Текст книги "Аналогичный мир - 3 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 70 страниц)

ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Разбудила их, разумеется, Алиса.

– Мам! Эрик! Утро уже! – возмущалась она под дверью.

– Началось, – вздохнула Женя, погладила Эркина по плечу, высвобождаясь из его объятий, и громко: – Алиска, не шуми! – вскочила на ноги и, накидывая халатик, уже тише: – А ты поспи ещё, Эркин.

– Мгм, – сонно ответил он, поворачиваясь на живот и обхватывая подушку.

Сейчас Женя откроет дверь, Алиска влетит в спальню и с ходу запрыгнет на кровать, так он хотя бы своим телом прикроется. На всякий случай. Повторялось это каждый выходной и понемногу становилось обычным ритуалом. Алиса под одеяло уже не лезла, удовлетворяясь несколькими кувырками, ушибаясь как всегда об Эркина и жалуясь, какой он твёрдый. Затем Женя уведёт её умываться, а он встанет, оденется… По выходным убирал постель и наводил порядок в спальне он. А потом, пока Женя убирает Алискину комнату и готовит «воскресный» завтрак он в большой комнате потянется.

И сегодня так, в общем-то, и было. Женя дала Алисе немного попрыгать и покувыркаться на их кровати и увела на утренний ритуал умывания и переодевания. И Эркин спокойно откинул одеяло и встал. Потянулся, вытянув руки над головой, с привычной бездумностью достал и надел чистые трусы и занялся спальней. Отдёрнул шторы – за окном было уже светло, и он выключил свет, перестелил встряхивая простыню и одеяло, постель, взбил и уложил подушки и накрыл кровать ковром, расправив все складки и заломы. Оглядел спальню. Ну вот… только его новый домашний костюм лежит на пуфе. Ну и пусть лежит. Вот потянется, тогда и оденется.

Эркин распахнул пошире форточку, чтобы спальня проветрилась и пошёл в большую комнату.

Он уже разогрел мышцы и начал «большой комплекс», когда за его спиной прозвенел голосок Алисы.

– Ой, Эрик, а ты чего это делаешь? Я тоже хочу.

Эркин остановился и беспомощно оглянулся на Алису. Он овсем не знал, что ей ответить. Но Женя уже была тут же и, сразу всё поняв, пришла ему на помощь.

– Это гимнастика.

– Я тоже хочу! – Алиса решительно потянула с себя платье.

– Эркин, покажи ей что попроще, – сказала Женя и улыбнулась. – Я сейчас газ выключу и тоже приду.

Эркин нерешительно кивнул, разглядывая Алису, стоящую перед ним в трусиках и маечке. Что попроще… ну… ну, может, из того, что ещё с питомника помнит… И опять Женя помогла ему.

Она вбежала в комнату тоже только в трусиках и маечке.

– Ага, вот и я! Ну, Эркин, давай.

К изумлению Эркина, Женя знала несколько упражнений. Простых, с них в питомнике начинали, это ещё до сортировки на мальчиков и девочек и они были все вместе. Да, это Алисе можно.

Словом, было много шума и смеха. А потом он стоял, раскинув руки, а Алиса лазила по нему. Женя сказала, что как обезьяна по дереву. Наконец Женя увела Алису, а Эркин закончил комплекс и пошёл в спальню одеваться. И заново рассмотрел новый костюм. Да, очень удобно и… он поглядел на себя в зеркало… и красиво. А почему Женя и себе такой не купила? О, он и спрашивать не будет, а купит. Или халат. А то у Жени ничего нового для дома нет.

На кухне упоительно пахнет горячей яичницей с картошкой, и Алиса, сидя на своём месте, крутит ложку, пуская солнечных зайчиков по стенам и потолку. А на фиалке ещё два бутона распустилось! Поахали, повосхищались и, наконец, сели завтракать.

– Эрик, а завтра… ги-м-нас-ти-ку, – выговорила по слогам Алиса, – будем делать?

– А тебе понравилось? – засмеялась Женя, подкладываая Эркину ещё яичницы.

– Ага-а, – Алиса с хитрой улыбкой перетянула к себе маленький «хрусткий» огурчик.

– Будем, – кивнул Эркин.

От этих упражнений ни Алисе, ни Жене вреда не будет, он рядом и всегда подстрахует, а раз им нравится, то и проблем нет.

После завтрака убирали квартиру, готовили обед и… мало ли дел дома. Эркин иногда даже удивлялся: ни дров, ни возни с водой и выгребной ямой здесь нет, а домашних дел меньше не стало. Сегодня Женя решила, что ковёр из их спальни и коврик у кровати Алисы стоит выколотить на улице. Алиса сразу заявила, что пойдёт с Эриком. Выбивалка, правда, одна, но она всё равно поможет.

Женя одела её, проверила, не собирается ли Эркин отправиться на улицу в своей страшной куртке, а то с него станется, и, когда они ушли, вернулась к плите. Ну вот, пока они выбьют ковры и поиграют в снежки, она всё успеет. Салат, суп, котлеты с жареной картошкой, компот. Полный хороший обед. Смешно, но когда девочки в машбюро начинали жаловаться, что быт их заедает, что эта готовка, стирка с уборкой и прочая домашняя возня обрыдли уже до невозможности, ей действительно смешно. Нет, вслух она поддакивала, сочувствовала, но на самом деле… да ей в радость и готовить, и стирать, и по дому возиться. Баловать своих вкусной стряпнёй, чтоб Эркину было дома уютно и приятно. После Алабамских развалюх, после вечного страха и нищеты… нет, лучше и быть не может, Эркин прав. И ей совсем не в тягость ухаживать за ним, за его вещами. Господи, если только на секунду подумать, что его нет, что он погиб… нет, она и думать о таком не хочет!

Женя так сердито шлёпнула на сковородку очередную котлету, словно та была в чём-то виновата. Ну вот, будут с корочкой, такой, как любят Алиса с Эркином, да и она сама. А после обеда, пока Алиса спит, она всё приготовит, в чём они пойдут… Но пора бы им уже прийти, сколько можно два ковра чистить? Хотя… погода сегодня хорошая, пусть гуляют. Хорошо, что Эркин уже забыл свои нелепые страхи и охотно возится с Алисой. И гимнастика… Конечно, Алисе это только на пользу. Давным-давно, в колледже, Женя прослушала обязательный курс «Будущих матерей – хранительниц расы». Алиски тогда и в проекте не было. И всю эту чепуху про расу, расовую гордость, божественную милость и высокое предназначение, можно благополучно выкинуть и забыть, а вот то, что говорили о физическом развитии… там было много полезного. Так что… нет, если Эркин научит Алису так же красиво и ловко двигаться, будет очень даже хорошо. И он перестанет стесняться.

…К тому моменту, когда в замке заворочался ключ, обед был уже готов и Женя собиралась начать волноваться.

Конечно, Эркин отряхнул Алису, почистил её веничком – им его одолжили для чистки жёсткого коврика – и даже выбивалкой, что Алисе безумно понравилось, но Женя ахнула:

– Господи, это же за неделю не просохнет! Ты что, валялась?!

– Ну-у, – Алиса, покорно крутясь под руками Жени, лукаво покосилась на раздевавшегося рядом Эркина. – Ну-у, я снежок на ковёр насыпала и смахивала.

– Ясно, – сразу и засмеялась, и вздохнула Женя. – Быстро в ванную.

Эркин счастливо улыбнулся, услышав смех Жени. От Алисы, Эркина и ковров вкусно пахло свежим снегом, холодной чистотой. У Алисы горели румянцем щёки, а Эркин незаметно для Жени выгребал из-под воротника рубашки непонятно как попавший туда снег.

– Вы и в снежки поиграли? – невинно спросила уже за столом Женя, раскладывая по тарелкам салат.

– Ага! – сразу выпалила Алиса. – А Эрик увёртливый, а я в него три раза попала. А ещё мы пургу делали.

Эркин смущённо покраснел.

– А дядя Вася рассказал, что медведи зимой под снегом спят и им там тепло.

– Ясно, – кивнула Женя. – И вы поиграли в медведей, так?

– Я не спала! – сразу почуяла подвох Алиса. – И это дяди Васин Вовка с головой залез, а меня Эрик за капюшон вытащил, вот. Мам, а откуда ты всё знаешь? Наши окна на другую сторону.

– Мамы всё всегда знают, – очень внушительно ответила Женя.

Эркин быстро и очень внимательно посмотрел на неё. Женя улыбнулась ему, и он сразу расплылся в ответной улыбке. Мягкой и неуверенно радостной.

Алиса болтала без умолку, но к концу обеда стала клевать носом и даже ягод из компота не выбрала. Женя повела её укладываться спать, а Эркин занялся посудой.

– Заснула, – Женя вошла в кухню и с улыбкой смотрела, как он расставляет на сушке вымытые тарелки. – Устал?

– Нет, что ты? – удивился её вопросу Эркин. – Разве это в тяжесть?

– В тягость, – поправила его Женя.

И он сразу повторил.

– В тягость, так? – и когда Женя кивнула, с жаром продолжил: – Нет, не в тягость. Это ты наверное устала столько у плиты стоять.

– Мне это тоже не в тягость, – засмеялась Женя.

Эркин расставил тарелки, вытер руки кухонным полотенцем и повесил его на место. И вдруг неожиданно быстро обернулся и, шагнув к Жене, подхватил её на руки.

– А я тебя всё равно отнесу.

– Ага, – не стал спорить Женя.

Но в спальне, когда Эркин положил её на кровать, сказала:

– Эркин, ты ложись, отдохни. А я пока всё приготовлю. Ну, что наденем.

– Ладно, – согласился Эркин, – но…

– Я приготовлю и тоже лягу, – успокоила его Женя. – Я мигом.

Ковёр на кровать положить не успели, он так и лежал сложенный по-ночному на пуфе, и от него в спальне пахло снегом и свежестью. Эркин откинул одеяло со своей стороны, быстро разделся и лёг. Удивительно, но ему в самом деле хотелось спать. Странно, ведь не устал, не с чего уставать, это же не работа, а так… баловство. Но, думая об этом, он незаметно закрыл глаза и словно провалился в сон.

Бесшумно двигаясь по спальне, Женя доставала и раскладывала по пуфам вещи. Брюки, белая рубашка и пуловер для Эркина, себе – бельё, платье и шаль, ещё туфли, да, ботинки для Эркина, украшения… ну, с такой шалью её простеньких серёжек обручального кольца вполне достаточно. Теперь Алиске… Женя посмотрела на спокойное лицо Эркина и вышла из спальни.

Эркин сонно вздохнул и потянулся, закидывая руки за голову. Как же хорошо. Лицо приятно горит от мороза и снега. Никогда не думал, что снег – это так хорошо.

В снежки играли… Этого он тоже не знал. В Алабаме снега не было, нет, был, конечно, но… но снег – это лишняя уборка, холод, сжимающий ноги даже через «дворовые» ботинки, проникающая под одежду сырость, разъезжающиеся по липкой грязи сапоги, намокшие и сразу потяжелевшие мешки с концентратом, глумливый приказ надзирателя: «Мордой на землю!» – и… да ещё много чего. Нет, русская зима и русский снег – совсем другое, совсем…

Он слышал, как входила и выходила Женя, но не открывал глаз. А когда Женя легла, слегка подвинулся к ней, чтобы касаться её своим боком. Женя тихо засмеялась и погладила его по плечу. И мгновенно заснула, не убрав руки.

Будильника, разумеется, не заводили, но Эркин проснулся вовремя. Секунду, не больше, он лежал, словно вспоминая, где он и что с ним, а потом мягким рывком, чтобы не потревожить Женю, откинул одеяло и встал. Быстро потянулся, закинув руки за голову и разминая мышцы, и надел домашний костюм.

– Пора? – сонно спросила Женя и сама себе ответила: – Пора!

Вскочила на ноги и, на ходу накидывая халатик, выбежала из спальни с криком:

– Алиса! Вставай, пора!

Поднять Алису, пополдничать, убраться, переодеться, сложить, что возьмут с собой… Хлопот выше головы, но Женя носилась в вихре этих хлопот с таким удовольствием…

Наконец всё сделано. Ботинки, туфли и туфельки завёрнуты и лежат в сумке, там же и шаль, Алиса заново причёсана, в матроске, Эркин и Женя одеты, в квартире убрано, ну, всё? Всё! Идём!

Женя быстро одела Алису, оделась сама, Эркин взял сумку, и они вышли из квартиры.

Субботний вечер только начинался. Из города уже вернулись ходившие гулять и за покупками, а гости ещё не пришли. И прохожих было мало. Эркин, Женя и Алиса шли по мягко поскрипывающему голубоватому в сумерках снегу. Алисе запретили болтать на морозе, и она молча шла между Женей и Эркином, крепко держась за их руки. В окнах уже горел свет, жёлтый, красный или оранжевый – по цвету абажура или штор, зажигались молочно-белые шары уличных фонарей. А за путями, в Старом городе было уже совсем темно.

Где дом Медведева Эркин знал: Колька объяснял очень толково – и уверенно вёл Женю и Алису. Дорожка от калитки к крыльцу была широко разметена, калитка не заперта, ставни раскрыты – их ждали.

– Вот и пришли, – заставил себя улыбнуться Эркин.

Он немного не то, чтобы трусил, а… а не по себе как-то. Одно дело в «Беженском Корабле», там все свои, а здесь всё-таки…

– Какой дом хороший, – улыбнулась Женя.

И Эркин согласно кивнул. Дом, и в самом деле, хороший – большой и чем-то смахивающий на самого Медведева, такой же крепкий и основательный.

Поднялись на высокое крыльцо, Эркин распахнул перед Женей с Алисой дверь, и на них обрушился весёлый праздничный шум.

– О-о! Вот и Мороз!

– Здорово!

– А это твоя стрекоза?!

– Ну, молодцы!

– Ой, здравствуйте вам, хорошо как, что пришли!

– Да сюда, сюда, здесь и переобуетесь!

– Ну, братва, Мороз-то франтом каким!

Эркин смеялся, здоровался, жал руки и хлопал по плечам, как и его хлопали. В сенях навалом полушубки, пальто, бурки. Женю с Алисой тут же куда-то увели, он еле успел достать из сумки свои ботинки, чтобы переобуться и отдать сумку Жене.

В маленькой комнатке, где еле помещались большая высокая кровать с пирамидой подушек и маленький столик у окна, Женя переобула Алису, переобулась сама.

– И правильно, – кивнула похожая на бабу Фиму старушка. – Ах ты, красавица, ну, чисто сахарная.

Женя невольно улыбнулась: это уже Алиске. Зеркала в комнатке не было, и Женя на ощупь проверила, как лежат волосы, огладила на себе бордовое в талию и с умеренно пышной юбкой платье, оглядела Алису, поправив ей банты, удерживавшие хвостики, и наконец достала из сумки и, развернув, накинула на плечи золотую шаль. Старушка восхищённо ахнула и даже руками всплеснула.

И в большой, набитой празднично одетыми людьми, нарядно убранной комнате её шаль так же вызвала общий восторг. Женя нашла взглядом Эркина и удовлетворённо кивнула: в своём пуловере и белой рубашке он вполне на уровне.

Знакомились шумно и немного бестолково. Женя даже сначала запуталась, где чья жена. Женщины дружно ахали, рассматривая шаль Жени, Женя восхищалась искусной вышивкой на кофте жены Медведева и кружевной шалью жены Лютыча. Мужчины стояли своей группой, бегала под ногами мгновенно перезнакомившаяся детвора. Эркин не сразу даже узнавал своих коллег в праздничном. Саныч в костюме с жилетом и даже при галстуке, у Лютыча под пиджаком белая рубашка навыпуск с вышивкой на груди, а Серёня тоже в вышитой и навыпуск, но ярко-красной и подпоясан витым шнуром с кистями. А Колька в морской форме, со всеми нашивками, медалями и… да, правильно, два ордена, один со звездой, а другой с развёрнутым знаменем. Алискина матроска почему-то очень смешила Кольку, и он всё никак не мог успокоиться: как посмотрит на Алиску, так фыркает. Даже Ряха был не похож на себя будничного: чисто выбрит и в светло-голубой почти новой рубашке. Он, Серёня, Петря и Колька были одни, остальные все с жёнами, но детей привели только те, кто жил в Старом городе и у кого не совсем уж мелюзга. Миняй своих дома оставил.

– Баба Фима приглядеть взялась, – сказал он Эркину.

И Эркин понимающе кивнул.

Наконец пришёл Геныч, тоже в костюме-тройке при галстуке с женой в шуршащем шёлком зелёном с переливами платье.

– Ну, все никак, – огляделся Саныч. – Ну что, мужики, начнём?

– Начнём… А чего ж тянуть… Ага, Саныч, давай… – дружно все закивали.

– Давай, старшой, выходи, – улыбнулся Саныч.

Медведев в новеньком, явно вот-вот купленном костюме встал напротив Саныча. Остальные столпились вокруг, окружив их плотным кольцом.

– Ну, Михаил, дожил ты до тридцати, родителям на радость и в утешение, людям на пользу и в уважение, – торжественно начал Саныч.

Пожилая женщина в чёрной шёлковой шали, умилённо всхлипнув, промокнула глаза крохотным белым платочком с кружевной каймой.

– Война тебя не скрутила, никакая болячка не настигла, – продолжал Саныч. – Были беды, так прошли, были радости, так ещё будут.

Все кивали, улыбались, поддакивали.

– До тридцати парень, с тридцати мужик, – говорил Саныч. – Так что поздравляем тебя, живи долго и счастливо, и чтоб были какие беды, так чтоб они последние, а все радости вдвое и в будущее. И вот тебе от нас на память, долгую да добрую.

И Саныч торжественно вручил Медведеву… часы! Большие, настенные, в тёмном футляре, с блестящим маятником за стеклом. Ахнула, всплеснув руками жена Медведева.

– Ух ты-и! – потрясённо выдохнул Серёня.

И зашумели, заговорили все сразу.

– Ну, дело!

– Вот это да!

– На счастье тебе, старшой!

– Многие тебе лета!

И ещё какие-то странные никогда раньше не слыханные Эркином слова. Но он как-то не обратил на это внимания, ощущая их доброжелательность.

Медведев принял от Саныча часы.

– Спасибо вам, – он схватил ртом воздух и… и повторил: – Спасибо.

– Спасибо вам, люди добрые, – пришла к нему на помощь жена. – Прошу к столу, окажите нам честь.

С шутками, с гомоном расселись за столом. Всю детвору отправили в соседнюю комнату, где для них был накрыт другой, сладкий, стол. А в самом-то деле, чего им мешаться, у взрослых и разговоры свои, и угощение другое. А там за ними бабка присмотрит, и Сашка, ну да, на учительницу учится, вот и взялась, и дело, ну, давайте, что ли, чего тянуть, успеешь, куда лезешь, а ну в очередь встань, да уж, как положено…

К удивлению Эркина, мужчины рассаживались отдельно от женщин. На одном торце длинного стола – хозяин, на другом, ближнем к двери на кухню, торце – хозяйка, ну и гости…соответственно. Сам он сел, где ему Саныч указал, посмотрел только, как там Женя, нет, тоже недалеко от хозяйки, так что всё в порядке.

На столе теснились миски и блюда с капустой, огурцами, салом, солёной рыбой, грибами, дорогой покупной колбасой. Медведев разливал по стаканам водку, и ему помогал Саныч, а женщинам наливали вино хозяйка и жена Лютыча.

– Ну, – Саныч встал и торжественно поднял свой стакан, – твоё здоровье, Михаил, жизни тебе долгой и счастливой, удачи в делах и радости в семье.

– Спасибо, – встал и Медведев, – спасибо на добром слове.

Эркин вместе со всеми встал, чокнулся с Медведевым. Стакан прозрачный, и налили доверху, но авось в общей суматохе не заметят его жуханья.

Все дружно выпили и набросились на закуску. Что Эркин выпил не до дна, если кто и заметил, то промолчал. Что пьёт он неохотно, и кружку всегда берёт себе маленькую, а тянет её дольше всех, ещё по пятничным походам заметили и не цеплялись к нему. Знает свою меру парень, ну и бог с ним. Ряха бы, может, и вякнул, но был сейчас слишком занят едой. Молотил он… по-рабски, жадно и без разбору.

Утолив первый голод, дружно похвалили грибы и огурцы домашнего засола, женщины немного потрещали о своём, и Саныч снова встал, зорко оглядев стол.

– Налито всем? Ну, теперь за родителей. Что такого молодца родили да воспитали.

Благодарить встала мать Медведева, склонила в поклоне голову. Чокнулись с ней, выпили за родителей.

Эркин изредка поглядывал, как там Женя, но уже совсем успокоился. Напряжение первых минут, опасения сделать что-то не так, уже отпустило его: в общем, это походило на беженские новоселья. Ели, болтали, смеялись, без умолку трещали женские и гудели мужские голоса, из соседней комнаты то и дело доносились детский визг и смех.

– А хороша рыбка.

– Своего засола.

– И улова?

– А то!

– Сразу видно.

– Маманя делала.

– Кушайте на здоровье, гости дорогие.

– Спасибо.

– Моя по огурцам спец. С хрустом.

– Да, мужики, под такую закусь и не захочешь, да выпьешь.

Стол начал пустеть. И Медведев кивнул жене. Та сразу вскочила, захлопотала, перекладывая закуску и расчищая место. Освободившиеся тарелки унесла, а следом за ней вышла и мать. И на больших, к изумлению Эркина, деревянных блюдах внесли длинные и высокие пироги.

– Ух ты-и-и! – потрясённо выдохнул Петря.

И опять в общем восторженном шуме промелькнули странные, будто не русские, но и не английские слова. Эркин удивился, но тут же забыл об этом.

Пироги поставили на стол, хозяин и хозяйка сами тут же нарезали их.

– Ты смотри! – восхитился сидевший рядом с Эркином Геныч, принимая тарелку с куском. – На четырёх углах!

Эркин, как все протянул свою тарелку Медведеву и получил её обратно с куском. На четырёх углах? А где же здесь углы?

– Ты что? – заметил его удивление Геныч. – Кулебяки не ел?

– Чего? – переспросил Эркин.

– Кулебяка называется, – стал объяснять Геныч. – Видишь, слоями, углы говорят. На четырёх углах – это четыре начинки, значит.

– Ага, понял, – кивнул Эркин. И повторил, запоминая: – Кулебяка.

– Учись, вождь, – хихикнул Ряха. – Пригодится.

Эркин не заметил его слов. Как впрочем и остальные.

И снова встал Саныч.

– А теперь за хозяйку надо. Что дом держит и ведёт, и деток растит. Спасибо тебе, – жена Медведева встала, – что в любом деле опора и помощница. Муж – голова, да жена – шея.

– Спасибо вам, люди добрые, – поклонилась она в ответ. – За честь да за ласку.

Чокнулись с ней и выпили. Эркин поставил на стол пустой стакан и взялся за кулебяку. Он и так свою долю на три тоста растянул, больше нельзя. А кулебяка ему понравилась: сочная жирная начинка, и каша тут, и мясо, и грибы, и лук с яйцами. Ха-арошая штука.

За расспросами о тайнах засолки Женя быстро посматривала на Эркина. Нет, всё в порядке, весел, смеётся, ну и отлично. Какие хорошие люди. И всё хорошо. А кулебяка привела её в совершенный восторг. До таких высот кулинарии ей никогда не подняться.

Кто-то – за общим шумом Эркин не разобрался – запел, и весь стол дружно подхватил песню. Эркин её знал и охотно поддержал. А, разобрав в общем хоре голос Жени, совсем разошёлся. Конечно, взять песню на себя, как Лозу, он не рискнул, но пел без опаски и стеснения. Едва закончили эту, грянули другую, уже побыстрее, с плясовым мотивом. Откуда-то появилась гармошка, и опять Эркин изумился, увидев играющего Лютыча. Ну… ну, никак не ждал, не думал. На беженских новосельях иногда пели, но ни танцев, ни музыки не было, а тут… Он со всеми встал из-за стола, но танцевать не стал: не знает он этих танцев, но ничего, присмотрится, а уж тогда…

– А ты чего стоишь? – остановился перед ним раскрасневшийся Колька.

– Не умею, – улыбнулся Эркин.

– Да плюнь, невелика наука. – Он во-ождь, – протянул Ряха. – Зазорно ему, понимаешь, нет?

Эркин сверху вниз посмотрел на Ряху и очень тихо сказал:

– Уйди, – и добавил уже не раз слышанное и почти понятное: – от греха.

Против обыкновения Ряха исчез без звука. Колька хлопнул Эркина по плечу и снова пошёл плясать. Подошла и встала рядом Женя, взяла Эркина под руку.

– Ты в порядке? – тихо спросил он почему-то по-английски.

– Да, в порядке, – по-английски же ответила Женя и продолжала по-русски: – Я посмотрела, как там Алиса. Тоже всё в порядке.

– Хорошо, – кивнул Эркин.

Он уже поймал ритм, чувствовал, как пританцовывает рядом Женя, но всё-таки медлил. Ещё осрамится ненароком. Но тут на его счастье Лютыч заиграл что-то похожее на вальс, и, видя, что несколько пар затоптались в обнимку, Эркин повернулся к Жене. Она сразу кивнула и положила руки на его плечи так, что её шаль золотыми крыльями окутала их обоих.

И места мало, и выпендриваться нечего – остальные не так танцуют, как топчутся под музыку, и Эркин мягко кружил Женю, почти не сходя с места.

– Ловко у тебя получается, – одобрительно заметил Геныч, когда Лютыч решил передохнуть и танцевавшие разошлись.

– Он и играет здоровско, – ухмыльнулся Колька.

– И молчал?! – возмутился Тихон.

– Умеешь? – протянул ему Лютыч гармонь.

Эркин мотнул головой.

– Нет, только на гитаре.

– Гитары нет, – развёл руками Медведев.

– Так слушай, старшой, – глаза у Кольки хитро блестели. – Давай сбегаю, знаю я, где гитара.

Медведев оглянулся на стол и мотнул головой.

– Потом. Давай к столу.

Подносы из-под кулебяк уже убрали, положили ещё огурцов и капусты и, когда все расселись, внесли и стали раскладывать по тарелкам мясо и кашу. И пили уже не разом, а каждый как хотел, и разговоры шли позабористее, и жёны уже чаще поглядывали на мужей, особенно на тех, что зарваться могут и меру забыть. Женя тоже, как все, посматривала на Эркина, но он улыбался ей, и она спокойно продолжала разговор о преимуществах меховых сапожек перед валенками и как из свекольного сока румяна варить.

Колька, сидевший напротив Эркина, потянулся к нему с бутылкой, но Эркин, покачав головой, накрыл свой стакан ладонью.

– Мне хватит.

– Меру знать – великое дело, – одобрил Саныч и посоветовал: – Ты стакан свой переверни, чтоб сразу видели.

Колька плеснул себе и поставил бутылку на стол, где её тут же ловко перехватил Ряха.

– Давно зарок дал? – спросил Эркина Миняй.

– Да нет, – понял его Эркин. – Просто мне и так хорошо.

– Ну, тогда да, – согласился Миняй.

И снова неспешный спокойный разговор.

В комнате становилось жарко, женщины, откидываясь от стола, обмахивались концами лежавших на плечах платков и шалей, пиджаки у мужчин давно расстёгнуты, а то и сняты и висят на спинках стульев. И когда опять стали выходить из-за стола, Эркин решительно снял пуловер и, выйдя в сени, отыскал свой полушубок и засунул пуловер в рукав.

В сенях было прохладно, из-за неплотно прикрытой внешней двери слышались голоса куривших на крыльце. Курить Эркину совсем не хотелось, и он вернулся в жаркую, наполненную светом и шумом комнату или как её все называли – залу. Лютыч опять играл, а Петря, Серёня и Колька азартно дробили чечётку. Эркин поймал озорной взгляд Кольки, взмахом головы откинул со лба прядь и вошёл в круг. Ритм несложный, ботинки с твёрдой подошвой и на каблуках, отчего и не сплясать.

– А твой-то ловкий, – одобрительно сказала мать Медведева Жене, кивком показывая на пляшущих.

Женя улыбнулась в ответ, любуясь Эркином. Она словно заново увидела его, как красиво любое его движение, играющие под тонкой рубашкой мускулы, уверенные жесты красивых рук, иссиня-чёрная прядь на лбу, озорные глаза и улыбка, ах, какая улыбка…

И уже вступали в круг женщины, и прыгала тут же ребятня, и уже кто-то вывизгивал припевки… Женя зажала в кулачках концы шали и шагнула вперёд.

– Давай-давай, молодуха, – сказала ей вслед мать Медведева. – Пляши, пока пляшется.

Припевок Женя не знала, но ей и без того весело. Эркин растерялся, увидев среди пляшущих и Женю, и Алису, но только на секунду. Раз Женя так хочет, значит, так и надо, так и будет.

Раскрасневшаяся Саша – кем она приходится Медведеву ни Эркин, ни Женя не знали, да особо и не интересовались – собрала и увела детей, а то припевки больно забористые пошли. Правда, до самых солёных не дошло. Саныч остановил внушительным:

– Не озоруй, не свадьба.

На столе уже стоял огромный кипящий самовар, доски с пирогами, миски и мисочки с вареньем, мёдом, кусками сахара и конфетами. А у самовара сидела мать Медведева. Подходи с чашкой, наливай, бери себе пирога или варенья, или ещё чего душа просит, и садись где хочешь, промочи горло и нутро попарь. Эркин с удовольствием сел рядом с Женей, отхлебнул чаю.

– Эркин, возьми варенья. Или мёда.

– М-м-м, – Эркин кивнул, искоса посмотрел на Женю и совсем тихо, чтобы только она услышала, сказал: – А у тебя вкуснее.

Женя быстро, словно украдкой, чмокнула его в щёку.

– Эй, Мороз! – Колькин голос заставил их обернуться. – Смотри, чего есть!

– Принёс?! – рванулся к нему Эркин.

И взяв у Кольки гитару, укоризненно покачал головой.

– Что ж ты её по холоду, ей же больно.

– Во даёт вождь! – взвизгнул Ряха.

– Заткнись, коли дурак, – рявкнул на него Лютыч, глядя, как Эркин бережно ощупывает, словно оглаживает гитару. – Ништо, Мороз, щас отойдёт.

Эркин кивнул, усаживаясь уже спиной к столу. Осторожно тронул струны, еле-еле, чтоб не перетянуть ненароком, поправил колки и уже увереннее провёл пальцами по струнам. Гитара отозвалась нежным и глубоким звуком.

– Однако… – как-то неопределённо протянул Саныч.

Эркин ещё раз попробовал струны и поднял глаза на стоящих вокруг людей, улыбнулся.

– Давай «Жди меня», – сразу сказал Колька. – Ну, что тогда пел.

И когда Эркин запел, песню подхватили почти все. И снова в этом хоре он слышал только голос Жени. И пел он свободно, ничего не боясь и ни о чём не думая. Он сам не ждал, что так будет рад гитаре, что так соскучился по игре. И закончив песню, посмотрел вокруг и улыбнулся людям своей «настоящей» улыбкой.

– Ну, ты даёшь! – восхищённо выдохнул Колька.

– Здоровско, – кивнул Петря.

– Слышь, – Серёня подтолкнул локтем Кольку, – цыганочку сбацаешь, Мороз, а?

Но Саныч не дал Эркину ответить.

– Стоп, пацаны, успеете. Старшому первое слово.

Медведев даже руками развёл.

– Ну, никак не ждал. Играй, чего хочешь, Мороз.

– И то, – кивнул Лютыч. – Песня, она от сердца, ей не прикажешь.

Эркин перебирал струны, быстро прикидывая. По-английски петь не стоит, а по-русски… лагерное тоже не надо, не то место. А если… Андрей тоже её спел как-то, а потом сразу к стаду ушёл, видно, тоже, как у Семёна, «семейная».

– Гори, гори, моя звезда, – негромко, потому что не под крик песня, начал Эркин, – звезда любви приветная…

Он пел, стараясь не думать о словах и не глядеть на Женю, боясь сорваться.

– Ну… ну, спасибо, – только и сказал Медведев, когда Эркин замолчал.

А потом его хлопали по плечам и спине и целовали в щёки, благодаря за песню. И цыганочку он сыграл, вернее, играл Лютыч на гармошке, а он подстраивался, зорко разглядывая пляшущих и прикидывая, что ничего особо сложного нет, так что, если надо будет, то спляшет. Не хуже Кольки и Серёни, и женщины, кто помоложе, вышли в круг. И Женя?! Ну… ну, вот это здорово.

И опять пили чай с необыкновенно вкусными пирогами. И он сам пел, и подпевал Лютычу и остальным. А там, где слова были совсем непонятны, будто не по-русски, то вёл мелодию без слов. И так хорошо ему ещё никогда не было. Шум, танцы, он поёт, играет на гитаре, танцует, с Женей, ещё с кем-то. И… и так хорошо! Ведь и раньше такое бывало… Такое? Нет, это совсем другое. Резким взмахом головы он отбросил со лба прядь и все эти мысли, потом обдумает.

И вдруг Эркин почувствовал, что вечер кончается, дольше затягивать не надо, будет хуже. Эркин нашёл взглядом Женю. Она поняла его и кивнула. Но это же, видимо, чувствовали и остальные. Потому что как-то сразу стали благодарить и прощаться.

Эркин встал и протянул гитару Кольке.

– На, возьми. Спасибо тебе.

– И тебе спасибо, – принял Колька гитару.

Разбирали и одевали усталых полусонных детей, одевались сами, прощались с хозяевами, благодарившими всех за честь да за ласку.

Медведев крепко хлопнул его рука об руку.

– Ну, спасибо тебе, Мороз. Уважил.

– И тебе спасибо, – улыбнулся в ответ Эркин.

Они уже стояли в сенях, и Женя держала за руку Алису. Женя на прощание расцеловалась с женой Медведева и его матерью, тоже пожала руку Медведеву, Алиса пожелала всем спокойной ночи, и они вышли.

Холодный воздух обжёг лица, но не больно, а приятно. Миняй с женой ушли раньше: всё-таки дети дома, хоть и согласились присмотреть, а всё не то. Почти все остальные жили в Старом Городе, так что к путям Эркин с Женей шли одни. Откуда-то доносилась пьяная песня – вроде Ряха горланит – и лаяли разбуженные собаки.