Текст книги "Пропавший линкор"

Автор книги: Роберт Мур Вильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

Глава VII

Человек, неподвластный силе тяжести, сделал короткий шаг к Камню Артены, лежащему на журнальном столике.

Киз быстро шагнул туда же, чтобы убедиться, что маленький зеленый камешек не унесут в мир сновидений, из которого появился этот странный человек. Но Синяя Тога даже не коснулся его. Казалось, он просто не может коснуться Камня или чего-либо еще в этой комнате. Когда он шагнул к Камню Артены, его рука коснулась журнального столика.

И исчезла.

Столик остался таким же, как прежде, но рука до запястья исчезла в его полированной крышке. Синяя Тога, казалось, даже не понял, что у него исчезла рука. Он сделал еще шаг, и рука вышла из столика, такая же, какой и была.

Теперь Киз узнал ответ на вопрос, чем тело Синей Тоги отличается от тела человека из обычного трехмерного мира. И по той же причине Синяя Тога с трудом видел их, а они не слышали ни звука, когда он говорил. Его голосовые связки не могли управлять воздухом!

Киз понял, что даже если бы Синяя Тога попытался взять Камень Артены – или что-либо еще, – то его пальцы просто прошли бы сквозь него, как будто этого предмета не существовало. Киз также понял, что в воздухе, вопреки тяготению, висело вовсе не физическое тело. Возможно, в каком-то мире, который обычным людям показался бы страной снов, это тело и было физическим, вещественным и реальным. Но здесь, в мире двадцатого века, в Лос-Анджелесе, в эту безумную космическую эпоху, оно было лишь видением, а не материально осязаемым. Оно явно получало энергию не из кислорода, солнечного света и почвы. Но все равно, оно было живым. Возможно, жизнь могла принимать и иные формы, а не только существовать в виде растений и животных, как у нас, на Земле.

Синяя Тога снова указал на Камень Артены, затем на Гаэль и опять на камень. Потом улыбнулся и кивнул.

– Он хочет, чтобы я взяла Камень, – объявила Гаэль, тонким от волнения голосом.

Подойдя к журнальному столику, она взяла камень и показала его Синей Тоге.

Синяя Тога улыбнулся и кивнул. Его сияющее лицо было цвета старой слоновой кости. В нем было какое-то неуловимое сходство с древнеегипетскими статуями, хотя он явно не был египтянином. Скорее, в нем было то, что древние скульпторы пытались запечатлеть в камне.

Глядя на него, Киз понял, что в лице этого человека была явно выражена добродетель. Синяя Тога был добр, дружелюбен и пытался помочь. Еще по его лицу промелькивало множество иных выражений, например, страдание, которое он долго терпел и теперь, наконец, преодолел. Что-то от святого было в его лице.

Он жестом показал на Гаэль Дана.

– Он хочет, чтобы я легла на кушетку и положила Камень Артены себе на лоб, – сказала Гаэль.

Она вопросительно взглянула на доктора Рикера, словно спрашивала его профессиональное мнение относительно того, должна ли делать это, но, не дожидаясь его разрешения, тут же сама приняла решение.

– Я сделаю то, что он хочет, – сказала Гаэль.

Она подошла к кушетке, легла на спину и аккуратно положила зеленый камешек точно посреди лба.

– В эзотерических книгах написано, что в этом месте как раз расположен третий глаз человека, – с обеспокоенным видом прошептал доктор Рикер.

– Какой третий глаз? – удивился Киз.

– Никто не знает, какой. Во время операций его никто не находил. Древние легенды гласят, что это – центр восприятия ясновидения.

Словно два взволнованных отца, один из мира снов, а другой из Лос-Анджелеса двадцатого века, Синяя Тога и доктор Рикер подошли к лежащей Гаэль.

Она сонно моргала глазами.

– Я… Я такая сонная, – прошептала она.

– Моя дорогая! – резко сказал доктор Рикер.

– Я вижу красивые огни, водовороты разноцветных огней, индиго. Фиолетовый, красный… – Она прикрыла глаза.

– Так я по-прежнему вижу их! – голос ее упал до едва различимого шепота.

– С закрытыми глазами? – спросил доктор Рикер.

– Д-да…

Вытянутые по бокам руки напряглись. Затем напряглись ее ноги. Затем по всему телу пробежало какое-то конвульсивное движение.

Доктор Рикер резко убрал с ее лба Камень Артены.

ТРРР!

Раздался звук рвущегося шелка. На этот раз он означал уход, и Киз Ард понял, чего следует ожидать. Комната была пуста. Синяя Тога исчез. Киз повернулся и увидел, что доктор Рикер осматривает лежащую на кушетке молодую женщину. Он поднял ее руку, затем отпустил, но рука не упала, а осталась висеть в воздухе, словно тоже решила бросить вызов тяготению.

Доктор Рикер обратил испуганные глаза на Киза Арда.

– Это состояние называется восковой каталепсией. По крайней мере я надеюсь на это. Оно означает, что Гаэль вошла в глубокий транс, и ее телу можно придать любое положение. Оно не шелохнется, пока кто-то не изменит его положение. Смотрите.

Он поднял ее руку, и рука осталась в вертикальном положении. Затем он положил ее руку на кушетку. Гаэль лежала, словно жизнь покинула ее тело.

Врач попытался нащупать пульс, затем приложил ухо к ее груди.

– Я не могу нащупать пульса и не слышу ударов сердца.

– Значит, она мертва! – прошептал Киз.

Для него отсутствие пульса и биения сердца означало смерть. Он оцепенел от неожиданного горя. Еще двадцать четыре часа назад он даже не знал о существовании этой женщины. Затем она прошла мимо него по Бэкон-стрит, Киз увидел ее лицо и по каким-то признакам понял, что она так же, как и он, не может вспомнить что-то из своего прошлого…

– Нет! – лицо доктора Рикера внезапно прорезали глубокие морщины. – Это не смерть, а глубокий транс. По крайней мере я надеюсь на это.

– Вы можете привести ее в чувства?

– Она не мертва! – прокричал доктор Рикер.

– Тогда приведите ее в себя.

– Я не смею, – покачал головой врач.

– Но почему?

– По двум причинам. Во-первых, если я приведу ее в сознание, ее может убить шок. Во – вторых, шок может нанести вред ее нервной системе и мозгу, и всю оставшуюся жизнь она будет душевнобольной. Киз, мы просто должны ждать. Если она сама придет в себя, я постараюсь помочь ей.

Пот катился по лицу пожилого гнома, пока он пытался решить, что лучше для пациента. Джозеф Рикер был одним из тех редких врачей, которые ставили благополучие пациентов превыше любых других соображений.

Он вытер с лица пот и снова заговорил:

– Простите, Киз, но я не могу обещать того, чего сделать не в силах. Даже самые лучшие врачи на Земле так мало знают о той сложной штуке, которая называется человеком. Происшедшее с ней выходит за грани моего понимания. Я могу отправиться в аптеку и взять средства, которые приведут ее в сознание, но это – риск, на который я пойти не могу.

– А как насчет того, чтобы вызвать «скорую» и отвезти ее в больницу?

– Вы были когда-нибудь в приемном покое? – Врач покачал головой, вспоминая горькие жалобы своих пациентов на эту процедуру. – Нет! Здесь она получит лучший уход. Я думаю, она сама придет в себя. И вот тогда я смогу работать с ней. Вероятно, мне придется интенсивно работать с ней много часов, а может, и много дней, чтобы гарантировать ее выздоровление.

Горькие мысли пронеслись в голове Киза Арда. Пока он смотрел, как Гаэль лежит на кушетке, он начал осознавать, что она значит для него. И большая часть его негодования была направлена на Синюю Тогу.

– Он казался таким доброжелательным! – снова и снова повторял Киз. – Она доверилась ему. Зачем он сделал все это?

– Я не знаю его побуждений или возможностей, – сказал доктор Рикер. – Я согласен, что он выглядел доброжелательным. Я бы тоже доверился ему. Но, может быть, где-то в другом месте происходит или собирается произойти нечто такое, что требует, чтобы здесь Гаэль лежала в трансе.

Киз уставился на врача.

– Вселенная очень сложна, Киз, – продолжал доктор Рикер. – Мысли разных людей соединяются в ней, в подобие телепатии. Это называется групповыми сознаниями. Эти люди сотрудничают ментально, помогают друг другу. Возможно, Гаэль и Синяя Тога принадлежат к одной группе… Как-то так… – Он протянул руки в жесте беспомощности. – Кто знает истину о нашей Вселенной? Никто еще не нашел ответ на вопрос Пилата: «Что есть истина?» А кроме того, пожалуйста, вспомните, что с тех пор, как вы привели Гаэль в мой офис, у меня вряд ли было время как следует поразмышлять.

– Простите. Я и не думал критиковать вас.

Киз отвернулся. В душе у него нарастала горечь, являвшаяся смесью страха и гнева – страха, потому что он не знал, что с Гаэль, и гнева, потому что он ясно ощущал собственную беспомощность в данной ситуации. Минуты превращались в часы. Гаэль на кушетке не шевелилась. В ее спальне зазвонил телефон, но оба проигнорировали звонок.

Шли часы. Отчаяние Киза Арда становилось все сильнее. И тут ему в голову пришла одна мысль. Он взял Камень Артены с журнального столика, куда его положил доктор Рикер.

– На самом ли деле возможно, что она – ее личность, а не физическое тело – перенеслась в мир Синей Тоги? – спросил он.

– Это возможно, – ответил доктор Рикер. – Не знаю, произошло ли это, я вообще не понимаю, что происходит, но, возможно, так оно и было.

– Тогда я отправлюсь в тот же мир, – заявил Киз.

– Что? – воскликнул врач. – Как…

– Использую этот камень так же, как использовала она, – объявил Киз. – Если он сработал с ней, то, надо полагать, сработает и со мной.

– Но ей велели это сделать, – воспротивился врач. – Вам же никто ничего не говорил.

– Никто не говорил мне становиться пилотом-испыта-телем ракет, – возразил Киз. – Это было мое собственное решение. И сейчас я тоже принимаю собственное решение.

Он лег на пол. Пистолет в кармане пиджака давил ему в спину, но Киз не обратил на это внимание.

– Вы сошли с ума? – закричал врач, бросаясь к нему.

– Наверное. Руки прочь!

Доктор Рикер отступил, продолжая возражать, что Киз сам не знает, что может произойти.

– Я никогда не знал, что произойдет, когда садился в очередную новую ракету, – ответил Киз. – Гаэль рискнула. И я собираюсь воспользоваться той же возможностью.

– Но…

– Можете не носить цветы мне на могилу, – усмехнулся Киз.

Положив Камень Артены себе на лоб, он закрыл глаза.

Смутно и далеко, словно в каком-то волшебном мире, он увидел искорку света. Увидел он свет не глазами, а каким-то другим, неизвестным органом. Мозг интерпретировал это явление как видение. Искорка света была просто точкой, единственным светлячком, танцующим на самом краю космоса, атомом, вращающимся на границе молекулы. Но она, эта искорка, не исчезала, она танцевала, искрилась, становилась то ярче, то тускнея, словно мерцание звезды тихой летней ночью. Она была слишком маленькая, совсем незначительная для Вселенной, но красивая, восхитительная и чарующая, словно знак какого-то незаданного вопроса.

Киз не знал, как и чем видит ее. В данный момент его не интересовала физическая сторона этого вопроса. Он только знал, что глаза у него закрыты, и он не может видеть ими этот танец света. А это доказывало, что существует и другой способ видения, о котором не подозревает большинство людей. Возможно, одаренные ясновидением больше знали об этом способе. Но Киз знал, что видит эту искорку. И он подумал, уж не вызывает ли это видение какая-нибудь радиация, исходящая от Камня Артены. Возможно, в состав зеленого камешка входят какие-нибудь радиоактивные элементы. Возможно, именно они и образуют танец искорки. Возможно…

Вспыхнул свет. Он вспыхнул, как радуга, возникнув на периферии его зрения и быстро перемещаясь в центр, – радуга пурпурных и фиолетовых цветов и оттенков, неустанно смешивающихся и двигающихся. И в этом была такая красота, но Киз сперва оказался поражен, а затем успокоился и просто радовался. Киз и не подозревал, что во Вселенной существует такая красота. Внезапно он вспомнил, что уже видел ее прежде. С появлением этой радуги, казалось, из самой глубины сознания всплыли какие-то старые, давно потерянные воспоминания об этой красоте.

Затем возникла глубокая синева и еще больше закрутили-пурпурные волны. И все это переливалось, пылало какой-то внутренней красото, все вытекало из какого-то громадного сердца Вселенной. Потом у каждого оттенка обнаружился собственный источник, намекающий на чудеса и диковины, скрытые где-то далеко-далеко, чудеса, которые сознание Киза не могло исследовать в настоящий момент, но само существование которых несказанно взволновало его. Его разум был очарован, и это напоминало очарование зарождающейся юной любви.

А за этим буйством оттенков угадывались следы золотистого и намеки на белоснежный свет.

Разноцветные волны все ширились и постепенно становились прозрачными. И Киз Ард увидел за ними город, увидел ясно и отчетливо.

Он раскинулся посреди тропических джунглей, фактически являвшихся оазисом на краю большой пустыни. Это был город низких домов с плоскими крышами, на которых жители могли наслаждаться прохладным вечерним воздухом, город с узкими, извилистыми улочками, город с зелеными садами, в которых были многочисленные пруды и клумбы с яркими тропическими цветами.

Сперва Киз увидел город сверху, словно спускался к нему на космическом корабле. Только вот никакого корабля не было. Казалось, он просто парил над городом сам по себе, постепенно снижаясь.

Киз сразу узнал этот город. Это была его родина, его дом во всех эмоциональных смыслах этого слова, дом, где было безопасно, дом, где была любовь. Дом, которого у него никогда не было. Дом, по которому истосковалась его душа.

Увидев город, он почувствовал тоску по давно утраченному и только теперь найденному вновь дому. Но вместе с этим Киз увидел кое-что еще – башню, возвышающуюся над стенами на самом краю города. А возле башни стояло здание, достаточно просторное, чтобы можно было назвать его дворцом.

Киз понял, что это был город, который он видел в кошмарных сновидениях, город горящего ветра и электрического воздуха, город боли и страха. Город Кутху!

Точка, с которой Киз рассматривал город, стала быстро снижаться, спускаясь к какой-то невидимой пока что цели…

В Лос-Анджелесе 1980 года, в некогда роскошной квартире, созданной, чтобы служить людям любовным гнездышком, богатым людям, которые могли позволить себе подобную роскошь, доктор Джозеф Рикер сорвал зеленый камешек со лба физического тела Киза Арда. Швырнул его через комнату, он даже не заметил, что камешек улетел под кушетку, на которой лежала Гаэль. Доктор Рикер надеялся, что, устранив камень, вернет Киза в сознание, но боялся, что этого не произойдет. Он понимал, что камень уже сыграл свою роль, запустил цепную реакцию, которая, вероятно, управляла глубинными уровнями человеческой души.

Когда камня не стало, Киз даже не пошевелился. Доктор Рикер нащупал его пульс. Тот становился все медленнее и медленнее, по мере того как останавливался механизм тела. Врач приподнял ему веко. Глаза Киза закатились, как бывает во сне или во время транса. Он послушал сердце. Услышал лишь слабые, медленные удары, которые, пока он слушал, постепенно замерли.

Поднявшись, врач перешел к кушетке и снова осмотрел Гаэль. Она была в том же состоянии, что и Киз. Телефон звонил. Снова и снова. Доктор Рикер не слышал его и не стал бы отвечать, даже если бы и услышал. Его ум, сердце и, возможно, душа были с двумя пациентами. Он отчаянно пытался придумать какой-нибудь способ помочь им, целиком зависящим от него. Ему и в голову не приходило, что, возможно, пора было придумать, как помочь самому себе. Если бы пациенты умерли, ему было бы трудно объяснить полиции или жюри присяжных при коронере, почему он не вызвал «скорую» и не отвез пациентов в больницу. Окружной прокурор мог бы даже обвинить его в убийстве. Но и без этого у него были бы одно неприятности с местной медицинской ассоциацией.

Однако все это не имело значения для доктора Рикера. Все это было бы ничто по сравнению со страданиями, которые он испытал бы, если бы подвел своих пациентов.

Глава VIII

Гаэль Дана вошла в разноцветные волны света, в водоворот движущихся форм и оттенков. Но страха не было. Это напоминало полет, о котором она смутно помнила и интуитивно чувствовала, что это происходило с ней и раньше.

За этими волнами она увидела город и, вместе с замешательством, испытала радость и счастье. Она поняла, что летит домой. И это было просто и естественно, как дыхание. В этот момент Гаэль Дане все показалось таким простым…

Она осталась сама собой, когда нырнула в волны света. И оставалась собой, вынырнув из них по другую сторону.

Но это были разные «сама собой». Из Гаэль Даны она превратилась в кого-то иного, с другим именем, другим телом и другой личностью, превратилась в человека, говорившего на ином языке и жившем в иное время в ином мире. Все неуловимо изменилось неописуемым образом, над которым все психологи Земли сломали бы себе головы. Неизменным осталось лишь сердце, ее любящее сердце.

Она стала молодой женщиной, стоящей на садовой тропинке за высокой каменной стеной, неподалеку от громадного, длинного каменного дома. Ее звали не Гаэль Дана. Звали ее теперь Г’жхил, причем в сочетании «жхил» содержалась информация о том, что она дочь богатого и влиятельного человека в этом городе.

Сгущались сумерки. Где-то неподалеку шумел небольшой водопад. Для народа, жившего на краю пустыни и познавшего ужас жажды в песках, шепот проточной воды был самым сладостным звуком, которое могло услышать человеческое ухо. От водопада вода поступала по специальным каналам к тропическим растениям с толстыми стволами и густыми кронами. Воздух был полон ароматами экзотических цветов. В сумрачном воздухе шелестели крылышки колибри. Перед лицом девушки повисла серая бабочка с шестидюймовыми крыльями. Она не прогнала ее. Бабочка была старым другом.

Г’жхил было семнадцать, и она ждала любимого, который приезжал к ней душными ночами. Поскольку девушка была влюблена, она заодно любила и весь окружающий мир, и все, что в нем находилось. В этот момент она любила даже Кутху. Одновременно она боялась его, но сейчас, пока ждала любимого, страх куда-то на время исчез. Любовь ей шептала, что есть некий способ обойти Кутху. По крайней мере, она надеялась на это. В доме ее отец, которого звали Х’жхил, разговаривал со старым жрецом, которого они оба любили и уважали.

Вдалеке раздался крик. Г’жхил поняла, что люди Кутху настигли кого-то, кто выступил против них, и, вероятно, пронзили беднягу копьем.

На мгновение это потрясло и испугало ее, но страх тут же исчез, потому что она знала, что даже Кухту не посмеет своевольничать с Х’жхилом или его дочерью. Слишком много людей любили их. Страх исчез, но ненависть в горбоносому Кутху осталась. Девушка знала, что подобные чувства обуревали и многих других, екто ненавидели Кутху, захватившего власть с помощью непонятного волшебства, нарушившего древние мирные обычаи народа, бежавшего сюда, на юг, к громадной пустыни, от могущественных врагов.

Жители города были беженцами уже столько столетий, что даже самые старые и мудрые жрецы, у которых был доступ к историческим записям, не могли подсчитать, сколько уже длится это бегство. И Гжхил задалась вопросом, не настало ли время снова бежать, на сей раз от собственного правителя-узурпатора.

В сумерках сада Г’жхил охватило еще одно не совсем понятное чувство. Ей казалось, что она является двумя людьми сразу – Г’жхил и кем-то еще, кто жил в каком-то другом месте и в другое время. Наступил момент дежа вю. У девушки возникло ощущение, будто это уже происходило с ней когда-то. На какую-то долю секунды она вспомнила Гаэль Дану, вспомнила очень смутно, и это поразило ее.

Мельком увидев Гаэль Дану в каком-то отдаленном времени и в далеком месте, она интуитивно осознала, что это она сама станет этой женщиной с рыжими волосами в странном городе странного будущего. Лица Гаэль Даны и Г’жхил не были совсем уж различными. Фактически это было лицо одной и той же женщины, только в разном возрасте и с различным опытом жизни на третьей планете от Солнца.

В отличие от Кутху, который захватил контроль над телом человека по имени Эллер, которым Кутху никогда не был, Гаэль Дана и Г’жхил были одним и тем же человеком, одной личностью, только в разных местах, в разных временах и в разных телах. И не было между ними никакого внутреннего конфликта. Они скользнули друг в друга, как рука входит в перчатку, легко и гладко, за исключением того, что у Ржхил была вспышка предвидения, проблеск осознания, подсказавший ей, что этой женщиной она станет в каком-то мире будущего. Предвидение тут же исчезло, и она осталась в сумраке, постепенно переходившем в ночь. И тут снова раздался крик, на этот раз ближе.

Раскрылась дверь в сад. Думая, что это Кизн, человек, которого она ждала, она рванулась туда. Но тут в темноте послышался голос. Она тут же поняла, что это не Кизн, а Ди-ур, старый, мудрый жрец, которого она знала всю жизнь. Она любила Ди-ура. Он всегда был добр к ней, всегда понимал ееи научил ее основам древней магии – тем знаниям, которые оставались у людей с незапамятных времен, то, что она могла понять и использовать. Но чтобы использовать магию в полную силу, нужны годы учебы и дисциплины.

Кутху изучал это древнее искусство, но пользовался им в личных целях, чтобы заманивать людей в свою паутину. Ди-ур настаивал, что нельзя использовать магию для страдания других людей и что их страдания рано или поздно вернутся к магу.

Ди-ур много раз повторял, что причина и следствие-столь же актуальны в области морали, как и в физическом мире. Зло, творимое людьми, всегда возвращается к породившим его.

В сумраке Г’жхил увидела Ди-ура. Она не смогла бы разобрать цвета его одежды, но знала, что он всегда ходил в синем. Он обнял ее отеческим объятием, и Г’жхил почувствовала прикосновение металлических браслетов на его предплечьях.

– Мое дорогое дитя! У тебя все в порядке? – спросил Ди-ур.

– Конечно. Конечно. Но у меня было странное чувство…

И она рассказала ему, как на один миг стала молодой женщиной из какого-то далекого будущего. Он внимательно выслушал ее, затем вздохнул.

– Я рад, что переход тебе не повредил. – сказал Ди-ур, когда она замолчала. – Я… Я волновался.

– Вы имеете к этому какое-то отношение? – спросила Г’жхил.

– Косвенное. Им управляли из моего братства. Но я был заинтересован в успехе. Работая с такими тонкими и одновременно могучими силами, никогда нельзя быть уверенным в результате. Но когда находится в опасности будущее на много тысяч лет вперед… – и он замолчал.

– В опасности такая прорва времени? – воскликнула Гжхил.

– Да, моя дорогая. Нынешней ночью положено на чашу весов для большинства жителей этого города будущее на тысячи лет вперед.

Ди-ур явно был в мрачном настроении.

– Расскажите мне об этом, – прошептала Г’жхил, чувствуя, как в ее сердце вновь зарождается страх.

– Нужно очень многое рассказать, а у нас так мало времени, – ответил Ди-ур. – Сначала разразится катастрофа.

– Что вы имеете в виду? – спросила Г’жхил.

– Я думаю, она придет в виде ужасного землетрясения, разрушившего все и вся.

– Землетрясения?

– Я подозреваю, что оно разрушит весь город, – пояснил жрец.

Г’жхил задохнулась при мысли о страданиях, которые грозят ее народу.

– Вы уверены в этом?

– Почти что наверняка. Уже много месяцев наши приборы показывают все учащающиеся сотрясения земной коры. Источник их лежит в глубинах под западным морем. Я думаю, острова в том море исчезнут, а нас этот катаклизм лишь слегка заденет своим крылом.

Голос его утратил обычное спокойствие и стал резким. Впервые Г’жхил слышала, как голос жреца выдавал истинные его чувства. Но теперь в нем звучала боль и страдания за людей, для которых не было спасения.

– Кутху знает о приближающейся катастрофе, – продолжал Ди-ур. – Уже много месяцев он строит различные планы спасения и тут же отказывается от них. Для него главная трудность состоит в том, что он не может взять с собой своих приближенных, своих рабов, своих женщин и свои богатства. И все это важно для него. Без приближенных он чувствует себя одиноким и потерянным. Без женщин, удовлетворяющих животную составляющую его натуры, он заболевает странной лихорадкой. Без рабов он беспомощен. А без богатства не сможет купить власть над людьми.

Снова раздался крик, еще ближе. Ди-ур замолчал, прислушиваясь.

– Они бегут по моему следу, точно собаки, – вздохнул он.

– На вас охотятся? – воскликнула Г’жхил. – Они не посмеют!

– Кутху посмеет, если решит, что я перешел ему дорогу. Он боится меня из-за того, что считает магией, но я-то знаю, что это всего лишь знания законов природы. Однако его страх перед катастрофой становится больше страха передо мной, и если он решит, что я могу как-то помочь ему убежать, то он будет охотиться за мной.

– Как же он намеревается убежать?

Ди-ур помолчал, обдумывая то, что хотел сказать. Он знал суть проблемы, но было трудно объяснить все это. Мысли человеческие так легко запутать, когда разговор касается времени.

– Лучший его план состоит в том, чтобы сбежать в будущее, – наконец объявил он.

– В будущее? В то время, которое еще будет? Но как это возможно? – удивилась Г’жхил.

– Это возможно, нужно только знать, как. Это можно проделать, если вы чисты сердцем, чтобы без страха встретиться с будущим. Нельзя перейти в послезавтрашний день, но можно перепрыгнуть через то, что называется петлей времени примерно в тысячу лет.

– В физическом теле?

– Нет, дорогая. Физические тело останется здесь. Но у всех нас есть и второе тело. Я уже рассказывал тебе об этом…

– Я помню, – шепнула девушка и замолчала.

Она всегда удивлялась Вселенной, в которой жила. Вселенная была одновременно изумительная в своей странности, и простая, и удобная, как пара разношенной обуви. Но как одно и то же может быть странным и знакомым? Г’жхил для себя решила, что тут все зависит от точки зрения.

– Именно это второе тело и может совершить переход через время. В этом втором теле содержится память, и у него также есть свои органы чувств… Но хватит натурфилософии. Я рассказываю тебе это по одной причине. Твой отец решил уехать сегодня вечером. Разумеется, он возьмет с собой тебя и доверенных слуг.

– Уехать в отпуск? – резко спросила Г’жхил. – Покинуть дом? Я… я не могу оставить Кизна. Я… Я люблю его.

– Я понимаю тебя, моя дорогая. Твой отец хочет, чтобы Кизн отправился с вами.

Г’жхил почувствовала в душе облегчение. Она хотела быть там, где был Кизн.

– И вы тоже отправитесь с нами?

Мгновение Ди-ур молчал, затем покачал головой.

– Я нужен здесь. Как я могу сбежать и бросить тех, кого любил и кто доверял мне, страдать в одиночестве, когда я готов жизнь за них отдать! – В его голосе зазвучала боль. – Кроме того, я не знаю, позволит ли мне убежать Куитху.

– Но ведь уходят и те, кто вас любил и кто вам доверял, – быстро сказала Г’жхил. – Они тоже будут нуждаться в вас!

Ди-ур погладил ее по руке.

– Знаю. Но здесь я буду нужен больше. – Он замолчал и прислушался к ночным звукам, затем легонько поцеловал ее в лоб. – Мне нужно идти. Твой отец пошел убедиться, что лошади готовы. Он хочет, чтобы люди уезжали по двое, по трое, вроде как на предрассветную охоту в пустыне. Он поедет первым и хочет, чтобы ты с Кизном были следующими.

– Я… Конечно.

– До свидания, моя дорогая.

Она слышала, как его шаги замирают по направлении к двери в стене сада. Мгновение она в нерешительности постояла в темноте, сердце ее рвалось в двух направлениях сразу, затем прошла в дом. Слуги упаковывали ее личные вещи. Они сказали, что отец велел ей одеться в дорожные одежды и быть готовой выехать с рассветом на охоту.

В Г’жхил росло беспокойство. Почувствовав это, к ней подошла старая нянька. Она была с ней с рождения, поскольку мать ее умерла, и Г’жхил бросилась в объятия старухи, которая приласкала и успокоила ее.

– Как только переоденешься в дорожное платье, выходи в сад и жди там Кизна, – сказала нянька. – Мы сделаем все, что нужно… Что это? – воскликнула она, когда грохот заглушил ее слова.

Пол вздрогнул – маленькое землетрясение.

– Это первое предупреждение, – предупредила нянька и подтолкнула Г’жхил к черному входу. – Иди, дорогая, в сад. Жди Кизна.

Со страхом, сжимавшим ей сердце, Г’жхил прошла в сад и оказалась там в тот момент, когда в темноте открылась калитка. Г’жхил бросилась к ней, но тут же остановилась, услышав чье-то тяжелое дыхание.

– Кизн? – тихонько позвала она.

– Это Ди-ур, – ответил ей мужской голос.

– Ди-ур? Вы… Вас ранили? – воскликнула Г’жхил, бросаясь к нему.

– Просто запыхался, – ответил старый жрец. – Пришлось мне немного пробежаться. – он сделал паузу, чтобы отдышаться. – Меня ищут, – сказал он затем.

– Но зачем? – резко спросила Г’жхил.

– У них на это есть причины. Моя дорогая, я хочу, чтобы ты сделала для меня кое-что…

– Конечно! Все что угодно!

– Вот. Возьми.

Г’жхил почувствовала, как что-то кладут ей в руку. Маленькое и теплое на ошупь. Г’жхил сразу решила, что это драгоценный камень.

– Это не настоящий драгоценный камень, – сказал Ди-ур, словно прочитав ее мысли. – Это жизненно важный элемент для управления машиной, работающей на энергии, о существовании которой почти никто не знает в наше время. Я… Я украл его!

Мысль о том, что жрец способен что-то украсть, поразила Г’жхил.

– Да, украл из секретной мастерской Кутху, находящейся в основании той проклятой башни на территории его дворца. Но в душе я знаю, что никто не станет меня винить за это воровство. Без этой штучки власть Кутху станет много меньше. Его люди преследуют меня, чтобы вернуть ее…

Снова раздался крик, теперь уже совсем рядом, прямо за стеной.

– Они не знают, что я здесь. Сейчас я уйду, скроюсь в темноте, – продолжал Ди-ур. – Храни этот зеленый камешек всю свою жизнь. Потом передай его своему старшему сыну. Скажи, пусть он передаст его своему первенцу. Скажи, что это принесет ему удачу.

Жрец снова поцеловал ее в лоб. Скрипнула дверь, и он растворился в ночи. Камешек в руке Г’жхил пульсировал и, казалось, жил собственной жизнью. Затем возле дома послышался голос. Голос Кизна, и в нем тоже звучали тревожные нотки.

Глава IX

На руках доктора Рикера в квартире Гаэль оказалось два безжизненных тела. Ночь была прохладной для Лос-Анджелеса. Кроме того, работал кондиционер, и по комнате проносился тихий, прохладный ветерок. И несмотря на это, лицо и все тело врача заливал холодный пот.

Как врач, Рикер видел смерть в разных формах и обличии. Он осматривал людей, умерших от огнестрельных и колотых ран, осматривал наркоманов, вколовших слишком большую дозу или умерших от отсутствия наркотиков. Он также осматривал тела самоубийц, бросивших жизни последний жалкий вызов. Так что смерть была для него не в новинку. И при этом она не была для него врагом. Доктор Рикер считал, что если человек прожил жизнь, хорошо исполнял свой долг и до конца прошел выделенную ему дорогу, то смерть станет для него желанным другом.