже всё.

Сели пить чай. Алиса, как всегда, хитро косила взглядом на конфету Эркина, и Женя погрозила ей пальцем. Алиса скорчила такую невинную мордашку, что Женя рассмеялась. Рассмеялся и Эркин. После ужина Алиса принесла на кухню мозаику, и, пока Женя мыла посуду и готовила всё на завтра, чтобы утром только разогреть, они с Эркином немного поиграли и уже почти закончили венок, когда Женя решила, что Алисе пора спать. А то опять утром не встанет. Алиса для вида немного покапризничала и понесла мозаику к себе. Женя, проследив, как она умоется и ляжет, поцеловала её в щёку.

– Ага-а-а, – Алиса открыла уже сонные глаза. – А Эрик?

Женя тихо рассмеялась и встала, потому что Эркин уже стоял на пороге.

– Здесь он.

Эркин, как и Женя, нагнулся и поцеловал Алису в щёку.

– Спокойной ночи, Эрик, – засыпая, сказала Алиса.

– И тебе спокойной ночи, – тихо ответил Эркин.

Женя выключила в комнате свет и, когда они вышли, прикрыла дверь. Не плотно, а на щёлочку.

– Странно как, – Женя налила себе и Эркину чаю. – И ведь вроде не поздно ещё, по часам, а кажется, что уже ночь, – Эркин кивнул. – Тебе не тяжело так рано вставать?

– Нет, всё нормально, Женя, – он осторожно отхлебнул горячего чая. – Женя, я… я краску сегодня смотрел. Нитроэмаль для ванной. Ну, трубы все покрасить. Чтобы, – он вздохнул, – чтобы красиво было. – Женя молча ждала. Не понимая причины его смущения, она не знала, что сказать и как помочь ему. – Женя, – Эркин говорил, уткнувшись глазами в свою чашку, – давай… давай их цветными сделаем, а? Когда всё белое, это… – он перешёл на английский. – Это как обработочная камера, в Паласе, ну, где нас током били, наказывали. И в имении пузырчатка, ну, это где я до Свободы, камера для наказаний, вся белая была. Я подумал… – он замолчал.

– Ну, конечно, Эркин, – улыбнулась Женя и продолжила специально по-русски, чтобы он не думал о прошлом. – Ты очень хорошо придумал. Конечно, сделаем ванную весёлой. А ты как хочешь, с красным или синим? Ну, кафель мы менять не будем, он там хороший.

– Да, – кивнул Эркин. – Спасибо, Женя.

– За что? – удивилась она.

– Что поняла меня, – Эркин виновато посмотрел на неё и снова опустил глаза в чашку.

– Ну, конечно же, Эркин. Это же наш дом, он должен быть… Ну, чтобы нам было хорошо и приятно. Мы же сюда на всю жизнь приехали.

– На всю жизнь, – тихо повторил Эркин.

Женя встала и, собирая чашки, погладила его по плечу, а он, как когда-то, повернув голову, прижал на мгновение её руку к своей щеке.

– Знаешь, – заговорил он, когда Женя вымыла чашки и расставляла их на сушку, – я видел там, мне сказали, что это для ванной, шкафчик, зеркало, полочки разные, крючки… И я подумал… Ну, если купить всё это одним набором, то трубы того же цвета делать. А?

Женя на мгновение остановилась, пытаясь представить, как тогда будет выглядеть ванная, и кивнула.

– Да, так будет хорошо. Я тоже их видела. А какой набор тебе понравился?

– Он не зелёный и не синий, – Эркин неопределённо повёл рукой. – И там зеркало самое большое.

– Ага, помню, – кивнула Женя. – Это цвет морской волны называется. Мне он тоже понравился. А краска такая есть?

– Там много цветов, – бодро ответил Эркин. – Подберу.

– И набор, и шкафчик, и краска… Донесёшь?

– Нет проблем! – улыбнулся Эркин и встал. – А обои…

– За обоями мы вместе пойдём, – решительно сказала Женя. – Надо только решить, когда. И договориться. И чтобы, когда к нам придут на беженское новоселье, мы были готовы. Согласен?

– Да, – кивнул Эркин. – Да, конечно.

– Ну вот, – улыбнулась Женя. – Давай ложиться спать. А то завтра рано вставать, – и с удовольствием выговорила: – на работу.

И, как уже у них получалось не раз, Эркин успел лечь, пока Женя ещё возилась на кухне и в ванной. А когда она легла, Эркин уже спал, без притворства. Он всё-таки сильно уставал, отвыкнув за месяц лагеря от работы.

* * *

Дорога до Загорья оказалась сложнее, чем ожидал Тим. Нет, всё было сделано, как надо. Билеты, талоны, пайки, обеды… на этот счёт он был спокоен. Волновался только за отрезок до границы. Мало ли что. Просто чувствовал, что если заденут детей или Зину, то сорвётся. Но обошлось. Они заняли отдельное купе. Дим и Катя увлечённо глазели в окно, Зина поила их соком, кормила шоколадом и бутербродами из пайка, и сама ела. Он тоже время от времени присоединялся к трапезе, но сидел так, чтобы, если приоткроют дверь, оказаться лицом к лицу с вошедшим. Но их ни разу не побеспокоили. Проблема была только с туалетом. Идти в белый Зина боялась, а вести их в цветной уже он не хотел, зная, какая там неминуемая грязища. Но, на их счастье, в одном из соседних купе ехали две монашки, которые, увидев растерянную Зину, взялись её опекать и проводили с детьми в дамскую комнату. Зина сообразила сказать им только, что она с детьми едет на родину. Они даже посочувствовали, что ей приходится ехать в одном купе с негром, и предложили, если что, звать их. К счастью, Дим с Катей молчали и не выдали правды. Так что до Стоп-Сити доехали благополучно.

И на таможне обошлось. Им обменяли их деньги. Анкеты заполняла Зина: русского же Тим не знает. Она писала медленно и очень старательно. Тим стоял рядом и смотрел, как она даже не выписывает, а вырисовывает непривычные, но и чем-то похожие буквы.

– Ну вот, – вздохнула Зина. – Теперь деньги. У меня двадцать кредиток и ещё мелочь, – и аккуратно выложила рядом с анкетами замусоленные купюры и тусклые монетки. – А у тебя?

Тим вытащил из внутреннего кармана куртки пачку кредиток.

– Семь тысяч сто восемьдесят три, – высыпал рядом звенящую горсть. – И тоже мелочь.

Зина округлившимися глазами ошеломлённо смотрела на пачку. Она знала, что у Тима есть деньги. Он же столько всякого накупил, но… но не такие же! И Тим сам пересчитал все деньги. Офицер показал ему строчку, и он вписал цифры. Семь тысяч двести пять. Подвинул анкету Зине, и она выписала это словами.

– Что ещё? – спокойно спросил Тим.

И, подчиняясь его спокойствию, Зина прочитала:

– Изделия из драгоценных металлов и камней. Это про золото? – и, не ожидая ответа, потянулась к серёжкам.

Тим остановил её руку.

– Это не золото.

Офицер, мельком глянув на Зину, молча кивнул. Зина поставила прочерк и прочитала следующую фразу:

– Оружие…

Она хотела тоже поставить прочерк, и опять Тим остановил её. Перебрал их бумаги и протянул офицеру разрешение на оружие. Тот быстро и удивлённо посмотрел на Тима.

– А где оружие?

Тим достал из-под куртки и протянул ему небольшой, но толстый пакет. Офицер проверил печати, вскрыл пакет и выложил на стойку пистолет, обойму и нож=кинжал. Быстро, чётко сверил номера и кивнул Тиму.

– Можете забирать.

Тим вложил пистолет, обойму и нож обратно в пакет и спрятал его под куртку. Внутри всё дрожало. Неужели он проскочил? Невозможно поверить.

Вещи им проверили быстро, и они прошли за барьер. В Россию. Империя, Алабама, Старый Хозяин, – всё это осталось позади, за чертой. В вокзальном буфете, где получали паёк на дорогу, выпили русского, да, уже совсем русского чаю. Он купил большую плитку русского шоколада и ещё бутербродов с дорогой рыбой. Да, конечно, он понимает: потом будут траты. Нужна тёплая одежда всем, бельё, посуда, и какое бы ни было жильё, но его надо будет обставлять и оплачивать, а ещё неизвестно, что и как у него будет с работой, и конечно же, глупо вот так тратить сбережённые деньги, но… Но они переступили черту, свершилось то, о чём даже не мечтал, так… так надо же это отпраздновать, чёрт возьми! Он же не дурак и понимает: осетрину и сёмгу автомеханики не едят, и так шиковать им очень долго, а то и никогда не придётся. Так что… так что почти пять рублей за лёгкий, – как назвал это Дим, и он согласился – перекус он может выложить. Может, в жизни им больше не доведётся такого попробовать.

Зина бережно жевала тонкий ломтик белого хлеба с розовой пластинкой рыбной мякоти, глядя на него всё ещё испуганными глазами.

– Обалдеть, как вкусно! – сказал Дим, доев бутерброд.

– Ага, – кивнула Катя.

И в поезде от Рубежина – Стоп-Сити в прошлом – до Иваньково всё было нормально.

Им, правда, дали две полки: детям до семи лет отдельная полка не положена. Но зато повезло с попутчиками – супружеской парой демобилизованных офицеров. В вагоне было тепло, одеяла не вытертые, тёплые. Пили чай, угощая друг друга бутербродами. Выпили и водки. За победу и за возвращение домой. За окном плыла снежная равнина. Вид снега и закутанных, толстых от множества одежд людей беспокоил Тима. Он думал отложить покупку тёплой одежды до Загорья, но начал уже в Новозыбкове. Всем носки, всем варежки, Кате и Диму тёплые шапочки и шарфики, Зине хороший большой платок, Диму свитер, Кате и Зине кофточки, себе свитер – в одной рубашке под курткой было холодно, так что он даже на мгновение пожалел, что не обзавёлся обычной рабской, та намного теплее – себе вязаную шапочку, но уже ясно, что придётся покупать русскую меховую, да, правильно, ушанку, Зине и Кате рейтузы, Диму тоже. Зине даже снова стало страшно от уверенности, с которой Тим доставал, расплачиваясь, деньги. Но… но ведь нужное всё, холодно уже. Детей ли застудить, самим ли застудиться – всё плохо. А дальше будет ещё холоднее… И сама не удержалась. Увидев на перроне развал горячей картошки, сала, пирожков, солений. И только выдохнула:

– Тима…!

А он сразу понял, пошёл и набрал всего. И какой же пир у них был в поезде. Зина чуть не заплакала, жуя горячую картошку с солёным огурцом. И на внимательный взгляд Тима виновато улыбнулась сквозь слёзы.

– Как дома.

Тим понимающе кивнул и сказал:

– Очень вкусно.

– С ума сойти, – веско поддержал его Дим.

Катя не могла высказать своё согласие вслух – рот у неё был набит – и только часто закивала, едва не поперхнувшись.

Зина не решалась даже в мыслях прикинуть, сколько Тим, нет, всё же сколько они потратили в Новозыбкове. Но довольные смеющиеся рожицы детей, улыбка Тима всё затмевали.

После обеда детей уложили спать на верхней полке. Тим очень ловко – Зина не ожидала – соорудил из второго одеяла бортик, чтобы малыши не свалились во сне, и они сели вдвоём на нижней. Она у окна, а Тим рядом. Их попутчики сошли на первой станции после Новозыбкова, новых к ним не подсадили, и они были вдвоём. Вокруг шумели, пели, плакали, ругались – где ж и погулять, как не в дороге.

– Тима, ты поешь ещё, – решилась нарушить молчание Зина.

Тим покачал головой.

– Я сыт. Спасибо.

– Ну… ну тогда чаю ещё?

Тим улыбнулся.

– Ничего не надо, – и медленно, словно пробуя слова на вкус: – посиди… со мной.

Зина вздохнула и подвинулась, коснулась своим плечом его плеча. И Тим осторожно обнял её за плечи. И Зина не отстранилась, а как-то порывисто прижалась к нему. Ну да, ведь они муж и жена, дети спят, в отсеке они вдвоём, да и…

Это вполне прилично. Эти – попутчики их, офицеры, так он свою жену тоже и обнимал, и в щёку целовал. А Зина помнила, что родители даже сфотографировались так – в обнимку. Она положила голову на плечо Тим, ощутив щекой под тканью рубашки твёрдые бугры мышц.

– Тима, за Ижорск едем, там, говорят, ещё холоднее.

– Да, я уже думал. Надо ещё тёплого купить. Пальто, валенки…

– Ага, – Зина ещё раз вздохнула. – Тима, ты бы свитер одел, а то тянет от окна, ещё продует тебя.

Тим снова покачал головой, касаясь подбородком её волос. Он не хотел шевелиться. Доставать и надевать новенький в красно-синих узорах свитер – это отпустить Зину. А ему так хорошо. И ей… ей тоже хорошо, он чувствует это. У них будет дом. Большой красивый дом. Да, он понимает, что ни особняка, ни коттеджа ему не потянуть, но… нет, будет не хуже. Будут спальня, столовая, гостиная, и комнаты детей, у них будет много детей… И просторная светлая кухня, и блестящая кафелем и никелем ванная…

– Ты о чём думаешь, Тима?

– О доме, – сразу ответил он. – У нас будет большой дом.

– Дом? – переспросила Зина.

– Да, – улыбнулся Тим. – Нет, квартира. Но это дом.

– Ага, ага, – согласилась Зина. – Ты говори, Тима, – она закрыла глаза и потёрлась щекой о его плечо. – Ты говори, я слушаю. Какая у нас будет квартира?

– Большая. Восемь комнат. Спальня, столовая, гостиная и детские комнаты.

– Ой, это ж куда столько? – смущённо рассмеялась Зина.

У Тима дрогнули губы.

– Ты… ты не хочешь?

– Чего? – не поняла сначала Зина и, тут же сообразив, покраснела. – Ой, ну конечно, хочу, Тимочка. Я это про комнаты. Пять детских – это куда же столько? Мы вот все в одной были. Весело было, я помню.

Тим вздохнул и… и чуть плотнее прижал к себе Зину.

– У каждого должна быть своя комната. Я… я хочу, чтоб… я видел, как живут… – он замялся, не желая говорить ни «белые», ни «хозяева».

– Ага, ага, – Зина снова потёрлась щекой о его плечо. – Я поняла, о ком ты, Тимочка. Они ж богатые.

– Мы будем жить не хуже, – твёрдо сказал Тим.

– А может, и лучше, – охотно подхватила Зина. – И… и детей чтоб много, да, Тимочка?

– Ага, – выдохнул он, касаясь губами её виска.

Мимо их отсека по проходу шли, пошатываясь, трое демобилизованных. Страшным усилием Тим заставил себя не отпрянуть от Зины, не убрать лежащую на её плече свою руку.

– Ты говори, говори, Тима, я слушаю. А зала будет?

– Зала? – удивлённо переспросил Тим.

– Ну, нарядная комната. Там гости когда или праздник большой.

– Это гостиная, – удивился Тим, – я уже говорил.

Он называл гостиную по-английски холлом, а Зина считала холлом прихожую. И они стали выяснять, что как называется. А за запотевшим серым стремительно темнеющим окном летела назад снежная, неразличимая уже равнина.

Потом была уже обычная, ставшая привычной дорожная суета, пересадки, толкотня на вокзалах и в комитетах. И холод, всё усиливающийся холод. И траты. В Иванькове Тим купил себе шапку-ушанку, а Зина выглядела на рынке маленькие валенки, купили Диму и Кате. Надо бы и Зине, да и самому, но… но кто знает, что там в Загорье будет. И Зина подхватила, что сапоги у неё крепкие, а шерстяные носки, да ещё портянки сверху, так никакой мороз не страшен…

…Выйдя из Комитета, Тим сбил на затылок ушанку и вытер зажатой в кулаке варежкой лоб. Вот… вот не думал. Безвозвратная ссуда. Десять тысяч на человека и столько же на семью. Пятьдесят тысяч. Конечно, оснований не верить тому… Председателю не было, но что всё сказанное на собрании окажется не просто правдой, а ещё в таких размерах… Теперь… теперь он сможет… начать жить. «Счастье не в деньгах, а в их количестве»… А ведь прав был, сволочь белая, хоть и сглупил напоследок, не слинял вовремя, подставился под пулю. Кто его кончал? Да, правильно, Сай с Юпом, а он с Гэбом на подстраховке были. Ладно, все давно уже там, ни туда, ни оттуда не дотянешься, нужно о своём думать. А с такими деньгами в кармане даже вроде не так уж и холодно. Он натянул на руки варежки и не спеша, впечатывая шаги в поскрипывающий снег, пошёл через площадь.

Теперь домой. С ума сойти: у него есть дом, дома его ждут жена и дети. И это не во сне, а наяву. Восемь комнат, кухня, ванная, кладовка, даже две, прихожая… Да, когда в первый раз в комитете по приезде его спросили, какая квартира ему нужна, сколько комнат, он ответил:

– Восемь.

А сам думал: проси много, дадут хоть что-нибудь. И до последней минуты не ждал, не верил. И вот, в кармане куртки ключи. Пустые светлые комнаты, тёплые. Пока он ходил в магазинчик у дома купить чего-нибудь поесть, Зина раздела детей. Он даже испугался, увидев их босиком. А пол и впрямь оказался тёплым. Паркет всюду. Только в ванной и уборной кафель. Наскоро поели, и он побежал устраиваться на работу. Автокомбинат номер один.

Тим шёл, перебирая в памяти обрывки сегодняшних разговоров…

…Немолодой сухощавый мужчина в форме без знаков различия вертит в руках его диплом и права.

– Фирма, конечно, серьёзная. Известная контора, – и цепкий изучающий взгляд. – Испытательный срок месяц. В цех, на общие работы. А там посмотрим. Согласен? – он кивает. – Выйдешь послезавтра в бригаду Антонова. Вторая смена с трёх. Придёшь за полчаса, – и снова испытывающий взгляд. – Всё понял?

Он снова кивает, расписывается на заявке, ещё в каких-то бланках и прошнурованных тетрадях, и ему возвращают его документы…

…Ну что ж, общие работы – это куда пошлют. Да ему хоть с метлой стоять, лишь бы взяли. А то – ссуду всё-таки придётся вернуть – в Комитете открытым текстом сказали. Ладно. А сейчас… надо купить еды, посуды… чего ещё?

И тут он услышал свист. Знакомый с детства, с питомника. И медленно, осторожно повернул голову, нащупывая в кармане кастет. К нему шёл высокий мужчина в полушубке, ушанке, бурках… Тим узнал Эркина, разжал пальцы и улыбнулся.

– Не узнал тебя сразу.

– Значит, богатым буду, – улыбнулся Эркин. – Доехал?

– Как видишь. А ты, я вижу, совсем… по-русски.

– А чего ж мёрзнуть? Ты как, в порядке?

Тим кивнул. Они сами не ожидали, что обрадуются друг другу. Но привычки обниматься или ещё как-то выражать такие чувства у них не было.

– Ты… работаешь здесь? – Тим неопределённо показал за спину Эркина.

– Нет, – Эркин мотнул головой. – Я на заводе, а сюда в магазин. Ты когда приехал, сегодня?

Тим кивнул.

– Да. Ты… в «Беженском Корабле»?

– А где ж ещё? Кто через Комитет, все туда, – Эркин говорил уверенно и весело. – Ты в Комитете был? Получил… ну, что положено?

– Да, – настороженно ответил Тим, снова берясь в кармане за кастет. – А ты в какой магазин собрался?

– В хозяйственный.

И Тим решил рискнуть.

– Ты с чего начинал?

– В квартире? – уточнил Эркин и после кивка Тима улыбнулся. – С ведра и тряпки. Ну, чтоб пол мыть. И щётки с совком.

За разговором они дошли до магазина. И Тим вошёл следом за Эркином. Что ж, в самом деле, деньги у него есть, а Эркин по-русски, чего уж там, куда лучше говорит, и, хоть и не очень приятно просить помощи у… Тим покосился на Эркина и поймал ответный взгляд… да, они квиты и теперь на равных, здесь эти счёты ни к чему.

По магазину они ходили долго и на улицу вышли уже в полной темноте и навьюченные… как рабы.

– Тебе помочь? – предложил Тим, показывая на коробку с набором для ванной.

– Ты мне её на спину подай, – попросил Эркин. – А сумку я сам возьму.

Разобрав коробки и свёртки, они уже не спеша пошли рядом.

– А зачем тебе ремонт? Обои не нравятся? – насмешливо спросил Тим.

– Рваные – нет, – ответил Эркин. – Понимаешь, как после заварухи квартира, только что окна целы. А у тебя как?

– Нормально, – осторожно, чтобы не рассыпать ношу, пожал плечами Тим. – Никакого ремонта не надо. Только пол вымыть. А ты чего такую взял?

Эркин нахмурился.

– Ты много перебирал или сразу согласился?

– Мне понравилось, и я согласился, а ты…

– А я выбрал. Ждать ремонта в бараке, или сразу вселяюсь и ремонт сам делаю.

– Тогда да, – сразу согласился Тим. – Охренели бараки эти.

Они говорили на смеси русских и английских слов. Но у Эркина русских слов больше, чем английских.

– С работой уладил?

– Да, в автокомбинате. Общие работы в цеху. Слушай, прописка дорогая?

– Как у тебя, не знаю, а мне в тридцать рублей обошлось. Пиво и бутерброды к пиву на всю бригаду.

– Переживу, – кивнул Тим. – А вообще как здесь?

– Нормально, – Эркин усмехнулся и перешёл на английский. – У русских расовой гордости нет.

Они дружно громко захохотали так, что на них даже оглянулись.

– Да уж, – отсмеялся Тим. – Без неё как-то лучше.

– Не то слово. Ты квартиру большую взял?

– Как и говорили тогда. Восемь комнат. А ты?

– Тоже, как говорили. Четыре.

Тим ждал вопроса, что, дескать, куда столько, чтобы небрежно сказать: дети пойдут – тесно станет. Но Эркин ни о чём не спросил. Дескать, его какое дело. Хоть в десяти живите. Тиму стало как-то… неловко. Он слышал, смутно, правда, что со спальниками что-то такое особое делают, и красавчиков этих потому на случку никогда не берут, потому как детей от спальников не бывает. В самом же деле, что за удовольствие беляшке от раба беременеть, мулатов и хозяин от рабынь наделает, вон их сколько получилось. И не сам же парень в спальники пошёл, как и он в телохранители не просился. Тим ещё раз покосился на молча идущего рядом Эркина и спросил о магазинах. Эркин рассказал о Филиппыче, что на самое первое обзаведение самое лучшее.

– Ага, сойдёт, – кивнул Тим. – Далеко к нему?

– Не очень. Ты как, хорошо ориентируешься?

Тим счёл вопрос настолько глупым, что не стал отвечать. Эркин усмехнулся и продолжил:

– Вон от того фонаря возьми направо и до переезда через пути. А там…

Выслушав его, Тим кивнул.

– Понял, – и, помедлив, добавил: – Хорошо объясняешь.

– А что тут сложного? – удивился Эркин.

Тим улыбнулся его вопросу и промолчал. Они уже подходили к дому.

– Ты где?

– В левом крыле, семьдесят седьмая. А ты?

– В центральной башне. Двести сорок седьмая, – Тим улыбнулся. – Семёрка – счастливое число, а у тебя аж две.

– А я вообще везучий, – весело ответил Эркин.

У самого дома они разошлись по своим подъездам.

Тим поднялся к себе на четвёртый этаж, свалил свою ношу у двери с дести сорок седьмым номером и достал ключи. Прислушался. За дверью тишина, но живая. Он открыл дверь и наклонился, чтобы поднять и занести покупки. Тут же его оглушил радостный визг Димы и Кати, и смех Зины, и руки, тёплые живые руки теребящие его, хватающие за полы и рукава куртки, затаскивающие его внутрь, хватающие свёртки и коробки.

– Тише, тише, – приговаривала Зина, – зайти-то отцу дайте. Тима, ты раздевайся, устал наверное. Суп горячий, поешь сейчас.

Тим сам не понял, когда и как всё случилось, но он уже без куртки и шапки, как все босиком, в кухне, и от запаха горячего супа сладко ноет в животе, а… а это откуда?!

– Вот, – Зина заметила его взгляд и смущённо улыбнулась. – Вот, на новоселье нам… соседи подарили.

– Соседи? – переспросил он, рассматривая стол и табуретки.

– Ну да, не в лесу живём, Тима, среди людей живём, – Зина говорила быстро, успокаивающе. – Нам помогут, мы поможем.

Тим медленно кивнул. И Зина захлопотала, накрывая на стол, расставляя привезённые с собой миски и ложки.

– Пообедаем сейчас.

Ей хотелось расспросить Тима, как он сходил, как устроился, но она помнила усвоенное с детства: Мужика сначала накормить, всё остальное – потом.

– Дима, Катя, руки мыть, живо. Найдёте, найдёте ванную, не заплутаете, – Зина рассмеялась и кивнула Тиму. – Представляешь, забежали на тот конец и кричат. Мама, где мы? – пропищала она тоненьким голосом.

Тим невольно рассмеялся, прислушался к детскому визгу в ванной и покачал головой.

– Пойду разберусь.

И наконец сели за стол. Зина разлила суп, положила нарезанный хлеб.

– Вкусно как, – заявил Дим, облизывая ложку.

– Ну так домашнее же, – гордо улыбнулась Зина.

Тим кивнул.

– Да, вкусно.

Сам он не мог бы сказать, нравится ли ему, вкусно ли, но дети довольны, суп сытный, горячий… конечно, хорошо. Он ел и чувствовал, как медленно выходит из него холод. Он, оказывается, здорово замёрз и даже не заметил за беготнёй.

– Тима, ещё?

Он покачал головой.

– Нет, сыт.

– Пап, а ты чего купил? – вклинился Дим.

– Дай поесть отцу, – строго сказала Зина, мимоходом погладив Дима по голове. – Сейчас чаю попьём, – и, поглядев на Тима, спросила: – Ну, как всё? Хорошо сходил?

– Да, – Тим улыбнулся. – С работой всё в порядке. В четверг уже выхожу. В Комитете я всё оформил. Ссуду нам дали. Безвозвратную.

Зина сидела напротив него и смотрела. Смотрела так… Тим не знал, как это назвать. Не было в его жизни ещё такого, вот и слов для названия нет.

– Сегодня на полу спать придётся. Завтра пойдём, купим, постели, кровати, посуду…

Зина кивала и поддакивала.

После чая он показал Зине покупки. Она ахала, расставляла, раскладывала…

– Я… – он запнулся, не зная, стоит ли называть Эркина его индейским именем, в лагере, как он помнил, его называли только Морозом, наверное, и здесь лучше так. – Я Мороза встретил.

– Это Женькин муж? – живо спросила Зина.

– Дядя Эрик, да? – немедленно влез с уточнением Дим.

– Да, – кивнул Тим. – Они тоже здесь живут. В семьдесят седьмой.

– И Алиска здесь? – обрадовался Дим. – Во весело будет!

– Сугроб будете измерять? – улыбнулся Тим.

И тут позвонили в дверь. Зина удивлённо посмотрела на Тима. Почему-то Тим сразу решил, что это Эркин. И спокойно пошёл открывать. Даже не спросив, кто там, щёлкнул замком и распахнул дверь. И замер. Перед ним стоял белый в форме. Не армейской, но… Полиция?! Зачем?!

– Участковый инспектор старший лейтенант Фёдоров, – и чётко привычный взмах руки под козырёк. – Могу я войти?

Тим попятился, впуская странного гостя в квартиру.

Обо всех новых пассажирах «Беженского Корабля» Фёдоров получал информацию трижды. От Мани с Нюрой, коменданта Ванина и под конец по сопроводилке из Комитета. И, подшивая официальный лист в официальную папку, он уже знал, чего и сколько новичок купил в магазине, в какой квартире живёт и ещё массу всяких интересных мелочей, которых в деле просто не бывает.

Вот и сегодня, когда он шёл по своему обычному «вторничному» маршруту, его окликнули:

– Родион Макарыч!

Нюра в белом халате и накинутом на голову платке махала ему с заднего = оно же грузового – крыльца магазина. И, когда он подошёл, зачастила:

– Вы уж зайдите, мы же ж тут совсем без вас…

– И чего тут у вас стряслось? – спросил он, заходя в маленькую подсобку.

– Ты как хочешь, участковый, – с ходу встретила его Маня, – а я так не могу. Мне ещё жить, а тут…

И обе наперебой стали выкладывать участковому, какого страха натерпелись, когда, ну, как раз перед обедом, ввалился к ним, чёрный, страшный, ну да, ну, такой страшный…

– Ну уж и страшный? – усомнился Фёдоров, усаживаясь за стол, служивший Мане сейфом, столовой, бухгалтерией, косметическим салоном и… много чего на этом столе делалось. – Ты, я помню, и на Мороза баллоны катила.

– Да сравнил! Мороз что, индей вот только, а так ничего, даже красивый. А этот… ну, страшон, ну… Ты пост хоть мне поставь, а то я одна…

– Чего тебе поставить? – удивился Фёдоров.

– Да ну тебя, – отмахнулась Маня. – Я о деле, а у тебя одно на уме.

– И денег у него много, – сказала Нюра. – И набрал всего, как роту кормить, и с сотенной сдачу набирали.

– Ну да, пачка сотенных, – подхватила Маня. – А ссуду комитетскую ещё не мог получить.

Фёдоров задумчиво кивнул, но сказал:

– Ну и что? И вот, тот же Мороз, ты же сама мне говорила, с деньгами был.

– Не пьёт парень, вот деньги и водятся, – отрезала Маня. – А этот не иначе, как ограбил кого. Ты бы, Родя, увидел его, так… да ему за одну морду статью вешать можно.

– А твоя… на сколько статей потянет, – встал он. И когда Маня с Нюрой отсмеялись, сказал серьёзно: – Ладно, всё утрясётся.

Прямо от них он, тоже как всегда в такие дни, пошёл к Ванину. Комендант сидел в своём кабинете, приводя бумаги в порядок.

– Как к тебе ни зайду, так ты в бумагах.