Текст книги "Мир империй. Территория государства и мировой порядок"

Автор книги: Сергей Бабурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 57 страниц)

– правило воздержания, которое состоит в том, что стержневые страны воздерживаются от вмешательства в конфликты в других цивилизациях;

– правило совместного посредничества, заключающееся в том, что стержневым странам необходимо договариваться между собой с целью сдерживания или прекращения войн по линиям разлома между государствами или группами государств, относящимися к их цивилизации;

– правило общностей: людям всех цивилизаций следует искать и стремиться распространять ценности, институты и практики, которые являются общими и для них, и для людей, принадлежащих к другим цивилизациям^[1121].

Недостатком этой системы правил остаются их сугубая технологичность, конкретно политическая приземленность и нацеленность в сегодняшний день без какой-либо футурологии. Впрочем, для того они и сформулированы. Не случайно С. Переслегин характеризует С. Хантингтона как идеолога долговременной стратегической обороны Западной цивилизации^[1122], который низвел науку до уровня политической доктрины^[1123].

Помимо всего этого следует учитывать и те особенности современной эпохи вообще, которые воплощаются в образе технологической цивилизации, опирающейся на сложившееся в Западной Европе мировоззрение, подчинившее себе почти весь мир^[1124]. Индивидуализм стал религией этой цивилизации, интерес, а не ценность – основой ее морали. Все другие цивилизации, в том числе Русская, стали ею вытесняться, а потому без стремления к какому-то балансу столкновение цивилизаций будет борьбой на уничтожение.

В качестве элементов цивилизационного баланса можно выделить:

– гуманизацию межгосударственных и межцивилизационных отношений как ориентир общественного прогресса и основной принцип социальной политики;

– сглаживание конфликтности между культурными корнями цивилизаций, диалог культур;

– снижение порога конфликтности и обеспечение прогресса, имеющего устойчивую социальную направленность^[1125];

– формирование диалектичной системы взаимозависимости и самодостаточности развития существующих цивилизаций;

– гармонию во внутренних общественных отношениях той или иной цивилизации как основу межцивилизационного партнерства (завершившийся процесс культурного синтеза).

Для обеспечения цивилизационного баланса особое значение имеет главный принцип геополитики – принцип примата национальных (государственных) интересов. Он не отрицает общечеловеческих ценностей, просто ориентируется на них не всегда, а лишь в случаях, когда это сулит определенный выигрыш для внешней или внутренней политики соответствующего государства при гармоничном сочетании интересов государства и интересов личности. Для России это особенно важно, ибо В. В. Ильин, Т. А. Ильина и С. М. Лощакова оправданно видят суть российской ситуации в нахождении нашего Отечества в фазе безвременья, социальной, цивилизационной неопределенности. Среди векторов, влияющих на направление развития России, они называют вестернизацию, почвенный изоляционизм, евро-российскую кооперацию, консолидацию развитых стран против развивающихся^[1126].

25.2. Территориальный консерватизм

Территориальный фактор развития определяет и будет впредь определять внешнюю политику любого государства, тем более, империи.

Пока в центре Европы шло брожение, реформация, религиозные войны, во Франции, Англии, Португалии складывались национальные, а правильнее сказать – «территориальные» государства. В какой-то момент происходит качественная трансформация и территориальное государство превращается в национальное.

Первое национальное территориальное государство в Европе – Португалия – как сложилось, так до сих пор практически и сохранилось. В Германии и Италии национальные государства в чистом виде, в смысле территориальном, так и не сформировались. Отсюда и территориальные подвижки Германии в XVIII–XX вв.: немцы в Австрии и Швейцарии, немцы в Судетах и Польше.

Баланс сил в международных отношениях – не что иное, как равновесие притязаний государств в защите их национальных территориальных интересов. Баланс возможен лишь тогда, когда силы равно большие или равно малые, что объясняет и то, почему разрушение Советского Союза втолкнуло мир в опасную зону нового передела территории, а не только экономических рынков и зон влияния.

Так, только обстоятельства войны и опасения возможного вторжения гитлеровской Германии в Сирию и соседние территории заставили правительство Великобритании и руководство свободной Франции в июне 1941 г. выпустить воззвание к арабам, обещая им от имени Франции полную независимость и возможность образовать либо три, либо одно, либо три объединенных свободных арабских государства. Как писал 7 июня 1941 г. У. Черчилль Ф. Рузвельту: «Отношения между этими государствами и Францией будут закреплены договором, обеспечивающим определенные выгоды, по типу англо-египетского договора»^[1127].

Монтескье в своем «Духе законов» не случайно уделил много внимания географическому фактору формирования государства: предреволюционная эпоха ставила вопрос о естественных границах. Территориальный фактор – та же самая проблема на более высоком уровне, связанная с наложением вектора времени на географический детерминизм.

Развитие процессов глобализации под контролем не мирового общественного мнения, а международного капитала несет в себе непосредственную угрозу многим странам, в том числе России. Россия привлекает к себе особое внимание американских глобалистов по той простой причине, что она, имея 3 % мирового населения, обладает 13 % мировой территории и 41 % природных ресурсов. По оценкам американских ученых и политологов, в ближайшие 15–20 лет возникнет более 100 новых государств в результате территориального передела мира. В глобалистике порой доминирует идея разрушения «больших пространств» Евразии, в том числе посредством дестабилизации российского историко-культурного региона, включающего в себя территории России, Белоруссии и Украины. Архитекторами глобализации планируется отторгнуть от России Кавказ, Поволжье, Сибирь, Дальний Восток, северо-западные регионы; от Белоруссии – «литвино-польское католическое меньшинство» ее западных районов; от Украины – Крым, Галицию, Новороссию. Одним из главных приоритетов политики западных стран становится при такой геостратегии всяческое противодействие консолидации бывших советских республик.

Неизменяемость территории государств, сохранение режима территорий, нерушимость государственных границ были и остаются обязательным условием стабильности межгосударственных отношений, залогом мирного соседства и сотрудничества. Территории могут и должны изменяться, но только через мирные договорные механизмы. В своем сочетании эти качества складываются в территориальный консерватизм.

Территориальный консерватизм обусловлен существованием единого геополитического пространства планеты, предполагающего устоявшиеся (и в позитивном и в негативном смысле) отношения между государствами и этносами, общие оценочные стандарты международной жизни, стремление народов к миру.

Исходя из того, что государство, по словам Цицерона, есть достояние народа^[1128], что оно нуждается в цели существования, территориальный консерватизм предполагает государственное развитие в интересах народа, внутренними силами народа и в уже сложившихся пределах проживания народа.

Отметим при этом различия в понимании суверенитета правом и геополитикой. Суверенитет в праве – вещь абсолютная, сохраняющая свое значение даже в условиях интенсивного развития международного права. Суверенитет в геополитике всегда условен. «Наши разговоры о суверенитете, – признает современный английский исследователь X. Тревор-Роупер, – всего лишь риторика. Для малых наций не может быть полного суверенитета. Они могут иметь внутренний суверенитет, могут обладать автономией, но не быть свободными в проведении самостоятельной политики на мировой арене. Они экономически зависимы и являются частью имперских систем, хотя и не обязательно политических империй». Нельзя не согласиться с автором, когда он подчеркивает, что было бы ошибочным «игнорировать эти простые истины при рассмотрении проблем наций СССР и Восточной Европы… Экономика восточноевропейских государств – даже при условии их политической независимости… – будет на самом деле зависеть либо от России, либо от Германии»^[1129].

25.3. Военно-политическое сдерживание

Когда в 1987 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию «Прекращение гонки ядерных вооружений и ядерное разоружение», в которой осудила доктрину ядерного сдерживания, отметила необходимость прекращения любых испытаний, производства и развертывания ядерного оружия, вряд ли кто мог предположить скорое исчезновение организации Варшавского договора и радикальное изменение советской, а затем российской геополитики.

Высокий военно-политический потенциал того или иного государства позволяет обеспечить эффективное использование территориально-пространственных особенностей положения государств и блоков государств при воздействии на локальные, региональные, континентальные и глобальные международные процессы. К таким территориально-пространственным реальностям, существующим объективно, геополитика относит:

1) речные коммуникации;

2) наличие или отсутствие выходов к морям;

3) прибрежное или островное положение страны;

4) наличие или отсутствие естественных препятствий для развития путей сообщения с соседними странами (например, гор или болот, пустынь или непроходимых джунглей, больших озер и т. п.);

5) протяженность и характер сухопутных и морских границ;

6) состояние населения, его плотность и этнодемографические показатели на территории страны и на территории ее соседей;

7) отношение (установка) этносов данной страны к этносам соседних стран (то, что Л. Н. Гумилев называл комплиментарностью со знаком плюс или со знаком минус);

8) влияние климата, почвы, полезных ископаемых, растительного и животного мира, уровня производительных сил, особенностей культуры, социальной организации и политического строя.

Соотношение сил – это объективная реальность, которую необходимо изучать, использовать, учитывать, но сама по себе она не нуждается в правовом закреплении.

С точки зрения надежного взаимного военно-политического сдерживания необходимы:

– разработка концепции оборонной достаточности, которая должна быть положена в основу национальных военных доктрин;

– дальнейшее совершенствование ядерного морского и сухопутного щита России;

– сокращение неядерных сил и их военно-техническое перевооружение с целью создания немногочисленной, но мощной мобильной армии с глобальным диапазоном действий;

– создание мощного военно-морского (подводного и надводного) флота.

В Западной цивилизации (Западном геополитическом союзе) сложились механизмы внутреннего перераспределения ответственности, прежде всего встречи «семерки». Сложившаяся ситуация вынуждает США согласиться с изменением роли Японии и ФРГ в мире, а значит выступать за изменение их статуса в ООН, а равно за устранение их внутренних конституционных ограничений полноценного участия в мировых делах. Все это не отменяет для США принципа примата национальных интересов, когда, как сказал 3 сентября 1939 г. Ф. Д. Рузвельт, «каждое слово, сказанное в эфире, каждый корабль, вышедший в море, и каждое сражение, которое где-то происходит, – все это затрагивает будущее Америки»^[1130].

Изменение военно-стратегической ситуации наиболее ярко видно на примере объединенной Германии. Весной 1995 г. в ФРГ была официально обозначена новая военная доктрина. Ее смысл не просто в повышении боеспособности немецкой армии, а в переходе от использования бундесвера только для обороны своей территории – к его применению и для операций на отдаленных театрах военных действий. Впервые о новой роли бундесвера заговорили открыто. В качестве обоснования была использована ссылка на необходимость участия германской армии в гуманитарных акциях.

Министерство обороны ФРГ уже с 1995 г. решает задачу наряду с обороной страны быть способным участвовать сразу в нескольких международных операциях. В соответствующей директиве генерального инспектора бундесвера Наумана по вопросам дальнейшего строительства немецкой армии было указано: «Размеры максимально используемого для операций контингента войск одновременно являются и рамками возможностей наряду с крупной операцией одновременно участвовать и в нескольких меньших операциях, таких, как эвакуация, поддержание мира или акции по оказанию гуманитарной помощи». О количестве подобных «побочных» операций Науман не высказался, отметив, что это – вопрос как количества и характера подобных контингентов, так и политического решения.

Цель перестройки германской военной доктрины – «полное обеспечение способности бундесвера к интегрированной реакции в условиях кризиса». Примечательно, что изначально в период с 1995 по 2000 г. планировался рост расходов на новые вооружения и НИОКР почти на 50 % с 10,08 до 14,7 млрд марок, что составляло 30 % общих ассигнований на армию. Эта тенденция впоследствии сохранилась.

Германские сухопутные силы, сохраняя и повышая свою ударную силу, обрели ныне способность действовать на отдаленных театрах благодаря использованию воздушных средств и во взаимодействии с другими родами войск. Для ограниченных превентивных операций и «в целях эвакуации» разбросанные по разным соединениям роты спецназа были объединены в полк с единым командованием. Для действий в кризисных ситуациях выделено несколько бригад по 3000 человек, штабные, разведывательные, саперные, санитарные подразделения, а также подразделения связи и снабжения – в целом около 35 000 человек.

Германские ВМС перешли в ходе реформы к стратегии передового базирования кораблей и ведения операций на суше с кораблей по американскому образцу. Это стало возможным в связи с перевооружением ВМС на новые фрегаты, заменой торпедных катеров корветами, что позволяет немецким ВМС вести операции как на удаленных океанских просторах, так и в прибрежных водах близлежащих государств. Постройка новых тендеров позволяет обеспечивать автономность действий оперативных отрядов кораблей до 40–50 суток.

Германские ВВС получили новый тип истребителя и новые виды бортового оружия. Основным бортовым средством становится ракета «Апачи» с дальностью поражения цели 150 км.

Большое значение будут иметь качественно новые технические параметры принятия политических решений:

– собственная спутниковая разведка;

– многоцелевой авианесущий транспортный корабль с радиусом действия до 10 000 морских миль;

– тяжелые транспортные самолеты для переброски значительных контингентов войск с бронетехникой на большие расстояния;

– способность новой системы ПВО к перехвату нацеленных на Германию баллистических ракет.

Особую окраску изменению военной доктрины Германии придало то обстоятельство, что при определенном сокращении личного состава вооруженных сил Германии, закрытии 1,5–2 десятков военных городков, этот процесс не затронул территории бывшей ГДР, наиболее приближенной к России.

Как, исходя из этого, в России должны относиться к продвижению НАТО на Восток?

Еще Ф. Тютчев в середине XIX в. предостерегал против заблуждений в отношении Германии как «страны порядка», подчеркивал, что воспитанное десятилетиями «разрушительной философии» первейшее революционное чувство – «высокомерие ума» – сокрушило в Германии внутренние устои и толкает ее общество из крайности в крайность^[1131]. Ноябрьская (1919 г.) революция в Германии, Веймарская вседозволенность и сменивший ее гитлеровский фашизм подтвердили правоту русского поэта и политического мыслителя.

Серьезные проблемы в отношениях России и Германии на заре XXI в. из сказанного не следуют с неизбежностью. Хотя бы потому, что сегодня Россия стоит на распутье: какой геополитический союз может обеспечить мир и защитить ее интересы в ближайшие пятьдесят лет – союз с Францией или с Германией? Германия становится великой державой, доминирующей державой в Европе, которой скоро не будет нужен даже блок НАТО, либо он станет германским иностранным легионом.

Но Германии будет нужен союз с Россией. Многие противоречия в наших отношениях, существовавшие на протяжении веков, сегодня отходят на второй план, потому что между нами есть буфер, где эти противоречия будут сталкиваться и гармонизироваться: Польша, Чехия, Словакия и другие страны. Пусть у президентов Польши, Румынии или Болгарии болят головы от размышлений, ради чего они привели свои страны в НАТО и Европейский Союз. Если лидеры восточноевропейских стран не будут прислушиваться к позиции России, они будут выполнять требования Германии. И никто не даст гарантий, что среди этих требований не будет пересмотра границ по Одеру – Нейсе.

Для Германии три последних столетия формальный или неформальный союз с Россией, не требовавший от нее никаких жертв, всегда был предпосылкой сохранения и укрепления германского благополучия^[1132].

Уже в 1989 г., накануне обвального краха социализма в Восточной Европе, западные аналитики рисовали перед НАТО следующие возможности:

– создание объединенных европейских оборонительных сил (впервые это предложение было выдвинуто канцлером ФРГ Г. Колем);

– ликвидация химического оружия;

– разработка плана модернизации ядерного оружия в регионах и одновременно плана контроля над ним;

– придание силам НАТО более стабильной структуры в соответствии с принципом «оборонительной обороны»;

– решение ряда общегерманских военных проблем, превращение внутригерманской границы в определенной форме в демилитаризованную зону;

– разработка вопроса о более сильной средиземноморской коалиции, оценка возможности сокращения там военно-морских сил путем переговоров;

– разработка в Европе нового плана разделения военного бремени с учетом образования в 1992 г. единой Европы^[1133].

Признавая самостоятельную региональную ответственность НАТО, американцы подчеркивали военное значение этой организации, отвергая ее способность выполнять более широкие политические и экономические задачи, необходимые для «будущего процветания Запада». Ныне этой оговорки нет. Начиная с Боснии и Герцеговины, НАТО все решительней предпринимает шаги по своей трансформации не в военно-политическую систему континента, а в общемирового жандарма.

Сразу же после Первой мировой войны была осознана необходимость разработки теоретических моделей маневрирования огромными количествами ресурсов:

1) большими массами людей,

2) огромным количеством техники и боеприпасов,

3) продовольствием,

4) снаряжением.

И все это при сложном сочетании географических, политических и военных условий, к которым относятся:

– конфигурация границ враждебных, союзных и нейтральных государств;

– состояние и пропускная способность коммуникаций и транспортных систем в мирное время и под воздействием противника;

– активность противника (рейды, десанты, дальнобойность артиллерии, мощь ракетно-бомбовых ударов и их эффективность);

– воздействие надводного и подводного флота;

– воздействие авиации;

– наличие военно-космических сил.

Только аналитические модели могут связать в единое целое все указанные переменные с политическими установками, порожденными сложным сплетением национальных и глобальных интересов страны.

Это не отменяет необходимости продолжать как разрядку международной напряженности, способной привести к войне в силу невыносимости самого ее напряженного ожидания, так и процесс всеобщего разоружения. Просто в процессе уничтожения любых видов скопившегося на земле оружия нельзя забывать старую истину: хочешь мира – готовься к войне.

Неотъемлемым элементом военно-политического сдерживания пока остается паритет систем существующих военных баз. От односторонних «классовых» оценок нахождения вооруженных сил государств на чужих территориях^[1134] Россия вынужденно переходит к осознанию сохранения своего военного присутствия в Таджикистане, Приднестровье, Армении, Абхазии как условия обеспечения мира в этих регионах. Ошибкой, граничащей с преступлением против России, следует признать вывод российских войск с территории многих республик прежнего Советского Союза, включая республики Прибалтики. По взаимной договоренности необходимо укреплять российское военно-техническое присутствие в Азербайджане (опираясь на Габалинскую РЛС) и других государствах – участниках СНГ.

При этом следует выделять несколько наиболее важных элементов военно-политического сдерживания.

Глобальный ядерный паритет. Нравится это ООН или нет, но до тех пор, пока существует ядерное оружие, способное причинить любому потенциальному агрессору невосполнимый урон, именно оно будет объективно выступать сдерживающим фактором межгосударственных конфликтов. Им не нужно пугать – уже одного его наличия достаточно для глубокого беспокойства. Особенно ярко это проявилось при закате XX в.: США, выбирая государство-жертву для демонстрации своей мировой гегемонии, обошли стороной маленькую КНДР, объявившую о наличии у нее ядерного оружия, и напали на шумный Ирак, зная, что у того нет ни ядерного оружия, ни оружия массового поражения. Поскольку нормы и принципы международного права были полностью растоптаны, все государства мира поняли, что надо либо вооружаться, выискивая союзников, либо сдаваться на милость победителя.

Ядерное, геофизическое и метеорологическое оружие является по природе своей оружием глобальным, т. е. воздействует, пусть в разной степени, на население всех материков и островов. Очень сложно и дорого локализовать действие химического и бактериологического оружия современных армий, а потому оно неизбежно затронет не только воюющие стороны, но и всех более или менее отдаленных соседей конфликтующих сторон. В этом контексте все серьезней становится проблема деградации с конца 80-х гг. ядерного потенциала России. Истинным остается простой вывод: «продолжение термоядерной гонки будет означать нулевую безопасность для человечества, иными словами, абсолютную угрозу его тотального уничтожения»^[1135].

Оборонная достаточность. Эффективной альтернативой ядерному сдерживанию является контроль над вооружением, контрраспространение и эшелонированная стратегическая оборона, обеспеченная, в частности, системой ПРО.

Создание надежной системы обороны территории и населения государства при любых возможных нападениях остается главным условием выживания государства. Совершенствование имеющихся систем вооружения и разработка новых видов оружия предполагают сохранение в любой внешнеполитической или внутренней ситуации способности государства надежно обеспечить свою оборону. Отсюда и опасность решения США о выходе из договора по ПРО. Необходимость обеспечения территориальной целостности и независимости государства не требует многократности их гарантированной эффективной защиты. Определение уровня оборонной достаточности – технологическая и политическая задача.

Паритет наступательных вооружений. При потенциальном объективном равенстве наступательных вооружений, независимо от структурного соотношения стратегического и тактического оружия, создается очевидная для всех сторон ситуация бессмысленности военного конфликта, бесперспективности использования наступательных вооружений. Вместе с тем государство обладает потенциалом не просто отразить нападение, но и нанести ответный адекватный удар по территории и вооруженным силам агрессора.

Регулярный политический диалог. В течение XX в. Россия (СССР) исповедовала учение о природном миролюбии стран социализма, окруженных замышляющими зло капиталистическими государствами, в то время как на Западе пропагандировалось «естественное миролюбие демократических стран», живущих под постоянной угрозой со стороны коммунистического тоталитаризма. Лишь политический диалог, а затем и конкретное международное сотрудничество позволили сформироваться отношениям мирного сосуществования. Ныне стоит задача углубления и расширения такого диалога.

Рождаемые взаимным недоверием мифы и сегодня не ушли в прошлое. Только сохраняя регулярный политический диалог между любыми государствами мира, человечество сможет вести работу по уменьшению опасности региональных военных конфликтов, по предотвращению глобального военно-политического противостояния. Такой диалог лишает государства необходимости говорить на языке оружия.

25.4. Демографическая гармония наций и рас

В 1994 г. на международной конференции в Каире рассматривалась мировая демографическая ситуация. Если в России смертность превысила рождаемость за 1992–1999 гг. официально на 5836,2 тыс. человек (ситуацию внешне сгладила миграция на территорию России 3032 тыс. человек)^[1136], то для таких стран, как Китай, Индия и большинство государств Арабского мира остро стоит вопрос о перенаселении, вызывающем нехватку продовольствия и других товаров первой необходимости. Прогнозы ученых, что рост населения земли будет происходить неравномерно, на 90 % за счет развивающихся стран, оправдываются в самой значительной степени^[1137].

Серьезная проблема заключается в том, что демографические ограничения для тех государств, где население быстро растет, как правило, несовместимы ни с традициями, ни с религией проживающих там народов. В других государствах демографическому самоуничтожению способствует распространение технических и медицинских возможностей современности.

Демографические аспекты развития человечества стали привлекать внимание широкой общественности с конца прошлого века, когда появилась знаменитая работа Т. Мальтуса «Опыт о законе народонаселения». Однако в область практической политики эти проблемы перешли в последние три десятилетия, особенно со времени первых докладов «Римского клуба». Как писал позднее А. Печчеи, исследования клуба позволили прийти к выводам, что «при сохранении нынешних тенденций к росту в условиях конечной по своим масштабам планеты уже следующие поколения человечества достигнут пределов демографической и экономической экспансии, что приведет систему в целом к неконтролируемому кризису и краху»^[1138].

Озабоченность ученых, а также политиков и бизнесменов, инициировавших создание «Римского клуба» и других аналогичных организаций, была обусловлена, прежде всего, высокими темпами прироста населения в развивающихся странах. Уже в 1958 г. один из лидеров всемирного движения в защиту мира академик Дж. Бернал, отмечая, что спустя одно столетие количество населения увеличится в 2–3 раза, прогнозировал его численность во второй половине XXI в. в 6—12 млрд человек^[1139]. Экстраполяция темпов прироста населения, имевшего место в последние десятилетия, на ближайшую перспективу убедительно демонстрировала нарастание серьезных трудностей, поскольку такой прирост в принципе не мог быть обеспечен адекватным приростом производства продовольствия. Кроме того, даже теоретически допустимый прирост всех необходимых для цивилизованной жизни условий в масштабах, адекватных росту населения, создавал бы катастрофическую экологическую ситуацию и вел к полному исчерпанию ресурсов Земли.

С этого времени и до сегодняшних дней в деятельности международных институтов прослеживается отчетливая тенденция навязать развивающимся странам концепцию «нулевого роста» в области демографической политики. Однако сегодня смело можно констатировать, что все эти усилия потерпели сокрушительное фиаско, поскольку только за два последних десятилетия численность населения Земли возросла на 1,7 млрд человек, причем 1,5 млрд из них родились в развивающихся странах. По вполне реалистичному прогнозу ООН, за первое десятилетие XX в. численность землян увеличится еще на 1 млрд человек.

Одновременно во многих промышленно развитых странах, относящихся главным образом к постхристианской цивилизации, отчетливо прослеживаются явления депопуляции. Это, в частности, коснулось в 80-е гг. Дании, зафиксировано в 1994 г. в Италии и ФРГ. В России, как уже говорилось, депопуляция началась с 1992 г., а последние три года можно говорить о демографической катастрофе, так как превышение смертности над рождаемостью составляет почти 1 млн человек в год. Не лучше ситуация и в русских общинах за пределами Российской Федерации. Так, в Казахстане на 100 казахских семей приходится в среднем 350 детей, а на такое же число русских и русскоязычных – всего 80.

Таким образом, демографическая ситуация в мире характеризуется крайней противоречивостью и наличием прямо противоположных задач. При этом нарастает дисбаланс наций и рас, опирающийся как на пропасть между странами с высоким уровнем социально-экономического развития и слаборазвитыми странами, так и на неизбежную разность климатических условий жизни. В современных условиях единой оптимальной демографической политики по этой причине не существует. Более того, заслуживают внимания серьезные аргументы, ставящие под сомнение принципиальную возможность с помощью активной демографической политики качественно изменить ситуацию в этой области.

Запад, добиваясь ограничения рождаемости и замедления прироста населения в развивающихся странах через международные организации, на формальном уровне вполне в этом преуспел. В Китае, Индии, Пакистане и многих других развивающихся странах были приняты и начали осуществляться специальные правительственные программы планирования семьи, преимущественно направленные на ограничение рождаемости. Однако усилия правительств этих стран, безусловно влияя на демографическую ситуацию, оказались неэффективны.

Сегодня в Китае, например, при жесточайшей правительственной политике в этой области численность населения продолжает расти на 14 млн в год. В Индии в 80-е годы дело дошло до принятия на уровне штатов законов о принудительной стерилизации, которые, однако, не были утверждены национальным парламентом. Тем не менее, попытки реализовать подобный подход вызвали массовые протесты и явились одной из причин поражения на выборах правящей тогда партии ИНК. За весь период реализации в жизнь программы планирования семьи население выросло минимум на 200 млн человек.

В мусульманском мире внедрение программ, направленных на ограничение рождаемости, явилось питательной средой для роста исламского фундаментализма и экстремизма. Рост населения в большинстве мусульманских стран, безусловно, будет продолжаться еще долгие годы.

Если оставаться на позициях реализма, то приходится констатировать, что перспективы в этой области для представителей европеоидной расы и практически совпадающего с ней постхристианского мира выглядят весьма безрадостными. Сводятся они к тому, что к середине XXI в. значительная часть Европы, включая Россию, будет заселена выходцами из Азии и Африки, а коренные этносы станут национальными меньшинствами в своих странах.