Текст книги "Аналогичный мир - 3 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 70 страниц)

Жариков привычно оглядел убранный стол, попробовал дверце сейфа и закрыл шкаф-футляр. Всё, день окончен. Ещё на один день ближе к возвращению домой, на Родину. А какие там начнутся проблемы… лучше пока не думать.

Очередная «работа с картотекой» была в разгаре. На столе, кушетке, даже на стульях лежали карточки, у двери ведро с плавающей в нём тряпкой, а Крис и Люся, сидя в узком простенке между шкафами, упоённо целовались. Руки Криса уже несравнимо смелее гладили плечи и спину сидящей у него на коленях Люси.

– Ой, не могу больше, – выдохнула Люся, отрываясь от губ Криса. – Ой, Кирочка…

– Тебе хорошо? – робко спросил Крис.

– Ага! – вздохнула Люся, кладя голову ему на плечо. – Я только устала чего-то, давай так посидим, ладно?

– Ладно, – охотно согласился Крис.

Обхватив Люсю обеими руками, он плавно покачивал её, будто баюкал. Люся, доверчиво прильнув к нему, даже глаза закрыла.

– Кира, – она говорила, не открывая глаз, – а тебе хорошо?

– Ага-а, – таким же вздохом ответил Крис.

– А ты слышал, говорят, летом мы уедем. В Россию. Правда, хорошо? Ты хочешь уехать?

– Конечно, хочу.

– Мы… мы ведь не расстанемся?

– Нет, конечно, нет, Люся. Я всегда буду с тобой. Я…

Крис запнулся. Он хотел сказать о клятве, что даст ей клятву, и тут же6 вспомнил, что уже дал клятву, так что… нет, всё равно, это неважно, они же едут со всем госпиталем, они всё равно будут вместе.

– Люся, ты… ты ведь не уйдёшь из госпиталя? – решил он всё-таки уточнить.

– Конечно, нет, Кирочка, что ты? – Люся вздохнула. – Да мне и некуда идти. У меня же никого нет, все погибли.

Крис сочувственно вздохнул. Эту фразу он слышал много раз и знал, как нужно реагировать. Но Люсю ему было действительно жалко. Да ведь в самом деле, остаться одному, совсем одному… хреново, что и говорить.

– Люся, я всегда буду с тобой.

– Ага, Кирочка, спасибо, родной мой.

Криса всегда удивляло, когда Люся называла его родным, ведь никакого родства между ними быть не могло, он хоть и метис, но ведь не от русского же, ни в резервацию, ни, тем более, в питомник русский попасть не мог. Но никогда не спрашивал у Люси, почему та так его зовёт, да и всё равно ему, лишь бы Люся не гнала его, а он бы так до утра сидел.

– Мы будем вместе, Люся.

– Всегда-всегда, правда?

– Правда, Люся.

Люся только вздохнула, и их губы как-то сами собой встретились. Крис сильнее обнял её, прижал к себе, осторожно погладил по бедру. Его руки блуждали по телу Люси тоже… как сами по сбе. Он уже ни о чём не думал, и всё выходило само собой.

ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

Крещенские морозы кончились. Часто шёл снег, мелкий и колючий, небо затягивали тучи, но солнце просвечивало уже не красным, а жёлтым пятном, и дни стали заметно длиннее. И с работы домой в первую смену Эркин шёл уже не в сумерках, а засветло, и Женя возвращалась не в темноте.

В выходные они днём ходили гулять все вместе. По Торговой улице, рассматривая витрины, к Торговым рядам, где в воскресенье рассыпался целый городок лотков и палаток со всяко всячиной, на рынок в Старом городе, туда обязательно с санками, и по дороге домой Алиса гордо восседала на санках в обнимку с заполненной чем-нибудь корзиной. Ходили гулять и на Новую площадь, где за дощатым забором на глазах вырастала громада необычного дома. О нём писали в газете, что это Культурный Центр. Была даже большая статья о том, что там такое будет. Эркин вечером на кухне читал эту статью вслух, спотыкаясь на длинных трудных словах вроде «библиотеки» и «квалификации». Читал он уже неплохо, и писал тоже, правда, медленно.

Отпраздновали день рождения Алисы. Позвать в гости всех её приятелей и знакомцев, с кем она носилась каждый вечер по коридору, Женя не рискнула: всё-таки это ж больше двадцати человек одной ребятни, а ещё и их родители… их всех и усадить-то негде будет. Но Зина с Тимом и детьми и, конечно, баба Фима были приглашены. Посидели в празднично убранной кухне, попили чаю с тортом, конфетами и другими вкусностями. Потом Алиса, Дим и Катя ушли играть в Алискину комнату, а взрослые ещё посидели уже за своими разговорами. А в коридор Алиса вышла с большим кульком конфет и всех угощала. Шесть лет всё-таки исполнилось, не шутка, осенью в школу пойдёт.

Эркин шёл домой, с удовольствием слушая поскрипывание снега под бурками, сбив ушанку на затылок: мороз сегодня совсем мягкий. За отворотом полушубка газета, в руках сумка с кое-какими покупками. Шёл и жмурился от солнечных золотистых искр. Народу на улице мало: он с покупками малость припозднился, и основной поток идущих на смену и со смены схлынул. Но на идущего впереди парня он бы и в толпе обратил внимание. Опасливая осторожность ловких движений, обтрёпанная рабская куртка, втянутые в рукава от мороза руки, рабские сапоги… «Ого, – усмехнулся Эркин, – глядишь, ещё одно новоселье скоро будет», – и прибавил шагу, нагоняя парня. Интересно, куда его поселят, ведь в их крыле все квартиры уже заняты.

Услышав шаги за спиной, парень опасливо полуобернулся, и по этому движению Эркин окончательно убедился: спальник и, похоже, джи.

– Привет, – дружелюбно поздоровался он по-русски и продолжил по-английски рабским приветствием: – Еды тебе.

– И тебе от пуза, – настороженно ответил парень, быстро оглядывая Эркина. – Давно здесь?

– С декабря, – охотно ответил Эркин. – А ты?

– Не очень, вот-вот только. Как здесь с работой?

– Хорошо, – убеждённо сказал Эркин. – Завод большой, стройка, автокомбинат, – он невольно перешёл на русский. – Ну, и ещё можно найти.

Парень кивал, слушая перечень, и спросил совсем тихо, по-камерному.

– Эл?

– Такую работу ищешь? – удивился Эркин. – Не перегорел, что ли?

– А ты?

– Давно уже, – спокойно ответил Эркин.

– И я, – парень неохотно улыбнулся и стало видно: он-то – мальчишка совсем, не больше семнадцати и… да, точно, трёхкровка.

– Так чего трепыхаешься?

– Впервые своего встретил, – парнишка улыбнулся смелее. – Думал, нас всех к ногтю. Кончили.

– Всех кончить нельзя, – убеждённо сказал Эркин. – Кто-нибудь всегда уцелеет. Ты на Корабль сейчас?

Парнишка мотнул головой.

– Не, – и вздохнул: – Там комитетские, а мы…

Вот тут Эркин удивился. Чтоб не через Комитет… это ж как так получилось?

– А ты что? Не через Комитет?

– Куда мне, – вздохнул парень и старательно выговорил по-русски: – Со свиным рылом да в калачный ряд.

– Чего так?

– А ты что? – он смотрел на Эркина с искренним недоумением. – Через Комитет?

– Ну да.

– Так… так там же… врачи, – последнее слово он выдохнул с суеверным ужасом.

Эркин понимающе кивнул.

– На осмотре когда только рубашку снимаешь. Это не страшно.

– А мне говорили, всё смотрят, – упрямо возразил парень. – А ну как опознали бы меня, тогда что? Им куда деваться?

– Кому? – не понял Эркин.

– Ну… моим, – совсем тихо сказал парень. Я ж… я ж один работаю, могу работать.

– Ладно, – Эркин быстро оглядел улицу. – Ага, вон она, пошли поедим.

У входа в пельменную парень задержал шаг, но Эркин плечом подтолкнул его.

– Топай, малец.

В маленькой пельменной было тепло. Парень попытался было сказать что-то о деньгах, но Эркин камерным шёпотом велел ему заткнуться и громко заказал две двойных порции со сметаной. Заняли столик в углу, Эркин снял и положил на свободный стул полушубок и ушанку, парень расстегнул куртку и снял дешёвую облезлую ушанку. Миловидная пухленькая официантка поставила перед ними большие наполненные дымящимися пельменями тарелки, хлеб и, пожелав приятного аппетита, вернулась за стойку.

– Давай, наворачивай.

Парень кивнул.

– Спасибо, – выдохнул он между двумя ложками.

– На здоровье, – усмехнулся Эркин. – И много вас?

– Четверо, я пятый. Кто мал, кто стар, ну и я…

– Как же ты через границу без Комитета проехал?

– Ещё той весной… просочились, границы тогда, считай, не было, до осени там на Территориях крутились, и стало нас относить, ну, знаешь, как щепки водой. Мамка в тифу слегла, не встала. Ещё… всякое было, – он всё сильнее перемешивал русские и английские слова. – Они меня зимой в горячку прикрыли, не сдали патрулям, ну, я и остался, семья же, понимаешь, а с Хэллоуина мы и рванули, чтоб под поворот не попасть, а денег ни хрена, летом за жратву работали.

– Чего так? Летом ещё за платили, это осенью началось.

– Хорошо так удалось. Работают двое, я да дед, а кормят всех. Это ещё ничего-о.

Лицо его блестело от выступившего пота. Ел он быстро, по-рабски, но аккуратно. Хлеб, свой и, взглядом спросив разрешения, Эркина завернул в бумажную салфетку и сунул в карман.

– На завод только от Комитета берут, не знаешь?

– Не знаю. Но… документ-то есть у тебя?

– Откуда?

– А у остальных?

– Угнанные они, – вздохнул парень. – У деда… ну, улаживает он как-то. Мне б до весны дотянуть, чтоб в батраки куда подальше. А ты?

– Я на заводе, грузчиком, – Эркин задумчиво смотрел на него. – Иди в Комитет, парень, не продержитесь так.

– Ошалел, – парень зло посмотрел на него. – Комитет! Знаю я, наслышан. Деда за укрывательство, а если нет, то в богадельню, малых в приют, а меня куда? На исследования? Мамка помирала, говорила, чтоб вместе держались, семьёй.

– Семьи не разлучают, – возразил Эркин. – Ты слышал, а я там был, месяц в промежуточном и Центральном сидел, плохо мне там не было. И в Комитете ссуду дают. Безвозвратную.

– И большую? – насмешливо хмыкнул парень.

– По десять тысяч на человека и ещё десять тысяч на семью, – спокойно ответил Эркин.

Парень с полуоткрытым ртом уставился на Эркина, судорожно сглотнул и… захохотал. Он смеялся долго, взахлёб, даже слёзы на глазах выступили.

– Ну… ну ты даёшь, – наконец выдохнул он. – Ну, отмочил, ну, спасибо, повеселил. Слушай, ты это сам придумал, нет? Слушай, таких же деньжищ не бывает.

Эркин спокойно переждал его смех улыбнулся.

– Сходи и узнаешь. Я сначала тоже так думал, – и повторил: – Семьи не разлучают.

– Семьи, – возразил парень. – А мы… с бору по сосенке.

Эркин понимающе кивнул.

– Пишут со слов. Так что, как скажете, так вас и запишут. Сейчас на подёнке?

Парнишка хмуро кивнул.

– И той сейчас нет. Мужики все вернулись, по-соседски друг другу помогают, понимаешь, задарма, они все тут родичи, сябры да соседи, а мне… хорошо ещё бабку нашли, она одна, как это, да, бобылка, ну, и пустила нас, за работу, ну, по дому.

– Знаю, – Эркин улыбнулся воспоминанию. – Сам так в Алабаме снимал.

В пельменной было пусто, никто их не торопил, но сидеть над пустой тарелкой тоже не будешь, это уж надо спиртное брать, что совсем ни к чему.

– Ладно, – Эркин положил на стол рубль, наели копеек на шестьдесят, ну, семьдесят пять от силы, ну, да ладно. – А Комитета тебе не миновать.

– Как и Оврага, – усмехнулся парень. – Спасибо за еду, видно, что ж…

Он встал, застегнул куртку и натянул шапку. Оделся и Эркин. Вдвоём они вышли на улицу.

– Без документов тебя не возьмут никуда, – тихо говорил Эркин. – А документы только через Комитет выправишь. Так что сам иди, пока милиция не отвела. Дед, говоришь, есть, вот он и идёт пускай. Он говорить будет, а ты рядом стой и улыбайся, учить тебя, что ли?

– Там бабы или мужики? – так же тихо спросил парень. – На кого целить?

– Всех навалом. Сам посмотришь. Не бойсь, трахаться не придётся.

– За ради семьи я и это смогу, – мрачно ответил парень, натягивая глубже ушанку. – Ладно, бывай.

– Бывай, – кивнул Эркин.

И уже разойдясь с парнем, подумал, что имён они друг другу так и не спросили, и не назвали. Ну, да ладно, не так уж велико Загорье, встретятся. А здорово будет, если малец на завод попадёт.

Перешагивая через две ступеньки, Эркин поднялся на свой этаж, поздоровался с семенившей куда-то по своим старушечьим делам бабой Тосей из правой башни – интересно, чего это её в наше крыло занесло? – тщательно обтёр бурки о коврик и открыл дверь.

– Э-эри-ик! – привычно встретил его радостный визг Алисы. – Ты пришёл!

– Ага, – согласился Эркин, раздеваясь и развешивая полушубок, ушанку, шарф, бурки – пусть обтаивают – и понёс на кухню сумку с покупками.

– А ты чего купил? – суетилась Алиса. – Вкусненькое? Да?

Суетилась Алиса неспроста. Вчера между ними вышел очень серьёзный инцидент. Эрик, правда, маме ничего не сказал, но ведь он может и сегодня это сделать.

Вчерашнее происшествие царапало и Эркина, он и домой поэтому не торопился, сидел с этим парнем в пельменной. Жене он ничего не сказал: язык не повернулся. Женя хоть и говорит, чтобы он Алису перестал баловать, но вчера… вчера он всё границы перешёл…

…Вчера Женя предупредила, что задержится на работе и придёт не раньше десяти вечера, что-то у них там срочное в машбюро, и он с Алисой весь вечер были вдвоём. Сначала всё шло нормально. Они пришёл с работы, они пообедали, и Алиса отправилась спать, а он стал заниматься уборкой в квартире. Потом пополдничали, и Алиса пошла в коридор играть. И вышел он в коридор случайно, просто так, да нет, решил придверный коврик обмыть, и надо же такому! Как раз малыши из-за чего-то поссорились. И он услышал звонкий голос Алисы, бодро частивший ругательства сразу на двух языках. В первый момент он даже особого внимания не обратил: ну, поссорились, ну, бывает, дети же. А тут как раз шла по коридору эта… Норма Джонс из квартиры напротив, и, увидев выражение брезгливого ужаса на её лице, он ринулся в гущу ребятни, молча выдернул оттуда Алису и так же бегом, рывком вдёрнул её в квартиру и захлопнул дверь.

– Э-эрик?! – изумилась Алиса. – Ты чего?!

По-прежнему молча – говорить он не мог, вернее, боялся, чувствуя, что сам сейчас загнёт похлеще Андрея, – он втащил Алису в ванную, открыл в раковине воду и взял кусок коричневого мыла для стирки. Притихшая от непонимания и страха – таким стало его лицо – Алиса молча подчинялась ему.

– Открой рот и высунь язык, – натужно выдавил Эркин.

И… и намылил покорно высунувшийся розовый язычок.

– А теперь смывай.

Глотая слёзы, Алиса прополоскала язык от едкой пены. Он уже спокойно дал ей полотенце, помог вытереть залитую водой грудь на пальто, раздел, повесил её пальтишко сушиться. Так же молча Алиса переобулась, понимая, что о продолжении прогулки не может быть и речи. Он отвёл её на кухню, чайник был ещё тёплый, и он налил ей чаю и дал конфету, чтобы она отбила едкий вкус мыла. И когда Алиса, исподлобья глядя на него, приканчивала чашку, тихо сказал:

– Это очень плохие… грязные слова. Ты не должна их говорить.

Алиса молча кивнула…

…Больше они об этом не говорили. И оба не хотели, чтобы об этом узнала Женя. Алиса была уверена, что мама добавит, ведь сколько раз говорила, что ругаться нельзя. А Эркин… Эркин не хотел объяснять, что увидев и услышав дерущихся и ругающихся малышей, сразу вспомнил своё. Питомник. Как надзиратели стравливали их и покатывались со смеху, глядя на их драки, и заставляли ругаться за кусок хлеба, и потом, уже в учебке, учебном Паласе, их заставляли с белыми говорить правильно, а друг с другом только руганью, и били, когда они путались. Незачем это Жене знать.

Он уже заканчивал разборку покупок, и суп на плите уже закипал, когда Алиса решила рискнуть:

– Эрик, а… а я больше не буду этих слов говорить, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Эркин, ставя на стол тарелки.

– А ты маме не говори об этом, ладно? – Алиса чинно заняла своё место и вздохнула: – Чего её волновать, ладно?

Эркин с интересом посмотрел на неё и улыбнулся.

– Ладно.

– Чур-чура, уговор без передела, – быстро сказала Алиса.

Эркин кивнул и поинтересовался:

– И что я должен сказать.

К его странностям – ну, что он не знает простейших вещей: считалок, сказок, игр с их правилами – Алиса уже давно привыкла и потому деловито объяснила:

– А ничего, всё уже сказано.

– Тогда хорошо.

Эркин разлил по тарелкам суп, нарезал хлеба. Алиса, совершенно удовлетворённая исходом конфликта, ела с аппетитом и почти аккуратно.

– Эрик, а ты какой суп больше любишь?

Эркин пожал плечами.

– Я всё люблю, – и встал, собирая тарелки.

На второе картофельное пюре и мясной обжаренный фарш. Про огурцы Женя говорила… он достал из-под окна миску с солёными огурцами.

– Эрик, ты мне один нарежь, а другой так дай. Похрупать.

– Держи, – не стал спорить Эркин.

Он тоже любил маленькие солёные огурцы, твёрдые и весело хрустящие на зубах. Поэтому, выбрав большой огурец, нарезал его ломтиками и подели себе и Алисе поровну, а два маленьких выложил целыми.

– Ага, спасибо.

– На здоровье.

Алиса старательно орудовала вилкой, подражая Эркину. Интересно, как это получается, что когда они едят вдвоём, Эрик ей столько кладёт, что и добавки не хочется, и на тарелке ничего не остаётся.

– А на третье компот?

– Кисель, – заглянул в кастрюлю Эркин. – Сейчас молоко достану.

Кисель был такой густой, что его не пили, а ели ложкой. Алиса очень старалась есть аккуратно, но почему-то щёки оказались в киселе, и на платье… пятно.

– Иди умывайся и ложись спать, – улыбнулся Эркин. – Это молоко, я замою.

– Я сама, – возразила, вылезая из-за стола, Алиса.

– Хорошо, – согласился Эркин. – Поможешь мне.

Вдвоём они замыли пятно, и Алиса отправилась спать с чувством выполненного долга. Эркин вымыл и расставил на сушке посуду, оставил на плите суп, пюре и фарш, чтобы всё быстро разогреть, когда придёт Женя. Все эти хлопоты были ему теперь так же привычны и приятны, как возня с дровами и водой в Джексонвилле. Только теперь он понимал, насколько это приятно. А теперь что? Теперь цветы. Полить фиалку и хризантемы. Женя даже лейку купила, маленькую жестяную приятного зелёного цвета. Эркин полил цветы и снова наполнил лейку водой из-под крана, чтобы до завтра отстоялась. Ну вот, всё вроде сделано.

Он вышел в прихожую, взял лежавшую на полочке у зеркала газету и прислушался. Шагов Жени не слышно, хотя… рано ещё. Могли бы и пораньше сегодня отпустить. Ну, за вчерашнюю переработку.

На кухне Эркин включил свет: за окном уже смеркалось – и сел к столу с газетой. Ряха уже не ехидничает, что он с газетой ходит. И чего Ряха цепляется? Заладил своё: «Во-ождь», – и вот с первого дня так. А… а плевать ему на Ряху трижды и четырежды. И в общем-то Ряха безобидный, шакалит, конечно, но не подличает. Эркин досадливо тряхнул головой и стал читать.

К приходу Жени он почти осилил заметку, что давно пора пустить автобус до Сосняков, а то… но тут послышалось, как поворачивается в замке ключ, и, забыв сразу обо всём, Эркин кинулся в прихожую.

– Женя!

– Ага, я, – Женя с ходу чмокнула его в щёку, пока он помогал ей снять пальто. – У меня столько новостей! Как вы тут? Обедали?

И ещё куча вопросов. Эркин даже не пытался отвечать. Женя дома, она весёлая, довольная, ну, так всё остальное побоку. А главной новостью было то, что у Жени в пятницу отгул. За вчерашнее.

– Представляешь, как хорошо!

Женя сидела за столом, а он ухаживал за ней, выставляя на стол тарелки.

– Конечно, хорошо. Женя, а в субботу мы в гости идём.

– Да-а?! – радостно изумилась Женя. – И к кому?

– К старшому моему. К Медведеву, – Эркин присел к столу, восхищённо глядя, как Женя ест. – Ты его по нашему новоселью помнишь. У него день рождения, и он всю бригаду зовёт. С чадами и домочадцами, – старательно выговорил он и пояснил: – Это значит, все семьёй. Мне так объяснили.

– Правильно объяснили, – кивнула Женя. – Но день рождения – это подарок надо купить.

– Мы по трёшке скинулись, а Саныч купит. Женя, тебе ещё положить?

– Нет, спасибо. А ещё я наверное скоро в КБ перейду. В конструкторское бюро!

– Это хорошо? – уточнил Эркин.

– Там зарплата выше. Но и работа ответственнее. Ой, кисель, ага, спасибо, Эркин. А у тебя какие новости?

– Да я всё тебе сказал, – улыбнулся Эркин. – У меня всё хорошо. Женя, ещё киселя?

– Нет, – Женя, совсем как Алиса, мотнула головой. – А я вот ещё о чём подумала. Раз в пятницу у меня отгул, мы с Алиской с утра по магазинам пройдёмся, купим чего-нибудь.

– Вкусненького? – улыбнулся Эркин, расставляя вымытые тарелки на сушке.

– Нет, – засмеялась Женя. – полезного. Ну, в квартиру, мы давно в дом ничего не покупали.

– Ладно, – согласился Эркин. – Ты устала, пойди поспи.

– Нет, что ты, у меня стирки полно.

Но Женя медлила, обводя кухню и стоящего напротив Эркина счастливо блестевшими глазами.

– Хорошо как, – наконец вздохнула она и легко вскочила на ноги. – Ну, за дело.

И вылетела из кухни. Эркин задёрнул шторы на окне. Миняй сегодня опять говорил, что если на кухонной лоджии поставить ларь, то будет вроде погреба, но его высмеяли. И то погреб, то подпол говорят, всё время по-разному. Напроситься, что ли, завтра к Кольке, у него посмотреть. Когда тебе говорят – это одно, а самому посмотреть и руками пощупать – так совсем другое. Надо только Жене сказать.

Он пошёл в ванную.

– Женя, я завтра после работы к Кольке зайду.

– Ага, конечно, – ответила, не оборачиваясь, Женя. – Алиса молоком облилась или киселём?

– Молоком. Я замыл.

– Ага, вижу. Алиска, ты когда аккуратно есть будешь?

Алиса в ночной рубашке стояла в дверях ванной.

– Я стараюсь.

– Вижу, как ты стараешься. Давай быстренько умывайся.

Вечер катился своим чередом в домашних хлопотах и разговорах. Играть в коридор Алиса не пошла, потому что мама обещала дочитать сказку про Снежную Королеву.

Книга Андерсена была ещё из Джексонвилля, на английском, и потому читать её могла только Женя. Она видела уже в книжном сказки Андерсена на русском, но вполне сознательно не купила. Зачем забывать то, что знаешь? Ни Эркин, ни Алиса читать по-английски не умеют, но язык забывать нельзя. А когда откроют Культурный Центр… там наверняка будут занятия по английскому языку. Джинни так и сказала, что будет там работать, а для чего же ещё нужны учителя английского.

И заканчивался вечер обычно. Поужинали, уложили спать Алису, поцеловали её на ночь и сели за вторую, «разговорную» чашку.

– Говорят, больших морозов уже не будет.

– Да, я тоже слышала. А прогноз ты читал?

– Нет, сейчас.

Эркин взял газету и нашёл нужную колонку.

– Вот.

– Прочитай, – попросила Женя.

Эркин кивнул и начал читать, старательно выговаривая слова. Прогноз обещал погоду в рамках средних значений. Эркин и Женя совместно решили, что это может значить одно: больших морозов не будет. А что снег и ветер… ну, так на то и зима, чтобы снег шёл.

– Февраль – это ещё зима, так, Женя?

– Ну да. А в марте начнётся весна, – улыбнулась Женя. – По календарю.

Эркин сразу подхватил шутку:

– Бумага – это одно, а жизнь – другое.

Календарь Женя купила, и он теперь висел в кухне на стене у двери. Женя сама отрвала все листки за прошедшие дни, и теперь Эркин утром или днём обрывал вчерашний листок и оставлял на столе, чтобы Женя решила: выбросить или сохранить в специально купленном для этого конверте.

Эркин допил свой чай и встал, собирая чашки. Женя кивнула.

– Да, поздно уже.

– Ты иди, Женя, ложись, я мигом, – Эркин лукаво улыбнулся и даже подмигнул.

– Буду ждать, – ответно улыбнулась Женя и поцеловала его в щёку, прежде чем выйти из кухни.

Эркин вымыл и расставил на сушке чашки, блюдца и ложки, залил в чайник воды, чтобы завтра его сразу только на огонь поставить, вылил остатки заварки из маленького чайничка и вымыл его. Ну вот… здесь – всё. Женя уже легла, наверное. Он оглядел ещё раз убранную кухню и вышел, погасив свет. В ванной быстро разделся, запихнув трусы в ящик с грязным бельём. Занавес в душе ещё влажный после Жени и пахнет её любимым розовым мылом. А на бортике приготовлены его мочалка и мыло. Давно, ещё в Джексонвилле, он показал Жене обёртку от мыла, купленного у Роулинга, и теперь Женя покупает такое для него. Здесь оно называется «Консул», а обёртка такая же – бордовая с золотыми буквами. Эркин с наслаждением вымылся, выключил воду и вышел из душа. А насколько полотенце лучше паласной сушки, особенно вот такое, мохнатое, да, правильно, махровое. Расправив полотенце на сушке, Эркин взял с полочки у зеркала флакон с лосьоном, слегка смочил ладони и протёр лицо, шею, плечи и грудь. Вот так. Алиса спит, но всё равно голым ходить не стоит. Он натянул старые джинсы, ставшие уже только домашней одеждой, и пошёл в спальню.

Женя его ждала, стоя у трюмо в ночной рубашке, и, видимо, не могла решит: оставить волосы распущенными или заплести косу. Розовый свет лампы делал её кожу чуть смуглой и даже слегка красноватой.

– Как-кая ты красивая, Женя! – выдохнул, стоя в дверях, Эркин.

Женя обернулась к нему так резко, что её волосы взметнулись волной и рассыпались по плечам, окутав их, как шалью.

– Да?! Тебе так больше нравится?

Эркин на мгновение испугался, что обидел Женю.

– Женя, тебе… ты всегда красивая.

Женя засмеялась и снова, уже нарочно рассыпая волосы, мотнула головой. Эркин засмеялся в ответ, нашаривая за спиной задвижку на двери. В два шага пересёк спальню и обнял Женю, зарывшись лицом в её волосы.

– Женя, ты… ты необыкновенная…

Руки Жени обвились вокруг его шеи.

– Эркин, господи, Эркин…

Эркин очень осторожно гладящими движениями сдвигал бретельки с плеч Жени.

– А я тебя, да? – смеялась Женя, кладя руки на его бёдра.

– Ага! – счастливо выдохнул Эркин.

Женя уже уверенно нашарила застёжку на его джинсах, потянула вниз язычок молнии.

– Ага, Женя, сейчас, дай руку.

Эркин помог ей выпутать руки из оборок ночнушки, и качнув бёдрами, сам сдвинул вниз джинсы. Чтобы рубашка и джинсы легли на пол одновременно. Теперь Эркин обнимал Женю за талию, прижимая её к себе. Женя мотнула головой, отбрасывая волосы назад, погладила Эркина по груди, по плечам.

– Какой ты красивый, Эркин. Слушай, зачем я покупаю ночные рубашки, если ты их всё время с меня снимаешь?

– А… а тебе хочется в одежде? – удивился Эркин.

Женя засмеялась.

– Ты что, шуток не понимаешь? Зачем же в одежде?

Эркин хотел было ответить, что некоторым нравится, бывало у него такое, одна, помнится, прямо в манто хотела, но предусмотрительно воздержался и сказал другое, но тоже правду:

– Я… мне смотреть на тебя нравится. Ты такая красивая, Женя, что я себя не помню.

– Ты тоже красивый, Эркин, ты очень красивый.

Она потянулась наверх, к его лицу, и он склонился к ней, коснулся своими губами её лица и не сразу, оттягивая этот миг, прижался губами к губам. И теперь Женя отвечала ему. Она по-прежнему не любила игр языком, вернее, он по старой памяти и не предлагал ей этого. Да и… да и к чему им это? Он почувствовал, что Женя сейчас начнёт задыхаться и оторвался от неё, поцеловал в шею, возле уха, в горло, в ямку между ключицами.

Женя запрокинула голову, выгнулась, подставляя его губам грудь, раскрываясь перед ним, и он вошёл точным сразу и сильным, и мягким ударом.

С той ночи, когда Женя объяснила ему, что он прощён, и разрешила ему опять ощущать её, он ни на секунду не забывал, что Женю надо беречь, ловил её малейшие движения, подстраиваясь под её желания. И боялся, что накатывающая каждый раз, поглощающая его волна заставит его сделать что-то не так, он же теряет себя в волне. Но пока всё обходилось. Женя… Жене нравилось.

Волна уже подступала, и он крепче обхватил Женю, прижал её бёдра к своим… руки Жени на его шее… частое прерывистое дыхание… сохнут губы, кружится голова… и ещё… и ещё… и ещё…!

Он стоял, прижимая к себе мягкое тёплое тело Жени, её голова лежала у него на плече, а её волосы окутывали их обоих. Эркин ощущал их прохладу на своих руках и спине. Осторожно, чтобы не потревожить Женю, перевёл дыхание.

– Ой, Эркин, – вздохнула Женя, не открывая глаз.

– Да, Женя, – сразу откликнулся он, беря её на руки.

Женя, по-прежнему закрыв глаза, плотнее обхватила его за шею, прижалась к нему.

Постель была уже разобрана, и Эркин уложил Женю, укрыл одеялом и поцеловал в щёку.

– Я сейчас, только уберу всё.

И, не ожидая ответа, мягко высвободился из её объятий. Убирать, кстати, особо и нечего. Джинсы на пуф, шлёпанцы к кровати, рубашка Жени…

– Женя… одеть тебя? – нерешительно предложил он.

– Неа, – вздохнула Женя и тихо засмеялась. – Спасибо, милый.

Эркин бросил её рубашку на другой пуф, вернулся к кровати и лёг. Женя потянулась укрыть его, а он погасить лампу, и они обнялись. И одновременно засмеялись этому.

– Хорошо, когда лампа одна, да?

– Ага, – согласился Эркин, прижимая к себе Женю. – Какая ты… – он запнулся, подбирая слово.

Какая? – хитро спросила Женя.

– Сладкая, – выпалил Эркин между поцелуями.

Женя фыркнула.

– Ты что, съесть меня хочешь?

– А можно? – деловито поинтересовался Эркин.

Целуя Женю, он уже целиком скрылся под одеялом.

– Если ты меня съешь, – Женя не переставала смеяться: так щекотно он целовал её. – Я завтра не пойду на работу, а у меня текст не допечатан.

Проложив дорожку из поцелуев по телу Жени до лобка, Эркин двинулся обратно.

– Тогда… конечно… работа… должна… быть… закончена… – говорил он между поцелуями.

Наконец он вернулся к лицу Жени, поцеловал её в углы губ, щёки, закрытые глаза. Женя уже засыпала, и Эркин целовал её мягче, нежнее, пока она не заснула окончательно, обняв его за шею. И, ощутив её ровное сонное дыхание, он заснул сам.

Только теперь он по-настоящему понял, о чём говорила Женя в Джексонвилле. Засыпать и просыпаться вместе, ничего и никого не боясь, не прячась ни от кого. А что они запираются, так это от Алисы, это нормально, детям и знать об этом не надо. Сейчас если вспомнить, как они тогда, в одной комнате… хорошо, что всё кончилось. Теперь-то всё хорошо, лучше не бывает, не может быть…

Звонок будильника разбудил, заставив разорвать объятия. И, хотя Эркин уже не раз говорил Жене, что ей незачем вставать так рано, он сам управится, она упрямо каждый вечер заводила будильник. И как всегда Эркин просыпался за минуту до звонка и эту минуту лежал неподвижно, любуясь Женей и наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Звенит будильник, подлетает кверху одеяло, Женя, на бегу запахивая халатик, исчезает из спальни, Эркин бросается к комоду за чистыми трусами, влезает в джинсы и выбегает следом за Женей. А на кухне уже греется чайник, Женя быстро накладывает ему на тарелку картошку и мясо.

– Садись, поешь.

– Ага, спасибо, Женя, – Эркин ест быстро, с удовольствием. – Женя, я сегодня к Кольке зайду.

– Да, ты говорил, иди, конечно.

И вот уже Эркин бегом возвращается в спальню, быстро натягивает тёплое бельё, джинсы, ковбойку, носки. В прихожей он всё так же быстро обувается, шарф, полушубок, ушанка. И быстрый, скользящий по щеке поцелуй Жени.

– Счастливо, Эркин, удачи.

– Спасибо, и тебе удачи.

Уже привычная, знакомая до шага дорога в общей толпе, где не меньше половины – его знакомые.

Эркин всегда легко уживался, быстро привыкал, приспосабливался. Без этого в круговерти Паласов и распределителей не выжить. Но сейчас… сейчас всё совсем другое. Всё, как каждый день а ему радостно, будто впервые. И общие разговоры.

– Мороз, привет!

– Привет.

– Ого, здорово!

Читал про жулика?

– Это который со старушек на памятник собирал?