Текст книги "Принцесса для психолога (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

Глава 62. Рыцарь и ассасин

В это время года ночами в предгорьях уже довольно холодно, и путники, которые не позаботились заранее о дровах для костра, могут не дожить до первых солнечных лучей. Даже если у них есть лошади и шерстяные попоны.

Но если огонь есть, если искры освещают густую черноту вокруг, изредка вырывая из нее то крепкую кисть с короткими пальцами и выступающими венами, то узорный сапог из дорогой кожи, то край белой шамайты, расшитый сложным обережным швом – и если дров хватает с запасом, то шансы пережить эту ночь есть.

А если лагерь устроен по всем правилам военной науки, обнесен сигнальной веревкой с колокольчиками, и выставленные дозоры не спят, то путники, скорее всего, останутся живы.

Правда, есть еще песчаные духи… Тем огонь не помеха, не боятся они огня. Не любят, что есть – то есть. Но и не боятся. Если нужно – и по костру пройдут. Им что – кожа на подушечках лап толстая. А если обратятся в вихревую воронку, так с ними и вовсе не сладить хоть с огнем, хоть без огня.

Разве – откупиться. Золотом или кровью – что уж захочет тварь.

В этот раз дух захотел золото – и получил его полной мерой. Тот, кто вызвал его с края пустыни, никогда не был скуп и всегда расплачивался честно.

– Чай, господа, – голос, прозвучавший в ночи, был женским. Молодым и довольно приятным, хотя, быть может, излишне властным. – Тианская смесь, с апельсиновыми корочками. Кто не любит – тому не повезло.

Мужчины по одному подходили с чисто выскобленными чашками и получали порцию бодрящего напитка из украшенных дорогими кольцами тонких рук.

Пожилой воин присел ближе к огню и бестрепетно отхлебнул чай, едва снятый с огня.

– Благодарю, госпожа моя, – спохватился он.

То, что сама Равноправная не побрезговала заварить чайную смесь и раздать ее воинам, до сих пор казалось Сантеру чудом.

Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что кесара прекрасно умеет не только бить зверя и птицу, но снимать шкуру, ощипывать перья, разделывать и готовить добычу на походном очаге. Граф Валендорский, отправляясь на охоту, челядь с собой не брал, справедливо опасаясь, что стрела, нацеленная в оленя или кабана, может попасть в лорда. Совершенно случайно, конечно. Поэтому наследники: и старшие, и младшие умели все и могли бы выжить даже на необитаемом острове.

Паранойя – очень полезный недуг. Она спасла больше жизней, чем гильдия целителей.

– Есть новости из Шариера? – спросил он.

– А как же, – Росомаха усмехнулась, и ее усмешка показалась коменданту Шери волчьей. Даже карие глаза в ночи сверкнули похоже: холодно и хищно. – Четыре дня – четыре тела. Подождем еще. Думаю, будет и пятое.

– Не жаль, кесара? Эти люди были верны трону и вашему Богоравному супругу.

– Не жаль, Сантер. Чем меньше дурней и подлецов у власти, тем лучше для власти.

– Но почему сразу дурней и подлецов? Вы не слишком строги, госпожа моя? Ведь желание возвыситься – одно из самых… обычных. Людям оно свойственно.

– Сантер, – кесара смерила воина насмешливым взглядом, – скажите, если бы вы укололись о булавку, а потом ваш семейный лекарь сказал, что этот укол – причина того, что вы умрете в течение суток… что бы вы сделали?

– Вспомнил, где я накололся и повелел найти и убрать предмет. А после – найти и казнить тех, кто его подложил.

Росомаха слушала старого воина и кивала в такт. А, когда он смолк, негромко заметила:

– А они молчат. Все четверо промолчали. Все поняли – и промолчали. Если трон не достался им, так пусть не достается никому. Пусть убивает и дальше. Разве это не подло, Сантер? И, в любом случае, не очень умно.

– Так то оно так, – покивал воин, – Но если судить по такому счету, так и мы с вами, Равноправная, достойны: я – плахи, а вы – шелкового мешка. Мы ведь открыли ворота крепости и пропустили врага к столице кесарии. Могли сражаться, но предпочли жить.

Говорить так с Богоравной кесарой – нужно было совсем ума лишиться. Но Сантер говорил не с ней, а с женщиной, которая приготовила вкусный чай ему и его воинам. С хозяйкой очага можно было и пооткровенничать. Комендант крепости шкурой чувствовал, что Лесс понимает этот тонкий нюанс.

И женщина кивнула, признавая за ним право на такой разговор.

– Скажите, Сантер, умирая с голоду вы нагнетесь за монетой, которая лежит в грязи – или побрезгуете?

– При чем тут?..

– Ответьте же. Считайте это моим капризом.

– Конечно, я возьму монету. Негоже деньгам валяться где попало!

Зубы Лесс сверкнули белым в свете костра. Сантер чуть не шарахнулся, прежде, чем понял, что это просто улыбка. Ночь и огонь иногда шутят так странно. Впрочем, он уже начал понимать, что эта обитательница женского крыла, молчаливая и незаметная тень Священного, опасна, как песчаная гадюка.

– Почему же деньгам валяться в грязи нехорошо, а шанс на победу можно выкинуть только потому, что он плохо выглядит или нехорошо пахнет? Разве трон не стоит того, чтобы немного испачкать руки. Да и совесть, если уж на то пошло.

Сантер крякнул:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Хороший вопрос, госпожа моя. У меня нет на него ответа. Но думаю я, что очень трудно будет провести черту, на которой должно остановиться. Что еще можно сделать, чтобы взойти на трон, а что уже нельзя, боги не простят… Я бы не решился играть по таким ставкам, Алессин.

– Вы бы рассказали о булавке?

– Безусловно!

– Что ж, – задумчиво произнесла женщина, глядя на звезды, – подождем, пока царапина не украсит вашу ладонь. Тогда вы ответите на этот вопрос снова. И если ответы сойдутся, вас примут в Облачном Саду.

– А вы? – не удержался комендант, – неужели вы бы промолчали.

– Не знаю, Сантер. Но – скорее всего. – Кесара запрокинула лицо, подставляя его ночной прохладе и негромко, нараспев произнесла:

 
"Кто молится, тех помыслы чисты
Как рукава. И руки мыть не надо.
Они, как дети Облачного Сада
Красивы, лучезарны и святы…
Кто действует – всегда исчадья Ада!"
 

– Решви? – удивился комендант. – Он же запрещен в кесарии, жрецы говорят, что слова его противны Небу.

– Ничуть не удивлена. И вам удивляться не следует. Кто действует – всегда исчадья Ада! – кесара посмотрела на мужчину в упор и тихо, почти интимно произнесла, – властью, дарованной мне моим супругом и этой землей, я снимаю с вашей души грех сдачи крепости Шери и другие более мелкие прегрешения. Живите дальше с Небом в ладу, Сантер. Я облегчила вашу ношу?

– Изрядно, – признал воин. – Но кто облегчит вашу, государыня?

– Никто, – спокойно ответила она. – Это бремя власти. Оно всегда тяжело и для многих невыносимо. Иногда царапина от булавки – это истинное благо.

За клепсидру перед рассветом в тронном зале собрались те, кто на самом деле решал судьбы Шариера и Фиоля. Всего четверо. Еще совсем недавно их была бы дюжина, но пляски вокруг трона здорово проредили и так немногочисленные ряды "истинных сынов кесарии". Четверо ушли, сраженные странной магией трона – никто из севших на него так и не смог дожить до рассвета.

А еще четверо… Кинжал, яд, арбалетная стрела в горло и, наконец, пожар в доме.

"Лучшие дома" ощетинились личной вооруженной охраной, похожей на небольшие армии. Главы родом передвигались по городу только в сопровождении отряда не меньше, чем в двадцать аскеров.

И все равно, смерти продолжались.

Сейчас Томани, получивший место Агара, собрал своих оставшихся сородичей-соперников для того, чтобы сообщить еще об одной смерти.

– Зара, – сообщил он.

– Кто такая Зара? – удивился Ясвит Темный, для которого все, что происходило на женской половине дворца было тайной за семью печатями. Абсолютно неинтересной тайной.

– Наложница Старого Кесара, мать Азара.

– Как? – Встрепенулся Анвер Хромой.

– Как она умерла? Или как вышло, что она до сих пор оставалась живой и плела интриги? На счет первого – тут одновременно все и просто и сложно. Золотой Демон постарался полностью зачистить дворец, оставив только тех, кто наверняка не был опасен новому кесару, но – времени у него было мало.

Зара поменялась одеждой со своей доверенной служанкой, опоила ее сонным зельем и уложила в свою кровать. А сама покинула комнаты в ее покрывале и спряталась в жилье для прислуги.

– И это прошло незамеченным? Не узнаю маршала…

– Ты помнишь тот день, Ясвит? – Томани передернул полными плечами, – боевые тройки врывались в комнаты и залы, брали всех на прицел, сгоняли в кучу. А некоторых отделали и тут же, без объяснений, суда и приговора отправляли по Облакам. Дагой под левую лопатку. Бардак был еще тот. Неудивительно, что одна умная женщина сумела скрыться, подставив вместо себя другую. Не такую умную.

– Но что же случилось с этой умницей потом?

– Разбила голову, споткнувшись на лестнице.

– Серьезно? – Ясвит недоверчиво поиграл бровями.

– Более чем. В последнее время она много курила и смеси были… не совсем обычными. Словом, Зара – отыгранная карта. Хотя могла быть очень полезна. Если бы сохранила рассудок. Но, похоже, она так и не оправилась после смерти единственного сына.

– И какой у нас теперь план, – спросил четвертый, до сих пор молчавший мужчина: худой, с длинным, узким лицом и глубоко посаженными глазами, один из самых талантливых раэдов Шер Рагай. Он единственный ратовал за то, чтобы послать помощь крепости Шери. Сын и наследник его до сих пор числился среди пропавших там. – Если отпустить вожжи, эта повозка упадет в пропасть.

– Ты странный, – позволил себе улыбку Ясвит, – всерьез думаешь, что эти самые вожжи кто-то из нас еще держит?

– Есть тот, кто может их подхватить. И натянуть, уняв коней и не позволив произойти крушению. – Томани полуобернулся и сделал знак рукой.

Тот, кто ждал в темноте, не использовал заклинание невидимости. Сигналками на невидимость и отвод в кесарии был затянут любой дом, даже хижина бедняка – стоили они дешево и жрецы в такой малости не отказывали. А уж во дворце ими опутали, буквально, все.

Но на незнакомца ни одна из них не сработала. Значит – во дворец он попал как-то по-другому. Скорее всего – провели.

– Предательство? – Шер потянулся к сабле.

– Посмотрим, – отозвался более спокойный Анвер.

Ясвит ничего не сказал, но встал так, чтобы перекрыть проход.

Незнакомец был высок, строен, можно даже сказать – худ и с ног до головы закутан в одежды, оставляющие только глаза.

Глаз этих никто из "лучших" не опознал, но, вместе с тем… что-то в них было, в этих глазах. Чужое – и все же неуловимо знакомое. Чуть побольше бы света, чуть поменьше подозрений и предубеждений, и любой из четверки узнал бы… себя.

Да, именно эти глаза, или очень похожие увидел бы каждый из них в самом обычном зеркале. Самые древние и богатые семьи кесарии вели свой род от Шарияров, легендарных царей-оборотней.

Во всяком случае, глаза у них были здорово похожи.

Незнакомец подошел, коротко поклонился и спустил на плечи шамайту.

– Кто вы? – резко спросил Шер, – мы должны вас знать? Вы из армии мятежников Хаммгана, которая стоит под стенами.

– Не совсем так, – ответил незнакомец, продолжая вежливо улыбаться и не опуская глаз. Под этим взглядом Рагаю отчего-то стало неуютно, словно он забыл важное, или нарушил слово. – Я возглавляю эту армию. Там, под стенами, мои люди. И они готовы стереть Шариер с лица земли.

– Даже так, – Анвер, не скрываясь, обнажил саблю, – А вы, уважаемый, простите, не знаю, как вас по имени – решили предать своих и договориться с нами, пока не поздно? Потому что Железные перемелют ваше беспородное войско, как мельница – пряности и даже не вспотеют.

– Нет, уважаемый, прекрасно знаю вас по имени, но еще не решил, стоит ли оказывать вам такую честь, – подчинившись быстрому движению плеч, хафан упал на пол и незнакомец остался в легком доспехе. Очень легком – всего лишь из подкольчуженного жилета и узких наручей. Но отчего-то беззащитным он не выглядел.

Может, виной был острый взгляд этих очень странных глаз?

– Я решил дать вам шанс первыми принести мне присягу. Как новому царю.

– Это шутка? – подозрительно спросил Ясвит.

– Это – хорошее предложение, – вздохнул Томани. – Железные не будут сражаться против него.

– Да кто он такой? – вскипел Темный.

– Шариер, – просто ответил евнух, – Царь – ястреб. Династия не прервалась. Дамир Шарияр, которому мы все присягнем завтра на рассвете.

– Если, согласно завещанию Священного Кесара я сяду на трон и останусь в живых, – подтвердил Дамир.

Глаза его, серые с золотом, не щурились, словно полутьма ничуть не мешала видеть. Кожа была, пожалуй, излишне светлой… как почти у всех знатных семей. Волосы – затянуты в хвост и перевязаны тонким кожаным ремнем.

От него пахло не дорогими благовониями, а песком, конем и железом.

Четверка слаженно переглянулась. Что бы не писал в своих Небу противных виршах бездарный рифмоплет Решви, дураков здесь не было. Не выжили. Эти четверо сразу, после первого ушедшего по Облакам, сообразили, что с троном что-то не чисто. А после второго – уверились в этом.

Две ночи назад в тронный зал привели раба. В глубокой тайне – чтобы не пришлось, случись чудо, делать его кесаром. Чудо не случилось – раб помер до рассвета, сказав лишь, что золототканая парча "царапается"…

Мог ли царь – ястреб не знать об этом? Ой, вряд ли. особенно, если привел его сюда Томани. Хитрый евнух своего не упускал никогда, а сделать должником царя – это было очень неплохое вложение.

А Шарияр повел плечами, хитро подмигнул и прямо на глазах опешивших "подданных" обернулся хищным клинохвостом.

Птица хлопнула крыльями, взлетела под потолок, сделала небольшой круг и опустилась на деревянную спинку трона, вцепившись в нее огромными, мощными когтями.

Что ж… формально условия завещания были выполнены. Претендент на кесарские регалии сел на трон. А уж куда именно – об этом никто не говорил.

…Такого позора – или триумфа древний Шариер еще не видел. Улицы были заполнены народом, высыпали все, включая рабов и незамужних женщин – замужние чинно восседали на балконах, вытягивая шеи и стараясь уловить, что происходит на главной улице города.

А происходило странное. На восходе город разбудили вопли глашатаев, от которых проснулись даже те, кого не будил грохот камнепадов: Шарияр вернулся!

То, о чем кричал гонг, свершилось.

Столица открывала ворота армии Хаммгана. Такое уже случалось, но во-первых это было давно, а во-вторых, тогда все было понятно. Шариер завоевали и он сдавался врагу: плаха на площади, ключи на золотой подушке, женщины и дети, запертые в дальних комнатах и "Лучшие люди", выгребающие золото на выкуп.

Сейчас город готовился к празднику.

Озадаченные горожане толкались в проулках, подпрыгивая чтобы, хоть поверх голов, углядеть "немытое войско" царя-ястреба, которое двигалось по улице Шариера, направляясь ко дворцу.

Никаких стройных колонн тут не было и в помине – хичины вели себя как самые настоящие дети пустыни: таращились по сторонам – особенно на апельсиновые деревья, кое-кто даже выскакивал, чтобы нарвать плодов в полу хафана. На конях ехали, как привыкли – толпой, останавливаясь у каждого фонтана, чтобы попить и поглазеть. Верблюдов вели в поводу, и вскоре главная улица приобрела весьма характерный вид и запах.

Неприхотливым животинкам никто не объяснил, что украшать мозаичные мостовые вонючими лепешками не принято.

"Немытое войско" прошествовало на площадь и остановилось перед террасой дворца, где уже стоял последний из Шарияров – признанный царь Дамир. Пока не коронованный. Отчего-то Ястреб с этим не торопился.

За ним, полукругом, расположились жрецы, раэды, евнухи и "лучшие люди". Эти выглядели не в пример лучше полудикой орды, да и пахли приятнее.

Но ветер дул в сторону от царя и тот не морщился. А, может, просто привык.

– Народ кесарии, – площадь загомонила, но тут же смолкла, повинуясь движению руки Шарияра. – Кто из вас еще помнит историю своего города? Кто умеет читать древние свитки? Столетия назад мой предок, Шарияр Амирей, погиб, защищая не свой народ от захватчиков. А свою супругу и новорожденного сына от вероломных подданных, решивших сменить династию…

Если царь Дамир хотел привлечь внимание и запомниться своему народу, то ему это удалось. На площадь упала тишина, которую нарушали только кони, переступая с ноги на ногу.

– Мой предок погиб не на стене города, сраженный стрелой в грудь, – Дамир обвел толпу серо-желтыми глазами, – Он погиб, загораживая тайных ход, где скрылась женщина с ребенком. Он был не в кольчуге, а в домашнем хафане. Его убили пятеро предателей.

– Царственный, – попробовал встрять один из "лучших", – что толку теперь, в этот великий день, вспоминать прошлое.

– Что толку? – Дамир, как тот самый ястреб-клинохвост, хищно развернулся к говорившему. – Кровь Амирея на этих камнях. А кровь тех, кто его убил – все еще течет в жилах тех, кто сегодня собрался здесь, чтобы венчать меня на царство. Сколько вы даете мне времени на этом троне? Смогу ли я привести в свой дом жену и взять на руки своего сына? Как скоро моя кровь прольется в одном из потайных ходов дворца.

Горожане молчали. Молчали и "лучшие люди" – но те не потому, что растерялись или, внезапно, вдруг обрели совесть.

Просто первый ряд "немытого войска", повинуясь сигналу Дамира, натянул луки.

– Стоит ли мне принимать у вас присягу? Или сделать умнее… Здесь те, в чьей верности у меня сомнений нет. Они привели меня к Золотому Трону, они встали за моей спиной. Они не ударят в нее ночью, исподтишка. И они готовы по одному моему знаку уничтожить тех, в ком течет кровь предателей.

Хичины одобрительно зашумели.

– Так как? – вкрадчиво спросил Дамир, – подать знак? Или найдется тот, кто душой и жизнью поручится за вашу верность?

В рядах "лучших людей" начались шевеления. Похоже, желающих стать поручителями в таком щекотливом деле, как дележка власти, было немного – но они нашлись.

– Что, и на Золотой Мост пойдете? – прищурился царь-ястреб.

"Поручители" мгновенно сдали назад, поспешив смешаться с толпой. Евнухи побледнели, а кто и нехорошо позеленел.

– Я пойду, – невысокий молодой воин показался почему-то из рядов "немытого войска". – Я готов поручиться за город Шариер и за все побережье перед тобой, царь Хаммгана. Но если я это сделаю, то землю, за которую я поручился, ты оставишь мне.

Юноша сдернул шамайту и обвел площадь темно-серыми, почти черными глазами. Евнухи и раэды повалились на колени со славами: "Священный! Священный вернулся!.."

Янг подошел к Дамиру. Тот смотрел на него с доброжелательным любопытством. И вдруг, на глазах у всей толпы поклонился в пояс:

– Благословения Ткачихи Гобелена, ассасин.

– Благословения Ткачихи, рыцарь, – поклон Янга был всего лишь уважительным кивком.

Глава 63. Никогда не играй с богами

– Принц Рами, вас желает видеть повелитель…

Секретари императора, все, вплоть до самого последнего мальчишки на побегушках, имели привилегию именовать все дворянство по упрощенной форме. Так повелось еще с Рамера Третьего, который не воевал, только когда еще сидел в классной комнате… и когда уже упокоился в семейном склепе.

Он же издал эдикт, по которому за потерю донесения, или его задержку в военное время, виновного вешали в тот же день, не взирая на чины, звания и заслуги, личные и рода.

Этот император хорошо понимал, как драгоценно время.

Рами кивнул, что услышал и непременно исполнит и перевел взгляд на хрустальный саркофаг. Слишком большой для своего обитателя.

Полный мужчина, с большими залысинами и крупными, "беспородными" чертами лица, в светлом камзоле, с эмблемой цеха Целителей на рукаве, мотнул головой в сторону закрывшихся дверей:

– Он не ушел. Ждет. Похоже, взял тебя Змей в оборот.

– Да это понятно было сразу, – Рами неловко пожал плечами и покосился на свою левую руку. За три недели он так и не привык ни к тяжести антимагического браслета, ни к тому, что стал обычным человеком. Даже меньше, чем просто человеком – треть империи маги, хотя бы латентные, и чувствовать-то могут. А он – нет, не мог. Даже по краю.

Ради принца и наследника придворные умельцы расстарались, его браслет отсекал магию наглухо. Сквозь заслон не просачивалось ничего.

– Иди, парень. Не зли его. Тебя, конечно, не съест, а вот следующего, кто под горячий хвост подвернется…

Принц невольно улыбнулся. Иностранные послы искренне не понимали, почему целителям позволено так много. И налоги они платили по нижней границе, а те, кто работал на армию, не платили вообще. И порталом проходили куда угодно, платила за них корона. И с дороги могли подвинуть любого, хотя бы и целого графа.

Для Рами тут загадки не было – воевать с Серой Госпожой та еще работка. И усложнять ее еще больше – это вообще головы не иметь.

Нынешний старший целитель Бошан сменил на этом посту хитромудрого парня, который сначала толкал налево редкие зелья, потом продался Фиольской разведке, а "под занавес" умудрился чуть не угробить императрицу Алету. Но, видно, все же целителей Небо любит и прощает больше, чем всем прочим – хитрована во время последнего мятежа под горячую руку прибили. И это было для него истинным благом. В Лонгери он умирал бы долго.

А Бошан был рода совсем простого, из потомственных скотоводов. Дар открылся в детстве, и долго отец не отпускал его в ученики, потому что – а кто коров лечить будет? Наконец талантливого мальчишку Корона просто выкупила с фермы аж за двух лекарей, специалистов как раз по коровам. Все остались довольны, а Бошан быстро пошел в гору, и достиг высот немыслимых для крестьянского паренька… но вот манерам так и не обучился. Императора звал не иначе, как змеем, Алету – красоткой, а наследника – просто парнем.

Но лечил все, кроме смерти, и за это ему все прощалось.

– Я присмотрю. Если что – сразу пошлю кого-нибудь с запиской.

– Возьми амулет, – Рами протянул Бошану тяжелый золотой перстень, – если что, просто сожми и позови меня.

– Э… так ты же у нас, как буйный конь, стреножен, – хихикнул Бошан. – Не отправлять, не принимать не можешь.

Рами ухмыльнулся.

– Ага. Не могу. Долго думали, умники, совсем глухой браслет сваяли.

– И?

– Вот тут парный амулет, на шее висит. Он сигнал принимает, а я не могу. Абонент недоступен… Что происходит, как мыслишь?

– Откат, – мгновенно дошло до Бошана, – а откат трансформируется в тепло! Хитро, парень. Только – рискуешь ведь. Если кто сильно захочет до тебя докричаться, так ведь ожог получишь, а то и сгореть можешь.

– Все рассчитано. Если не буду связан, успею снять. Зови, при малейших изменениях, к хорошему или… к любому.

– Да уж понял, – кивнул Бошан, – не бойся. Саари – они такие, их и захочешь прибить – так замучаешься.

– Ты понял, кто он?

Бошан посмотрел на принца, как на несмышленыша, с отеческой укоризной:

– А как бы я по-твоему, людей лечил, если бы не понимал точно, какой кто крови? Понятно, что граф он примерно такой же, как я. Но кровь у него хорошая. А "гроб" – это чтобы раньше времени не вскочил, да на подвиги не поскакал. Жить он будет, а я сейчас колдую, чтобы он еще и магом остался.

– Это возможно? – изумился Рами. – Я думал…

– Стал бы я врать о таком!

– Если получится… Проси, что хочешь. Луну с неба достану. Залезу – и достану!

– Пороть тебя некому, парень, – покачал головой Бошан, – вроде большой уже, и не глупый, а такими обещаниями кидаешься. А если поймаю на слове? Помолчи уже, а. И без того наговорил – Святой Древний Симон в гробу переворачивается. Иди, с его Змейства станется самому сюда свой хвост притащить… А мне потом осколки собирать и двери заново вешать.

Рами кивнул – и вышел.

Как и говорил Бошан, секретарь ждал за дверью.

– Следуйте за мной, ваше высочество.

Миновав корпус целителей, они открытой анфиладой прошли в соседнее крыло – с парка доносился шум фонтана и звонкие голоса фрейлин. Этих девиц принц искренне уважал, как уважал бы любого, кто отлично справляется с очень сложной работой. И так же искренне старался обходить десятой дорогой. Фрейлины матери были профессиональными интриганками. Дело нужное и полезное, но… гадюка – тоже зверь полезный, не поспоришь, а вот целовать ее как-то не тянет.

Секретарь повел его не наверх, где был расположен большой императорский кабинет, а вниз, в подвалы. Одна лестница, вторая, третья… Здесь уже гвардейских мундиров не было, ни одного. Службу несла Серая Стража – им император почему-то доверял больше.

Наконец пришли. Перед Рами распахнули тяжелые двери, снабженные массивными засовами и он оказался в огромном и пустом зале, похожем на бальный. Только без окон.

Хотя, как сказать – пустом. Две трети занимал огромный змей, удобно свернувшийся кольцами. Рами впервые присмотрелся к узору на спине папы. Верна назвала его красивым и сложным – и правда, узор впечатлял. Принц даже засмотрелся, и не заметил, как перед лицом возникла громадная, со шкаф величиной, плоская голова – двигался змей стремительно.

– Сздравствуй, сссын…

– Благословение Неба Вашему Императорскому Величеству, – воспитанно наклонил голову Рами. И, конечно, не выдержал:

– Ты пробовал… оборачиваться? Не выходит?

Раздвоенный язык змея мелко задрожал. Но это была не ярость, ярости этого существа, пожалуй, не видел никто. Те, на кого император изволил гневаться в ипостаси, просто не успевали рассмотреть его злость. Отправлялись по облакам раньше.

– Ссстал бы я тут сссидеть, есссли бы вышшшло…

– Но что это? Проклятье? Амулеты? Кто-то отравил?

Змей заперхал, словно пытался смеяться.

– Не пытайсссся играть с богами, мальчик мой. Никогда не пытайссся…

– Может быть, просто жульничать не надо? – язвительно спросил Рами.

– Тушшше… – змей положил голову на отполированные плиты и кончиком хвоста похлопал себя по спине. – Сссадиссь. Твоя любимая Маргарита говорит, что в ногах правды нет. Сскучаешшшь по ней?

Рами не стал ни отрицать, ни подтверждать это. Ясно, что скучал. И отец это прекрасно знал, чего без толку воздух сотрясать?

– Навестить хочешь?

– Это шутка? – удивился Рами. Предложение было, прямо сказать, не рядовое. Невестку Рамер Девятый любил. Неизвестно, саму по себе, или просто как женщину, которая встала гибкой и нежной, но непреодолимой стеной между его братом и императрицей – но любил вполне искренне. И так же искренне желал бы видеть почаще. Увы… с Алетой они не поладили.

И вроде бы давно прошлое осталось в прошлом, рожденная совсем недавно малышка, принцесса Демини, лучше всяких слов убеждала императора, что жена его любит… известно ведь, что ведьмы рожают только от любимых, по-другому это не работает.

Но пойми этих женщин? На его предложение погостить в Румоне Алета взвилась, словно это она была змеей и Рам отдавил ей хвост. Любимая в гневе наговорила такого, что император искренне порадовался безлюдности подземелий и лояльности Серой Стражи. Иначе – не миновать новой войны.

Впрочем, ее можно было понять. Только что потеряла любимого брата…

– Не шшшутка, – опомнившись, что пауза вышла слишком долгой, ответил змей.

– Постой, – Рами нахмурился, – то, что ты не можешь обернуться, с этим как-то связано? Опять это змеиное кубло что-то затевает? Регента нет, в армии брожения. И ты хочешь убрать меня подальше от двора, потому что мой телохранитель… пострадал?

– Умнитсса… Не в маму…

– Юг – сейчас не защита, остается Румон.

– Ты – мое единссственное по-нассстоящему ссслабое мессто, Рами. Так-то меня даже огненным шаром пятого уровня не взять. А есссли сссхватят тебя – я ссам ссебя зсавяжу бантиком и сдамсся.

– А не проще с меня снять это милое украшение? – Рами выразительно потряс рукой в браслете, – Я ж без него всех недовольных в огне искупаю, помолиться не успеют.

По громадному телу змея прошла такая волна, что принц чуть не слетел на пол:

– Ещще не хватало, чтобы мой сын в двенадцать лет начал убивать магией!

– Первый раз я убил в пять, – спокойно напомнил Рами, – правда, не магией, а из арбалета, но что это меняет?

– То, что этого никто не видел, – буркнул император. – Добро пожаловать в политику… не зсабудьте белую хлопковую ссалфетку, ссеребряный сстоловый прибор и большую фарфоровую мисску для дерьма.

– Спасибо, уже завтракал, – в тон ему отозвался принц. – Вообще, знающие люди утверждают, что дерьмо удобнее хлебать половником. Хорошо. Считай, что мы договорились. Но ведь это не все. Если бы речь шла только о моей безопасности, ты бы засунул меня в Ойш и поставил три цепи охраны. Есть что-то еще?

Кончик хвоста с силой хлопнул по полу, да так, что здание легонько, но вздрогнуло.

– Чувссствую себя самым тупым в сссемье, – пожаловался змей, глядя в пространство, – кругом одни гении. Плюнь хоть в коня – попадешь в гения. Да, нужно. И кроме тебя с этим никто не справится. Поссстарайссся встряхнуть Марка. И убедить его…

– Что?

– Что ему придется в ссскором времени принять регентство. Эшшшери больше нет. Я… в таком виде… даже не смешшшно…

– Но никто же не сказал, что это необратимо? – в волнении вскочил Рами.

– Никто меня пока ничем не обнадешшшил. Сынок, безвслассстие губительно для сстраны. Тянуть больше нельзя.

Змей казался как-то очень по-человечески расстроенным. И не тем, что приходится расставаться с короной и властью, а тем, что свою "огненную рубашку" он оставляет совсем юному принцу, отнимая остаток детства. Которого и так, считай, не было.

Все это было написано на плоской чешуйчатой морде огромными имперскими рунами, знай – читай.

– А… мама? – тихо спросил Рами.

– Алета останется со мной. Даже если я больше никогда не обернусь. Она так сказала.

Рами закрыл глаза. И освобожденная память с медвежьей услужливостью немедленно подсунула ему худшую ночь в его жизни.

…Тяжелый запах тухлых яиц, пыль, забивающая горло и адское напряжение. Ночь оказалась не только без звезд, но еще и без луны. Умом Рами понимал, что, скорее всего, ночные светила затянуло облаком пепла, выброшенным из жерла Каванараги, но ум – одно, сердце же упрямо твердило, что настал конец света, давно обещанный жрецами и с этим даже Марк ничего не сможет сделать.

Он конечно крут, как обрыв, но бывают вещи, с которыми ничего не сделаешь. Они просто сильнее.

Если бы Рами в тот момент кто-то сказал, что этому его убеждению жить осталось меньше клепсидры… он бы посмеялся и не поверил. Такой неодолимой казалась вставшая перед ними задача.

– Высочество, давай, подключайся к линзе…

Вода упала на руки адской тяжестью, словно не магией в воздухе держал все эти тары, растянутые над кораблем, а в ведрах, на вытянутых руках. В первое мгновение принц едва не отпустил силу, показалось – сейчас его раздавит, когда расслышал хриплый голос Маркиза:

– Как, выдержишь? Я площадь убавил, должно нормально быть, ты как бы не в три раза сильнее меня… Держишь?

– Да, – кивнул Рами, сосредоточенно распределяя тяжесть линзы по всему телу, как учил Марк. – Нормально, отдыхай.