Текст книги "Принцесса для психолога (СИ)"
Автор книги: Татьяна Матуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)
Глава 18 Воспоминания змеи Шисс
Шекер не знала, что в этом месте, наполненном кричащей роскошью как рыночные ряды – корзинами, найдется такой уютный и спокойный дворик. Маленький – скорее просто веранда, огороженная с двух сторон легкими деревянными решетками. По ним храбро карабкался вьюнок, усыпанный мелкими белыми цветами.
Внутри была благодатная тень.
А еще – лежали большие цветные подушки, почти не выгоревшие на солнце, стоял незажженный кальян, пахло сладко и жужжали осы над пиалой с медом.
Поджав ноги, на подушках сидела женщина. Уже старая – но прямая, с красивым, хотя и морщинистым лицом. Густые брови, тонкий нос, тугим луком изогнутые губы. Ее волосы были покрыты легким платком без вышивки. Вдова.
– Госпожа, – Шекер поклонилась, – мне сказал Сами, что вы хотели меня видеть.
– Садись, – велела она и Шекер мягко и неслышно опустилась на подушки напротив.
Когда евнух сказал ей о предстоящей встрече с "госпожой Зарой", она не испугалась, а обрадовалась. Скука давила, лишая ее покоя и силы. Интриги? Хоть какое-то развлечение. Теперь Шекер вполне понимала все эти истории о гаремных войнах, в которых погибнуть было легче, чем забеременеть.
На что не пойдешь, чтобы не сидеть в своей загородке, бездумно перерисовывая закорючки с потолка на лист бумаги. А на риск заиграться и умереть – так и вообще запросто. Когда жизнь пуста, к ней начинаешь относится на диво легко, потому что никто не будет цепляться за пустой мешок.
Зара сделала знак, что Шекер может разливать чай. Девушка налила ароматный напиток на дно пиалы и вернула его в чайник, а потом аккуратно, не пролив ни одной капли, разлила по двум пиалам, наполнив их ровно до половины.
– Ты из хичинов?
– Как госпожа догадалась? – девушка подняла на старуху большие, влажные глаза и быстро опустила.
– Не сложная загадка, – голос у госпожи Зары оказался приятный: низкий, мягкий. Может быть излишне властный… но кто знает, кем она была раньше. Может быть Шекер рядом с ней и садиться-то не стоило, только стоять на коленях.
– В Шариере никто не делает так, – полными, красивыми руками в золотых кольцах соединенных цепочками, Зара довольно похоже изобразила движения Шекер, – только пустынники так с чаем плещутся…
– Возвратить чай – значит почтить песчаного духа, – пояснила Шекер, хотя никто, вроде бы, ни о чем ее не спрашивал.
– Говорят, ты красиво шьешь жемчугом и камнями.
– У ниомов так может любая девушка.
– Скромная, – сделала вывод Зара. И таким тоном, что вроде бы похвалила… но, как будто и отругала. – А танцуешь?
– Немного, – Шекер про себя улыбнулась – женщина оказалась интересной. И когда она непререкаемым тоном велела: "Пойдем-ка со мной", – Шекер без слов гибко поднялась с пола и, прихватив руками покрывало, чтобы не мешало – поспешила за ней. Даже не спросила – куда.
Госпожа привела ее на стену, с которой был виден внутренний двор и ворота в город. Их как раз открывали. Без госпожи Зары сюда никого не пускали и Шекер почти задохнулась от новых впечатлений, впитывая их с жадностью путника, который после долгого перехода дорвался до воды. Не захлебнуться бы…
– Смотри вон туда, – велела Зара, – видишь женщину в синем покрывале, рядом с Джаткой.
Шекер понятия не имела, кто такой Джатка, но женщину увидела сразу. Еще бы! Покрывало на ней было хорошо знакомо Шекер. Это его она расшивала несколько недель. А потом его унесли, и больше девушка ничего о нем не знала. По правде сказать – и не спрашивала, хотя дорогих ниток и еще более дорогого бисера на него пошло много.
– Кто она? – послушно спросила Шекер. Кажется, именно этого ждала госпожа Зара.
– Равноправная супруга Священного Кесара. Встречает караван с пряностями.
– Она помогает Священному вести дела?
– Лучше бы она помогла ему, наконец, обзавестись наследником, – Зара поджала губы. – Покрывало-то знакомое?
– Для меня огромная честь, что моя скромная вышивка понравилась кесаре, – серьезно сказала Шекер.
– Святой Каспер, – почти простонала Зара, – и откуда вы только беретесь, такие? Бесхребетные…
Девушка опустила глаза и промолчала. Интрига госпожи Зары была шита белым по синему и видна даже такой неискушенной дикарке, как она. Но… уютный дворик, вкусный мед, прогулка на стену. Право, все это было слишком большим искушением.
– Я как-нибудь могу получить его обратно? – наугад "кинула камешек" Шекер.
Зара посмотрела на нее, как на дурочку, с брезгливой жалостью и развернулось, было, назад. Но потом остановилась. Плечи ее опустились.
"Да-да, – про себя усмехнулась Шекер, – сочувствую, бабушка. С какими глупышками приходится иметь дело! Умных-то на пряник не купишь. Тем более, если даже пряника нет…"
– Пойдем, – решилась старуха, – научу тебя, бедняжку, как здесь выжить. А, заодно, и покрывало назад получить, и золото на пальцы.
"И шелковый мешок на все тело" – мысленно поддакнула Шекер. Но улыбнулась и поклонилась Заре, благодаря за будущую науку.
Дворец – это не столько большой дом, сколько – маленький город. Или даже страна. Со своими границами, правительством, дипломатами, своей примитивной, но действующей экономикой. Своей армией, разведкой и контрразведкой. И эти силы напоминали полноводные потоки, которые текут каждый по своему руслу, иногда изгибаются очень причудливо и проходят в ладони друг от друга, но никогда, или почти никогда не пересекаются.
Даже аскеры не знали их все. Вход на женскую половину дворца был им заказан, а в кухню они и сами не рвались. Что делать благородным воинам рядом с кастрюлями? В свою очередь, зайди евнух в казармы…
Поварам и прачкам не было ходу в "верхние", господские покои, иные жизнь проживали, ни разу не ступив матерчатой туфлей на цветную плитку. А слуги "в ранге", в свою очередь, имели очень смутное понятие о том, что творилось у тех же садовников. Цветут клумбы, обрезаются вовремя деревья – и ладно.
И когда в глухих коридорах "нижнего" дворца встретились двое, и один передал второму простую корзину, плетеную из ивовых прутьев, никто об этой встрече не узнал.
Корзина была небольшой, плотно завязанной шелковым платком. Ее сразу же унесли на "женскую" половину дворца, в покои госпожи Зары. Старуха приняла ее с опаской и поставила в угол, так и не развязав. А двух рабынь, которые явились навести у нее порядок, прогнала, сказав, что стара, больна и хочет спать.
А, оставшись одна, задумчиво потянулась к своим шкатулкам с драгоценностями. Их было немало, какой-нибудь горожанке хватило бы купить дом с баней и жить безбедно до конца дней. Даже на молоденьких рабов осталось.
Какая-нибудь горожанка могла бы убить за такие кольца и подвески.
Госпожа Зара смотрела на них без жадного блеска в глазах и перебирала примерно как хозяйка перебирает крупу и горох. Эта горсть хороша, а эту лучше выкинуть, чтобы не испортила похлебку. Все эти дивные камни в оправе из чистого золота, подарил своей тогда еще юной наложнице сам Священный. Еще тот, великий… Он, действительно, был щедр к женщинам, которые умели ему угодить. И чего бы ему скупиться, если драгоценности не покидали дворца.
Зара и сама не могла уйти, кроме как в те ворота, которые на закате жизни открываются для каждого и как их запереть – никто еще не придумал.
Все шкатулки, числом – восемь, не могли дать ей свободы и власти. А значит – не стоили ничего. И жалеть украшения смысла не было. Она и не жалела. Тонкие, высохшие пальцы перебирали не браслеты и цепочки – воспоминания. О том, что было и больше уже никогда не вернется. О жизни, которая уже почти прошла. О счастье, которого было так мало.
Давно, на заре жизни, когда солнце улыбалось ей ласково, юная Зара родила сына. Прекрасного, как весна. Священный благоволил ей и нарек сына по имени матери – Азаром. Неслыханная честь. Ему была предсказана великая судьба – и как будто все сбывалось.
Один раз Заре показалось, что все пропало – мальчик тяжело заболел "воротником". Болезнь поразила пах. Придворный лекарь спас ребенка, но предупредил, что мужчиной ему уже не стать.
Это был удар! Но Зара перенесла его стойко. Хотя, услышав новости, Священный охладел не только к солнечному мальчику, но и к любимой наложнице. У него появились другие привязанности. А вскоре и другой сын родился.
Именно тогда бывшая реарнская принцесса поклялась, что ее мальчик станет кесаром, даже если ей придется пройти по уголькам.
Годы она терпеливо плела свою паутину, заманивая в нее красотой, золотом, страхом… Да, прекрасная Зара не брезговала шантажом. И два года назад мечта сбылась! Ее солнечный сын принял регалии Священного. А она стала кесарой-матерью.
День коронации стал днем ее триумфа. О, как она была счастлива, глядя на согнутые спины и видя страх, страх и страх…
Взять бы ей тогда все свои восемь шкатулок, да бежать в Реарн. Небось, не прогнали бы принцессу крови с таким-то приданым. Но кто же мог знать?..
Кто мог предвидеть, что власти Священного Кесара Азара отпущено лишь четыре полных дня? А на исходе пятого случится страшное. Она до сих пор не могла это вспоминать спокойно – горло перехватывало яростью и ужасом.
Ни с кем здесь она об этом не говорила, никто бы ее, просто, не понял… Не осталось тех, кто мог понять. Ни человечка. Ни одного из тех, кого она долгие годы заботливо ловила в свою паутину.
…На исходе пятого дня правления кесара Азара золотоволосый демон из-за моря взял на шпагу неприступный Шариер всего с тремя сотнями воинов – и утопил дворец в крови. Кровь была повсюду, кровь текла по узорным плитам, скапливаясь в желобках между ними.
Проклятый маршал уничтожил всех ее людей, не пропустив ни одного. Он называл это – зачисткой. Зара – концом света.
Она ждала армию. Ведь есть же верные генералы, должны же они защитить столицу и отомстить за убитых. И армия пришла, но… не вошла во дворец. Просто – не вошла.
Каким-то невероятным образом в руках у маршала Монтреза оказалось завещание Священного Кесара, его последняя воля. Палач и богоотступник пришел, чтобы восстановить законную власть в кесарии. Можно бы посмеяться – если бы не душил гнев!
Святой Каспер – за что? Больше тридцати лет интриг и такой жалкий конец. Может быть, стоило уйти за своим золотым мальчиком? Но быстрого и безболезненного яда у нее не было, а воспользоваться кинжалом не хватило духу.
Зара осталась жить, сама себе напоминая старую змею Шисс, потерявшую зубы.
Хвала Касперу, только зубы. Не ум и не память. Перебирая драгоценности Зара не жалела себя. Она просто прощалась. Прощалась с прошлым, которое ей придется предать, чтобы сыграть еще раз, скорее всего – последний.
Вот эта изящная тика подойдет. Золотые цепочки сложного плетения будут неплохо смотреться в черных волосах этой красивой дурочки, Шекер.
Новый Священный, кажется, любит танцы. Что ж… У старой Шисс вырвали зубы, но этого мало. Змеям нужно разбивать голову. Вы этого не знали? Да примет вас ад!
Глава 19. Уд и бубны
…Для Росомахи до сих пор было неразрешимой загадкой, как такая ритмичная музыка может убаюкивать? Или секрет в благовониях, щедро добавленных в жаровни? А, может, в подушках, подсунутых под спину так удобно, что невозможно не растечься желе?
Кесар с супругой располагались на небольшом возвышении, а внизу кружился пестрый хоровод из нереально подвижных грудей, бедер и яркого шелка.
Наложницы танцевали для повелителя. Чтобы облегчить… или, наоборот, затруднить ему выбор.
Жены прежнего кесара, прозванного Великим, сюда не допускались. Они вообще не показывали носа из своих комнат. Но Равноправная и коронованная малой короной могла появляться везде, где супруг.
Алессин осторожно, из под ресниц, смотрела на Янга. Сын пустыни был совершенно не похож на мужчин Империи, особенно – на одного…
Вместо безукоризненно прямой осанки военного – небрежно растекшееся по подушкам тело, в котором, кажется, не хватало нескольких костей, настолько оно было гибким. Как у кошки или змеи.
Вместо огромного огненного дара – полное отсутствие магии. И такое же полное отсутствие сожалений по этому поводу.
Вместо знаменитой на весь подлунный мир внешней мягкости, за которой пряталась беспощадность – прохладное, немного равнодушное, но зато – подлинное сочувствие.
И – довольно заурядная внешность хичина – пустынника. Вместо ослепительной, разящей как меч красоты.
Алессин довольно быстро разобралась, что в Школе Янг обратил на себя внимание, потому что был экзотической новинкой. Здесь, на его родине, таких было двенадцать на дюжину и никто бы не различил его в толпе… Разве по глазам, редким, темно-серым. Но это если очень сильно приглядеться. Издали даже глаза казались обычными, черными.
Янг смотрел на танец с легким интересом. А о чем он в этот момент думал – можно было гадать до второго пришествия Чужих. Мысли белого ассасина были исключительной собственностью белого ассасина. На которую даже Равноправная никаких прав не имела.
Ритм барабанов ускорился, в него вплелась новая нота. Шорох маракасов. Шорох… змеи по песку? Девушки разбежались по сторонам, освободив середину и застыли, чуть покачиваясь в такт музыке.
А в центре осталась танцовщица в простом сером платье до пят, перехваченном на бедрах ярким алым платком.
Черные блестящие волосы змеились по плечам, золотая тика с крупным камнем подрагивала в ритме барабанов. В руках, вскинутых над головой – тростниковая тарелка.
Сперва казалось, что девушка ничего не делает, просто стоит, вытянувшись струной, и держит тарелку. Но потом Лесс уловила частые, мерные удары маленькой, крепкой ладони и с изумлением поняла, что танцовщица стоит на носках и ее тело… нет, не качается, тут было иное. Неподвижные ноги, раскачивающиеся плечи и кольцо рук, которое раскрывалось все шире.
– Кобра! – Осенило Лесс. Царица Хаммгана. Это ее опасный и завораживающий танец, ее шорох, ее ритм, ее убийственная грация. Ее неподвижность и ее стремительность.
Танцовщица была хороша! Даже если отбросить редкую красоту – хороши были ее движения: текучие и стремительные настолько, что не уловить, где начинается одно и заканчивается другое… Алессин несколько раз моргнула и почти привстала, с изумлением глядя на девушку. Росомаха была уверена, что танцовщица не сделала ни одного шага – тонкий, паутинный шелк ее одеяния не позволял ошибиться. Но с начала танца она ощутимо приблизилась к коронованной паре, и сейчас "капюшон" рук с тростниковой тарелкой, зажатой в вытянутых пальцах, покачивался совсем близко.
Алессин еще раз моргнула и уставилась на ноги "кобры". И – все равно не поняла! Ни колени, ни бедра не шевелились, но девушка двигалась, легко и свободно, вперед, взад, вбок… Что за колдовство?
Янг уловил напряжение супруги, повернул к ней голову, чуть сощурился и одними губами шепнул: "Стопы. Смотри на ее стопы, несравненная".
Лесс уставилась на босые ноги танцовщицы и на грани восприятия уловила легкую дрожь. Она перебирала пальцами, быстро-быстро, настолько, что движения казались невидимыми, да и были такими, потому что стопы "кобры" двигались намного быстрее, чем эти движения мог улавливать глаз.
– Разгон? – опешила Росомаха. – Но как?
– Так же, как и я. Наших девочек обучают танцам с рождения. Но у нее еще и талант.
– Откуда она?
– Не знаю. Раньше я ее не видел, – Янг сделал движение кистью, подзывая к себе худого, как жердь, мужчину с гладким лицом. Он немедленно приблизился, выражая готовность достать для повелителя столько лун с неба, сколько ему понадобится, и без разницы, что их там всего одна. Прикажет – будет сотня! Подвесим. Приколотим. А потом достанем!
– Откуда и как зовут? – Янг показал глазами на "кобру", которая извивалась уже так, словно ее схватили поперек тела. Метания будили что-то дикое, первобытное, необоримое… Действовало даже на Алессин, при всей ее тренированности. А всех прочих она, наверное, и вовсе вогнала в транс.
Евнух почтительно поклонился:
– Это Шекер. Ваша новая наложница, Священный. Дочь царя ниомов, присланная вам в подарок с караваном.
Едва неприятный человек скрылся, Росомаха приблизилась к супругу и прошептала:
– Мне немного не по себе. Голова кружится, наверное, от всех этих запахов. Я тебя оставлю. Надеюсь, ты познакомишься с девочкой ближе, дорогой супруг.
Алессин поднялась с подушек и стремительно покинула зал, не посмотрев на то, сколько пар глаз проводили ее уход.
Кесара легкой, танцующей походкой шла по золотому, господскому коридору, не обращая внимания на четверых аскеров за своей спиной. Ее голова была занята царевной ниомов. Когда пришел караван? Опередил ли он посольство хассэри? По времени выходило, что – да, и намного…
Но почему Янгу не показали девочку сразу же? Кто-то во дворце принял сторону хассэри? Или красавица Шекер предназначалась для другой интриги? А, может, все проще – подарок Агару оказался мал, по его представлениям? Евнух был жаден.
Погруженная в размышления, кесара стремительно влетела в свои покои, позабыв отправить вперед аскера. А страж следом за ней войти не решился – кому охота становится евнухом? Нет, может быть и есть такие, но он-то не из них.
Рывком сдернув покрывало, Алессин собралась кинуть его на кресло… но тут тонкий, на пороге слышимости, звук привлек ее внимание. И, если бы не танец Шекер, она бы ни за что не опознала его.
Росомаха медленно, почти не дыша, повернулась. С золоченого столбика, украшающего ее покои, медленно, с большим достоинством сползала крупная песчаная гадюка, одна из самых опасных тварей Хаммгана, чей укус приводит к смерти за одну короткую клепсидру, а противоядие стоит небольшое состояние и применить его нужно немедленно. И то – без гарантии.
Алессин бездумно прищелкнула пальцами, облачаясь в воздушный доспех. Как сказал Волк? Сначала защита, потом все остальное…
…Танец был долгим, два раза сменились музыканты, не выдержав бешеного темпа. Одна за одной сдавались и отходили в сторону девушки, которые образовывали круг. Янг проследил за одной из них глазами – пошатываясь, словно глотнула крепких выморозок, она добрела до стены и без сил упала на айшерский ковер. И ведь не притворялась ничуть – действительно исчерпала себя до дна.
А малышка изгибалась все более неистово, показывая бешеные и стремительные броски королевы Хаммгана, и вскоре глаз уже не мог уследить не то, что за движениями стоп – за самой танцовщицей.
Пожалуй… они с этой Шекер могли бы составить неплохую пару на каменных плитах. Янг тоже любил эту невозможную нигде, кроме пустыни, помесь танца с боевыми искусствами и был в ней далеко не последним. Он поймал себя на том, что ему просто до демонов интересно, кто бы выдохся и упал первым. И он совсем не уверен в своей победе. Почти две клепсидры "разгона"… Это очень сильно!
Янг вскинул руку – и приказал музыкантам замолчать. Стон облегчения прокатился из конца в конец зала. Кто-то из рабов уронил голову прямо на инструмент – и не смог поднять.
А малышка… выпрямилась там, где застал ее танец. И изящно перетекла в поклон.
– Подойди ко мне, – уронил Янг в наступившую тишину.
Она повиновалась. Как и положено женщине – не поднимая глаз подошла и упала на колени.
Янг внимательно смотрел на нее: девушка часто и неглубоко дышала, но никаких других следов перенапряжения как будто не было.
– Агар, – подозвал кесар. – Проследи, чтобы ее как следует растерли теплым маслом сарги и до утра не беспокоили. И – береги, Агар, крепко береги! Отныне за жизнь и здоровье Жемчужины Шариера – твоя голова в залоге. Ты меня услышал?
– Да, Священный – и исполню в точности, – поклонился евнух.
– Ты можешь подойти, Шекер? – спросил Янг.
Вместо ответа она встала и приблизилась еще на несколько шагов. Ее все же чуть-чуть покачивало, но Янг был изумлен тем, что танцовщица, вообще, способна двигаться. Он снял с руки кольцо с большим, чистейшим рубином.
– Возьми!
Шекер снова опустилась на колени – и откуда только силы взялись?
– Мой господин и Бог Живой позволит отказаться? – голос у нее был негромкий, немного сухой, словно песок. Но приятный.
– Отказаться? – удивился Янг. – Почему? Не любишь рубины? А что любишь?
Шекер покачала головой и неожиданно улыбнулась.
– Я не умею считать, мой господин. И никогда не смогу представить, сколько женщин танцевали здесь, перед тобой – и еще будут танцевать. И каждая из них может получить из твоих рук награду.
– Так и есть. Если будет достойна.
– Я хочу… если это не оскорбит тебя, мой господин, стать той единственной, кто танцевал не ради награды.
В покоях кесары было непривычно тихо. Алессин не любила праздной толпы бездельниц, вся жизнь которых состояла в том, чтобы подать госпоже туфли или чашку с лимонным шербетом. Двух девочек вполне хватит. Одна на посылках, вторая – свидетель, если вдруг начнет творится что-то порицаемое.
Впрочем, и ту и другую Лесс уже давно купила обещанием свободы и выгодного брака и злых сплетен не боялась.
Девчонки тихонько сидели в уголке и шептались о своем. Завидев кесара, они наладились бухнуться на колени, но Янг прошел комнату так стремительно, что молоденькие рабыни просто не успели выразить почтение как положено.
Перед занавесью, которая отгораживала вход в личные апартаменты Алессин, Янг невольно остановился, потому что услышал голоса. Вернее – один голос. Принадлежащий его супруге.
– Вот так. Кусай. Хорошо. Умница моя, красавица…
Голос, знакомый, казалось, до последней нотки, звучал непривычно ласково.
Янг откинул занавеску, бесшумно вступил в комнату и замер в изумлении.
Кесара в левой руке держала хрустальный бокал с наброшенным на него тонким платком. А правой крепко и очень правильно сжимала у самой головы здоровенную песчаную гадюку, толщиной почти со свое запястье. Похоже, супруга только что заставила змею отдать яд.
– Еще раз благословение Неба, повелитель, – сказала она, увидев в проеме двери его неподвижную фигуру, – ты как раз вовремя. Поможешь мне?
– Что я должен сделать, несравненная? – справившись с собой, спросил Янг.
– Подай вон ту корзину в углу. И будь готов набросить платок и завязать.
Когда змея, лишившаяся яда, была водворена на место, Росомаха аккуратно запечатала бокал и наложила хранящие чары.
– Это нужно будет как можно скорее отправить зеркалом в Пьесту, его милости, барону Аньеру. Я все думала, чем отблагодарить его за спасение моей жизни. Яд песчаной гадюки – штука редкая. Ему должно понравиться.
– Вне всяких сомнений, моя госпожа, – согласился Янг, – но откуда здесь взялась гадюка?
– Не имею ни малейшего понятия, свет моего сердца, – пропела Росомаха, – когда я пришла, она уже освоилась тут и чувствовала себя как дома. Наверное, кто-то из подданных предвосхитил мое желание отблагодарить барона и сделал мне такой подарок. А платок с корзины снял, чтобы я сразу увидела и обрадовалась.
– Ты не испугалась?
– Чего, Боги Претемные? Я же из Валендора. Валендор, Румон, Виен – сплошные леса и болота. Самые гадючьи места в империи. К матери в сад они постоянно заползали, а мы ловили. За каждую порцию яда граф, мой отец, платил серебром. Все дети в замке так зарабатывали.
Янг закрыл глаза, борясь с приступом гнева. И заговорил, только когда понял, что голос ему подчиняется и это будут человеческие слова, а не звериное рычание.
– Надеюсь, несравненная, ты не будешь возражать, если я найду этого доброго человека и отблагодарю по-царски. Урна с прахом, инкрустированная золотом, будет в самый раз.
– На мой взгляд, хватит и серебра, дорогой. Это ведь всего лишь змея… Но решать тебе. Найдется среди твоих слуг спокойный и неболтливый? Надо потихоньку, не привлекая внимания, вынести корзину за ворота и отпустить гадюку обратно в пустыню.
– Не проще оторвать ей голову?
Росомаха мгновенно состроила лицо светской красотки, обманутой в лучших чувствах.
– Как жестоко, супруг мой. А, главное, как нерационально. Тушка обязательно попадется кому-нибудь на глаза и весь наш с тобой блестящий план придется выкинуть туда же, куда и тушку.
– Наш с тобой? – Янг на мгновение расширил глаза, – а не просветишь меня, что мы с тобой придумали? А то я, веришь, как-то совсем не в курсе.
– О… – девушка, легкомысленно улыбаясь, взмахнула рукой, – Ничего эпичного, мой повелитель. Просто пара – другая аскеров… а лучше пара-другая сотен аскеров бегают по всему дворцу, врываются в покои вельмож и слуг, переворачивают все вверх дном. Заглядывают во все сундуки. Задевают и бьют драгоценные вазы ценой в пять рабов или двух верблюдов. А на все возмущенные вопли отвечают, что это приказ Священного и в чем дело – говорить не велено. Под страхом отрезания головы. Представляешь, сколько интересного можно найти… а еще больше – услышать, если подойти к делу основательно и добросовестно.
Не смотря на пережитый страх, Янг уже улыбался.
– Надеешься, что у того, кто подкинул гадюку, нервы послабее твоих и он удерет из дворца в город?
– Или попросится навестить больных родственников.
– Но для такого масштабного бардака нужен серьезный повод…
– Кесара в глубоком обмороке от страха, чем не повод? Его императорское величество, Рамер Девятый, такие вещи проворачивал не раз и с большим искусством. Думаешь, у нас хуже выйдет?
– Думаю… – Янг и правда задумался. Затея отдавала балаганом, но что-то в ней, определенно, было. – Лекарь и твои рабыни… Что с ними будем делать?
Росомаха повела плечом:
– Нет ничего проще. Есть порошок. Если развести его в воде в правильной пропорции, человек впадает в состояние, очень похожее на обморок…
Недослушав ее, Янг шагнул к девушке вплотную, взял ее за плечи и основательно тряхнул:
– Даже думать не смей, – раздельно проговорил он, – никаких сомнительных зелий.
В томных, "оленьих" глазах кесары сверкнула опасная молния.
– Запрещаешь? Равноправной?
Не отрывая яростного взгляда от ее лица, Янг скользнул ладонями вдоль опущенных рук, взял узкие кисти в свои. И… опустился на одно колено.
– Прошу, несравненная. Только смиренно прошу – побереги мое сердце.
Это был очень странный взгляд: властный и молящий одновременно. Росомаха почувствовала, что руки, очень осторожно сжимающие ее пальцы, подрагивают от гнева, а, может, и страха.
– Да ради Неба, – растерялась она, – Ну, давай их, всех троих, на пару дней у меня в покоях запрем.
– Это мне уже нравится больше, – кивнул Янг. – Но есть в твоем плане пункт, который мне нравится еще сильнее.
– Какой пункт? – не поняла девушка.
– Вот этот…
Неожиданно, прямо из коленопреклоненной позы, Янг выбросил ногу и толкнул кесару под колени. Со сдавленным воплем она рухнула и оказалась у него в руках.
– Вот так, несравненная, – со странным удовольствием проговорил он, – а теперь обвисай, как срезанный плющ, и не шевелись. А я пойду наводить панику среди подданных.
Росомаха почувствовала, что ее куда-то несут, старательно изобразила умирающую. И совершенно нелогично подумала, что кататься на руках у супруга ей, пожалуй, нравится.
