Текст книги "Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1"
Автор книги: Семен Бабаевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц)
– …Или взять соседей Крошечкиной, – услышал Тихон Ильич голос Головко. – Это же позорное отставание. Яман-Джалга доведет нас…
И снова Тихон Ильич погрузился в тревожные мысли. «И за каким кляпом я сюда пожаловал? На позор. Не звали, так я сам явился. Вот он, берите за три копейки».
– Тихон Ильич, – сказала Чикильдина, и Осадчий вздрогнул, – как у тебя дела?
– Сеем так себе, – невнятно ответил Осадчий. – Но в общем неплохо.
– Ну все-таки? Какие расчеты?
– Расчеты средние. Такого страшного ничего нет.
– Когда закончишь сев?
– Сказать, скоро закончу.
– Ну как скоро?
– Думаю, что не очень долго. – Тихон Ильич виновато улыбнулся. – Я уже думал рапорток писать, да так, поскромничал.
– Чепуху мелешь, – сказал Головко. – Какой рапорток? У тебя два колхоза еще не начали сев. И вот еще тревожный вопрос, – обратился Головко к Чикильдиной. – Для посева в фонд Красной Армии не хватает земли. Эта печальная история стала мне известна только сегодня.
– Как же это не хватает? Земля вся учтена? Например, стансоветский фонд вы учли?
– Мне агроном сказал, что станичные Советы имеют только сенокосные угодья. – Головко резко махнул рукой.
– Видимо, агроном твой человек новый, – с улыбкой проговорила Чикильдина. – Тихон Ильич, сколько, например, у тебя в Совете распашной земли?
– Пятьдесят пять гектаров, – поспешно ответил Осадчий и взялся руками за голову. «Пропал, прямо сам влез в каверзу… И все через эту Крошечкину, будь ты проклята».
– Вот видишь, – Чикильдина посмотрела на Головко. – А таких станиц у нас немало. Тихон Ильич, ты эту землю засеваешь в фонд Красной Армии?
Тихон Ильич закашлялся и промолчал. «Ах ты, горе! И принес меня дьявол в такой час», – подумал он, чувствуя неприятный озноб в теле.
– Ты, Иван Иванович, – говорила Чикильдина, – поедешь сейчас же в Беломечетинскую. Там посидишь недельку, наладишь дело. А я поеду к Тихону Ильичу. Ты на чем приехал? – обратилась она к Осадчему.
– Верхи.
– У меня вездеход в ремонте. Так что я тоже подседлаю коня. Да, Головко, проводи своих агрономов в поле. Пусть они соберут опыт. Ведь есть же у нас ударники.
Тихон Ильич сидел на диване, опустив лысеющую голову.
– Что у тебя ко мне, Тихон Ильич? – спросила Чикильдина.
Осадчий с трудом поднялся. Бледнея в лице, он подошел к столу.
– Ослобони от должности, – сказал он слабым голосом. – Жизни нету.
– Как же я тебя освобожу? Проси людей. Они тебя избирали. А в чем дело?
– Крошечкина… Живым в могилу загоняет.
– Да чем же она тебя так обидела?
Осадчий молчал.
– Говори, что ж молчишь?
– Шельмует и шельмует, – с трудом выговорил Тихон Ильич.
– Чем же? Поссорился с ней или еще что?
– Ты ж знаешь – всем обижает. Думает, что как она есть баба, то ей всё нипочем. Дюже ты ее избаловала. Так что уволь.
– Ну это ты зря, Тихон Ильич, – сказала Чикильдина, складывая в полевую сумку бумаги. – Поедем к тебе и на месте все обсудим.
В дороге Тихон Ильич успокоился, но ни словом не обмолвился о том, что произошло в эту ночь в Черкесской балке. Конь Чикильдиной шел мелкой иноходью и все норовил выскочить вперед. Тихон Ильич подбадривал каблуками своего коня, побаиваясь, как бы Чикильдина не встретилась с лагерем Крошечкиной в Черкесской балке. Нарочно рассказывая всякие смешные истории, Тихон Ильич незаметно свернул на дорогу, ведущую по берегу Кубани, и Черкесская балка осталась от них правее километров на восемь.
– Тихон Ильич, зачем же мы делаем такую дугу? – спохватилась Чикильдина. – Надо было ехать через Черкесскую балку – это же намного ближе!
– По этой дороге хоть и дальше, а сподручней ехать на конях, – пояснил Тихон Ильич. – Вода завсегда рядом. Мы ж все время едем по берегу. Коней можно попоить.
Чикильдина промолчала. На заходе солнца они приехали в Яман-Джалгу.
На этом и обрывается короткая повесть о сестрах из казачьего хутора Садовый… С той поры, как в Черкесской балке зазеленел ячмень, прошла не одна весна и очень много прошумело в Кубани вешних вод. Прошли год за годом, а у каждой сестры сложилась своя, не похожая на другую жизнь.
После войны Прасковья Крошечкина окончила двухгодичную колхозную школу в Краснодаре. В тот год на Садовых хуторах из пяти артелей была создана одна – имени Ленина. Председателем ее и была избрана Крошечкина. По-прежнему она была женщина боевая, энергичная и непоседливая. Правда, стычек у нее с Осадчим больше не было – старик вскоре после Победы захворал и умер.
Муж Прасковьи, Савва Крошечкин, вернулся домой без правой руки. Узнал, конечно, солдат горькую правду о том, как в военные годы приезжал к Прасковье хромой Краснобрыжев. Да и как же можно было об этом не узнать – соседки рассказали. До крови сцепил Савва зубы, сделался чернее земли, одеревенел единственный кулак. Стонал, бедняга, выл и плакал, а все ж таки сдержался и в драку не полез. Как-то вечером, глотая слезы, проговорил: «Скажи, Прасковья, спасибо фашистам, что оторвали у меня одну руку, а то обоим бы вам не жить». Прасковья промолчала, знала, что виновата. Ей было жалко Краснобрыжева. Он так и не женился; досужие языки говорили, что виной тому была Прасковья Крошечкина. Даша Сорока все так же тайно любит Краснобрыжева и по-прежнему выщипывает брови и румянит уже исписанные морщинками щеки.
Таисия вышла замуж за Семена Матюхина. Случилось это летом 1945 года. Матюхин приехал на побывку в Родниковую Рощу. Узнав от Ольги Алексеевны, что ее младшая сестра в Садовом, Матюхин уехал на хутор и через месяц увез Таисию. Сейчас они живут в Краснодаре – там расквартирован полк, в котором служит полковник Матюхин. Таисия работает в краевой библиотеке. Есть у них дети – две девочки. С того памятного лета Таисия и Ольга не только не пишут друг другу писем, но даже избегают случайных встреч. Ольга Алексеевна до сих пор живет все в той же Родниковой Роще и все так же – председатель райисполкома. Она заметно постарела, но по-прежнему гордо носит свою красивую седую голову.
Старшие сестры Секлетия и Антонина осенью 1943 года покинули Яман-Джалгу и перебрались на хутор Грушка. Их мужья Кирилл Гамацкий и Яков Погребнов не вернулись с фронта, и не видели они, как на новом месте возродилась Грушка. Сперва вдовы жили в землянках, а через год взяли в райфинотделе долгосрочную ссуду и построили один дом – вдвоем живут в нем и поныне.
Дом Новиковых – крайний от Кубани. После войны Василиса руководит огородной бригадой: огород тут же, в пойме реки. Ее муж вернулся с фронта шофером и сейчас работает на грузовике. Живут они дружно. Дочь Варя вышла замуж, и Василиса теперь стала бабушкой. Двое Новиковых учатся в институтах. А вот Мишутку Новикова вы бы ни за что не узнали. Мало того что он комсомолец, что учится в восьмом классе и что носит кубанку с красным верхом, но вы бы посмотрели, какой у него русый вьющийся чуб – ну точь-в-точь как у отца!
Тем читателям этой повести, кому доведется побывать в верховьях Кубани, советую непременно навестить Грушку. Сделать это нетрудно. Мимо Яман-Джалги теперь проходит железная дорога, и есть там небольшой разъезд. Недалеко от разъезда косматой гривой подымается Черный лес, а за лесом, по ту сторону Кубани, висит отвесная скала. Подойдите ближе и на фоне леса и скалы вы увидите домики, похожие на ульи: они стоят двумя рядами, один в один, образуя широкую улицу, – это я есть новая Грушка.
1945
КАВАЛЕР ЗОЛОТОЙ ЗВЕЗДЫ
Роман
Книга первая
Глава I– Сережа! А ну, осмотрись хорошенько. Сдается мне, будто мы сошли не на том полустанке. Что-то и местность мне эта не нравится, да и не вижу я ни людей, ни духового оркестра.
– Полустанок тот самый, а люди, по всему видно, в поле, вот им и некогда нас встречать. Да оно так и лучше.
– Может быть, оно и лучше, а помнишь, как ты расхваливал свою Кубань? Поедем ко мне, у нас такие хорошие люди, они нас будут встречать, у нас и то есть, и это есть, духовой оркестр и прочее… А получается, видишь, как некрасиво: два фронтовика стоят на безлюдном полустанке, как иностранцы. Хотя бы твоя сестренка вышла нас встречать.
– Ах, вот ты о ком беспокоишься. Скоро, Семен, ты увидишь мою сестренку. Теперь мы уже дома!
– Ты-то – дома, а я – в гостях.
Так разговаривали два друга – Сергей и Семен. Пассажирский поезд, на котором они приехали, давно скрылся в степи, а друзья все еще стояли на платформе возле своих вещей.
Сергей Тутаринов был высокого роста, чернолиц, худощав и немного сутуловат. На нем была гимнастерка с погонами младшего лейтенанта, подпоясанная ремнем с портупеей; на груди – медаль «Золотая Звезда» и три полоски орденских ленточек. Новенькие бриджи, запыленные сапоги со сдвинутыми на щиколотки мягкими голенищами придавали его высокой фигуре стройный вид. Резкий очерк плотно сжатых губ, природная смуглость кожи, сросшиеся на переносье брови шириной в палец.
Старшина Семен Гончаренко был роста невысокого, широкоплечий, – таких юношей обычно называют крепышами; чуб белесый, глаза большие и голубые-голубые, – даже слишком много в них этой небесной голубизны; брови узкие и такие белые, что в пасмурный день их почти не заметно, а в солнечный – они поблескивают, как крылышки бабочки.
Разительная несхожесть Семена и Сергея была заметна во всем. Если Сергей любил бриджи, сапоги с узкими голенищами, гимнастерку – и непременно с портупеей, то Семен, перед тем как покинуть свою часть, пошил брюки навыпуск, китель и полуботинки. Сергей ехал домой с погонами на плечах, вместо орденов у него на груди пестрели орденские ленточки, а Семен снял погоны, как только был объявлен приказ о демобилизации, зато украсил орденами и медалями новенький китель, впервые надетый им в дорогу. У Сергея лицо было суровое, карие глаза со светлыми крапинками смотрели строго, у Семена, наоборот, лицо было очень приветливое, а добродушная улыбка, казалось, не покидала его и во сне. Сергей по натуре – мечтатель, он весь в будущем; Семен же любил и принимал жизнь такою, какая она есть. Сергей легко увлекался, и если девушка ему понравится, то он готов идти за ней хоть в огонь; Семен же в сердечных делах был осторожен и всегда придерживался известного правила: семь раз отмерь – один раз отрежь.
– А знаешь, что мы сделаем, – сказал Сергей. – Вынесем вещи на дорогу, а там нас кто-нибудь подвезет.
– Далеко твоя станица?
– Не очень. Километров пятнадцать – не больше.
Семен ничего не сказал, только сокрушенно покачал головой, затем повесил на плечо скатку шинели, за спину – вещевой мешок, в обе руки взял по чемодану и медленно направился к пшеничному полю, мимо которого проходила дорога. Сергею достался радиоприемник, похожий на чемодан, обитый кожей, кое-какие покупки, завернутые в плащ-палатку, шинель и сумка с харчами.
Дорога лежала между пшеницей, еще не созревшей, но уже принявшей восковую окраску. Вдали, над щетиной колосьев, сперва показались бычьи рога, потом, точно из земли, выросли и быки огненно-красной масти, с белыми лысинами во весь лоб. Вскоре стало видно, что эти быки-красавцы тянут бричку – обыкновенную кубанскую бричку с невысокими боковыми дробинами. Алюминиевые бидоны выстроились на ней двумя рядами, а в передке сидела девушка, повязанная белой косынкой. Друзья молча переглянулись, так же молча посмотрели на бричку и на белую косынку. Бричка двигалась томительно медленно, колеса плакали так жалобно, точно выговаривали: «А куда, куда нам спешить». Быки ложились на ярмо, «спорили»; казалось, оба готовы были в любую минуту остановиться, но не делали это только из уважения к вознице. Белая косынка иногда чуточку шевелилась, над бричкой покачивался куцый батожок; иногда он ложился на спину быка, но так осторожно, точно боялся спугнуть влипшего в шерсть овода.
– Да, вот это движение! – заметил Семен. – На таких скоростях, Сережа, далеко не уедешь.
Сергей хотел было возразить, так как по опыту знал, что самые ленивые быки при умелом вознице могут двигаться куда быстрее, делая в час, по меньшей мере, шесть-семь километров, но как раз в эту минуту он заметил, что под белой косынкой скрывалось довольно-таки миловидное личико незнакомой ему девушки. Девушка тоже увидела военных – это было заметно уже по тому, как она быстро встала, оправила юбку, чуть прикрывавшую бронзовые колени, как затем в руке у нее каким-то чудом оказалось круглое зеркальце величиной с бычий глаз и как она в одну минуту успела увидеть в нем и свои черные, немного сонные глаза, и поправить над бровями косынку, повязанную в виде шатра, и выпустить на лоб, как бы невзначай, непокорный завиток блестяще-черных волос. После этого девушка быстро спрятала зеркальце на груди за кофточку и, сделав вид, что военные ее вовсе не интересуют, стала торопить быков, которые по-прежнему равнодушно шагали по дороге.
– Сережа, – шепотом сказал Семен, – а возница-то… девушка красивая.
– Эх ты, тоже нашел красавицу, – ответил Сергей с той самодовольной улыбкой на лице, которая как бы говорила, что его друг еще не видел настоящих кубанских красавиц. – Обыкновенная девушка, наверно, с молочной фермы. – Про себя же Сергей подумал: «А у Семена глаз верный, девушка и в самом деле славная. Узнать бы для интереса, из какой она станицы».
Бричка тем временем поравнялась с нашими героями, и быки, отбиваясь и рогами и хвостами от мух, сами остановились.
– Чернобровая, – сказал Семен, – ты, случаем, не в ту сторону держишь маршрут?
– В ту самую, – ответила девушка.
– Подвези нас в Усть-Невинскую, – попросил Сергей. – Такую станицу знаешь?
– А как же, знаю. – Девушка с любопытством посмотрела на Сергея. – А вы кто ж такие будете? Устьневинцы?
– Видите ли, гражданочка, – заговорил Семен. – Мы возвращаемся из Германии, но в дороге случилась маленькая неувязка. В Ростове дали телеграмму, а она, наверно, не дошла. Вот нас никто и не встретил.
Девушка поставила одну ногу на грядку, взмахнула кнутом, и смуглое ее лицо вдруг повеселело.
– Эх вы, герои! – засмеялась она, продолжая помахивать кнутом. – Что же это вы так опоздали? Война давно кончилась, а вы только домой собрались.
– А ехать домой никогда не поздно, – рассудительно заметил Сергей. – Так подвезешь?
– Садитесь, – сказала девушка. – Только на моих быках езда плохая. А еще я их буду пасти у реки, так что в Усть-Невинскую приедем вечером.
Вещи были сложены рядом с бидонами. Сергей сел поближе к вознице, а Семен устроился на чемодане. Бричка покатилась еще медленнее, быки переступали так осторожно, точно боялись своими широкими копытами потревожить дорожную пыль.
Сергей попросил у девушки кнут.
– Все равно ты их не развеселишь, – простодушно заметила она. – В жару быки быстрее не ходят.
– А у меня пойдут!
Сергей взмахнул кнутом. Быки сердито закрутили рогами, показали белые лысины и ускорили шаг. Ярмо перекашивалось то в одну, то в другую сторону, и колеса загремели веселей.
– Эх, механик-водитель! А ну, включай пятую скорость! – крикнул Семен и перебрался ближе к девушке. – Мой друг, – сказал он, наклоняясь к ней, – опытный механик-водитель. На «тридцатьчетверке» – есть такой танк! Не знаешь? Чудесная машина. Так вот на этом танке он прошел боевой путь от Сталинграда до Берлина. Геройский танкист, а быками управлять не умеет.
– Семен, замолчи!
– Сережа, ведь это же факт. В его танке я был радистом-пулеметчиком, – есть такая должность в экипаже, – пояснил он, глядя на равнодушное лицо соседки. – Так что я не из головы выдумываю, а говорю фактически… Помнишь, Сережа, как мы на Прагу прорывались?
– Перестань, Семен!
– Ну хорошо, не буду.
Молчать же, да еще в присутствии девушки, Семен не мог.
– Давайте знакомиться, – снова заговорил он, заглядывая девушке в лицо. – Меня зовут Семен Гончаренко, родом из Орловской области, а мой друг Сергей Тутаринов, – ваш, кубанец. А тебя как звать?
Девушка молчала, отвернувшись от Семена, и то завязывала, то развязывала концы белой косынки.
– Ну, как же тебя звать? – допытывался Семен.
– Никак, – сухо ответила девушка и отвернулась.
– Ой, какая гордая! Как же это так – живешь на свете безымянной?
– А на что тебе мое имя? Ой, какой быстрый!
– Просто интересно знать, – вмешался в разговор Сергей. – Везде принято знакомиться.
– А у нас не принято.
– Где же это – у вас?
– Нигде.
– Ну, скажи хоть одно имя, – упрашивал Семен. – К примеру, Соня, Варя, Поля?
– И не Соня, и не Варя, а Смуглянка. – И девушка рассмеялась.
Такой ответ совсем озадачил танкистов. Невольно наступило молчание. Сергей, не зная, что сказать, задумчиво смотрел на поля. Между дорогой и пшеницей лежала узкая полоска целины. Трава так пестрела цветами, что Сергею казалось, будто вдоль дороги протянулись ковры. Он соскочил на землю и стал рвать пунцовые маки. Смуглянка рассмеялась:
– Все цветы порвешь! Оставь хоть на развод!
Сергей, не разгибаясь, продолжал рвать цветы, левой рукой прижимая к груди букет.
– Смуглянка, – сказал Сергей, догнав бричку, – это я тебе.
– Зачем?
Девушка и сама, конечно, догадалась, зачем Сергей нарвал цветов, покраснела. Приняла букет неохотно, закрыла им лицо и стала обрывать губами лепестки мака. Сергей шел рядом с бричкой, видел, как падали на землю ярко-красные лепестки, и ему казалось, что встреча с этой черноглазой девушкой вовсе не случайна, что еще там, на фронте, когда он мечтал о родном крае, в воображении его вставала именно такая безымянная смуглянка, которая давно ждала его, тосковала по нему. Он так размечтался, что споткнулся о куст и чуть не упал. Посмотрел на Семена и невольно улыбнулся. Гость чувствовал себя на возу хозяином. Он подсел к вознице и старательно прикалывал к ее кофточке цветок мака.
Невдалеке от дороги, поблескивая между кустарников, протекала Кубань. Река была в разливе, вода – мутная, цвета соломы, – вышла из отлогих берегов и залила огороды, луга, кустарники.
– Семен! Смотри – Кубань! – воскликнул Сергей. – Какая красота!
– Река как река, – сухо ответил Семен.
Вблизи берега бричка остановилась. Девушка соскочила на землю, хотела взять налыгач, но Сергей подбежал к ней, схватил за плечи, как бы невзначай сорвал с ее груди мак и стал распрягать быков.
Семен ушел к берегу, чтобы умыться и хорошенько рассмотреть реку, о которой так много говорил ему Сергей. Быки паслись, а возница разостлала в тени под бричкой бурку, села и оправила юбку на загорелых ногах. На Сергея она и не смотрела и почему-то была грустна и неразговорчива. Не зная, чем бы ее расположить к себе, Сергей вспомнил о радиоприемнике. Он снял его с брички и стал настраивать. Это немного развеселило девушку. Она подсела ближе к Сергею, черные ее глаза заблестели. Сергей рассказывал, как устроен приемник, как используется радио на войне, и хотя многое из того, что говорил он, девушка не понимала, но слушала с интересом. За разговором они забыли о Семене, который уже купался, гулко хлопая по воде ладонями. Сергей подумал, что сейчас как раз и уместно спросить девушку, из какой она станицы и как ее настоящее имя и фамилия… Только он хотел было об этом заговорить, как на дороге облаком взвилась пыль и из нее вынырнул «газик» с опущенным тентом. Он подкатил к бричке и сердито толкнул крылом ярмо. Машина еще не успела остановиться, а дверца уже распахнулась, и к Сергею не подошел, а легкими шажками подбежал полный краснощекий мужчина лет сорока пяти, в брезентовом картузе, в полотняной рубашке и в брюках-галифе из мягкой парусины, заправленных в тупоносые сапожки, тоже из парусины зеленоватого цвета.
– Здравствуйте, молодые люди! – сказал приезжий, играя наконечником пояса и не сводя глаз с Сергея. – Для ясности, позвольте узнать, не вы ли будете Сергей Тимофеевич Тутаринов?
Сергей встал, привычным движением руки оправил под поясом гимнастерку.
– Я – Сергей Тутаринов. А что вам нужно?
– Ба! – крикнул тот, сиял картуз и ударил им себя по колену. – Что мне нужно! Да я уже всю степь облетал! Сергей Тимофеевич, доброго здоровья! Гордость нашего района! Кавалер Золотой Звезды! – Он обеими руками, потными и горячими, схватил руку Сергея и долго тряс ее, приговаривая: – Очень, очень все мы рады! Для ясности, будем знакомы: Лев Ильич Рубцов-Емницкий – председатель здешнего райпотребсоюза… От имени районных организаций я приветствую дорогого гостя на его родной земле! – Он мелкими, торопливыми шажками побежал к машине, шелестя по траве тупоносыми сапожками, такой же танцующей походкой вернулся назад, деловито, на ходу роясь в парусиновом портфеле. – Верите, Сергей Тимофеевич, всему виной райконтора связи. Прямо черт знает, что там за руководители! Вашу телеграмму переадресовали в колхоз имени Ворошилова, и она пролежала там без всякого движения. Так что на подготовку встречи совсем не было времени. Но я это дело поправил. – Он улыбнулся, показав два золотых зуба. – Рубцову-Емницкому не впервые выручать из беды бездельников! – Тут он добродушно засмеялся, отчего живот его, слабо подтянутый кавказским пояском, заметно вздрагивал. – Итак, дорогой товарищ, моя машина, для ясности, в вашем распоряжении!
– Так ведь я не один, – сказал Сергей и посмотрел на погрустневшее лицо Смуглянки.
– Ах, молодость! – Рубцов-Емницкий снова добродушно засмеялся и сказал, глядя на девушку: – Ну что же, голубушка, поделаешь! Герою нужна встреча, момент политический, ответственный, и ты, как сознательная девушка, да еще, может быть, и комсомолка, на меня, старика, не обидишься. Эй, Артем! – крикнул он шоферу. – Перенеси вещи, да живее!
– Сережа, что я вижу? Машина! – сказал Семен, подходя к бричке. – Вот это я понимаю!.. Ну, безымянная Смуглянка, благодарим вас за транспорт. Бувайте здоровы и приезжайте к нам в гости.
Девушка ничего не ответила и даже не посмотрела на Семена.
– Ваш адъютант? – спросил Рубцов-Емницкий, кивнув на Семена. – Или, как это еще называют, ординарец, для ясности?
– Мой товарищ.
– Папаша, вы сразу угадали, – весело заговорил Семен. – Именно адъютант Героя Советского Союза – Семен Гончаренко. – Он отчеканил шаг и, с трудом сдерживая смех, сказал: – Товарищ гвардии младший лейтенант, приемник выключать или пусть орет всю дорогу?
– Выключи.
Сергей хотел проститься с девушкой, но Рубцов-Емницкий уже подхватил его под руку и, рассказывая, какая приготовлена ему встреча, повел к машине и усадил на сиденье рядом с собой. Он снова стал рыться в парусиновом портфеле, не переставая говорил о том, что отец и мать ждут не дождутся своего сына, что во дворе Тутариновых собралась вся станица, играет районный духовой оркестр, а в саду за накрытыми столами уже сидит все районное начальство. Сергей слушал рассеянно, кивал головой, а сам смотрел на бричку. Когда Рубцов-Емницкий извлек из портфеля лист бумаги и хотел зачитать еще вчера написанную им приветственную речь, чтобы заранее получить одобрение от того, для кого она предназначена, Сергей соскочил с машины и побежал к бричке.
Девушка по-прежнему сидела на бурке и задумчиво смотрела на реку. Услышав шаги и, видимо, догадавшись, кто к ней подошел, она сорвала стебелек пырея и закусила его ровными белыми зубами.
– Смуглянка. – Сергей наклонился к ней. – Все-таки скажи, как тебя звать?
– Никак, – ответила девушка, покусывая стебелек и не глядя на Сергея.
– Так и не скажешь?
– Зачем же говорить? Все равно уедешь.
– А я тебя не забуду.
– Как хочешь. Мне-то что?
Девушка встала и, не выпуская изо рта стебелек, сказала:
– Если ты очень хочешь знать мое имя, тогда запомни: меня звать Катя… Только Катерин на свете очень много.
Она рассмеялась, озорно блеснула глазами и убежала к реке. Сергей не пошел за ней. Его ждали в машине. Шофер давал сигналы. Семен сидел возле шофера, довольный и счастливый.
Сергей молча сел рядом с Рубцовым-Емницким, и шофер включил скорость. «Газик» сделал полукруг и выскочил на дорогу. Рубцов-Емницкий о чем-то рассказывал, смеялся, но Сергей его не слушал.
– Теперь мы ни в чем не уступим соседним районам, – говорил Рубцов-Емницкий, прищурив глаза. – Герой вам нужен? Есть у нас и герой! А то, видите ли, орденоносцев у нас много, но ведь это же не то, совсем не то! Теперь, для ясности, и контора связи заработает по-другому! А то до этого как было? Если, скажем, сравнить меня и начальника райконторы связи, то тут не может быть никакого сравнения. Моя контора, для ясности, работает интенсивно, а связь портит все дело… Только одно у меня горе, дорогой Сергей Тимофеевич: не могу подобрать себе подходящего заместителя, такого, знаете, бедового фронтовика, чтобы личность была авторитетная.
Сергею было грустно. Он приподнялся и посмотрел назад. Над трактом громоздилась стена пыли, а наискось от нее Сергей увидел изгиб реки и в волнах текучего марева слабые очертания брички, быков и силуэт девушки, одиноко стоявшей на берегу.
