Текст книги "Аналогичный мир - 3 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 70 страниц)

– Ты, – захрипел Джимми, шаря вдруг ставшими скользкими из-за перчаток пальцами по необычно твёрдому локтю, – ты чего?

И удар под дых, несильный, но от которого сразу перехватило дыхание, а тело стало безвольным.

– Ты кого на понт брал, падла? – насмешливый голос Джека над ухом. – За фрайера меня держал, сука?

Как сами собой расстегнулись и свалились вниз, спутав ноги, брюки, сползли трусы, и холод прижатого к животу лезвия.

– Лагерник тебе нужен? – ласково спросил Андрей. – Получай лагерника.

Боли не было, был холод, медленно пересекающий живот от левого паха к правому подреберью.

– Пощади, – из последнего, безнадёжно цепляясь за зажимающую горло руку, прохрипел Джим. – Деньги… возьми все…

– За кровь друга западло, – и поучающим тоном. – Что за предательство положено, забыл, охранюга? – и насмешливо копируя его собственные слова: – Ох, и повозился я с тобой. В расчёте, падла? Не слышу.

Животу уже горячо, по ногам течёт горячая жидкость. Кровь? Это его кровь?! Не хочу! Нет! Не-ет!

Чужая рука властно поднимает за подбородок, запрокидывает назад его голову.

– Привет из Хаархана!

И опять этот холод, уже на горле. Не-е…

Булькнув, Джимми Найф захлебнулся собственной кровью.

Плавно, медленно, чтобы не набрызгать кровью, Андрей попятился, опуская сразу отяжелевшее тело на пол. Положил рядом с ним нож, отступил на шаг и оглядел руки. Нет, вроде нигде не запачкался. Проверим. Он быстро прошёл через спальню в ванную, оглядел себя в большом трёхстворчатом зеркале. Чист. Теперь… рвать когти. Но по-умному.

Погасив в спальне свет, он вернулся в гостиную. Уверенно, как давно продуманное, взял со стола две больших пачки. Ту, что Найф называл «за Джонни», бросил плашмя на грудь лежавшего навзничь трупа, а вторую, которая «за Фредди», точным броском вогнал в уже разошедшийся и заполненный кровью разрез на животе. Третью, что «за тебя, дурака» сунул в карман брюк. Нож трогать не стал: Найф много хвастал, что нож его приметный и его все знают, вот и оставим ему его примету. Ушёл на кухню. Где эти банки? Чёрный молотый перец, красный сладкий, красный жгучий… табака нет, жаль. Он высыпал содержимое всех трёх банок в большую фарфоровую тарелку, аккуратно потряс, перемешивая. Крышки завинтил и поставил банки на место, закрыл дверцы, вернулся в гостиную, щёлкнув по дороге выключателем. Всё засыпать – не хватит, конечно, но… вокруг на ковре, и за собой. Он, пятясь, пошёл к выходу, рассыпая перец. Сдёрнул с вешалки и натянул куртку-ветровку, замок на задвижке, так, а «собачку» сдвинем, чтоб сама захлопнулась. Чем позже найдут, тем лучше. И перед тем, как выключить свет, оглянулся. Удовлетворённо улыбнулся хищным оскалом, оглядев труп. Здорово получилось! Кому надо – тот поймёт.

Андрей выключил свет и вышел, мягко без стука захлопнул за собой дверь. Глубоко вдохнул запахи влажной земли и ещё чего-то, пересёк крохотную веранду и стал спускаться с крыльца, по-прежнему рассыпая за собой перец. Дорожка через узкий газон к калитке. А дождь нехилый, смоет весь перец. Ну, так и запахи со следами заодно.

Закрыв за собой калитку, огляделся. Тихо, темно, ночь сейчас, ни одно окно нигде не светится, сейчас любой патруль его приметит. Ладно, уйти подальше от этого дома, а там… Колумбия… Наслышаны, как же, большой город, вторая столица, а это, значит, окраина, а то и пригород. Надо на вокзал, самое верное. И вроде вон там как зарево над домами, там, значит, фонарей больше, центр там, многолюдье. Ну, тогда туда. Записку прячем среди бумаг, бревно под павшими листьями, а человека в толпе.

Он высыпал остатки перца перед калиткой и пошёл прямо по мостовой: у шин запах сильный, сам временами чувствовал, если что, перебьёт его ботинки. На углу у решётки водостока он задержался. Аккуратно разбив тарелку, сбросил все осколки в канализацию и пошёл уже свободно, чутко прислушиваясь к окружающему.

В двенадцать минут второго Чак подъехал к «Голубой звезде» – отелю с рестораном, слишком, пожалуй, большому для такого захолустья, как Коркитаун. На вывеске были заметны следы переделки: раньше гостиница называлась «Пурпурной звездой», и после капитуляции название высшего имперского ордена владельцы посчитали неуместным, но закрасили слабо. На всякий случай – усмехнулся Чак. Слышал он об этом… притоне-пристанище, но работать не доводилось ни разу. И одновременно он затормозил, и открылась дверь отеля, выпустив двоих. В два шага они пересекли тротуар, хлопнули дверцы «ферри», и Чак стронул машину. Всё вместе заняло несколько секунд, не больше.

– В Колумбию, Чак, – спокойно распорядился Джонатан и улыбнулся. – На квартиру.

– Слушаюсь, сэр, – невозмутимо ответил Чак. – В Колумбию, на квартиру.

Сегодня Джонатан и Фредди сели сзади. В зеркальце над ветровым стеклом Чак видел их спокойные усталые лица. «Есть ситуации, когда за рулём должен быть третий». Да, именно так и сказал тогда Джонатан, отвечая на его дерзкий вопрос.

Незаметно для себя Чак старался вести машину очень плавно, чтобы не потревожить сидевших за его спиной. Доверившихся ему.

Дождь то ослабевал, становился моросью, то снова припускал почти ливнем. И автовокзал, к радостному удивлению Андрея, был битком набит ожидавшими своих рейсов и, как и он, промокшими людьми. Так что внимания на него никто не обращал: у всех своих забот полно.

В уборной Андрей закрылся в кабинке и первым делом снял с пачки денег банковскую ленту, прочитал – на всякий случай – всё написанное на ней, изорвал, как можно мельче и бросил в унитаз. Сто сотенных, а тех пачках были тысячные. Тысячную разменивать – запомнят, он ещё и потому бросил те там, а себе взял эту, так сказать – он ухмыльнулся – «заработанную». Одну сотенную сунул в карман, остальные завернул в туалетную бумагу и засунул опять под рубашку. Ну вот, остальное потом.

Он вышел из кабинки, вымыл руки. Хорошие какие перчатки, прозрачные, совсем незаметные, и отпечатков не оставляют. Где только эта сволочь раздобыла такие? Жаль, теперь не узнаешь, а то бы прихватил тройку-парочку про запас. Но сейчас и от них надо избавиться. Так что осмотримся, обнюхаем, что можно, и продолжим.

Одежду ему дал Найф, и Андрей быстро убедился, что никак и ничем в толпе не выделяется. Правда, куртка-ветровка тонкая и промокла насквозь, пока он блуждал по улицам, но это не самое страшное. Не сахарный – не растает.

Потолкавшись у одного из передвижных лотков, купил себе хот-дог и картонный стаканчик кофе, благополучно разменяв сотенную. И уже – сытым не назовешь, но по телу пошло тепло от съеденного – пошёл смотреть карту маршрутов и расписание.

В Кингслей ни одного маршрута не было. Прямого. Но если с пересадкой в Диртауне, оттуда до соседнего местечка Бредфорда, а там что… на попутке? Рискованно. Э, нет, вот ещё через, да, три без малого часа рейс, кружной с остановками и можно будет сойти по требованию, а там напрямик. И здесь не светиться, а спать и в автобусе можно.

Он пробрался к кассе, купил билет, потолкался ещё, купил в одном лотке сигарет, а в другом зажигалку. Как ни тянуло в зал для цветных, Андрей держался: нельзя, здесь его не знают и это даже не засветиться будет, а нарваться. Он же сейчас без документов, «беспаспортный» по-русски, а это – лакомая добыча для любого патруля, хоть полицейского, хоть комендантского. А ему надо добраться до Элли, забрать у неё удостоверение и рассчитаться, а там… там прямым ходом до ближайшей комендатуры. Всё, с этим. Теперь перчатки.

Он снова пошёл в уборную, в кабинке стянул перчатки, разорвал их. В унитаз? Забьёт, начнут прочищать и найдут. Значит, в комок и в карман, и… тоже в водосток? Неохота опять под дождь, только-только куртка подсыхать стала. Ладно, найдём по дороге удобное местечко.

Мучительно хотелось купить газету, но пришлось опять же сдержаться: с газетами только пожилые, а выделяться нельзя. Ладно, так походим…

…Когда объявили его рейс, Андрей уже можно сказать высох, выкурил две сигареты, выпил ещё кофе с гамбургером и сока с пирожным и был вполне доволен жизнью. Даже если его сейчас и заметут, он, по крайней мере, сыт.

Не слишком довольный временем и погодой немолодой шофёр принял у него билет, и Андрей прошёл в середину автобуса, сел к окну. Попутчиков немного – рейс не слишком удобный. Ну, и к чёрту всё. Нестерпимо хотелось спать. Но он дождался, пока шофёр займёт своё место, закроет дверь и стронет машину. И только когда за забрызганном дождём как слезами окном побежала назад предрассветная улица, Андрей откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, мгновенно провалившись в черноту настороженного опасливого сна.

На выезде из Колумбии ярко-красный рейсовый автобус разминулся с тёмно-синей «ферри». Ни шофёры, ни пассажиры не заметили этого.

* * *

На масленицу выходных не дали, и гулял, в основном, Старый город, где заводчан было немного. Но суббота и воскресенье – это ж… широкая масленица, все удовольствия. Это надо отпраздновать. И погода как на заказ – солнце и мороз несильный, и без ветрие. Ну, гульнём, так гульнём!

Блины Женя отложила на выходные. В будни-то некогда.

– Эркин, я сегодня блины делать буду.

– Мм, – Эркин, обжигаясь, торопливо, как всегда по утрам, пил чай.

– Так ты с работы когда пойдёшь, купи сметаны, рыбы там хорошей.

– Ага, обязательно.

Эркин снизу вверх посмотрел на Женю.

– Женя, в субботу я в Старый город пойду.

– На кулачный бой? – лукаво улыбнулась Женя.

– Женя! – изумился Эркин. – Ты знаешь?!

– Загорье – маленький город, – смеялась Женя. – Здесь все всё всегда знают. Иди, конечно.

– Ага! – Эркин вскочил на ноги. – Я побежал, Женя, да?

Привычный вихрь утренних сборов, прощальный поцелуй в прихожей, и он уже бежит по коридору и вниз по лестнице.

А в воскресенье открытие Культурного Центра и приглашают всех-всех-всех. И они пойдут всей семьёй. Хорошо, когда праздники.

В бытовке, как всегда по пятницам, шумно и весело.

– Гульнём, братва!

– Кому что…

– Шелудивый о бане, а Ряха о выпивке.

– А что?! Я, братцы, любого перепью. Спорим? – Ряха задиристо озирается по сторонам. – Ну, с кем?

– Халявщик ты, Ряха, – хмыкает Геныч.

– Всё, мужики, – Медведев стоит в дверях бытовки. – Айда.

И все с шумом и гомоном валят следом во двор.

Работа привычна и потому несложна. Контейнеры, коробки, ящики, мешки – не всё ли равно, он со всем справится. Бегает, тащит, толкает, перекликается с остальными и думает о своём.

Завтра, как говорят, кулачки, кулачный бой. Уже не в «стенке», а один на один, но без борьбы, объясняли ему, чистые кулаки. Что ж, если не против Тима, то он любого вырубит. А с Тимом… там и повозиться придётся. И ещё неизвестно, как обернётся. И ещё есть… эти, со второго рабочего двора, да нет, этих он запросто вырубит, трепыхнуться не успеют…

…Он шёл из столовой.

– Хей! – гортанный возглас за спиной заставил его обернуться.

Трое индейцев в рабочей, как и у него, робе грузчиков настороженно, но без особой неприязни осматривали его. Ну, что ж, поговорим. Он ответил столь же внимательным взглядом и решительно подошёл. На последовавшую непонятную фразу ответил сдержанно:

– Не понимаю. Говори по-русски или по-английски.

– По-английски? – переспросил стоящий в центре. – С той стороны?

– Да.

– Давно племя потерял?

– Мои проблемы, – не будет он им объяснять про питомник и прочее.

– А мы вот месяц как уехали. Ты давно здесь?

– Третий месяц скоро.

– И как?

– Мне хорошо!

Из троих говорил только один, остальные, похоже, русский знали плохо. Задираться никто, похоже, не хотел, расспрашивали вполне дружелюбно. И он улыбнулся уже помягче.

– Ты один? Перебирайся к нам.

– Ну, в бригаду, – разжал губы самый молодой. – И живём мы вместе, – и старательно по слогам: – Вск-лад-чи-ну.

Он покачал головой. – У меня семья. И в бригаде всё нормально.

– Если будут… – следующее слово непонятно, но догадаться несложно, – прибивайся к нам.

– Одному совсем плохо, – улыбнулся молодой.

Третий, всё время молчавший, кивнул. И он кивнул и улыбнулся в ответ…

…И хотя расстались вполне дружелюбно, но что-то царапало, не давало Эркину отнестись к ним, как к своим, но и забыть тоже не получалось. Был разговор дня три назад, при встречах теперь обменивались кивками, но… чужаки они ему. Как говорят? От добра добра не ищут? Да, так. Ему в бригаде хорошо. И вообще хорошо. И ничего менять он не собирается.

– Мороз, на кулачки придёшь?

– Приду. А там как, по жребию?

– По вызову! – хохочет Серёня. – Ох, я в прошлом году вмазал…!

– Тебе вмазали, – поправляет его Антип. – А так-то всё верно.

– Ври, да не завирайся, – кивает Геныч. – Старшой, шабашим?

– Кто на контейнерах, валите, а это докидать надо.

Эркин кивает и переходит в пару к Кольке. Тот радостно ухмыляется.

– Во! Ща мы мигом!

А когда они уже идут к бытовке, Колька негромко спрашивает:

– После кулачков ко мне?

– А то! – улыбается в ответ Эркин.

– И своих бери, придут они на кулачки смотреть.

Колька не спрашивает, но Эркин неуверенно пожимает плечами, входя в бытовку.

– Не знаю. Я не говорил, чтобы пришли.

– Чего ж так? – вмешался в их разговор Тихон. – Бабы завсегда, хоть издаля, но посмотрят.

– А уж визжат-то! – засмеялся Петря.

– Это ж не драка, а гуляние, – объяснил Саныч. – Милиция и то…

– Ага, ага, – в один голос заржали Петря и Серёня. – Третьего года помню, было. Ага, участковый наш… переоделся и в круг вышел… Ага, а раз без погон, то и накостыляли ему… Теперь только смотрит… Ага, как это, ну, когда без формы?

– В цивильном, – хмыкнул Геныч. – Я тоже помню, как вы, храбрецы, с берёзы свистели.

Теперь ржали все. Эркин задумчиво кивнул. Ну, если так положено, то и он не против. Но в гости идти, это надо будет купить…

– А в воскресенье чего? – разговор уже ушёл в сторону.

– Этот, Культурный Центр открывают?

– Ага, в полдень.

– А крепость когда?

– Сходим, посмотрим, и в крепость.

– Ошалел? Завтра крепость.

– А кулаки?

– Там же, на пруду. А в воскресенье масленицу жечь будем.

– Они ж хотели первого открыться.

– На воскресенье перенесли, чтоб в праздник.

– Да уж, в понедельник не попразднуешь.

– Понедельник – день тяжёлый.

И все дружно хохочут.

– А уж для Ряхи-то…

Петря от хохота складывается пополам и садится на пол.

– Не, братцы, не сдаётся Ряха, – кому туда надо, так вождю, культура, братцы, она…

Тебе всё не впрок, – осаживает его Саныч.

Эркин с наслаждением, не обращая внимания на Ряху, растёрся насухо полотенцем и стал одеваться. Креповую рубашку и полотенце в сумку, портянки перемотать под бурки, робу в шкафчик, а на следующую зиму он себе тоже другую ушанку купит, а эта только для работы будет, как и роба.

– Завтра в полдень?

– Можно и пораньше.

– До завтрева, мужики.

– Ох и гульнём!

– Серёня, зубы береги!

– А то Машутка любить не будет.

Коридоры заполнены идущими со смены весёлыми, перекликающимися и договаривающимися на завтра людьми. И Эркин идёт в этой толпе как все. Он один из них, из многих. Не притворяется, не подлаживается, но он со всеми. Те трое, вроде и ничего парни, но… но не нужны ему. Они сами по себе, и он сам по себе.

Жмурясь от яркого, уже вроде и не зимнего солнца, Эркин шёл по центральной улице. Рыбу он купил, трёх сортов, и маленькую баночку, смешное название – икра, интересно, какова на вкус. Джонатан тогда говорил, что из русской кухни знает только водку и икру. Ну и попробуем. А сметану он у Мани с Нюрой купит. И…

Впереди показалась знакомая фигура в чёрном полушубке. Эркин улыбнулся и негромко свистнул по-питомничьи.

Тим вздрогнул и обернулся.

– А, ты! Привет.

– Привет. Домой?

Тим кивнул и показал глазами на плотно набитую сумку в руках Эркина.

– Купил кое-чего к блинам, – ответил на непрозвучавший вопрос Эркин.

– У нас тоже блины, – с секундной заминкой сказал Тим и перевёл разговор. – Идёшь завтра в Старый город?

– На кулаки? Иду. А ты?

– Я тоже. Если в пару попадём, – Тим усмехнулся, но продолжил серьёзно: – не заведёшься?

– Удержусь, – так же серьёзно ответил Эркин. – А с крепостью я что-то не очень понял.

– Я тоже, – кивнул Тим. – Ну, там разберёмся. Да, а Культурный Центр что обещает?

– На воскресенье или потом?

– Про воскресенье я слышал.

– Школа для взрослых, библиотека, концерты, кино будут показывать. А потом ещё всякое, когда достроятся.

– Угу, – Тим явно обдумывал что-то своё. – Ну, ладно, посмотрим.

Но Эркин всё-таки спросил:

– Пойдёшь в школу? – и, чтобы Тим не подумал чего, улыбнулся. – Я пойду.

– Ты же вроде того, читаешь по-русски? – чуть подчёркнуто удивился Тим.

Эркин быстро искоса посмотрел на него, отвёл глаза, притенив их ресницами, и ответил:

– Я хочу школу кончить, – и повторил вычитанное в газете: – Иметь законченное среднее образование.

– Ишь ты какие слова знаешь, – насмешливо хмыкнул Тим и повторил: – Посмотрим.

За разговором они уже подходили к «Беженскому Кораблю». Особого мороза нет, и дети – у кого с одеждой получше, и присмотреть есть кому – гуляли на улице. Визг, детский гомон, смех…

– Папка-а-а-а!

К Тиму со всех ног бежал Дим, волоча за собой быстро перебирающую тоненькими ножками Катю.

– Здрасть! – бросил он, не оборачиваясь, Эркину, с ходу ткнувшись в ноги Тима. – Пап, а мамка в магазине, а нам гулять сказала, пап, а ты принёс чего?

Эркин попрощался кивком и пошёл к себе. Алиска-то дома одна сидит.

И, уже открывая дверь, вспомнил, что забыл купить сметану. А, так вот они сейчас и сходят за ней.

– Э-эрик! – встретил его ликующий вопль Алисы. – Ты пришёл!

– Пришёл, – не стал спорить с очевидным Эркин. – Алиса, хочешь со мной за сметаной?

– Ага!

– Тогда одевайся. Я пока выложу всё.

Он быстро скинул полушубок и ушанку и, не разуваясь, прошёл на кухню. Покупки на стол. А грязное рабочее в ванную, в ящик…

Алиса, сопя, воевала с непослушными рейтузами. Эркин помог ей одеться, оделся сам, и они пошли за сметаной.

– А санки? Эрик, мы санки не взяли, – сказала Алиса, спускаясь по лестнице.

– А зачем санки? – удивился Эркин. – Мы же не на рынок.

– Ну да, – согласилась Алиса. – И не гулять идём, а по делу.

– Ну да, – кивнул Эркин.

Алиса ненадолго задумалась и на улице решительно сказала:

– Я с тобой.

– Как хочешь, – довольно улыбнулся Эркин.

Ему и в самом деле нравилось ходить с Алисой. Приятно было чувствовать в своей ладони её ручку, отвечать на её вопросы… и знать, что никто не осудит, не посмотрит косо, что это не опасно ни ему, ни Алисе.

В магазине им обрадовались.

– За сметаной никак? – улыбаясь, Нюра ловко подвинула бидон.

– А что за блины без сметаны? – подхватила Маня. – А банку не забыла, хозяюшка?

– Не-а. Вот.

Алиса взяла у Эркина банку и поставила её на прилавок, привстав для этого на цыпочки.

– Ай да умница, – восхитилась Маня.

Эркин уже хорошо догадывался о цели этого восторга, но не устоял и купил ещё и икры. Маня называла её паюсной и говорила, что к блинам ничего лучшего и не бывает. Что икра бывает разных цветов и одна дороже другой, Эркин знал и раньше по Паласным угощениям, но никогда не пробовал – икру беляшки всегда всю сами сжирали – а вот такой никогда не видел.

С покупками пошли домой. Эркин нёс банку со сметаной, а Алиса баночку с икрой. Здоровались со встречными, поздравляя с Масленицей и принимая поздравления. И только вошли в квартиру, только положили покупки и стали раздеваться, как пришла Женя.

– А нас сегодня раньше отпустили, – Женя, подставив Эркину щёку, отдала ему сумки, чмокнула Алису в щёчку и стала раздеваться. – Я даже по магазинам пробежалась.

Обычная вечерняя – за окном уже наливающиеся синевой сумерки – суета сегодня дополнялась блинами. Оказалось, что это очень интересно, а особенно Алисе понравилась процедура переворота блина в воздухе, а потом выяснилось, что и необыкновенно вкусно.

Эркин передал Жене приглашение Кольки.

– Конечно, пойдём. Я думаю, сделаем так, Алиса, не вози по тарелке, мы пойдём пораньше сразу к ним. Ты с Колей пойдёшь на бой, а мы… мы что-нибудь придумаем.

Эркин вопросительно посмотрел на неё, но Женя уже занималась Алисой, и он понял, что сейчас продолжать не стоит. Но… но почему?

И заговорил об этом, когда Алиса уже давно спала, на завтра всё приготовлено, а они были в спальне. Он лежал на кровати, а Женя расчёсывала на ночь волосы.

– Женя, – тихо позвал Эркин.

– Да, милый, – откликнулась она, не оборачиваясь.

– Ты не хочешь идти. Почему?

– Куда? К Коле?

– Нет, на кулаки.

Женя положила щётку а подзеркальник, тряхнула головой, рассыпая волосы по спине и плечам. Эркин молча ждал. Женя подошла к кровати, откинула на своей стороне одеяло и легла, потянулась погасить лампу и уже в темноте наконец ответила.

– Я боюсь, Эркин.

– Боишься? – он порывисто приподнялся на локте. – Чего, Женя? Да я…

– Я за тебя боюсь.

– За меня?! Что ты, Женя, да я их всех пораскидаю. Веришь?

Женя тихонько засмеялась и погладила его по плечу.

– Конечно, верю. Но… но а вдруг… вдруг кто ударит тебя?

– Женя, это… – он запнулся, подбирая слова, и повторил услышанное сегодня в бытовке: – Это же не драка, а гуляние.

Женя снова засмеялась и, мягко притянув к себе, поцеловала в щёку.

– Посмотрим, милый, давай спать.

– Давай, – согласился Эркин, вытягиваясь рядом и обнимая Женю за плечи.

На улице солнечно, людно и весело. Казалось, весь город вышел на прогулку. Масленица! Это ж не чего-нибудь, а… а ну чего объяснять, каждый сам понимает. И в Старом городе шум, веселая беготня… Эркин уверенно вёл Женю и Алису, здороваясь и обмениваясь поздравлениями со встречными. Оказывается, многие его помнили по святочной «стенке» и теперь желали победы.

В Колькин двор он и вошли именно в тот момент, когда тот в одной рубашке выскочил за чем-то на крыльцо.

– О! Здорово, Мороз! – радостно заорал он и тут же поперхнулся, увидев Женю и Алису. – Ух ты-и! – и прокашлялся. – Вот это здорово, заходите, милости просим.

И, пока они раздевались в сенях и Эркин помогал Жене и Алисе, как-то шмыгнул мимо них в кухню, и Эркин успел услышать:

– Мама Фира, гости пришли.

Эркин поглядел на Женю, и она с улыбкой кивнула, показывая, что услышала и поняла. Так что они помедлили в сенях, дав хозяевам время навести самый необходимый порядок.

Когда они вошли и поздоровались, мама Фира обрадовалась им, но извинилась, что не прибрано, Женя сказала, что это пустяки, Колобок, цепляясь за юбку мамы Фиры, исподлобья смотрел на Алису. Из горницы вышел Колька и, глядя на маму Фиру, еле заметно кивнул. Эркин заметил и спросил:

– Семён спит?

– Нет, проснулся давно, – улыбнулся Колька и Жене: – Идёмте, познакомлю вас.

Семён в свежей рубашке уже ждал. Он поздоровался за руку с Женей, потрепал по голове Алису и нарочито громким шёпотом сказал Эркину:

– Ну, Мороз, ты и хват! Такую красавицу умыкнул.

Женя рассмеялась вместе со всеми. Немного поговорили о всяких пустяках и погоде. Колобок притащил кошку, зажав её поперёк живота, и Алиса занялась ею. А Женя очень просто сказала, что пусть Коля и Эркин идут, а они с мамой Фирой подойдут потом. Мама Фира горячо согласилась, и Колька кивнул:

– Пошли, Мороз. Пока заведёмся да разогреемся, они как раз подоспеют. А то чего им лишнего на холоде.

И Эркин не стал спорить. Может, и впрямь так лучше будет.

Они оделись и пошли.

Как и на святках на пруду было много народу. А на дальнем конце пруда, где берег был заметно круче, возвышалась сложенная из снега…

– Крепость это, – объяснил Колька, заметив удивлённых взгляд Эркина. И засмеялся: – Штурмом брать будем.

Они подошли к одной из групп мужчин. Эркин узнал светлоусого вожака «стенки», Рябыча, Леонтия, стоявшего против него на «стенке», и улыбнулся, подходя.

Внизу, на пруду ещё бестолково сшибались мальчишки, но уже колготились на склонах, залихватски сплёвывая и ругаясь, парни. Эркин заметил среди полушубков рабскую куртку. Да… да это тот самый малец, джи. Значит, прижился. Здорово, молодец!

Продолжая степенные разговоры о том, какую весну и лето обещают приметы и как на хозяйстве и урожае скажется, мужчины изредка посматривали на пруд, отпуская краткие и очень точные замечания и характеристики драчунам.

– Смотри-ка, ловок, – обмолвился кто-то, когда смуглый парнишка в тускло-чёрной куртке метким ударом вышиб очередного противника.

– Это Новик-то?

– Чей пацан?

– Да старика, у Ключинихи квартирует.

– Из беженцев, значит?

– Ну да.

– Смотри-ка, увернулся.

– На встречный поймал. Ловок.

– Да, не ломит дуром.

– В силу войдёт, крепкий боец будет.

Эркин невольно кивнул. Да, от ударов уходит хорошо и сам бьёт неплохо, разумно. Но это пока противника серьёзного нет. А мужчины уже тоже спускаются, сплёвывая и растирая подошвами бурок окурки. Парни расступаются, образуя круг. Так, мальцу пора уходить. Эркин сумел перехватить его взгляд и кивком показал – отваливай. Понял, подобрал сброшенную в горячке боя облезлую ушанку и вышел из круга. Кто-то из мужчин с одобрительной насмешкой крепко хлопнул парнишку по плечу. Смотри-ка, покачнулся, но устоял.

В круг вошёл кряжистый рыжеусый мужчина в ярко-рыжей лисьего меха ушанке.

– Ну, мужики, – он хохотнул, оглядывая круг, – кто рисковый?

И в круг шагнул Леонтий.

Эркин, стоя со всеми, в полурасстёгнутом, чтоб в случае чего быстро сбросить, полушубке, внимательно следил, как один за другим выходили мужчины против рыжеусого и вылетали, выбитые его ударами. А бьёт… сильно, но одинаково, нет, можно выбить, выбьет…

– Ну чё, мужики, неужто бойцы повывелись? – смеётся Рыжеусый.

Эркин уже дёрнулся было вперёд, но на его плечо легла широкая ладонь Рябыча и слегла отодвинула.

– Успеешь, молодой, – Рябыч вышел в круг. – Давай, что ли, Мефодий, давно мы не бились.

– Давай, – кивнул Рыжеусый.

Эркин уже заметил, что от ударов почти не уклоняются, главное – самому ударить сильнее, выбить противника. А это кто, чуть выше по склону встали? Никак те трое с завода. Ты смотри, как вырядились.

Эркин следил уже не столько за боем – здесь всё ему ясно, а за ними. Кожаные куртки, нет, рубашки, обшитые по рукавам бахромой, на груди нашиты кусочки меха и бусины, и штаны с бахромой, надо же, без шапок, и как у тех в резервации ремешки поперёк лба, и перья воткнуты. Ну… ну, чудаки – пришло ему на ум недавно усвоенное слово. Уж если решили из племени уйти, то на хрена такое, ходили бы, как все, а то выпендриваются.

Выбив рыжеусого, Рябыч ещё немного постоял в кругу и вышел сам со словами:

– Пускай молодые ещё порезвятся.

А в круг одновременно шагнули двое. Эркин их не знал и, когда один из них вылетел, дёрнулся было войти, но его опередил Колька.

Колька бился совсем по-другому, с хитрыми вывертами и не выкинул противника сразу, а поиграл с ним, заставляя промахиваться, под радостный гогот толпы.

Биться против Кольки Эркину не хотелось, и он подождал, пока Колька тоже, как Рябыч, выбив ещё двоих, выйдет сам.

– Здорово ты! – сказал он раскрасневшемуся взлохмаченному Кольке.

– А! – польщённо откликнулся тот. – Не велика мудрость.

Эркин задумчиво кивнул. И тут в круг вышел старший из индейцев, сбросив на снег свою куртку и оставшись полуголым. Уклонился от кулака выскочившего из толпы белобрысого парня, обхватил того поперёк туловища, приподнял и бросил, прочно впечатав спиной в утоптанный снег, и колено к горлу… Круг взволнованно загудел: по правилам или не по правилам. Отпустив поверженного, индеец улыбнулся с насмешливым презрением, и Эркин решительно шагнул вперёд, одним движением откинув назад полушубок и ушанку.

Их схватка оказалась слишком быстрой для зрителей. Выкинув индейца из круга так, что тот в палении сбил с ног ещё двоих и проехался голой спиной по снегу, Эркин кивнул двум другим индейцам.

– Оба идите! Ну?!

Они бросились на него с двух сторон и тут же отлетели, отброшенные сильными точными ударами.

– Ага-а! – злорадно взревел кто-то.

Эркину показалось, что это кто-то из бригады, но думать некогда: на него уже шёл кряжистый, чуть не шире себя самого русобородый мужик.

Эркин слегка отклонился, ровно настолько, чтобы дать его кулаку коснуться своего плеча, чтоб не подумали, что он удара боится, и сам ударил его в грудь против сердца, и тут же вдогон уже только кос тяшками в основании шеи. Грузное тело тяжело рухнуло на снег.

– Ух ты-и-и!

– Ну, силён парень!

– Ты смотри, как он!

– Под Кувалдой устоять, это ж…

– Мешок с дерьмом, Кувалда твоя, силы много, а ума…

Под этот гомон Кувалда продышался, но встать не смог и на четвереньках выполз из круга. Эркин, стоя в центре, выглядывал следующего противника. Вышел… Сеньчин?! Бригадир со второго рабочего! В распахнутом вороте рубашки виднелась такая же полосатая, как у Кольки, фуфайка.

– Во!

– Ну, индея щас вырубят.

– В десантах учат!

Что такое десант и чему там учат, Эркин не знал, но насторожился. А тут ещё краем глаза поймал встревоженное лицо Тима и услышал щелчок языком – питомничный сигнал тревоги.

Он выжидал, давая противнику право первого удара. Чтоб раскрылся, показал себя. Но тот тоже медлил. Они стояли друг против друга в настороженно замолчавшем кругу и медлили. Каждый хотел, чтобы первым пошёл другой. Сеньчин расставил ноги и как бы слегка присел, пружиня полусогнутыми коленями, руки тоже полусогнуты и чуть разведены в стороны, не то краб в боевой стойке, не то… Крабов Эркин никогда не видел и стоял внешне спокойно, и только плечи приготовлены дать руке большую силу, и ноги тоже поставлены для удара. Тим, видавший в такой стойке спальников, еле заметно улыбнулся. И так же улыбнулся, предвкушая позор беляка, бронзовокожий парнишка в рабской куртке и с выбившейся из-под старой ушанки чёрной кудрявой прядью.

С коротким резким выдохом Сеньчин прыгнул наконец на Эркина и… и он бы врезался в обступивших круг, если бы Эркин не поймал его сзади за пояс, посадив на снег.

Смех грохнул с силой ружейного залпа. Растерянно моргавший Сеньчин, густо покраснев, вскочил на ноги и снова, уже без подготовки, кинулся на Эркина. На этот раз Эркин, уклонившись, ударил. Не в полную силу, не вырубить, а отбросить.

Когда Женя с Алисой и мама Фира с Колобком подошли к пруду, там уже толпилось много женщин. Ахали, охали, переживали за своих, покрикивали на мальчишек, чтоб не лезли к взрослым: мужики-то вона как раззадорились, зашибут, не глядя. Женю встретили приветливо, тут же оказались знакомые по празднику у Медведева.

– Смотри-ка, против своего встал, – удивлялись, когда Эркин вышел против индейца.

А когда он выбил Кувалду, восхитились:

– Ну, смотри, как ловок.

– Да уж.

Алиса нетерпеливо дёргала Женю за руку, просясь вниз, Женя с трудом удерживала её.

Бой Эркина с Сеньчиным сначала здесь тоже вызвал смех, но после второго падения Сеньчина высокая худая старуха в чёрном платке покачала головой.

– Завёлся Митька.

– Да уж, характерный он, – поддержали её.

– Напролом пойдёт.