Текст книги "Аналогичный мир - 3 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 70 страниц)

Сегодня с утра шли контейнеры. Но Эркин уже чувствовал себя гораздо увереннее и даже пытался читать надписи. Одну он уже издали узнавал: «Не кантовать», – что означало аккуратное обращение. А вчера он попытался прочитать у двери в столовую список со смешным названием: «Меню» – надо будет у Жени выяснить, что это такое – но читает он медленно, а торчать перед этим листком всем на потеху неохота. И сегодня по дороге на работу рискнул купить газету. Сунул пятачок в окно киоска, взял протянутый ему сложенный вчетверо лист, сложил его ещё раз в дину и сунул за борт полушубка. Как все вокруг. Ну, не совсем все, а большинство. Ряха, правда, уже поцеплялся к нему.

– А вождь-то, гля, мужики, с газеткой! Эй, вождь, на обёртку купил?

Эркин упрямо отмолчался на все его подначки. Будет он ещё с Ряхой связываться! Шакал, здесь говорят: алкаш, пропился, значит, до последнего, себя уже потерял. Ну его…

– Эй, Мороз, айда лопать.

– Иду, – Эркин улыбнулся Кольке. – Геныч, с нами?

И всё как всегда, обычный рабочий день. Работа привычна и потому легка, в раздевалке и столовой знакомые лица, понятные разговоры. Он как все, на равных.

– А смотри, как завернуло круто…

– На то и Крещенье…

– Картошки прикупить…

– А ни хрена! Она, понимаешь, получку, считай, всю выгребает, да ещё… пусть сама крутится, толстозадая…

– Так уж и всю?

– Выгребешь у него, как же! Зубами держит.

– Заначку не трожь, святое дело!

– Погреб на лоджии? Охренел?!

– Да деревенщина он…

– Погреб хочешь, так дом надо было брать.

– А сам, коли умный, чего не взял?

– Взять бы взял, да кто ж даст?

– Дом обиходить надо. С одними дровами…

– Да уж, – смеётся Колька, – попахали мы вчера.

– На себя когда… – хмыкает Антип.

– А не скажи. Иному и на себя лень.

И все гогочут, глядя на Ряху. Эркин смеётся со всеми. Ряха быстро затравленно озирается, отыскивая, на кого бы ему перекинуть общее веселье.

В профкоме Мороза знали.

– Знаю обоих, – сразу сказала Бурлакову Селезнёва. – Он – грузчик, на первом рабочем, у Медведева в бригаде. А она – у Лыткарина, машинистка. Вступили в профсоюз оба. Кто тебе нужен? Он, наверное?

Бурлаков кивнул, но уточнил:

– А почему ты думаешь, что он?

– Так индеец же, – засмеялась Селезнёва. – На весь завод один.

– А те трое?

– Это из летнего потока которые? Уволились. Не потянули они каждый день от звонка до звонка, – Селезнёва невольно вздохнула. – И в бригаде конфликты. До драк доходило. Пить начали. А Мороз… даже не похож на индейца. Пашет, говорят, как заведённый. Но у Медведева в бригаде всегда порядок был.

Они сидели вдвоём. Бурлаков специально выбрал для разговора время обеденных перерывов, когда профсоюзники расходились для агитации, бесед, решения всевозможных вопросов и проблем. И потому, поздоровавшись со всеми и официально представившись, начал беседу вежливо отстранённым «вы» и несколько казёнными фразами, а оставшись наедине, немедленно сменил тон.

– Парень он, говорят, неплохой, молчун, ну, это как все индейцы. Ну, что ещё? – Селезнёва говорила медленно, подбирая слова, что совсем на неё не походило. – Не пьёт, даже на святках его пьяным никто не видел. Ну…

– Ася, – Бурлаков назвал её старым, ещё конспиративным именем, – Что с тобой?

– Ох, Крот, если б ты знал только, – Селезнёва вздохнула. – Как этот парень на сердце ложится. Он к нам заявление подавать зашёл, так как солнце в окошко ударило. А уж улыбается когда… так душу ему отдашь, – она улыбнулась Бурлакову. – Ты уж не обижайся, Кротик, всем ты хорош, а… а вот он, тёмный ведь, неграмотный, не знает ничего, не понимает, а нахмурится – и кругом темно, улыбнётся… если б ты только видел, какая у него улыбка.

– Да ты влюбилась никак, – попытался пошутить Бурлаков.

Но у Селезнёвой брызнули слёзы. Бурлаков растерялся.

– Ася… Асенька…

Закрыв лицо ладонями, она замотала головой.

– Сейчас… сейчас… я ничего… сейчас…

И наконец уронила руки на стол, выпрямилась, глядя на Бурлакова влажно блестящими глазами.

– Ты уж не сердись на меня, сорвалась. Влюбилась я, Крот. Всё понимаю, дура старая, он же мальчишка, двадцать пять ему, а мне… и за плечами у меня, сам знаешь, сколько и какого висит, и у него один свет в окошке – Женя его, жена, у нас же работает. Видела я их вместе на гулянье, дочку свою на площадь к ёлке водили. И понимаю я всё, и не полезу никак никогда, а сердцу-то не прикажешь. Ты помолчи, Кротик, я сейчас…

Бурлаков кивнул. Она справится, он её хорошо помнит по тем их подпольным, «подземным» делам, где его звали Кротом, а её Асей.

Золотарёв вышел на второй рабочий двор и по-хозяйски огляделся. Обеденный перерыв, похоже, ещё не кончился, двор был пустынен и тих, да от корпуса столовой неспешным отдыхающим шагом шёл кто-то, судя по одежде, из грузчиков. Высокий, в чёрной ватной куртке и таких же штанах, заправленных в чёрные валенки, он привлёк внимание Золотарёва неожиданной ловкостью, даже грацией движений. И, приглядевшись, Золотарёв чуть не ахнул в голос. Тот самый индеец, тупарь краснорожий, пастух Бредли, спальник… так… так вот зачем профессор сюда прикатил! Комитетские дела у него, значит, ну, хитер, ну, ловок! А вот мы ему сейчас облом-с сделаем! Ну…

Эркин остановился, будто с размаху налетев на стену. Ожившим мертвяком стоял перед ним тот, памятный по тюрьме, по выпасу… ах ты, сука, погонник чёртов, подловил, значит, ну… нет, гад, ни хрена ты не получишь.

– Привет! – весело сказал Золотарёв. – Я ж говорил, что ещё встретимся.

Ему ответило молчание. Но Золотарёва это не смущало. Он был слишком обрадован. И уже решил, что потрошить индейца будет прямо при профессоре, чтоб напоминание о ссуде и прочем получше проняло, нет, сегодня не отвертится.

– Ну, пошли, поговорим.

Да, прямо в профсоюз его сейчас, профессор как раз туда пошёл, вот с двух сторон и возьмём за жабры, не выдержит, сломается, о профессоре тоже слышать доводилось, что умеет вопросы задавать и ответы слушать.

– Пошёл вперёд, – сказал Золотарёв по-английски.

Привычка к послушанию отказалась сильнее ненависти. Эркин заложил руки за спину и, опустив голову, пошёл в указанном направлении, и лицо его мгновенно обрело выражение тупого рабского упрямства. Из-за прилива злой радости, захлестнувшей его, Золотарёв этого не заметил, вернее, не обратил внимания. Как и на вышедшего из столовой щуплого мужичонку в затасканной робе грузчика. У того от увиденного даже челюсть на мгновение отвисла. Но в следующее мгновение он нырнул обратно.

– Быстрей! – поторопил Золотарёв нежданную находку.

Эркин послушно прибавил шагу.

Селезнёва уже успокоилась, и говорили они совсем о другом. О том, что подавляющее большинство репатриантов панически боятся интернатов и детских садов и всячески избегают отдавать туда детей.

– Представляешь, – Селезнёва быстро нашла нужную тетрадь и раскрыла, – вот смотри, семейных много, а ни одной заявки на детский сад, даже не спрашивают. А про ясли и разговора нет. Будут выкручиваться по-всякому, но чтоб дети были дома. Это только у нас так?

– Нет, повсеместно. И вполне объяснимо, – кивнул Бурлаков. – Ты про имперскую программу интеграции слышала?

– Ещё бы! Многие своих так и не нашли, особенно маленьких, отбирали ж чуть ли не грудных. Слышала, что от новорождённых и до двенадцати лет. Кто, – она передёрнула плечами, как от озноба, – подходил по антропометрическим параметрам. А то и поголовно. В спецприюты и… чуть ли не на органы, говорили.

– Вот тебе и ответ. Социальный опыт – великая вещь. Даже не личный опыт, а, я бы сказал, наслышанность. Это ещё сильнее. Слухам верят гораздо больше, чем официальной информации.

– И что делать?

– Работать, – пожал плечами Бурлаков. – Строим Культурные Центры, там будут кружки, дошкольные и внешкольные занятия, школы для взрослых. Нашлись и там, – Бурлаков движением головы показал на потолок, – вменяемые люди, программу мы пробили, будем курировать.

– Ну да, на это уже никаких наших денег не хватит, – согласилась Селезнёва. – А вот скажи ещё что…

Она не закончила фразы. Потому что по коридору прозвучали чьи-то быстрые шаги, распахнулась дверь, и Золотарёв возвестил с порога по-английски:

– Вот он, тёпленький! Сейчас прямо здесь и выпотрошим!

Эркин ощутил толчок в спину, перешагнул порог, привычным бездумно-ловким движением сдёрнул с головы шапку и снова заложил руки за спину, замер в рабской стойке.

Побледневшая до творожного цвета Селезнёва схватилась обеими руками за горло, резким рывком встал на ноги, заслоняя её собой, Бурлаков.

– В чём дело, Николай Алексеевич? – спросил он по-русски.

– Вот он, Мороз, – так же перешёл на русский Золотарёв, – собственной персоной! – торжество его было столь велико, что он ничего уже не замечал. – Добегался!

– Вы отдаёте себе отчёт в своих действиях? – очень спокойно спросил Бурлаков.

Ответить Золотарёв не успел.

Топот множества ног, дверь едва не слетает с петель от удара, и в комнате мгновенно становится тесно от ворвавшихся людей в чёрной робе грузчиков. Эркина сразу зажало в кольцо, и Медведев, вставший стеной между ним и Золотарёвым, потребовал:

– Предъявите ордер, – и не дожидаясь ответа: – Нет ордера? Тогда и парня нет.

– Так дело не пойдёт, – насмешливо начал Золотарёв.

– Именно так и пойдёт, – отрезал Медведев. – Мороз, он тебе чего предъявил?

Эркин молча мотнул головой.

– Так на хрена ты с ним пошёл? – возмутился Геныч.

– Это что ж? – Саныч посмотрел на Селезнёву. – Обещала защиту нам, а получается…

– Подождите, – Селезнёва шумно дышала, как после бега. – Что это значит?

– Вот то и значит, – Лютыч воинственно выставил бороду. – Закон – он для всех закон.

– Та-ак, – Золотарёв зло сощурил глаза.

– Ты, майор, – ухмыльнулся Колька, – на чужом корабле не командуй. У нас свои… командиры есть.

Стоявший в дверях немолодой полковник, с явным даже не интересом, а удовольствием разглядывая покрасневшего от злости Золотарёва, молча кивнул, соглашаясь с Колькой, встретился глазами с Бурлаковым и кивнул уже ему. Бурлаков чуть заметно шевельнул веками, показывая, что увидел и понял. Очутившись в живом кольце, Эркин рискнул поднять голову. Бледная Селезнёва, погонник, а это кто? Да это ж от Комитета председатель. Ну, уже легче. Комитет ему тоже защиту всегда обещал. Эркин перевёл дыхание.

– Ладно, – Медведев поправил шапку. – Мы сказали, а вы поняли. Айда работать, мужики.

И когда все, по-прежнему плотной толпой стали разворачиваться в тесной комнате, вынырнувший как из-под земли Ряха заботливо сказал Золотарёву:

– Ты уж осторожней, майор. Холодно, а в холода рельсы скользкие… ужас как, и металл хрупкий, тросы там или ещё что, лопаются…

– Заботливый ты какой, – заржал Петря.

А Миняй досадливо выругался:

– Ну на хрена ты язык распускаешь?! С предупреждённым же мороки куда больше.

Когда грузчики вывалились в коридор, полковник спокойно и даже несколько равнодушно сказал:

– Майор, когда здесь закончите, зайдите ко мне. Дезорганизацию производства положено оформлять отдельным актом.

И вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

Они остались втроём.

Селезнёва медленно села и закрыла лицо ладонями. Бурлаков погладил её по вздрагивающему плечу и остался стоять рядом. Золотарёв пожал плечами.

– Сорвалось. Жаль.

– Да, – Бурлаков отошёл к окну и встал там, разглядывая морозные узоры на стекле. – Очень жаль.

Было очень тихо. И когда Золотарёв вышел, ни Бурлаков, ни Селезнёва не шевельнулись.

– Я подам рапорт, – Селезнёва тяжело уронила ладони на стол. – Подам, не отговаривай меня, Крот.

– Я не отговариваю, Ася. Я тоже вспомнил.

– Да, всё как тогда. И мы без оружия… – Селезнёва тряхнула головой. – Ладно, не обо мне речь. Ты пойдёшь говорить с парнем?

– Надо, Ася. У меня нет другого выхода.

– Я понимаю. Сходи в машбюро, поговори с его женой. И на вечер в гости напросись. По-другому уже не выйдет.

– Спасибо за совет, Ася.

– Иди тогда сейчас, Крот. Пока ей не рассказали или этот… – она проглотила ругательство, – к ней не стал цепляться.

– Ему ещё с полковником рядиться и уряжаться, – усмехнулся Бурлаков. – Конкуренты ведь. Но, ты права. Сейчас и пойду.

Он кивнул, прощаясь, и быстро вышел.

Селезнёва быстро посмотрела на часы. Да, сейчас начнут возвращаться остальные, надо привести себя в порядок. Совсем нервы ни к чёрту стали. Когда этот… – вот нет ему другого названия, охранюга, хоть и в нашей форме – втолкнул сюда Мороза, сердце так и оборвалось. Нет, хорошо, что оружия не было, отстреливаться бы стала. Как тогда. Тогда она ушла. А тот парень погиб. И… и даже успел поблагодарить её: «Спасибо, мэм, от пули смерть лёгкая, мэм»… Нет, хватит об этом. Там полковник – Крот верно сказал про конкуренцию – своё сделает, рапорт само собой, а Мороза бригада прикроет. Но если они и впрямь этого охранюгу под маневровый паровоз сунут… И улыбнулась. Хорошо бы. Если, конечно, аккуратно сделают.

Работать начали позже обычного, и пришлось здорово покрутиться, чтобы наверстать. Разговаривать было некогда. Эркин попытался было сказать, поблагодарить, но Медведев не дал ему и рта открыть.

– Заткнись. Давайте, мужики, живо…!

Носились они, как ошпаренные. Даже перед праздниками такой гонки не было. Эркин, правда, озирался: не появится ли опять погонник, охранюга чёртова, но того не видно. Неужели обошлось? Парни отбили его, даже Ряха… Он уже знал, что это Ряха поднял шум и привёл остальных. Ну… а ведь это впервые, чтоб все за него так…

И когда смена уже близилась к концу, и все завалы они разгребли, и уже можно было не колбасой кататься, а нормально бегать, его окликнули:

– Эй, Мороз!

– Чего? – поднял он голову, как раз крепил на платформе бочки.

– Тебя ищут! Вона!

Эркин настороженно оглянулся, куда показывал ему Антип, и похолодел. Женя?!

– Точно, – кивнул так же оторвавшийся от бочек Миняй. – Чего это она сюда?

Но Эркин уже бежал к ней.

– Женя! Что?! Что случилось?!

– Эркин, у тебя деньги есть?

С Жени требуют выкуп?! За него?! Да…

– Да, сколько? Я сейчас, они в бытовке… – рванулся он.

– Подожди, – Женя с улыбкой придержала его за рукав. – Ты когда домой пойдёшь, купи чего-нибудь вкусненького. И дома прибери, ладно?

– Да, да, – кивал Эркин. – Но… Женя…?

– Гости к нам сегодня придут.

– А… ага, – Эркин облегчённо перевёл дыхание.

– Ну и всё, я побежала.

Женя быстро поправила ему ворот куртки, закрывая шею, чмокнула в щёку и убежала. А Эркин остался стоять, глядя ей вслед.

– Мороз! – окликнул его Медведев.

И Ряха тут же.

– Эй, вождь, думать потом будешь!

Эркин тряхнул головой и побежал обратно. Платформу закрепили без него, ему теперь куда? Вон те, дурынды серые катать? Понятно. А гости… гости – это хорошо. Интересно, кого Женя пригласила.

– Мороз, чего твоя прибегала?

– Гости будут, – охотно ответил Эркин Миняю. – Приготовиться надо.

– А-а, – понимающе кивнул Миняй.

Но тут удивился Геныч.

– В будни и гости? Чудно что-то.

– Ну, всяко бывает, – Антип, крякнув, вставил контейнер в паз. – Крепи, Ряха. А ежели приехал кто? Тут уж на день не смотришь. Родня, что ли, прикатила?

– Родня? – переспросил Эркин.

– Ну, родичи.

– Родственники, – пояснил Колька.

– Нет у нас родственников, – пожал плечами Эркин, начиная тревожиться.

– Ну, кто б ни был, а встретить да угостить надо как положено.

– Точно. Не нами заведено, не нам и ломать.

– Ага, что есть в печи, то на стол и мечи.

В самом деле, чего он психует? Может, Женя кого из своего бюро позвала, так что… Чего бы купить? Женя сказала: «вкусненького». Конфеты дома есть, так что не о сладком речь. Может… сколько у него с собой?

За этими мыслями Эркин и доработал до конца смены, уже почти забыв об инциденте в профкоме. Но в бытовке Медведев требовательно спросил его:

– Чего этому майору от тебя было нужно?

– Не знаю, – честно ответил Эркин и, не желая врать выручившим его, а все стояли вокруг и ждали объяснений, вздохнул: – Он давно ко мне цепляется.

– И где ты ему дорогу перешёл?

– Бабу, что ли отбил? – засмеялся Петря, но Саныч тут же легонько стукнул того по затылку.

– С такими не шутят. Ну, Мороз.

Эркин огляделся и как-то беспомощно сказал:

– Он брата заловить хотел, а я ему брата не сдал.

– Так ты ж говорил, что убили его, – нахмурился Колька.

– Ну да, в Хэллоуин, – Эркин вздохом выровнял дыхание. – А это ещё летом было.

– Он что, не знает про это?

Эркин повернулся к Санычу.

– Знает, наверное. Я в тюрьме об этом, о брате, что убили его, говорил. Следователь записал всё. Он же читал. Наверное.

– Эта сволота вся грамотная, – необычно серьёзно кивнул Ряха. – Бумажка для них первее человека, знаем. Любят они бумажки. А брат твой ему зачем?

– Не знаю, вздохнул Эркин. – Тогда не знал, и сейчас не знаю.

– Слушай, Мороз, – Медведев говорил очень спокойно. – Это не милиция, а контрразведка. Знаешь, что это?

Эркин молча мотнул головой. А Колька хмыкнул:

– Лучше и не знать. А он точно из ГРУ, старшой?

– Точно, – ответил за Медведева Саныч. – Но наш и чином повыше, и… контора, вроде, и та же, да отдел другой, своих конкурентам не сдают. Ладно, Мороз, не знаешь – так не знаешь. И не было ничего. Поняли, мужики? Мальцы, слышали? Трепанёте где, лично языки поотрываю и в нужник выкину.

Петря с Серёней закивали.

– А раз поняли, так по домам, – закончил разговор Медведев.

И все дружно быстро стали переодеваться.

Обтираться водой Эркин не стал: лучше дома под душ нырнёт, растёрся всухую полотенцем.

– А когда ты в тюрьму-то залетел? – спросил внезапно Саныч?

– Так говорил он, – влез Колька, но Саныч отмахнулся от него, внимательно глядя на Эркина.

– А на Хэллоуин, – спокойно ответил Эркин. – Три дня подержали, допросили, сказали, что необходимая самооборона, и выпустили, – и чтоб всё сразу было понято, добавил: – Как нас всех в одном грузовике привезли, так отправили.

– И много ты в своей… самообороне уложил? – съехидничал Ряха.

– А сколько под кулак попало, – улыбнулся воспоминанию Эркин. – Я не считал.

Немного посмеялись и пошли на выход. Эркин шёл со всеми, поглядывая по сторонам. Но майора видно не было. И у него немного отлегло.

От завода он шёл обычно с Миняем, но сегодня ему надо на Главную улицу, в хороший магазин. Миняй понимающе кивнул и только сказал на прощание.

– Ты этого, седого, разглядел? Знаешь, кто это?

– Знаю, – кивнул Эркин. – Это председатель комитета, я его ещё в лагере видел.

– Вот. Так если что, к нему беги, или в сам комитет, к вокзалу.

– Понял, – улыбнулся Эркин. – Спасибо.

– Не за что, – хмыкнул Миняй.

И они расстались.

И уже спеша из магазина – все деньги, что с собой были, потратил на ветчину и рыбу – домой, Эркин подумал, что надо будет в пятницу, когда на пиво пойдут, поставить всем по кружке. Выручили-то его… честно. Так что – надо. Даже Ряха… смешно. Цепляется, заводит, нарывается даже, а здесь… со всеми… Как, скажи, он свой бригаде. Или и правда – свой.

К приходу Жени обед был разогрет, Эркин дотирал паркет в дальней маленькой комнате, а Алиса заканчивала праздничный обед для кукол. Услышав, что открывают дверь, Эркин выбежал в прихожую, как был, босиком и в одних рабских штанах. Женя даже задохнулась от негодования, а Эркин, забирая у неё сумку, весело сказал:

– А я знал, что это ты.

– А гости где? – спросила Алиса.

– Будут гости, – Женя торопливо чмокнула её в щёчку. – Эркин, давай, переодевайся, он к семи обещал.

– Ага. Я ветчины и рыбы купил.

– Ой, ну ты, молодец. Как раз к чаю. Сейчас пообедаем быстренько.

Знакомый по Джексонвиллю вихрь дел, распоряжений и хлопот захватил и его, и Алису. И в этом вихре Эркин никак не успевал спросить Женю, так кто же к ним придёт. Хотя это и не так уж важно. А о том, что сегодня было, про майора, Эркин решил Жене вообще не рассказывать. Чтоб не тревожить её попусту. Обошлось ведь, ну и ладно.

После обеда навели порядок на кухне. Не просто вымыли посуду, а вытерли и убрали в шкафчик, со стола сняли клеёнку, Женя ещё раз протёрла его сухой «полировочной» тряпочкой и постелила льняную вышитую салфетку.

– Красиво, – важно одобрила Алиса.

– Вот и ты должна быть красивой.

Женя повела Алису переодеваться и убирать у себя в комнате. А Эркин, ещё раз оглядев кухню, отправился в спальню. Надо и в самом деле переодеться. По-праздничному? Или джинсы с нарядной ковбойкой?

Его сомнения разрешила Женя, прибежав в спальню и доставая из шкафа юбку и розовую, с вышивкой по воротничку, кофточку.

– На кухне принимать будем. Так что джинсы надень и ковбойку. А то в кухне и при полном параде, это уже… – она запнулась, подбирая слово.

– Выпендрёж, – подсказал Эркин, застёгивая и заправляя в джинсы ковбойку.

Женя прыснула и оглянулась на дверь: не слышит ли Алиса.

– Только ботинки надень.

– Ага. А ты шаль наденешь?

– Выпендрёж!

Женя чмокнула его в щёку и вылетела было из спальни, но Эркин успел поймать её за руку.

– Женя…

– Что, милый?

– А кто придёт, Женя?

– Я разве не говорила тебе? – удивилась она.

– Нет, – улыбнулся Эркин.

– Ой, ну так. Ты помнишь, в лагерь приезжали из Комитета, собрание ещё было…

– Помню, – кивнул Эркин.

Он был ещё спокоен, во всяком случае, внешне.

– Ну вот, ты помнишь председателя? Профессора Бурлакова?

– Да, помню.

– Ну вот, он и придёт. Эркин, – глаза Жени расширились. – Что с тобой, Эркин?

– Женя, – он судорожно сглотнул, – я не хотел тебе говорить, Женя…

– Что, Эркин? Что случилось?

– Женя, он попятился, увлекая её за собой, сел на кровать и усадил Женю рядом. – Женя, сегодня в обед, я… Он запнулся, не зная, как объяснить, он же не рассказал Жене ни о том случае на выпасе, ни о тюрьме.

– Понимаешь, ко мне прицепился сегодня один, майор, а ребята из бригады отбили меня.

– Так, – кивнула Женя.

Она ничего не поняла, но знала, что пусть не сразу, но Эркин расскажет ей всё.

– А профессор… он был там. Я не знаю, Женя, я ничего не понимаю. Зачем мы ему, Женя?

– Ну, Эркин, это-то просто. Он – председатель Комитета. Комитет дал нам квартиру, ссуду… конечно, ему интересно, как мы устроились.

– Женя, – Эркин с надеждой вскинул на неё глаза, – и это всё, Женя? Только для этого?

Женя пожала плечами, погладила его по голове, поправила воротник ковбойки.

– Эркин, всё будет хорошо. Он, профессор, он ведь…

– Нет, – сразу понял её Эркин. – Он не заодно с майором. Я… я не знаю, как сказать, я чувствую это.

– Ну, вот видишь. О майоре ты мне потом расскажешь, хорошо? – Эркин кивнул. – Ну вот. А профессор, – Женя улыбнулась, – он хороший, Эркин. Я знаю, ты поверь мне. Веришь?

– Конечно, верю, – улыбнулся Эркин. – Женя, а что он сказал тебе?

– Ну что? Он пришёл в машбюро, поздоровался, представился, – Женя держала Эркина за руки и чувствовала, как перестают вздрагивать и успокаиваются его пальцы. – Спросил, как мы устроились, попросил разрешения прийти к нам сегодня… Вот и всё. Это нормально, Эркин.

– Да? – Эркин прерывисто вздохнул и виновато улыбнулся. – Прости, Женя, что я так…

– Ничего, Эркин, – Женя поцеловала его в щёку.

Эркин нагнулся и потёрся лицом о её руки.

– Мама, Эрик! – в спальню ворвалась Алиса. – А теперь чего?

– Не чего, а что, – поправила её Женя.

Она не шевельнулась, Но Эркин уже отпустил её пальцы и встал.

– Женя, – голос его звучал весело, так естественно весело, что не верить было нельзя, – а я газету сегодня купил. Почитаем пока?

– Конечно, – Женя вскочила на ноги, поправила застилавший кровать ковёр и оглядела спальню: всё ли в порядке. – Конечно, пойдём читать.

Они успели просмотреть газету, вернее, Женя её быстро просмотрела и нашла заметку, показавшуюся ей интересной, когда в дверь позвонили. Эркин быстро посмотрел на Женю, резким вздохом перевёл дыхание и пошёл в прихожую. Алиса побежала следом.

От стоявшего за дверь Бурлакова – Эркин сразу узнал его, несмотря на зимнее пальто и шапку – ощутимо несло холодом.

– Здравствуйте, – весело сказала подошедшая Женя. – Заходите, рады вас видеть.

Бурлаков вошёл, снял шапку, поздоровался. Видя, что Эркин напряжённо молчит, Женя всё взяла на себя. И неизбежная суета приветствия, раздевания и знакомства стараниями Жени и Бурлакова прошла легко и даже весело. К радости Алисы, Бурлаков принёс торт и, к удивлению Эркина, три тщательно завёрнутых в фольгу гвоздики. Женя поахала, поблагодарила и поставила цветы в вазочку, которую им подарили на новоселье. Потом Женя гордо провела Бурлакова по квартире, показав, что они успели сделать за месяц, извинилась, что чай придётся пить на кухне, ведь большую комнату они ещё не сделали. Бурлаков рассматривал, расспрашивал и всем восхищался.

Эркин больше помалкивал, внимательно слушая и отделываясь односложными ответами, но когда речь зашла о «беженском новоселье» – это очень заинтересовало Бурлакова, – он тоже разговорился. Тут как раз закипел чайник, и все пошли на кухню пить чай. Женя мгновенно – как умела, по мнению Эркина, только она – накрыла на стол. Хорошие бутерброды, чай, сахар, нарезанный кружками лимон, варенье, подаренный торт… За чаем продолжался тот же очень приятный разговор. Женя видела, что Эркин оттаял – «ёжик убрал колючки» – и, тихо радуясь этому, только следила за Алисой. Но и Алиса старалась изо всех сил.

– Очень рад, что у вас так хорошо всё сложилось.

– Да, – Эркин улыбнулся, – спасибо, всё хорошо. Я даже не думал, что так будет. Так хорошо. Мы, когда уехать решили, то об одном думали… ну, жильё, ну, работа, это всё найдём, устроимся, лишь бы от своры, – последнее слово он сказал по-английски, – уйти.

– Своры? – переспросил Бурлаков.

– Да, – кивнул Эркин. – Это они потом, в Хэллоуин, всё и устроили.

– Понятно, – кивнул Бурлаков.

Неужели вот сейчас, так просто, так естественно разговор перейдёт на то, самое важное.

Вспомнив Хэллоуин, Эркин невольно помрачнел, но на мгновение, скользнула по лицу тень и нет её. И вдруг неожиданно, внимательно глядя на Бурлакова, спросил:

– Вы… вы ведь пришли не просто так, вам что-то нужно, так?

– Эркин! – не выдержала Женя.

Эркин мгновенно опустил глаза, чуть заметно шевельнул плечом, будто хотел втянуть голову, спрятать её, но повторил:

– Ведь так?

Бурлаков вздохнул.

– Вы правы. Я хотел спросить вас… о вашем брате.

– Он погиб, – Эркин говорил, не поднимая глаз. – Зачем он вам?

– Он сказал, чтоб я шла, а он меня догонит, – вдруг подала голос Алиса. – И не догнал.

Женя положила ей ещё кусок торта, с кремовой розой, и Алиса занялась им.

Эркин с явным усилием поднял глаза, и Бурлаков увидел в них боль. Живую. Как от удара.

– Зачем он вам? – повторил Эркин.

– Я… я, разумеется, отвечу вам, но сначала… я хочу попросить вас посмотреть фотографии.

– У вас его фотка есть?! – обрадовался Эркин.

Он уже прикидывал, что может предложить за неё, ну, хоть за копию, но Бурлаков покачал головой.

– Нет, его фотографии нет, это другие люди, но посмотрите… может, найдутся… похожие.

Эркин пожал плечами.

– Давайте, – и успокаивающе улыбнулся Жене и Алисе. – Интересно.

Бурлаков перевёл дыхание. Он отлично понимал, что согласился Эркин только из вежливости, но большего ему и не нужно. Из внутреннего кармана пиджака он достал и разложил прямо на столе, среди чашек и тарелок фотографии. Многие из них были старыми, пожелтевшими, со следами клея, с написанными прямо поверх изображения номерами и латинскими буквами.

Эркин рассматривал их, брал по одной, откладывал, снова брал. Бурлаков молча маленькими глотками пил чай и следил, как Женя, а за ней и Алиса присоединились к Эркину. Потом Женя и Эркин заспорили об одной из фотографий.

– Он…

– Нет, не похож…

– Посмотри, взгляд такой же…

– Нет, но это же…

– Ну и что, но похоже.

В споре победила Женя, доказав, что неважно, женская или мужская фотография, раз похожи, значит, похожи.

– Вот, – наконец улыбнулся Эркин, пододвигая к Бурлакову две стопки карточек. – Вот эти похожи на Андрея.

– Спасибо, – Бурлаков сглотнул, справляясь с голосом и повторил: – Спасибо.

– Пожалуйста, – пожал плечами Эркин и уже не равнодушно-вежливо, а с явным интересом спросил: – А зачем вам это?

Бурлаков кивнул, соглашаясь ответить, но Женя встала.

– Игорь Александрович, у вас чай совсем остыл, давайте, я вам свежего налью.

Бурлаков благодарно улыбнулся.

– Спасибо.

Эркин молча покачал головой, отказываясь. Он видел волнение Бурлакова и, не понимая его причины, нервничал. Да и дневные события… Что этот майор, охранюга чёртова, наплёл про него? Ведь когда не знаешь, чего на тебя навесили, и не отбрыкаешься.

Бурлаков глотнул чаю, глубоко вздохнул и заговорил очень спокойно, даже будто равнодушно.

– Сначала я назову вам тех, кто изображён на этих фотографиях, – он взял маленькую, отобранную Эркином и Женей пачку. – Это я сам, двадцать, нет, тридцать лет назад, студент. Это тоже я, на раскопках, на археологической практике. Это моя жена, её сфотографировали уже в тюрьме. Это брат моей жены. Это тоже он, и это тоже. А это, – он как-то странно улыбнулся, – Это мой дед. Ну вот. У меня… была семья. Жена, дети. Трое. Две девочки и мальчик. Их всех арестовали, когда я был на нелегальном положении. Жену и дочек убили, а сына отправили в лагерь. Сейчас бы ему было двадцать лет…

Глаза Жени медленно расширялись, Эркин разглядывая, напряжённо сведя брови, выложенные Бурлаковым фотографии. Всё сходилось. И всё так страшно, обидно и нелепо. Ведь… ведь что бы чуть пораньше, до Хэллоуина… Алиса давно забыла про свой торт и молча следила за взрослыми.

– Это… – наконец выдохнула Женя, – это значит, что Андрей… – она не договорила.

– Да, – понял её Бурлаков. – Да, получается, что мой сын, Сергей Игоревич Бурлаков и… Андрей Мороз – один и тот же человек.

– Но, – Женя посмотрела на Эркина, – но, Эркин…

Эркин медленно, как преодолевая что-то, как поднимая на себе невидимый груз, встал и пошёл к двери. Остановился, ухватившись растопыренными пальцами за дверной косяк, полуобернулся.

– Да, всё так, – у него задрожали губы, но он справился с собой. – Андрей ничего об отце не говорил, – и на хриплом клокочущем выдохе: – Ему мать не велела.

И вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Женя смотрела, как Бурлаков собирает разложенные по столу фотографии, рассматривая их так, будто тоже видит впервые. Всё это было слишком невероятно.

Вернулся Эркин с влажно блестящим, будто он только что умылся, лицом и сел к столу. Улыбнулся Алисе и Жене. Женя как-то очень незаметно встала и увела Алису умываться.

– Вы не верите мне? – тихо спросил Бурлаков.

– Нет, – Эркин говорил спокойно. – Почему не верю? Верю. Только… только это уже ничего не изменит. Андрея нет. И кем он был… он был моим братом. Погиб, спасая Алису. Что ещё?

Бурлаков кивнул.

– Я понимаю.

– Нет, – тихо, но резко перебил его Эркин. – Андрей… он не помнил ничего, что было до лагеря. Так… обрывки. Он никогда не говорил, чтобы его звали по-другому. Только Андрей. Я… я не знаю, как так получилось. Может, всё так и есть. И… и вы – отец Андрея, я не спорю, нет, но… Я не знаю, как это объяснить, – он запнулся, потёр лицо ладонями и встал. – Налить вам ещё чаю?