Текст книги "Принцесса для психолога (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

Глава 10 «Правом и волей…»

Алессин уютно устроилась на подушках большого, полукруглого дивана со списком стихов модного в этом сезоне поэта. У правой руки приткнулась вазочка с финиками. Девушке нравился их терпкий, вяжущий вкус, нравилось налопаться до такого состояния, что язык поворачивать становилось почти больно, и приказы рабыням приходилось отдавать жестами.

А еще – безумно нравилось, что в Фиоле женщины не носили тугих корсетов и не требовалось "держать спину".

Росомаха с удовольствием вытянула ноги в узорных, мягких туфлях, расшитых мелким жемчугом и углубилась в сплетение словес, подчеркивая ногтем особенно удачные метафоры. Или неудачные, как посмотреть:

 
"Весь мир – пустыня, жизнь – единый миг
Суть эту всякий праведник постиг.
А значит – загасить огонь желания,
Что сапогами затоптать родник…
Алессин улыбнулась. Это было что-то вроде привета и ободрения.
Тому, кто блага двух миров
От сердца отрешил,
Творец от мудрости основ
Снять пробу разрешил.
Вкусив дары, сказал мудрец:
"Пришла моя расплата.
Я был осел… но у меня
Есть время до заката!"
 

Решви вошел в моду в Шариере совсем недавно, с легкой руки жрецов, которые поносили его на каждой службе, утром и вечером. И было за что.

Алессин читала, обмирая от почти чувственного удовольствия:

 
…Кто на стезе любви един, в ком суть одна жива,
 
 
Земле и небу он – не враг, хотя число их – два!
 
 
Забудь привычку различать растенье, тварь и вещь:
 
 
Три эти сути не в ладах с единством естества.
 
 
На небо хочешь – отрешись от четырех стихий:
 
 
Они – как крест, губящий дух живого существа.
 
 
Пять чувств – не помощь мудрецу: где сердцем не поймешь,
 
 
Там два да три – как будто пять, да суть не такова!
 
 
Шесть направлений, шесть сторон – вся суть небытия,
 
 
А без того их имена – ненужные слова!
 
 
Проникнуть через семь небес противно естеству:
 
 
Они страшней кругов в аду – семи зияний рва.
 
 
Чуждайся Неба, человек, – восьми его кругов:
 
 
Они – преграда для любви, в них суть любви мертва.
 

Девушку приводили в совершенно детский восторг эти клубки иносказаний, спутанные до такой степени, словно с ними поигрался котенок. Стиль, в котором творил свои небольшие поэмы Решви, был популярен по эту сторону моря лет четыреста назад. Сейчас уже мало кто помнил, как следует правильно читать двустишься – как карту. Каждая строфа – указатель. Курс поэзии в Школе тоже был.

– Обычно он запутывает спереди, значит – начинать распутывать надо сзади, – пробормотала Алессин. Слова звучали глухо и неразборчиво, девушка прикусила карандаш. – Восемь кругов неба… Что это может быть? Восемь ступеней совершенства, восемь башен Шариера, восемь улиц Старого города, причем последняя – Дома Радости. Суть любви там точно мертва! Примем как гипотезу. Тогда семь небес это улицы, которые нужно миновать – больше тут быть нечему. "Два да три – как будто пять, да суть не такова?" Хм… Ну, два – это ворота с двумя надвратными башнями… Тогда получается… получается… Три – растенье, тварь и вещь… Похоже, тварь – это я, Росомаха? О, Небо! Растение и вещь это не одно и то же, ведь "число их – два!"… Демоны! Я убью его. И посажу на могиле самые красивые розы, он этого достоин, мерзавец. И смерти – и роз! Что я пропустила?

Хорошо, что никто ее сейчас не слышал. И не видел прикушенную в азарте нижнюю губу, яркий румянец на острых скулах и темные, хищно сощуренные глаза… Меньше всего кесара была похожа на томную красавицу, решившую в час отдохновения насладиться модной поэзией. Скорее, она напоминала лису, загоняющую кролика.

– Моя несравненная отдыхает?

– Клепсидру назад кесара уединилась с очередным творением Решви и просила не беспокоить.

– Как предусмотрительно. Я подтверждаю приказ кесары. Встань здесь и никого не пускай.

– Как прикажет Священный…

Алессин обладала слухом летучей мыши и прекрасно расслышала весь диалог. Отложив перо, она повернулась к супругу. С шелковым шелестом свиток свернулся.

– Решви, – с намеком протянул Янг, вставший в дверях, – а ты слышала, что Храм назначил награду: восемь кошелей золотом за любые сведения о том, где скрывается поэт? Жрец Сар обещал порвать его конями на четыре части, а лавочникам приказано не продавать его свитки под страхом тюрьмы.

 
– Талант стоит с протянутой рукою,
 
 
Выпрашивая медную монету. От нищеты и бед ища защиту,
 
 
Ученый муж скитается по свету. – Медовым голосом пропела кесара.
 

 
– Зато невежда нынче процветает:
 
 
Его не тронь – вмиг призовет к ответу! – закончил Янг.
 

Брови супруги шевельнулись, но она ничего не сказала, лишь повела рукой, приглашая кесара составить ей компанию на диване, среди только что срезанных роз, чая и фиников.

– Что привело тебя в мои покои в столь странный час?

– Посольство хассэри.

Алессин кивнула. Хассэри ждали давно, их все не было – но во дворце особо не беспокоились. Верблюжий мост – вещь такая, неспешная. Караваны идут от оазиса к оазису. Кто знает, что могло задержать этот, конкретный, в пути. Может быть кто-то заболел: животное или человек. Да и жили хассэри не близко, уже почти в предгорьях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Что-то не так?

– Не знаю точно, – покачал головой Янг. – Вроде все как всегда. Царь хассэри жаловался, что их теснят ниомы, но это как раз обычно. Они их все время теснят. Пытаются выдавить выше, в горы. Ниомы живут на самой демоновой сковородке: колодцев мало, травы мало, молока, шерсти и мяса мало – детей много. У корней гор жизнь легче, чем в пустыне. Хассэри никогда скорпионов новорожденными детьми не кормили, просто нужды не было.

– Какие милые люди, – пробормотала Алессин, – но… что тебе не понравилось?

– Царь попросил меня о милости. Раз в год он имеет на это право и традиция велит мне исполнить просьбу.

– Он попросил у тебя голову калафа ниомов на подносе, с петрушкой во рту? – хихикнула супруга.

– Если бы. Тогда я бы отказал – и все. Просить смерти своего врага не принято. Это, фактически, потерять лицо. При всем дворе признать, что не в состоянии сам удержать власть.

– Что же такое этот неграмотный погонщик верблюдов додумался попросить, супруг мой, что на тебе лица нет? Даже интересно!

– Полк Железных Всадников. На постой.

Алессин, позабыв о манерах, присвистнула:

– Умно. Полк Железных вкопает ниомов в песок по самые уши и забудет, в каком месте… И традиции как будто не нарушены. Почему бы не попросить у Правителя лучших в Фиоле наставников для своих воинов и завидных женихов для своих женщин.

– Если я исполню просьбу, калаф сочтет это вмешательством во внутренние дела хичинов, а мы и так с трудом удержали страну от бунта после смерти прежнего кесара… – Янг так и сказал "прежнего кесара", а не "отца". – Этого мне не простят.

– А если не выполнишь, то нарушишь традицию Одной Просьбы и смертельно оскорбишь хассэри, – кивнула Алессин, – и этого тебе тоже не простят. Вилка. Что ты ответил?

– Сказал, что моим решением хассэри останутся довольны… Кто уж знает, как они это поняли, но выходили из Белого зала только не с танцами.

Алессин подтянула ноги и, обхватив колени руками, положила на них подбородок.

– Разве можно быть недовольным решением кесара? Даже если ты прикажешь им всем побросаться с угловой башни, они поблагодарят и скажут, что ты предвосхитил их желания. – задумчиво сообщила она. – Так что тут ты прав.

– Но какой-то ответ дать нужно…

– А в чем беда-то? Хичины всегда воевали, Шариер никогда не вмешивался, – девушка подняла голову и посмотрела на Янга с недоумением, – хассэри разучились держать в руках сабли?

– Они говорят, что ниомам помогают злые духи.

– Ну, разумеется, – фыркнула Алессин. – Конечно, духи. Кто ж еще!

– У них нет магов. Но то, что рассказал их царь, может сотворить лишь огненный маг. И – я уверен, он не солгал. С таким лицом не лгут. Он словно пережил все это заново.

Кесара ничего не спрашивала, но молчала очень выразительно.

– Ниомы послали им вызов, как положено. Воины хассэри вышли из города и выстроились в боевое каре, ожидая атаки. И тут на них выкатились огромные черные шары. Они двигались очень быстро, а на половине пути вспыхнули огнем, который не тушил даже песок. Больше половины войска хассэри пострадало от ожогов. Почти все обожженные уже отправились по облакам.

– Бред какой-то, – сообщила кесара. – Ну, в огромные шары, которые двигались сами по себе, я еще поверю. В конце концов, там могла быть возвышенность и эти шары просто катились вниз. И в то, что они горели – мало ли что можно нанести на поверхность или положить вовнутрь и поджечь. Но огонь, который не тушит песок?.. Такого не бывает.

– И, тем не менее, этот хичин не лгал.

Кесара поднялась с дивана – и вдруг покачнулась…

– Что с тобой? – насторожился Янг.

– Встала, наверное, слишком резко. В глазах потемнело.

– И давно это происходит?

– Ну, бывает. Иногда.

Янг смотрел на девушку так пристально, что она даже забеспокоилась.

– Я хорошо себя чувствую. Просто жарко, и… Ты думаешь?..

– Я много чего думаю, но предпочитаю знать точно, – мрачно объявил кесар. Он опустился перед Алессин на одно колено, поднял лицо и, не разрывая взглядов, произнес:

– Клянусь благословением Рауши, что не замышляю зла, а хочу лишь помочь. Поверь мне, Лесс, – он взял ее ладони в свои, крепко, но очень бережно. – Ты можешь мне поверить?

Алессин прикрыла глаза, но "разгонять" мозг не спешила. Да, стоило просчитать политическую ситуацию при дворе кесарии, сделать расклад, чтобы прикинуть, в чем больше выгоды Священному: в ее смерти или ее жизни. Шевалье Винкер учил именно этому. А вот маршал Монтрез, великий Эшери – вполне допускал такую ересь, что у интуиции тоже есть право голоса.

– Что ты хочешь делать? – спросила девушка.

Янг сунул пальцы за воротник хафана и аккуратно вытащил флакон, выдолбленный из самоцветного камня. Он был заткнут прочной пробкой, и, когда Янг вынул ее зубами, по комнате распространился сильный и неприятный запах.

Оказалось, что пробка – это не просто пробка, внутри пряталась довольно толстая игла. Янг развязал кушак и ловко перетянул руку Алессин выше локтя.

Росомаха смотрела на него с любопытством, смешанным с долей беспокойства. Но любопытства было больше.

– Будет неприятно, – предупредил Янг, – ты можешь потерять сознание. Это не страшно – скоро придешь в себя.

– И зачем это нужно?

– Я не маг и не умею бросать диагност. Но иногда мои методы вернее. Ты ведь ничего не почувствовала, так? Значит, магия в этом случае бессильна. Но где пасуют чары – могут помочь травы.

Улыбаясь легко и "заговаривая" девушке зубы Янг быстрым, точным движением пальца проколол ей руку. Игла вошла в голубую тонкую жилу. Росомаха тихонько вздрогнула, но руку не выдернула. В глазах светилось не негодование, а все тот же вопрос.

– Нужно подождать.

– Долго?

– Пару мгновений. Возможно, я зря тебя встревожил.

– Меня? – лукаво уточнила Росомаха.

– Конечно – нас, – поправился Янг.

У Священного был очень редкий цвет глаз, в Школу с такой "особой приметой" его бы не приняли никогда. Издали, да и вблизи тоже, они казались обычными, черными. Но стоило всмотреться хотя бы немного пристальнее, и становилось ясно, что глаза темно-серые.

Настроение кесара было таким же, двухслойным. Сверху – такое же теплое лукавство, добродушная подначка. А под ней – беспокойство. Пока еще умеренное. Но кто сказал, что этот слой – последний?

Как жители пустыни прятались от солнца и от холода под своими многослойными одеждами, так и Янг прятал свои настоящие чувства под масками – и сколько было этих масок, кто знает? Нужно сойти с ума, чтобы поверить многоликому, да еще последователю Рауши – богини, чьим культом было не благо, не милосердие, и даже не справедливость, а – красота. Ее жрецы не видели ничего дурного в том, чтобы оборвать нить жизни, если она "портит красоту великого гобелена".

Разум кричал, что она совершает огромную ошибку.

Интуиция тихо, на грани слышимости шептала: "ты права, ты права…" – и этот шепот отчего-то полностью забивал истеричные вопли разума. Может быть потому, что был спокойным?

– Мне, кажется, нехорошо, – сказала Алессин. И вдруг, закатив глаза, осела к ногам Янга пестрой и яркой кучкой.

– Бездна! – выругался Янг. Узкий трехгранный стилет словно сам прыгнул в ладонь. Кесар поддернул рукав накидки супруги, снова обнажая руку до локтя и сделал аккуратный надрез, стараясь портить кожу так, чтобы, если вдруг останется шрам – его было не видно. Крови оказалось немного, да много и не нужно – Алессин сильный маг, сила просто пела в ее крови.

Смочив платок, Янг бросил его на подоконник и негромко сказал:

"Силой ее, правом супруга, волей Рауши – призываю на службу за плату… "

Никто его не слышал здесь, рабыня помнила приказ и никого не пустила в комнаты. А если бы кто и услышал: жрецы, родовитые, военначальники или евнухи из квирина – вот удивились бы!

Этого Священного считали правителем-мальчиком, правителем-монахом. И вполголоса, а то и в полный голос говорили, что ничего ему не нужно: ни власти над родовитыми, ни золота, ни красивых рабынь, ни охоты с леопардами, ни войны… ничего, на что обычно ловятся мальчишки. Только заветы своей Рауши на уме, да красота гобелена. Легко справиться с таким: славь картаэльскую богиню и будет тебе счастье.

Никто бы не поверил, что голос кесара может звучать так. Не просто властно, а исключая малейшую тень неповиновения.

Маги меняют мир силой, ведьмы – словом: мир любит их и охотно откликается на просьбы. Струна звучит в унисон с миром, человеку – струне достаточно услышать мелодию любого предмета или явления, чтобы, поменяв ноты, получить другое звучание.

Янг не был ни тем, ни другим, ни третьим – но не сомневался в том, что он прикажет и мир подчинится.

Темная дымка соткалась над платком, испачканным в крови, уплотнилась и приняла форму забавной твари: полуптицы – полуящерицы. Пернатой, но при этом зубастой. Птица была насыщенного кобальтового цвета, переходящего в черный, а по самым кончикам сильных крыльев пробегали всполохи глубокого синего цвета.

Большая – с охотничьего ястреба размером, с крупными когтями на лапах и на крыльях, сильным и даже на вид опасным клювом.

Янг толкнул створку окна, распахивая его настежь, протянул птице руку. Она переступила с ноги на ногу и взобралась на рукав хафана.

Приблизив тварь к лицу, кесар заглянул в черные провалы глаз, из которых на него смотрела призванная демонская сущность.

– Ты знаешь, что нужно делать, – сказал Янг. – Лети. Обгони ветер!

Тварь сорвалась с рукава, хлопнула крыльями так, что на пол посыпались свиток и перо – и исчезла в перистых облаках, словно черная молния.

Янг поднял кесару на руки и уложил на диван, подсунув подушку под голову. На свиток он не обратил внимание, а вот финики смахнул в кошель на поясе. И – присел рядом с девушкой, прямо на пол.

Лицо ее было бледным, а на скулах цвел нехороший румянец. Дыхания почти не слышно…

Большое ростовое зеркало потемнело, но Янг даже не повернулся в эту сторону. Гонец не мог обернуться так скоро, это просто бесился потревоженный и оскорбленный приказом мир. Ничего, успокоится.

Кесар взял в свои руки ледяные пальцы супруги. Не сберег. Не сохранил. Не сказал…

Конец 1 части

ПРИНЦЕССА ДЛЯ ПСИХОЛОГА, ЧАСТЬ 2
Глава 11 Чемпион двух миров по прыжкам на грабли

На открытой палубе качка переносилась намного легче. Руслан стоял у левого борта, под выгнутым ветром парусом, и слушал, как поет вода под днищем допотопной парусно-гребной… наверное, все же галеры. Усеченного варианта. Метров двадцать – двадцать три в длину и около пяти с половиной в ширину. Кроме весел это чудо было оснащено двумя здоровенными треугольными парусами и с риф-штертами на них.

Против ожидания – вонючих рабов на корабле не водилось. Все гребцы были людьми свободными, состоятельными и весьма уважаемыми – с каждого перехода им выплачивалось не только жалование, но и доля, своеобразные премиальные с удачной торговой сделки. А еще – эти люди могли как-то влиять на решения власти, которые касались порта, моряков и морской торговли.

Артиллерии, типа пушек (хоть и самых примитивных) он не заметил, зато обнаружил несколько тяжелых баллист, которые метали стрелы и горшки с зажигательной смесью – и не на шутку озадачился. Похоже, военная история этого мира двигалась как-то иначе: шпаги уже были вовсю в ходу, а порох? Его тут еще не изобрели… Подкинуть что ли идейку? Тем более, что рецепт проще блинчиков…

– Эй-га, Русла! – он обернулся на знакомый голос. Его окликнул мужик в широченных суконных штанах и плотной крутке с подобием капюшона, перепоясанный ремнем с кучей колюще-режущего инструмента. Нет, ничуть не абордажник и вовсе не головорез. И, спаси Бог, не разбойник – обычный законопослушный моряк, примерный семьянин.

– Привет, Гар, – обрадовался Руслан, – уже снес яйцо?

– А как же! – разулыбался тот, обнаружив серьезную нехватку зубов, – Теперь Дакси высиживать будет.

Руслан повернул голову и лениво махнул рукой парню в "вороньем гнезде"… пардон, конечно, орлином…

– Может, того… в "Журавля" сообразим? На медяшку?

– А где мой рабовладелец?

– Их высочество изволит страдать.

Руслан бессердечно хмыкнул:

– Качка или похмелье?

– Думается мне… – моряк состроил "умное" лицо, – имеет место комбинация из двух причин.

– Споите мне "хозяина".

– Предложи другой выход.

Ситуация сложилась анекдотическая. Едва "Селедка" миновала устье Альсоры и вышла в море, качка усилилась и принца скрутила жестокая морская болезнь, с которой он боролся, опустошая винотеку капитана. Итог – когда утихала качка, принц страдал по другой причине. И весь его путь вдоль континента был сплошным страданием, которому он предавался с самоотдачей истинного аристократа.

Не ржать, Руслан Игоревич, не ржать!

"Селедка" была каботажником, то есть раз в десять – пятнадцать дней непременно заходила в порт, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия, и провернуть очередную негоцию. Уже на второй раз крепкий старик Имран, который был на "Селедке" кем-то вроде боцмана, предложил Руслану составить им компанию. В трюме его уже никто не держал.

Бежать можно было раз десять… Но с чем? Деньги – гости, то нет – то горсти. Уже раз двадцать Руслан изругал себя за глупость, сообразив, что в кошеле, который так небрежно кинул ему Шаари, было небольшое состояние.

Дворец со слонами, конечно, не купишь… но вернуться в Аверсум порталом или хоть так, по воде, хватило бы с лихвой. Сейчас он чувствовал себя студентом, нищим студентом, который потратил всю стипуху, чтобы купить с рук билет на "Крылья" и теперь размышляет, кому из приятелей упасть на хвост. Ошибиться нельзя, потому что портвейн точно есть у всех, а вот на счет хлеба и сосисок – тут гадательно.

Да еще… Чертова зачарованная железка которую почему-то оказалось невозможно спилить. Он попробовал, сразу после того, как не нашел замка. Но при попытке прикоснуться к ней пилой, одолженной у Имрана, Руслана скрутил необъяснимый приступ адской мигрени. И он бы потерпел. Но боцман рисковать отсоветовал.

От таких вещей тут, вообще-то, умирали.

В руках Гара, словно из воздуха, появился небольшой стаканчик, где тихонько постукивали кости.

– По одной или по две?

– По одной, – объявил Руслан, оседлывая скамейку.

– Эх, нет в тебе любви к благородному риску, – подколол его Гар.

– Любовь есть, денег нет…

– А как на счет бескорыстной любви? Говорят, что именно она приносит счастье? – Гар легко и привычно встряхнул стаканчик и опрокинул его над лавкой. Дубль сердце.

– Верно говорят, – согласился Руслан, – бескорыстная любовь приносит счастье, корыстная – деньги. – Повернул стаканчик, выкинул деревянные, ярко раскрашенные кубики. Они покатились по скамейке, дразня невыполнимими обещаниями и остановились, являя солнцу две серых грани. Гуси… Кто бы сомневался, а?

Медяшка перекочевала в карман моряка, сделав богатого еще богаче, а бедного – еще беднее. Отсюда мораль: не умеешь – не берись. Или с костями что-то не то? Но если не можешь выиграть – меняй правила!

– А вы в "Верю – Не верю" играете?

Сразу пять заинтересованных взглядов подтолкнули Руслана на культурную диверсию, которая граничила с преступлением: обогатить мир еще одним способам отъема денег.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Это очень просто. Нужен всего один кубик. Бросаешь его, но смотришь только сам, никому не показываешь. И – рассказываешь байку, или просто говоришь что-то о ком-то. Можно о себе. Если кубик выпал черной, белой или серой гранью – говоришь правду. Если цветной – врешь. А я должен угадать: верить или не стоит. Потом открываешь. Если я угадал – два очка мне. Промазал – очко тебе.

Народ переглянулся, потирая руки…

– Русла, эй-га!

– Эй-га! – отозвался психолог, поднимая голову. На том, что тут, видимо, называлось второй палубой, приплясывал мальчишка, то ли сын, то ли племянник боцмана, то ли просто найденыш, который прибился к кораблю, да так и прижился на нем.

– Его Высочество! Ему опять плохо!

– А что, ему было хорошо? Не заметил, – Руслан сгреб свой первый выигрыш, припрятав его в карман, который, по его просьбе сделал портной.

В маленькой каюте стоял устойчивый кислый запах.

– Ведро выплеснуть религия не позволяет? – ругнулся Руслан.

Третий принц и князь крови смотрел в потолок совершенно пустыми глазами, распластавшись на койке, как медуза.

– Я умираю, – сообщил он. – Ты должен исполнить мое последнее желание…

– Ни хрена себе, – поразился его наглости психолог, – ты меня украл, притащил на это корыто, объявил рабом – а теперь я, выходит, тебе еще что-то должен? За что, позволь узнать? За этот гребаный круиз вокруг материка наполовину в трюме, наполовину на палубе? Туроператор из тебя, парень, еще хуже, чем рабовладелец.

Он помочил в миску платок, обтер лицо и рот мальчишки, а потом и ладони, и кинул тряпку в грязное ведро.

– Пить хочешь?

– Хочу… только не могу. Нутро не принимает.

– Правильно. Если литрами хлебать, да это ваше винище, так никакое нутро не примет, даже железное. Давай-ка чаю. Только чуть-чуть, один глоток. Маленький. Потом, полежишь немного – я тебе еще глоток дам.

Принц, похоже, все это время боролся с гордостью – и одержал победу. Когда совсем кисло стало.

– Помоги мне, чужак. – глядя в сторону, потребовал он, – Я знаю, ты можешь… Вылечи меня! И проси что хочешь – все дам, кроме свободы.

– Заткнись, – посоветовал Руслан, – все равно в таком состоянии ничего умного не скажешь, лучше не позорься.

– Что ты хочешь, чтобы избавить меня от этой муки? – прохрипел принц.

– Да я тебя так избавлю, не вопрос. Но только если ты пьянствовать перестанешь.

Нари помотал головой, туда-сюда мотнулись слипшиеся от пота черные волосы.

– Я пью, потому что мне так легче, – обстоятельно и на диво внятно пояснил он. Видимо, после чая случилось просветление. – Если мне не будет плохо, я не буду пить. Избавь меня от тошноты – я дам обет не прикасаться к вину до самого Небесного Дворца.

Руслан отвернулся, чтобы спрятать ехидную улыбку.

– Ты ведь уже вылечил меня… Десять лет я жил с этим позорным недугом. И лекари и жрецы опустили руки, а ты вылечил меня своей волшебной пуговицей за одну короткую клепсидру, – Нари подтянулся на руках и кое-как сел. Дыхание его было тяжелым и "невкусным".

– Рот прополощи, рядом с тобой мухи на лету дохнут, – посоветовал Руслан.

– Ты полегче. Я все же принц, наследник и твой хозяин. Я могу тебя убить, – сообщил мальчишка.

– И что это меняет? Блевотина принца должна пахнуть розами? Либо ты ошибаешься, либо – не принц. Потому что это – Руслан показал подбородком на ведро, – ни демона не розы. Давай, приходи в себя. Продержишься сутки – вылечу.

– Вылечи сейчас!

– Да пойми ты, дикое дитя средневековья… Гипноз – это не магия. Это просто состояние тела, вроде сна. В котором можно поменять привычные установки. Например, внушить, что качка на тебя не действует.

– Так внуши!

– Не могу, – Руслан смеялся, уже не скрываясь, – не действует гипноз на бухих. И на тех, кто с похмелья, тоже не действует. Трезвым нужно быть – тогда поможет.

– А если я не буду пить до вечера?

– До утра, – сообщил Руслан, поправляя принцу то, что здесь сходило за подушку, – послезавтрашнего. Чтобы алкоголь полностью вышел.

– Ты жесток, чужак, – простонал принц.

– Ага, зато ты добрый, как моя бабушка. Давай еще глоток. Маленький. Обязательно надо, а то помрешь от обезвоживания.

– Помру, – удивился принц, – меня отравили?

– На кой тебя травить? Сам прекрасно справляешься. Смотри, ты слабость чувствуешь? Встать с койки можешь?

– Шутишь?

– Руку в кулак сожми… Чуешь? Силы нет совсем. Тебя сейчас божья коровка забодает.

– Почему, чужак?

– По кочану! Чтобы жить – нужно дышать, есть и пить. Вообще, много всего нужно – но это база. Вот ты пьешь, а оно обратно вылетает, не задерживается. Воды в тебе нет – отсюда и слабость. Пить надо. И не винище, а чаек. И не байдой с ведро размером, а по глоточку. Еще?

Через некоторое время Нари и в самом деле стало легче. Желудок по прежнему подпирал горло, но уже не норовил выскочить наружу, вместе со всем содержимым.

– Ты все-таки колдун, – заявил принц. – Я это понял не сразу. Но потом, когда… прошло четыре дня, а болезнь так и не случилась ни разу, я понял, что ты меня вылечил.

– И решил украсть, – кивнул Руслан.

– Мне нужен лекарь. А вдруг болезнь опять вернется!

– А спросить? Вдруг я бы с тобой по доброй воле поехал?

– А вдруг бы не поехал? Я не мог рисковать, у меня… обязанности. Перед князем Энгури, госпожой Ашимой и Сейди.

– Обязанности, – кивнул Руслан. – А ты не думал, что у меня тоже могут быть свои обязанности?

– Ты – лекарь, твоя обязанность лечить.

…И ведь не поспоришь!

Принц напился чаю и задремал. Руслан посмотрел на него, толкнул дверь и поманил мальчишку.

– Вынеси ведро, вымой. Завари еще чаю. И – надо бы тут перестелить и проветрить.

Мальчишка понятливо кивнул, но с места не стронулся. Руслан тоже был понятливым. Горсть мелочи, на этот раз и в самом деле – мелочи перекочевала из его кармана в кошелек оборотистого мальца. Не жили богато – не хрен и начинать.

А над "вороньим" гнездом уже висело рыжее, закатное солнце. И небо было палевым, а вода – стальной и местами стеклянной. Парус уже не выгибался гордо, а висел старой, латанной тряпкой. Интересно, ночью пойдут на веслах или найдут где-нибудь удобное место и заякорятся? Было и так – и так.

Увидев знакомого, Руслан окликнул его так, как здесь было принято:

– Эй-га, Дакси, мы скоро в порту будем?

– Завтра, – отозвался высокий и худой матрос с длинным, угрюмым лицом и цепкими глазами. – А что? Хочешь на берег?

– Хочу, – не стал Руслан скрывать очевидного.

– Тогда хоть скажи Яру, чтобы упоил этого твоего… принца. А может, того… отключится – и за борт? Сам упал, качало.

– Хорошая мысль, – согласился Руслан, – только не нужно.

– Что так? Или ты из тех рабов, что без хозяйской плетки жизни не мыслят? Так вроде не похож.

– Я из тех придурков, которых жизнь ничему не учит, – вздохнув, признался Руслан, – сколько раз на одни и те же грабли наступал, сколько получал по башке, а все одно – опять вляпался. Тем же самым и по тому же месту. И вроде не дурак… только и умным назвать – здорово польстить.

– Бывает, – кивнул Дакси. – Между прочим, в Роше есть храм Змея. Тамошним жрицам твою железку снять – как почесаться. И денег возьмут немного. Мы с мужиками сбросимся – одолжим.

– Храм Змея, говоришь? – переспросил Руслан. – И что, за услугу просто деньги возьмут? Больше ничего? Ни отработать, ни их веру принять?

– Откуда же ты вылез, такой, – подивился матрос. – Чтобы в храм Змея взяли, нужно звездам над тобой очень хитро встать. Есть только три пути. Первый – родиться у жрицы. Тогда отлично, считай – тебе все боги разом улыбнулись. Второй – если Змей сам тебя призовет.

Руслан вопросительно шевельнул бровями:

– Это как? Во сне явится?

– Ко мне не являлся никак, так что не знаю. – Отмотался матрос. – Но, думаю, придет – не спутаешь. Ну и третий путь – редкий дар иметь надо. Лучше всего – лекарский, но и другой годится. Только – очень редкий. Знания редкие, каких ни у кого нет, тоже подойдут. Если что делать умеешь, что больше никто не может – и будешь этому учить жрецов и жриц, тоже прокатит. Тогда приходишь к настоятельнице, просишься в храм чин чином, даешь обет молчания на год. Если мужик. Бабы – те на три года дают, но это понятно, языки у них по жизни хуже привязаны. Выдержишь – станешь служителем.

– Как все непросто…

– А то! Это Святые Древние всех подбирают, кто в миру не пригодился. А Змей сам решает, нужен ему смертный – или не очень. Ну так как, проводить тебя на стоянке к храму?

– А проводи, – решился Руслан. Посмотрим, что там за храм такой, и что за бог, который сам паству сортирует, не ленится.