Текст книги "Мир империй. Территория государства и мировой порядок"

Автор книги: Сергей Бабурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 57 страниц)

Надгосударственные образования, напротив, предусматривают функционирование в своей структуре органов, в которых статус субъектов является различным, а также не закрепляют принцип единогласия в качестве механизма принятия решений. К надгосударственным образованиям относятся Организация Объединенных Наций, Сообщество России и Белоруссии и др.

Если правовой режим территорий государств, состоящих в межгосударственном объединении, определяется международным и национальным правом, то надгосударственные объединения создают и территорию действия своих правовых актов, явно проявляя тенденцию прямого нормотворчества и консолидированных решений общеобязательного характера. Особенно ярко это проявляется в эволюции ООН за 1985–1997 гг. в сторону жесткого мирового политического и экономического регулятора. Акции гуманитарной интервенции ООН в Ираке, Боснии и Герцеговине, Сомали и т. п. в последние несколько лет ярко это демонстрируют.

Тем не менее подобная классификация объединений государств крайне относительна, примером чему является «попадание» Европейского Союза в межгосударственные образования.

Международные организации могут управлять территорией в качестве законных представителей народов, равно как элементы и аналоги представительства фигурируют и в области правопреемства государств, где суброгация может произойти без смены суверенитета; в праве гражданства и дипломатической защиты; в концепции государственной собственности; в праве, регулирующем объем государственной юрисдикции, особенно когда речь идет о притязаниях на экстерриториальную юрисдикцию над государственными органами как таковыми, а также в нормах права, регулирующих в международном плане представительство народов, статус которых находится под правовой защитой, в том числе и населения подопечных территорий^[1052]. Но они могут и принимать на себя правовую ответственность в отношении территории, над которой ни одно государство не осуществляет территориального верховенства.

Общепризнанными механизмами мирного решения территориальных споров являются переговоры, оказание добрых услуг и посредничества, международный арбитраж и международный суд, деятельность региональных органов и ООН^[1053].

Реакция Генеральной Ассамблеи и особенно Совета Безопасности ООН часто была и остается пристрастной, что позволяет говорить об укоренившемся в ее деятельности двойном стандарте. Особенно ярко это стало проявляться после 1991 г., когда с уходом с международной арены СССР усилились попытки со стороны США законсервировать ситуацию однополюсного мирового порядка. Союзникам США прощалось все, «непослушным» политикам и государствам в упрек обращалось также все и по малейшему поводу. Так, резолюции Совета Безопасности ООН № 757 от 30 мая 1992 г., № 787 от 16 декабря 1992 г. и № 820 от 17 апреля 1993 г., установившие, а затем и усилившие режим санкций против Союзной Республики Югославии, принимались в предвзятой спешке и были формой давления на православных сербов. Лидеров боснийских сербов Р. Караджича, Р. Младича, Плавшич, Краишника обвинили в совершении преступлений против человечности, закрыв глаза на этнические чистки со стороны мусульман и хорватов, особенно когда последние изгнали сербов с территории Сербской Краины. Демонстративно не замечали органы ООН и событий, происходивших в Афганистане после вывода оттуда советских войск.

После наступления военных формирований движения «Талибан» в сентябре – октябре 1996 г., взятия ими Кабула новый президент Афганистана Бурхануддин Раббани был вынужден с горечью констатировать: «С деятельностью ООН в регионе получается интересная ситуация. При малейшем обострении обстановки механизм Объединенных Наций вдруг перестает работать. Когда вмешательство ООН становится необходимо, ее эмиссары исчезают. Так происходило и во время штурма Джелалабада, и после взятия Герата, и после разгрома войск Восточных провинций, и после падения Кабула»^[1054].

Вывод Б. Раббани был суров и однозначен: «Я считаю, что трагедия случилась во многом по вине ООН. Талибы ворвались в представительство Объединенных Наций, повесили скрывавшегося там Наджибуллу, пострадали сотрудники ООН, однако серьезной реакции не последовало»^[1055].

Предваряя общие выводы, нельзя не вспомнить слова Г. X. Шахназарова периода развитого социализма о том, что «глобальное моделирование в том виде, в каком оно возникло, при всех его положительных чертах не дает ответа на вопрос о реальных путях удовлетворения насущных потребностей», а общечеловеческие потребности «являются одновременно мощным фактором мира, они настоятельно толкают народы к объединению и сотрудничеству»^[1056]. Увы, правильный принцип был традиционно извращен конкретной политикой, и лозунг прав человека и общечеловеческих ценностей в конце XX в. стал прикрытием попыток интервенций и разрушения.

Глава 24

Пробуждение империй и зоны геополитической нестабильности

24.1. Империи, империализм и имперские системы

С разрушением в XX в. империй – Австро-Венгерской, Британской, Германской, Османской и других – общепринятыми стали многочисленные утверждения о том, что мир вступил в совершенно новую эпоху, стал непредсказуем, потому что исчезли центры силы и мирового баланса^[1057]. При этом империи рассматривают лишь как государства, имевшие колониальные владения, вне зависимости от формы правления и других характеристик этих государств. Такова центральная проблема анализа цивилизационных форм – отграничение восприятия Империи от уже сложившихся в науке стереотипов рассмотрения империализма.

При значительном числе теорий национализма и национального государства в науке справедливо отмечается малое внимание к анализу империализма, тем более рассматриваемого как период строительства, расцвета и упадка империй^[1058]. Империализм, как правило, воспринимался и воспринимается с позиции капиталистической социально-экономической формации.

Рассматривая империализм как высшую историческую стадию капитализма^[1059], а по своей экономической сущности – как монополистическую стадию капитализма, монополистический капитализм^[1060], В. И. Ленин, как известно, сформулировал пять основных его признаков^[1061]. Опираясь на эти признаки, основоположник Советского государства пришел к выводу, что империализм «есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами»^[1062].

Колониальная политика и империализм рассматривались в течение XIX–XX вв. как «неизбежное следствие самих основ капитализма», поскольку «конкуренция между отдельными странами ставит вопрос только так – остаться на девятом месте и вечно рисковать судьбой Бельгии или разорять и покорять другие страны, проталкивая себе местечко среди "великих" держав»^[1063]. Такая оценка империализма, верная конкретно исторически, ныне должна дополняться с учетом более широкого понимания Империи и имперскости, когда империализм выступает как идеология Империи, как социально-политическая среда существования Империи, оставаясь в то же время качеством ее внутренней и внешней политики.

Анализируя в цивилизационном контексте империалистическую (имперскую) политику, мы должны признать их наличие в государстве Александра Македонского и Древнем Риме, в Византии периода ее расцвета и в империи Великих Моголов, в Советском Союзе и Соединенных Штатах Америки, в по западному демократической Республике Индия и по восточному коммунистической Китайской Народной Республике. Следовательно, должны сдвигаться от формационного подхода к «внеклассовому» цивилизационному.

Не случайно А. Чубарьян пришел к выводу, что существовавшие в истории империи «служат подтверждением тенденции к объединению и взаимозависимости, к некой универсализации исторического развития на протяжении многовековой истории человечества»^[1064]. Многообразие современных государств с их порой контрастными цивилизационными особенностями позволяет говорить о некоей продолжающей существовать системе Империй, включающей в себя весь мир. Империализм и в XXI в. останется формой агрессивной социально-экономической политики промышленно развитых государств, но одновременно он уже стал и мировоззрением, рассматривающим человечество как систему Империй. Причем элементы этой системы – отдельные Имперские подсистемы – следует классифицировать по нескольким критериям.

1. По стадии (фазе) развития Империи:

1) Формирующаяся Империя – группа государств с обозначившимся центром объединения, способным стать стержнем возникновения самостоятельной Цивилизации со всеми ее чертами. К таким еще структурирующимся или расширяющимся Империям в XXI в. может быть отнесено сообщество латиноамериканских государств, группирующихся вокруг оси: Венесуэла – Куба – Бразилия. Объединение экономики, духовных приоритетов и социальных идеалов способно в этом случае привести к рождению Латиноамериканской Империи. Другой пример – Европейский Союз.

2) Состоявшаяся Империя. По форме это сложившееся стабильное государство (Индия, Китай, США, Япония).

3) Угасающая (сворачивающаяся) – это Империи, меняющие не только свою форму, но и содержание. Это те же Германия и Франция, утрачивающие ряд своих национальных цивилизационных черт в связи с восторжествовавшей новой моделью построения общеевропейской Империи. Однако потенциал старой государственной формы еще способен на уровне общественных и государственных отношений противиться созданию и укреплению новой цивилизационной формы.

4) «Рассыпанная» Империя – это группа государств, восходящих к общей Цивилизации близостью культуры, образа жизни, социально-экономических и политико-правовых механизмов, но утративших внутренний потенциал общности. На такие государства в начале XXI в. разъединены Российская, Арабская и Африканская цивилизации. Форму империй они могут и не обрести.

2. По внутренней государственно-территориальной структуре Империи могут быть представлены национальным государством (Китай, Иран, Япония), союзным государством (США) и конституционной федерацией (Индия).

При своем возникновении Империи могут вырастать из союза государств (СССР), а при угасании становиться вновь таковым (СНГ) и даже просто рассыпаться на группу соседних национальных государств (Арабский мир).

3. По внутренней динамике Империи:

1) «Сосредоточивающаяся», набирающая свой внутренний потенциал Империя, воздерживающаяся от заявления своих особых прав на мировой арене (Китай, Европейский Союз).

2) Деятельная (раскрывшаяся), активно предлагающая миру свои стандарты жизни и социальные модели, энергично отстаивающая свое жизненное пространство (США, Индия, Иран, Япония).

3) «Обороняющаяся», растратившая свой внутренний ресурс, а порой и социально-культурную привлекательность, но предпринимающая усилия по своему самосохранению (прежде всего Россия, а также Германия, Франция).

4) «Дремлющая» (скрытая) – то есть Империя потенциальная, способная сосредоточиться и раскрыться, но не вступившая в эту фазу. Она имеет многие элементы особой цивилизации, но не реализует их потенциал в государственной форме Империи. Наиболее характерный пример – Арабская цивилизация. Скрытая Империя может перейти из «рассыпанной» стадии в стадию Империи формирующейся, а может и окончательно рассыпаться на национальные государства либо стать национальным государством.

Как уже говорилось, современное понимание имперскости предполагает выделение в империализме цивилизационного содержания, культурологически объясняющего закономерность возникновения империализма, его связь не столько с капиталистическим способом производства, сколько с достижением государством как таковым вершины своего развития, со стремлением государства перейти в новое качество. «Империализм означает мировое, космическое призвание государства, – писал Н. В. Болдырев. – Великие государства не просто фрагменты мира, как средние и малые державы. Мировые Империи сознают себя призванными в известный момент всемирной истории вместить весь мировой смысл»^[1065].

Пространственный показатель был и остается существенным для выявления империи. Характеризуя организацию пространства и полиэтничности, с одной стороны, и «жесткую власть» или военную мощь в международном контексте – с другой, Д. Ливен называет их главными атрибутами империй^[1066]. К концу XX в. можно говорить о трех относительно устойчивых империях, ни одна из которых не является монархией: Соединенные Штаты Америки, Китайская Народная Республика, Республика Индия. Британское Содружество и подобные ему объединения государств (например, СНГ) не обладают ни признаками империи, ни даже государствообразующими признаками (существует только единая территория, но или единой власти, или единого народа нет). Они уже относятся к другой форме существования цивилизаций.

Закат империи ведет к ее трансформации в новые геополитические формы, прежде всего в межгосударственные союзы (сообщества государств), которые при этом могут остаться носителями той же самой цивилизации. Именно к старейшим межгосударственным объединениям следует отнести сохранившееся на месте Британской империи Содружество (до 1947 г. – Британское содружество наций), объединяющее Великобританию и ее бывшие колонии, получившие в XX в. независимость. Если изначально Содружество было конституировано в 1931 г. Вестминстерским статутом как объединение государств и территорий, входивших ранее в Британскую империю, то ныне оно выступает в качестве особой формы межрегионального политического и экономического сотрудничества Великобритании, ее бывших доминионов, признающих символическим главой государства английского короля, а также ряда других государств – бывших британских колоний, имеющих собственного главу государства. Среди 49 государств – членов Содружества – Австралия, Багамские острова, Бангладеш, Гамбия, Гана, Индия, Канада, Кипр, Малайзия, Мальта, Новая Зеландия, Пакистан, Сингапур, Танзания, Ямайка. Государство утрачивает статус члена Сообщества на основании официального заявления короля Великобритании, как это было, например, в октябре 1987 г. с Фиджи.

Будущее России ныне колеблется между возрождением Империи, переносом цивилизационного наследия на Содружество Независимых Государств, либо сохранением очага Русской цивилизации в государственной форме Республики Беларусь, Российская Федерация или Украина.

Когда И. Орлова вслед за С. Хантингтоном рисует в качестве направлений развития для России проекты космополитический, цивилизационный или национальный, противопоставляя их друг другу^[1067], следует иметь в виду, что только цивилизационный связан с сохранением русской самобытности. На имперском пути – а именно такова форма существования России уже многие века – восточно-славянская государственность через скрепленное православием национальное государство развилась до масштабов цивилизации и еще не исчерпала свой ресурс. Хотя весь конец XX в. ее толкали если не на космополитический маршрут, то назад – в национальное государство.

XXI век, как и предыдущие, будет веком империй. Не в смысле монархической формы правления государств, а в контексте государственно-территориального и духовного развития. Этот контекст позволяет говорить о сохранившемся потенциале Российской империи, способной сосредоточиться и возродиться на базе Российской Федерации, и о попытках упреждающего формирования империи Европейской. Хотя консолидирующий ее либерализм вряд ли будет способен преодолеть расколотость европейского пространства между католичеством, протестантизмом и англиканством. Впрочем, и в России еще далеко до духовной консолидации общества и пассионарного действия ее руководства.

Применительно к мировой политике на фоне кризиса классового видения мира взаимодействие пробудившегося имперского сознания разных цивилизаций ведет к общему нарастанию геополитического напряжения. Крепнут или возрождаются территориальные экспансии, получают новую энергию зоны силового противостояния цивилизаций, появляются новые территории (зоны) конфликтного развития.

Империи стремятся расширить зоны своей безопасности, перерастающие в зоны жизненно важных интересов и зоны влияния. Столкновение интересов Империй приводит к расширению или рождению новых территорий геополитической нестабильности.

24.2. Кризисы как условие развития государства

Кризисами принято именовать особые ситуации в сфере экономики. Особую роль играет и социальный кризис, который Г. Спенсер считал стимулом социального развития.

Синонимами кризисов в обществе являются социальные и политические конфликты. Развитие территориальной организации человеческого общества, в том числе государственно-территориального устройства практически всех континентов, шло через большие и малые конфликты, часто перераставшие в войны. Поскольку основой возникновения цивилизации была эксплуатация одного класса другим, то все ее развитие совершается в постоянном противоречии, подчеркивал Ф. Энгельс^[1068]. Определяющая роль внутренних и внешних потрясений в истории народов и государств заставляет говорить о кризисах и конфликтах как об исторически непременном условии развития государств. Такими кризисами ныне являются для Китая тибетский и уйгурский «вопросы», для Индии – сикхский, для Турции, Сирии, Ирака – курдский, для Испании и Франции – баскский, для России – кавказский.

Развитие территориальной организации общества во все исторические эпохи шло через социальные конфликты. При всем их разнообразии, эти конфликты можно свести к нескольким видам.

1. Территориальный конфликт, т. е. конфликт по поводу территории.

2. Конфликт, основанный на столкновении имущественных интересов.

3. Этнический и расовый конфликт.

4. Кастовый конфликт.

5. Конфессиональный конфликт.

6. Идеологический конфликт (хотя идеология может рассматриваться как превращенная форма религии, от смысла religio – связываю).

Многообразие конфликтов не свидетельствует об отсутствии их единых корней. Так, «конфликт, в котором человек, как последователь особой религии, находится с самим собой, как с гражданином государства, и с другими лицами, как членами общественного целого, – этот конфликт, – писал К. Маркс, – сводится к мирскому расколу между политическим государством и гражданским обществом»^[1069]. Кроме того, внешне все конфликты обретают форму политического противоборства.

Несколько в ином аспекте рассматривает вопрос о конфликте А. В. Поляков, когда говорит о правовом конфликте, который может возникать между субъектами, опирающимися на правовые тексты разных подсистем, например, на тексты государственного и социального права; или на одни и те же тексты, но по-разному интерпретируемые субъектами; а также между различными правовыми текстами одной правовой подсистемы, которые содержат внутренние противоречия^[1070]. Такие конфликты, действительно, как и подчеркивает автор, решаются через правовые процедуры либо через социальный выбор, но это конфликты между текстами. Мы в данном случае рассматриваем внутрисистемные конфликты человеческого общества, которые, как правило, находят лишь свое отражение в правовой сфере. При этом с субъективной стороны речь идет, как и писал Р. Иеринг, о борьбе социальных групп за право^[1071].

Главной угрозой политической стабильности и гражданского мира в России, как и в других странах, остаются политические революции – основные рычаги смены политического строя, режима. Еще Аристотель размышлял об их причинах. Сугубо юридический подход к понятию революции позволяет рассматривать ее как нарушение правовой преемственности, обвал существующего порядка, разрыв конституционного развития.

В качестве причин революций выделяют следующие:

1) всеобщее стремление к лучшей жизни и преимущественному положению, побуждающее людей высказывать недовольство и выступать против условий, ставящих других людей выше или на один уровень с ними в том, что касается богатства и влияния;

2) борьба за власть и политическое представительство между соперничающими классами, политическими группировками или партиями;

3) явное преобладание какого-либо компонента государства (территориального, социального, экономического), вынуждающее другие компоненты противостоять подобному преобладанию путем насильственных мер;

4) выходящие за все возможные пределы высокомерие, алчность правителей или господствующего класса, вынуждающие людей выступать против них;

5) сосредоточение в руках одного лица или группы лиц такой власти, которая внушает опасения, что эти люди могут попытаться установить монархию или олигархию;

6) попытки разжечь революцию со стороны лиц, совершивших злодеяния или ошибки, с целью скрыть таковые, а также со стороны людей, опасающихся агрессии и старающихся таким образом опередить своих врагов;

7) соперничество между людьми, принадлежащими к различным расам;

8) династические и семейные ссоры и разногласия.

Главная причина политических революций – стремление к равенству. Свобода и равенство, прежде всего экономическое, – вот лейтмотив всех революций. Это признается не только социалистами. «Стремление к равенству, – писал Дж. Лаки в начале 80-х гг., – коренится в осознании врожденной ценности каждого индивидуума, независимо от пола, расы и других характеристик… Основные проблемы, стоящие сегодня перед людьми, выходят за пределы национальных границ. Такое явление, как бедность, не может быть понято и преодолено без анализа деятельности экономических империй, которые обусловили мировое разделение труда и неравномерное распределение прибылей по всему миру»^[1072].

Тема имущественного неравенства стала центральной в социалистических учениях от Платона до К. Маркса, Ф. Энгельса и, тем более, в анархизме. В качестве главного пути искоренения зла в обществе нередко и до сих пор провозглашается упразднение частной собственности в целом.

Юридическое решение конфликта может не стать его социальным решением ни в объективном, ни в субъективном плане, поскольку, как подчеркивал И. Сабо, оно не снимает социальной напряженности^[1073].

История многократно подтвердила мудрость конфуцианского вывода о том, что не только потрясения вынуждают к реформам, но и реформы сопровождаются социальными потрясениями. Потому важно, анализируя причины революций, осуществлять их социальную «профилактику», вырабатывая способ сохранения эволюционного пути развития общества. Поскольку политические идеи непосредственно выражают классовые, в конечном счете – экономические интересы и задачи, и политика обладает наибольшей силой предметного воздействия на общественное развитие, будучи «главной и высшей формой классовой борьбы, которой подчинены борьба экономическая и идеологическая»^[1074]. И хотя политика имеет идеологическую природу, идеологическую сущность, она выражает экономические потребности классов, поднимающиеся до отношений власти, ее завоевания и использования. Это относится и к традиционным обществам, стремящимся сохранять внутренний социальный мир.

Известный американский социолог, представитель «чикагской школы» Ч. Мерриам сформулировал «элементы выживания» для любого государства:

– детальное знание социального состава власти;

– сбалансированность политического вознаграждения;

– умеренность;

– предотвращение перегруженности власти;

– правильное планирование и руководство;

– сбалансированность между справедливостью и порядком^[1075].

Не лишне критически учесть и рекомендации политологов, которые выделили семь принципов предотвращения революции:

1. Зная причины, разрушающие установленный строй, можно определить и пути его сохранения.

2. Во всех разумно устроенных системах власти ничто не должно столь скрупулезно соблюдаться, как дух повиновения закону, особенно в мелочах.

3. Каждое государство должно регулировать свое функционирование с помощью закона таким образом, чтобы избегать злоупотреблений со стороны должностных лиц.

4. Если правящий класс многочислен, то целесообразны различные демократические институты, например ограничение срока пребывания в должности, чтобы как можно больше лиц, имеющих равное положение в обществе, могло попеременно занимать их.

5. Правители должны принимать меры в случае начала изменений, но им не следует полагаться на политические механизмы, изобретенные для обмана народа.

6. Правители должны быть свободны от ложных амбиций в вопросах чести, сохранять в своей среде и в общении с другими людьми дух равенства.

7. Государственный и общественный строй сохраняется, когда его потенциальные разрушители находятся в отдалении, но в некоторых случаях их близость благотворна, ибо связанные с ними опасения стимулируют правительство к поддержанию надлежащего порядка дел^[1076].

С конца XX в. идет нарастание «нового национализма», который уместнее было бы назвать «национал-сепаратизмом». Если на рубеже веков вырывались из недр государств (например, из Австро-Венгрии и Российской империи) общности, которые более или менее могли обеспечить свое элементарное существование, то сегодня распад идет по совершенно другим признакам: речь идет о тех общностях, которые не хотят оставаться в рамках прежнего государства, хотя и не способны выжить в режиме «самостоятельного плавания».

Страх перед будущим, неуверенность в своем внутреннем развитии порождает агрессию, этнические чистки (ингрессию). Это уже не развитие, а самоуничтожение как государства, так и общества. Есть страны, обладающие определенным иммунитетом в отношении национализма. Германия обожглась на межконфессиональных конфликтах – так, в ходе реформации погибло около двух третей населения, обожглась и на национал-сепаратизме. Но мировое сообщество в целом иммунитетом не обладает, примеры: Падания в Италии, возможность разложения Бельгии.

В свете вышеизложенного к ранее приведенным понятиям геополитики как учения о влиянии географических факторов на внешнюю политику государства и как учения о контроле над географической средой ради установления мирового господства следует добавить третий момент, связанный с глобализацией конфликтности истории.

История человечества изначально конфликтна. Когда-то дело ограничивалось столкновениями племен. Потом появились государства, и столкновения народов обрели форму войн между государствами. Наконец, образовались империи – главное средство, выработанное историей для замирения племен и народов на огромных пространствах.

О территориальных спорах как основе большинства конфликтов мы уже говорили.

В XX в. характер конфликтности истории резко изменился. Холодная мировая война показала человечеству, какого типа войны его могут ожидать в XXI в. Конфликты XXI в. – это конфликты континентально дислоцированных сил, примеривающихся к окончательному решению вопроса о мировом господстве. Достаточно упомянуть в этом плане о хозяевах «нового мирового порядка» и о пресловутом «золотом миллиарде».

Уже сегодня видно, что великие державы понимают это. США явно желают избежать судьбы СССР; американцы понимают, что их господство не устоит перед объединенными силами Европы и Японии, их естественным противником в XXI в. Осознав, что в скором времени они не смогут диктовать Европе свои «принципы» и «ценности», США сделали геостратегическую ставку на Средний Восток, взяв под свой контроль саудовскую нефть. От этой нефти Европа и Япония будут зависеть весь XXI век, если им не удастся использовать нефтяные ресурсы Евразии, т. е. России, СНГ (эпизодом чего явилась война 1994–1996 гг. в Чечне). Мало кто в мире заблуждается относительно смысла войны в Персидском заливе: это была война, предотвращающая усиление Европы в XXI в. географически независимыми поставками нефти, независимыми от воли США, разумеется (ведь центром Европы стала в 1991 г., благодаря устранению СССР, объединенная Германия).

Главная задача геополитики сегодня – понять природу и характер конфликтов XXI в.

Основной конфликт будущего – межцивилизационный. Сейчас на исторической сцене действуют четыре проявляющие внешнюю активность группы цивилизаций: либеральная («атлантическая»); российско-славянская; исламская и дальневосточная. Остаются «вещью в себе» цивилизация китайская и индийская (буддийская).

Внутри каждой группы отношения сложные, но вражда между цивилизациями настолько глубока, что сохранение привычек жить по стандартам «атлантистов» неминуемо будет требовать устранения россо-славян и мусульман с исторической арены. XXI век, если не будет предпринято совместных системных усилий по смягчению и устранению конфликтов, видится веком столкновения цивилизаций. При этом прав и Б. И. Коваль, охарактеризовавший нынешний этап существования цивилизаций как общий экзистенциальный кризис планетарного масштаба^[1077].

На столкновении цивилизаций в XXI в. обязательно скажутся экологический и демографический императивы. Нужды экологического оздоровления планеты пришли в непримиримое столкновение с «атлантическими» стандартами уровня жизни. Это зафиксировано в известных документах конференции в Рио-де-Жанейро 1992 г. Нужды демографических ограничений (документы конференции в Каире, сентябрь 1994 г.) столь же настоятельны, как и несовместимы с традициями и с религиями тех народов, которых они касаются в первую очередь.

Если на итоги Первой мировой войны и связанных с ней революций западная политическая мысль ответила выделением систематизированного знания геополитики в самостоятельную отрасль, то русская политическая мысль, опираясь на богатые традиции историософской мысли и работы славянофилов, создала для решения тех же «геополитических» задач концепцию евразийства как естественного российского пути в истории. В дальнейшем мы несколько раз будем сравнивать там, где это возможно, геополитический и евразийский подходы к формированию внешней политики России на современном этапе.

Применительно к России, определив ее историю как прежде всего культурную трансформацию, неоднократную перемену типа культуры, В. Б. Пастухов с полным основанием заявляет о том, что переход от одного внутреннего «культурного типа» к другому происходит в моменты периодических общественных кризисов, которые имманентны российскому развитию^[1078]. Именно так. И то обстоятельство, что из каждого кризиса Россия выходила качественно обновленной, что даже навязанные извне, эти кризисы означали для России не только проявление упадка существующего общественно-политического строя, но и интенсивное внутреннее культурное обновление – все это упрочивает осознание неизбежности сохранения и возрождения России.