Текст книги "Принцесса для психолога (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

Глава 58. Персики и косточки

Зара курила кальян. В последнее время Агар все чаще и чаще заставал ее за этим занятием. Оно и понятно – женщина. Слаба… в том числе и на голову. Что можно от нее ждать? Женщину боги создали для любви, а не для войны.

Но ему-то что делать? Он пошел за этой женщиной, он связал с ней свои планы, а она с каждым днем уходила все дальше и дальше и в последний разговор через слово называла его "Золотым мальчиком"… Все зло – от женщин.

Еще один такой же… цветочек сидела тут же, укутанная покрывалами по самые глаза и помалкивала так старательно, словно не ее голова лежала на плахе. Смотрела в пол, аккуратно разливала чай, не уронив ни капли, грациозно подавала – этого не отнимешь, и больше была ни на что не годна.

Ребенка сможет выносить – и ладно. Больше с нее взять было нечего.

Агар спустился по широким ступеням вниз, вышел из тени, образованной деревянными решетками, увитыми плющом. Солнце ударило по глазам плетью и евнух на мгновение зажмурился.

Как, он, вообще, к этому пришел? Все было предельно понятно: на троне – мальчишка, который ничего не решает и даже оружием брезгует, имперская тварь заперта в покоях, подобно ядовитой змее в корзине, затянутой шелковым платком. А квирин – сила и мощь Шариера, ему подвластно все, кроме движения небесных светил – расклад казался таким удачным!

И вот – луны не прошло: Хаммган поднялся против Шариера, крепость Шери в осаде, а она – ворота в столицу. Армия… Армия верит в какие-то древние сказки о царе-ястребе и отказывается выступать против "древних богов этой земли".

Жрецы… эти молятся. Может, что и вымолят.

"…Как же мальчишка-кесар со всем управлялся", – озадачился Агар. И тут же сообразил – Имперская тварь! Не зря же, и не просто так, Золотой Демон короновал ее парной короной, чуть ли не лично. Попробуй, выступи против правящей четы, если у них такой покровитель!

– Господин Агар, – мальчишка-гонец спустился с крепостной стены, окружающей дворец вторым кольцом, – была птица из крепости. У них припасы заканчиваются. Есть нечего, – пояснил парень. Словно это и так было непонятно.

Он кинул мальцу мелкую монету в благодарность за новость, которую гонец должен был отнести прямиком господину секретарю, а никак не делиться ей со старым евнухом. Но денежка – дело такое, всем нужное. А у мальчишки мать болеет и сестренка маленькая. Тут монетка, там монетка: одной на лекаря, другой на алобею с вышивкой, да на башмачки.

Значит, вечером раэды совещаться будут, как быть с крепостью… А что тут придумаешь? Так-то, перебросить несколько подвод с припасами не хитро, расстояние небольшое. Но ведь крепость-то в осаде, а зеркала там нет.

Собрать обоз, так он в аккурат к мятежным хичинам и угодит. Вот обрадуются!

По мнению Агара, дело с крепостью было ясным – ее сдадут не сегодня, так завтра, нечего и время на пустую болтовню тратить. Разве, жрецов попросить помолиться за легкую дорогу по Облакам для защитников. Но, зная хичинов… Умные, так сами с крепостной стены попрыгают, чтобы не доставаться живыми.

А, значит, дня через три – ждать мятежников под стенами Шариера. Устоит ли город перед натиском пустыни? Так-то должен, но если раэды вместо того, чтобы воевать, начнут опять разбираться, кто главный, да кому они подчиняться должны, а кому – зазорно, может и плохо выйти…

Надо встряхнуть Зару и сказать, чтобы не дурила, а распечатывала свои шкатулки с драгоценностями. На подарки: жрецам, раэдам, "лучшим людям". Чтобы никто больше с Агаром не спорил. С золотом спорить трудно. Золото – единственный аргумент, с которым хочется согласиться сразу.

Подходящего времени Шекер ждала долго. "Небом посланную царицу" почти не оставляли одну. Боялись, что от несказанного счастья и великой чести она что-нибудь с собой сделает.

Спросили бы прямо, смешные люди. Девушка так же прямо сказала бы, что боятся, или, лучше сказать, надеются они зря. Пустынники самоубийство дурным делом не считали, но и в особо хороших не числили.

Две приставленные к ней служанки, не рабыни – обычные шане, даже, кажется, из знатных семей, от нечего делать болтали в соседней комнате. Их язык Шекер знать не полагалось, ее немного учили лишь официальному фиольскому, чтобы могла объясниться с господином. А диалектов на побережье было не меньше, чем в пустыне.

Должно быть, таких служанок ей подобрали не зря… Не учли лишь одного. Разные племена пустынников при нужде отлично договаривались, а уж дочери царя само Небо велело понимать, что в каждом говоре есть свои "ключи", разгадав которые, можно понять его суть.

"Ключей" на побережье было много, и за прошедшие луны Шекер смогла выделить основные: "вила", "веле", "вейли", "вейе" – вода, большая вода, море… "токани", "тока", "тойкан" – большой дом, замок, крепость. Ну, а слово "кейпа" было почти одинаковым на всех языках и наречиях кесарии и понималось, как большая беда, смерть. Мор или война.

Понять, о чем трещали девчонки, было совсем не сложно. Но вот поверить… История получалась какая-то странная. Сначала – обычная, хоть и некрасивая. Предательство и трусость красивыми не бывают, в какие слова их не наряди – суть то все равно гнилая. Из крепости Шери прилетела птица с просьбой о помощи для осажденных.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Шариер в помощи отказал. Почему – девушки не знали, да и откуда бы? На женской половине такие вещи не обсуждаются. Они и о крепости узнали лишь потому, что отец одной был раэдом, а жених другой – аскером.

А потом начались вещи и вовсе странные, похожие на какую-то сказку. Сначала вдруг сам собой "заговорил" старый гонг, и отбил сигнал, которого кесария не слышала с тех пор, как стала кесарией.

О древней династии Шарияров не помнили уже при прадедах. Говорили, что какие-то дальние потомки тех царей еще живут на побережье в закрытых общинах, но ни на что не претендуют. И родовой дар ими давно утрачен – кровь уснула.

Так или иначе, а в крепости Шери никого из "ястребов" не было.

Защитники сражались доблестно и держались сколько могли, но их одолел враг, которому нипочем крепостные стены. Другими словами – кончились запасы еды. И, поголодав пару дней, защитники протрубили сигнал, что крепость готова сдаться.

Хичины капитуляцию приняли и приказали открыть ворота, пообещав, что казнят лишь коменданта, а остальных отпустят с миром, хотя и без оружия и доспеха. И, естественно, без коней, если их там еще не съели…

Смешная шутка. На побережье коней не ели, жрецы объявили их вместилищем демонов, а, значит, пищей "скверной". Услышав об этом Шекер долго недоумевала, неужели столько взрослых людей может всерьез бояться такой глупости?

Ведь стоит немного подумать – и поймешь: демоны вселяются в живых, мертвая плоть им не интересна. Поэтому мертвый конь – просто мясо. Точно так же, как и зарезанная коза. Бери и ешь смело! Только жрецам не говори, и все будет хорошо.

Но вот поди ж ты, боялись – до смерти. Голодной. Дикие люди.

Шекер снова прислушалась к разговору двух подружек:

– А когда ворота крепости, наконец, распахнулись… – тут молоденькая шане даже запнулась, то ли от страха, то ли от восторга, – хичины вошли и увидели совершенно пустую крепость. Ни коменданта, ни защитников, ни лошадей.

Только над башнями кружили клинохвосты… Хичины бежали оттуда так, словно за ними песчаные духи гнались!

– А ты-то откуда знаешь такие подробности? – не верила ей вторая. – Половину придумала?

– Если и придумала, то не я. У моей няни родная сестра вышла замуж в деревню, которая лежит всего в трех лигах от Шери, – ответила девушка с достоинством, которое трудно было заподозрить в такой пустоголовой болтушке, – Она птицу прислала. Сведения, можно сказать, из первых рук. А ты думаешь, почему пустыня поднялась? Царь-ястреб вернулся!

– И что теперь будет? – практично поинтересовалась ее подружка.

– Понятно – что. Жен себе выбирать будет. А которых выберет – тем крылья подарит. Ты бы хотела летать, как птица?

Шекер усмехнулась и окончательно перестала прислушиваться к болтовне двух подружек. Девичьи мечты и надежды ей были неинтересны.

Стараясь не издавать ни малейшего шороха, она поднялась с ложа и прокралась к небольшому столику, где для нее оставили кувшин с водой. Головная повязка все еще была при ней. Девушка аккуратно, маленькими ножничками, срезала бусину и кинула в кувшин. Немного подождала для верности. Добыла из покрывала три булавки, старательно обмакнула их в воду, не касаясь ее пальцами – и воткнула на место.

Она уже повернулась, удовлетворенно улыбаясь… и чуть не вздрогнула от неожиданности.

Стоило бы обратить внимание, что болтовня девчонок давно стихла. А еще – не следовало забывать, что не только царевна ниомов умеет двигаться совершенно бесшумно.

– Сами? – удивилась она, – тебя кто прислал?

– Госпожа Зара велела приглядеть за тобой, – хмуро отозвался тот самый слуга-евнух в "голых туфлях", который невзлюбил Шекер сразу. Должно быть, потому, что был тем – кем был, "отцом ветра" – и на такую красавицу мог только любоваться…

– Приглядел? – спросила она, – как видишь, все в порядке. Можешь бежать к Заре, как собачка к хозяйке. Да не забудь хвостом повилять… Хотя, о чем я! Он ведь у тебя не виляет. Если, вообще, имеется.

– А что это ты тут творила с водой, пустынная ведьма? – взъярился оскорбленный евнух.

– Пила, представляешь? Люди иногда это делают с водой, – Шекер демонстративно подняла кувшин, красиво изогнувшись в поясе, и сделала несколько глотков. Хрустальная капля сорвалась с губ, прочертила дорожку по подбородку и скрылась за вырезом алобеи.

Сами покраснел, потом побледнел. Видимо, слухи, которые про него ходили, были правдивы – евнух был из "неправильных", тех, кого лекарь лишил возможности взять женщину и стать отцом, но не лишил возможности желать…

– Ведьма, – буркнул он и скрылся.

Шекер бросила взгляд в окно. До заката оставалось еще добрых две, а то и две с четвертью длинные клепсидры. Времени, чтобы принять противоядие, более чем достаточно.

Она прищелкнула пальцами. В комнате немедленно возникла одна из девушек.

– Воды свежей мне принеси, в этой муха утопла, – распорядилась Шекер. – Да смотри, не пей по дороге, я над ней поворожила.

Девушка распахнула большущие карие глазищи:

– Госпожа, а что будет, если отпить?

– Козой станешь, – беззлобно отшутилась Шекер. – Впрочем, можешь не выливать, а своему врагу подсунуть. Есть у тебя враг?

Глаза девушки, ставшие узкими и какими-то нехорошо мечтательными, без слов сказали Шекер, что попала она прямо в точку, есть враг!

– И он… козлом станет?

– Станет, – хладнокровно кивнула девушка, даже не пытаясь угадать, кому сегодня фатально не повезет.

Небо выберет, оно и заберет. От воды стоило избавиться поскорей, а друзей в этом дворце у нее не завелось, так что не все ли равно…

В большом блюде горкой лежали налитые персики, пушистые, мягкие, сладкие. Как жизнь, когда ты устроил ее своей волей и по своему разумению.

Фрукты полагалось резать специальным ножом, и Шекер это умела. Вот только не любила. А любила она запустить зубы в солнечную мякоть так, чтобы терпкий сок брызнул прямо в рот. И сжевать весь фрукт, прямо с кожурой, а косточку обсосать до горечи. В Хаммгане не росли персики. Там встречались верблюжья колючка и "злое дерево", и то не везде. А в основном "росли" камни.

А еще – в Хаммгане никогда не бывало тишины. Постоянно то ветер перемещал песок, и он шуршал, словно тихо рассказывал о чем-то, то мерно печатали шаг верблюды, то кричали, ссорясь, падальщики.

Сидя на подоконнике и разглядывая опустевший к вечеру дворик, Шекер грызла персики, один за другим, и думала одновременно о трех вещах – как-то у нее это получалась.

И первая – отец ее, великий царь, конечно, грозен и богат, но вряд ли мудр. Раз доверил такое дело, как захват власти в Шариере той, что предала его при первой же возможности. Был бы мудр, или хотя бы умен – доверился бы верной дочери, а ее, Шекер, закопал бы в пустыне по самую шею.

Вторая мысль была о том, что давненько не напоминал о себе ночной гость. А она, между прочим, скучала – и уже совсем не в шутку. Было в беспечном, улыбчивом воре что-то, что мешало просто выбросить его из головы и из сердца.

А третья – если служанка припозднится с водой и не успеет до заката – Шекер умрет из-за собственной неосторожности. Но эта мысль была самой простой и короткой, ее девушка додумала первой и отложила в сторону, как любое вовремя и хорошо сделанное дело.

А вот две первые – не отпускали, сплетаясь причудливой косой…

Громкий и густой звук, плывущий над крышами, заставил царевну вздрогнуть – она так глубоко задумалась, что не сразу поняла, что гонг опять взбесился.

Он был подвешен на верхней площадке сторожевой башни, стоявшей, как бессменный часовой над всем Шариером – с нее было видно далеко, и саму башню можно было увидеть почти отовсюду. И сейчас Шекер могла отчетливо разглядеть, что никого, ни единого человечка на башне нет.

Никто не брал в руки здоровенное, тяжелое било с утолщением на конце и не колотил в блестящий диск из красной бронзы.

Гонг звучал сам по себе, отбивая удары – и половина Шариера снова сбилась со счету, потому что считать умела, дай Небо, до трех, край – до пяти.

И когда гонг отзвучал, а над городом снова повисла тишина, Шекер поймала себя на том, что довольно улыбается. Боги и духи покарают ее за злорадство… но как же приятно было сидеть на этом подоконнике, облизывать горьковатые косточки, выплевывать их в окно и думать о том, что планы стольких великих и грозных людей, не чета ей, прямо в этот момент рассыпаются песком и прахом… А ее собственный, не большой и совсем не великий план – смотри же ты, исполняется потихоньку!

Персики она доесть успела, и косточки облизала. А вот служанку с водой так и не дождалась. Видно, враг все же был и успел здорово досадить девочке, раз пренебрегла службой "царице", чтобы обратить его копытным.

А за ней снова явились, правда, не в полном составе. Агар в этот раз не снизошел, явился Сами, все еще плевавшийся ядом и десяток аскеров, правда, уже других. Их командир был почтительнее и даже поклонился "царице".

– Госпожа моя, вас ждут в тронном зале.

– В тронном? – Удивилась Шекер, заматываясь, с помощью второй девочки, в верхнее покрывало. – Это странно. Вы ничего не перепутали, уважаемый воин? Дела государственные решаются без женщин…

– Царица мудра, – еще раз поклонился воин, – в делах государственных, и впрямь, лучше разберутся мужи, убеленные сединами, чем юные красавицы. Но для того, чтобы скрепить договор магией, нужно присутствие Священного Кесара. Так что без вас никак не получится, госпожа моя.

Позабыв о наставлениях матери и хорошем воспитании, Шекер вскинула на него изумленные глаза.

– Так решил жрец Сахем, царица. Мы коронуем Священного Кесара прямо… эээ… в утробе матери и вы своей кровью скрепите магическую клятву.

– А что, так можно?

– Вообще-то нет, но жрец Сахем сказал, что должно получиться. Ведь до рождения ребенка мать составляет с ним одно целое.

– Не глупо, – признала Шекер, семеня в своих привычных одеяниях вслед за Сами, в окружении воинов. Ее вели какими-то черными лестницами, а кое-где, вообще – потайными ходами и девушка жалела лишь об одном – нет времени как следует рассмотреть и запомнить этот путь. – Но почему не подождать положенный срок?

– Нет времени ждать, – со странной откровенностью ответил ей командир десятка, – к стенам Шариера подходит армия, а в войсках нет единства. Кое-кто из молодых аскеров, те, кто еще не успел связать себя присягой, собрались и ушли.

– Струсили, мерзавцы, – неприятно взвизгнул Сами.

– Нет, – коротко отозвался воин.

– Что значит – нет?

– То и значит. Их позвала кровь. Старший из семьи дал вассальную клятву. Они будут воевать, но под иными знаменами. И никто сейчас не скажет, на одной с нами стороне, или же нет. Магическая присяга – дело такое, и захочешь – да не нарушишь. Вот поэтому и нужно короновать наследника сейчас, чтобы привести к присяге всех, способных держать оружие. Присяга Священному Кесару защитит воинов от магии крови.

Шекер важно кивнула, в знак того, что поняла, прониклась – и непомерно горда. А про себя подумала… вот и конец ее танца. Потому что обмануть главного жреца у нее никак не получится. Ни при каком ветре.

Глава 59 Танец над оскаленными саблями

Жрецы любого бога чуют ложь. Или слышат. Может быть, даже видят – обмануть их невозможно. И не важно – верует данный, конкретный служитель культа, или просто нашел себе занятие непыльное. Отправляешь обряды именем бога – солгать тебе не смогут.

Это знали все. Это знали сами жрецы. Это знали те, кто хладнокровно лгал жрецам – и вполне удачно.

"Солгать жрецу невозможно, – сказала как-то Юмшан, после того, как безупречная дочь почти попалась на проделке со Слышащей. – Но если тебе очень нужно… Есть один способ".

Во всем, что касается науки обмана Юмшан можно было верить – тут младшую жену царя ниомов не превзошел пока никто.

Шекер внезапно споткнулась на лестнице, покачнулась и едва не упала на Сами. Тот и не подумал ловить "царицу", отдернул руку и с неудовольствием посмотрел на глубокую царапину от булавки.

– Пьяна ты, что ли? Так, вроде, вина вам не приносят.

– Сок на жаре забродил, – отозвалась Шекер, – а я и не поняла сначала. Прости, Сами. Надо быть немного ловчее, ты-то не пьян.

Священного Азара короновали в главном храме столице. Был праздник, светило солнце (хотя давно стояла осень), Шариер оделся в зеленое полотно с вышивкой желтым и оранжевым. Все приметы говорили о том, что царствование будет долгим и благим.

Азар процарствовал четыре дня и почил в дворцовом склепе с аккуратно перерезанным горлом. Шептались, что Священный, узнав о захвате дворца, принял яд… Но Золотой Демон, любивший во всем предельную ясность, не побрезговал своей собственной изящной рукой распахать ему шею от уха до уха. Чтобы уж точно!

И всего клепсидру спустя, здесь же, во дворце, новый Священный принял регалии – стоя на полу, залитом кровью и затоптанном сапогами имперцев. Корону на него возложил жрец, в которого целились двадцать арбалетчиков… надо полагать, чтобы от волнения слова не перепутал. А по левую руку стояла высокородная невеста из-за моря, дочь исконных врагов, которую кесар поклялся принять, как свою равноправную супругу.

По всем приметам, из такой коронации ничего хорошего выйти не могло… а вышло два года мира. И, судя по тому, что краем глаза углядела внимательная царевна ниомов, в семье у Священного тоже все ладилось.

Вот и верь после этого приметам!

Сейчас тронный зал был отмыт до скрипа, украшен цветами и золотыми лентами и жрец в парадном облачении стоял у переносного алтаря, сияя отеческой улыбкой.

Шерек провели мимо Золотого Трона владыки. Конечно, никто бы не позволил женщине, да еще, вдобавок, наложнице сесть на него – но преклонить перед ним колени ей разрешили охотно. И даже умилились такой преданности.

Жрец благословил ее традиционным жестом – как будто происходило что-то нормальное, освященное традицией и ничуть, вот ни на волос не странное.

Всю дорогу Шекер мучил вопрос: какой короной ее будут короновать. С одной стороны, она – женщина, значит, должны – малой. С другой – коронуют не ее, а несуществующего ребенка…

На золотом полотне, затканом нефритовыми нитями так, что на нем живого места не было, лежала большая корона. Полная, кесарская. К ней полагался еще чудный воротник на шею, похожий на рабский, но из чистого золота и изукрашенный драгоценными камнями. Символ того, что кесар – не только владыка своего народа, но и раб возложенной на него власти.

Глядя на ошейник, Шекер подумала, что ничего нового с ней не случится – всю жизнь она была рабыней: сначала отца, потом Янга. Что в золоте, что в железе – а жизнь рабыни не стоит ни медяка, желаний ее не спрашивают, а будущего у нее нет.

Ничего не изменится. Значит, и бояться нечего.

– С похвальным смирением склоняешь ты голову, дочь кесарии, – одобрительно кивнул жрец, когда Шекер опустилась перед ним на колени.

– Благословения Неба, отец, – едва слышно ответила она.

Жрец начал молитву. И чем дальше он говорил, чем отчетливее звучали в полупустом зале древние слова, тем откровеннее переглядывались приглашенные гости. Похоже, кое до кого тут начало доходить, что их пригласили поучаствовать… в кощунстве!

Молитва касалась мужчины – владыки, и пожелания ее были обращены к мужчине. А под короной стояла женщина!

На словах о даровании обильности чреслам задние ряды задвигались…

Но жрец с невозмутимостью истинного слуги Небес дочитал все положенные слова, выслушал ответы и возложил корону на голову Шекер.

Точнее, попытался возложить… Девушка услышала шипение и – сдавленный возглас, а следом за ним многоголосый шум. А потом по ее лбу и щеке потекло что-то горячее и густое.

Поднять глаза она не решилась, так и стояла на коленях, глядя в пол – пока жрец не схватил ее за руку, крепко и больно. Светло-зеленое покрывало украсилось рыжими разводами.

– Что это? – страшным шепотом спросил он, – что это такое? Отчего это? Ты что-то сделала со священными регалиями? Признавайся, колдовала!

– У ниомов не рождается колдунов, отец, – тихо и благонравно отозвалась Шекер, – только Слышащие, по одной за раз. И пока не умрет первая – вторая не родится. Я – не Слышащая.

– Тогда почему края короны вдруг стали острыми и изрезали мне пальцы?

– Это загадка для меня, отец.

Сахем рванул вверх ее голову за подбородок, выпачкав лицо кровью:

– Скажи, дочь греха, ты не теряла ребенка? Не лги, ложь я сразу почувствую. А лучше – клянись! Прямо здесь и сейчас клянись.

– Не теряла. Жизнью клянусь, – так же тихо и так же ровно проговорила девушка, глядя прямо в светлые, почти белые глаза жреца.

Острый взгляд ввинтился ей в мозг и не нашел лжи. Потому, что ее там не было.

– Богоподобный, – ряды "лучших людей" расступились и выпустили мужчину, одетого довольно скромно. Если не знать, сколько стоит одна его сабля из айшерской стали и сапоги из кожи вейры.

Выше Шекер взгляда не подняла, но ей было довольно и этого. Мужчина в таких сапогах и с такой саблей будет говорить там, где сочтет нужным и то, что сочтет нужным. И никакие капюшоны ему не указ.

– Вы говорите, что края короны вдруг стали острыми и изрезали вам пальцы? – переспросил он.

– Посмотрите, уважаемые, мои руки разрезаны до кости! – в голосе жреца смешались боль и досада.

– Отец, позвольте мне взять священную корону.

– По какому праву? – огрызнулся Сахем.

– Да хотя бы и по праву слуги, который полирует ее, чтобы сверкала. Все мы – преданные слуги короны, я в том урона своей чести не вижу.

"Змеиные" сапоги приблизились. Мужчина грузным не был, но ступал тяжело, заметно прихрамывая на правую ногу. Похоже, был не молод и ранен в боях. Или в стычке за наследства. А, может, за благосклонность красавицы. Кто знает?

От опасности он, явно, не бегал. Вот и сейчас он протянул руку прямо над головой Шекер.

– Странные дела творятся под рукой Святого Каспера, – услышала девушка. – Не знаю, чем ты мог порезаться, Богоподобный. У короны нет острых краев. Да и откуда бы им взяться? Ведь предполагается, что она будет возложена на голову кесара – что ж, ему без ушей ходить?

На плечо Шекер легла рука. Не просто легла, незнакомец даже оперся немного, видно, старая рана причиняла ему боль и стоять просто так было тяжело. Но рука была сильной и теплой.

– Тебя смотрел менталист, девочка? – спросил ее неожиданный союзник.

– Да, господин мой.

– И он подтвердил, что ты носишь сына от Священного.

– Да, господин мой, – повторила Шекер.

– Что ж, с этой стороны все как будто чисто. Ты ведь тоже не почуял лжи, отец?

– Она не лгала, – вынужденно признал Сахем. Он все еще пытался унять кровь, но, кажется, не слишком успешно.

– Тогда, как мне кажется, все понятно.

– Что тебе понятно, Хромой Анвер? – голос старшего евнуха Шекер признала бы и в аду. – Объяснил бы другим!

– Вы видели, что меня корона не обидела, – по залу прокатился легкий смешок, – а уважаемого жреца изрезала в кровь. Выходит, она просто не хочет, чтобы ее возлагали на эту голову.

– Но почему? Священный мертв, и мы можем короновать его наследника?!

– Спроси у короны, – отозвался Анвер, – а можешь попробовать еще раз. В конце концов, руки можно замотать тряпками или даже полосками кожи… Позвольте девочке подняться и проводите в женское крыло. Ей здесь делать нечего.

– Где я ошибся? – пробормотал про себя Сахем, – мать с ребенком одно целое. Кесар – мертв. Все должно было получиться… Или же корона мужчины не хочет ложиться на женскую голову? Да, скорее всего, так и есть! Но не можем же мы короновать будущего повелителя женской короной?

… – Никогда не пытайся обмануть жреца, – наставляла Юмшан, – это невозможно. Постарайся сделать так, чтобы жрец обманул себя сам. Свою ложь они почему-то не чуют.

До своих комнат Шекер добралась, в аккурат, когда над сторожевой башней погас последний луч заката.

Чистая вода уже стояла на столике, но время было безнадежно упущено.

Шекер чувствовала, как начинает кружится голова и холодеют кончики пальцев. Она сделала все, что хотел от нее Священный. Одна булавка – в рукаве жреца, ловкие пальцы вышивальщицы воткнули ее так, что Сахем просто не сможет разоблачиться, не уколовшись хотя бы раз. Даже с помощью рабов не сможет.

Вторая – в покрывале трона. Любой, кто попробует на него сесть в обход традиции, умрет на закате.

Третья должна была достаться Агару… Но Шекер использовала ее для личной мести. Незачем делать два раза одну и ту же работу. По злому блеску в глазах юной шане, она давно догадалась о том, кто был ее врагом. Значит, и третья порция яда нашла назначенную жертву.

Рассвета им не увидеть. Ни одному из них…

Девушка все же растворила в воде противоядие и выпила его, но сделала это с усмешкой, как тот, кто затевает бесполезное – и не для того, чтобы получить нужное. А просто чтобы никто не упрекнул его в том, что он даже не попытался.

Она совершила все, что обещала Янгу. Настало время позаботиться о себе.

Шекер размотала покрывала – они волной скользнули на ложе. Сняла украшения – все: серьги, кольца, браслеты. Ниомы не считали золото нечистым металлом, как картаэльцы, но были уверены, что желтый – для солнца, белый – для луны.

Серебряных украшений у Шекер не было – Янг не дарил, а свои у нее отняли. Но девушка не расстроилась. Она отрезала нитку от катушки с серебряным шелком и ловко завязала на левой лодыжке.

Вот теперь все по обычаю пустыни. И боги и духи обязательно услышат свою дочь.

Она предала отца – но пустынные духи никогда не требовали от женщин верности. Смысл? Сегодня она принадлежит отцу, завтра он передаст ее мужу, а тот подарит заезжему купцу, чтобы выгадать лучшую цену на козью шерсть.

Верность дочери пустыни не может принадлежать мужчине, кем бы он ни был. Верность Шекер всегда принадлежала только самой Шекер – и никому больше.

Саму себя она бы никогда не предала.

Звуку барабанов или хотя бы тростниковых тарелок здесь взяться было неоткуда. Неважно! Ритм живет в сердце. Сердце ведь стучит – то быстрее, то медленнее, но никогда не останавливается, пока человек жив. Чем не инструмент?

…Этот танец Шекер особенно любила. Он был посвящен матери-ночи, его танцевали, чтобы не дать уйти тому теплу, которое подарило солнце. Иногда бывает так холодно, что даже шерстяные попоны не спасают. Мужчины греются около верблюдов. А женщины – танцуют. Не останавливаться до рассвета – в этом спасение. Мать-ночь возьмет только того, кто позволит себе остановиться и упасть на песок. Тот, кто танцует – обязательно увидит солнце.

Ступни уже немели, но они частенько немели от холода. Шекер привычными движениями быстро растерла их, вытянулась на носках, потянулась вся, за кончиками пальцев, обратив лицо сквозь потолок к черному небу Хаммгана. И с первым ударом ступни в пол ушла в разгон.

Она танцевала не под потолком – под звездами, кружилась то быстрее, то медленнее, не позволяя себе ни на мгновение сбиться с ритма, не давая усталости ни одного шанса уложить ее на шелковые покрывала. Рубашка вымокла от пота, вымокли и косы. Пот тек в глаза, застывая на ресницах кристалликами коричневой соли.

И вместе с потом выходил яд.

Шекер не упала – а рухнула на ковер только тогда, когда край неба окрасился розовым. Как появились в спальне служанки, перепугались мало не насмерть и захлопотали – снимая рубашку, обтирая тело, кутая Шекер в сухое и чистое, спаивая по глотку остатки воды с противоядием – она уже почти не слышала. Сон ее был глубок и спокоен.

Наверное, не проснулась бы Шекер и тогда, когда за ней явились воины, чтобы, по приказу Агара, последнему приказу евнуха, испускающего дух, зашить дрянную девку в мешок. Так и полетела бы с дворцовой стены на колья – сладко спящая.

Вот только мешок пропал зря. Ни шане, ни воины, ни евнухи так и не смогли обнаружить Шекер. А вместе с девушкой из ее комнат исчезли все золотые украшения, подаренные Жемчужине Шариера, золотые бубенчики с ее башмачков и… вся позолота с резной мебели и даже с потолка. Словно языком слизали.